Маскарад

Фэн Синь замолк. Они смотрели друг на друга, и Фэн Синь чувствовал обиду Се Ляня. Это было ни с чем несравнимое чувство, этот взгляд! Лучше бы он поорал на него, выплеснув все, что думает. Но только не этот взгляд. Се Лянь же не стал ждать никаких слов и бросился на третий этаж. Их школа была не для бедных, совсем не для бедных. Для родителей Фэн Синя это был уровень где-то на пределе и за пределами. Но их матери достаточно хорошо дружили, хотя отцы друг друга не переваривали. Фэн Синь знал, что иногда мать Се Ляня помогает их семье платить за школу. Но Се Лянь об этом не знал, их дружба никогда не ведала одолжений, с обоих сторон. Если бы встал вопрос дружба или учеба в этой школе, Фэн Синь не задумываясь ушел бы в другую, лишь бы продолжать быть ему другом. Он считал, что деньги – это последнее, что может быть между друзьями. Никогда он не желал уподобиться взрослым, считающими только их. Сейчас он помчался следом за Се Лянем, укоряя себя. Его собственные отношения с Му Цином очень странные. В первую очередь, он до сих пор не поборол свою детскую ревность. Они трое дружат уже почти пять лет, а он до сих пор вспоминает, как Се Лянь подвел к нему Му Цина, и сказал, что это их новый друг. Фэн Синь, который думал, что они всегда будут дружить только вдвоем, испытал неожиданный шок. К тому же Му Цин сын служанки! Он им не ровня! Но эта “не ровня” оказалась почему-то умнее их двоих, и училась в этой дорогущей школе по гранту, ни копейки не тянув из семьи Се Ляня. Это было не в полной мере верное утверждение, потому что за исключением оплаты школы, мама Се Ляня неплохо вкладывалась в чужого ребенка. Фэн Синь не завидовал, скорее негодовал. Ведь все это происходило из-за Се Ляня. Он удивлялся, почему у Му Цина такой плохой телефон так искренне и невинно, что его мама бежала покупать такой же, как у ее сыночка, потому что прекрасно знала, мама Му Цина такой не купит. И так касалось буквально всего. Му Цин и одет был с иголочки по той же причине. Все это были деньги семьи Се Ляня. Но бесило Фэн Синя не это. А то, что хотя Му Цин и принимал подарки, он не испытывал ни грамма благодарности, а раздражение. Даже мог сорваться и наорать на Се Ляня. Фэн Синь искренне не понимал этой ситуации. Ему казалось, что за такое обращение Му Цин должен пасть в ноги Се Ляню и… Но дальше Фэн Синь покачал головой, сам понимая, что ни он, ни тем более Се Лянь, не разрешили бы ему упасть на колени. Все что они делали, делали, потому что хотели сами. И никакая благодарность им была не нужна, но… Фэн Синь чувствовал, что ему далеко до Се Ляня, который не отвечает на оры Му Цина, а пытается его успокоить. Он всегда ему помогает, поддерживает, обеляет, защищает, но тот… Тот всегда недоволен. Ему что, мало? Фэн Синь ворвался в класс едва чуть позже Се Ляня. Он замер, оценивая сцену. В ней не было ничего хорошего. В его душе перевернулась тяжелая, черного цвета мысль. Он, кажется, начал частично понимать Му Цина. ** Се Лянь влетел в класс, как только услышал, что одноклассники снова достают Му Цина. Первое, что бросилось в его глаза, это Му Цин, которого загнали в угол. Его лицо было абсолютно серым, в руках он сжимал несчастную метелку с такой силой, что был риск ее сломать. Его одежды и пол были заляпаны тем, что брали ученики на перекус. Запахи йогурта, риса, овощей, разных видов мяса, сосисок смешались в такой безумной какофонии, что Се Лянь едва подавил приступ тошноты. В такой школе, как эта, естественно, не было обязательных дежурств, ее убирали уборщицы. Но уборка использовалась как элемент воспитания, вернее наказания. И Му Цин, который учился здесь бесплатно, который был умнее подавляющего большинства, подвергался этому наказанию с завидной периодичностью. Все знали, что он живет в доме Се Ляня и сын их прислуги. Это была настоящая травля, поощряемая учителями. Се Лянь смотрел на это серое лицо, понимая, что у него не получается, не выходит его спасать, он что-то делает неправильно. Ему было страшно. Потому что такое лицо, и похожий взгляд он уже видел. В тот день, когда Му Цин пришел после личного собеседования, которое должно быть просто формальностью, его тест, сданный на максимум, должен