It’s the Small Things (That Change the World)

— Не могу поверить, что он нас выдал! Чем, черт возьми, он думал? Я знаю, что он меня ненавидит, и поверь мне, это более чем взаимно, но я думал, что он хочет спасти хотя бы твою репутацию! — Мадара, все уже знали об этом... — Нет! Они могли это подозревать, но это не значит, что твой брат имел право это подтверждать! Прошлым вечером, когда я пришел домой, моя экономка спросила меня, не собираешься ли ты переезжать! О, утри эту ухмылку, придурок! Это совсем не смешно! — Но это довольно мило, не так ли? Это значит, что у них нет возражений. —Я почти уверен, что они просто хотят поймать тебя со спущенными штанами. Хаширама улыбнулся, но был достаточно умен, чтобы не комментировать это. Он сидел на кровати, прислонившись к спинке, и смотрел на него глазами, полными эмоций, которые Мадара не хотел анализировать. Он явно был доволен тем, что сделал его брат. Учиха, хотя и был раздражен, не был так разъярен, как имел полное право быть. Он посмотрел на своего старого друга и задумался, как, черт возьми, он оказался с ним в отношениях, о которых знала вся проклятая деревня. Как бы он на это ни смотрел, это было скандальное дело — они оба были мужчинами. Тайные любовники — это одно, а идти по улицам рука об руку — совсем другое. Они оба были лидерами своих кланов, а Хаширама еще и деревни. Ожидания, традиции, все они диктовали, как им следует себя вести, и это определенно не соответствовало действительности. Как ни странно, никто не казался таким шокированным, как ожидал Мадара. Вся деревня, казалось, находилась под чарами Хаширамы и принимала все, что он делал. А может быть, из-за того, как он вел себя, как будто для вождя деревни не было ничего страшного, совершенно естественно бросить каждую тоскующую по нему женщину (а их было много, он это знал), отказаться даже от возможности выгодного политического брака и выбрать Мадару из всех людей. Конечно, о них все сплетничали, но не то чтобы злобно, а просто взволнованно. — Так, ты хочешь этого? — Хм? Что ты имеешь в виду? — рассеянно спросил Учиха. — Хочешь, чтобы я переехал к тебе? Или ты предпочитаешь жить у меня? — Почему ты думаешь, что я хочу что-нибудь из этого? – он потер переносицу, не зная, смеяться ему или кричать на него. Хаширама встал, чтобы присоединиться к нему у окна, и Мадара знал, что напоминать ему бессмысленно; он должен оставаться на месте. По мере того, как к нему возвращались силы, гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал, он все меньше и меньше прислушивался к советам целителей. Он услышал, как Тобирама угрожал ему, что привяжет его к кровати, если он не будет себя вести. Это действительно была одна из его редких хороших идей, но когда он сказал об этом своему возлюбленному, он просто улыбнулся так, что Мадара смутился. — Тебе не нужно решать сейчас, — прошептал Хаширама, стоя слишком близко и протягивая руку, чтобы погладить его лицо. Ублюдок наверняка знал, что может вот так поколебать решимость Мадары. — Но хотя бы подумаешь об этом? Несколько дней он задавался вопросом, почему он вообще пытался сопротивляться. В конце концов это было бесполезно; как вихрь, безумные идеи Хаширамы затянули его и бросили куда-то. И в самом деле, поскольку худший ущерб уже был нанесен и исправить его было невозможно, какой смысл отрицать, что между ними что-то было? Хотя, если еще один дурак улыбнется ему, как будто знает его грязные секреты, или, что еще хуже, подойдет к нему, чтобы пожать ему руку и хриплым голосом поблагодарить за спасение жизни Хокаге-сама, он может просто убить их. Может быть, это было ключом к тому, почему их связь была принята — Мадара всегда был изгоем, кем-то, кто был в деревне только тогда, когда Хаширама настаивал, что у него там есть место, и никто не осмеливался возражать ему. Но пронеслась весть, что он спас жизнь их лидеру и вдруг за это был принят. Он хотел ненавидеть их за это, но обнаружил, что ему все равно. Хаширама никогда не исправлял слухи, никогда не рассказывал правдивую историю о том, как он получил травму и какую роль в этом сыграл Мадара. Его брат, конечно, с подозрением отнесся к тому, что они делали в лесу посреди ночи, но даже он, похоже, не особо стремился выпытывать у них подробности. Мадара должен был признать, что он был немного озадачен тем, как все изменилось за такое короткое время. Какая-то его часть считала всю абсурдную ситуацию лишь временной. В конце концов, он решил, что уйдет, отверг Коноху и всю идею, стоящую за ней, и уже ушел, чтобы осуществить свою настоящую мечту. Он должен был получить больше силы, чтобы