Fluorescent Adolescent

В глубине души Вильгельм понимал, что будет лучше, если он заговорит первым — и реакция должна быть незамедлительной, иначе мать продолжит, и в ее словах вряд ли будет звучать одобрение. Но он не мог выдавить из себя и слова, а то, что придется вновь сопротивляться и отстаивать свою точку зрения и вовсе казалось невозможным. За то время проведенное с Симоном он забыл, как это — отбиваться, защищаться, притворяться другим человеком… Мать ждала от него, что он вновь наденет маску, которую хотела бы на нем видеть, и сделает то, чего хочет прежде всего она. — Добрый день, — послышался позади голос Симона. Неровный и даже чуть дрожащий, но парень изо всех сил пытался звучать уверенно. Если бы Королева к нему не обратилась, он бы так и стоял, опустив в голову, но теперь у него было право сказать хоть что-то. Кристина и Вильгельм перевели взгляд на Симона, не ожидая, что услышат его голос первым. И этот факт придал Вилле чуть больше смелости — он посмотрел на мать и сделал шаг назад, чтобы быть ближе к парню, чем к ней. — У меня была назначена встреча с пиар-консультантом, — на выдохе начал Вильгельм. — Ты не предупреждала, что приедешь. — Я не планировала, — Кристина сделала еще один шаг вперед, но в этот раз парни не пошевелились. — Однако когда ночью мне сообщили о том, что несовершеннолетних школьников из Хиллерска видели в гей-клубе близ Стокгольма и среди них был мой сын, планы поменялись. И Симон и Вильгельм почувствовали, как сердце ушло в пятки — их замысел был слишком хорош, и никто об этом узнать был не должен. Осознание провала медленно прожигало воссозданную идиллию последних дней — теперь стало ясно, что хранение секретов им не подвластно. — Кто тебе сообщил? — Вильгельм понимал, что отрицать этот факт они не могут. Бессознательно он стал перебирать тех, кто мог их выдать. Первым подозреваемым, конечно же, был Август, но парню казалось невероятным, что он посмел вновь встать перед ним. Он не боялся Симона, который не мог сделать ему абсолютно ничего, но вновь перейти дорогу Вильгельму, который почти превратил его жизнь в этом семестре в ад, было глупо. — У меня свой источник, — Кристина опустила голову, притворяясь, что внимательно изучает свои туфли. Она мастерски скрывала возмущение, но еще лучше она скрывала свой страх. За то, что с сыном могло что-то произойти в тот момент, когда он позволял себе лишнего. Симон молчал. Если в начале он думал, что сможет хоть как-то возразить Королеве, что стыдиться ему нечего и что он согласен на озвученные Вильгельмом условия, то сейчас его грызла совесть. Они приняли неправильное решение, и за это решение рано или поздно нужно было заплатить. — Эта школьная поездка и не предвещала соблюдение правил… — Вилле, — Симон выглядел как побитый котенок. Чувствовал он себя также. Его попытка остановить парня не убедила никого, и в первую очередь его самого. Чем больше он общался с кем-то из королевской семьи, тем больше ощущал, как на него опускается тяжелая массивная плита неодобрения и позора. Каждый раз это лишало его уверенности, что когда-нибудь он сможет общаться с этими людьми нормально. — Школьная поездка подошла к концу, — Кристина не желала выслушивать детский лепет сына, тем более она не собиралась приводить в пример свои доводы того, почему и Вильгельм и Симон повели себя безрассудно. Да что там, даже директриса была в этом виновата. Каждый, кто причастен к происшествию, обязательно столкнется с последствиями. — Это неправильно, — Вильгельм начинал заводиться и больше не мог сдерживать в себе эмоции. Они рвались наружу — в голосе, движениях, затрудненном дыхании и страхе в глазах, что мать вновь приняла за него решение, на которое он не подписывался. — Неправильно — это не брать ответственность в свои руки. Когда цена ошибки