Туда, где бушуют грозы

      Пропащий беззвёздный небосвод высекает несвойственные для осенней поры молнии. Предрекающие беду громовые раскаты поражают тело нарастающим напряжением и заставляют Корнелию сильнее прижать к себе подрагивающую Лилиан.       Магический потенциал, запертый в тесной коробке, выбивает стены. Расширяется до бескрайнего космоса, стирая ограничения и открывая новые возможности. Пьянящее могущество так и тянет податься навстречу порталу, который раскрывается где-то наверху. Скорее всего, прямо в её комнате.       Фобос. Как чертовски вовремя.       Спровоцировала. Грёбаные эмоции…       Почувствовал и пришёл наказать.       Блондинка распахивает накренившийся гардероб и скрепя сердце высвобождается из цепких объятий Лилиан, усаживая её в сомнительный ковчег. Других вариантов нет, как и времени.       — Обещай, что будешь сидеть тихо, — не терпящим непослушаний тоном взывает Хейл. — Ни звука, что бы ни случилось!       — Н-но… — хлюпая, лопочет сестра, после чего дом пронзает новой волной дрожи.       Сверху раздаётся стук раскрывающейся двери.       Дьявол. Лилиан. Пожалуйста.       — Лил, представь, что это прятки такие, — быстро и строго шепчет Корнелия, — ты в домике! Замри!       Встрепенув ворох из осенних плащей и пальто, девушка слишком громко захлопывает дверцу. Теперь всю её семью можно уместить в спасительную черноту шкафа.       Лишь бы затаилась. Несколько колебаний магии и такой всесильный колдун, как Фобос, мгновенно выявит их источник. И тогда их песенка спета.       Корнелия делает несколько стремительных шагов по направлению к гранитной лестнице с расширяющимся каскадом ступеней от верха к низу.       Он появится здесь.       Девушка встаёт вполоборота, напрягая плечи и распрямляя спину. Рука, дирижирующая магией, вытягивается вперёд, направляя ману, охваченную изумрудным сиянием.       Перевёрнутая монстера высвобождается из горшка, откликаясь на зов стражницы. Подземные и воздушные корни разрастаются, становясь разъярёнными подвижными кнутами. Цветок стремительно увеличивается в размерах, превращая прихожую в дикие джунгли.       Хейл приказывает гигантским глянцевым листьям зачерпнуть крошево из стекла и пыли и выжидающе свернуться. Она встретит Фобоса со всеми почестями — фейерверочными залпами, чтобы осыпало с головы до пят.       Цель не победить — отвлечь.       Дать отпор, чтобы выплеснул яд, сорвался и ушёл.       Корнелия замирает сжатой пружиной. В полной боевой готовности. Глаза, привыкшие к темноте, сфокусированно застывают на втором этаже.       Фобос не заставляет долго ждать. Высокий силуэт, облачённый не в кобальтовую мантию, в последнюю ночь на Земле, угрожающе возвеличивается на вершине лестницы. Из сгустившейся вокруг мглы проступают наплечи в форме взмаха крыльев, так и не взлетевшей птицы. Длинные костяные волосы сияют контрастной белизной, отливающей паутинным серебром в сиянии луны.       Дьявольски красивое лицо выглядит осатанело пугающим. Контуры выделены багряным руническим свечением, а ровные черты отбрасывают ожесточённые тени. Хмурый прищур впивается в пространство, сверкая недобрым блеском и пророча неминуемый конец всем неугодным.       Как только почти чёрные глаза встречаются с заледеневшими голубыми, зловещий флёр вдруг начинает угасать.       С груди Корнелии скатывается камень, позволяя вдохнуть глубже.       Отлегло… у неё… или у него?       Она напрочь забыла о связи. Всё это время не чувствовала ни себя, ни Фобоса. Застряла в онемелом трансе. Как можно что-то испытывать, когда заместо сердца исполинский айсберг, прокачивающий по венам стужу?       Колдун начинает снисходить по ступеням, игнорируя тропические заросли и беспрерывно оглаживая Корнелию одним лишь взглядом.       Рано… слишком рано… Чуть ближе…       За княжеской мантией не видно прямого шага, и, кажется, что он не спускается — неспешно левитирует к подножью лестницы. Фобос чествует её надсекающей ухмылкой. Чем ближе, тем острее.       Ещё несколько ступенек… и…       Корнелия порывисто разрезает воздух ребром ладони. Листья монстеры кидаются вперёд, резко раскрывая завернувшиеся края.       Прежде чем первый осколок долетает до цели, Фобос делает пренебрежительный взмах рукой, скептично подняв бровь. Стекло падает вниз отвесным градом, и пространство заходится разнобойным перезвоном.       Оба знают — она ему не соперник. Без шансов.       