сразиться с Хаширамой и каким-то образом сделать мир таким, каким, по его мнению, он должен быть. Так что он просто выжидал здесь, снова в этой заброшенной деревне, чтобы убедиться, что его соперник вернулся к своему прежнему «я», и когда это произойдет, он уйдет навсегда. Другая часть его просто знала, что этого не произойдет. Он вернулся со своим другом и с тех пор оставался рядом с ним. Он всегда помнил этот ужасный страх потерять его, как и всех остальных, — было бы безопаснее, если бы он присматривал за ним, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Где-то глубоко внутри он также хотел безопасности и заботы, которые предлагал Хаширама, но большую часть времени успешно скрывал это даже от самого себя. В конце концов, он просто продолжал свои дни, притворяясь, что случайно оказался на стороне Сенджу, несколько дней в больнице и даже на идиотском фестивале, который они придумали для празднования годовщины основания Конохи. Он специально смотрел на каждого, кто осмеливался вести себя с ним слишком дружелюбно, чтобы убедиться, что это ясно; ему было неприятно присутствовать здесь. Хаширама сиял сквозь все это, и в какой-то момент Мадара забыл о своем пренебрежительном взгляде и просто наслаждался счастливой, беззаботной улыбкой своего единственного друга. — Это было не так уж плохо, не так ли? — спросил его впоследствии Хаширама, с трудом скрывая радость. — Я знаю, что толпа и шумиха — это не твое, но что касается празднования, то, я думаю, это было довольно мило. Они вернулись в дом Мадары, и это только что произошло. Он не помнил, как пригласил Хашираму войти — он просто проводил Мадару до дома и последовал за ним внутрь, а Учиха забыл сказать ему, чтобы он убирался. Проклятый дурак выглядел бледным и усталым — он весь день не спал и едва оправился от тяжелой раны. И Тобирама, и Мадара пытались заставить его пойти домой отдохнуть в течение дня, но он настоял на том, чтобы остаться, пока официальные празднования не закончатся. Удивительно, что Мадара вообще смог оттащить его от прилавков и музыки. — О, просто признай, что тебе это понравилось, — фыркнул Мадара. — Все, что люди суетятся из-за тебя и чего ты достиг. Ты просто наслаждаешься вниманием, не так ли? — То, чего мы достигли, — мягко поправил Хаширама, даже не пытаясь отрицать остальное, что было сказано. — Как бы то ни было, — Мадара отвернулся, чувствуя себя немного потерянным в своем собственном доме из-за того, как другой мужчина стоял так близко и так пристально смотрел на него. — Я бы сказал, что пришло время для частных торжеств, — похотливая ухмылка появилась на лице Хаширамы, поднимая настроение. Мадара оглянулся на него, скептически приподняв бровь. — Разве ты еще не слишком слаб для этого? — Я ждал больше недели! Я не могу больше ждать, Мадара. Я был бы достаточно силен, даже если бы только что вернулся из мертвых. — Ну, ты действительно только что вернулся… Его заставил замолчать поцелуй. Он не возражал. Ощутить под руками кожу Хаширамы — загорелую и теплую, а не бледную и холодную — ему это было нужно. Он хотел чувствовать его, сильного и живого. Он хотел, чтобы Хаширама ласкал его, прижимал к себе, говорил ему все свои глупые нежности, от которых Мадара отмахивался бы с хмурым взглядом. В мгновение ока их одежда была сброшена с них, и они, спотыкаясь, упали на кровать. Он не дал Хашираме перевернуться наверху — похотливый ублюдок был готов запрыгнуть на него в мгновение ока, видимо, даже дырка в его груди не могла уменьшить его либидо — скорее он толкнул его на спину, чтобы осмотреть эту ужасную рану. Он провел пальцами по неровным краям и нежной розовой коже. След от раны он будет носить вечно — никакая исцеляющая сила не сможет заставить этот шрам полностью исчезнуть. Напоминание Мадаре о том, что он мог потерять. Он не мог не восхищаться тем, насколько хорошо Хаширама уже был, даже если он был вынужден перенапрягать себя так, как не желал отдыхать. Хаширама неправильно понял этот жест — он мягко схватил его за запястье и поднес руки к губам, мало чем отличаясь от того, что он сделал в лесу, когда был едва жив. — Со мной все в порядке, не волнуйся. — Нет, это не так, — проворчал Мадара, но отвлекся, когда его возлюбленный сел и поцеловал его в шею, в линию подбородка, зарывшись носом в волосы и вдыхая его запах, как будто от него особенно хорошо пахло — это всегда так. смутил Мадару, даже если это также вызвало приятную дрожь по его спине. Точно так же Хаширама снова взял под свой контроль, играя с его телом, зная только нужные места для прикосновений, поцелуев, ласк. Мадара откинул голову