Маскарад

Хуа Чэн резко проснулся, чувствуя себя снова человеком. Этот безумный жар, от которого, казалось, можно реально физически обратиться в пепел, растекся во все стороны, обратившись в тепло, настолько нежное и приятно укутывающее, что он подумал о коконе бабочки, которыми восхищался. Это надо же, из гусеницы превращаться в такую красоту. Все бы люди могли перерождать свои уродливые души… Хуа Чэн услышал тихий вздох под грудью и обомлел. - Гэ-гэ… - тот еще спал, а он нагло навалился на него! Хуа Чэн приподнялся, надеясь, что не задавил, но его притянули обратно, не разрешая уйти. Голову пронзила резкая боль. Он внезапно вспомнил. Хуа Чэн чувствовал, что начинает заливаться краской. О, нет, он помнил далеко не все! Сначала этот дурацкий Цзюнь У с его ущербным сынишкой решили открыть себе новую сферу бизнеса для своей корпорации, потеснив владения Хозяина Призрачного города, потом, как результат, переутомление и жар. Такое уже было, когда он судорожно пытался спасти Хэ Сюаня. На молодого парня совершенно невозможно было смотреть, он был изранен настолько, что то, что его душа еще теплилась в своем теле, было похоже на чудо. Только вот удержать это чудо было невообразимо сложно. Хуа Чэн боролся за его жизнь два месяца, едва-едва стабилизировав, а потом свалился сам. Но к нему никто не пришел. Тогда к нему никто не пришел. Хуа Чэн застонал, сквозь стиснутые зубы. В этот раз он не просто переутомился. Он невообразимо сильно соскучился. И, конечно, он увидел тот сон, который и раньше видел не раз. Хуа Чэн чувствовал, что начинает дрожать. Он же не сделал это? Не сделал? Он же не настолько сошел с ума? Хуа Чэн прикусил губу. О, эта сцена… Хуа Чэн знал, что он никогда не сможет такое рассказать Се Ляню. Не сможет рассказать, что хотел с ним сделать. Тогда, десять лет назад, глядя, как тот страдает от неестественного возбуждения… Помочь, конечно, помочь… Но как помочь? Он хотел сгрести в объятья, жарко целовать. Ласкать руками и языком, а потом… Потом войти. Как можно глубже. Так, чтобы слышать его сладкие стоны… Толкаться в него глубже и глубже, обнимая его за спину, и чувствуя, как обнимают его, как принимают, раскрывая бедра и ритмично двигаясь навстречу… Слушать его голос, который просит входить быстрее, целовать красивые губы, что требуют от него разных пошлостей... Хуа Чэн мысленно застонал, прокусив-таки губу. Но он не мог об этом не вспомнить. Обычно он даже во сне пытался контролировать себя, но не вчера. Вчера, когда жар достиг пика, ему казалось, что он стал просто одержим. - Гэ-гэ… - дрожащей рукой он провел по его щеке, боясь разбудить, а сам страдая. Если он сделал это… В бреду… В лихорадке… Он наверняка сделал ему больно… Хуа Чэн не мог выдержать этих мыслей, поэтому резко сел, закрывая лицо рукой. Он всегда себя корил за те непристойные мысли десять лет назад, но вчера, кажется, он перешел все границы! Хуа Чэн не мог успокоиться, его трясло. Поэтому он не сразу понял, что Се Лянь сел, и прижал его к своей груди, обнимая и покачивая. - Жара нет, уже хорошо, - прошептал он, поцеловав его лоб. – У тебя озноб. Может после жара… Может просто упадок сил… Хуа Чэн с такой силой вцепился в него, что Се Лянь какое-то время просто покачивался с ним, говоря о бабочках. За неделю, что они не виделись, Се Лянь довольно много про них читал. Обычно актеры в дороге тоже читают сценарий, но Се Лянь не смог себя заставить. Он читал про всех бабочек, что видел у Хуа