Поднявшаяся пыль тут же наказывает за допущенную ошибку. Песок режет глаза, превращая Корнелию в незрячего котёнка. Девушка шипит, пытаясь проморгаться, и судорожно трёт веки. Вслепую лупит воздух корнями взвинченной монстеры, действуя наобум.       Ориентируясь по памяти, Хейл кидается в сторону прилегающей гостиной. Подальше от шкафа и зависшей клубистой осыпи.       Убегать из дома нельзя…       Нельзя бросать Лилиан.       Увести подальше от прихожей.       Стопы погружаются в мягкий ворс пушистого персидского ковра, подсказывая, что она находится где-то между диваном и телевизором.       Девушка спешит к зимнему саду, в котором мама… мама, которой больше нет, организовала живой уголок с фикусами, орхидеями и террариумом с черепашками.       Корнелия почти достигает стеклянной двери, но со всего маху врезается в подтянутый атлетичный торс. Хейл инстинктивно взрыкивает, ощутив когтистые пальцы смыкающиеся на талии.       Фобос с чрезмерной настойчивостью заковывает желанную добычу в кандалы объятий, лишая путей отступления.       Пусть.       Чем быстрее начнётся, тем скорее закончится.       Она даже не будет сопротивляться.       — И чего ты хотела этим добиться? Или тебе так полюбились прелюдии? — исходит медовым ядом Фобос. Смотрит на неё так, будто не видел тысячу лет.       — Что тебе надо? — девушка не дерзит, не язвит и не вскидывается. Отвечает бесстрастной утомлённостью. Окатывает волной равнодушия.       Пусть уже делает что хочет. Говорит что хочет. Думает что хочет.       И уходит.       — Меридиан как центр вселенной — необъятный магический потенциал, — и ты, Корнелия, нагая в атласе простыней, — ладони Фобоса провокационно ложатся на ягодицы, обтянутые приталенными джинсами.       — Мы уже это обсуждали. Отпустишь? — студёным голосом. Будто говорит не о ней и дотрагивается до чужого тела.       Фобос застывает недвижимым мрамором, но затем медленно отстраняется. Лицо колдуна странно искажается: острые губы сжимаются в жёсткую полосу, а брови изгибаются в выражении, граничащем между тягостным недоумением и злобой.       За всё это время Корнелия впервые видит его… отверженным? Получившим удар не оружием — безответностью. Обманутым Снежной королевой Каем, перебирающим осколки разбитых ожиданий.       — Раньше я хотел обратить тебя в розу, — Фобос чертит когтем по скуле с оттисками пыльных дорожек от высохших слёз. — Сейчас бы — удалось.       — Мои родители мертвы, — едва слышно, как дыша на ладан, бросает в пустоту Хейл.       Покоящаяся на девичьей щеке ладонь ощутимо леденеет.       — Кто? — короткий вопрос нацеливает молнии. Воцарившаяся пауза громче затяжного громового раската.       Родная сестра, претворившая в жизнь детскую небылицу.       — Просто оставь меня в покое, — закрывает глаза Корнелия, зависая в бессознательной пустоте.       Прикосновение холодных пальцев теряется, унося за собой аромат ирисов. Девушка вынужденно возвращается в реальность, чтобы убедиться: происходящее — не мираж.       Чёрное солнце Меридиана. Разверзнутые грозовые небеса. Тот, чьё имя не вызывает, а значит сам страх. Князь Фобос. Впервые не приказывает, а исполняет требование. Степенно отдаляется, рассекая комнату высокородной монаршей поступью, бросая Корнелию в неприкаянном одиночестве.       И даже этот поступок, который совершенно не вяжется с образом надменного и деспотичного тирана, — не трогает. Совершенно.       Отмерев, девушка опускается на диван и понуро подпирает голову руками. Смотрит в чёрный экран телевизора, ожидая, пока магическая наполненность заменится опустошённостью.       Со стороны прихожей раздаются стихающие шаги, выдаваемые стеклянным хрустом.       Корнелия сидит, вперившись в одну точку. Шатается перекати-полем по пустынным барханам мыслей. В ней нет ничего и тяги к жизни — тоже.       Как только Фобос вернётся на Меридиан, она заберёт Лилиан и уйдёт…       Только вот куда? К кому? Сколько они смогут скрываться?       Без разницы… Она не имеет права опускать руки.       Будет пытаться. От неё зависит жизнь сестры.       Надо забрать сбережения из сейфа.       Сломана ли? И да, и нет. Держится на чувстве долга и семейных ценностях, которые стали значимыми слишком поздно. Следует за треснутым компасом, не взирая на тернии и препоны. Живёт, потому что должна.       В прихожей снова крошатся осколки — в этот раз с нарастающей громкостью. Хейл хмурится, поднимаясь с дивана, и тут же застывает, не решаясь двинуться с места.       Шевельнётся, и весь мир вдребезги.       В дверном проёме появляется Фобос. С Лилиан на руках. Сестра сидит в изгибе локтя и смотрит на колдуна во все детские кристально чистые глаза.       