Маскарад

** - Тихо-тихо… Тихо, все хорошо… - Хуа Чэн с трудом вынырнул из ядовитого кошмара, попытался резко встать, но Се Лянь прижал его к себе обратно. Хуа Чэн с трудом приходил в себя, понимая, что в Се Ляня он буквально вцепился, пока спал. - Все хорошо, - его гладили по голове, успокаивая. Хуа Чэн тяжело вздохнул. - Гэ-гэ… - прошептал он. – Я… - Конечно люблю. Хуа Чэн завис. А потом вспомнил, именно это он спрашивал во сне. Видимо, сказал и вслух. Было почему спрашивать! Хуа Чэн потер лицо. В этом сне он не просто был монстром, он выглядел в лучших традициях жанра! Именно так и стоит выглядеть настоящему дьяволу! Ровно так, как он как-то с иронией описывал Се Ляню, синяя морда, ядовитые клыки… Что он тогда еще говорил? Сейчас мысли ворочались будто пудовые гири, с большим трудом. И, конечно, даже будучи монстром, ему хотелось обнимать своего гэ-гэ и целовать. Но разве это было возможно? Разве тот не должен был отпрянуть с отвращением? Но гэ-гэ в его сне обнимал его и успокаивал, сам нежно целуя. Хуа Чэн невольно выдохнул. Как и в реальности. Его обнимали и успокаивали. И вот снова поцеловали… - Это всего лишь сон. Я здесь, все хорошо. ** Се Лянь с трудом разлепил глаза, судорожно выключая будильник. Это ему удалось сделать, почти не двигая корпус, так что, положив телефон рядом, он снова чуть повернулся к Хуа Чэну. Се Лянь не смог не сдержаться, чтобы провести рукой по его щеке. Тот так доверчиво уснул на его плече и был таким милым, что вставать и уходить от него совсем не хотелось. Се Лянь смутно помнил, что было ночью. Но точно знал, что Сань Лану снова снился кошмар, судя по всему, не один. К счастью, его объятий и нежности было достаточно. Се Лянь почувствовал румянец на щеках. Его любили, ему так доверяли… Так не хотели отпускать. Конечно, его кошмары и дискретный сон, не могли не привести к тому, что Се Лянь тоже видел сны. Их тоже нельзя было назвать приятными, но Се Лянь четко понимал, что это всего лишь сон. И все же… Се Лянь поднял руку вверх и сжал ее в кулак, тяжело вздыхая. Он прокрутил в голове слова Сань Лана слова о самом большом его кошмаре: - Что я не успею, - сказал он когда-то. Се Лянь тоже не успел. Этой ночью во сне, он не успел. Не успел поймать маленького У Мина. Их руки разминулись в сантиметрах… Он не видел, как тот упал, но видел его падение в бездну. Уже в падении он видел не малыша, а подростка, который так же тянул к нему руку. Тот, кому он обязан своей жизнью, исчез, возможно, навсегда, потому что он оказался слишком слаб, слишком неумел! Его сгребли в объятья, слегка наваливаясь, и стало легче. Се Лянь выдохнул. - Гэ-гэ… Яркий синий глаз радостно смотрел на него. Его так рады были видеть! - Доброе утро, гэ-гэ! Твой будильник звенел? Тебе пора вставать. Пойдем, я сделаю тебе завтрак. - Сань Лан! – возмутился Се Лянь, когда Хуа Чэн поднял его одеяло. Но тот весело рассмеялся, усаживая и обнимая. - Ну мало ли… - нежно прошептал он, с любовью разглядывая чуть надувшегося Се Ляня, пока тот не выдержал и тоже начал улыбаться. А потом Сань Лан замер, его взяли за подбородок и притянули, чтобы нежно поцеловать. - Доброе утро. Почему-то сейчас они чувствовали себя совершенно одинаково. Смущенными подростками. И ощущения были такими же яркими, чистыми и светлыми. ** К месту съемок они добрались на той самой машине, которая принадлежала, как раньше думал Се Лянь, владельцу небольшого бара на окраине города. То, что сейчас собирались снимать, были сцены из современного мира, но сама локация была скорее деревенской. Спутать, однако, с другим временем бы все равно не получилось. И атрибутов хватало, и сами сцены включали и сцены-воспоминания. Планировалось, что они успеют снять сцену в храме. Ради нее затевался весь выезд. Настоятель храма просил уложиться в один день, чтобы не тревожить прихожан. Мэй Няньцин считал, что день начался неплохо. По крайней мере все прибыли в соответствии со своим графиком, и работа кипела. Сейчас в его команде было мало новичков, старшие успевали выполнять свои обязанности и помогать стажерам. Му Цин готовился к сценам, в которых не было Се Ляня. Тот, как ему передали по рации, уже прибыл вместе с Хуа Чэнджу. Одно лишь известие о прибытии лаобана Призрачного города всколыхнуло весь персонал. Это и любопытство и, безусловно, определенный уровень нервозности. Большинство не знали, почему Хуа Чэнджу здесь. Мэй Няньцин, который пошел его встречать, тоже сейчас никак не связал бы имена Хуа Чэнджу и Се Ляня. Хуа Чэнджу был величественен и прекрасен. Настоящий король, путешествующий по своим владениям. Се Лянь же, простодушно улыбнувшись ему и помахав рукой, устремился к персоналу и актерам, тут же включаясь в процесс. Сейчас они, казалось, были совершенно из разных