Маскарад

** …Это не справедливо… Он думал так часто, но продолжал мило улыбаться. Сам он ненавидел эту улыбку, он и не умел никогда улыбаться искренне. Ранее больше похожая на оскал, теперь она тоже была не лучше, лицемерием от нее разило за версту, но он старался. Старался не ради себя. В его душе, сколько себя он помнил, была только злость. Его никто и никогда не любил. Никогда не помогал. Внезапно он научился улыбаться. Сначала у него не было выхода. Потом случайно получилось само собой. Когда тебя обнимают маленькие ручки, когда к тебе спешат, будто к родному отцу, когда зовут только тебя… Он не думал, что в его почерневшей душе, полной горячей магмы, найдется место для зеленых побегов. Он не думал, что у него есть место для таких чувств. Всегда он только и делал, что жалел себя и ненавидел других. Быть может, он кого-то и любил, но та любовь давно стала завистью и тоже скаталась в ненависть. Та любовь не могла его спасти, потому что его не любили в ответ. А его любви было совсем недостаточно… - Хорошо, я помогу тебе, - ему казалось, что он ослышался. Неужели? Его отец решил вспомнить о нем? - Но ты должен выполнить одну мою просьбу. По лицу Цзюнь У было понятно, что нет в ней ничего хорошего. - Ты так похож на своего кузена. Мне надо, чтобы ты проник в Призрачный город и украл… - Я не предам брата. Цзюнь У улыбался, но его глаза были глазами демона. Смотреть в них было страшно. Его сын смотрел в ответ. Раньше бы он начал дрожать и непременно согласился, потому что сила Цзюнь У была подавляющей, но не сейчас. Сейчас он не мог быть таким беспринципным, как раньше… Теперь он был не один. У него был… - Он тебе не брат. В вас общей крови даже меньше, чем в нормальных кузенах. В глазах Ци Жуна разгорался нехороший зеленый огонек. Если его отца можно было назвать демоном, то генетику пальцем не раздавишь. Он воспитывал как мог себе подобного. Было только одно, иногда что-то меняется в душе. Меняется безвозвратно. В его случае это были пальчики, что вцепились в него намертво. Когда-то мальчик просил спасти его отца. Мертвецки пьяного, спящего посреди комнаты полной мусора и бутылок человека, в издевательски дорогом костюме. Мальчику было на вид всего три-четыре года, их дом был отнюдь не из дешевых, некой средней категории, потому что после действий Хуа Чэна Ци Жуну пришлось продать роскошные апартаменты и жить по средствам, пока он восстанавливал свой бизнес. Но это был не бедняцкий район, не бедняцкий дом и внутри все было обставлено очень даже неплохо. Только в холодильнике было пусто, а одежда ребенку была явно мала. Игрушки тоже были для более младшего возраста. Ци Жун тогда сделал вывод, что мать мальчика умерла, а отец впал в депрессию и не мог следить за ним по нормальному. Проверив пульс и убедившись, что отец ребенка просто спит, Ци Жун забрал мальчика к себе. Для начала он хотел его накормить, потом стоило снять мерки и заказать нормальную одежду экспресс-доставкой. В тот момент это решение кому угодно показалось бы внезапным, но не ему самому, хотя он тоже до конца этого не понимал. В голове мелькало много всего, те фонды, что он посещал, когда копал под Хуа Чэна, и сам кузен, который слишком много внимания уделял чужому ребенку, а потом подростку… Он не знал, как все это обернулось чтением сказок на ночь. Ци Жун прекрасно понимал, что он не имеет право оставлять чужого ребенка у себя в квартире, но мальчик крепко вцепился в него, не желая уходить. Странно. Этот ребенок почему-то пытался заботиться о нем! Это вообще не укладывалось в голове у Ци Жуна. Во-первых, он не помнил, чтобы хоть кто-то заботился о нем, разве что во младенчестве, во-вторых, он знал, что это ненормально для ребенка такого возраста пытаться вести себя как взрослый. Это значит, что отец ребенка очень часто находился в таком состоянии, и ребенок пытался вести себя как родитель, замещать роли. Не сказать, что Ци Жун прям сильно в этом разбирался, но наблюдая за любимым фондом Хуа Чэна, когда думал, как его потопить, он ходил на почти все встречи волонтеров. В результате он оставил эту затею. По его мнению, можно попытаться оттяпать любой кусок от Призрачного города, но не лезть к детям. Ци Жун до конца понял, что жать на больные точки Хуа Чэна, действие равносильное самоубийству. Когда отец Гу Цзы проспался, он, конечно, забрал ребенка себе. Тогда-то Ци Жун впервые ощутил странную пустоту в душе. Его отвергали и бросали, его не любили и презирали, но такого он не чувствовал никогда. И когда он услышал детские крики из квартиры, он уже не мог оставаться в стороне. Еще тогда, на курсах для волонтеров, он внезапно осознал, насколько черен может быть мир. Насколько ужасны могут быть взрослые, хотя сам никогда не был ангелом. Он никогда не думал, что его детство тоже не было хорошим. Да, его никто не бил руками, не пинал ногами, но быть может его отец был еще хуже. Он не любил его, и поэтому он сам так и не научился любить. Он не был человеком, он был эмоциональным калекой, сам не понимая этого. В этот день, отбросив пинком чужого отца и подняв плачущего и умоляющего не трогать “папу” ребенка, Ци Жун впервые почувствовал, как по-настоящему болит сердце. Ребенок все равно будет любить родителей, оправдывать их, считать плохим себя, но не их… Быть может, он пронесет это через всю жизнь, а быть может, сломается… И забудет, что такое любить. Ци Жун почувствовал, как его горькая мысль, что его никто так не будет любить, ушла на второй, а то и десятый план. Теперь он просто не хотел, чтобы Гу Цзы