Паноптикум

Неужели всё вновь будет в точности как тогда? Она смотрит на него затравленным взглядом, уже не видя ни своего жениха, ни хотя-бы просто человека. Перед ней стоит труп, глаза которого теряют искру разумности, а тело будто становится марионеткой, управляемой рукой высших сил. Он поворачивается и идёт к входной двери. Обувается и надевает пальто, двигаясь, как заведенная кукла, ключ в которой заранее завели с тем умыслом, чтобы она своим механическим шагом сошла с поверхности стола и с поистине неживой монотонностью навсегда исчезла в пропасти. — Нет, нет… П-постой… — Наоми шепчет это сквозь сдавивший горло спазм. Кожу шеи уже сжимает второй Кира, со злорадством победителя перекрывший ей воздух и жестоко пытающий, при том оставляя живой. Он ли пытает? Или же его больной разум лишь инструмент в руках высшего, в руках того, кому поистине принадлежит смерть и жизнь? Она встаёт лишь для того, чтобы упасть снова, а после пройти, шатаясь, будто в тяжёлом похмелье. Всё так и ощущается — тяжёлое похмелье после изнуряющей гонки, выигрыш в которой означал жизнь. Но она проиграла. Наоми хватает его за локоть, пытается достучаться сквозь панцирь смерти до души знакомого ей Рея. Однако его уже нет с ней, в подтверждение того Наоми видит дату смерти над головой жениха. Только тело осталось в этом мире, уже холодеющее тело, оказавшееся внезапно неестественно твёрдым и чужим. Кира просто хочет избавиться от него как от отходов более грязного действия — умерщвления души. Рей или то, что от него осталось, уже не видит её. Пустые глаза теряют живой отблеск и становятся мутными и жуткими, как будто выполненными из пластмассы. Он спускается по лестнице и с каждым проворотом заводного ключа в спине, виток за витком, становится всё ближе к своей официальной смерти, тому, что принято ей называть. Наоми пытается удержать его, но всех её сил не хватает. Хлипкое живое существо представляет собой постыдное несовершенство, в то время как смерть является идеальным предметом, так как по сути уже представляет собой ничто. Телом Рея управляет не он, мощь высших сил движет его вперёд. Он выходит из подъезда и идёт к проезжей части. Наоми застывает на лестничной клетке и смотрит в запылённое стекло, пускай всё естество, приученное лишь к законам обычного мира, кричит бежать и попытаться спасти. И насколько же мучительно просто смотреть на то, как он невыносимо медленно и неуклонно подходит к переходу. Загорается зелёный свет, он идёт с покорностью осуждённого и потерявшего надежду и переход видится внезапно плахой, уже окроплённой нескончаемой кровью. Но плаха лишь место, смерть — лишь факт, а виновник — Кира. Наоми верит, она ещё способна верить в то, что сейчас он просто перейдёт дорогу и… На переход вылетает машина. Она не хочет этого видеть, не хочет смотреть, но тело сковывает судорогой, не дающей отвернуться, не позволяющей даже просто закрыть глаза. Тихий и глухой удар, донёсшийся с улицы, отдаётся в Наоми как падение лезвия гильотины. Не только над ним, но и над ней. Хуже лишь то, что его голова уже отсечена, а на шее Наоми лишь остаётся кровавый след, достаточный, чтобы причинять муку, но не достаточный, чтобы принести долгожданную смерть. Тело валится на землю, после машина пролетает дальше, а умерщвлённое собрание костей, мяса и крови остаётся там, чтобы никогда больше не встать. Наоми стоит и смотрит на это с гримасой ужаса и шока. Лужа крови растекается ручейками по сторонам, алеющее пятно ширится. Скапливается толпа, матери зажимают детям глаза, некоторые отворачиваются сами, кто-то звонит в скорую. А виновник, настоящий виновник, стоит у окна подъезда и смотрит на всё с приходящим ошеломляющим осознанием. Первоначальным источником проблем стала она и её действия. Случайная встреча школьницы — и Наоми запустила роковую цепочку действий, приведшей к тому, что самый дорогой ей человек лежит, раскатанный по асфальту, отчасти выпотрошенный и уже навсегда обречённый застыть в этом положении. Обречённый больше никогда не видеть и не помнить ни голубого неба, расстилающегося над ним, ни шокированных лиц, мелькающих рядом. Наоми выбегает из подъезда