Корнелия продолжает стоять, будто меж ними не расстояние, а минное поле. В княжеских руках всё, что от неё осталось.       Фобос вальяжно проходит в комнату, идёт навстречу, с каждым шагом сильнее вдавливая Корнелию в пол.       — Корни… кто это? — поворачивается к ней златокурая головка Лилиан.       Корнелия не может ей ответить. Внутри всё замерло и вот-вот оборвётся.       — Смиритель одной зазнобы и склочной леди, — повседневным тоном отвечает Фобос младшей словами, предназначенными для старшей.       «Леди» — подмечено с контрастной чёткостью. В этот раз в единственном числе.       — Что это значит? — не понимает девочка.       — Это значит, что я желаю твою сестру. И сделаю всё для её расположения. Возмутительно, но она этим не пользуется. Я почти оскорблён, — положа руку на сердце, произносит колдун и садится на диван, размещая ребёнка на коленях.       — Прям всё-всё сделаешь? Ты что, волшебник? — зачарованно спрашивает девочка, позабыв обо всём на свете.       — Меня величают иначе, но как тебе будет угодно, — с урчащей мягкостью потакает ей Фобос.       — А ты можешь забрать нас в волшебную страну? — смотрит на него как на последнюю надежду Лилиан. — Я… я не хочу оставаться тут…       Услышанное — как удар под дых. От виска к виску летит гулкий пульсирующий стук.       Туг-дук. Туг-дук. Туг-дук.       — Хоть в сию же минуту, но твоя сестра категорически против, — с картинной трагичностью сокрушается Фобос.       — К-корни… — поворачивается к ней Лилиан, чтобы плеснуть бездонной обидой напополам с претензией.       По окнам начинает нещадно хлестать косой от сильного ветра дождь. Крошечный носик малышки расстроенно морщится, а нижняя губа заходится мелкой дрожью.       — Тш-ш, птаха, тебе у меня не понравится. В моём замке гнездятся чудища, — прицокивает Фобос, наигранно расстраиваясь вместе с Лилиан. — И кручинными слезами их точно не прогонишь.       Корнелия снова может дышать.       Не отнимет. Здесь не за этим. Тогда зачем?       — А как тогда? Расскажешь?! — девочка дотрагивается крохотной ручкой до увесистых перстней. Расстройство сменяется любопытством, снова утихомиривая погодные аномалии.       — Конечно расскажу, — елейно улыбается меридианский правитель, пожавший миллионы жизней, игриво растрепав золотистую макушку.       Корнелия наконец-то решается подойти. Оседает рядом с князем тьмы, который как ни в чём не бывало воркует с маленькой девочкой.       — Чувствуешь, как внутри катается колючий шар, — когтистый палец дотрагивается до розовой кофточки с пони, показывая на солнечное сплетение. — Он не находит выход и становится всё больше и больше?       Мана, — откликнувшаяся на эмоциональные перепады, узнаёт ощущение по одному описанию Корнелия.       — Как ты так угадал? — удивлённо распахивает ротик Лилиан.       — Я волшебник, забыла? — приподнимает бровь Фобос. — Этот шар — твоя магия, и ты можешь им управлять. Представь, как он замедляется и рассеивается.       — Я так не умею… — дует пухлые губы сестра.       — Закрой глаза и вообрази, как ловишь в ладони холодную дождевую каплю, согреваешь и перекатываешь меж пальцев, пока не исчезнет, — подсказывает колдун.       Лилиан неуверенно кивает — удивительно, — но всё-таки слушается. Детское личико карикатурно серьёзнеет в выражении глубокой сосредоточенности.       Воспользовавшись моментом, Корнелия пронзает Фобоса вспарывающим взглядом, в котором отливает сталью тысяча и один вопрос. В ответ колдун лишь заговорщически оскабливается, лукаво растягивая уголок губ.       — П-получилось! — чуть ли не подскакивает на коленке князя девочка.       — Какая талантливая птаха, — одобрительно улещивает ребёнка Фобос. — А теперь слушай внимательно, Лилиан. От этого зависит судьба чудовищ.       Малышка обращается в сам слух.       — Повергнуть их под силу только Корнелии, но она не справится без твоей магии, — опечаленно вздыхает князь.       — А у меня получится с ней поделиться? — нетерпеливо елозит Лилиан.       — Получится, — переводит взгляд на Корнелию Фобос, убеждаясь, что она осознаёт сказанное.       Корнелия слышит как из тумана. Не знает, что и думать.       Передать магию? Так просто? Как такое вообще возможно?       — Это опасно? — подозрительно сощуривается Хейл, пытаясь разглядеть мотивы Фобоса насквозь.       — Тебе ли не знать, что происходит, когда расходуешь всю ману, — клонит голову колдун, отбивая вопрос свойственной ему глумливостью.       