миров, совершенно разных статусов. Режиссеру было неловко. Он хотел сменить одну из локаций, потому что внезапно наткнулся на более подходящую по сюжету. Но эту локацию, да и еще так быстро, получить было проблематично. Мэй Няньцин считал слишком низким просить об этом Се Ляня, хотя, несомненно, это первое, что пришло ему в голову. Режиссер представил, как он это делает, как он это говорит, и как на него посмотрит Се Лянь, и зарубил эту идею на корню. Ему совсем не хотелось упасть в глазах Се Ляня. Почему-то это была очень сильная и навязчивая мысль. Сейчас он тоже проследил взглядом за ведущим актером. Му Цин уже был с ним рядом, как и Фэн Синь. Они говорили о чем-то втроем, но к ним уже присоединился персонал. Се Лянь с улыбкой что-то пояснял, потом взял реплики Му Цина, чтобы с чем-то помочь. Режиссер вернул свой взгляд обратно к Хуа Чэнджу, который отдавал указания своим людям, которые прибыли раньше своего хозяина, а потом добрался до режиссера и степенно поприветствовал его. Сейчас к нему было бы трудно обратиться с любой просьбой, даже близко подойти к нему казалось невозможным, настолько холодной и высокомерной казалась его аура. Лаобан Призрачного города был великолепен и недостижим. Разве был кто-то, кто способен его превзойти? Мэй Няньцин не мог даже представить. Режиссер проводил его до мест под зонтиком, которые он оставил специально для лаобана, убежденный, что тот с высокой вероятностью приедет сегодня. Пока он провожал лаобана, его уха невольно коснулся шепот подчиненных Хуа Чэнджу: - Хозяина сегодня лучше не злить! - Все делаем без косяков, чтобы не бесить! - У лаобана сегодня нет терпения, так что не тупим! Мэй Няньцин не мог спорить, но ему казалось, что все это, конечно, может иметь место быть, его людям виднее, но ему казалось, что не только это, а скорее другое. Мэй Няньцин был уверен, что Хуа Чэнджу в отличном расположении духа! Странно, но он был уверен, что это так. Слегка выдавала его походка и, что удивительно, высокомерная улыбка. Режиссер, конечно, не был знатоком улыбок Хозяина Призрачного города, но чувствовал, что она слегка другая, чем обычно. Мэй Няньцин тяжело вздохнул. Он был не против присутствия Лаобана на площадке, но была другая проблема. День начался неплохо, а мог бы отлично. Дело в том, что с самого утра на площадку прибыл директор агентства Се Ляня. Конечно, господин Цзин Вэнь имел право здесь быть, и быть в первый день было самое логичное. Но характер у этого типа был не очень, в совсем другом смысле, нежели у него. И, если одного его терпеть еще получалось, Мэй Няньцин не мог даже предположить, что будет, если найдет коса на камень. Вряд ли Хуа Чэнджу будет молча выслушивать чужой словопоток. Парирует лаобан обычно жестко и метко. Словами, не переходя на брань, он может унизить так, что пропадает мотивация что-то делать. Площадка не настолько большая, чтобы скрыть их друг от друга, хотя попытаться стоило. Мэй Няньцин двинулся в сторону места первой съемки, но оглянулся на Хуа Чэнджу. Тот сидел, закинув ногу на ногу на походном кресле, как на троне. Весь его вид являл некую смесь превосходства, равнодушия и меланхолии. Подперев рукой голову, другой он смотрел сценарий, держа его будто какой-то древний свиток. Режиссеру пришлось помотать головой. В голове возник целый сюжет. Но с просьбой сниматься к Хуа Чэнджу точно не стоит обращаться. Мэй Няньцин считал, что быть таким красивым и таким гениальным просто преступление против мира. Итак, они снимали роман о настоящей дружбе, нет, не броманс, как было последнее время модно. Каждый из друзей встретит свою любовь в итоге, а главный герой пронесет ее через все три жизни, но не менее важной, а для режиссера самой важной, оказалась линия дружбы двух друзей, которым предстоит перенести не мало, оставшись друзьями, и помочь каждому обрести свое счастье. Мэй Няньцину, казалось, что проблем в игре здесь не будет, потому что Се Лянь и Му Цин были друзьями в жизни. Но режиссер не спешил расслабляться. Дружба, когда ей столько лет, наверняка имеет свои подводные камни и трещины. Которые могут не давать о себе знать, пока на них не наступить. Режиссер попытался отыскать глазами директора Цзина, но того видно не было, поэтому Мэй Няньцин занял свое место, и они начали съемку. Мэй Няньцин морально подготовился, что это будет долгая сцена. Но, как только Му Цин определится, все пойдет быстрее. Се Лянь внимательно наблюдал за другом, думая над его действиями. Ведь от того, каким он решит сделать своего героя, зависела и его игра. Конечно же, все это оставалось в рамках изначальной новеллы и было лишь трактовкой. Но Се Лянь был внимателен к мелочам, очень тонко проводил в игре эмоции. И режиссер не скрывал, ему нравится за ним наблюдать. То, к чему Фэн