It’s the Small Things (That Change the World)

В ту ночь, когда Мадара прогнал Хашираму, его мучили самые страшные кошмары. Ему снился Изуна. Даже спустя годы после его смерти Мадара все еще чувствовал отчаяние из-за своей неспособности сохранить жизнь своему младшему брату. Сны означали возможность увидеть Изуну, увидеть образ Изуны, который сохранился в его памяти. Обычно он был счастлив видеть его во снах, фальшивом воссоединении, каким оно было. Но на этот раз это был не один из тех снов, которые доставляли ему радость. Нет, он держал на руках раненого, сломленного, умирающего Изуну и умолял его остаться с ним. Его собственные пальцы были в крови; они оставляли темно-красные пятна на бледном как смерть лице парня, когда он приглаживал свои потные пряди. Изуна прерывисто дышал, глядя куда-то вперед, по-видимому, не замечая присутствия Мадары. Он присел перед младшим братом, пытаясь поймать его взгляд, но когда ему это удалось, то увидел в нем не его обычную доброту и восхищение, а скорее обвинение. — Почему ты дал мне умереть, брат? — прохрипел он. Мадаре пришлось сморгнуть его внезапное желание заплакать. Когда его зрение прояснилось, он держал в руках только холодное тело. На него уставились две пустые глазницы. Из уголка глаза скатилась капля крови, как жестокая имитация слез... Затем сцена изменилась, и перед ним уже был не Изуна, а Хаширама. Темная одежда, которую он носил под доспехами, прилипла к его груди и животу из-за крови. Он держал кунай в ослабевающей хватке, и Мадаре не нужно было смотреть, чтобы узнать; он разрезал себе живот. — Я умру, как ты и хотел, — прошептал он. — Ты теперь веришь, что я люблю тебя? В этот момент он резко проснулся. Сидя в постели, весь в холодном поту, он чувствовал себя еще более усталым и измученным, чем до того, как лег. Несмотря на безбожный час и пульсирующую головную боль, он встал. Все лучше, чем заснуть и снова видеть эти сны. Членам его клана хватило одного взгляда на него, чтобы убраться с его пути. Решив пропустить свою обычную утреннюю тренировку, он сел в саду с чашкой чая, чтобы посмотреть в мелкий пруд и попытаться ни о чем не думать. Не то чтобы это сработало — его разум продолжал играть с ним злые шутки, окрашивая воду в кроваво-красный цвет или создавая фантомные образы его мертвых братьев и его возлюбленного. Бывшего возлюбленного. Тем не менее, потихоньку становилось лучше. Он был полон решимости оставаться там до тех пор, пока не восстановит свой внутренний покой, даже если на это у него уйдут часы. Но для чего были Сенджу, как не для того, чтобы помешать его планам? Громкие голоса, прерывающие его медитацию, вызывали у Учихи невыразимое раздражение. Неподалеку спорили двое мужчин. Кто же мог быть настолько глуп, чтобы потревожить его? — …Мне очень жаль, но Мадару-саму нельзя беспокоить. Я дам ему знать, что вы... — Прочь с дороги! Я должен поговорить с ним. — Сейчас неподходящее время для... — Это срочно! Мадара в изумлении смотрел на человека, который внезапно ворвался в его сад и мгновенно разрушил ауру покоя, которую он так тщательно создавал. Явная жестокость его появления здесь была достаточно шокирующей, чтобы скрыть гнев, который он почувствовал, увидев его — по крайней мере, на данный момент. Один из членов клана Мадары следовал за ним по пятам, бросая испуганные взгляды на своего лидера. Он должен был действовать как его охранник, но Мадара никогда не использовал его. Учиха отмахнулся от него и произнесенных им извинений — с этим он разберется позже. — Какого черта ты хочешь?! — прошипел Учиха. — Нам нужно поговорить. Наедине, — сказал Сенджу, сузив малиновые глаза. Он выглядел раздраженным, как будто Мадара был тем, кто вошел в его дом без приглашения, а не наоборот. — Мне не о чем с тобой говорить, — пренебрежительно ответил он. Мадара никогда не был рад видеть Тобираму, не учитывая их взаимную ненависть. Он просто терпел его присутствие. Этим утром Мадара был далеко не в лучшей форме. Его сон об Изуне все еще был в памяти, и мужчину тошнило от присутствия убийцы брата здесь. — О, поверь мне, тебе есть что обсудить со мной. Можем начать с того, что