слишком высока. Даже несмотря на то, что вы решили быть вместе, — на последних словах Королева сделала шаг к окну. Ей словно было сложно смотреть на парней в этот момент. — Да, об этом я тоже в курсе. Лица Симона и Вильгельма вспыхнули — все оказалось гораздо хуже, чем они ожидали. Но с другой стороны в комнате не было охранников, которые бы сразу увели Симона или же Королева могла и вовсе попросить его оставить наедине с сыном. Нет, она хотела поговорить с ними обоими и даже возможно призвать к послушанию. От этих мыслей сердце Симона забилось сильнее. — На этом и закончим, — Кристина не собиралась устраивать никаких скандалов — только обозначить границы дозволенного, как и то, что от нее ничего нельзя утаить. — Вильгельм, думаю, Малин уже ждет тебя внизу, чтобы отвезти в отель и забрать вещи. — Что? Я никуда не поеду, — внутри Вильгельма все горело и рвалось на части. — Что значит, что ты вы курсе? Почему я должен уехать? А как же речь? — Речь произнесет Август. Мы планировали этот запасной вариант, как ты знаешь, но пришли к выводу, что не готовы больше предоставлять тебе выбор. Ты поедешь домой, и там мы поговорим о том, как лучше сообщить о том, что Август теперь главный претендент на престол. С каждым произнесенным словом Вильгельм слышал свою мать все хуже и хуже. Симон наблюдал за ним и видел, как он буквально проваливается в пустоту и никак не может выплыть, чтобы отреагировать на сказанное словами, настоящими мыслями. Иррациональная уверенность в том, что Август победил, отрезвляла с лихвой. Он добился своего, а Вильгельм вновь на втором месте — как всегда и было, только теперь это признали официально. — Мне очень жаль, — Кристина наконец-то вновь повернулась к ребятам. — Но я устала разгребать последствия необдуманных решений. После стыда от ощущения своей никчемности к Вильгельму пришла злость, которая впрочем быстро сменилась злорадством. Сиюминутным, но очень ярким. Идея того, что теперь ему не нужно привыкать к титулу Кронпринца, не давала захлебнуться нахлынувшими негативными эмоциями, которыми наполнила его мама до краев. — В таком случае никаких препятствий к тому, что мы с Симоном вместе нет, верно? — на этих словах Вилле резко повернулся к парню, словно спрашивая: «ты со мной? ты со мной в этот безумный момент?» — Об этом мы поговорим позже. Дома, — Кристина не могла ответить на вопрос сына, потому что в глубине души все еще надеялась, что ее решение вызовет у него желание вырваться вперед, оставив Симона позади. Она никак не могла поверить, что его слова серьезны. Что он делает свой выбор, что он его уже сделал. Трудно принять такие решения, когда говоришь со своим ребенком. — Я хочу остаться на выступление, послушать речь, — Вилле знал, что мать не ответит на заданный вопрос, особенно при Симоне. Парню впервые пришлось увидеть и услышать разговор людей, которые говорили о нем чаще всего. Это казалось настолько сюрреалистичным, что он все еще не мог выдавить и слова. Его стеклянный опустошенный взгляд говорил за него: ему больно. За себя, за Вилле, за то, что им вновь приходится переживать давление. За то, что их просто не могут оставить в покое. — Я не думаю, что в этом есть смысл, — Кристина быстро взглянула на телефон в руках, понимая, что ей пора. — Я настаиваю, — Вильгельм вытянулся во весь рост. Эмоции стали отпускать. Ему было все равно, что скажет Август, он просто не хотел уезжать от Симона и искал любую возможность. — Хорошо, — Королева ждала, что сын еще долго будет качать права и пытаться вывести ее из себя, и была удивлена, что они поговорили мирно. Почти. На полное понимание она и не надеялась. — Только без глупостей. Кристина требовательно смотрела то на Вильгельма, то на Симона. Она привыкла, что ее приказы всегда выполнялись — но эти мальчишки чаще всего шли