был быть основным показателем, на нем тоже лица не было. Он ничего не говорил, но, казалось, даже забыл как правильно дышать. Он был в ужасе. А когда Се Лянь протянул к нему руки, чтобы утешить, с тонким криком упал на пол. Се Лянь проявил настойчивость, хотя его руки дрожали. Отнес в свою комнату, потому что к нему никогда и никто не заходил, под наказом не мешать заниматься, завернул в плед, принес чай. Все что выдавил из себя за весь вечер Му Цин, что ему дали день подумать, а завтра надо пройти собеседование заново. Се Лянь, родившийся с золотой ложкой во рту, был во многом наивен. Его жизнь была прекрасной сказкой. Но он был тем, кто замечал и подмечал абсолютно все и делал выводы. Он никогда не был дураком. И в школе полной прекрасных товарищей, он видел в этих товарищах изъяны. Он не указывал на них, не пытался их исправить, потому что это не были его близкие друзья. Его друзьями были только Фэн Синь и Му Цин. Остальные пусть сами ищут пути самосовершенствования! Се Лянь знал, что люди жестоки. Даже дети, а может особенно дети, рожденные в изобилии. Но эти дети вырастают во взрослых. Меняют ли они? Нет. Они всего лишь надевают благочинные маски. Се Лянь обнимал Му Цина, думая о плохом. Его друг больше не сопротивлялся обнимашкам, но дрожал. - Се Лянь… Се Лянь… - он поднял на него глаза. В тот момент Се Лянь понял, ради друзей он готов на все. Если надо, даже убить. Это была странная мысль, невозможная в современном мире. Но он подумал это так остро, что сам чуть от нее не задохнулся. - Если я потеряю последнее… Ты… Отвернешься от меня? Се Лянь не знал, что ответить. Это был очень непростой вопрос, от очень непростого человека. Фэн Синь в понимании Се Ляня был очень простым. Добрым, надежным, светлым. Если отклонялся куда-то в сторону, его легко было направить в нужную сторону. Му Цин… был хорошим, но другим. Его жизнь была непростой, и он сам был таким. Сотканный из противоречий и ущемленной гордости. - Если я потеряю свою гордость, кем я стану? – так Се Лянь перевел его вопрос для себя, и ему было страшно слышать этот вопрос. Фэн Синь постоянно упрекал Му Цина за эту “гордость”, они постоянно ссорились на этой почве, но только Се Ляню Му Цин однажды сказал: - Кроме нее, у меня нет больше ничего своего. Се Лянь ничего не ответил, только вздохнул, крепче обнимая друга. Утром Му Цин отправился повторно проходить собеседование, и Се Лянь незаметно проследовал за ним. Перемахнув через забор, будто там не было почти два метра, Се Лянь прошел на территорию, а потом и мимо датчиков на входе. Ему было совсем не сложно запрыгнуть на козырек входной группы, а оттуда по уступам к окнам лестничной клетки. Хлеще любого акробата, или домушника он проник внутрь. Причина была проста, он не хотел, чтобы кто-то знал, что он сегодня был здесь. Се Лянь знал, где проходят собеседования. Бесшумно подойдя к кабинету, он без особого труда услышал разговор за дверью. Се Лянь побелел. Ему казалось, что он ожидал, но нет. Он не ожидал такого! То, что умом он понимал может быть в этом мире, не могло существовать в его личном прекрасном мирке! Одно дело думать, что где-то такое есть, другое дело слышать своими ушами. - Таких как ты, умников-разумников, которые хотят поступить сюда и получать стипендию, достаточно. Нам есть из кого выбрать. Но ты мальчик симпатичный, в отличие от многих ботаников. Какие глаза, какие волосы. Му Цин действительно был красив. Се Лянь так искреннее считал, но внешность его мало волновала в принципе, внешность дорогих людей еще меньше. Человек - это не оболочка, человек - это душа. - Встань сюда. Дядя позаботится обо всем. Пятнадцать минут, наблюдая за прекрасным садом, где ты потом будешь гулять, и ты ученик в нашей школе. Наклоняйся! Се Лянь услышал всхлип. Ему казалось, в этот момент гнев, что родился в нем, не принадлежал человеку. Он вышиб ногой дверь. Ему и так было отведено немало сил, по меркам других подростков, он всегда занимался собой, ему нравилось становиться сильнее и сильнее. Но гнев сделал из него настоящее чудовище. Учитель сжимал руки Му Цина, который явно не давал согласия и пытался сопротивляться, над головой юноши. Его глаза были полны