стал таким, как он сам. И не хотел, чтобы тот всю жизнь считал плохим себя. В тот момент и началась его борьба за этого ребенка. Почти все время Гу Цзы проводил с ним, у него фактически появилась в квартире Ци Жуна своя комната, своя кровать, стол, шкаф, одежда и игрушки. Но, когда отец вспоминал о своем ребенке, Ци Жун чувствовал, как его съедает беспокойство. Он мог ходить по комнате весь день, прислушиваясь в тревоге. И если слышал что-то неладное, бежать выбивать дверь соседа. К слову, тот прекрасно знал, что сосед с серо-зелеными глазами вполне способен на повтор, поэтому предпочитал дверь открывать самостоятельно. Ци Жун понимал, что жизнь для Гу Цзы в том доме мало похожа на нормальную жизнь, но ребенок всегда хотел вернуться к отцу, разве он имел право быть против? В такие моменты Ци Жуну было очень горько, но он мог только страдать. И только в тот вечер, когда Гу Цзы сказал, что хочет всегда жить с ним, Ци Жун почувствовал, как непонятное счастье и дрожь наполняют его душу. Но уже следующий день вернул его на землю. Бюрократическая машина оказалась, что надо, оправдывала свою репутацию. В лучшем случае он мог просто лишиться возможности увидеть Гу Цзы навсегда. Такой как он не был достойным опекуном в принципе. Непонятные доходы, сомнительное, криминальное недоказанное прошлое, отсутствие жены… Было сложно даже лишить отца Гу Цзы родительских прав! Алкоголизм и синяки надо было подтвердить. Тот имел, видимо, какие-то связи, так что о всех проверках из опеки отец Гу Цзы знал заранее, и выглядел образцовым папочкой, а ребенок упал, с кем не бывает. Сосед просто с головой не дружит, выдумывает постоянно. Опека, впрочем, Ци Жуну ничего не говорила, боялась, но подтверждала стереотип. Детей заберут скорее у нормального родителя, что случайно накосячил, чем у маргинала. Вероятно, у отца Гу Цзы были не только связи, но и деньги. Один из его бывших-новых сотрудников был хорош в копаниях под людей. Ци Жун, сидя в своем новом, но очень маленьком офисе, грызя яблоко и проглядывая найденные данные, сделал один единственный вывод. Его сотрудник, который отказался уходить, когда Хуа Чэн уничтожил “Зеленый фонарь”, только кивнул молчаливым выводам Ци Жуна. У этого жестокого алкоголика было достаточно денег и связей, чтобы убить жену и свалить ее смерть на другого. Связи эти тянулись не в очень хорошую сторону, но влияния Цзюнь У было бы вполне достаточно. Даже больше, для него это вообще не проблема. Но его отец даже такую мелочь, по своим меркам, не готов сделать просто так. Его отец больше всего зациклен на том, каковы на самом деле люди. На предательстве собственного отца. Что не мешало ему использовать собственного сына, как пешку. В этот момент Ци Жун пообещал себе, что таким же он никогда не будет! Он хотел спасти Гу Цзы, но теперь метод спасения казался Ци Жуну принципиально важным. И предать ради помощи брата, казалось совсем неправильным. Ци Жун с тяжелым сердцем вышел из офисного здания, думая о том, что он собирался сделать с приютом церкви по приказу отца. Сколько жизней он поставил бы под вопрос, лишив крова и семьи. Ци Жун обреченно улыбнулся. Карма во плоти. Он обрел принципы… Но помогут ли принципы спасти одного единственного ребенка? - Босс, мы поможем. Ци Жун вернулся в офис, плюхнувшись в кресло. Это были те люди, с которыми он начинал в свое время, те, кто не ушли, когда все развалилось, и те, кто начали с ним заново. Он улыбнулся, закрывая глаза рукой. Вероятно те, кто относились к нему как к человеку, были всегда рядом. Только вот, Ци Жун точно знал, что даже их совместных усилий будет недостаточно. Тот, кого Цзюнь У легко бы придавил к ногтю, был недоступен для Ци Жуна даже в период, когда у него в бизнесе все было хорошо. Им нужна была помощь. Он знал, кого должен попросить о ней. Это было унизительно для него, но он готов был на это пойти, потому что переживал не за свою жизнь. - Откуда у тебя столько сил? – мысленно спросил Ци Жун у своего кузена. Ему было одинаково тяжело обратиться за помощью, что к Се Ляню, что к Хуа Чэну. Но Ци Жун считал, что не имеет права вмешивать во все это кузена, после всего того, что было. К тому же тому тоже придется просить Хуа Чэна о помощи. Наверное, это его воздание за совершенные грехи, просить о помощи у врага. Ци Жун чувствовал, что ему тяжело извиниться перед Се Лянем, но, вероятно, он должен сделать это перед тем, как отправиться к Хуа Чэну. - Босс? Все хорошо? - Вы такой бледный? - Мы справимся. Ци Жун слегка усмехнулся, растирая ледяными руками виски. В тот момент, когда подаренные ребенку часы, подали сигнал экстренной помощи, он бросил все дела, и выбежал из офиса. ** Хуа Чэн не спешил вмешиваться, не потому что не хотел. Он привычно собирался взять все в свои руки, но ему запретили, и он прижался спиной к косяку двери, приказав своим людям незаметно оцепить этаж, а сам сложил руки на груди, со странной, едва заметной улыбкой глядя в никуда. Се Лянь виновато улыбнулся и попросил подождать. Этот звонок был настолько неожиданным для них обоих, что Хуа Чэн мысленно слушал расшаркивания Инь Юя на тему, что “а вот я же говорил”. - Он мой брат, Сань Лан. Дай мне с ним поговорить. Хуа Чэн не сопротивлялся. В отличие от Се Ляня, он знал, сколько усилий приложил Ци Жун ради чужого ребенка и сколько раз пытался пройти все барьеры в опеке, что по меркам Хуа Чэна делало ему честь. Ради ребенка он мог закрыть глаза на какие-то прегрешения Ци Жуна, но уж точно не на все. Остальные грехи тому все равно придется