Синь относился как к само собой разумеющемуся факту, режиссер относился совершенно иначе. И этот талант заслуживал определенно не меньше внимания, чем Му Цин! А уж про внешность и говорить не стоило. Мэй Няньцину казалось, что при желании самого актера, не останется никого, кто не мог быть бы им очарован. Просто тому это было не нужно. Но между тем, эти глаза цвета меда на солнце, или цвета теплой бронзы в тени… эти длинные ресницы… эта белая кожа, а сами черты лица! Тонкие, но не мягкие… То ли Бог Войны, то ли Принц какой-нибудь древней страны… Он был великолепен! Мэй Няньцина похлопали по плечу, и он услышал незнакомый шепот на ухо. Невольно он вздрогнул и увел взгляд от Се Ляня. Так вот, кто прожигал его взглядом! Режиссер, однако, совсем не смутился. Странных мыслей он не держал даже в подсознании, так что только пожал плечами. Понять Хуа Чэна он тоже вполне мог. С такой внешностью, грешные мысли наверняка возникали не у одного человека. Тем более актер всегда на виду. На секунду режиссер подумал, насколько черной и жестокой должна быть ревность такого человека? Мэй Няньцин невольно снова бросил короткий взгляд на Се Ляня. Тот прикрываясь сценарием, что-то с улыбкой говорил Фэн Синю, глазами продолжая следить за игрой Му Цина. Сцену они снимали долго. Мэй Няньцин неистово сдерживался. Однако, в этот раз было все-таки проще. Несколько раз он вскакивал и отстаивал свои мысли, но, хоть и вспотел, сдержался, подобрав слова. Се Ляню тем временем принесли соломенную шляпку, потом дали воды. Потом, видимо, спросили про перекус, но тот отказался, а потом посмотрел за спину режиссера, что-то прошептав губами и очаровательно улыбнувшись. Потом тихонько рассмеялся, все так же глядя, Мэй Няньцин был уверен на все сто процентов, на Хуа Чэнджу. Кажется, они отлично понимали друг друга даже с такого расстояния. Се Лянь отвернулся, но легкий румянец на щеках еще какое-то время не сходил. Мэй Няньцин вздохнул. Он снова думал про ревность. Ему казалось, что он прав. Ревность лаобана может быть безумно жестокой и черной, но никогда не коснется его гэ-гэ. Туго придется тому, кто посмеет перейти его границы. ** Следующей сценой должна была быть сцена в храме, потому что уже слегка вечерело. Было бы удачно отснять ее за пару дублей, и поблагодарить настоятеля за терпение. Правда, кажется, терпения у того прибавилось, как только он увидел Се Ляня. Они, видимо, оказались знакомы. Настоятель его за что-то благодарил, а Се Лянь вежливо отказывался от благодарностей. Но к этой сцене надо было дополнительно готовиться. Для подготовки им выделили небольшое деревянное здание, в котором и расположились все гримеры и костюмеры. - Прошу прощения, господин Се Лянь, - настоятель решил сам показать ему помещение. – Ничего лучше у нас не нашлось. - Этого вполне достаточно, не надо так переживать, - улыбнулся Се Лянь. Настоятель закивал, подтверждая этим скорее то, что такому ответу он не удивлен. - Но эта сцена… - настоятель слегка сморщился. – Я понимаю, там, наверное, сюжет… Се Лянь невинно улыбнулся и слегка усмехнулся. - Ничего, у нас хороший гример. Это всего одна сцена. В этот момент у кого-то что-то попадало. У кого фен, у кого кисть, у кого кофе. Это в ветхий домик вступил Хуа Чэнджу. Режиссер шел рядом с ним, показывая дорогу. Весь персонал начал резко нервничать и суетиться, Хуа Чэнджу же величественно сел на непритязательного вида табуретку и снова положил нога на ногу. Кажется, он любил сидеть именно так. Даже на табуретке в старом здании он смотрелся великолепно. Настоятель нахмурил брови. Ему явно не нравилось такое отношение, потому что, по его мнению, все люди были равны. Се Лянь же предложил ему подойти. Настоятель был явно недоволен, но сделал усилие над собой. - Собиратель цветов под кровавым дождем, Хуа Чэнджу? – скромно позвал его Се Лянь, когда подошел в месте с настоятелем. - Ваше высочество наследный принц, - ответили ему, не удостоив взглядом. Лишь уголок губы дрогнул, что заметил Се Лянь, и попытался скрыть свою улыбку. Настоятель же помрачнел лицом, собираясь высказать, что он думает о таких людях, как Хуа Чэнджу. Конечно, он не мог не знать, кто это, но не боялся, потому что считал, что не имеет права, как слуга Бога, бояться какого-то человека! - Сань Лан, - нежно позвал Се Лянь. - М? – тут же поднялся Хуа Чэн, взяв Се Ляня за руку. – Ты устал? Впереди тяжелая сцена. Хочешь, перенесем? Хочешь найду лучше место? - Я хотел тебя познакомить кое с кем, - улыбнулся Се Лянь, кивнув режиссеру, чтобы тот не волновался. – Это настоятель Тан. Ты, наверное, его не знаешь, он… - Немного знаю. Приветствую, настоятель Тан. Холодная улыбка была довольно дежурной. - Все что знаю, все хорошее. Помогал нам с фондом, когда мы только начинали. Мы