слез. Но когда Му Цин увидел его, то посерел лицом. Он явно не хотел, чтобы Се Лянь видел эту сцену. Се Лянь плохо помнил, что было дальше. Наверное, ему повезло, что он не выкинул этого учителя из окна. Была скорая, полиция. Был его отец. Се Лянь находился в прострации, не воспринимая окружающий мир. Он просто сидел в углу с Му Цином, обнимая его и гладя по голове. Из этого состояния его вывел строгий голос отца: - Все правильно! Если не в силах защитить тех, кто доверился тебе, то какой из тебя лидер! Се Лянь не думал ни о каком лидерстве. Но слова все равно вернули его рассудок в норму. Защищать. Правильно, в первую очередь он должен защищать. Этот учитель больше в их школе не преподавал, но некоторые другие обозлились. Самому Се Ляню они ничего не могли сделать, но издевательствам над Му Цином потворствовали. Тот был терпелив. Сносил оскорбления, намеки на происхождение, подставы, из-за которых его наказывали уборкой. Сегодня Фэн Синь сказал то, о чем Се Лянь не знал. Ученики устраивали ловушки и для него, но Му Цин их видел и шел вместо Се Ляня. Чтобы тому не пришлось потом отбывать наказание в лучшем случае. Когда ученики увидели Се Ляня, они ощутимо напряглись. - Это мой друг. Они знали этот голос. С таким Се Лянем лучше не связываться. Ради других, казалось, он может спуститься даже в Ад… Но попасть в этот круг избранных никому не удавалось. Только эти двое. Хотя при этом он ко всем относится ровно и хорошо, даже благожелательно. Если не трогать его друзей. Все бросились в рассыпную. Ловить и бить Се Лянь никого не стал. Он тяжело вздохнул. - Может, нам уйти в обычную школу? – предложил он. - Нет, - упрямо ответил Му Цин. – Ты снова купишь мне новую одежду? - Да. Боюсь эта не отстирается даже в химчистке. - Меня это бесит. Ты можешь купить что-то подешевле? - Ты думаешь, это решит проблему? Нет, проблему не решало, только добавляло. И не только Му Цину. Неужели у сына владельца “Небесного царства” кончились деньги, и он не может купить другу то, что раньше покупал? И если Се Ляня не заботили такие возможные подколы, он точно знал, что Му Цин будет на них реагировать. Му Цин нахмурился и опустил голову. Се Лянь знал, почему Му Цин не хочет уходить. Здесь он учился бесплатно, в обычной школе придется платить. Да, немного, но стипендий там и в помине нет, ни одного места. Обычная школа не даст ему поступить потом туда, куда он хочет. А ущемленная гордость, это, как правило, амбиции. У него их было достаточно. Се Лянь погладил его по волосам, пачкая руки в йогурте, но не подавая вида. Му Цин тоже поднял на него глаза, его лицо выдавало его эмоции. Се Ляню казалось, что они навеки вечные останутся лучшими друзьями. Фэн Синь, наблюдая за ними с легкой улыбкой, тоже думал именно так. Они будут всегда вместе, рядом, помогать друг другу. Нет такой проблемы, которую они не смогут решить вместе. ** Се Лянь в свои четырнадцать лет увлекался всем, чем только можно. Ему нравилось очень много разных вещей, но все они, так или иначе, но развивали его физическую сторону. Кроме нескольких видов единоборств, он ходил на скалолазание, причем не только в спортзале, но и настоящее, ходил в походы, занимался историческим фехтованием, у него уже был разряд в стрельбе не только из пистолета, но даже из лука. Большинство из этого ему нравилось, но на многое он соглашался под гневным взглядом отца. Он не боялся его гнева, как такового, он боялся, когда гнев направлен на тех, кого он не может защитить. В десять лет он не смог защитить друга, и теперь только и делал, что пытался стать сильнее, чтобы подобного не случилось. Но сам он до сих пор страдал. С трудом отвоевав у отца каллиграфию и гитару, он с болью в сердце вспоминал пианино. Если быть честным, кроме пианино ему не хотелось больше ничего. Даже кружок турпоходов, который он нежно любил, он бы легко променял на пианино. Но отец был не просто непреклонен. Он был в такой ярости, будто сын не про пианино говорил, а про желание стать гейшей. Во всяком случае, отец считал, что его сын не будет, не должен и не имеет право заниматься ничем “девчачьим”. Когда в десять лет встречаешься с таким напором, с такой ненавистью, которую не понять