отмаливать самому. Он лишь позволит это сделать. Сейчас из квартиры Ци Жуна доносились всхлипы и детский плач. Гу Цзы явно не желал расставаться с Ци Жуном, Се Лянь утешал обоих. Хуа Чэн глянул в проем на распростёртое тело. Ци Жун никогда не рядился в праведника, но сейчас он спасал ребенка и совершенно не собирался рассчитывать силы. Он совсем забыл, что за такое просто попадет в тюрьму, если не вступится его отец, и ребенка он не увидит десяток, а то и пару десятков лет. Вот Лан Ин появился перед ним. - Зачисть все хорошенько. Сделай так, будто этот тип сбежал заграницу. А на соседа оформил генеральную доверенность. С остальным я разберусь потом. Лан Ин кивнул, а Хуа Чэн вошел в дверь другой квартиры. Эти двое слегка успокоились, но Гу Цзы все так же крепко сжимал Ци Жуна за талию, боясь, что его заберут от того силой. Ци Жун поднял на него покрасневшие глаза. - Господин Хуа… Это было что-то новенькое. Как только они друг друга не называли! Но что еще за “господин”? Ци Жун не стал просить о помощи. Он понимал, что натворил дел. Брат не будет на его стороне, он слишком правильный. Хуа Чэну нет смысла за него вступаться, все о чем он может попросить, это устроить Гу Цзы в нормальную семью. - Гу Цзы… Он… - Нет! – ребенок все понял и тут же начал реветь. Се Лянь обнял их двоих и поднял обеспокоенный взгляд на Хуа Чэна, прося найти выход. - Фонду “Новое начало” нужен один человек. Его семья может жить с ним. Ци Жун быстро все понял. Он смотрел на Хуа Чэна ярко зелеными от слез глазами. Это их спасение и его же искупление. Отправиться в то место, которое он собирался уничтожить, и работать там. ** …Это не справедливо… Лан Цяньцю думал так, глядя как Ци Жун поднимается к ним вверх на холм, держа в одной руке ребенка, а другой волоча огромный саквояж. Тот, очевидно, был забит под завязку, но Ци Жун легко справлялся, хотя на вид был довольно худ. Это не справедливо!!! Внутри Лан Цяньцю кипели гнев и раздражение. Почему он должен приютить этого ублюдка в своем доме? Почему должен помогать тому, кто едва не уничтожил его семью, едва не убил его отца? Почему он так похож на Се Ляня? Как он может быть так похож на Учителя? Разве это справедливо? Нет, Лан Цяньцю видел, что эти двое далеко не близнецы. Но все же, если не знать их обоих близко, вполне можно было спутать. Внутри Лан Цяньцю разгоралась ненависть. Он всегда был вспыльчивым, но добрым и отходчивым. Но сейчас уже не был уверен. Ему казалось жажда мести вспыхнула в нем неудержимым огнем. Он превратит жизнь этой твари в настоящий Ад! Разве кто-то может заставить его быть милосердным? - Жун-эр, - Лан Цяньцю вздрогнул, когда услышал это обращение, вместе со скрипом инвалидной коляски. Лан Цин потянул сына за рукав, будто чувствуя его мысли и напоминая о приличиях. - Сын мой, ты устал, А-Цянь покажет вам вашу комнату. Ци Жун вздрогнул на этом обращении, но его лицо все равно оставалось непроницаемой застывшей маской. Как Лан Цяньцю и ожидал, тот не собирался извиняться. Впервые Лан Цяньцю не горел желанием исполнять свои обязанности. Не озаботившись идет ли за ним Ци Жун или нет, Лан Цяньцю пошел ко второму зданию, где у них были свободные комнаты и можно было почти единолично использовать кухню. Он шел не оглядываясь, пока не услышал удар и стон, ребенок тут же залепетал: - Папа, папа! Что с тобой? Он называет это отродье отцом? Куда катится мир! Но не обернуться, Лан Цяньцю, конечно, не мог. Ци Жун, очевидно, все-таки слегка потянул запястье. Нефиг было столько шмоток набивать. Малыш очень переживал за своего “отца”. Лан Цяньцю не сказал бы, что у него дрогнуло сердце, или что-то подобное, но дети всегда были на первом месте, так воспитал его отец. Поэтому помочь он хотел именно ребенку, а не Ци Жуну. - Иди сюда, - ласково предложил Лан Цяньцю, - я понесу тебя. - Нет! – ребенок не желал расставаться с Ци Жуном. – Нет! Я пойду пешком, я не маленький! - Тебе надо меньше напрягать ногу, - строго сказал Ци Жун. – Я понесу тебя на другой руке. Лан Цяньцю почувствовал, как у него дернулся глаз в нервном тике. Но дальше лезть со своей заботой он не стал. То, что Ци Жун не сахарный, это точно. Конечно, он далеко не так силен, как Учитель, но обывателем его назвал бы только, пожалуй, Хуа Чэнджу. Лан Цяньцю открыл дверь комнаты, с трудом сдерживая себя. Он не мог притворяться хорошим, добрым человеком. Милосердие? Что за чушь! Кем он не хотел быть, так это лицемером! Пытаясь сдержаться хоть как-то, он выместил злобу на несчастном чемодане, застрявшем на пороге комнаты. Пинок вышел, что надо. Чемодан действительно был очень тяжел, так что Лан Цяньцю слегка поморщился. Ребенок вскрикнул с легкой обидой, и Лан Цяньцю испуганно поднял глаза, боясь, что в порыве гнева, попал по малышу. Но нет, тот был все так же на руках Ци Жуна, а вот чемодан залетел в комнату, ударился о стол и раскрылся. Лан Цяньцю сглотнул слюну, огладывая вещи, но оправдываться и извиняться не стал, а просто сбежал, захлопнув дверь. Кажется, в этом чемодане почти не было вещей Ци Жуна. Лан Цяньцю, закрыв дверь, на секунду прижался спиной к полотну двери, переводя дух. Стыд слишком быстро ушел. Лан Цяньцю тяжело вздохнул, он невольно услышал, как возмущается ребенок, требуя подтвердить, что “дагэ”, поступил неправильно. - Лан Цяньцю младше меня, он тебе не дагэ. Такой привычный голос Ци Жуна, заставил Лан Цяньцю усмехнуться. - Быть может, он неправ. Но у него есть на то причины. - Какие? – удивился ребенок. - Ненависть. Я сделал ему плохо, и он не может не ненавидеть