It’s the Small Things (That Change the World)

Хаширама посетил это место, чтобы выпить чашку сакэ и, возможно, быстро поиграть в кости. Как Хокаге, он действительно должен был избегать таких заведений, но сейчас ему было все равно, что могут подумать люди. Ему отчаянно нужно было что-то, что отвлекло бы его от разговора с Мадарой. Он не собирался напиваться; он искал тот конкретный градус, который превратит его настроение из дерьмового в веселое. Обычно Хаширама умел пить. Алкоголь оказывал на него хорошее действие — он становился еще более жизнерадостным и много болтал. Но этой ночью все было по-другому. Сенджу выпивал чашки сакэ один за другим, но чувствовал себя только хуже. Вскоре он сдался в попытках повеселиться и просто попытался притупить свои эмоции до такой степени, чтобы слова Мадары больше не причиняли боли. Но с саке здесь что-то было не так, потому что с каждой чашкой его сердце только сильнее сжималось от боли. Он так и сказал бармену. Лысый пожилой мужчина обеспокоенно моргнул и попытался взять у него бутылку, но тот сжал ее крепче. Не нужно было, чтобы другие страдали от выпивки так, как он, он был готов справиться с этим в одиночку. Хаширама налил себе еще одну порцию. — Хокаге-сама, я думаю, с вас хватит, — прошептал мужчина за стойкой. Хаширама был тронут беспокойством в его голосе, алкоголь сделал его внезапно сентиментальным. Хотя бармен продавал помои и называл это саке, он был добрым человеком, беспокоившимся о своей репутации. Не то чтобы в этом была какая-то польза для Хаширамы. Он еще был в состоянии понять, что другие посетители заведения бросают на него любопытные взгляды с тех пор, как он сел за стойку. Вероятно, никто не собирался уходить, ожидая, пока он… что? Будет блевать? Плакать? Говорить им, что они все его семья, и поклясться защищать их до последнего вздоха? Еще несколько чашек, и они получат свое шоу. — Спасибо, друг, — он попытался, но не смог сохранить ровный голос, слегка невнятно произнося слова. — Но я знаю, когда остановиться, и это время не пришло. Дай еще одну бутылку, — он вылил последние капли, — но на этот раз получше. — Хокаге-сама, простите, но я действительно думаю… — Сейчас же! — приказал он и, конечно же, получил то, что хотел. Он всегда получал то, чего хотел, от всех, кроме одного человека, который имел наибольшее значение. Почему так должно было быть? Он просто хотел сделать его счастливым и стать счастливым тоже. Как Мадаре может быть все равно? Как он мог причинить ему такую ​​боль? — И вот я утопаю в жалости к себе, — пробормотал он в свою чашку. Лысый бармен с любопытством посмотрел на него, но Хаширама не заметил этого, продолжая общаться со своей выпивкой. Если ему не удавалось добиться бодрости или опустошенности от алкоголя, он был готов довольствоваться чувством безграничной жалости к себе. С каждым жгучим, вызывающим тошноту глотком сакэ это казалось лучшим вариантом. Он только поднес чашку к губам, готовый проглотить еще немного этого мерзкого пойла, когда сильная мозолистая ладонь опустилась на его запястье, остановив на полпути. Он уставился на нее, не желая поднимать свой затуманенный взгляд ее владельца. — И вот ты, как всегда, портишь мне удовольствие, — пробормотал он. — Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — прорычал Тобирама. — Напиваюсь. — Думаю, это ты уже сделал. Поздравляю. — Еще не все, брат, еще не все. Вот, садись и выпей. Видят боги, ты мог бы использовать это, чтобы расслабиться… — Ты абсолютно пьян, — заявил Тобирама, не обращая внимания на поднятую ему чашку Хаширамы. — Я отвезу тебя домой. Ты уже достаточно навредил своей репутации. — Думаешь, публичное отчитывание на пользу моей репутации? — Просто заплати за свою чертову выпивку и пошли. Вздохнув, Хаширама начал обшаривать карманы в поисках денег. Он просто знал, что Тобирама не оставит его в покое, так что не было смысла оставаться. — В этом, Хокаге-сама, нет необходимости, мы угощаем, — заверил его добрый бармен, поняв, что Хаширама не нашел ничего, чем можно было бы расплатиться. — Нет, есть! — его брат отказался, положив свои монеты на прилавок. Хаширама позволил стащить себя со стула и выпроводить за дверь. Саке внутри него не очень понравились такие движения, и особенно то, как Тобирама подгонял его по дороге, уговаривая идти быстрее. Младший брат ругал его за такие безответственные и глупые поступки, но Хаширама не был в состоянии следить за этим монологом, так как земля под ногами опасно раскачивалась при каждом шаге. Добраться домой было настоящим достижением. У него кружилась голова, мир вокруг него расплывался, но, по крайней мере, про Мадару он уже не думал. После, казалось бы, бесконечной прогулки они вернулись в его дом. Он рухнул на стул и несколько застенчиво посмотрел на брата. Тобирама стоял перед ним, уперев