наперекор. Даже сейчас они продолжали смотреть друг на друга — отчаянно, почти как перед скорым прощанием, но зная, что это еще не конец. «Только без глупостей». Эта фраза эхом отдавалась в груди, и Вильгельм чуть не рассмеялся — глупости будут, и будет их еще множество. За последние пять минут его успели и морально уничтожить и спасти. Он пока еще не знал, что чувствовать — он лишь пристально смотрел на Симона, желая поскорее уйти. Убежать. Ускользнуть. Дать фору всем, кто хочет их догнать. — Никаких глупостей, — также не отрывая взгляда от Вилле, произнес внезапно Симон. Ему было сложно не улыбнуться. Он словно читал мысли парня — в его глазах читалось легкое безумие. — Никаких, — в трансе повторил за ним Вильгельм, и затем оба парня перевели взгляд на Королеву. Страх перед чем-то неизведанным отступал, но в то же время подкрадывалась боязнь упустить время. Кристина чувствовала, что запустила бомбу замедленного действия, но у нее не было даже минуты до ожидания взрыва и совсем никакого желания справиться с последствиями. Время — единственное, что не было в ее власти. — До встречи во дворце, — сказала она на прощание сыну, а Симону лишь кивнула в знак прощания, и покинула комнату. Только тогда парни смогли выдохнуть и посмотреть друг на друга уже с теплотой — если бы не напоминание о словах Королевы, можно было представить, что ничего не произошло. — Ты как? — рука Вильгельма скользнула вверх по рукаву пиджака Симона. Он не мог сказать про себя, что «все хорошо», но искал этого хотя бы в нем. В ответ Симон сделал только одно движение — подхватил Вилле в свои объятия и крепко сжал, не отпуская еще минут пять. Помещение, в котором они стояли, медленно заливалось светом полуденного солнца. Лучи пробивались сквозь запыленные окна, оставляя на стенах тонкие, едва заметные тени. Время почти замерло — только характерный звук сообщений, которые приходили Симону из чата хора, значили, что пора на репетицию. Он даже подумал, что стоит ее пропустить, как-нибудь потом распоется, но в какой-то момент Вильгельм отстранился сам — как бы ему не хотелось остаться в объятиях Симона. — Тебе пора. — Напиши, где ты будешь, я сразу приду, — парень мягко смотрел на него темными бездонными глазами, в которых несмотря на нежность читалась и бесконечная грусть. Они придумали себе мир, который было так легко разрушить, и теперь нужно было начинать заново — даже если он проживет всего пару часов. После этого Симон отпустил Вилле, и на прощание поцеловав его в переносицу, скрылся за дверью.

…

Еще никогда Вильгельм не получал такого удовольствия от бесцельного блуждания по залам музея — он начал со второго этажа, но вскоре понял, что там слишком много людей. Слишком много знакомых лиц. Поэтому пришлось перебраться на самый верхний этаж, где располагались работы 17-18 веков. В одном из залов его внимание сразу же привлекла одна картина. Вильгельм не знал автора, только потом он прочитал, что работа принадлежит кисти французского живописца Жана Антуана Ватто и называется «Урок любви». На ней были изображены молодые люди — три девушки и два парня, все будто бы общались, но в то же время их лица были потеряны. Один из парней играл на гитаре, и Вильгельм подумал, что, наверное, музыка и является его языком любви, и он демонстрируют это собравшимся. — А какой бы урок любви мог дать я? — его голову одолевали мысли о собственном существовании и о том, как быстро можно себя потерять. Правда Вильгельму казалось, что он в который раз потеря дарит ему и нечто ценное. Собранная когда-то воедино личность начала рассыпаться в тот момент, когда внутри почти созрели самостоятельные мысли и желания. Настало время полностью выбраться из этого кокона. Вильгельм столько раз за прошедшие полчаса повторял себе, что все вышло так, как он и хотел — к