Чэна, оказывается, новые виды Сань Лан регистрировал официально. Вот сейчас Се Лянь рассказывал, как прекрасны бабочки, пытаясь успокоить Хуа Чэна. Се Лянь был немного смущен, думая, что тот все вспомнил, но было похоже на другое. На страх. Се Лянь не знал, что это за страх, но знал, как его лечить. Крепко обнимать и рассказывать что-то нежное и доброе. - Что я сделал вчера? – хрипло спросил Хуа Чэн, когда смог слегка оторваться от Се Ляня. Этот отрыв дался ему болезненной болью во всем теле и голове. Больше всего на свете он не хотел никогда не отпускать его, и вот… Фэн Синь все это время был прав. Он настоящее чудовище. - Что я с тобой сделал? - Ничего, - твердо ответили ему, и Хуа Чэн, уже полностью уверенный в самом страшном, недоуменно поднял голову. - Ничего? – удивленно повторил он. Хуа Чэн остро понимал, сон не мог быть настолько реалистичным. Ему просто не могло быть настолько хорошо! Настолько по-настоящему хорошо! - Ничего ты со мной не сделал, - строго, но с теплой улыбкой, ответил Се Лянь. – Такого. Так что расслабься. Хуа Чэн слегка выдохнул. Се Лянь его никогда не обманывал. “Такого” не сделал, уже хорошо. Он заглянул в глаза Се Ляня. На него смотрели все с такой же любовью и нежностью. А потом, притянув за голову, нежно поцеловали. - Все хорошо. Ты из-за этого так дрожал? - Правда? Правда все хорошо? Се Лянь усадил его к себе на колени, обнимая за плечи и поглаживая по спине. Его Сань Лан был так испуган, что звучал как ребенок. - Правда-правда, - ответил он, успокаивающе улыбаясь. В груди, на самом деле, было больно. Он знал, что Хуа Чэн будет переживать, но не слишком ли он переживает? Может он боялся чего-то другого? Се Лянь невольно покраснел, радуясь, что Сань Лан не видит его лица, а сжал его руки и смотрит вниз на них. Се Лянь сглотнул, представив, что они вчера бы сделали это. У него ожидаемо кругом пошла голова. Если бы не этот жар, Се Лянь не уверен, что так легко решился бы даже на что они сделали... Тогда он не только шел на поводу у своего желания, он видел, что У Мину действительно легче. Но… Се Лянь с трудом попытался успокоиться. Представлять это определенно не стоило, тем более что он смутно представлял сам процесс. Просто стало немного страшно. Он был уверен, что Сань Лан сделает это аккуратно и нежно, но вчера… Вчера он был не в себе. Какой бы это был секс? Се Лянь вдруг понял эту дрожь и этот страх до конца. Но мысли его были не о себе, а о Сань Лане. Как же он переживал! Как же он боялся! Теперь понятно, почему! - Все хорошо, правда-правда! Совершенно точно правда! – затараторил он, повторяя не один раз, и на все лады. И постепенно Хуа Чэн расслабился. Сейчас ему действительно поверили. Сань Лан обнял его. - Гэ-гэ… спасибо, что пришел. Я думал, что буду снова… один, - скорее всего, Хуа Чэн не собирался этого говорить, но раз уж вырвалось, пришлось договаривать. - Теперь ты один не будешь. Никогда, - уверенно сказал Се Лянь. – Я тебе это говорил и скажу еще сколько угодно раз. Сань Лан смутился и тихонько поблагодарил его. У Се Ляня от этого вида едва носом не пошла кровь. Он считал, что любить сильнее невозможно, но сейчас, кажется, влюбился еще больше. Се Лянь всегда хотел окружить его заботой, но, обычно, выходило наоборот. Зато теперь для этого были все возможности… Хотя, конечно, Се Лянь думал так с некой иронией, потому что совсем не желал, чтобы Хуа Чэн настолько переутомлялся. Се Лянь, который никогда особо не