Магическое истощение… Глубокий обморок… Но это сущие пустяки, если у них получится.       Лилиан станет не нужна Кондракару, если её магический потенциал перейдёт к ней.       Корнелия осторожно кивает, давая своё позволение. Снова доверяется заклятому врагу — целиком и полностью.       — Дядя волшебник, ну расскажи, как помочь Корни! — начинает капризничать девочка.       — Даже не знаю, в этот раз задача не из простых, — сквозь бархатистый смешок подначивает Лилиан Фобос. — Но если справишься, чудищам точно несдобровать.       — Я справлюсь! — аж приподнимается от предвкушения засиявшая Лилиан. — Обещаю-преобещаю!       Корнелия не разделяет её воодушевления. Сидит как пришибленная. Для сестры всё — причудливый сон, увлекательная игра, детская забава. Как бы ей хотелось так же: забыться и не осознавать всей опасности происходящего.       — Что ж. На этот раз представь внутри себя луг после дождя. Ты должна провести ладонью по каждой приникшей травинке и собрать с неё росу, — находит пояснение под стать ребёнку колдун.       — И что дальше? — внимает младшая.       — Соберёшь всю воду в озеро и перельёшь в сестру, прямо как в графин, но… — Фобос обрывает речь, выдерживая паузу.       Корнелия судорожно сглатывает. Чувствует нарастающую тревогу. Если что-то пойдёт не по плану, быть беде.       — Исключительно после того, как она попросит, — заканчивает князь, поучительно подняв указательный палец, придавая весомость сказанному.       — Хорошо! — складывает ладошки в лодочку девочка.       — Будь внимательна, не упусти ни одной капли, — наставляет ребёнка Фобос, после чего поворачивается к Корнелии.       Располагающая маска доброжелательности подменяется ониксовой тиарой с навершием из чёрных кристаллов, похожими на клыки змей.       — Не вздумай просить прежде, чем я дозволю, — колдун не предостерегает — говорит с угрозой. Стихает даже Лилиан.       — Я тебя услышала, — даёт обещание Хейл.       Фобос поднимается и бережно опускает малышку на ворсистый ковёр. Корнелия встаёт прямо напротив них, смотрит на князя с выжидающей внимательностью.       Руны над полумесяцами бровей начинают контрастировать на бледной коже. Колдун возводит руки вверх, выводя симметричные дуги, за которыми растягивается полушарие энергетического барьера.       — Ва-а-у… — с восхищённым трепетом замирает Лилиан, зеркаля глазами кайму лилового обода.       — Мы же не хотим, чтобы нас заметили и прервали твои поверенные соратники, верно, Корнелия? — маскирует в словах порицательный упрёк Фобос.       Корнелия отворачивается в сторону, пряча уязвлённость в тенистых полутонах. В момент крайней нужды, необратимой безысходности и горя, размером со все мирские океаны, с ней рядом не Хай Лин — Фобос.       — Птаха, начинай, — беззлобно приказывает Лилиан князь.       Девочка прикрывает веки. Проходит минута, две, три — ничего. Ожидание доводит до изнеможения своей томительностью.       Поднебесный взгляд, на который навсегда наложился отпечаток порушенной жизни, начинает сбоить. Перед взором Корнелии то и дело мелькают едко-белые точки, напоминающие пылинки, попавшие во вспышку объектива.       Маленькие сферы постепенно разрастаются, прекращая казаться оптической иллюзией. Воздух под куполом рябит от сильнейших колебаний магии. Становится тяжело дышать, словно они не в комнате, а высоко в горах.       Корнелия с замиранием сердца наблюдает, как Лилиан воспаряет над полом. Руки девочки расправляются назад крыльями птицы, а грудная клетка светится подобно вышедшему из-за горизонта солнцу. Восход наливается, становясь насыщеннее и контрастнее. Вот-вот и войдёт в зенит.       Рано. Ещё слишком рано.       Хейл вздрагивает, когда на её талию опускаются княжеские ладони. Фобос покровительствующе подходит со спины, прилегает вплотную, смазанно касаясь виска линией челюсти.       — Забирай свой подарок, Корнелия, — говорит, как провозглашает в чин князь.       Вместе с ароматом ирисов, осевшим в лёгких, Корнелия преисполняется уверенности.       Фобос рядом, они заодно, а значит — всё будет хорошо. У них всё получится. Он всегда оказывается прав и знает, что делает.       — Отдай мне свою силу, Лилиан, — требует девушка.       Одна сотая доля секунды, и от груди к груди простирается ярчайший светоч. Пространство заливается жаром как от раскалённой кузни. Всё тело начинает жечь так, будто по венам бежит плавленый битум. Корнелия заходится в визге, корчится, горит заживо.       Будь одна — не выдержала бы. Но Фобос не даёт отступиться, становится надёжной опорой — легионами армий за хрупкими плечами.       И его имя не вытеснит и не сотрёт свирепствующая агония. Ничто и никогда не сотрёт то, что он сегодня сделал.

