Паноптикум

Ласковый свет гладит лицо Наоми. Нежные лучи утра перемешиваются с яркостью подсветки под потолком. Но главное — пара секунд потрясающей пустоты. Когда тело вырывается из объятий сна быстрее, чем мозг и эта его оплошность дарует мгновение прекрасного незнания. Когда разум чист и ни одна мысль ещё просто не успела прийти в голову. Момент проходит и Наоми улыбается. Против воли, широко и смело. Потягивается и протяжно вздыхает. Прошлая ночь отражается усталостью в теле, которую не выветрил даже сон. Она снова прокручивает в голове воспоминания. Медленно, смакуя каждый момент, и насаживая его на ленту памяти, как крупную и яркую бусину. Сладостные мгновения основательно затмили разум, она понимает это, глупо хихикая. Наконец садится и оглядывается. В комнате девушка одна. Одиночество. Тишина. Звонкая пощёчина памяти отражается треском в ушах. Рей. Она утыкается лицом в подушку и сжимает её края. Рей. Тетрадь смерти. Смерть. Даже здесь и сейчас, даже в спокойной обстановке привычной комнаты она видит одно и тоже. Зарывается под одеяла и скулит. Где же он, где Рюдзаки? Ей становится холодно. До дрожи холодно и тоскливо, одиноко. Тело просит прикосновений. Просит объятий, крепких, любовных. И тихих слов на ухо. Наоми нужно, чтобы эти нежные слова захватили всё её внимание и прогнали другие навязчивые мысли. Чтобы бережный поцелуй изгнал этот ком в горле, из-за которого порой попросту сложно дышать. Она сжимается в комок и пытается побороть неожиданный нелепый приступ бесшумных рыданий. Через пару минут бессмысленного лежания Наоми заставляет себя встать. Одеть помятую сорочку и, ёжась от непривычной прохлады, пройти в ванную комнату. Она открывает дверь и видит своего давнего спутника, встреча с которым ознаменовала крах её счастья и тишины. Рюк сидит в ванной как-то необычно тихо и серьёзно. Он с ней уже долгое время. Когда Наоми поселилась с Рюдзаки, встречать бога смерти стала реже. Тот будто начал избегать её, видя, что девушка теперь постоянно не одна. Ту комнату, где сама Наоми бывала редко, она уже мысленно определила как его. В ней он сидел обычно и без конца ел яблоки. Таскал их с кухни, расположенной на втором этаже здания. Оттуда у всех живущих всегда была свежая и мастерски приготовленная еда. Рюк скучал и слонялся без дела, теперь ему почти всегда было не с кем даже поговорить. Сейчас он присаживается на край раковины и смотрит на Наоми. Она неосознанно оправляет воротник и застегивает пуговицу. — Слушай, Наоми, здесь, кажется, что-то назревает. Он серьёзен и оттого становится ещё более пугающим, чем обычно. — Ты о чём? — она напрягается. — Этот L сегодня какой-то хмурый. Чувствую, скоро произойдёт что-нибудь плохое. Тонкий голосок тревоги начинает набирать силу. — Когда начало назревать, сегодня? — Вчера у вас всё было неплохо. Да, конечно. Вчера Рюдзаки выглядел бодро и она была с ним весь вечер, до самой ночи, и помнит насколько долго наблюдала, как тот засыпал, прижавшись к ней. Наоми гладила и перебирала его жёсткие и густые волосы и безмятежный облик казался ей необычайно обаятельным и по-своему красивым. Только между вчера и сегодня, кажется, пролегает целая пропасть и Наоми представить не может, что стало её причиной. — Разузнай больше, пожалуйста, — она говорит это со слабой надеждой на его приступ человечности. — Боги смерти не помогают людям. Нет, конечно, нет. Его роль — просто наблюдать за всем, как она могла подумать иначе. — Ну прошу, пожалуйста. Ты можешь помочь мне, просто как другу? — отчаяние и тревога предлагают ещё одну попытку в надежде на сострадание. — Другу? Гха-гха, у богов смерти нет друзей. Тем более, друзей-людей. Он немного веселеет. Вот гад. Наоми едва сдерживается, чтобы не начать трясти его в поисках ответа. — Чёрт, Рюк. Это что-то важное, правда? — она спрашивает это с безнадежностью и грустью. — Да, тебе стоит быть осторожной. Он что, заметил её тоску? — Не надо за