черту звание Кронпринца, к черту престол... Однако это произошло не на его не условиях. Не из-за того, что он сказал «нет», а из-за того, что стал полнейшим разочарованием. Трудно было противиться мыслям, что он всех подвел. Мать, отца, королевский двор, Эрика… Перед братом было совестно больше всего. Он не мог опровергнуть его мыслей, и от этого Вилле чувствовал себя более одиноко. — Ты решил сбежать ото всех? — парень почувствовал, как кто-то хлопнул его по плечу. Когда он обернулся, то увидел Генри — ухмылка на его лице означала только одно: не просто так он здесь ходил. — Что-то вроде того, — Вильгельм с неохотой снял один наушник. У него играла обычная музыка для концентрации — больше он ничего не хотел слушать, потому что все песни были связаны либо с личными переживаниями, либо с Симоном (а иногда эти композиции относились и к тому и к другому). Но сейчас он желал уйти полностью в себя — может быть даже раствориться в медитации, как иногда ему советовал Борис. — Не время киснуть, — Генри будто бы и не замечал потерянного состояния Вильгельма, а тот был слишком вежлив, чтобы возразить и отправить парня составить компанию кому-нибудь другому. — На это есть причины, — лишь грустно усмехнулся Вилле, а затем снял второй наушник. — А что здесь делаешь ты? — Ну знаешь… хожу, брожу, всякое смотрю, — протянул Генри, осматриваясь. На самом деле его сюда послал Вальтер. Музеи и их укромные местечки — идеальное место для уединения. Только он, конечно, не ожидал, что кто-то может скрываться и в одиночестве. — Даже знаю что, — это рассмешило Вильгельма. Все, кто знал Генри, не сомневались в его способностях вынюхивать секреты. Правда никто не знал, что он был лишь исполнителем, а главной «черной лошадкой» всегда был Вальтер. — Ха! — Генри тоже улыбнулся и присел к парню на скамейку напротив картины, которую тот пристально изучал. — Что-то в ней есть, да? И оба перевели взгляд на стену, на «Урок любви». Вилле хотел ответить, что конечно, в ней что-то есть — не просто так она представлена в музее, но затем отказался от своих же мыслей. Можно считаться выдающейся картиной, висеть на стенах самых знаменитых галерей, но не находить отклика у обычных людей, посетителей. Что-то в этой мысли было , и парень пока не мог понять, что именно. — Я сижу перед ней уже полчаса, — лишь тихо проговорил Вильгельм. — Мне нравятся мягкие цвета и вся эта воздушность, — глаза Генри даже засияли, но только на мгновение. Затем он вновь переключился на собеседника. — Кого ждешь? — Жду, когда закончится репетиция хора, — пожал плечами Вилле. Отрицать это было глупо, опровергать тоже, но и добавлять деталей было опасно. Он не готов поделиться тем, что сидит здесь и ждет пока его парень освободится и они проведут вместе те пару часов, что у них еще есть. — Ждешь Симона, — причмокнул губами Генри. Он тоже не собирался лукавить и говорить загадками. — Обожаю вас. Вильгельм не ожидал услышать эти слова — ему даже показалось, что он ошибся, но когда повернулся к парню и увидел его улыбающиеся глаза, все сомнения пропали. — Ты только так не удивляйся, — Генри чуть отстранился, в защиту подняв руки на уровне груди. — Но если вы думали, что держите ваши отношения в секрете, то вы в этом хуже меня. Вильгельм смотрел в одну точку на полу, переваривая полученную информацию. В последний раз он был так удивлен, когда Симон сказал, что написанная для празднования юбилея школы песня про него. — Но мне даже некому рассказать, потому что все и так знают. Мы, конечно, иногда не очень сообразительные, но не слепые, — осторожно добавил парень, но увидев реакцию Вильгельма решил больше ничего не говорить. — И как долго? — Вилле чувствовал себя глупо. Можно было давно догадаться — никто не задавал им никаких вопросов, да даже никто косо не