Самозваные святые

Луис не чувствует страха или отвращения, только грусть и вину, давящие мраморной плитой, желание поддержать, нежность, от которой перехватывает горло, и эгоистичную уверенность в том, что Лукреция его поймет. Она говорит вбитыми в нее фразами, однако на самом деле с ней все совсем иначе, поэтому Сера ошарашенно замирает, когда девушка сердито выворачивается из его объятий и отскакивает к двери. — Не делай так, — свистящим шепотом требует испанка, — больше никогда… не делай так. Биолог запускает пальцы в волосы, волнительно переминается с ноги на ногу, чешет в затылке; увлекся, забыл, не подумал, что симпатия Лукреции может не распространяться так далеко. Похоже, он совсем разучился обращаться с девушками. Вдруг из-за поцелуя она потеряла бы контроль, и плага вырвалась бы наружу? Луис заставляет себя представлять, как когтистые щупальца забиваются ему в рот через горло Лукреции, разрывают щеки, комком проталкиваются в глотку, однако получает только думать о том, как Рамон вколачивал в девушку учения Лос Иллюминадос. — Прости, я… я не подумал. Не злись, моя красотка, — устало просит Сера; Лукреция смотрит на него больными глазами и качает головой; даже ее локоны кажутся поникшими, а розовые бутоны жухнут на глазах. — Ты важен для Владыки Саддлера. Он простит тебе многое. Если господин Рамон решит, что я распутничаю и отвлекаю тебя от работы… — Кстати, о работе! — биолог щелкает пальцами, радостно хватаясь за возможность перевести тему. — Ты не против, если я возьму у тебя кровь на анализ? Лукреция удивленно выпрямляется. — Зачем? — Хочу… — он морщит лоб, стараясь говорить как можно мягче и понятнее, — разобраться в твоих отношениях с лас плагас. На первый взгляд симбиоз не доставляет тебе особого дискомфорта. Это необычно. — Владыка Саддлер сказал, что это все потому, что моя душа стала единой с его, — хмурится девушка, — поэтому я… как господин Рамон и преподобный Мендез. И еще один человек, который служит Владыке Саддлеру. Он военный, кажется… — И все же я прошу тебя об одолжении, — настаивает Сера; он подбегает к письменному столу, широкому, украшенному резьбой и инкрустацией, достает инструменты; пока закатывает рукава и дезинфицирует руки резко пахнущим раствором, Лукреция не сводит с него хмурого взгляда, ища подвох. — Если в моей крови удастся что-то найти, ты же не будешь… не станешь просить Владыку Саддлера, чтобы он разрешил меня резать? — Скорее, я себя разрежу, чем позволю причинить тебе вред, — искренне отвечает Луис; испанка ему не верит, это видно по выражению ее лица, но не спорит, подходит к биологу, теребя обору на манжете. — Рукава узкие… придется расстегивать платье. — Позволишь? — спрашивает Сера; Лукреция, поколебавшись, поворачивается к нему спиной: ряд гладких выпуклых пуговиц сбегает вереницей от ворота до низа спины. У Луиса постыдно трясутся руки, потому что неожиданно ему хочется поцеловать Лукрецию снова. Назло Салазару; и чтобы убедить ее, что вместе им нечего бояться. — Позаимствую у тебя немного крови и пойдем на прогулку, — решает Луис; пуговицы легко выскакивают из щелей; волоски, черные, но персиково мягкие, растущие на задней стороне шеи девушки, встают дыбом, и Сера намеренно придвигается ближе, щекоча их своим дыханием.