назад и застонал, пока его любовник нежно посасывал чувствительную кожу над его ключицей. Это сводило с ума, как он мог делать это, как в постели, так и в их жизни, как он мог так легко доминировать над чем угодно и кем угодно, включая Мадару. Ему ничего не требовалось, и все подчинились его воле. Боги знали почему, но легче всего было позволить ему делать то, что он хочет, будь то остаться с ним или раздвинуть ноги... Внезапно его наполнил гнев, и он оттолкнул другого мужчину, сел. — В чем проблема, Мадара? — Хаширама удивленно моргнул. Учиха в раздражении провел рукой по волосам, чувствуя, что его слова подводят его. Дело было в его влечении к Хашираме, оно было слишком всепоглощающим, слишком важным, слишком требовательным, делая Мадару слабым и податливым. Мадара прожил всю свою жизнь, стремясь быть не просто сильным, а самым сильным. И был Хаширама, который победил его в этом, сам того не желая. — Ты же знаешь, я совсем так не думаю! — Хаширама схватил его за плечи, глядя ему в глаза. — Знаешь, это неправда, — он казался обеспокоенным. — я не такой. — Не такой? Не ты ли собирался перевернуть меня на живот, готовый взять меня, что бы я ни сделал... — Ты можешь трахнуть меня. Если хочешь, — предложил он, перебивая Мадару, и сумел выглядеть почти невинно, когда сказал это. — Хочешь? Раньше я не был уверен, но я… ну, я бы с удовольствием попробовал. — Знаешь что? Я хочу, — Учиха сузил глаза, стараясь скрыть внезапную нервозность. Не то чтобы он не думал об этом. Он проводил ночи в одиночестве, держа руку на своем члене, представляя, что тугое тепло вокруг него было телом Хаширамы, а не его собственной хваткой. Но он никогда не знал, как донести это до Хаширамы, не был уверен, что на это скажут Сенджу. Это перешагнуло еще один порог, сделав Мадару более активным участником их романа. Если бы Хаширама не взял на себя инициативу, он больше не мог бы притворяться, что не заинтересован в том, что они делают, что он не просто терпел привязанность Хаширамы, но и нуждался в чем-то от Хаширамы. Что ж, похоже, он остался в Конохе, и все это выглядело несколько нелепо в ретроспективе. Пришло время, когда Мадара уравнял ситуацию — нельзя было позволять Хашираме думать, что он может делать все, что захочет. Тем не менее, он колебался, не зная, как быть дальше, несмотря на то, сколько раз его возлюбленный делал это с ним раньше, несмотря на все его изощренные фантазии. Впрочем, у Хаширамы не было таких сомнений, а может быть, он просто пожалел его. Он улыбнулся Мадаре, призывая его прислониться спиной к спинке кровати. Он скользнул вниз на живот, глядя на Мадару из-под ресниц, облизал губы и взял полутвердый член Учихи в рот. Мадара зашипел от удовольствия, быстро полностью застыв во рту любовника. Он сел прямее, одна рука на затылке темной головы качалась вверх и вниз, его пальцы переплелись в шелковистых локонах, а другая вцепилась в спинку кровати. Хаширама сосал хуй, как делал все в жизни — не особо задумываясь об этом, но все же делая это исключительно со своей страстью, самоотверженностью и целеустремленностью. В мгновение ока Мадара полностью выпрямился, и Сенджу поднялись с самодовольной улыбкой. Он возился со шкафом рядом с кроватью — Мадара решил, что позже ему может быть стыдно, что он так хорошо знает, где найти пузырек с маслом, которым они всегда пользовались. — Нет, позволь мне сделать это, — он мягко оттолкнул руку Мадары, когда тот попытался взять ее у него. Они целовались, медленно и страстно. Мадара попробовал себя на языке Хаширамы, но он давно отказался от своих протестов, что это негигиенично. Затем Хаширама потянулся назад, его пальцы были скользкими от масла, чтобы открыть себя. Мадара все еще немного нервничал, но в основном его просто переполняла опасная нежность к этому глупому, сильному человеку. Он целовал его лицо, гладил волосы, наслаждался твердыми мышцами под блуждающими пальцами, наблюдая за ним. Хаширама мягко улыбался, его рука постоянно двигалась внутри него, морщась, когда он двигался слишком быстро, слишком рано. Однако это не замедлило его — гораздо раньше, чем он смог по-настоящему расслабиться, он убрал пальцы. Он погладил член Мадары, покрыв его маслом, прежде чем переместиться вверх и направил его к своему отверстию. Не выказывая ни малейшего колебания, он медленно надавил на него, полностью упуская из виду весь смысл этого упражнения, которое заключалось в том, чтобы заставить Мадару чувствовать себя под контролем. Прийти к внезапному решению и выполнить его без раздумий — таков был его образ жизни — будь то мирный договор с Учихами или принятие