вы с Хаширамой задумали. — Я ничего с ним не затеваю! — прорычал он, стараясь говорить тихо. Ужас, смешанный с яростью, поселился в его животе. Конечно, Тобирама ничего не мог знать. — Забавно, кажется, он так о тебе думает, — Тобирама скрестил руки на груди, глядя на него. — Ты, псина Сенджу… Уходи, или я не буду нести ответственность за свои действия. — Смотри, Мадара. Я бы предпочел, чтобы мы поговорили где-нибудь наедине, но если ты откажешься, я просто скажу то, что хочу, здесь, где каждый может подслушать. — Уверяю тебя, я понятия не имею, о чем ты болтаешь. — Вряд ли будет иметь значение, что это услышат, если он сделает то, что планирует, — вздохнул Тобирама. — Что он планирует…? — Внутри. Пойдем поговорим внутри. Разгневанный тем, что послушался его, но чувствуя, что ему действительно нужно его выслушать, Мадара повел Тобираму в свою личную комнату. — Лучше это будет вопрос жизни или смерти, — пробормотал он, молча обещая самую мучительную смерть из возможных, если это не так. А может быть, даже если бы и был. Тем не менее, спор в саду с этим человеком только открыл путь для слухов и домыслов. Он был уверен, что его домочадцы ненавязчиво наблюдают за ними. Они всегда смотрели на Мадару. Они всегда осуждали его. — Так? — спросил он, как только дверь его комнаты была надежно закрыта за ними. — К чему это все? Тобирама провел пальцами по своим седым волосам, выглядя неуверенным, возможно, впервые Мадара имел несчастье видеть его таким. Он выглядел таким же усталым, как и Мадара, с темными кругами под глазами. Он отвел взгляд, прежде чем, казалось, взял себя в руки и повернулся лицом к Мадаре. — Я знаю о твоей… связи с моим братом, — так же заявил он, но потом запнулся и замолчал. Учиха уставился на него в изумлении, пытаясь подобрать слова. Он должен отрицать это, он знал, но то, что сорвалось с его губ, было: — Этот чертов идиот! — Не смей так о нем говорить! — Он рассказал тебе! Не могу поверить, что он действительно рассказал тебе! — Даже если бы он не рассказал, все это было очевидно! Они молча смотрели друг на друга. Мадара попытался угадать, зачем он пришел. Винить его? Вероятно. Бороться с ним? Даже если он был самоубийцей, он был гостем Мадары. Тем не менее, Тобирама знал о них. Как мир все еще вращался? — У тебя нет причин быть здесь. Теперь все кончено, — заявил он так спокойно, как только мог. — Мы… твой брат и я, между нами все кончено. — Ты его вообще знаешь?! Он не допустит... не отпустит тебя! — Я не его собственность! — Губы Мадары скривились в презрительной ухмылке. — Мне больше ничего от него не нужно, и он ничего не может с этим поделать. — Боже, ты идиот? Он хочет объявить об этом всему миру. — Что ты имеешь в виду? — он моргнул, его гнев на мгновение сменился замешательством. — Что ты и он… что ты… — Тобирама сделал неопределенное движение руками, не поддающееся словам, но Мадара вдруг понял. — Если это шутка, Сенджу… — прошептал он, и его головная боль вернулась с удвоенной силой. — Это трагедия, а не шутка! Он полностью потерял рассудок. Он был опустошен прошлой ночью, напился до ужаса, а к утру ему пришла в голову эта безумная идея. Иди и отговори его от этого. — Не тебе указывать мне, что делать! — отрезал он. — Он этого не сделает, потому что я никогда не соглашусь на это. — Это все твоя вина, — беловолосый в гневе подошел ближе, тыча в него обвиняющим пальцем. — Это твоя вина, поэтому ты должен ее решить. Я не допущу, чтобы мой брат разрушил все, за что он так упорно боролся, из-за тебя! — Как я виноват, что он потерял то немногое здравомыслие, которым когда-либо обладал? — Это вообще вопрос? Ты соблазнил его! Теперь он думает, что должен быть верен тебе...! — Соблазнил его? Все это было его идеей в первую очередь! Я не несу в этом никакой ответственности. — Как ты вообще можешь такое говорить? Ты, на ком лежит ответственность за все, что он делает! — в этот момент они оба были близки к тому, чтобы наорать друг на друга. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Хаширама с его идиотскими идеями и назойливым кровожадным братом. — Это не моя вина, что твой брат — дурак, — пренебрежительно сказал он. — Если я и беру на себя ответственность за что-либо, то это мое прискорбное решение не позволить ему покончить с собой на поле боя в тот день. Тобирама дернулся так, как будто хотел ударить его. Мышцы Мадары напряглись — он и сам был готов к бою. Тем не менее, они были в его собственном доме — не место для давно назревавшей между ними стычки. Крошечный голосок в глубине его сознания, тот, который он никогда не мог заставить замолчать, настаивал на том, что Хаширама не сможет простить его, если он убьет его брата. Хотя это не должно было иметь значения, оно все равно сдерживало его руку. После напряженного взгляда друг на друга, когда воздух между ними вибрировал от собирающейся чакры для первого удара, Тобирама вернул себе самообладание и отступил. — Ты просто ублюдок. Даже если ты не чувствуешь к нему того, что он к тебе, как ты можешь причинять ему такую ​​боль? Любой другой был бы рад быть... — Постой, Сенджу, — он поднял руку, останавливая другую на середине разглагольствования. — Теперь ты говоришь, что я не должен был бросать его? Ты бы предпочел, чтобы я сказал ему не жениться на женщине Узумаки, которую ты выбрал для него? Что он должен остаться со мной, и только со мной, навсегда? — он сказал это без эмоций, стараясь, чтобы это звучало так жестоко, как только мог. — Я совсем не это имел в виду! Тебе вообще не следовало ввязываться в этот роман с ним! — Что сделано, то сделано. Теперь все кончено. Он… он пойдет дальше, — он не знал, зачем добавил это последнее предложение. Он хотел, чтобы седовласый ублюдок убрался из его дома, и подумал, что, может быть, если он успокоит его... но это вышло горько или даже отчаянно. Красноватые глаза задумчиво сузились. Хаширама всегда говорил, что его брат был слишком проницательным наблюдателем. Он был прав. — Что ты чувствуешь к нему, Мадара? — Какое тебе дело, Сенджу? — спросил он, его гнев утихал. Он чувствовал усталость. К чему вообще был этот разговор, этот спор? Разве он уже не решил, что ему делать? Что единственное, чего он хотел от Хаширамы, это их соперничество? Что он был важен только потому, что никто другой не мог сравниться с его силой, а Мадара мог соизмерять свою силу только со своей? Он скоро покинет эту несчастную деревню, покинет ее лицемерных, неблагодарных жителей. — Единственное, что должно иметь для тебя значение, это то, что мне больше ничего от него не нужно. — Ты действительно жалкий дурак, не так ли? — голова Мадары вздрогнула, его ярость вернулась. — Да, ты прав — мне все равно, я счастлив, что ты ушел из его жизни. Мой брат, наконец, сможет жить полноценной жизнью, так как тебя не будет рядом, чтобы тянуть его вниз. Он резко развернулся и ушел. Учиха не пытался его остановить. Позже у него будет возможность отомстить ему за его слова. На этот раз он был просто рад избавиться от него. Достаточно скоро они встретятся как враги — тогда он не проявит пощады. Он попытался выкинуть из головы седовласого ублюдка, но это привело только к тому, что его мысли вернулись к Хашираме. Объявить об их романе, в самом деле, что за глупая идея. Что, черт возьми, не так с Хаширамой? Он был на самом высоком посту — его падение в опалу было бы самым болезненным. Придумать что-то настолько опасно глупое — неудивительно, что Тобирама так разозлился. Мадара не мог до конца понять причину своего визита — если бы он только сказал ему держаться подальше, но нет, его разозлили его эмоции или их отсутствие... Проклятые дураки, они оба. Он не стал бы тратить время на попытки понять образ мышления Сенджу. Некоторое время он беспокойно ходил взад-вперед, пытаясь — и безуспешно — обрести внутренний покой. Этого просто не будет. Ему казалось, что в нем смыкаются стены. Ему нужно было выйти, но в саду слишком много зорких глаз следили за всем, что он делал. Ему нужно пространство и одиночество. Он просто знал идеальное место для этого, хотя вид вызывал у него противоречивые чувства с тех пор, как деревня начала строиться. Тем не менее, с того момента, как они открыли его десять лет назад, он не нашел лучшего места для медитации, чем вершина холма с видом на долину.