меня. - Папа не мог никого обидеть! Ты такой хороший! Лан Цяньцю цыкнул и пошел по коридору прочь. Все его естество отказывалось участвовать в этом нелепом фарсе! Этот Ци Жун наверняка просто прикрывается этим ребенком ради очередной аферы, а Се Лянь и Хуа Чэн слишком наивны, когда дело касается детей! Он вошел в комнату к отцу, тот как раз говорил по видеосвязи. Судя по голосу, Хуа Чэн давал разного рода распоряжения, Лан Цяньцю не слышал какие, но отец сосредоточенно кивал. Но вот разговор был закончен. - А-Цянь… - отец тяжело вздохнул и предложил сыну сесть рядом на стул. – Мне очень непросто оставлять тебя в такое время… И взваливать все на тебя. Лан Цин взял возмущенно нахмуренного Лан Цяньцю за руку. Тому в этом предложении не нравилось абсолютно все. Оставлять, да еще когда этот подонок рядом? Лан Цяньцю вздохнул про себя. Отец не мог продолжать работать, он слишком быстро уставал, но остаться без его поддержки было все еще страшно. Конечно, он всегда посоветуют, да и Ван Хао обещал быть рядом, но Ци Жун… он расшатывал всю его уверенность одним своим видом. Вдруг он вовремя не разгадает его план, не поймет, что тот задумал? Лан Цяньцю слабо улыбнулся. Хуа Чэн запланировал для отца еще одну операцию. У них есть не образный шанс поставить отца на ноги. Ради такого стоило постараться. - Хуа Чэн просил тебе напомнить, что дети должны быть для тебя на первом месте. Он добавил, что дети могут менять людей, но могут и не менять. И все же… Отец-настоятель чуть замялся. - Мы должны каждому дать второй шанс. - Легко ему говорить об этом! – вспылил Лан Цяньцю, но внезапно осекся, глядя на отца. Тот был суров как никогда. - Все наши проблемы ничто, в сравнении с тем, что пережил в своей жизни Хуа Чэн. И все же, он решил помочь Ци Жуну, отправив сюда. Это не значит, что мы должны забыть, что тот сделал и принять его с распростертыми объятьями. Мало того, сам Хуа Чэн уверен, что Ци Жун как человек мог и не поменяться. Поэтому он просит всего лишь дать ему шанс. А я прошу тебя проявить милосердие. Лан Цяньцю едва не выпалил, что это невозможно. Что Ци Жун из тех, кто ночью вполне может перерезать им глотки. Но с его отцом было бесполезно об этом говорить. Не только потому что Хуа Чэн попросил, но и потому что его отец был слишком добр, говорить о своих истинных чувствах было совершенно бесполезно. ** Им действительно не хватало одного человека для эффективной работы. Но это должна была быть не просто новая единица, этот человек должен был разбираться абсолютно во всем! И в делах приюта, и в делах фонда, и иметь хотя бы общее представление о делах церковных! Лан Цяньцю за завтраком несколько раз пнул ни в чем не виноватый стул напротив и ударил кулаком по стулу. Скрипнув зубами, он попытался хотя бы во время приема еды не думать о том, что учить всему Ци Жуна придется именно ему. Десять минут раннее Лан Цяньцю невольно застал сцену, как Ци Жун уговаривал Гу Цзы уйти с воспитательницей. Настолько маленьких детей сейчас было совсем немного, все они относились либо напрямую к фонду, либо были детьми сотрудников, но Лан Цяньцю привычно воспринимал и детей из фонда своей семьей, хотя и понимал, что сильно привязываться к ним нельзя. Им найдут любящих родителей, и они будут счастливы в новой семье. Тем не менее Гу Цзы точно не будет одиноко, поиграть будет с кем. Лан Цяньцю не мог поверить, чтобы кто-то подобный Ци Жуну мог быть настолько терпеливым и слегка растерянным. Было видно, что он хотел пойти на поводу у настойчивого Гу Цзы, просто не мог. В столовую Ци Жун вошел, когда Лан Цяньцю домучивал кашу. - Я не буду с вами садиться, не переживайте, - Ци Жун прекрасно понимал этот взгляд. – Я уже поел. Лан Цяньцю знал, что это вранье. Ребенок на улице уговаривал отца тоже покушать, значит, тот не успел. Лан Цяньцю был молод, но если у его сверстников в большинстве своем еще не было и мыслей о детях, либо у кого-то получился не шибко плановый, то Лан Цяньцю мог бы быть опытным папашей, и прекрасно знал, что некоторых детишек накормить с утра бывает непростым делом. Особенно в новой непривычной обстановке. - Тогда поднимайся в офис. По этой лестнице на второй этаж, - Лан Цяньцю кивнул в нужную сторону. Он не собирался ни сочувствовать, ни быть милым. Это не его дело. Даже если бы не было этой ненависти, все они взрослые люди. ** …Это не справедливо… Он снова думал так. Как этот Ци Жун мог разбираться во всем так подробно? Внутренние дела церкви, внутренние дела фонда, откуда ему это известно? Вопрос вырвался сам собой. - Не сказать, что я разбираюсь. Просто делаю выводы по образу и подобию. - По какому еще образу и подобию? – сквозь зубы выдавил Лан Цяньцю. Ци Жун не стал отвечать, но оба понимали, что он специально так сказал, чтобы не накалять обстановку, но получилось только хуже. Если дела церкви он мог знать, когда планировал забрать эти земли, то значит и дела фонда “Новое начало” могли быть известны по этой причине! Но кроме всего прочего, он почему-то неплохо разбирался в детской психологии разных возрастов. Это откуда? Надо немало перелопатить литературы, сходить не на одну встречу различных мастер-классов, организуемых фондами для волонтеров и подопечных, чтобы так разбираться. Лан Цяньцю тяжело выдохнул. Если бы ему реально не нужен был один человек в помощь, он бы максимально игнорил этого ублюдка, пакостя ему по мелочи и не только, вынуждая уйти самостоятельно. Сейчас же ему пришлось выдать задания, от чего градус его ненависти достиг предела. Лан Цяньцю не знал, как