Самозваные святые

У Лукреции ровные клинышки лопаток, проступающие позвонки, родинки, похожие на капли темного шоколада, и шрамы; в первый раз Луис не сумел их рассмотреть, однако сейчас видит эти рубцы и понимает, что ему не хватает воздуха, а самообладание на исходе, потому что нужно быть конченым уебком, чтобы делать такое с человеком. Впрочем, культ творил вещи и похуже; девушка еще легко отделалась. Испанка сутулится, низко опустив голову, стягивает рукав с правой руки, придерживает платье на груди. — Когда я разделила святую плоть, все зажило. Раньше… было еще хуже. Прямо под шрамами что-то темнеет, извивается, натягивая бугристую кожу; научный интерес и привязанность к девушке убеждают коснуться, но Луис стоит ровно, до боли сжимая челюсти. Он осуждает культистов и Саддлера, однако сам ничем не лучше; скольких людей «Umbrella» держали в своих лабораториях? А Сера начал что-то понимать, только оказавшись на их месте. Рамон и Мендез хотя бы истово верят в учения Саддлера, а Сера работал за деньги; он куда больше заслуживает презрения. — Пока мы вместе, тебе больше не придется страдать, — заверяет Луис, но все его обещания горчат ложью; здесь он ничего не решает. Он снова дезинфицирует руки, протирает ватным диском, смоченным в резко пахнущем растворе, внутреннюю сторону локтя Лукреции, перетягивает руку чуть повыше острого девичьего локтя; под тонкой кожей отливает бирюзовым самая крупная венка, но через секунду проступает целая сеть тонких темных вен; когда биолог вводит иглу, девушка даже не морщится. — Не больно? — Разве это боль? — цинично усмехается Лукреция, глядя в стену; ее кровь, густую, багровую, разбавляет тянущейся вязко чернотой. — Мы с тобой… будем осторожны, — начинает Луис; он настроен решительно: все-таки от этого зависят их жизни. — Рамона нельзя волновать, как и Саддлера. — Господин Рамон ценит порядок, — согласно бормочет Лукреция; как только речь заходит о культе, ее глаза стекленеют как у загнанной лани. — Вот и не будем наводить суету, а тихо, мирно проведем время вместе, — испанку лучше держать поблизости; если подвернется случай для побега, придется действовать быстро, — не терпится взглянуть на замковый сад. Там красиво, не сомневаюсь, но ты собой затмишь все его цветы. — Там… почти ничего не осталось. Все заросло. Мне удалось спасти несколько клумб… — Надеюсь, Рамон выписал тебе за это премию, — Луис спокойно поправляет платье Лукреции, помогает вдеть руку в рукав, начинает застегивать пуговицы. — Ему не понравилось, что я испачкалась в земле, — виновато шепчет девушка, словно и Сера будет ей выговаривать за грязные ногти, но он только смеется. — А по-моему, садовые работы — это очень… — биолог хочет сказать «сексуально», но решает не тревожить испанку лишний раз, — похвально. Луис застегивает последнюю пуговицу и с сожалением отступает; он видится себе разбойником, а Лукрецию представляет знатной леди, которую нужно спасти из лап шайки фанатичных маньяков. Как она поведет себя вдали от Саддлера, Сера не представляет; возможно, зараженным не выжить вдали от деревни, однако оставаться здесь нельзя. Скрывать свои замыслы от Лукреции будет тяжело, однако ей лучше ничего не знать. А образец крови испанки поможет создать средство, которое при необходимости сможет обезвредить и девушку, и паразита.