разумом, каждый может растеряться. Он и растерялся. На глазах выступили слезы. Все что он понимал, что у него больше не будет его любимых занятий. А вот Му Цин не растерялся, хотя был чуть младше, буквально на полгода, но в таком возрасте это важно. Встав перед ним и раскинув руки, будто защищая, он уверенно приводил доводы. Сколько известных на весь свет пианистов, и большей частью это мужчины. Сколько они зарабатывают, какую интересную жизнь ведут. Он был умен уже тогда, он знал очень много. Но чего удосужился, так это оплеухи, от которой покатился по полу. Отец был в такой ярости, что собирался бить его ногами, но Се Лянь закрыл Му Цина собой. Даже ему достались два увесистых удара, только тогда отец пришел в себя. - Будешь играть без моего разрешения – сломаю руки! – пригрозил он и ушел. Оставив детей тихонько, но горько плакать. Се Лянь вспоминал эту историю, потому что участвовал в праздничном шествии, посвященному Празднику Осени. И на одном из передвижных помостов стоял настоящий огромный белоснежный рояль! Тот, кто играл на нем, играл виртуозно, хотя не был прославленным мастером. Уникальный абсолютный слух Се Ляня ловил малейшие нюансы. На этом шествии ему и Му Цину тоже были отведены роли. Фэн Синь радовался, что ему ничего не досталось, но он обещал все заснять. Действительно, с любой организацией чего-либо он справлялся лучше их двоих вместе взятых. Обычно они делали просто так, как тот говорил, даже не вдаваясь в подробности. Нужно им для похода два кило редиски, значит два кило редиски. Главное не перепутать с редькой! Му Цин, к слову, ходил на почти все те же кружки, что и он. Никто не говорил это вслух, но все знали – это извинение за побои от отца. Се Лян знал, что его отец словами извинился тоже. Он увидел, как тот поправляя рюкзак на плечах Му Цина, что-то ему говорил и погладил по голове. Му Цин смущенно улыбнулся и кивнул. Тот давний конфликт был исчерпан. Наконец подошло время и для их сценки. У них был поединок на мечах, и, конечно же, Му Цину досталась роль демона, что совсем его не радовало. Еще его не радовала идея Се Ляня прыгнуть с широко балконного выступа торгового центра. Тот нависал практически над дорогой, здесь она была всего лишь двухполосная, и ради праздника перекрыта полностью. Зрелище обещало быть в высшей степени фееричное, но опасное. Но все прошло отлично. Их поединок привлек массу внимания и массу аплодисментов, пока вдруг толпу не взорвал крик и чей-то пьяный голос. Се Лянь тут же глянул в ту сторону. Люди тоже невольно повернулись, процессия замедлилась, а потом и вовсе встала. Шествие шло через весь город, не только в центре, и сейчас они были далеко не в самом хорошем по уровню жизни районе, но кровь все равно стыла в жилах от увиденного. Этому многоквартирному дому было уже лет сорок не меньше. Там было всего девять этажей, фасадная краска вся облупилась, в доме не было ни одного нового окна. Старые деревянные рамы, некоторые стекла первого этажа разбиты. Таких домов на этой улице было много. Но в начале улицы уже стояли новые дома. Видимо, вся эта улица собиралась уйти под реконструкцию. На четвертом этаже пьяный мужик держал, вероятно, своего ребенка, за ногу и тряс так, будто собирался выкинуть. Он кричал ругательства, рассказывал, что именно он сейчас делал. А ребенок только испуганно вскрикивал, когда, казалось, его сейчас отпустят. - Не лезь! – Му Цин, увидел, как Се Лянь поменялся в лице, и хотел его остановить. Пусть этим занимаются полиция и спасатели! Не надо подвергать себя опасности! Но его руки схватили пустоту. Се Лянь уже устремился вперед ведомый своими не только принципами, но и рассудком. Он видел, что руки этого недоотца слабеют, и в итоге он ребенка уронит, даже если одумается. Поэтому Се Лянь устремился вперед, используя в качестве опоры для ног то, что попадалось по дороге, фонарные столбы в том числе. А вот дальше было сложнее, добравшись до дома, все, что он мог, это прыгнуть на козырек подъезда, от него скакнуть вверх до металлического выступа флагштока и что есть силы прыгнуть выше – этого хватало едва-едва. Но как раз в этот момент ребенок с криком рухнул вниз. Он упал точно в руки Се Ляню, только