меня волноваться. — Я и не волнуюсь. Рюк, кажется, не уловил сарказм в её голосе. — Думаю, ты не будешь очень рад, если я умру, — Наоми продолжает гнуть своё. — Ну, это действительно меня не обрадует… Я привык к тебе, Кира. Если бы не последнее слово, она бы сказала, что испытывает те же чувства, но его обращение злит. — Не надо об этом напоминать. Пожалуйста, выйди из комнаты. — стальной голос делает бога смерти покладистым и он мирно уходит. Наоми оставляет Рюка за дверью, а сама лезет смывать с себя все напоминания о вчерашней ночи. Слова Рюка тяжёлым грузом ложатся на плечи. Она снова не знает, чего ожидать в следующий момент. Одевшись и проверяя телефон, Наоми замечает недавнее сообщение от Рюдзаки: «В полдень начнётся собрание по делу Киры.» До ушей долетают звуки органной музыки. Она знает, ей просто померещилось. Если звук как-то и смог коснуться ушей, то только изнутри, из головы. Музыка родилась в ней, в её сознании она проигралась мрачным низким мотивом. Зловещая мелодия для этого сообщения. Пустого, отстранённого. В нём есть только сухой факт, без малейшего указания на её личность и на то, что они друг другу не чужие. Наоми вспоминает прошлую ночь и думает с досадным огорчением: точно ведь не чужие. На самом деле, ей не нужно приходить, чтобы узнать, что произошло. Она уже всё знает. И ожидала этого с самого начала, с того момента, как по новостям сказали, что за дело берётся L. Он не оставляет ни одно дело нераскрытым. Ей остаётся лишь готовиться к услышанному. Она проверяет время — пора. Подходит к зеркалу и смотрит на себя. На привычно бледное, но здоровое лицо. На густые, мягкие и блестящие волосы. На тёмные, красивые глаза. Она оглядывает свою цветущую молодость и поправляет прядь. Хочет улыбнуться, но не выходит. Улыбка кажется теперь слишком странной причудой, неуместной для её жизни. Жаль, с ней Наоми выглядела ещё приятнее. Она отворачивается и отходит. Ровно в 12:00 Наоми заходит в штаб-зал расследования. В нём привычно всё, кроме присутвующих. Она оглядывает их. Держится сдержанно и с достоинством. Все уже здесь. И даже Ватари среди знакомых лиц, хотя он обычно предпочитает не появляться в зале, слушая всё дистанционно. Значит, сегодняшняя встреча точно посвящена всецело ей. Лица пришедших испорчены гримасами недоверия. Кого-то ноткой злобы, кого-то разочарованием. Она садится во главу стола. С другой стороны сидит Рюдзаки. Его взгляд — нечитаемый. Как в первые их встречи. Она выпрямляется ровнее и готовится слушать. Слово берёт Аидзава. Он смотрит на неё хмуро. Говорит резко и по делу. По делу раскрытого преступления: — В результате нашего расследования мы выяснили, что Наоми Мисора является первым Кирой. Все наблюдают за её реакцией. Она не пытается изобразить недоумение, молчит. — Вот наше доказательство. Он кладёт на стол тетрадь смерти. Её тетрадь. Она понимает с запозданием, что все, скорее всего, уже увидели Рюка. Некоторые смотрят в его сторону, но без капли удивления. Они смогли незаметно для неё стащить артефакт. Наоми едва заметно улыбается — а ведь считала свой тайник хорошим. — Здесь записаны имена всех умерших от рук второго Киры. Найдена тетрадь при обыске комнаты Мисоры. — Значит, ты правда просто врала нам?! — Мацуда смотрит на неё со злостью, смешанной с удивлением, воистину, щенячье выражение лица. Наоми едва сдерживается, лишь бы не рассмеятся сухим и жёстким смехом. Он, наверняка, даже представить себе не может, как всё происходило. — Как много вы знаете? — просто интересно понять, сколько они смогли выяснить. — Почти ничего, кроме уже сказанного. К выводу мы пришли сами, без помощи Рюдзаки. Здесь великий детектив дал промах. Или же, скорее, прикрывал тебя. Наоми чувствует мощность негативного настроя Аидзавы. — Я действительно люблю таких людей как ты, Аидзава. Ты говоришь всё честно. Нет, сам я до последнего ничего не знал. И теперь очень благодарен вам за ваши усилия и