ему с этим справляться. Не мог же он в самом деле сломать ему руку или ногу? Не мог же избить так, чтобы тот перестал ходить, как его отец. А очень хотелось. Ци Жун медленно встал вместе с врученными бумагами, скручивая их в рулон. Кажется, его волновало совсем другое, но он делал вид, что это не так. Лан Цяньцю тоже с трудом попытался казаться спокойным. Ци Жун вообще собирается выполнять задания? У Лан Цяньцю было много дел, но он пошел тенью следом, чувствуя, что становится буквально одержим своим врагом. Когда Ци Жун свернул к небольшому зданию, где у них был маленький детский садик, Лан Цяньцю замер. Ударив себя по щекам, он попытался вернуть себе немного здравомыслия. Хоть ненависть, хоть конец света, у него есть своя работа. Даже если Ци Жун собирается все сломать, текущие задачи вообще никто ни разу не отменял. - У него еще не до конца прошла нога, ему не стоит ее напрягать. Я забыл сказать вам утром… - Мне все передали. - Кто? - Конечно же, младший господин Лан. Он всегда бережно относится к деткам. - … Ко всем? Лан Цяньцю поспешил уйти, чтобы не выглядеть идиотом. ** Ци Жун очень бесился, проглядывая список дел. Сначала он вообще швырнул все листы на пол, потом принялся их собирать, заодно прочитывая. Он с большим трудом играл роль смирившегося и примерного. Сам он легко натягивал маски и играл роли, но когда это было его игрой! Сейчас это была необходимость. Ради самого себя, он никогда бы не пошел на подобное, но у него не было выбора. Ради Гу Цзы ему нужно было постараться и получить помощь. Как только Хуа Чэн отдаст ему недостающую бумажку, он сможет начать новый квест по покорению опеки. Ци Жун тяжко вздохнул, его руки мелко дрожали. Он прекрасно понимал, что и тут без помощи Хуа Чэна он точно не справится. Сейчас у него временная опека по доверенности, оборвать такую проще пареной репы, если какой-то богатой паре случайно приглянется ребенок. По идее, его не должны видеть в общей базе, но… Деньги и связи все решали. Мог решить и Хуа Чэн. Но эти действия были вне закона, и ради него он уж точно на это не пойдет, хотя в целом на закон Собирателю цветов под кровавым дождем было плевать. Ци Жун собрал все бумажки и снова вздохнул. Дел действительно было невпроворот. Ци Жуну было интересно, у Лан Цяньцю тоже столько же хлопот, или это возмездие за прошлое? В любом случае он собирался все безропотно выполнить. С одной стороны, потому что там не было ничего для него сложного, он не построил бы свой бизнес с нуля, если бы ничего не умел лично сам, вопреки мнению некоторых, Цзюнь У никогда не помогал ему, только использовал, когда это было выгодно. С еще одной стороны, он боялся, что или их обоих, или его одного выгонят. Если Гу Цзы останется из-за небрежности здесь, Хуа Чэн наверняка скажет, что он большего не ожидал, и просто включит ребенка в программу фонда! Тогда он больше никогда его не увидит! С третьей стороной было сложнее. Гу Цзы пробудил его совесть, и теперь она тихонько подвякивала. Он понимал Лан Цяньцю. На его месте он вообще не стал бы церемониться с ним и давать ни одного шанса. Он бы вышвырнул его с порога вместе со своим недоноском. Но их приняли. И пока Лан Цяньцю заботится о ребенке, может хоть каждый день ломать ему (Ци Жуну) по пальцу. Ци Жун собирался выдержать. ** Лан Цяньцю замер на входе в столовую. Время обеденное, там сейчас собрались почти все, поэтому он пытался применить какую-нибудь дыхательную технику. Это были тяжелые почти две недели для всех. Близились вторые выходные, и Лан Цяньцю искренне считал, что ему надо взять себя в руки. Он ничего не мог поделать с тем, что ему хотелось побольнее уколоть или задеть Ци Жуна. Оскорбления того мало трогали, поэтому Лан Цяньцю заводился все больше, так что мог задеть и физически. Ци Жун все стоически терпел, что бесило все больше и больше. А то, что он справлялся с работой, бесило только сильнее. Лан Цяньцю растер лицо рукой. На тех выходных он перешел все границы, и теперь ему было невыносимо стыдно. Его гнев достиг какого-то апогея, и под руки подвернулась ваза. Только вот из-за эмоций, он совсем не рассчитал траекторию броска, вернее, он рассчитывал, что не попадет, швыряя так. Кто же знал, что ваза неудачно вырвется из пальцев и едва не попадает по Гу Цзы? Лан Цяньцю никогда не был в таком ужасе, как в тот день. Ребенку не досталось, потому что Ци Жун закрыл его собой, а вот тому пришлось даже зашивать один порез. Первую помощь он оказал, стекло убрал, в больницу Ци Жуна отвез, а потом почти час Гу Цзы лупил его плечу, рассказывая какой дядя плохой. Лан Цяньцю покаянно терпел, будучи согласен. Мысленно он думал, что ему пора походить на курсы психотерапии. Он явно не справлялся с нагрузкой, мыслями и эмоциями. Он не собирался им вредить! Он просто хотел куда-то выплеснуть свой гнев. После этого он еще больше загрузил себя работой, но так, чтобы с Ци Жуном не пересекаться вообще. Единственное, что пару раз он возил Гу Цзы в торговый центр, обнаружив, что тому перестало хватать базовых вещей, видимо, был очередной скачок роста. Не зная, как извиниться, он, проходя мимо мужского отдела, подумал, что у Ци Жуна совсем нет нормального осеннего пальто или куртки, и купил несколько вещей на свой вкус. Вкус у него был. Одеждой он, конечно, не отделался, но глядя как Гу Цзы радостно сжимает новую игрушку и лопочет что-то о ней, Лан Цяньцю невольно почувствовал себя лучше. Лан Цяньцю догадывался, что в этот обед они непременно встретятся. Он собирался с духом, чтобы извиниться словами. Еще