Fluorescent Adolescent

Вильгельм чувствовал каждый прикованный к нему взгляд — лицо стало красным от напряжения, а на виске забилась бледно-голубая жилка. Но Симон крепко держал его за руку, и справиться с тревогой было гораздо легче. Хотя его ладонь тоже была горячей и влажной — он не меньше переживал о том, как разрешится ситуация. — Прошу прощения? — директриса вышла в небольшой проход между расставленных в ряд стульев. Она встала прямо перед Августом. Он думал, что готов ко всему — даже к потере голоса или техническим неполадкам, но только не к тому, что Фелис позволит себе такую дерзость. — Я знаю, что наша поездка — это неофициальная часть запланированного праздника, но почему-то мы все равно собрались здесь, и я не понимаю, почему должна слушать Августа, — Фелис ощущала подъем сил. Ее воодушевляла сама идея говорить то, что она думает. Раньше девушка позволяла себе такое только в кругу друзей. — Потому что Кронпринц Вильгельм отказался от произнесения речи, дорогая. И не думаю, что у вас есть право ставить под сомнение программу нашего праздника, — директриса сделала еще один шаг вперед. Август заметно занервничал — воссозданный в мечтах идеальный мир, в котором он становится главным претендентом на престол и все его наконец-то начинают любить, рушился прямо на глазах. Полчаса назад его отвергла и Сара. Он смог взять в себя в руки — хотя и при помощи пары таблеток. Сейчас ему нужна была большая доза для остановки тремора рук и учащенного сердцебиения. — Он не отказывался, — громко проговорил Симон за спиной у Вилле. После этого парень вышел чуть вперед, поравнявшись с ним. Распахнутые от удивления глаза смотрели на него — ясно, но и со страхом, словно спрашивая, что он делает и главное — как он собирается скрыться от последствий. — Да что вы говорите, молодой человек, — на первый взгляд казалось, что директриса непреклонна, но она не могла признаться в собственном провале. В том, как ее вызвали «на ковер», обвинили в несоблюдении правил безопасности и халатном отношении не только к представителям королевской семьи, но и к другим ученикам. Рано утром она почти потеряла свою работу, и если бы не заслуги за прошлые года, ее бы сейчас здесь не было. И эти ребята опять все усложняли — вкус свободы, который они почувствовали, было не перебить. — Я говорю правду, — сухо прокомментировал слова директрисы Симон. Он не мог это не сказать — столько лжи повисло над всеми ними, особенно над ним, что отстаивать свое мнение парень считал чистой необходимостью. Это было даже не ради Вильгельма — ради себя, ради Сары… Хотя бы кого-то он мог призвать к справедливости. — Симон не будет врать, — подтвердила Фелис и с благодарностью посмотрела на него. Ей было не страшно начать, но продолжить… Продолжить девушка смогла бы только при поддержке того, кому тоже не все равно. — Симон не будет врать? Двоякая мысль, Фелис, очень двоякая, — Август не мог больше давать втаптывать себя в грязь. Даже учитывая тот факт, что он был уже по уши в дерьме. — Лучше не будем ворошить прошлое. Парень пристально смотрел на Симона, и в этом взгляде читалась не только готовность раскрыть подробности истории с таблетками, в нем было намного больше — безупречная насмешка и уверенность в том, что у Августа сухим из воды выйти получится, а у Симона нет. — О чем вы? — директриса повернулась к Августу, а затем вновь холодно взглянула на Симона. Ей уже не нравилось то, что он посмел вмешаться в дискуссию, которая совершенно его не касалась, да еще и после такого скандального выступления с песней. — Может быть он сам об этом расскажет? — наконец-то Август почувствовал, как к нему возвращаются силы. Он искусно перевел тему и был уверен, что после этого никто не вспомнит, с каким треском провалился его ораторский дебют. Все будут обсуждать более насущный вопрос, даже если он не раскроет их секрет до конца. Все это время Вильгельм пытался найти силы, чтобы что-то сказать, может быть даже крикнуть, но его горло сжал нервный спазм. Вначале даже не получилось выдохнуть — но он вовремя вспомнил о спасительных маленьких, едва ощутимых выдохов — как и учил его Борис. Получалось очень плохо, но постепенно онемение отступало. И хотя Вильгельм продолжал крепко сжимать руку Симона в своей, хватка его ослабла — восстановив дыхание, он понял, что сможет с этим справиться. — Никто ни о чем не обязан рассказывать, — почти на одном дыхании наконец-то сказал Вилле, и кажется все присутствующие только и ждали, когда он заговорит. — Но мы можем обсудить твои операторские способности. Только несколько человек поняли, что он имеет в виду, и у него получилось заткнуть всех. Фелис опустила