раскрытие преступления. Под напористым взглядом Рюдзаки Аидзава решает промолчать. Она даже удивляется. Выходит, он правда прикрывает её? Лёгкая благодарность касается слегка. Впрочем, было ли необходимо оттягивать конец Наоми? В любом случае, её уже раскрыли и рассуждения, лишённые смысла, будут пустыми и попросту бесполезными. Она усмехается и сталкивается со злобой на лице у всех, кроме Рюдзаки. Все теперь ненавидят её. Ненавидят и считают лгуней и убийцей. Ей действительно жаль, что они правы. — Раз вы не смогли собрать всю картину, я хотела бы рассказать историю от начала и до конца. Никто не возвражает её словам. Она наклоняется вперёд и обводит взглядом всех ещё раз. Чувствует эту ненависть, которой её уже обтекает так, что нелегко становится дышать. Наоми задерживает взгляд на Рюдзаки и начинает, глядя на него. Она выкладывает им всё. До таких подробностей, что в конце чувствует себя абсолютно опустошённой. Как сосуд, из которого пролили всю воду, а после обозлились и замахиваются, чтобы разбить. Все присутвующие сидят подавленными. Наоми чувствует это. В потрескивающем от напряжения воздухе она может удивительно точно отметить реакцию каждого. Признание Наоми наверняка было записано на диктофон, она всё ближе к своей погибели. — Думаю, после рассказа Наоми все поняли, с какими целями было совершено каждое убийство. Это не оправдывает её, но даёт нам объяснения, — Рюдзаки обрывает тишину. — Она убила сотни людей, вы вообще можете себе это представить? Укита глядит на Наоми с вызовом и одновременно лёгким страхом. Они все теперь боятся её. Конечно, боятся. Она пытается представить каково это, сидеть перед серийным убийцей. В любом случае, быть им намного страшнее. — Да, она должна быть наказана по законам Японии. Соитиро и здесь проявляет себя, прежде всего, шефом полиции. — Извини, Наоми, но господин Ягами прав. - Она смотрит на могучую фигуру молчаливого Моги и просто не может на него злиться. Ни на кого из них не может. — Конечно. Я вас понимаю. Они, должно быть, благодарны ей за это. — Скажите только, где я допустила ошибку? — ей правда интересно. — Твои вопросы к жене Итиро Оямы. Мы допросили её, а из полученных ответов последовала цепочка несостыковок. А вот когда обыскали комнату всё стало окончательно ясно, — объясняет Мацуда, слегка потупив взор. — Ясно, спасибо. Я ожидала этого момента очень давно и готова принять заслуженное наказание. — Несомненно, скоро тебя арестуют. Ягами Соитиро, вы можете вызывать отряд полиции. Наоми холодеет от слов Рюдзаки. Он бросит её после такого. Конечно, это логично и ожидаемо, но на душе сверлит почти невыносимо. — Но сначала я хотел бы выяснить некоторые моменты о деле. Нам стоит отойти в другую комнату. Рюдзаки встаёт как-то устало, берёт с собой тетрадь смерти. Жестом просит Наоми последовать за ним. Она встаёт и подходит к двери, провожаемая напряжёнными взглядами множества пар глаз. Он открывает перед ней дверь в маленькое помещение, кажущееся подсобным, и заходит следом. Наоми понимает, почему он выбрал его: камер здесь нет. Значит, происходящее выйдет за рамки простого допроса. Он вытаскивает пластиковые стулья из нагромождения всякого хлама, ставит их напротив друг друга. При этом движении с потревоженного угла, как с улья, волной разлетаются клубы пыли и пылинки кружат в воздухе, как назойливые пчёлы. Здесь грязно и тесно, а тусклая лампочка слишком слабая, чтобы дать приемлемое освещение. Искусственно белый свет придаёт лицу Рюдзаки мертвенность. Они садятся, оказываясь так близко, но разделённые незримой чертой. Чертой вражды. С самого начала это было противостоянием, но Наоми забыла. Забыла, так как важности во всём этом уже не было. Ни капли значения не имело, если быть честным, ни её жизнь, ни её спасение, в которое она никогда не верила. Рюдзаки сжимает в руке тетрадь и ручку, которую он откуда-то незаметно достал, и начинает: — Я знал всё с самого начала.