надо было объяснить, что такая нагрузка на него, что он даже не мог выкроить время на ребенка, никакая не месть, и не издевательство. Лан Цяньцю думал, как бы это изменить, но кроме как потерпеть, вариантов не было. Буквально через месяц все станет намного легче. Сейчас абсолютно все работали на износ. Извиниться снова не получилось. Ци Жун сидел напротив, но после кивка, завел речь про сегодняшнюю встречу. Та обещала быть очень стрессовой и напряженной. От того, как они проведут зависело очень многое, и для фонда, и для церкви. Раньше ее бы вел отец, может даже Хуа Чэн явился бы лично. Сейчас не было даже Ван Хао, который почти все время был с отцом после сложной операции. Лан Цяньцю и по этой причине тоже не находил себе места. Лан Цяньцю был строг ко всем, к себе в том числе. И сейчас, даже понимая, что он сам загнал себя в ловушку, не оправдывал своего поведения. Но и времени выдохнуть у него все так же не было. Они были готовы к этой встрече, но нервы били Лан Цяньцю через край. Наверное, это было очевидно не только ему. Лан Цяньцю очень удивился, когда его чуть дрожащую руку с ложкой накрыла чужая рука. Ци Жун продолжал спокойно говорить, убеждая. Выходило у него очень хорошо. - Ты же не один. Все получится, - он оскалился почти весело. Лан Цяньцю нашел его улыбку очень задорной, что не зубик то почти клык. Лан Цяньцю вздохнул, позволив себя успокаивать, но Ци Жун убрал руку раньше, чем он решился выдернуть ее. Как Лан Цяньцю и ожидал, чиновники, это сборище стервятников. Они ничего не готовы делать просто так, даже в любом благом деле, они будут пытаться набить себе карман. Лан Цяньцю ожидал, но все равно не был готов. Почему эти люди от народа, те люди, что должны были быть подобны идеалу человека, на самом деле так порочны? Лан Цяньцю было тяжело выдержать чужой напор. Эти люди привыкли гнуть свою линию. Лан Цяньцю услышал усмешку. Когда-то она его пугала до дрожи, совсем еще недавно раздражала, но сейчас… Дарила надежду. Под свитером, который он купил, едва была заметна свежая повязка, Лан Цяньцю ее видел, потому что знал, куда смотреть, и потому что Ци Жун держал в этой руке бумаги и рукав чуть сполз. Ци Жун ударил этими бумагами по столу, его зеленые глаза почти магически сверкнули. Лан Цяньцю невольно замер. Ци Жун не просто умел говорить. Он знал этих людей как облупленных. Знал больше, чем положено. Речь была полна хитрых ловушек, она была беспощадной и жестокой. Но в этот раз он добивался благой цели. И выглядел очень круто. Лан Цяньцю уставился на свои руки. Ци Жун сейчас вызывал бурю чувств в его душе. Пораженным чинушам пришлось согласиться с их требованиями и обойтись без откатов. - Знал бы, что ты здесь, Циндэн*… Не стал бы терять время. - Подписал бы все по почте? – его бровь насмешливо приподнялась. - Твой отец знает, что ты прячешься здесь? Ци Жун ощерился. - Сомневаюсь, что тебе понравится то, что будет с тобой, если отец узнает о моем отпуске. Остальные предпочли промолчать, да и говоривший смертельно побледнел. Репутация у Ци Жуна действительно была намного хуже, чем у Хуа Чэна. Второго просто боялись, Ци Жун же умел вызывать отвращение. Но сейчас Лан Цяньцю был далек от этих мыслей. Договор, который был так нужен для фонда, для всех детей, теперь был в их кармане! Чиновники вальяжно покинули кабинет, и пока Ци Жун собирал договора, едва заметно вздрогнул, когда Лан Цяньцю осторожно коснулся его руки. Очевидно, что порез еще прилично болел, раз тот не смог этого скрыть. Молодой мужчина чувствовал, как его грудь болезненно сдавило. Но, прежде чем уйти, впервые за все это время, Лан Цяньцю сказал Ци Жуну: - Спасибо. ** Структура существования церкви и фонда была в основе своей строго определена, но для стороннего взгляда их существование было подобно двухголовой гидре. Большинство ключевых сотрудников действительно имели две ставки, но за исключением вот таких сложных периодов, они никогда не уходили домой сильно после официального рабочего времени. Да, кто-то садился в машину, кого-то отвозил трансфер, а кто-то шел в соседнее здание. Да, кто-то имел церковный сан и работал в церкви и в фонде. Кто-то работал только в фонде, кто-то только в церкви, кто-то не имел сана, но был и там и там незаменим. Дети сотрудников обычно были здесь же, если в этом была необходимость. Подростки логично не хотели менять школу, поэтому из детей сотрудников здесь были дошкольники и младшие классы. Для подростков здесь была разве что подготовка к университету, которая пользовалась лютой популярностью, но сторонних детей Хуа Чэн не набирал. Только дети сотрудников, дети фонда и дети из Призрачного города, но у тех были и свои классы на территории Города. Поэтому на выходных здесь почти не оставалось детей. Только дети фонда, которые жили непосредственно здесь, таких было не очень много, обычно те, кому это место было необходимо по состоянию здоровья. Природа и воздух здесь были великолепны. Поэтому на выходных большинство воспитателей и все учителя отправлялись домой, был дежурный врач с медсестрой, приезжали учителя подготовки. Можно сказать на выходных это место выглядело совсем иначе. У Ци Жуна было много планов на эти долгожданные выходные. Прошлые выдались слишком веселыми. Ци Жун, казалось, привык, что его никто не любит, а отец относится как удобной собаке. Поэтому ни слова, ни побои не могли его затронуть. Его бесило только, что он не мог ничего ни сказать, ни сделать в ответ. С одной стороны, потому что боялся потерять сына, с другой стороны, считая, что