теперь они падали вниз вместе. Наверное, без ребенка Се Лянь бы справился, отделавшись ушибами. Но сейчас его мозг думал только о том, как спасти малыша. К сожалению, он ничего не придумал, собираясь закрывать собой от удара о землю, который оказался в десятки раз мягче, чем можно было бы ожидать. Их поймали! Фэн Синь действовал, как всегда молниеносно, приказав людям сорвать портьеру с одного помоста и растянуть ее там, где по его прикидкам упадет Се Лянь, если поймает малыша. Фэн Синь сам создал себе эти лишние секунды, потому что до такого, как Се Лянь сделал первый шаг, он уже отдавал приказания. Фэн Синь не сомневался, что Се Лянь бросится на помощь. Се Лянь даже облегченно рассмеялся, прижимая к себе ребенка. Тот молчал, поэтому Се Лянь глянул на него, думая, что тот, наверное, так сильно испугался, что находится в обмороке. Но нет, тот смотрел на него. Се Лянь чувствовал, что у него перехватило дыхание. Мальчишка был грязный, весь в лохмотьях и синяках, но он улыбался. Так искренне, так счастливо, что Се Лянь невольно начал думать о вечном. О том, что есть такое люди, и что значит сила воли в этом мире. Но потом очнулся. Он спрашивал мальчика, как его зовут, где болит, но тот только качал головой, ничего не говоря. В итоге, приехавшие спасатели силой забрали его. Но Се Лянь оставшись один, и глядя на свои пустые руки, внезапно почувствовал головокружение. Он никогда не испытывал этого чувство. Оно было совершенно непривычным, хуже любой простуды или мигрени. Одиночество. Умом он понимал, что это не может быть оно. Он в принципе не может быть одинок. У него есть семья, верные друзья, куча товарищей. Его жизнь наполнения до краев смыслом! Мог ли он почувствовать чужое одиночество? Му Цин и Фэн Синь поддержали его с двух сторон: - Ты молодец! – сказал Фэн Синь. - Не стоило его спасать, ты чуть не умер! – хмуро бросил Му Цин. Они были разные, его друзья. Он заставил свои мысли замолчать. Он понимает Му Цина, хоть и не согласен. Жизнь должна была быть спасена, какая бы ни была за это плата. ** Се Лянь нашел ребенка с некоторым трудом. Оказалось, надо искать не в нормальных больницах, а в социальных. Он никогда не бывал в таких заведениях. Он и в обычных-то особо не бывал! Даже с банальным растяжением, если мама очень сильно переживала, он оказывался в вип-палате. Се Лянь не ожидал, что далеко не один человек живет настолько плохо, что не может позволить себе нормальную больницу. Он с некоторой осторожностью прошел по коридору, ожидая, не отвалится ли ему на голову штукатурка, но потом привык. Он вообще легко свыкался с обстоятельствами, правда это были обстоятельства совсем другого рода. Например, отсутствие удобств в походе, или когда они случайно утопили весь свой провиант и пришлось питаться подножным кормом. Когда он сломал телефон, и в наказание его оставили на две неделе только со смарт часами, да и то с чужими. Здесь же были обстоятельства другого сорта, и если бы он рассказал о своих проблемах, то был уверен, ему бы рассмеялись в лицо. - Вы к кому… Да, привозили… А вы родственник? - Брат. - Брат? – с таким подозрением спросила медсестра, оглядывая дорого одетого Се Ляня. - Сводный, - выдохнул он. – У нас разные отцы. Это уже ближе к истине. - Его же никто не навещал? - Нет, - медсестра сразу потеплела в лице, взяла карту и повела Се Ляня в палату. Се Лянь никогда не видел таких палат! Чтобы одно большое помещение перегородили на восемь-десять койко-мест, отделенных шторками! Такое вообще бывает? - Он слишком мал, чтобы лежать в больнице совсем один. Вы пришли вовремя. Само падение не причинило ему ущерба. Но вот остальное… Медсестра кисло уставилась на Се Ляня. - Вам бы забрать его в свою семью. Вам, наверное, куда больше повезло с отцом, чем мальчику. Он весь избит. Я подозреваю, что у него сломаны ребра. Нужно провести анализы, а он как дикий зверек… Медсестра отдернула занавеску. Мальчик сидел на кровати, и их взгляды встретились: - Гэ-гэ! Он попытался броситься к нему, но замер на полпути. Зато Се Лянь, не раздумывая шагнул к нему, осторожно обнимая. Мальчик заплакал. - Что им всем от меня нужно? - Ничего плохого. - Ты уверен? - Да! Мальчик шмыгнул