и несётся к телу, пролетает сквозь толпу и бросается прямо к нему, к его искореженным колёсами останкам, в лужу крови, текущей из разбитого черепа. Рука отдавленна рифленной шиной, через мокрую ткань выпирают кости, нога застыла в положении настолько же неестественном, как и вся ситуация. Точно, всё совершенно неестественно. И когда это тихое осознание касается её, Наоми негромко смеётся. Сдавленно сухо смеётся, вглядываясь в кровавые остатки его некогда прекрасного лица. Как восхищало оно её, когда Рей приходил к ней вечером, приглашая на свидания с букетом чудесных, только недавно срезанных цветов. Всё слишком неестественно теперь, чтобы быть правдой. Кто-то оттаскивает её от тела, сквозь общий гомон дорогу себе прокладывает вой машины скорой помощи. Руки и штаны в чем-то липком и красном, настолько удивительном и непривычном ей, настолько не к месту и несвоевременном. Кто-то отводит её в сторону, что-то спрашивает, обнимает. Она вырывается и забегает в подъезд дома быстрее, чем вокруг неё успевают собраться любопытные. Наоми садится на ступеньках лестницы и долго рассматривает свои ладони. Совершенно алые. Она замечает каплю крови, упавшую на бетонную ступень, и смеётся уже в полную силу. Сама не зная причины, она заливается смехом, таким лучезарным и светлым, что ей самой становится плохо. — Наоми, тебе разве не нужно спрятать тетрадь? Рюк смотрит на неё в недоумении, а в голове его что-то ощутимо не сходится — разве так люди реагируют на смерть? Она повинуется его голосу как приказу и доходит до квартиры. Дверь приоткрыта, на полу валяется раскрытая тетрадь. Наоми смотрит на неё с тоской и болью. Если бы не она… Если бы тетрадь навсегда осталась на небесах, среди тех, кто создал её, богов смерти. Только бог способен управляться с ней верно. Наоми засовывает тетрадь обратно поглубже в шкаф и прикрывает доской от полки так, чтобы выглядело, будто это стенка. После валится на пол и закрывает глаза. Чувствует как по переносице течёт горячая влага, но старается не обращать внимания, ни на что не обращать внимания и просто лежать в тишине. Лишь бы никто больше никогда не трогал. Через полчаса в квартиру пришли. Полиция допрашивала Наоми как близкого человека погибшего, звонили его родителям. Тело увезли, кровь с дороги отмыли, а виновного найти не удалось. Наоми знала — никому не удастся, кроме неё. А позже, во время заполнения документов, на телефон пришло сообщение. С насмешкой, совершенно беспечное и оттого сильнее ранящее письмо: «Прости, ты слишком поздно среагировала. Одного из списка я знала лично, поэтому могла сразу узнать умрёт он или нет. Но можешь быть благодарна, я приписала необычную смерть. Ну, ты знаешь, как это работает. Просто забота о том, чтобы L не навёл на тебя свои подозрения. Теперь же, я надеюсь, ты поняла, в каком положении находишься сейчас. Я могу продолжить, ведь у тебя ещё есть родители, правда? Подчинись мне сейчас, Наоми, это будет разумным шагом. Только если ты, конечно, не хочешь дальнейших смертей своих родственников.» Наоми перечитывает всё заново, обрывая что-то похожее на обиду, направленную на Киру и на весь мир. Никому нет дела кто жив, а кто разлетелся на куски под тяжестью автомобиля. И дальше люди живут беспечно, не представляя, что то же самое может случиться с ними в каждую из тех секунд, что ещё находятся в их собственности. Наоми поняла, что смысла сопротивляться в общем-то и нет. Совсем неважно, кто этот Кира и Наоми даже не будет пытаться это выяснить. Какая разница? Наоми стала точно такой же. Список из сотен имён напоминает ей о том, что она в миг стала самым массовым серийным убийцей, не считая, конечно, второго Киру. Она несколько минут обрывала жизни с тем же самым безразличием, за которое сейчас корит весь мир. Имеет ли она право жить далее? Когда полицейские ушли, выразив свои соболезнования и сообщив, куда увезли тело, Наоми раскинулась на полу кухни и очень долго лежала, глазами уставившись в белый потолок. Мысли плывут, обращаясь странными рассуждениями. Кажется, только потолки в этом мире и не меняются и им порой суждено прожить намного дольше, чем человеку. Потолок