болел, в первую очередь подумал о переутомлении, ведь он знал, что всю эту неделю Сань Лан работал круглосуточно. Только потом он понял, что это может быть и какой-то вирус. - Ты заболел или переутомился? Что думаешь? Горло болит? - Нет… Сильно устал и соскучился, - прошептали ему в ухо, легко и просто поднимая температуру тела. - Тогда сегодня тебе надо отдохнуть. Оставайся в постели, я сделаю тебе кашку… - договорить фразу было тяжело, потому что Хуа Чэн целовал его ушко, короткими поцелуями. От этого было скорее щекотно и смешно, хотя ухо горело. - Кашка от гэ-гэ… Как я по такому соскучился, конечно, я хочу… - обрадовался Сань Лан, но отпустил его не сразу, зацеловав и потом крепко обнял. Его так же крепко обняли в ответ, и Хуа Чэн выдохнул. Неужели все хорошо? Ему было тяжело в это поверить, но его все так же любили. Может, его воспаленному сознанию все показалось и это был просто сон? Се Лянь устроил его в кровати, подложив под спину подушек и наказал отдыхать. Смотреть в окошко и наслаждаться жизнью. - Всяческая работа запрещена, - на всякий случай напомнил Се Лянь так строго, как мог. Хуа Чэн послушно кивнул, и Се Лянь поспешно отвернулся. Хотелось вернуться в кровать и затискать. Но Сань Лану действительно надо поесть… Поэтому Се Лянь пошел на кухню. Вчера, после того, как он привел их в порядок, ему пришлось все-таки выйти в коридор. Он искренне надеялся, что встревоженные слуги не караулили под дверью, иначе бы он умер прям там на месте от стыда. К его радости, никого не было, правда пришлось идти на кухню, где его встретили аж четыре пары взволнованных глаз, та кухарка в том числе. Он сообщил, что жар спал, и с их хозяином все хорошо. От него тут же начали требовать остаться. Это были, конечно, просьбы, но очень настойчивые. Се Лянь и не собирался уезжать, поэтому успокоил их. - Тогда можно идти домой… - Я останусь здесь на ночь, - заявила кухарка, - вдруг хозяин захочет ночью есть. Он не ел два дня ни крошки! Сейчас, когда Се Лянь добрался до кухни, из подсобки доносился заливистых храп. Так что под музыку он принялся творить то, что вероятно только Хуа Чэн назовет с любовью кашкой и с удовольствием съест. Се Лянь, конечно, так не думал, и засучив рукава, мысленно пообещал, что в этот раз он точно сделает что-то действительно вкусное! Хуа Чэн действительно какое-то время послушно сидел в кровати, но оценив свои силы, решил, что нечего прибедняться, и он вполне способен дойти до ванны и, хотя бы, умыться и почистить зубы. Хуа Чэн почти уверенно добрел до раковины, опершись на нее руками. Глядя в бледное, даже бледнее обычного, лицо, и ощущая слабость во всем теле, он решил, что денек дома определенно пойдет ему на пользу. Он потянулся к зубной щетке, как замер. В зеркале на полу отразилась куча постельного белья, которой два дня назад точно не было. Хуа Чэн похолодел и повернулся. Се Лянь мог бы быть уникальным детективом, но вот преступник из него был бы… прямо скажем не очень. Хуа Чэн дрожащими руками подразвернул простыни, окончательно белея. - Ничего такого? – сдавленно повторил он. – Ничего… такого? Хуа Чэн прижал руки к вискам. Он убеждал себя, что гэ-гэ не стал бы врать, но… Какие тут можно сделать выводы? Хуа Чэн попросил на минутку внутреннего фэн-синя заткнуться. Ополоснув лицо водой, он решил пойти дойти до кухни, возможно, гэ-гэ нужна помощь… Он искренне пытался держать себя в руках и вести себя как обычно. Но проходя мимо кладовки первого