носом, но кивнул. - Раз гэ-гэ так говорит. - Вам нужно помыть его, переодеть. Повести на процедуры. Вот бумаги, номерки и список. Вам тоже… Не так уж много. Вы уверены, что справитесь? Се Лянь испытывал шок. Он никогда не болел, он никогда ни за кем не ухаживал, он думал позвать Му Цина, который умеет даже шить платья! Но мальчик потянул его за рукав. - Ты тоже оставишь меня? - Конечно, нет! – уверенно сказал Се Лянь. Ерунда какая! Это же не младенец. Се Лянь был уверен, что как-нибудь он должен справиться. - Я напомню про свои подозрения, - сказала медсестра. – Мыться очень аккуратно. Я бы вообще отложила душ, если бы он был… хоть немного в лучшем состоянии. Несмотря на всю ее доброту, она все равно слегка скривилась. - Родители о нем совсем не заботятся. Зря ваша мать ушла к другому. Се Лянь понял, что закатил глаза как Му Цин и перестал. Он вдруг осознал, почему друг так делает. Ему все-таки пришлось воспользоваться помощью Му Цина, заказав через него кучу необходимого добра. Им, конечно, что-то дали и пару дней можно было бы перебиться, но Се Лянь не видел в этом смысла. Пока он осторожненько отмывал ребенка, с некоторым ужасом поглядывая на синяки, которые расплывались как гематомы, Се Лянь думал о жизни этого малыша, о взрослых, которые не исполняют свой долг. О взрослых, готовых убить. Не защищая кого-то, а своего ребенка. - Ты такой красивый, - сказал, как думал Се Лянь, правда вышло у него это почему-то грустно. Наверное, из-за размышлений о жизни. - Гэ-гэ правда так думает? - Да, - Се Лянь завернул его в государственное полотенце и поднял на руки. Пушинка. Пока Се Лянь нес его по коридору, ребенок молчал, а Се Лянь поглядывал на него, раздумывая, что же в его силах сделать для него. Такие длинные ресницы, такие красивые глаза… Его никогда не волновала внешность, но как личность творческая, он всегда это красоту отмечал. Не важно, в музыке или картине, в театре или опере, в каллиграфии или в ночном небе. Он видел ее даже там, где никто не мог увидеть, потому что привык смотреть. - Как тебя зовут? - У меня нет имени. - Как такое может быть? - Вот так. Я не буду повторять, как меня зовет отец. Это явно не имя. - А мать? - Сопляк. С этой семейкой все было понятно. - Тогда я буду звать тебя У Мин. Дословно это значило “без имени”. Но мозг Се Ляня послушно тусовал и отбрасывал иероглифы, подбирая куда более интересные значения. Были среди них и ловкость, и дождливое небо, и милосердие, и самоцвет, и дерзость. Убедившись, что это имя удачное, он решил его оставить. - Хорошо, - кажется, ребенок даже обрадовался. Му Цин уже ждал их, подпрыгивая возле кровати. А большой пакет поставив на саму кровать. - Так и знал, что ты не уймешься. Зачем тебе эти проблемы? - Почему нет? – спокойно пожал плечами Се Лянь, усаживая ребенка на кровать. Он достал из пакета мягкое мягкое полотенце, принимаясь сушить голову. - Потому что ты наивный кретин, - прошипел Му Цин, - тебе твоя добродетель крышу уже пробила. Се Ляню было неуютно, но он только цыкнул, чтобы тот не говорил лишнего при ребенке. - Ты не должен вмешиваться в то, с чем не сможешь справиться! Ты не понимаешь, ты сейчас ему поможешь, он начнет радоваться надеяться на что-то… Ты пойдешь дальше, а он останется! Останется в этом дерьме! И ему будет еще больнее, чем если бы он тебя никогда не знал! Му Цин бил по больному месту. Если бы ему было хотя бы двадцать-двадцать пять, он бы просто забрал себе ребенка и все. Но он сам ребенок! Так многое ли он сможет сделать? - Гэ-гэ не переживай… Не волнуйся, - малыш схватил его за одежду. – Я справлюсь. Просто побудь еще немного… Еще чуть-чуть… Для семи лет он понимал очень много. Он уже был научен жизнью, и знал отнюдь не светлую ее сторону. Се Лянь убрал мокрое полотенце и накинул большое покупное, заворачивая У Мина, и только потом обнимая. - Конечно, я буду рядом. Пока это будет в моих силах, я буду рядом. - Идиотина, - бросил Му Цин и ушел. Спустя пару минут пришло сообщение в мессенджер. Даже не глядя туда, Се Лянь знал, что там будет: - Если что-то надо, сразу пиши, куплю. Твой отец наверняка придет, как придет тут же пиши! Му Цин будет закатывать глаза, беситься и орать, но