Всё видел

Этот месяц был странным во всех смыслах. Антон понял себя на мысли, что, кажется, круг его общения расширился для ещё одного человека. Игорь изначально показался хорошим человеком, и за этот месяц нахождения Арсения в клинике врач каждый день лишь такое мнение о себе подтверждал. Он проводил с Арсением больше времени, чем то требовалось, просто из понимания, что иначе пациент сойдёт с ума от скуки. Подолгу с ним говорил, советовал, как ему максимально облегчить собственное состояние после выписки из клиники, отвечал на все вопросы Антона, много рассуждал вместе с ним на темы, не касающиеся лечения Арсения, и Антону в самом деле нравились их разговоры, то, как Игорь трепетно, но при этом не теряя профессионализма относился к Арсению, и в итоге сделал для него даже больше, чем мог бы сделать любой другой врач. Антон этот месяц продержался удивительно стойко. Он выработал себе идеальный жизненный распорядок, позволяющий проводить время и с Арсением в его палате, и отслеживать его состояние, и достаточно собственных сил и ресурсов уделять их бренду, при этом даже не уставать, ведь есть выходные и есть Арсений, который каждый раз так радуется его приходу, что Антон за этот час, что проводит с ним, восстанавливает все силы и будто зажигается снова, осознавая, что помогает Арсению не только находясь рядом с ним, но и в офисе, позволяя “Уберите рыбу” продолжать плыть, несмотря ни на что и временное попадание в сети одной из главных рыб. Пока Арсений в больнице, Антону легко совмещать и время с ним, и на работе. От него же не требуется уход за незрячим, за него сейчас это делают врачи, ведь домой ещё не восстановившемуся Арсению после черепно-мозговой травмы нельзя. Антон понятия не имеет, что делать теперь, когда спустя месяц Игорь ему говорит, что Арсения можно выписывать и ещё раз повторяет все правила ухода за ним и лечения дома. Арсений немного тревожится и сам. Весь этот месяц он особо и не напрягался, ему по большей части даже нельзя было вставать с постели, а теперь, вон, нужно учиться жить полноценной жизнью. Ему проводят завершающий осмотр, окончательно снимают повязку с глаз, светят в каждый и Арсений не реагирует никак. Он видит только темноту перед собой. Никаких вспышек света, бликов, силуэтов — только чёрную пелену. Не то чтобы Арсений всё ещё не привык, нет. Просто всё это время он почти всё время был с повязкой на глазах, такой плотной, что даже самый обычный зрячий не видел бы абсолютно ничего, так что темнота была вполне логичной. Сейчас, когда вместо неё ему придётся ходить в защитных очках, Арсений удивляется, что не изменилось ничего. Игорь рассказывал, что люди, лишившиеся зрения, ощущают это состояние по-разному, а в случае Арсения он не различает ничего совершенно. Страшно, что так будет всю жизнь. —Ну что, домой? — в палату влетает Антон, который, напротив, рад выписке Арсения, кажется, за них двоих. —Если я до туда дойду, — мрачно хмыкает Арсений и сам своей реакции не понимает. Он же тоже ждал, когда уже, наконец, ему разрешат покинуть пределы палаты и больницы в целом, а сейчас почему-то чувствует себя удуручённо. —Ты же не сам пойдёшь, а со мной за руку, — Антон замечает уныние Арсения, понимает, что он переживает, и теперь пытается хоть как-то его вдохновить и решает, что собственный заряженный на позитив пример Арсения замотивирует и расслабит. Арсений вздрагивает, сидя на заправленной постели, с ужасом представляя, что будет, если ему придётся сесть в машину. Автомобиль Арсения восстановлению не подлежит, а вот большой комфортный джип Антона вполне себе ездит, но Арсений лучше останется слепым навсегда, чем ещё раз сядет в любую машину или иное средство передвижения на колёсах. Перед