способен впитать в себя кровь, следы от масла при готовке, трещинки от времени, но остаться тем же самым. Ровным, гладким, светлым. А тело человека размалывает порой в крошку или же такой короткий внутренний процесс как остановка сердца прекращает жизнь, не оставив ярких следов. Но ведь вид трупа уже не важен, важно лишь то, что он труп и приговор этот клеймит его навсегда. Она даже не знает кем являются те погибшие, вполне возможно, что кто-то из них обычный человек. В те минуты, когда она убивала их изощренным оружием, ей не было дела кто из них кто. Она бы убила, принадлежи имя хоть невинному ребёнку. Потому что жизнь человека в один момент стала весить слишком мало. И она была готова предать смерти хоть всю жизнь на земле, только бы спасти другую, настолько же неважную и маловесящую жизнь. Только ничего не вышло. Она такая же, как и они, несмотря на то, что их положение и поступки совершенно разные, важно лишь одно — жив человек или нет. Никто не должен получать права убивать, однако оно пришло к ней в результате ошибки, беспечности и скуки бога. И раз к смерти может привести чьё-то желание развлечься, совсем не важно выживет человек или нет. Каждый из тех, кого она убила, страдал. Каждый был настолько же мучительно живым, как и она. Но всё это уже не важно. Проверять кем они были она не станет. Больше она не предпримет ни одной попытки, так как любое действие человека представляет собой бесполезное трепыхание, отчаянное и по-животному тупое желание уклониться от смерти. Это всё просто противоречит здравому смыслу. И только после этого осознания, некий груз и боль с души Наоми спадают, воздух проникает в грудь щедрыми и свежими порциями. Но это не признак жизни, больше ничто она не сможет назвать им. Воздух отравляет её лёгкие, отравляет её саму не хуже угарного газа или любого другого смертельного вещества, как и всё на этом свете на самом деле являющийся губительным. Любой зачаток жизни уже содержит в себе её конец. А смерть не может произойти без рождения. Всё оказалось нераздельным круговоротом, существенными в котором являются лишь точка А и точка Б. И то, что и сколько произойдёт между ними не имеет хоть какой-либо значимости, если посмотреть на это не глазами смертного, а взглядом бога смерти, взглядом Рюка, взирающего сейчас на придавленную к полу девушку, понявшую в эту секунду то, что привело её к дальнейшему решению. Только одну, одну вещь она ещё сделает. Дойдёт наконец до свой точки Б. Засохшая бурая кровь осыпается с ладоней, когда Наоми снова пытается вытащить тетрадь. Она открывает её и выбирает чистый лист подходящим пристанищем для последнего имени. Наоми уже выводит первый иероглиф, когда её отвлекает трель звонка. Всё внешнее теперь слишком неважно и, скорее всего, кто-то просто узнал о произошедшем и хочет выразить свои глубочайше фальшивые соболезнования. Но что-то заставляет Наоми принять звонок от незнакомого номера. Поговорить в последний раз, сыграть завершающую ноту на её принёсшим столько проблем существовании. — Это я, Рюдзаки. Ватари только что сообщил новость, звоню сказать, что мне очень жаль Рея, точнее, тебя в этой ситуации, — знакомый голос возвращает пекущее ощущение и влагу в глазах. — Я хотел выразить свои соболезнования по поводу его смерти. Могу чем-то помочь? — голос L на том конце провода шокирует Наоми до дрожи в пальцах. Он позвонил, чтобы… выразить свою поддержку? Лишь такое объяснение логично в его случае, поскольку они почти незнакомы и связь их держится исключительно на рабочих отношениях. А ещё ему, великому детективу, нет смысла показывать фальшивую вежливость перед ней. Её неожиданно поражает сам факт его способности на подобные простые человеческие действия и эта внезапность перебивает часть болезненного ступора Наоми. L работает со смертью всю свою жизнь и она, как формулу, вывела один факт при работе с ним: жизнями своих помощников он, на самом деле, не дорожит. Их чувствами и переживаниями так точно. — Ты в порядке? Она молчала слишком долго. — Д-да, да, всё нормально, спасибо, — звучит достаточно абсурдно в её ситуации. — Сейчас важно другое — мне кажется, я уже знаю, кто