поможет. Се Лянь это уже знал. Для Се Ляня заполнение всех этих бумажек было сложнее, чем взобраться на гору без снаряжения. У Мин совершенно ничего не знал, только предполагал, что аллергий нет. - Наверное ломал. - Возможно да. - Может нет. Все его ответы были уклончивые, но сам он был очень расстроен. Самым простым была оплата процедур. Карманных денег у Се Ляня было много. Их давал каждый месяц отец, давала мать, которая считала, что на такие копейки жить невозможно, а Се Лянь не тратил почти ничего. Зато теперь мог спокойно оплатить лечение и все необходимые осмотры. У Мин цеплялся за него, пока Се Лянь проводил оплату. Се Лянь чувствовал, что ребенок слишком напряжен, но не мог понять почему, поглощенный вниканием в счета. Наконец до его ушей донеслась чужая речь. А их оказывается обсуждали! Се Лянь никогда не слышал столько грязи в свой адрес. Он даже не поверил своим ушам. Люди, оказывается, горазды на выдумки! Так они с У Мином обзавелись несколькими вариациями предысторий. Где он был от персонажа резко негативного, до спасителя младенцев. Сжав маленькую лапку, он сказал У Мину. - Не переживай за меня, гэ-гэ уже взрослый, его чужие сплетни не волнуют. Дома У Мина кормили, вероятно, совсем плохо. Больничная еда ему казалась настоящим пиром. Ужинали уже после процедур, которые подтвердили четыре перелома ребра. - Он даже двигаться не должен с такими переломами… должен выть от боли, - прокомментировала медсестера, давая кучу других наставлений. - А где врач? - Врач будет утром, - непререкаемо заявила медсестра. Теперь же они сидели на кровати, и Се Лянь кормил У Мина с ложечки. Тот, конечно, умел сам, но медсестра настаивала совершать как можно меньше движений, так что Се Лянь дул на горячий суп и кормил ребенка. Им обоим нравилось их занятие. Се Лянь чувствовал, что он не против, чтобы у него появился младший брат. Только он искренне сомневался, что его отец согласиться забрать У Мина. Се Лянь понимал, что надо сначала озвучить идею матери, если она будет на его стороне, то у них будет шанс. Но вот наступил вечер. Как невольно заметил Се Лянь, матери спали с детьми на одной кровати. Кто-то спал на дополнительной кушетке, но ему сказали, что кушетки уже все разобрали. Он предлагал деньги, но ему ответили, что их действительно нет. Се Лянь вернулся к У Мину, заскочив по дороге в детскую комнату и забрав оттуда книжку со сказками. Он читал ему сказки, сидя на полу и держа ребенка за руку, а потом не заметил, как уснул, как сидел. Как расскажет потом У Мин, он не дочитал всего немного, всего две строчки. И на следующий день тоже. У Мин даже поинтересовался, не специально ли он делает это? Оказывается, У Мин умел читать. Сказал, что мама успела его немного научить самим буквам, пока еще была в себе. Дальше, видимо, сказалось одиночество, от которого могли спасти книги. ** - Гэ-гэ! - Ты зачем вставал? Нигде не болит? У Мин сначала дернулся, а потом замер, глядя в глаза Се Ляня. Его тем временем гладили по голове. - Надо тебя причесать… - Ты не злишься, - У Мин был удивлен, а потом радостно заулыбался. - Нет, зачем мне на тебя злится. Я переживаю за твои ребра. И не только ребра. Лечение предстояло долгое, хотя непосредственно жизни ничего не угрожало. Утренние процедуры заняли какое-то время. Тут подоспел и завтрак. Правда, не только он. Фэн Синь принес, по его мнению, нормальный завтрак, и он был действительно вкуснее больничного, хотя тоже полезен. - Ну как ты тут? Справляешься? - Ты еще мамочкой назови. - Папочки тоже с детьми лежат, так что нет, обойдешься. Они еще шутливо попререкались, но У Мин стал ощутимо напряжен, поэтому Фэн Синь поспешил уйти. Так прошло три дня. У Се Ляня болела спина от такого способа сна, но, Му Цин написал, что его футон наконец доставили. Однако, воспользоваться им Се Ляню не удалось. Случилась, что называется, массированная атака. В больницу заявились одновременно его отец, отец У Мина и пресса. Его собственный отец кричал, что Се Лянь занимается форменной ерундой, и не надо тратить время и силы на всякие отбросы, которые никогда не выберутся из канавы, что-то про наследственность и генетику. Се Лянь все не слышал, потому что его задача