этажа, которая выходила потом к гаражам, и хранилась там не еда, а всякие инструменты, он невольно услышал: - Надеюсь с хозяином все хорошо. - Как он умудрился так заболеть? - Да, наверное, там была настоящая лихорадка. Такие стоны. - Да, даже через дверь слышно. Хотя изоляция в особняке очень даже. - Наверное было очень больно. У меня не было такой температуры, но говорят, когда она очень высокая, кровь и свернуться может! - Да, наверняка какие-то спазмы… - Хорошо, что старший дядюшка пришел, иначе бы… - Да… Наверное ему тоже было страшно, как ты думаешь? Он же актер, не врач. - Да, такое услышишь… Хуа Чэн поспешил вернуться обратно в комнату. Его били нервы, он ходил по кругу, прикусив губу и закрыв правый глаз, который снова начал нарывать. Он сделал это! Он все-таки сделал это! И гэ-гэ собирался скрывать это ради него! Чтобы ему было хорошо! Хуа Чэн как только себя не обозвал, но боль в глазу была такой сильной, что он замер посреди комнаты. Ему казалось, что он сейчас разобьется на кусочки, перестанет быть. Такой силы была боль только тогда, когда он этот глаз вырывал. Он до сих пор помнил это мерзкое ощущение, от которого рвота подходит к горлу. Он не думал, что после такого останется жив. Он был готов к смерти. Сейчас было тоже самое. Как он сможет просто жить дальше? Делать вид, что ничего не было? Хуа Чэн определенно так не мог. В этот момент его грудь болезненно сжало. Се Лянь как раз вкатил тележку с кашкой и всякими фруктами в комнату, рассказывая, какую именно кашу он сделал, и замолк на полуслове, потому что увидел состояние Сань Лана. - Тебе больно? Глаз болит? Дай я посмотрю, где… Се Лянь бросился к нему, и его поймали, судорожно начиная раздевать. Дергали вверх рубашку, потом потянули штаны. - Сань Лан! Перестань! Сначала Се Лянь не понимал, что происходит, поэтому не сопротивлялся в полную силу, когда же с него попытались стянуть белье, он схватил Хуа Чэна за руки. Он не боялся. Не только потому что его мало что могло напугать, а потому что он верил этому человеку, как себе. Как Се Лянь и ожидал, он увидел совершенно потерянный взгляд. Было ощущение, что Сань Лан сейчас грохнется в обморок. Кроме того, ему явно было больно. Больно настолько, что на правой части лица вспухли вены, а поврежденная кожа пошла странными пятнами. Хуа Чэн был без повязки, потому что, скорее всего, умывался. - Умывался… До Се Ляня дошло, и он застонал, проклиная собственную тупость. Надо было отнести белье в постирочную, а он так устал и расслабился, что забыл! Ему так хотелось быстрее лечь Сань Лану под бочок… А теперь из-за этого выходит, что только успокоив его, он снова заставил волноваться, да еще сильнее! Хуа Чэн попытался вырвать руки, но ему это не удалось. - Я тебе не вру. Ты знаешь, я не умею тебе врать. Ты не делал… этого. Се Лянь начал резко краснеть. Всякие подробные пошлые разговоры - это вообще не про него! Да даже около пошлые! - Ты меня… Ты меня не… Он отпустил руки Хуа Чэна и закрыл лицо руками, чувствуя, что от него, как в мультике сейчас повалит пар. Хуа Чэн с трудом усадил их обоих на кровать. Он не знал, что делать теперь со штанами, потому что делать что-то было неловко, не делать тоже. Поэтому он, долго не решаясь, в итоге обнял Се Ляня за талию, надеясь, что он его не оттолкнет. Тот не отталкивал. - Если я с тобой этого не сделал… Что я сделал? Се Лянь судорожно вздохнул. - Прости! Прости меня! – вдруг услышал Хуа Чэн. Его руки вздрогнули, когда