забирали у него двух сложных детей и поставили их на ноги. Сейчас они в семьях. Настоятель Тан вздрогнул. Когда он начал говорить, его голос был чуть хриплым: - У Мин? - Верно, так я выгляжу без маски. Прощу прощение, но таков мой истинный облик. Повязку снимать уж не буду, боюсь это будет слишком эксцентрично, - с легкой усмешкой закончил Хуа Чэн. Он почти не смотрел на настоятеля, он смотрел на Се Ляня и нежно гладил его руку, пока никто не видел. - Тебе пора, - с сожалением сказал он, и отпустил его. Се Лянь пообещал, что снимает все очень быстро и пошел гримироваться. - Прощу прощения, Хуа Чэнджу, я… - Не стоит извиняться. Я остаюсь тем, кто я есть. То, что я делал хорошего, не отменяет того, что я делал плохого. Вы можете продолжать меня ненавидеть, я буду продолжать делать так, как считаю нужным. Но настоятель Тан улыбнулся. - Вы друг Се Ляня, - он сделал паузу, в которой они смотрели друг другу в глаза. – Се Лянь никогда не ошибается в людях. А тот, кого он любит, определенно достоин этой любви. Спорить с этим Хуа Чэн, само собой, не стал, понимая, что настоятель имел ввиду совсем другую любовь. Церковь никогда не отличалась широтой взглядов. Он собирался предложить настоятелю табуретку и поболтать о делах фонда, но раздался встревоженный писк Инь Юя, который ничего хорошего не предвещал. Взгляд Хуа Чэна метнулся по помещению, тут же поняв причину проблемы. Лань Чан не было! Рядом с Инь Юем стоял бледного вида подросток с воспаленными глазами и белыми волосами. Это был явно альбинос, и, кажется, ему пришлось провести какое-то время под солнцем, на которое у того была аллергия. Ребенок выглядел совершенно измученным. - Цоцо… - прошептал Хуа Чэн и тут же резко поднялся, направляясь к ним. Инь Юй поднял взгляд на своего лаобана. Рука с телефоном дрожала. Хуа Чэн хмуро глянул на него, сам сжимая плечи подростка и внимательно оглядывая его. - Дядя Хуа… Мама, она… Инь Юй уже нашептывал ему в ухо, что случилось. Се Лянь и Му Цин внимательно наблюдали за ним. Вот в дверях показался и Фэн Синь, которому уже успели доложить о каких-то проблемах в гримерке. Он рассчитывал, что раз У Мин там, то все должно быть решаемо, но игнорировать сообщение не собирался. Директор Цзин, который хапнул где-то дешевый веер, степенно вошел следом с презрительным видом оглядывая ветхий домик. Фэн Синь же замер немного пройдя. Этот ребенок… В первый момент он подумал, что это ребенок Хуа Чэна. Но тому не меньше четырнадцати, тогда как Хуа Чэну всего двадцать семь. Это слишком невероятно. К тому же, эти глаза… Цвет был скорее таким же, как у него! Се Лянь потянулся к ребенку, но тот отпрянул, обнимая Хуа Чэна за талию. Сань Лан успокаивающе погладил его по голове. - Не бойся, это мой гэ-гэ, ему можно доверять. Се Лянь же был обеспокоен. Ребенок, судя по всему, много времени провел на солнце, с невероятным трудом добрался до места съемок, учитывая наверняка плохое зрение, это подвиг на пределе сил. Се Лянь только догадывался каких именно. Перед внутренним взором Се Ляня пронеслись страшные картины. Как Лань Чан падает на улице, как ребенок остается один с такой совсем не детской проблемой. Ему надо доставить мать в больницу, ему нужно найти хоть какого-то взрослого, которому он может доверять… Но и обычному ребенку в таком возрасте это будет не так уж просто, а тому, у кого есть определенные ограничения? - Мама, она сказала… - ребенок начал плакать. – Если… если она умрет… Чтобы я шел к… отцу… И зарыдал в полный голос. Естественно все уставились на Хуа Чэнджу. Но тому на все взгляды были до лампочки, он был обеспокоен только состоянием ребенка, потребовал у Инь Юя принести набор кремов и медицинский кейс из его машины. - Не волнуйся. Твою маму сегодня перевезут в мою больницу. С ней ничего не случится, обещаю… В этот момент Фэн Синь добрался до них. Хотя он прекрасно понимал, что сейчас важнее ребенок и его мать, но то, что У Мин скрывал наличие ребенка от Се Ляня было по его меркам предательством! А уж возраст, в котором этот ребенок появился, отдельная песня! - Может, устроим его в ризнице, я спрошу у настоятеля… - предложил Се Лянь. Фэн Синь взбеленился. Его достало это понимающее поведение! Он готов простить даже такое? Готов все простить, понять и принять? Му Цин схватил его за руку, понимая, что тот сейчас что-то ляпнет, но он вырвал руку. - Хорошо ты устроился, ребенка заделал, а своему гэ-гэ не сказал! Му Цин застонал, закрыв лицо рукой. Хуа Чэн же поднял на него взгляд, и Фэн Синь отступил на полшага назад. Если бы демоны существовали, то перед ним определенно был бы демон. - Если бы он был моим ребенком, ты думаешь, он страдал бы сейчас? - А чей это ребенок, если не твой? Врешь и не краснеешь? А ты, - повернулся он к Се Ляню, чтобы выговорить