Самозваные святые

Луису хочется прижаться к Лукреции потеснее, погладить ее по бедру, коснуться, груди; он давно не был с женщиной, а Лукреция такая теплая и так близко, но если они обнимутся чуть крепче, то девушка поймет, что у него что-то под одеждой, и совсем не в том смысле, в котором хотелось бы, вот и приходится просто лежать рядом, хотя испанка его будто провоцирует, закидывая на биолога ногу и толкаясь животом при каждом вздохе. Задрать бы подол, погладить ее ногу, распустить шнуровку, чтобы платье свалилось ненужной шелухой, растрепать ее волосы… фантазии будоражат кровь, и без того раскаленную от напряжения. Если Лукреция не против, Сера был бы рад… но только после дозы подавителя. Лас плагас так же склонны к размножению, и для особи внутри Лукреции тело Луиса может показаться идеальной средой для потомства. Мысль о беременности самой Лукреции заставляет биолога вспотеть; нет, с близостью им стоит подождать, однако Сера водит ладонью вдоль плавного изгиба девичьей спины, с трудом удерживаясь от того, чтобы скользнуть рукой ниже. Лукреция разозлится? Закричит, оттолкнет его? Или замурлычет котенком и потянется навстречу? Луис это проверит, когда они выберутся отсюда. Девушка потягивается, сонно моргая, томная и разомлевшая. — Я глаз не сомкнула, пока тебя не было. Переживала… еще и господин Рамон сердится. Было страшно попасться ему на глаза. — Все так плохо? — Сера поворачивает голову, глядя на испанку; Лукреция кивает, потираясь щекой об его плечо. — Они каждый день ругались с отцом Биторезом. Так сильно, что я сама чуть не потеряла контроль. Так много злости, ненависти… Я думала, господин Рамон нападет на святого отца — слишком сильно он хотел его крови. — Это вряд ли, моя красотка. Мендез нужен Саддлеру, а против него Салазар не пойдет. — Отец Биторез не так вспыльчив, как господин Рамон, — добавляет девушка; Луис хочет сказать, что Мендез и на мужчину похож в отличии Салазара, но прикусывает язык, не желая портить момент; достаточно, что у него кусок янтаря за пазухой. — Тебе понравилась его проповедь? — испанка приподнимается на локте, заглядывает в лицо биолога, который отвечает ей взглядом сквозь ресницы. — Мне показалось, она произвела на тебя впечатление… — Мендез умеет… увлечь словом, — признает Сера и, подняв руку, щекочет пальцем кончик носа Лукреции. — Но я почти не слушал. Был занят — думал о тебе. Разрумянившись, девушка садится, поджав под себя ноги. — В церкви не место для… таких мыслей. — Для каких это «таких»? — интересуется Луис, усмехаясь. — Все мои мысли исключительно приличны. А вот чем полна твоя головка, судя по румянцу… — Ничем, — отрезает Лукреция и тихо смеется, пряча лицо в ладонях и посматривая на ученого сквозь пальцы; Сера придвигается к ней, кладет руку на колено, сминая под пальцами ткань юбки; девушка замирает, не отнимая ладоней от щек. — Ох, пожалей меня, моя красотка. Не дразни, — умоляет Луис; испанка проказливо хихикает. — Я ничего не делаю. — Ты соблазняешь меня, а это жестоко. Ведь я — честный человек. — Ты болтун, — шепотом заявляет Лукреция и бросается в сторону, вскрикивает, заходится смехом, когда Сера хватает ее, подминая под себя.