он уловил слезы в голосе Се Ляня. - Это я все виноват! Это все я… Я… - Перестань… Ты не… Хватит, гэ-гэ, ты не сможешь обидеть меня… - Хуа Чэн прижал его к себе, целуя соленые щеки. – Что случилось? Я не сделал тебе больно? - Нет, конечно, нет… - прошептал Се Лянь, зажмурившись. – Я… Он не мог сказать. - Гэ-гэ… если я тебе не сделал больно, остальное можешь рассказывать без всяких слез. Я все пойму. - А то, что я тебе сделал больно, это что, не в счет? – возмутился Се Лянь. Хуа Чэн слабо улыбнулся. Ему было все равно. Даже если он четвертует его, значит так надо. Он не будет в обиде. Все равно его бы не было, если бы не Се Лянь. Он давно стал бы кормом для червей. О нем никто и никогда бы не вспомнил. - Тебе можно, что угодно, - сказал, как думал Хуа Чэн. - Не говори так, - возмутился Се Лянь, нежно трогая пораженную кожу, а потом потянувшись чтобы поцеловать. Пока его целовали, Хуа Чэн окончательно расслабился. Он хотел предложить повторить на здоровую голову, но потом удивился. Если бы Се Лянь его взял, ему было бы больно, хотя бы немного, хотя бы в пояснице. Но он был уверен, что ничего не было! Тогда о какой боли вообще только что шла речь? Учитывая, что он целовал шрамы… То возможно Се Лянь вообще о его невольных психологических мучениях. Хуа Чэн слабо улыбнулся. Всегда и во всем, гэ-гэ думал в первую очередь о нем. Так было раньше, и так теперь снова. От этого было невообразимо тепло на душе. Только ведь он обещал себе, что теперь все будет только для гэ-гэ. - Что было? - Ты не… Не отступишь, да? – смутился Се Лянь. - Нет. Се Лянь вздохнул. Опустив взгляд на руки, он неловко начал рассказывать, как сам бесстыдно кончил несколько раз, и как помог кончить ему. Се Лянь был относительно подробен, поэтому вскоре не смог просто так говорить и закрыл красное лицо руками. Хуа Чэн, слушая его, тоже слегка зарумянился, но скорее умилился. Его гэ-гэ так переживает, считает себя таким пошлым, едва ли не ужасным. Говорит, что нужно было просто пойти искать жаропонижающее, а он… Хуа Чэн не стал долго терпеть этого самобичевания. Сань Лан слабо улыбнулся. - Ты такой преступник, гэ-гэ, - прошептал он, силой отнимая его руки от лица. Глаза цвета солнца уставились на него, не понимая. - Украл мое сердце и сводишь его с ума… - Хуа Чэн повалил Се Ляня на кровать, начиная целовать. – Гэ-гэ… я люблю тебя таким, какой ты есть… Таким каким ты будешь, таким каким ты был… Просто люблю тебя, все что ты делаешь. Даже не думай, что ты сделал что-то не то! Хуа Чэн вспыхнул. - Я не помню, но… Я все равно почувствовал, поверь мне. Мне тоже понравилось. - Правда? - Очень. Хуа Чэн навалился на него всем весом, придавливая к кровати, и продолжая целовать. Не только лицо, но и шею, спускаясь к возбуждающим ключицам. У них быстро все снова встало колом. Сань Лан приподнялся в бедрах, чтобы просунуть руку и залезть пальцами под тонкое белье, слушая восхитительные приглушенные стоны. - Вы уже поели… - кухарка потеряла дар речи. Про дверь они забыли напрочь. Хуа Чэн глянул на обомлевшего Се Ляня, но кухарка схватила поднос и бросилась с ним прочь. Что еще можно подумать, когда один человек лежит на другом, у которого к тому же штаны болтаются в ногах… Хуа Чэн сел рядом, глядя как Се Лянь стыдливо закрыл лицо локтем, все еще тяжело дыша. - Прости. - И ты. Это я не закрыл дверь. - Это я не дал тебе ее закрыть. Обменявшись любезностями, они слегка неловко рассмеялись. Хуа Чэн дошел до