Лан Цяньцю имеет право на любые действия. И все же, в те выходные, он чуть не сорвался. Он собирался высказать “второму молодому господину Лану”, все что он о нем думает! Пусть изобьет его всего и изрежет, но ребенок-то тут причем? Но прежде, чем он в гневе поднялся и все это сказал, он увидел взгляд Лан Цяньцю. Он не хотел этого делать. Он был в ужасе. И внезапно Ци Жун подумал, что Лан Цяньцю еще ребенок. Он может казаться, сколь угодно взрослым на вид, да и двадцать два это не так уж и мало, но на него свалилось как на сорок. Почти все дела церкви, и фонда, касательно детей и этого места, отец, который должен перенести еще одну операцию, но даже прийти проверить его не было времени… Поэтому он промолчал. Некому было помочь Лан Цяньцю, некому было поговорить по душам. Поэтому он молчал, когда Лан Цяньцю опытной рукой промыл к закрыл мелкие порезы, и медицинским степлером закрепил кожу у глубокого пореза. Он мог и умел все на свете… Но было ли ему легко? Ци Жун прекрасно видел, что Гу Цзы нужна новая одежда, да и ему купить вещи к сезону не мешало. Одежда у него, естественно, была, но она осталась вся на квартире, а туда Хуа Чэн сказал пока не являться. Но, как и у Лан Цяньцю, у него не было времени для походов по магазинам. В те выходные он собирался это сделать, но проклятая ваза смешала все планы. В эти выходные он собирался тоже купить что-нибудь Гу Цзы и себе и просто погулять по детскому парку. Гу Цзы обязательно это бы понравилось! Но как только ребенок радостно залетел в комнату, радуясь предстоящим выходным, как Ци Жун почувствовал сильное головокружение, настолько сильное, что не смог дойти даже до кровати. Ему никогда не было так плохо. Один раз он почти пришел в себя. Он смутно слышал голоса. - Да, конечно, я справлюсь с капельницей, - это был уверенный голос Лан Цяньцю. – Да, и накладку поменять смогу. Нет, швы я не умею… Ах вы шутите! Лан Цяньцю возмутился. Врач невольно извинился. Гу Цзы был очень шумным, и Ци Жун хотел сказать, чтобы тот вел себя прилично, чтобы чужие люди на него не орали, но раздался голос Лан Цяньцю, спокойный и глубокий. - Сяо Цзы, не волнуйся, дядя Лан все знает. Твой папа просто переутомился. После капельницы он хорошенько поспит, и пойдет на поправку. Этот утешающий голос был очень теплым и мягким. Ци Жун тяжело вздохнул. Он не помнил, чтобы кто-то так же утешал его. Быть может только, когда его матушка была жива… Но этот образ, подобный свету, был так же призрачен, как зеленый огонь. Было ли это все, или ему почудилось, потому что хотелось хоть немного тепла? Врач ушел, а его погладили по голове. - Не волнуйся ни о чем, отдыхай. За Гу Цзы я послежу. Ци Жун тихонько застонал. Конечно! Как он мог забыть! Все воспитатели расходятся, те, что следят за детьми фонда не смотрят за детьми сотрудников, это скорее тьюторы, у которых свои задачи… - Лежи, я сказал! - Лан Цяньцю пригвоздил его плечо обратно к кровати. - Дядя Лан? – обеспокоился Гу Цзы. Лан Цяньцю вздохнул, Гу Цзы снова достались объятья. - Я тебе обещаю. С одним ребенком я справлюсь проще, чем с репой. - Не сажай его в землю… - прошептал Ци Жун в порядке бреда. – Это только в сказках… Но больше в сознании он быть не мог и провалился в тяжелый сон. Там он брел по мрачному лесу, а сверху почему-то капала кровь. Но он чувствовал, что если посмотрит вверх, то ничего хорошего не увидит… Этот сон был кошмаром, который, казалось, длился целую вечность… Это сон снился ему не первый раз, но сейчас им овладели паника и страх, ему хотелось сбежать из этого места, но лес был бесконечным! В руке на секунду вспыхнула боль, а потом ему внезапно стало уютно. - Все хорошо. Хорошо. Какая еще кровь, просто краска. Растворитель купим, уберем. - Что ты несешь… - прошептал Ци Жун. - Спи… - Ты что, обнимаешь меня? – с подозрением попытался осведомиться Ци Жун, но ему очень хотелось спать, а сон, который так и не отпускал его, внезапно сменился. Свет озарил бесконечный лес, и взгляду Ци Жуна предстали зеленые деревья, прелестные травинки и белые цветы. Тот самый лес, в который он и наяву мог бы ходить, живя здесь, каждый день. Ци Жуну казалось, что он чувствует ветер и прекрасные запахи. - Чиго? – Ци Жун дернул ухом, Лан Цяньцю не имел привычки картавить, но иногда говорил так, когда не мог удержаться и не потискать Гу Цзы. - Пойдем, я приготовлю тебе поесть. Не волнуйся, твой папа теперь будет просто спать. Кошмар ушел. Ци Жун услышал скрип кровати и ему резко стало холодно, но его тут же укутали в одеяло. - Спи. По его щеке провели ладонью. - Мы пойдем поужинаем. Ненадолго. Ци Жун не мог не почувствовать легкий жар от его прикосновения. Но тот жар относился не к пошлостям, а к чувствам. Неужели он заботится обо мне? Лан Цяньцю прекрасно представлял, что могут есть трехлетки, что им можно, что им нельзя. Гу Цзы гордо заявил, что ему уже четыре. Он, конечно, уже может есть сам. И даже способен сделать яичницу. Лан Цяньцю знал при каких обстоятельствах ребенок очутился у Ци Жуна, так что искренне сомневался, что это Ци Жун учил его из благих побуждений. Скорее это была попытка не умереть с голода, когда Гу Цзы жил с настоящим отцом. - А папа мне больше не разрешает ее делать… - посетовал малыш. – Он говорит, что взрослый сам способен ее сделать, и уж не трехлетке кормить взрослого. Гу Цзы рассмеялся. - Такой глупенький! Я же умею сам! А он постоянно ворчит, что сковородка тяжелая, что масло может брызнуть, какая ерунда. Гу Цзы, правда, выглядел довольным, когда все это рассказывал. Лан