Самозваные святые

Луис молчит; сказать ему нечего. Он уже столько пообещал Лукреции, на деле не смог выполнить и половину; грудь сдавливает сухим кашлем, хочется сесть, отдохнуть, но Сера знает, что если даст слабину, то дальше идти не сможет. Он выбредает к замку; если получится добраться до комнаты, то ученый сумеет оказать помощь Лукреции. Лас плагас — это не эликсир бессмертия и не лекарство от всех болезней; возможно, только благодаря паразиту, девушка пережила взрыв, но без лечения организм не справится. О Леоне биолог не переживает; он главный герой, а такие всегда выживают. Хотя болтал бы Кеннеди поменьше, цены бы ему не было. Однако сложно его за это винить: в его глазах Лукреция такой же монстр, как и прочие жители деревни. А Луис в самом деле крыса, просравшая свою жизнь. — Потерпи, моя красотка. Мы почти пришли, — просит Сера, стиснув зубы; он толкает себя вперед, вверх по ступенькам, во всю силу рук обнимает Лукрецию, уронившую голову ему на плечо. Ее волосы опалило с одной стороны, локоны слиплись от запекшейся крови. Луис запоздало вспоминает о рубине, который он положил… куда? В карман джинсов? Или во внутренний карман куртки? Так жаль, если потерял… Глупо переживать о драгоценности, когда спустил вообще все, что у него было. Рыцари встречают биолога грудой металлолома, плаги, скрывавшиеся в латах как в скорлупе, лежат ошметками хитина и склизкой плоти; щупальца еще содрогаются в судорогах, жала влажно блестят, истекая ядом. Их прикончили совсем недавно, понимает Луис отстраненно; ему почти удается подняться по лестнице, но на последней ступеньке ученый спотыкается, падает на колени. Сера выставляет перед собой локоть, чтобы не уронить Лукрецию, которая глухо стонет, не размыкая век; из носа девушки сочится кровь. Луис хочет аккуратно вытереть, но только сильнее размазывает багровое по лицу испанки. — Прости, моя красотка, — выдавливает Луис, сотрясаясь от кашля; в горле что-то мешает, булькает, ученый шумно отплевывается, не сразу понимая, что отхаркивает кровь. Видимо, повредил легкие и трахею. Сера отползает к стене, приятно-холодной, приваливается к ней спиной, держа на коленях Лукрецию. Прижавшись щекой к ее лбу, ученый прикрывает глаза. — Надеюсь, у Леона получится все исправить. Кто-то же должен… раз я не смог, — язык заплетается, во рту сухо, от вкуса собственной крови тошнит. — Прости, что тебе пришлось пройти через это… и спасибо, что была рядом со мной все это время. Жаль, что у нас его оказалось так мало… Биолог смущенно смеется. — Понимаю, что момент не тот, и звучит все неубедительно, но ты… в самом деле стала мне дорога. Не представляешь, насколько, моя красотка. Я бы… многое отдал за то, чтобы с тобой было все в порядке…. Луис снова кашляет, на этот раз приступ в разы сильнее; грудную клетку разрывает, кровь идет горлом, забрызгав подбородок и грудь, несколько тяжелых капель попадают на щеку Лукреции. Все тело горит, словно по венам пустили напалм; скосив глаза, Сера видит через оборванный рукав куртки свою руку: черные вены набухают, проступая под кожей. Он хватается за прокушенное Лукрецией плечо, давясь нервным смехом. Вот что значит кровавый кашель; как иронично. Луис посмеялся бы еще над нелепостью ситуации, но он теряет сознание.