двери, захлопнув ее, а потом улегся рядом, привлекая Се Ляня к себе. Настрой уже поменялся, но им обоим очень даже нравилось просто быть так близко друг к другу. Сань Лан нежно гладил его по щеке, чувствуя, что не может налюбоваться. Наконец-то он был в его объятьях, наконец-то можно было не отпускать. - Мне будет так неловко выйти… - Не выходи. Давай весь день проведем в кровати. Оба начали краснеть, хотя Хуа Чэн не имел ввиду именно это. Покашляв для вида, он сказал: - Можно выйти через балкон… У меня есть зонтик. - Да… Ребята из твоих команд хвастались им целый день. Хуа Чэн усмехнулся. - Да, мы придумывали его вместе. Но воплощал я один. - Ты молодец, - похвалил его Се Лянь, как маленького ребенка, но тому неожиданно понравилось, и он потерся щекой о его щеку. Вот Се Лянь уселся и улыбнулся. Это была взрослая, уверенная в себе улыбка. - Отдыхай, Сань Лан. Тебе сегодня явно прыжки с зонтами не нужны. - Но… - Я справлюсь. Ради тебя с чем угодно. Вероятно, его взгляд выражал его мысли, поэтому Сань Лан улыбнулся в ответ. - Не надо. Я просто отошлю всех, кроме охраны периметра. Он тоже сел на кровати и зарылся руками в его длинные волосы, с удовольствием сжимая их на затылке и сделав вдох полной грудью. Он его. Только его. Сань Лан притянул Се Ляня ближе, чтобы сжать в объятьях. - Ты же сам отрежешь их? – спросил его, прильнувший к нему Се Лянь. Хуа Чэн удивленно глянул на него. Се Лянь выглядел очень мило, не глядя на него, но поглаживая пальцами слегка обнаженную грудь Сань Лана. В этом вопросе звучало абсолютное доверие. Сердце Хуа Чэна сжало. Ему так хотелось это доверие оправдать здесь и сейчас! Но любовь не показывают один день, а каждый. Он поймал длинные красивые пальцы, что легли на его грудь и начал целовать, говоря: - Ни за что на свете. Я такие деньги плачу за 3-д графику. Пусть как хотят, так и выкручиваются. Не мои проблемы. Твои волосы я не отдам. - Это правда реально? Серьезно? Хуа Чэн задумался. - Если нет, то пусть режиссер выкручивается. Для чего он еще нужен? Вот ты читал сценарий Орхидеи*. Как ее переделали? Се Лянь кисло улыбнулся. Переделали напрочь. Но играть, пусть и совсем второстепенную роль, очень понравилось. Это была хорошая дорама. - Тебе бы пошло сыграть главную роль, - заметил вдруг Се Лянь. - Я никогда не буду никого целовать, кроме гэ-гэ. - Даже… - Даже для игры. Се Лянь смутился. - Но в этой дораме мне придется… Хуа Чэн только согласно то ли хмыкнул, то ли угукнул, но потом долгое время молчать. - Мне придется с этим смириться. Ты должен расти, как актер. Получать главные роли, потому что действительно этого достоин. И я не хочу быть камнем на твоем пути. Я хочу тебе помогать. Се Лянь чувствовал, что Хуа Чэну все равно будет непросто. - Тогда не мучай себя. Не смотри эти сцены. - Я… - А вечером, я буду тебя целовать и обнимать. Так будет хоть немного проще смириться, как ты думаешь? Хуа Чэн вздохнул и поцеловал. - Не надо так беспокоиться обо мне, я… - Больше я ни о ком и не беспокоюсь. Позволь мне это, - отрезал Се Лянь. Хуа Чэн согласно кивнул, испытывая огромное удовольствие не только от слов, но от ситуации, когда решения принимались за него. Казалось бы, за десять лет от подобного он отвык напрочь, и никому не позволил бы подобного, но не гэ-гэ. От его слов было невообразимо тепло на душе. Он не мог не позволить ему заботиться о себе. Упрекнув себя за то, что он не держит собственные обещания, он тихонько выдохнул. Се Лянь