взгляд, предоставив поле битвы парню — по сути этого она и добивалась. Чтобы Вилле не давал Августу так легко заполучить желаемое, даже если ему самому это было не нужно. Симон же вызывающе смотрел то на Августа, то на Вильгельма, и никак не мог понять, что он чувствует — страх, смешанный с восхищением, или же восхищение, тонущее в ужасе? Иногда он не мог понять, откуда появлялся этот бесстрашный и неумолимый Вильгельм, готовый сокрушить любого, кто вставал у него на пути. Но если бы он вспомнил, то понял, что эта сторона личности появляется только тогда, когда кто-то причиняет Симону боль. Директриса вопросительно смотрела на ребят, в то время как Август лучезарно улыбался, хотя внутри у него все дрожало. Они все могли легко друг друга закопать, но почему-то он думал, что у него все равно получится выйти победителем. Вступление Вильгельма в словесную схватку лишило его этой возможности окончательно. — Довольно, — женщина развела руками с разочарованием. — Отправляйтесь в аудиторию напротив. — Постойте, — Август в непонимании подошел к директрисе в поиске ответа. — А как же моя речь? — Пока вы препирались, время вышло, — она также перевела недовольный взгляд на Фелис. — Оставим на официальную часть. Если вы, конечно, не будете отстранены от занятий. Директриса хотела также добавить, что была бы ее воля, все в тот же час отправились домой — настолько она устала разгребать проблемы учеников, особенно, если это касалось и их родителей. Будто почувствовав ее настроение и желание рубить с плеча, к женщине подошел Борис. Он осторожно приобнял ее за плечо и что-то сказал на ухо — после чего директриса немного выдохнула. Пара добрых поддерживающих слов была необходима и ей. Август был на взводе — он демонстративно обошел выставленные в ряд стулья — в какой-то момент показалось, что он подойдет к Фелис с Вильгельмом, чтобы высказать все, что о них думает, но парень только остановился на полпути к двери. Он оценивающим взглядом провел сначала по силуэту девушки, а затем глянул на Симона, специально игнорируя Вильгельма. За показным равнодушием скрывался страх, который Август был не готов показать. После этого он вышел из зала, и только тогда некоторые ученики тоже решились покинуть место «скандала». — Ты как? — Вилле машинально повернулся к Симону. Тот все еще провожал ненавистным взглядом Августа, но родной голос быстро вернул его в реальность. — Нормально? Нормально, — словно отвечая сам себе повернулся Симон к парню. — А ты? — Да, да, но что это было.., — Вильгельм все еще был в шоке, что они сорвали «праздник» — пусть и частично. Он уже мог представить лицо матери, которой докладывали о произошедшем, и как ее начинало трясти. В какой-то момент ему даже захотелось улыбнуться мыслям, но он побоялся даже подумать об этом. Пока что. — Это называется «сколько можно терпеть», — вступила в разговор Фелис, наконец добравшись до них. Ученики массово покидали зал, устремившись в другой — где и должна была состояться долгожданная вечеринка. Это то, ради чего все были готовы вытерпеть произошедшее. И каждый внутри себя чуть-чуть радовался тому, что самой скучной части удалось избежать. — Это было смело! — Симон в восторге смотрел на девушку. — Это мне говоришь ты? — Фелис заметно смутилась, но все же выглядела довольной. Маленькими шажками она училась говорить то, что думает, и ей очень нравилось это ощущение. — Ты молодец. И ты тоже. Девушка наконец-то посмотрела на Вильгельма. Они смогли объединить силы и добиться своего. Пусть даже эта победа была крошечной, но чувство гордости было бесконечным. Ради таких моментов хотелось дружить, ценить друг друга и беречь. — Учимся у лучших, — Вилле ощущал прилив счастья. Эйфория от случившегося опьяняла. Он приобнял Симона за талию, непроизвольно приподняв его пиджак — ладонь идеально легла на плавный изящный изгиб — это чувствовалось даже под рубашкой. Симон смущенно хихикнул и прижался к парню чуть ближе — он был готов замурчать от удовольствия, и если бы Вилле предпринял еще какой-нибудь шаг, так бы и произошло — сопротивляться было невозможно. Но как и Вильгельм, он забыл, что их единению остались считанные минуты. К тому моменту, когда комната почти опустела, в дверях появился человек, которого с одной стороны Вильгельм был очень рад видеть, но с другой… это означало, что их маленькому счастливому моменту пришел конец. Парень не дернулся и не отпустил Симона, но заметно остановился — и смотрел теперь только на Малин, которая за ним приехала. Женщина не торопилась подходить к троице, но и Фелис и Симон сразу же обратили на нее внимание, потому что взгляд Вилле говорил сам за себя — в нем читались безысходность