ему за установки Будды. Хуа Чэн же поднял ребенка на руки. Тот вцепился в его плащ и выглядел очень испуганно. - Не отдавай меня ему! Я не хочу с ним жить! Я хочу к маме! Фэн Синь замер. - Только не к нему! Я его знать не хочу! Фэн Синь сглотнул. - Это твой ребенок, Фэн Синь, - негромко сказал Хуа Чэн. – Но я в силах позаботиться о нем. Как забочусь обо всем “твоём”. Се Лянь сжал плечо Хуа Чэна, приводя того в чувства. Эта желчь была ни к чему. Все потом о ней пожалеют. - Сань Лан… Я помогу. Фэн Синь выпал в астрал. Теперь он понял, кого ему напоминала Лань Чан! Только под таким слоем кривой косметики, разве был он в силах ее узнать? Это была Цзян Лань! Возраст совпадал. Значит тот один раз… Тот один раз закончился вот так? Но почему она не нашла его? Почему ничего не сказала? Он бы никогда не отказался от своего ребенка! Неважно, остались бы между ними чувства или нет, ребенка бы он не бросил! Он повернулся и бросился за этими двумя. Се Лянь как раз открыл над Хуа Чэном и ребенком красный зонтик. - А если бы Цоцо и был моим ребенком? – Фэн Синь невольно замер. - Он был бы и моим, - просто ответил Се Лянь. - В тот момент… - В тот момент я несколько мгновений думал так. Но я думал только о том, что ты мог перенести, что так сложилась судьба. Но отказываться ни от тебя, ни от него не собирался. Как я могу отказаться от части тебя? Слова Се Ляня резали без ножа. Фэн Синь понимал, что он таким никогда не будет, но и он совершенно нормальный! И никогда не оставил бы ребенка, если бы знал о нем! Фэн Синь на секунды сжал руки в кулаки: - Цоцо… К его удивлению, Хуа Чэн повернулся к нему, и тот подставил руки. - Цоцо… Я знаю, что ты чувствуешь. Но Фэн Синь никогда не бросал тебя. И ты должен дать ему шанс. - Почему? – возмутился ребенок. - Потому что он твой отец. Настоящий отец. А у некоторых нет ни отца, ни матери. Он хороший человек. И ты ничем не рискуешь. Твой дядя всегда будет твоим дядей. Инь Юй уже бежал к ним с аптечкой. Конечно же, отдав Цоцо на руки Фэн Синю, он не собирался оставлять их решать все проблемы в одиночку. - Хуа Чэн… - аптечку забрали из его руки. Это был Му Цин. – Се Ляню надо отдохнуть. Но они двое синхронно покачали головой. Они оба прекрасно понимали, что даже подросток не начнет по мановению слова доверять чужому взрослому, а может, тем более подросток. А уж если останется наедине с двумя чужими, тем более почувствует себя преданным. - Мы останемся еще немного, - неожиданно мягко ответил Му Цину Хуа Чэн. Му Цин слабо улыбнулся. К детям У Мин относился намного лучше, чем к взрослым. Для Се Ляня дети тоже всегда были приоритетом. ** Директор Цзин увязался за ним, бурча о стоимости актера в час. Мэй Няньцин с трудом переносил такие разговоры. Крепился он только потому, что по договору Се Лянь работает в агентстве Цзин Вэня. Обиды директоров и их вредность обходились очень дорого. Режиссер только отобрал свой веер и вручил директору другой. И чувствовал, что скоро сорвется на него. Разве можно быть таким толстокожим и думать только о деньгах? Актеры для него были товаром, который надо продать как можно дороже. Конечно, тащить Цзина в ризницу определенно не стоило. Но режиссер был уверен, даже рявкни он на него, ничего не поменяется. Сейчас там оба ведущих актера его агентства. Он имеет право там быть. Режиссер не мог ничего поделать с этой задержкой. Другие сцены снимать не было возможности, настоятель Тан, который дал согласие на съемки с большой неохотой, должен был быть сейчас очень раздражен. Но к его удивлению, того тоже больше волновал ребенок, а не затянутость съемок. Он бегал давал какие-то указания своих послушникам, потом тоже отправился в ризницу, чтобы проверить состояние Цоцо, и не нужна ли ему госпитализация. Им оставалось только ждать около убогой деревянной двери в ризницу. Режиссеру пришлось выслушивать причитания директора, в которых, если вслушиваться, было мало человечного. Его совершенно не волновала ситуация, в которой оказался ребенок. Он был уверен, что такой человек как Хуа Чэнджу, раз ставит своих людей, должен был все предугадать. А уж маленького белого уродца пускать на площадку вообще не следовало. Даже если бы тот помер, ничего бы не изменилось, от всяких мутантов в этой жизни все равно не будет толку. Если бы режиссер не пропускал это мимо ушей, а вслушался, он определенно затеял бы драку. Но он думал о бедах маленьких детей, которым так не повезло в самом начале жизни. О его бедной матери, которой некому помочь. В глубине души Мэй Няньцин был уверен, что сегодня они уже ничего не снимут. Человека уровня Лань Чан найти было не просто сложно, Хуа Чэн не позволит абы кому прикасаться к лицу Се Ляня. Поэтому, когда Хуа Чэн объявил о возобновлении съемок, Мэй Няньцин был очень