решил целовать его лицо, куда уж тут думать о чем-то, оставалось только наслаждаться. - Разве тебе не страш… но? – он вообще не собирался это спрашивать, но невольно вырвалось. “Гэ-гэ, я что, такой страшный?” – услышал Се Лянь детский голос в голове. - Ты самый красивый на свете, - ласково ответил Се Лянь, нежно проводя по правой щеке. – Самый прекрасный в этом мире. Ему казалось, что он не говорил этого вечность, хотя было совсем не так. Он уже говорил это Хуа Чэну, но сейчас было ощущение, что именно так, именно такие слова, он не говорил больше десяти лет. Когда У Мин последний раз у него это спрашивал? Подростком тот уже был полностью уверен в своей неотразимости. Значит лет восемнадцать назад? Се Лянь чувствовал потребность поделиться с Хуа Чэном своим прошлым. Рассказать про У Мина. Но не мог, считая, что это неправильно. Он просто перевесит на любимого человека свою боль. Да и рассказать о своей первой любви, наверное, странно… Наверное, так не делается. Поэтому Се Лянь уронил их обоих на спину, чтобы еще немного поваляться. Хуа Чэн дотянулся до телефона. - Инь Юй. Отмени сегодня съемку у гэ-гэ. Подготовь новый график. Так, чтобы не было слишком большой загрузки. Хуа Чэн замолк, слегка нахмурившись. - Скажи, конечно. У меня. Знаю. Но не сказать Фэн Синю он тоже не мог. Се Лянь внимательно на него смотрел. - Я сам напишу ему, не переживай. - Я не… пере… живаю… - его целовали, не давая говорить. Вот Се Лянь усмехнулся и встал с кровати найти свой телефон. Миссия была сложной, но он справился. Достаточно ультимативно написав Фэн Синю, где он, что все хорошо, чтобы он его не искал, и не мучил Сань Лана всяким бредом, потому что он приболел. Обычно такого тона было достаточно, чтобы Фэн Синь смирялся с его мнением, но к его удивлению, тот написал: - Насколько все плохо? Может стоит вызвать врача? Ты сам справишься? - Я что, не в состоянии позаботиться об одном человеке? Фэн Синь долго не отвечал. - Можешь. Ты умеешь следить даже за маленькими детьми. Только еду заказывай в ресторане. Не надо кормить больного человека своими экспериментами. - Нормально я готовлю. Се Лянь оглянулся на кашу, которую Хуа Чэн даже не попробовал, и которую утащила запаниковавшая кухарка. Фэн Синь не стал это комментировать, ничего не написав. Се Лянь сжал руки вместе, не зная, как выглядит со стороны. - А можно… - Се Лянь тут же прекратил комплексовать по поводу своим умений в готовке, и повернулся. Просительный голос редкость для Хуа Чэна. - Хочу твою кашу. Приготовишь еще раз? Он смотрел вниз, вероятно был смущен. Се Лянь смотрел на него во все глаза. - Так хочу ее снова попробовать. Никто и никогда не говорил такого, и так искренне. - Если не хочешь, ничего страшного, можно… - Я сделаю. Побудь здесь. - Нет, я с тобой. Слишком быстро сказал Сань Лан. Се Лянь помог ему подняться, а потом приобнял за талию. - Я могу дойти сам… - Я знаю. Но не сопротивляйся. Се Ляню очень хотелось взять его на руки, ему это было вполне по силам, но он не хотел ставить Сань Лана в неловкое положение. Се Лянь был уверен, что тот считает, что ношение на ручках исключительно его привилегия. Се Лянь тихонько улыбнулся. Пусть думает так, раз ему это настолько нравится. Пока Сань Лан ел кашу так, будто там был как минимум десерт, Се Лянь не мог не любоваться на него. Он чувствовал себя немного неловко перед Фэн Синем, которому наверняка пришлось разворачивать машину на ходу, но при мысли о целом дне с Хуа