второй Кира. — Я тоже. Наоми замирает. — Ч-что? — она всё ещё не способна уловить, что он имеет в виду. — Я всё понял ещё вчера и хотел удивить вас новостью на сегодняшнем собрании, но вряд ли ты сможешь приехать. — Я приеду. Обязательно приеду, мне нужно всё узнать. Можешь сказать адрес? — Да, думаю могу. Звонок защищён, приезжай на… Наоми записывает адрес прямо на уголке листа тетради. — Спасибо, увидимся вечером. Она бросает трубку и смотрит на своё недописанное имя. Стирает всё и, запомнив адрес, засовывает тетрадь обратно. Слёзы высыхают на ресницах, а режущее осознание смягчается вопросом: а точно ли ничего между точкой А и Б не имеет ценности? Она открывает ноутбук и спустя время находит фотографии Такады Киёми. Для того, чтобы получить их ей пришлось изрядно повозиться, поэтому днём она этот вариант даже не рассматривала. Выработанная на службе интуиция навязчиво шептала ей, что эта девушка причастна к происходящему. И худшее спряталось в том, что интуиция подсказывала правду. Наоми смотрит на летающее над фотографией имя. Одно только имя, пара линий алеют, а место, где должны были располагаться цифры, пустует. Теперь всё стало предельно ясно и просто. Как будто Наоми многие дни на спор билась над игрушкой-головоломкой, казавшейся неразрешимо сложной, но вот дата окончания состязания уже прошла, а головоломка внезапно сложилась, стоило лишь мельком взглянуть на неё ещё раз. Но разве теперь это важно? Спор уже проигран. Стало также ясно каким образом Такада поняла, кем является первый Кира. Они уже встречались и это стало роковой ошибкой Наоми, стоившей жизней сотням людей. Девушка усмехается. Та точно приобрела глаза бога смерти. Интересно, как выглядит её бог? Очень скоро эта загадка будет раскрыта и Наоми остаётся лишь надеяться на то, что далее этого ум L пока не продвинулся. Вечером Наоми добирается до указанного адреса. Вокруг всё настолько спокойно, что ей кажется, будто почти ничего и не изменилось. События дня слились в неприятный сон, а реальность — вот она, безмятежна и ровна. Появилось лишь странное ощущение, как будто где-то в груди место Рея заняла пустота, увеличивающаяся время от времени. Например, когда позвонили родители. Мать долго утешала Наоми, расспрашивала, что и как произошло. Они и семья Рея пообещали заняться похоронами. Наоми успела поговорить со всеми родственниками и каждого удивили её спокойный голос и твёрдость духа. Она заходит в просторный зал, оформленный в винтажном стиле. В камине зажжён настоящий огонь, тяжёлые гардины мутно-зелёного цвета отгораживают комнату от внешнего мира и придают собранию некоторую таинственность и даже уют. Некоторые пришли раньше и Наоми присоединяется к группе, расположившейся на обитых изумрудным бархатом диванах у огня. Её сажают в отдельное глубокое кресло с тусклой позолотой. L смотрит на неё не так, как прежде. Никто, знающий о произошедшем, уже не посмотрит как прежде и её долей будет принимать бесконечные соболезнования и сожаления, какие принято оказывать молодой вдове. Она ведёт себя сдержанно и учтиво, а новое положение в обществе раздражает и обременяет лишь сильнее. Когда все собираются и в полумраке на сосредоточенных лицах каждого мелькают отблески пламени, L озвучивает нынешнюю ситуацию: — Приветствую всех присутвующих и хочу начать с самой важной новости на сегодня — второй Кира найден, — фраза отзывается изумлением в каждом. — Теперь я уверен в своих выводах. Преступником является Такада Киёми, школьная подруга дочери умершего Итиро Оямы. Я исключил всех коллег убитого, так как по времени убийств они совершить этого не имели возможности. Также пришлось исключить всю семью. В поисках других подозреваемых я нашёл подозрительной Такаду и попросил Укиту поговорить с её матерью и задать необходимые для вычисления её виновности вопросы. Узнав о Такаде больше, я повысил шанс того, что она окажется Кирой до пятидесяти процентов. Её арестовали ещё вчера и она сама во всём призналась. Наоми съёживается, вспоминая, что Такада знает слишком много и может выдать первого Киру. Если только она не надеется на то, что Наоми её вытащит. — Моё сотрудничество с