удивлен. Директор Цзин одобрительно похлопав веером по руке, тут же начал вещать, что иного от Хуа Чэнджу и не ожидалось, а потом потащил режиссера в саму ризницу. - Как? – режиссер был откровенно поражен. Директор Цзин хмыкнул, глаза его странно блеснули, но он ничего не сказал. Мэй Няньцин же смотрел, как Цоцо аккуратно и очень профессионально наносил косметику на лицо Се Ляню. - Разве не лучше было ему отдохнуть? – невнятно спросил Мэй Няньцин. Это спасение для него, конечно, но… Любой простой бьет по карману, но затыки бывают всегда, на это отводится бюджет. Выглядел ребенок устало, но в разы лучше. Му Цин складывал какие-то тюбики, какие-то капли для глаз в огромный кейс для первой помощи. Режиссер подумал, с такой коробкой можно филиал больницы в бедной африканской стране открыть, но, понятное дело, промолчал. Хуа Чэн степенно поднялся. Его взгляд скользнул по режиссеру, задержался на директоре агентства. Тот тут же раскрыл веер, чтобы скрыть пол-лица. - Он умеет все, что умеет Лань Чан и даже больше. У него определенно талант. Плохое зрение ему здесь почти не мешает. Мэй Няньцин был уверен, что сказано это специально для директора. Режиссер смутно вспомнил, что тот говорил что-то гадкое, пока они стояли перед дверью, но он же не слушал. Значит слышал Хуа Чэн? Режиссер поежился. Если это так, директору Цзин можно только посочувствовать. Дальше продолжили явно для него: - Лань Чан уже у меня в больнице, ее состояние стабилизировали. Но вот ехать ему придется к отцу домой. Поэтому он предпочел поработать. Не волнуйся, по деньгам не обижу, - в конце Хуа Чэн слегка усмехнулся и казался совершенно непроницаемым, но режиссер прекрасно понимал, что волнение за ребенка никуда деться не могло. - Хозяин Призрачного города принял правильное решение, - подал голос директор агентства. – Если этот ребенок способен вернуть нас в график съемок, пусть займется делом. Нечего так страдать над ним, выглядит уже почти человеком. Режиссер вздрогнул, когда встретился с взглядом Хуа Чэна, но директор Цзин предназначенный ему взгляд пропустил, осматривая свой ботинок, испачканный в земле. - Некоторые люди только выглядят людьми, и даже страдания людьми их не сделают, - холодно заметил Хуа Чэн. От этой фразы пробрало всех. Здесь не было философии, здесь была угроза и предупреждение. Директор Цзин вздрогнул, по его спине пробежали мурашки. Ледяной взгляд Хуа Чэна коснулся его, губы изогнулись в насмешливой улыбке. О, этот человек умел доставлять страдания. Не было того, кто не знал этого. Сломать чужую жизнь до основания, вышвырнуть на обочину и похоронить под камнями, участь любого, кто посмел перейти ему дорогу. Собиратель цветов под кровавым дождем не жалел никого, кто осмелился на подобную глупость. И директор Цзин отлично знал, что в списке Хуа Чэна были совершенно разные люди, некоторые совсем непонятно как перешедшие ему дорогу. И сейчас этот парализующий взгляд достался и ему. Но директор Цзин перевел дух, решив, что он найдет способ польстить Лаобану. На некоторое время в ризнице воцарилась тишина. Когда же Цоцо закончил, Се Лянь встал и медленно повернулся. Ему с трудом удалось сдержаться и ничего не сказать на слова своего директора, но Хуа Чэн сказал даже лучше, чем мог бы он. Се Лянь сдержался и предпочел не дергаться, чтобы не мешать волнующемуся Цоцо делать свою работу. Теперь она была закончена. Мэй Няньцин замер. Ему казалось, он забыл, как дышать. Если бы Се Лянь был чуть ниже, никто бы ни за что не понял, что он парень. Но в кадре проблема роста решается просто. Это была просто красавица. От одного взгляда на нее начинало быстрее биться сердце. Директор Цзин снова хлопком закрыл веер, закивав головой. - Цоцо, высший пилотаж, - искренне похвалил его Хуа Чэн. – Но теперь только отдыхать. Можешь досмотреть съемки. - Я правда не могу… поехать к тебе? - Нет, Цоцо. Сейчас не можешь. Се Лянь закрыл глаза. Он видел, насколько тяжело было так сказать Сань Лану. Конечно, куда проще было сделать так, но он давал шанс Фэн Синю. Это было больше, чем слова. Он верил в Фэн Синя, верил, что тот может быть хорошим отцом, и доверял ему ребенка. Хуа Чэн далеко не одного ребенка устроил в семью. И не одного вернул обратно в прежнюю семью. Он всегда знал, кому давать второй шанс, а кто его недостоин. И тут он знал, что с Фэн Синем обошлись несправедливо. Его родители в первую очередь, Лань Чан во вторую. Всю эту историю вкратце поведал Се Ляню Хуа Чэн, пока Фэн Синь и Му Цин пытались наладить с ребенком первый контакт. У Му Цина пока успехов было даже больше. Цоцо тяжело вздохнул. Это тоже была история полная обиды. Девушка не была из бедной семьи, но родители Фэн Синя сделали все, чтобы сын не узнал, что с ней, не узнал, что она беременна. Фэн