Чэном все эти мысли выветривались тут же. - Хочешь, я покажу тебе свои владения? - А ты… справишься? – Се Лянь не обманывался, территория впечатляла. Хуа Чэн лукаво глянул на него. - Ты так хотел понести меня на руках. Если ножки подкосятся, я буду весь твой. Се Лянь рассмеялся, понимая, что это своего рода шутка. Хуа Чэн никогда не признается, что устал, само собой, не скажет, что хочет на ручки, это не в его характере. Но вот Се Лянь посерьезнел, хотя все еще улыбался и взял Хуа Чэна за руку. - Ты же не думаешь, что у меня не хватит на это сил? - Нет, - уши Сань Лана начали пламенеть, а он сам даже попытался убрать руку, но у него, конечно, не получилось. – Я прекрасно знаю, что… - Тогда почему? Он не хотел отвечать. Но от него ждали ответа. Если уж он заставил гэ-гэ говорить, когда тот не хотел, то разве мог бы сам отмолчаться? - Я обещал, что теперь я буду заботиться о гэ-гэ. Се Лянь тут же понял подтекст. Он о своем гэ-гэ, не наоборот. Но теперь? Разве он не всегда только и делал, что заботился о нем? - Кому обещал? - Себе. Се Лянь слегка усмехнулся. - Так не выйдет. Хуа Чэн, который смотрел на стол, поднял глаза на Се Ляня. Он не был готов открыть свою самую большую тайну, рассказав, что Се Лянь уже заботился о нем достаточно, что теперь только он будет заботиться о нем! Не мог. А еще чувствовал, что не может жить без его заботы и тепла. Оно все еще нужно ему как воздух. То, что хотя бы в кратких моментах он может не быть взрослым, необычайно радовало его, и даже больше, дарило ему силу. - Не выйдет. Я тоже буду о тебе заботиться. Кушай. Сань Лан слабо улыбнулся, принявшись доедать. Это решение не подлежало обсуждению и как же это было приятно! Се Лянь был в восхищении. Территория была огромной и красивой. Она было холмистой, лесистой и ухоженной. Здесь цвели цветы, стояли красивые беседки. Все разные, каждая как отдельное произведение искусства. Се Лянь приметил и гамаки, рассчитывая в них полежать, когда они все обойдут. А потом замер. Он, конечно, мог ошибаться, потому что дело было ночью, потому что шел дождь. Но ему казалось он прав. - Мы… - Гэ-гэ помнит? – попытался не показать, что обрадовался Сань Лан. – Мы здесь встретились впервые. Прошло ровно десять лет. Срок сделки вышел. И ты оказался здесь. Хуа Чэн не верил в судьбу, как таковую. Считал, что каждый человек творит свою судьбу сам. Но некоторые вещи было не изменить, как ни пытайся. Это и есть Судьба. Но иногда она преподносит не скорбь и разочарование, а счастье. Тем дороже такие подарки. Другой назвал бы эту встречу случайностью. Но не Хуа Чэн. Встреча с гэ-гэ в тот день, когда он имел право больше не прятаться и не отпускать от себя, не могла быть просто какой-то случайностью. И все же, показывать свою радость, Сань Лан считал несправедливым. Ведь гэ-гэ в тот день и так настрадался. Разве эта встреча могла компенсировать то, что произошло? Пока Хуа Чэн размышлял, его обняли за талию, и взяли за руку, ласково сжимая. - Спасибо. Сань Лан сглотнул. Он считал, что это он должен благодарить. За то, что было раньше. За то, что десять лет не разделили их окончательно. Хуа Чэн притянул его к себе, обнимая руками и вдыхая восхитительный аромат его волос и кожи. Как выразить все то, что на его душе? Это совершенно невозможно. Даже его умений не хватит, чтобы воплотить чувства в слова. Но Се Ляню, который прижался к его груди, слова на самом деле были не нужны. Он и без них все прекрасно чувствовал.