──────── ※ ────────

      Корнелия мается от лихорадочной ломоты. Кровь бурлит, а температура, кажется, зашкаливает за сорок. Открывать глаза страшно и пытаться — голову мутит так, что в кружащей воронке могут разметаться все мысли, чувства, воспоминания. И назад всё — как ни старайся — не соберёшь.       Единственное, что помогает удержаться и не затеряться в лабиринтах делириума, — тактильные ощущения. Корнелия изнемогает в его руках — именно в его, сомнений быть не может.       Гладкая и плотная ткань мантии кутает объятием как уютным покрывалом в стылый осенний вечер. На ней что-то едва осязаемое, невесомо лёгкое, ластящееся к горячечной коже. Шёлковый пеньюар или кружевная сорочка. Так сразу не разберёшь.       Фобос прижимает крепко, но в то же время с бережливой настойчивостью, прямо как творец музу. Пальцы ласково ведут по покрытому испариной лбу, очерчивают изгиб брови, продолжают маршрут по тёплой щеке и замирают у уголка губ. Касания оставляют след из блаженной дымки, оседающей умиротворяющим облегчением.       — Н-не уходи… — шелестяще тихо, будто исповедуясь во грехе, шепчет Корнелия, утыкаясь в горделивый стан.       Всё внутри беспричинно обмирает. Услышать очередную издёвку или жестокое «нет» — хуже падения с головокружительной высоты.       Девушка едва размыкает трепещущие ресницы. Узнаёт смутные очертания своей комнаты, тонущей в васильковой мгле. Фобос облокотился на изголовье широкой кровати, притулив её к подтянутому торсу.       Подгорный взгляд, полный маниакальной одержимости, граничащей с упоением, смотрит с собственническим любованием. Почти светится в темноте. И Корнелия понимает: пропади всё пропадом — не уйдёт.       Тревоги начинают униматься, а бешеный калейдоскоп постепенно замедляется, позволяя всё чаще держать глаза открытыми.       — Почти справилась, моя дивная, — тонкие губы касаются кромки причёсанных волос: судя по всему, собраны в пышную косу. — Ты поглотила Сердце Земли и приумножила наше величие.       — Ты помог Лилиан? — произносит в ткань мантии Корнелия.       — Я помог тебе. И только тебе, — прохладная ладонь прокладывает путь к руке по изгибу плеча.       — Где Лилиан? — Корнелия пытается приподняться, напрягаясь всем телом и провоцируя вспышки головной боли.       — Там же, без сознания. Оправляется от магического истощения, — с пугающим равнодушием отвечает Фобос.       Осознание того, что участливое обращение к Лилиан — лишь очередное проявление интриганства, — стальным языком лезвия вдоль тыльной стороны рук.       — Ты бросил её там?! На ковре? — вихрится Корнелия. — Пусти меня! Сейчас же!       Девушка предпринимает попытку высвободиться, однако измотанное тело отказывается следовать за строптивым протестом и вынужденно обмякает.       — Нет, Корнелия, ты останешься здесь, — Фобос надавливает, заставляя притиснуться ещё сильнее. Чтобы вжималась как влитая. — Твоя сестра стабильна.       Стабильна. Неужели… им удалось? Конечно же удалось. Иначе быть не может.       Корнелия знает наверняка. Чувствует.       В ней — разлитые по венам реки, кости с прочностью тектонических плит, нервы, манипулирующие атмосферой.       Отныне она — планета. Пантеон земной мощи. Одной плоти, одной крови, с одним на двоих сердцем.       Степенно приходящее облегчение от понимания, что сестра в безопасности, прибавляет сил и подначивает идти на принцип. Хоть в чём-то добиться своего, вернуть контроль, почувствовать свою весомость. Даже если придётся подняться к цели по головам, утапливая их в трясине.       — Пусти, я сказала, — упрямо упирается руками колдуну в грудь девушка.       Бесполезно. Фобос смотрит сверху вниз, со снисходительной укоризной. Прямо как на Лилиан. Будто теперь она здесь неуёмный и капризный ребёнок.       Корнелию окатывает наилютейшим гневом, несоразмерным княжескому поступку. И она не намерена сдерживаться. Разорвёт любого, кто попадётся под руку.       За себя.       За Лилиан.       За родителей.       Она даёт отпор изо всех своих девичьих сил: ярится, выгибается дугой, щерится, чуть ли не кусается. Как всегда — не сдаётся. До последнего.       На деле — нелепо нахохливается и вытягивается, тут же съёживаясь назад, прямо как неоперившийся птенец со слабыми крыльями.       — Не надоело? — цинично вздыхает Фобос.       