и жуткая тоска. — Ты можешь ей сказать, что никуда не поедешь, — серьезно предложила Фелис, все еще надеясь изменить что-то и в этой ситуации. Все-таки сегодня ей уже повезло — так почему бы не рискнуть вновь? — Конечно, и все равно поеду, — Вильгельм горько усмехнулся. Малин сделала для него, да и для Симона, много хорошего. Можно сказать, только благодаря ей они сейчас здесь. Возможно, ей уже влетело, и это тоже последний для нее шанс сохранить работу. Эти мысли сделали только хуже. — Ты можешь с ней договориться. Как вчера, — в Симоне было меньше уверенности в успех, чем в Фелис, но он тоже не сдавался. — То что она видела. Она видела нас. Она поймет. — Я не хочу подставлять и ее, — хотя это решение было очень сложно принять, он понимал, что оно правильное. Да, ему нужно уехать, но это не то же самое, что уехать как в то Рождество. В сердце теплилась надежда — особенно зная, что теперь он не один. — Давай мы поговорим, — Фелис не отступала, и уже даже повернулась к заинтересованной их разговором телохранительнице. — Спасибо, но ты уже достаточно сегодня сделала, — Вилле поддерживающе сжал ее плечо в знак благодарности, но все-таки покачал головой. — Пора решить этот вопрос самому. — Верю в тебя, — эти слова так и вертелись на губах, но сказать их Симон смог только сейчас. Он действительно верил. Когда видел его силу воли в разговоре с матерью, когда противостоял Августу и особенно когда несмотря на свою боль поддерживал его до конца — и продолжал. Вильгельм не оставил ему шанса, и теперь была его очередь. Возможно, это было связано с тем, что почти никто и никогда таких слов ему не говорил — если только Эрик или пару учителей — но сейчас он смотрел на Симона как на человека, который подарил ему новую жизнь. Это вдохновляло так, что уводило за собой, но уводило вперед — вместе. Он повернулся к нему, мягко и осторожно опустив ладони на плечи — незаметно ладони начали опускаться вниз. Вилле мог вновь признаться в любви, а мог поцеловать и улыбнуться сладости губ парня, а затем поцеловать еще — только уже глубже и более страстно. У всех на виду и одновременно будучи только вдвоем. Но он просто смотрел на него — одновременно смело и признательно. Он был растроган и ужасно влюблен. Симон потянулся на носочках, чтобы поцеловать его, но Вилле оказался быстрее. Их губы нелепо столкнулись, и каждый улыбнулся сквозь поцелуй. Они знали, что могли простоять здесь целую вечность, и это того стоило, но Вильгельм первый чуть отстранился и улыбнулся уголками рта на прощание. Он хотел добавить что-то пафосное, что-то вроде «сохрани этот поцелуй, когда я вернусь», но сам же чуть не сгорел со стыда от того, насколько сладко это звучало. Тем более, он не знал, когда действительно вернется, и как скоро это будет, но что-то подсказывало — у него получится превратить задуманное в реальность. Теперь с ним чуточку больше веры в успех.

…

Когда Вильгельм скрылся за дверью с Малин, Симон еще долго смотрел им вслед, и только Фелис помогла ему выйти из застывшего состояния, коснувшись его плеча. — Пойдем? — девушка встревоженно на него смотрела, не собираясь оставлять одного. Симон знал, что поступил правильно — они вдвоем поступили так, как того требовали сложившиеся обстоятельства, но внутри все равно неприятно щемило. Он уже хотел написать несколько сообщений и, возможно, так бы провел целый вечер, но Фелис дала понять, что хотя бы кто-то из них проведет этот вечер весело. — Да, пойдем, — парень выплыл из своих мыслей и опустил телефон в карман пиджака. Они вышли из комнаты для выступлений и направились вперед — в огромный зал со скульптурами. Симон буквально распахнул рот от удивления, когда увидел то, как было украшено помещение. На женских и мужских статуях висели разноцветные боа и золотистые ленты, а по периметру зала — на стенах — были развешаны неоновые фигуры из браслетов, стеклянные шарики и мерцающие гирлянды. И хотя все казалось таким пестрым и ярким, общий фон отливал бледно-розовым. В середине зала висел большой диско-шар, и под ним уже стали собираться люди. Симон и Фелис прошли к длинному столу, покрытому блестящей скатертью — на нем в ряд были выставлены бокалы с напитками и несколько блюд с закусками. Только сейчас парень понял, как сильно проголодался, но не успев отправить в рот ломтик сыра, понял, что за ним кто-то внимательно наблюдает. По другую сторону стола стояли Генри и Вальтер, у которых в руках было по тарелке с множеством канапе и по бокалу лимонада — по крайней мере, Симон знал, что ничего крепче на фуршете не будет. Но также помнил, с каким удовольствием двое друзей пили ту самую настойку Стеллы и Фредрики, так что