руки в бока, кипя от гнева. — Не хочешь сказать мне, в чем был смысл всего этого? — Я достаточно взрослый, чтобы делать все, что захочу, пап, — ухмыльнулся он, надеясь, что это достаточно разозлит младшего, и он уйдет. Но не тут-то было. Его брат вздохнул и придвинул к себе стул. Он выглядел усталым и грустным, и Хаширама внезапно почувствовал себя очень плохо из-за того, что снова стал для него такой обузой. У него не было намерения причинить ему боль, он просто хотел, чтобы Тобирама оставил его в покое, желательно с еще одной бутылкой алкоголя. — Ну? К чему это все? — спросил Тобирама натянуто спокойно. Хаширама отвернулся, но все еще чувствовал, как алые глаза сверлят его. За неимением других слов, он выпалил правду, надеясь, что хотя бы одному из них станет немного лучше. — Он расстался со мной. За этим заявлением последовала тишина. Хаширама взглянул на брата. Все было расплывчатым, и он не мог хорошо разглядеть выражение его лица, но оно точно не было сочувствующим. — О… — И это твоя чертова вина! — до сих пор он даже не осознавал, насколько зол на Тобираму. — Ты и твоя абсурдная идея с женитьбой! — он вскочил на ноги, пошатнулся и упал бы, если бы брат не встал и не подхватил его. — Все было идеально, — пробормотал он ему в плечо, не находя сил выпрямиться, и не обращая внимания на то, что все было вовсе не идеально. — Но я рассказал ему о твоем дурацком плане, и он… и я… черт, — ему хотелось плакать. Он задавался вопросом, позволят ли ему выплакаться, или же брат встряхнет его и заставит взять себя в руки, быть мужчиной. — Это должно было случиться, ты же знаешь. Чего ты ожидал…? — голос Тобирамы был спокойным и ровным. — Но я люблю его! — вот, он сказал это снова, второй раз за сегодня. Тобирама напрягся и отошел на расстояние вытянутой руки, чтобы видеть лицо брата. Он выглядел таким же радостным, как Мадара, когда услышал это. — Ты пьян. — Какое это имеет отношение к тому, что я чувствую? У меня здесь болит, — драматически он приложил руку к сердцу, и теперь навернулись слезы. Он был даже рад им, потому что они ослабляли болезненное давление внутри. — Я сказал ему, что люблю его, и он просто… он просто… — когда Тобирама обнял его — натянуто и довольно неловко, но все же это было объятие, — Хаширама прижался лицом к грубому материалу его одежды, радуясь комфорту, которое приносило тело рядом с ним. Боги, его никто так не обнимал с тех пор, как ему было восемь; с тех пор, как умерла их мать. — Ты закончил? — спросил его брат менее чем через минуту, когда было очевидно, что нет, он еще не закончил. Хаширама вздохнул, но попытался взять свои эмоции под контроль. Он хотел, чтобы их мама была еще жива — она смогла бы подарить ему утешающие объятия, в которых он так отчаянно нуждался прямо сейчас. Тобирама просто не был хорош в этом, он был слишком практичен и понятия не имел, как справляться с бушующими эмоциями. — Ложись спать, а завтра ты почувствуешь себя лучше, я уверен. Он сомневался в этом, но все же прилечь казалось хорошей идеей. Деревянный пол комнаты уже опасно раскачивался под его ногами. Хаширама не стал раздеваться, просто доковылял до своей кровати и упал в нее. Тобирама последовал за ним, пытаясь понять, можно ли оставлять его одного. — Со мной все будет в порядке, — заверил он его. — Теперь я буду вести себя хорошо, обещаю. К его удивлению, младший присел рядом на край матраса и мрачно посмотрел на него сверху вниз. Хаширама надеялся, что ему не придется слушать речь о своих обязанностях Хокаге, прежде чем он протрезвеет, и его больше не будет тошнить. Речи Тобирамы иногда было трудно переваривать, даже когда он был в лучшей форме. Даже когда он был прав. Наверное, особенно тогда. — Ты серьезно? — Хм? Что? — Что ты… о своих чувствах к нему. — О, это, — наверное, он еще меньше хотел этого разговора. — Ага… — Послушай, брат, — Тобирама героически пытался скрыть беспокойство, но у него это не очень получалось. — Я постараюсь… — Это предложение так и не закончилось, но он все же оценил сочувствие, чувствовавшееся в нем. Хаширама протянул руку и сжал его плечо, внезапно для себя переполняясь благодарностью. — Спасибо. Я счастлив, что ты здесь, без тебя я бы не справился со всем этим. — Эээ… ладно, отпусти меня, — Тобирама выглядел смущенным — он не умел вести такие беседы, но старший Сенджу чувствовал, что ему нужно донести свою мысль. — Нет, честно. Я очень рад, что ты здесь, со мной, брат, и что ты заботишься обо мне, — он вдруг сел, желая обнять младшего брата, но резкое движение не согласовывалось с бурлившим внутри алкоголем. Совсем. Он так и не услышал ответа, потому что перегнулся через край кровати, чтобы не испачкать простыни, когда ему стало совсем плохо. Тобирама вздохнул, держа волосы брата, и ждал вместе с ним, пока война в его животе не утихнет.