Цяньцю слабо улыбнулся, взбалтывая яйца с молоком, и собираясь пожарить на японский манер сосиски в виде осьминожек. Ему казалось это любят все дети в любой стране. Хотя в Европе он не был, но за Корею и Японию мог ответить. Пока он готовил, его мысли утекли к Ци Жуну. Обморок того не был игрой. Если бы он не шел за ним, все еще собираясь извиниться по нормальному за тот случай, то тот долго бы провалялся в своей комнате, пока маленький ребенок смог бы найти кого-то из взрослых. Пока Лан Цяньцю укладывал Ци Жуна в кровать, что-то в его сердце предательски дрогнуло. В тот момент Ци Жун выглядел невинно, мило и беззащитно. Похожий с закрытыми глазами на Се Ляня, но с забавно торчащим клыком, этот человек за две недели как минимум два раза провел сложные переговоры, которые могли значительно ухудшить жизнь фонда и церкви в случае провала. И надо признать, Ци Жун, чьи силы были направлены на благое дело, выглядел неимоверно круто. И то, как он стоически переносил его нападки, явно ради ребенка, потому что Лан Цяньцю видел, как тот и закатывает глаза и прикусывает губу, чтобы сдержаться, тоже делали ему честь. Но, вытирая пот с его лба и слушая рекомендации доктора, он вдруг понял, что перед ним не демон, которым тот всегда для него был. А просто человек, которого он совсем и не знал. Не пытался и не хотел знать. Да, у этого человека есть отнюдь не святое прошлое, скорее наоборот. Но готов стать другим ради кого-то. Это на самом деле значило очень многое. Лан Цяньцю тихонько вздохнул, усаживаясь за стол, и накладывая их простенький ужин в тарелки. Этот кошмар, что снился Ци Жуну… Кто знает, быть может, он не хотел делать то, что сделал? Или только думал, что хочет. Или оправдывал себя, что у него нет выбора? Лан Цяньцю был уверен, его отец мог заставить кого угодно сделать, что угодно. Говорят, что свобода выбора есть всегда, но эти люди никогда не сталкивались с ситуацией, когда на другой стороне собственная смерть. Пожертвовать собой, чтобы не погибли другие? Красивые слова героя. Но много ли героев в обычной жизни? Ци Жун, конечно же, не был героем. Но быть может, если бы его отцом был бы кто-то другой, если бы у него была мать, что любила его, если бы он жил обычной жизнью, быть может для него все сложилось иначе. Рассуждать об этом можно было бесконечно, поэтому Лан Цяньцю не стал. Он собрался по-быстрому сварить кашу и отправиться обратно. Гу Цзы послушно играл с прихваченными заодно игрушками. Он привык быть один, он привык ждать. Но теперь это ему сделать было сложнее. Каждые две минуты он спрашивал, когда они уже вернуться к папе. Лан Цяньцю снова вздохнул. Должен ли он продолжать ненавидеть Ци Жуна? Кажется, он уже просто не мог это сделать. Его характер остался прежним, вспыльчивым, но отходчивым. Если все это обман? Тут уже ничего не поделаешь. Он решил верить. Хотя бы ради одного человека, но Ци Жун готов пойти по правильному пути. Разве он имеет право снова столкнуть его в пропасть? Нет, Лан Цяньцю собирался его поддержать. Может, это то милосердие, о котором говорил его отец? Наверное, не только. Стоило рассмотреть этого пакостника поближе, и он оказался слишком интересным, чтобы говорить лишь о терпении и милосердии. Сердце билось слишком быстро, а на душе было ощущение, что пришла весна. - Ого. Кашка? Надеюсь, отраву не стал класть? – Ци Жуну было явно лучше, он уже уселся и протянул руки, но Лан Цяньцю сделал вид, что сейчас выкинет ее. – Нет-нет! Я съем даже с отравой! Живот его показательно заурчал, кажется, он действительно был слишком голоден. - Подожди, у нас тут был раскладной столик. Ци Жун неуверенно смотрел на него, пока тот ракладывал столик на его коленях и ставил кашку. - Ты же не перевернешь все на меня? – с опаской поинтересовался Ци Жун, и, получив в ответ мрачный взгляд, неожиданно рассмеялся. Значит, ему не показалось, за эту неделю их отношения явно улучшились. Ци Жун тоже мысленно отдавал должное “второму молодому господину” Лану – тот превосходно справлялся с накиданными на него обязанностями. Но душу, цепляло, конечно, не это. Лан Цяньцю был добр и внимателен ко всем детям, но Ци Жун остро чувствовал разницу между отношением к Гу Цзы и детям фонда. Конечно же, это просто помощь, но она была и была всегда вовремя. Никто и никогда не поддерживал его. Ци Жун понимал, что не может воспринимать эту помощь, это добро, как должное. Как человек, который никогда не получал такого отношения, но сейчас остро нуждался в подобном, он слишком остро чувствовал каждую мелочь. В глубине души понимая и принимая, что, возможно, для Лан Цяньцю это самая обычная норма. Помочь тому, кому нужнее, ничего более. - Гу Цзы, посиди здесь, я еще тарелку с фруктами принесу. - И мне! И мне! - У тебя аллергия на апельсины, помнишь? – спросил Лан Цяньцю. Малыш надулся, но кивнул. Ци Жун слабо улыбнулся. - Я тебе другое принесу. А ты ешь кашу. Понял? Чтобы все съел. - А если она отвратная? - За шиворот вылью. Уже в коридоре Лан Цяньцю невзначай обернулся. Ци Жун с удовольствием просмаковал первую ложку. - Ну что, не отравлено? – звонко спросил Гу Цзы на полном серьезе, но весело. Лан Цяньцю с удивлением наблюдал, как Ци Жун краснеет, очевидно понимая, что Лан Цяньцю обязательно это услышал. Усмехнувшись в кулак, Лан Цяньцю пошел на кухню за фруктами. Остановившись, опершись руками на стол, он ненадолго завис, глядя в одну точку. Он вспоминал, как Ци Жун невинно покраснел и украдкой глянул на него. - Успокойся, - шепотом призвал Лан Цяньцю свое сердце. – Тебе кажется.