в их бокалах могло быть что угодно. — Привет, — Генри помахал Симону, предварительно опустив тарелку на стол. Вальтер рядом с ним уже успел проглотить третье канапе — и хотя ему было жутко интересно, он очень сильно нервничал. А друг, к счастью, его почти спас, заговорив первым. — Привет, — кивнул Симон и переглянулся с Фелис, которая все еще стояла рядом. Она получила от Сары сообщение о желании поговорить, но девушка пока не торопилась отвечать. Генри не выдержал, и даже позабыв про еду, подошел к Симону. За ним потянулся Вальтер, но его движения были не такие уверенные. — Это было круто. Наконец-то кто-то поставил Августа на место, — Генри обращался не только к Симону, но и к Фелис. В его глазах читалась искренность, граничащая с восторгом. — Да, это было самым интересным за весь день, — негромко, но все же сказал Вальтер. Он хотел предложить сделать то же самое с Винсентом, который опять его донимал, но пока к таким откровениям парень не был готов. Симон и Фелис ожидали услышать все что угодно, кроме этих слов. Они даже облегченно вздохнули, потому что думали, что ребята захотят их расспросить о тех секретах и тайнах, о которых они говорили, но похоже это интересовало их намного меньше, чем воссозданная справедливость. — А где Вильгельм? Он же с вами? — Генри теперь смотрел только на Симона — озадаченно и даже встревожено. — Не говори, что он пропустит вечеринку. — К сожалению, так и есть, — парень виновато закусил губу. Пока что его съедало только то, что он все еще ничего не написал, хотя в голове придумал целое письмо. Как бы Фелис не хотела, чтобы ему было весело за них двоих, этому все равно не сбыться. — Нет, нет, это неправильно, — Вальтер отрицательно покачал головой. — Он пропускает самую лучшую часть этого дня. Симон не знал — соглашаться с этим или нет. Лучшей частью дня для него определенно было утро. То, как они проснулись вместе и, почти никуда не торопясь и не боясь, что кто-то зайдет, валялись в постели — целовались, дурачились, говорили — вот это было превосходно. А вечеринка в кругу людей, половину которых Симон бы с радостью забыл, не вписывалась в его мечты. — Мне нужно идти, — внезапно сказала Фелис, получив уже два пропущенных от Сары. Девушка всерьез начала волноваться — подруга никогда не названивала ей так часто. — Симон, прости, я скоро вернусь. Мальчики, приглядите за ним. — Все нормально, я просто тут посижу, — он даже и не думал останавливать подругу. Меньше всего ему хотелось портить настроение другим. В своей грусти ему не нужны свидетели. Однако не все так думали. — Посидишь? Нет, пойдем с нами, — Генри избавился от бокала с алкогольным лимонадом, который намешала Стелла и протянул парню руку. Возможно ему нужно было чаще прислушиваться к себе — он хотел дружить с Симоном, но до этого момента просто не мог себе этого позволить. — Да, давай, — Вальтер и сам сомневался, что готов танцевать, но почему-то желание сделать что-то доброе, оказать поддержку, придавало ему больше сил поверить и в себя. Симон колебался — вряд ли у него получится противостоять ребятам, но с другой стороны он мог просто затеряться в толпе, когда на танцполе станет слишком много людей. Никто его не найдет, и он сможет наконец-то остаться наедине с телефоном и белым экраном, который быстро превратится в заполненный маленькими буковками текст. Так что Симон одобрительно кивнул и дал парням увести себя — он далеко не сразу понял, почему и Генри и Вальтер обратили на него внимание и хотя они довольно неплохо общались, никогда нельзя было назвать их друзьями. Но когда Симон увидел в их глазах и спокойствие и радость, он понял, что возможно последние два дня изменили на пару жизней больше. В этот момент Симон почувствовал, что его тело наконец-то начало расслабляться. Играющая музыка не била по ушам, а наоборот помогала раствориться в атмосфере — вокруг становилось все больше людей. Светомузыка дезориентировала и дарила ощущение свободы — пусть и на короткий период времени. В какой-то момент Симон распахнул глаза и увидел, что Генри и Вальтер вновь на него заинтересованно смотрят. Только в этот раз они переводили взгляд на кого-то еще, того, кто появился за Симоном. Но парень не успел повернуться — этот кто-то, и с первым прикосновением он прекрасно понял кто, обвил его талию руками, а затем опустил голову на плечо и нежно коснулся губами изгиба его шеи. — Не мог уехать без нашего первого танца в качестве пары, — прошептал Вильгельм как раз в тот момент, когда музыка стихла. Но в этот же момент заиграла следующая песня — Shut Up and Dance группы Walk the Moon, и она как нельзя лучше подходила к ситуации, в которой они оказались.