Последняя капля. Крайний рубеж. Затмение, прикрытое алыми шорами.       Никто не воспринимает её всерьёз. Ни Кондракар, ни стражницы, ни даже, чтоб его, Фобос. Её жизнь — жалкая декорация, монотонная экспозиция на заднем фоне. Рухнула — перешагнули и не заметили. Все разом.       — Надоело, — резко замирает Корнелия, — мне надоело всё!       Пальцы вцепляются в плотную ткань благородной мантии, натягивая почти до треска.       Ослабевшая стражница обращается в сетующую бурю. Только-только прижившаяся сила тянет невидимые руки к ажурной лампе, к ряду флакончиков с парфюмом на трюмо и наградным статуэткам на подвесной полке. Антураж начинает содрогаться, заходясь приглушённым бормотанием.       — А особенно мне надоел ты со своим Оракулом! В отличие от вас, двоих ублюдков, остальные ничего не понимают!       Если бы слова могли гореть, то комната полыхала заревом. Однако тени только угрожающе плотнеют, оставляя лишь косую дорожку от подглядывающего месяца.       — Решил, спас мою сестру — дело в шляпе? Я предам стражниц и дам тебе? Помогу всё сжечь, как ты сжёг пол-Меридиана?! Мечтайте да не замечтайтесь, ваше грёбаное величество!       Лицо князя становится острее и резче. Благородную невозмутимость пронзают гневливые молнии морщин. Угольно-чёрные руны начинают раскаляться, так и подначивая обжечь сильнее, исполосовать хлёсткими словами и злыми обещаниями.       — Я убью тебя и выкину это долбаное кольцо! Мы посадим на трон Элион, я расскажу всё стражницам, и Оракул сдохнет следом! Вы все сдохнете! Я по-прежнему тебя ненавижу, понял?! Не-на-ви-жу!       Сквозь тюль больше не проникает лунной поступи. Небо задёргивают непроглядные тучи, сотрясая пространство ропщущим громогласием. Фобос хватает Корнелию за основание косы и оттягивает затылок.       — Ненавидишь? — почти касается её лбом князь. Чёрные глаза сверкают во тьме. — О, я покажу тебе, как ты меня ненавидишь.       Корнелия рвано ахает, чувствуя, как спина приземляется на мягкое покрывало. От порывистой смены местоположения накатывает ватная дурнота, а пол с потолком заходятся в хмельном танце.       Мглистая мантия растворяется в темноте, обнажая атлетичное алебастровое тело. Соприкосновение оголённого торса с тонким, как вуалевая органза пеньюаром — окончательно выбивает дух.       — Это называется по-другому, — Фобос доминирующе наваливается на неё всем весом, проливая платиновые пряди на подушку. Обхватывает пятернёй лебединую шею и вдавливает пальцы, заковывая в живой полу-ошейник. Берёт на один клык изящную линию челюсти. Прикусывает как хищник, обозначая своё превосходство.       Корнелия возмущённо вскидывается, но колдун жёстко перехватывает запястья, покрывая кисти новоявленными грозовыми тучами. Властно заводит за златовласую макушку, удерживая одной рукой.       Она не может ничего сделать, а он может сделать всё что захочет. Парадоксально, но Корнелия не боится — продолжает злиться, скалясь дикой кошкой. Вместе с ним. С такой силой, что хочется вгрызться в глотку.       — Знаешь, почему, я прежде не заточил тебя в замке? — наклоняется к уху князь, обжигая низким гортанным тембром. — Тогда бы ты отвергла меня. Тогда, но не теперь.       Фобос с лёгкостью рвёт кружевную бретель, слегка царапая плечо когтистыми пальцами, и оголяет аккуратную грудь с затвердевшим соском.       — Я победил, как только ты возжелала стать моей. И ты уже не сможешь иначе, вопреки всему, — ладонь Фобоса собственнически ложится на упругое полушарие и сжимает до приятной боли.       — Убери свои мерзкие руки! Князь гадства! Индюк напыщенный, чтоб тебя! — озверело брыкается Корнелия, путая серебро волос.       — Ты определённо стоила всех усилий. Жду не дождусь, когда прикончу всех стражниц махом и заберу свой трофей, — игриво щёлкает по соску и сминает его пальцами Фобос.       — Я убью тебя! Я сказала, что убью тебя! — срывается на истеричный рёв девушка, не понимая, откуда вдруг взялись слёзы.       Князь накрывает губами яростный оскал и даже не думает отстраняться, когда Корнелия прикусывает нижнюю.       Девушка сильнее стискивает зубы, чувствуя, как внутри переплетаются узлы ярости и дикого, почти плотоядного вожделения.       — Ты никогда не убьёшь меня, Корнелия, — экстатически шепчет колдун, позволяя ей кусать и пробовать свою кровь.       Раздвинув коленом худые ноги, князь подаётся вперёд, сбивая шёлк ночнушки до впалого живота. Во влажную ткань узкого белья настойчиво упирается твёрдое желание, теснящее укороченные батистовые штаны.       — Потому что ты сражаешься не с врагом, а с возлюбленным, — торжественно рыча, укрощает её Фобос.       С уст Корнелии срывается подтверждение — сладострастный стон.       Рядом с Фобосом хочется разомлеть. Позволить накинуть на утомлённые плечи оберегающий покров из беспросветной тьмы и забыться. Распахиваться настежь только для него, точно зная: будет отзывчивой — сбережёт.       Корнелия тихо всхлипывает.       — На кого ты без меня останешься, моя бестия? — отпускает ослабевшие руки Фобос.       Девушка отводит взгляд, не хочет смотреть на него через призму набежавшего марева из слёз.       На кого она останется?       Не останется…       Её уже нет…       Нет — как человека…       Нет — как прежней дружбы с Хай Лин…       Нет — как родителей…       Просто нет.       — Нет… нет… нет… — тонет не в томности — в бездне отчаяния Корнелия.       Исполинский ледник, растопленный калёной злобой, сотрясается и рассыпается на глыбы. Воды скорби разверзаются девятым валом, и Корнелию накрывает истошными истеричными рыданиями.       Фобос ловит прогоркло-солёное горе тёплыми губами и именует каждую слезу сбивчиво-хриплым: «моя», «моя», «моя». Корнелию пробивает крупной дрожью. Она вымученно воет, выворачивая свой загнувшийся внутренний мир наизнанку.       «Да мне было бы в сотни раз проще, будь я одна! Без вас всех!»       Теперь одна. Без них.       А что, если… это она накликала беду?       Всё могло быть иначе, если бы просто крепко обняла отца. Если бы не уходила из дома. Если бы просто рассказала о магии Лилиан, как Фобос. Ведь даже не попыталась.       Корнелии хочется прижать к себе сестру до сводящих судорог. Но Фобос не позволит. Не будет делить её ни с кем. Она обречена довольствоваться тем, что Лилиан сейчас ничего не угрожает. Самое страшное будет через сутки — когда сестра очнётся.       Какие слова подобрать, чтобы не ранить?       Таких не существует. Попросту не бывает.       Когда она придёт в сознание, узнает, что больше никогда не увидит маму и папу.       Узнает от неё.       Поймёт, что значит набор букв, складывающийся в безнадёжно-тяжёлое: «сирота».       Колдун окольцовывает хрупкую поясницу, клонится в сторону, укладывая на бок. Оправляет сбитый подол пеньюара и подтягивает кружевное декольте, скрывая так и незацелованную грудь за тонкой тканью.       — Вызлилась — выстрадайся, — надавливает на чётко очерченные лопатки Фобос, чтобы припала к торсу. — Подпусти меня ближе, станет легче.       — М-мои мама и папа… Их нет… — захлёбываясь, жалко скулит Корнелия. — Я так… виновата…       — Не ты. Кондракар, — левитирует к ним съехавшее одеяло Фобос. Укрывает себя и её. — На Меридиане принято считать, что милосерднее бросить дитя, одарённое магией, на съедение тварям, нежели держать в неведении.       Корнелия до боли прикусывает выпирающие на кулаке костяшки, сотрясается так, будто внутри — конец света. Из морей и океанов восстают цунами и идут захватывать материки. Вулканы просыпаются, изливая лаву и закашливаясь пеплом. Ураганные ветра складывают города как карточные домики. Разверзаются землетрясения, сравнивая ландшафт гор. На гибнущую планету мощным магнитом притягиваются килотонные астероиды.       — Корнелия, если ты вознамерилась истребить Землю, то я не против, — приподнимает её осунувшееся лицо Фобос, — но сначала нам нужно переместиться на Меридиан.       Девушка только сейчас замечает окруживший кровать магический барьер, призрачный купол которого сверкает снопами искр, сдерживая колебания магии.       На место необъемлемому страданию приходит нарастающая паника.       — Утихомирься немедля, или тебе тоже рассказать про дождевые капли? — призывает к рассудку Фобос, утирая заплаканные щёки.       Корнелия начинает астматически дышать, обхватив себя за плечи. Прерывисто, рвано, пунктирно. Постепенно замедляется, унимая накатившую истерику вместе со взбаламученной маной.       Фобос утешающе касается её затылка. Гладит от головы к шее, очерчивает выпирающий позвонок, слегка уколов когтем.       Легчает.       — П-почему ты не забрал эту силу себе?.. — всхлипывает девушка.       — Магия сердца Земли способна прижиться и напитать только существ родом с этой планеты. Твоя сила и без того приумножила мою, — поясняет Фобос, расслабляясь на пышной подушке и продолжая закрывать её щитом объятий.       — А мог бы… соврать, что пошёл ради меня на жертвы… Знаешь, весь такой из себя… благородный, — вслед за ним обмякает Корнелия, утомлённая бесконечными терзаниями.       — Мне нужно, чтобы ты мне доверяла, иными способами тебя не заполучить. И я вынужден идти на жертвы совсем иного рода, — баритонно хмыкает князь.       Корнелия приподнимает точёный подбородок. Вопрос в глазах заслоняют слёзы, однако Фобос считывает сразу. Глаза колдуна азартно суживаются, как у ирбиса, охотящегося за ланью. Одарив её предвкушающей улыбкой, князь подаётся вперёд бёдрами, чтобы похотливо упереться в Корнелию своим вожделением.       — Ты просто ужасен, прекрати сейчас же, — возмущённо пытается отстраниться девушка, продолжая разливать на скулы морской прибой. — Разве не видишь, каково мне?       — Я сказал, что буду твоим покровителем, а не угодником. Только мне решать, как тебя приструнить. И этот метод самый действенный и… приятный, — удерживает её Фобос.       — Я тебе не цирковая зверюшка. Иди в замок и приструняй своих придворных дам, — взвинчивается Корнелия, унимая в себе неприемлемую в этот час порочность.       А что будет, когда она взаправду останется одна? Наедине со смертью, гуляющей с косой наперевес этажом ниже. И Корнелия знает — она до неё доберётся. Найдёт. Медленно потянет дверную ручку костлявыми пальцами. Войдёт в комнату и обратит к ней голову, чтобы затянуть в зияющие провалы глазниц.       Кондракар отдаст её под трибунал за своеволие, и тогда Лилиан… и тогда у Лилиан больше никого не останется.       Душу растягивают как на дыбе, орошая проглотившую Корнелию гробовую яму новыми потоками слёз.       — Я пробуду здесь, пока не уймёшься, — хмурится князь. — Изведёшь себя и всю планету заодно, а мне потом лицезреть все эти трагедийные драмы.       Едкие слова — бальзам на душу. Фобос — гавань утешения. Убаюкивающая тьма. Пока рядом — ничего не случится.       Корнелия прикладывает влажную щёку к месту, где глухо отстукивает чёрное сердце, зарывается носом в шёлк платиновых волос. Хочется сжаться до микроскопической точки, незримой небылинки, частички атома. Исчезнуть.       — Завтра меня убьют… и всё закончится, — тихо-тихо признаётся девушка, вдыхая анестезию с дурманящим телесным ароматом кожи и проводя пальцем по контурам мышц.       — Этому не бывать, — внушает ей надежду своим спокойным тоном Фобос.       — Что ты задумал? — обнимает его Корнелия, думая о возможности уберечь себя и сестру от страшной участи.       — Расскажу, после того как поспишь, — источает довольство князь, — в этот раз сниться не буду.       — Невыносимый, — измученно вздыхает девушка, намереваясь отвернуться. Фобосу не понять. Эта ночь будет бессонной. Сплошным кошмаром, выбравшимся в реальность из мира грёз.       Фобос удерживает за талию, возбраняя её порыв и приковывая к себе внимание. Скользит мраморными рельефными руками к заплаканному лицу и обрамляет в кастовую оправу из длинных пальцев.       Гипнотический взгляд глаза в глаза ослабляет путы траурных лент и пророчит заунывный ветер, который унесёт ненастья и подарит безысходный покой.       Всё проходит. И это пройдёт, оставив за собой лишь минорные отголоски.       Понурые девичьи брови расслабляются вслед за прикрытыми веками, провозглашая власть ощущений.       Князь приникает к аккуратным губам, проталкивая язык за кромку. Целует неторопливо, замешивая солёные слёзы с дурманным мёдом. И Корнелия упивается им, отвечает, смакуя тягучий влажный бархат. Воздух из его лёгких пьянит утешением. Но стоит ей распробовать, как Фобос обжигает ухмылкой и начинает отстраняться.       Корнелия не позволяет, тянется навстречу и, проскользнув в ехидную усмешку, окутывает его глубже. Затапливает собой, чтобы самой не стать утопленницей и не пойти к тёмному глубоководному дну.       Первый взаимный поцелуй без злого подтекста, склочной спеси и коварного умысла — на вкус как надежда со всепоглощающей печалью.       От него веет скорбными розами с палыми лепестками. В нём заключено прощание и признание единовременно. Смерть и цветы — слияние Аида и Персефоны. И если вдруг ей удастся избавиться от треклятого кольца, она никому не расскажет. Этот момент только их. Слишком личный и интимный.       Корнелия подаётся назад, справляясь с нарастающим притяжением. Этот день, как и те, что нависли впереди свинцовыми тучами, хочется похоронить как можно скорее. Вместе со всеми потрясениями и болью, которые будут отравлять отныне и до самой смерти.       — Покоя в мороке, Корнелия, — почти невинно прикасается к обласканным губам Фобос.       Корнелия не отвечает.       Она всё равно убьёт его. Но это будет потом. Только не сегодня.