члена Мадары себе в задницу. Не обращая внимания на нерешительные возгласы Мадары, протестующие, чтобы замедлить темп, поскольку ему, несомненно, было больно, он едва ли был готов принять всю свою длину таким образом, он не останавливался, пока Мадара не достиг дна. Разрыв возбуждал, но быть внутри своего любовника было больше, чем это. Волнение пульсировало в венах Мадары, но он также чувствовал связь с Хаширамой не только физически. Они мягко покачивались друг против друга, оба привыкали к этому новому чувству. — С тобой все в порядке? – Мадаре наконец удалось прохрипеть, осторожно ведя руками по спине Хаширамы. — Более чем хорошо, — заверил его Хаширама, хотя его голос был напряженным. Мадара с сомнением хмыкнул, прекрасно зная, что растяжка и полнота должны быть как минимум неудобными. Однако Хаширама настаивал. — Я чувствую себя прекрасно. Мадара притянул его к себе, экспериментально вонзаясь в него. Хаширама поддерживал свой вес на стене руками, вставая на колени и двигаясь навстречу движениям Мадары. Когда он поднялся, этот ужасный шрам совпал с видением Мадары. Даже не пытаясь сопротивляться желанию, он яростно укусил его в грудь, прямо над разорванной тканью, царапая ногтями широкую спину возлюбленного. Хаширама застонал, навалившись всем своим весом на член Мадары. Его тело сжимало его эрекцию, горячо и крепко, и Учихе пришлось стиснуть зубы и сконцентрироваться на том, чтобы не кончить слишком быстро. Хаширама диктовал темп, оседлав его, а Мадара изо всех сил старался соответствовать ему. Он был уверенным и сильным даже в таком состоянии, контролируя себя на протяжении всего выступления, и Мадара любил его за это. Вот она, любовь, и она должна была напугать его, чувствовать такое к человеку, который должен был быть его злейшим врагом. Если он должен был беспокоиться об этом, это должно было подождать. На данный момент он отдался наслаждению, толкаясь в тело другого мужчины, схватив его за волосы, чтобы наклонить голову для поцелуя. Другой обнял его так крепко, что это было почти больно, одна сильная рука на пояснице Мадары, другая на затылке, прижимая его к себе, пальцы переплелись в его локонах, когда он стонал от удовольствия и, вероятно, от боли. шепотом бормоча слова, которые Учиха не мог разобрать. Оргазм Мадары был внезапным и сильным, сделав его совершенно неподготовленным и беспомощным, чтобы остановить его. Его ногти вонзились в твердые мышцы, когда его бедра вздрогнули, изливая семя внутрь Хаширамы длинными струями. — Еще… еще немного, — выдохнул его возлюбленный, когда почувствовал, как тот вздрогнул от своего освобождения. Его рука была на его собственном члене, он отчаянно дергался, надавливая на уже размякший член Мадары. Он был прекрасен, когда кончил, запрокинув голову назад и застонав. Липкие нити его спермы брызнули на их груди, и Мадара тоже нашел это прекрасным, хотя и абсурдным, как он найдет это позже. Хаширама рухнул на него, раздавив Мадару между своим твердым телом и спинкой кровати.Мадара позволил ему отдохнуть несколько долгих минут, все еще переводя дыхание, прежде чем оттолкнуть его с притворным раздражением. — Так… ты этого хотел? — Хаширама ухмылялся, распластавшись на кровати, хорошо трахнутый и, очевидно, совершенно не стесняясь этого, как Мадара, даже после года любовных отношений. — Не совсем, — трудно было сделать недовольное лицо, когда он чувствовал себя бескостным и сытым. — Ты на самом деле ужасен в этом. Ты вообще не понял, что я сказал. Ты пошел и снова взял у меня то, что хотел, не так ли? — его голос был слишком мягким, слишком нежным, он подозревал, что совсем не обманывает Хашираму. — Ой? — Он приподнялся на локте, чтобы посмотреть на него. — Почему бы тебе тогда не показать мне, как это делать правильно? — предложил он, ничуть не оскорбившись. — Но уж точно не сегодня! — Мадара протестовал. — Ты наверняка уже перенапрягся! Я не хочу, чтобы ты умер в моей постели только потому, что не можешь себя контролировать. Хаширама, конечно, отрицал, что с ним что-то не так, хотя, когда румянец от их занятий любовью исчез с его кожи, Мадара мог видеть, насколько он снова побледнел, насколько ярко выражены темные круги под его глазами. Жадный ублюдок, не знающий, когда остановиться. К счастью, Мадара обладал большим самоконтролем и знал, когда нужно отказаться от секса с ним. Хаширама заснул в его постели, однако Мадару разбудил сильный кашель его возлюбленного посреди ночи. Было неудивительно, конечно, не после всей активности днем ​​и в постели ночью. Он раздраженно пробормотал: «Я же говорил», но встал, чтобы принести ему воды.