смотрел. Действительно, их воспринимали как саморазумеющуюся пару. — Ну мы с Вальтером давно, — с гордостью начал Генри, но заметив как строго на него взглянул Вильгельм, чуть поумерил пыл. — Думаю, когда в автобусе объявили, что только вас не хватает, а затем вы приехали одни, никто уже не сомневался. — Офигеть, — медленно приходило осознание, что они действительно ужасны, просто ужасны в хранении секретов. Как они вообще могли подумать, что у них получится? — Да ладно, это уже не новость. Ты знал, что Винсент поцеловал Нильса? — Генри уже не мог сдерживать главный секрет, о котором ему с Вальтером рассказали Стелла и Фредрика. — Нет, — в шоке проговорил Вильгельм, не понимая, как много пропустил за последний день, и сколько он еще не знает. — Из-за этого они были вчера в ссоре? — Они были в ссоре? Так, интересно, — парень вытащил из кармана пиджака телефон и принялся что-то быстро печатать, совершенно позабыв о собеседнике. В этот момент Вильгельм почувствовал, что кто-то совершенно неожиданно, но очень крепко сжал его плечи. Он повернулся, и конечно же, увидел Симона. Ощущение одиночества стало ослабевать. — Я освободился, — запыхавшись протараторил парень. — Как ты? Он не ждал ответа на вопрос, потому что знал и по взгляду видел — пока что не очень. Всю репетицию Симон думал о том, что случилось и что он может предпринять, но кроме того, как просто быть рядом — теперь уже несмотря ни на что — идеи лучше не было. — Сойдет. А Генри не дал мне заскучать, — Вилле кивнул на одноклассника, который продолжал сидеть в телефоне. — Как репетиция? Парень обернулся на другую сторону скамейки, чтобы Симон стоял прямо перед ним. Он приподнял правую руку вперед и довольно быстро притянул к себе — так, что Симон оказался почти вплотную к его коленкам. Осталось только чуть раздвинуть ноги, чтобы он стал еще ближе, но… — Репетиция прошла хорошо, — прокашлялся Симон, не ожидая, что Вильгельм позволит себе такой жест прямо перед Генри, поэтому он выглядел смущенно и растерянно. А также ужасно возбужденно. Хватило секунды и лишь одного прикосновения. — И у нас есть час до начала выступления. Парень уже не смотрел на Генри — и лицо и тело видели и чувствовали только Вильгельма. Он наклонил голову в бок, пытаясь выглядеть как можно невиннее, но в глазах горел тот самый огонек решимости — Симон не мог изменить сказанных Королевой слов, не мог даже сделать так, чтобы Вильгельм остался, но зато он мог согреть его в своих объятиях и провести свой урок любви. — Нам пора, — к счастью, хотя бы это доходило до Вилле не так долго. Он быстро встал со скамейки, крепко держа Симона за руку и намереваясь покинуть этот зал картин 18 века как можно скорее. Генри только бросил что-то невнятное в ответ — постоянный звук от входящих сообщений означал только на то, что ему кто-то постоянно пишет, и он не может отвлечься. Так что парни без лишних глаз выбежали в холл третьего этажа, и Вильгельм чуть подтолкнул Симона к лестнице, давая знак, что нужно спуститься. Он знал, что на втором этаже находится старинная библиотека — после ремонта музея ее обновили, но мало кто знал о том, что туда можно заходить. Вильгельм осторожно приоткрыл дверь, но Симон очень быстро — потому что не мог больше ждать — запустил руки ему под пиджак. Пальцы сами нащупали тугие пуговицы рубашки, а губы прильнули к шее парня. Симон почти утонул в ощущениях, когда приподнял подбородок и томно взглянул на партнера в ожидании, когда он его поцелует. И когда два горячих дыхания превратилось одно, а языки сплелись, дразня и лаская друг друга, парни сделали несколько шагов от двери и непроизвольно оглянулись, чтобы понять, где они смогут разместиться. Только тогда они увидели, что на столе сидела полуобнаженная Сара, а перед ней стоял Август — без рубашки, впопыхах натягивая джинсы.