вами помогло мне намного быстрее найти второго Киру, я могу поблагодарить за это каждого из вас. Он спокойно похлебывает кофе и выглядит достаточно умиротворенным, выслушивая общую радость всего отряда. — Следующей нашей целью станет первый Кира, несомненно, более опасный противник. Я хочу объяснить вам наши дальнейшие действия, так что прошу сейчас слушать очень внимательно… Итогом дня вышло то, что второй Кира оказался без труда обнаружен L и сейчас он и его команда уже обсуждали дальнейшие действия, целью которых была, по сути, она, Наоми, пусть никто ещё об этом и не догадывается. Или догадывается? Порой она замечала, что L слишком долго смотрит на неё и невольно вздрагивала от того, как глубоко ему удавалось забраться одним только взглядом. Страх, что он всё узнает прочно засел и не давал покоя. Ей не хотелось, чтобы он увидел её в подобном свете и если он узнает, что за образом детектива стоит убийца… Но у неё почти нет шансов упрятать эту тайну, только похоронить вместе с собой, но к мыслям об этом Наоми твёрдо решила не возвращаться. А пока она слушала разговоры о том, как собираются действовать против неё самой и надеялась на свой несовершенный человеческий разум — единственное по-настоящему принадлежащее ей оружие. На подлокотнике кресла сидит Рюк — бог смерти, принесший с собой причину её мучений и мрачной фигурой возвышается над группой людей. Столько людей погибло лишь ради того, чтобы умалить его скуку. Но Наоми уже смирилась со всей обрушивающейся на мир несправедливостью, ведь первоначальная проблема была в ней и, можно сказать, всё произошедшее случилось по её воле. Собрание заканчивается поздним вечером, когда все вопросы по делу Киры оказались обхожены и улажены. Участники собрания по одному покидают зал, сдерживая зевки и ёжась при мысли о ночной промозглой сырости. И когда тишину помещения нарушают лишь два тихих дыхания и тиканье витых часов, Наоми пересаживается на кресло L, способное вместить двух людей. Он слегка меняет позу так, чтобы приобнимать Наоми за плечи было удобнее и чтобы она могла прильнуть к его теплому и живому, в противовес её жениху, телу. Они в молчании проводят долгие минуты, желая просто сохранить момент и это хрупкое чувство спокойствия и душевности настолько непривычного для них обоих. Наоми знает: она обманывает L, а он является детективом, в этой битве они по разные стороны. Но при взгляде на потрескивающие огоньки и при ощущении чего-то робкого, отчасти напоминающего ей счастье, всё это теряет значимость и уходит куда-то далеко, теряется снаружи, в холодной ночи, от которой они ограждены плотными гардинами и теплом друг друга. В эту ночь Наоми так и не вернулась домой, она уснула спокойной и счастливой, отдавшейся мягкости кресла и крепости объятий L, во сне ещё продолжая держаться за ненадежное чувство тепла. А на следующий день о поимке Киры было известно всем. Такаду Киёми обвинили в убийстве более двухсот человек, хотя в сенсационных статьях орудие убийства общественности не раскрывалось, оставляя людям простор для догадок и теорий. Судебные разбирательства для вынесения приговора обещали быть долгими и тяготными, но на меньшее, чем смертная казнь Такада рассчитывать не могла. Впрочем, кару над ней свершили раньше. Последним именем, украсившим тетрадь смерти, стало имя второго Киры. Сердечный приступ настиг её в тюремной камере и она могла бы посчитать это кармой и насмешкой судьбы, если бы не знала, кто за этим стоит. Второй Кира был сбит с поля боя, как сраженная более сильным противником шахматная фигура и Такада Киёми в результате оказалась не более чем обычной пешкой, попросту не имевшей достаточного потенциала. В то время первый Кира на время вышел из игры и затаился, больше не было ни одного преступника, погибшего загадочной смертью. Отдел по расследованию дела Киры получил в своё распоряжение тетрадь смерти, обнаруженную в доме Киёми, и продолжил поиски неуловимого преступника с обновлённой информацией. Теперь каждый в штабе убедился в существовании богов смерти, испытав на себе весь ужас от возникшей из ниоткуда Рэм. L с его помощниками стали ещё на шаг ближе к разгадке.