была в том, что бы не услышал У Мин. Он закрывал ему уши, дополнительно читая какую-то мантру, чтобы забить поток. Отец У Мина был полупьян, его пытались сдержать полицейские, тот рвался к сыну, чтобы добить. Пресса все это снимала на камеру, пытаясь узнать у Се Ляня, как именно наследник корпорации “Небесное царство” сумел спасти ребенка. Что он думает о таком контингенте, как эти люди. Палата погрузилась в невозможный хаос. Наверное, в день Апокалипсиса было бы и то тише! Но Се Лянь видел угрюмых теток в серых пиджаках. У Мин не вернется домой. Его ждал детский дом. Учитывая ситуацию, это лучше, чем вернуться в тот место, которое и домом то назвать нельзя. Но Се Лянь страдал. Детский дом тоже не место для ребенка. - Отец… - Нет! – рявкнул тот, все прекрасно понимая. – Кроме тебя у меня еще два нахлебника дома! Так от них хоть польза есть! Му Цин и Фэн Синь, которые на этих словах были как раз в дверях, невольно вздрогнули. - Я смогу его содержать сам… - Не сможешь! Все твои деньги – это мои деньги! Ты не заработал ни юаня! - Но нельзя же… - Можно! Невозможно проблемы всего мира нести на своих плечах! Почему ты в Африку не едешь? Там знаешь сколько таких голодранцев? - Гэ-гэ, все в порядке, - прошептал У Мин ему на ухо. – Не надо. Ты и так сделал достаточно. Больше, чем мои родители за всю жизнь. Се Ляню было невообразимо горько. Неужели он действительно больше ничего не может? Неужели должен его отпустить? Его переведут в другую палату. Ему больше даже нельзя будет его навестить. У него было ощущение, что он потерял своего человека. Единственного родного человека за всю жизнь. За всю вечность. Но ведь они знакомы лишь три дня? ~ ~ ~ - Гэ-гэ… Кажется, его зовут. Очень нежно. Но настойчиво. - Если ты не проснешься, мне придется пойти на крайние меры… - угроза скорее похожа на легкий флирт. - М… Мне даже любопытно, что это… Се Лянь резко проснулся и подпрыгнул, отчего они столкнулись лбами. - Сань Лан! Прости! Они уже вернулись в квартиру. Значит, это было сон? От этого ощущение, что они знакомы с настоящим У Мином вечность? Ведь десять лет, когда ты сам еще ребенок, это так много… Значит от этого ощущение горького одиночества? - Я заснул в поезде? – Се Лянь неловко улыбнулся, чувствуя, что засмотрелся на лицо Сань Лана. Конечно, заметно, что глаз ненастоящий, но его смущало, что ему так нравится это лицо, ему, который о внешности не задумывался никогда. Смущало, но не напрягало. Ведь в первую очередь ему нравился его внимательный сталкер. А там, кроме прекрасного глаза толком не было видно ничего. Сань Лан кивнул, потирая лоб Се Ляня, а потом поднимаясь за мазью. Се Лянь даже не знал, что у него в аптечке. Когда Сань Лан вытащил ее на свет божий, она оказалась огромной. Там все было новенькое. - У Мин молодец… - прошептал Се Лянь, перебирая лекарства. А Сань Лан тем временем помазал его лоб. Пока он был занят, Се Лянь поймал его руку с лекарством и тоже мазанул ему лоб, невольно улыбаясь. - О себе надо тоже думать. - Мне ничего не будет. - Надо думать. - Тогда пусть гэ-гэ думает обо мне. - Хорошо. Се Лянь оглянулся на духовку, это был отличный момент, чтобы скрыть их синхронное смущение. - Наш ужин. Я же обещал. Кажется, там готовился королевский пир. - Ты нес меня всю дорогу? - Это не так далеко, как тебе кажется. Плюс я вызвал минивен. Тебе там вполне спалось. Хотя в какой-то момент мне показалось тебе стало не очень… Поэтому я тебя еще немного понес на руках. Се Лянь смущенно покашлял в кулак. - Я хоть сказку успел до конца рассказать? Сань Лан только улыбнулся. - Почти до конца. Осталось буквально две строчки, - в этой улыбке было что-то. Какой-то тонкий посыл, который Се Лянь чувствовал, но не мог понять. - В следующий раз я справлюсь, обещаю. - Договорились. Мне можно остаться еще на одну ночь? Се Лянь кивнул, глядя на свои руки. - Если тебя это напрягает, давай я закажу фу… - Не трать деньги! – слишком быстро сказал Се Лянь и вспыхнул всем лицом, потом начал оправдываться, что-то про широкий диван и что так проще рассказывать сказки. Хуа Чэн был уверен, что последние две строчки он не услышит никогда, но его они никогда и не волновали. - Пойдем кушать. - П-пойдем.