Синь был уверен, что у нее все хорошо. Так бы и было, если бы она не оставила ребенка. Но она не смогла этого сделать. В том числе, потому что ее чувства были сильны. Она пыталась встретиться с Фэн Синем, но родители подсуетились и подсунули интересную стажировку заграницей. К непониманию девушки собственные родители тоже отказали ей в любой поддержке и выгнали на улицу. Это была не жизнь, а существование. Где-то на грани, почти за гранью. И когда почти все силы оставили ее, когда Цоцо было семь лет, она с болью в сердце поняла, что не справляется. Никто и никогда не протягивал ей руки помощи. Ей придется оставить свое больное дитя еще и без матери, именно в этот момент, на краю пропасти, она оказалась спасена. Молодой парень, того же возраста, что был когда-то Фэн Синь, протянул ей руку помощи. Он был молод, но казался в два раза старше, чем был на вид. Он дал им все, что есть у них. Все, что было достигнуто потом, было достигнуто благодаря этой опоре. Цоцо не знал историю в деталях, но он знал, что мать в обиде на отца, хотя и не держит на него зла. Для ребенка причины не так уж важны, он живет эмоциями, и для него, отец, который четырнадцать лет его даже не искал, настоящий предатель. И все же, как любому ребенку, ему хотелось услышать слова любви, извинения и почувствовать, что у него тоже есть папа. Как только он это услышит, как только успокоится боль в душе, он поймет и причины, и тогда, скорее всего, простит. Пусть на все это уйдет время, главное, что это было реально. Се Лянь и Хуа Чэн все это прекрасно понимали. Поэтому Хуа Чэн дистанцировался, дав еще раз понять, что он всегда будет в жизни Цоцо. Фэн Синь никогда не умел подбирать слова, и сейчас это было очень критично. Он пытался, путался, чем вызывал негативную реакцию Цоцо, но Му Цин все это смягчал. Настолько, что Цоцо расслабился и согласился поехать в супермаркет за первым необходимым, а потом к отцу, посмотреть, как он живет. Хуа Чэн смотрел на эту троицу, невольно снова чувствуя, как застарелая рана в душе стала болеть меньше, но подавил улыбку. Но потом его взгляд перешел на Се Ляня, который наблюдал за ним, и тут не улыбаться стало еще сложнее. Этот милый момент, который не решался прервать режиссер, напомнив про съемки, прервал, конечно же, директор Цзин. - Хуа Чэнджу, мы еще не знакомы лично. Я – директор агентства Се Ляня, меня зовут Цзин Вэнь. Очень рад, что вы проявили заинтересованность в этих съемках, это значительно упростит процесс и поднимет качество картины. Мы в свою очередь не останемся в долгу. Можете пользоваться нашими актерами, как хотите, если они пришлись вам по вкусу. Се Лянь попытался никак не отреагировать, поэтому опустил глаза в пол. В тот момент он думал о работе Цоцо, что она важнее, чем слова с липким неприятным содержанием. На нем далеко не один слой косметики, все-таки, чтобы там не говорил директор, он не девушка. - Раз уж его можно так накрасить, то это вообще упрощает дело. Кто бы мог подумать. Му Цин не выдержал, подскочил. Фэн Синь же попытался закрыть уши Цоцо, но тот уже все прекрасно понимал, так что возмущенно подскочил вместе с Му Цином. - Но наш другой ведущий актер, тоже прелестен, обратите на него внимание тоже. Даже красить не надо, какая красота. В наше время спрос опережает предложение, так что советую пользоваться, пока все в простом доступе. Желающих всегда достаточно. Му Цин вздрогнул. - Не менее влиятельных, не менее денежных. Хуа Чэн встретился взглядом с Му Цином. Тот выглядел униженно и опустошенно. У него не было сил вступать в перепалку, и не было подходящих слов. Хуа Чэн держался только потому, что держался Се Лянь. На вид лаобан был все так же холоден и отстранен, но в душе все клокотало от злобы и ярости. Хуа Чэн слышал и знал все, что знал и слышал Му Цин, потому что следил за Му Цином, и следил очень давно, не только с помощью Хэ Сюаня. Обнаружить маленьких бабочек было почти нереально, а они были с ним, записывая абсолютно все. Слушал правда, Хуа Чэн не все, оставив частную жизнь без лишних ушей. Но то, что выяснил Му Цин, как правило, было бесценно. И в это раз Му Цин оказался прав в своих гипотезах, которые на самом деле уже высказывал Фэн Синю. Тот не верил ему, они ругались из-за этого. Но факт стал реальностью. Этот директор спит и видит, как бы подороже продать не актерское мастерство, а самих актеров. Хуа Чэн хотел высказать все, что он думает здесь и сейчас, а потом сломать эту жирную шейку одним движением руки. Но по его губам расползлась улыбка, что не сулила никому ничего хорошего. Других желающих, значит, достаточно? Хуа Чэн легко выстраивал на одном слове целые теории заговора. Все потому, что он обещал себе, что больше никогда не вычеркнет никакую вероятность, не будет наивным. И никогда больше не подставит своей глупостью гэ-гэ! Мэй Няньцин собирался вмешаться, потому что чувствовал, такое Хуа Чэн никому не простит. - О, значит вы меня записали в другие ряды? – Хуа Чэнджу сделал шаг в сторону директора. Да, он хотел прямо сейчас разможжить его голову об стену. Но его настоящая цель была другой. Он много лет плел сеть вокруг Цзюнь У. И хоть это некрасиво по отношению к Се Ляню и Му Цину, он собирался сплести еще одну ловушку… Такую, чтобы свернуть сразу несколько враждебных голов. Цзюнь У никогда не понимал, что на кучу масок, изворотливости и лицемерия, найдутся другие маски, другое коварство. - Как можно, это все лишь развле… Хуа Чэн сделал еще один шаг. Смотреть в его лицо было страшно. Опасность ощущалась всей кожей. Но вдруг поднялся Фэн Синь, терпение которого тоже кончилось. У него тоже были принципы, и он не собирался им изменять. Он потребовал извинений от директора и гарантий, что с актерами ничего не случится. - Лучше мы уйдем в другое агентство! – пусть так. Своих друзей он не предаст и не подставит. Видит бог им будет безумно тяжело, но иначе он не поступит. Фэн Синь глянул на Се Ляня, потому что на Му Цина он вообще не мог посмотреть. Он будет защищать их ценой своей жизни, если будет надо! Больше не отступит ни на шаг! - Да кто вас примет, после скандала, который так легко устроить, - усмехнулся директор. Фэн Синь же не мог сказать, что Хуа Чэн их примет, потому что не доверял ему полностью, поэтому он слегка замялся, переводя дух. Он собирался сказать, что тогда они откроют свое. Это было, конечно, бравадой, но не такой уж пустой. И все же… После скандала открыть новое дело будет непросто, это тоже было очевидно. Фэн Синь сжал руки в кулаки, решившись. Не успел. Хуа Чэн сделал еще шаг к директору Цзину, разглядывая его глядя сверху вниз. Тот начал обливаться потом. Вряд ли этот взгляд было легко выдержать. Фэн Синь криво усмехнулся. Хозяин Призрачного города может быть даже милым, Фэн Синь остро чувствовал разницу, как общались с ним, и что происходило сейчас, и может быть совсем не милым. Этот человек и есть власть. - Я. И тогда мне не придется быть вам благодарным за такой подарок. Уж я-то сумею пользоваться ими куда эффективнее, - холодно сказал Хуа Чэн. Директор Цзин потемнел лицом. Потеря актеров не входила в его планы. Еще и в таком, совершенно бесплатном формате. Он начал отступать назад. Давление было слишком сильным. Опасность давила на мозжечок. Директор не выдержал. - Хорошо, хорошо! Извините, ладно! Я просто предложил, не подумав! Фэн Синь, ты своей принципиальностью, только мешаешь людям развиваться! Снимайте свою сцену, не отставайте от графика. И он выплыл из ризницы, делая вид, что он в порядке. Хуа Чэн опустился на маленький диванчик, закрыв пустой глаз рукой. Он снова начал нарывать, как всегда, когда он думал, что Се Лянь будет на него в обиде. Здоровый глаз он закрыл, чтобы немного отрешиться от окружения. Се Лянь сел с ним рядом и взял его за руку. Кроме режиссера, и, наверное, Цоцо, здесь не было лишних людей, все знали, что они встречаются. Да, еще был настоятель, но было совсем не до его реакции. Се Лянь осторожно поцеловал Хуа Чэна в висок, надеясь не стереть помаду. Но след все равно остался, пришлось стирать его салфеткой, все так же сжимая за руку. Хуа Чэн наблюдал за этой суетой и обнял Се Ляня за талию, не выдержал. Какая разница! Режиссер точно наверняка обо всем догадывался, Цоцо развит не по годам, и прекрасно понимал, что старший дядюшка и гэ-гэ это не родственник и старший брат! Мэй Няньцин же тяжело вздохнул. Они вообще смогут снять эту сцену сегодня? - Се Лянь? - Да, режиссер. - Ты сможешь сыграть? - Смогу. Разве я могу позволить трудам Цоцо пропасть даром? Се Лянь оставался актером самого высокого уровня. Казалось, что он будет играть, даже если рядом будет извержение вулкана. Мэй Няньцин, конечно, утрировал. Если рядом будет извержение, Се Лянь бросится спасать людей, какая уж тут игра. Когда все вышли из ризницы, Хуа Чэн подозвал Инь Юя. В голове его родился другой план. Вмешательство Фэн Синя оказалось кстати. Инь Юй склонился, готовясь запомнить и выполнить все приказы. Никто и никогда не уходил от мести Хуа Чэнджу. Никому и никогда не позволено обижать старшего дядюшку. Инь Юй, который был свидетелем всему, знал, что такой как директор Цзин легко не отделается. И те, кто думают так же, падут следом. Хуа Чэнджу не упустит никого, никого не простит. Инь Юй не знал, кто его родители, но в то время, как рождался план очередной мести, он думал, что они не могли быть людьми. И даже не демонами. Будто пламя вулкана исторгло из своих недр человека совершенно другого полета мысли. Но жаждущего лишь одного. Защитить одного единственного человека.