глазами тут же всплывают картинки аварии, настолько яркие, что Арсений будто видит их наяву и проживает снова. —Антон, я на машине не поеду, — дрожащим голосом произносит он, а самого трясти начинает. Игорь, стоящий возле, поначалу дёргается, а потом понимает, что конкретно он ничего сделать не сможет. Это под силу только Антону, который заверит Арсения в обратном. Врач переводит на него умоляющий взгляд, как бы намекая, что даже если Антон этот вопрос не продумал, значит, должен этим заняться прямо сейчас и не позволить Арсению нервничать. Но Антон усмехается, искренне поражаясь. —Арс, ты серьёзно думал, что я повезу тебя на машине? Я же всё понимаю, — Антон подходит ближе, треплет напряжённого Арсения по плечу, успокаивая. — Мы на метро поедем. Тут по прямой несколько станций. Арсений облегчённо выдыхает, поворачивает голову в сторону предположительного местонахождения Антона и смотрит, как ему кажется, с благодарностью. А у Антона дыхание перехватывает. Он впервые с момента аварии видит глаза Арсения. Они запомнились ему самыми красивыми в мире: глубокими, яркими, как настоящий океан, в котором плещется буря эмоций. Говорят, что глаза — зеркало души, так вот у Арсения в глазах отражалось всё самое светлое, что в нём есть. Арсений просто смотрел, а Антон читал в синеве бесконечную любовь и нежность. Если Арсений злился, океан глаз темнел, бурлил, рискуя внезапно вылиться и обрушиться сокрушительной волной. Эти глаза умели разговаривать. Сейчас глаза Арсения пустые. В них нет ни единой эмоции. Они потускнели, как океан в пасмурную погоду, став безжизненно спокойными и устрашающими своей тишиной. Волны больше не плещутся, со дна достали абсолютно всё, оставив вместо богатства красок пугающую серость. Антон беспомощно переводит взгляд на Игоря, и тот понимает всё без слов. Удручённо кивает, как бы говоря “теперь, увы, вот так”. Антон сглатывает, взгляда от будто стеклянных глаз Арсения отвести не может, не веря, что они в самом деле его. Чувствуя, как внутри вновь зарождается боль от созерцания потухших океанов, которые всегда дарили жизнь. Он садится рядом, обвивает шею Арсения руками, утыкается ему в плечо и тяжело дышит. Антон не думал, что будет настолько больно. Думал, что смирился и в состоянии Арсения больше не видит ничего ужасного. Но наблюдать воочию Арсения таким — страшно. Арсений в нерешительности сводит руки у Антона на спине, не сильно понимая, чем вызван такой порыв, но ловит себя на мысли, что тепло Антона действует на него успокаивающе. Они же даже не обнимались нормально весь этот месяц, и Арсений осознаёт, как же сильно скучал. И по их дому тоже. По сну бок о бок, по комфортной обстановке, по Антону, который рядом постоянно, а не пару часов в день. Игорь улыбается, глядя на них, таких трепетных, таких, на самом деле, несчастных с точки зрения жизненных преград, но счастливых из-за того, что всё переносят вместе. Это дорогого стоит. Он хотел бы порадоваться, что встретил Арсения и Антона, да вот только обстоятельства их знакомства уж больно трагичные. Однако они, сами того не подозревая, резко, не дав даже опомниться перевернули его жизнь с ног на голову. Показали, что такое настоящая любовь. —Всё, пора домой. Ещё минута в этих стенах и я сойду с ума, — решительно говорит Арсений, предвкушённо улыбаясь, и отстраняется от Антона. Тот поправляет ему отросшую чёлку, отмечая, что дома нужно будет привести в порядок причёску Арсения и моментально переключается на ближайшие планы. Впрочем, Антон успокаивается в самом деле, вновь напоминает себе, что скоро всё наладится и будет, как раньше. Они со всем свыкнутся, а потом глаза Арсения загорятся вновь. Антон отчаянно цепляется за эту мысль, как за маяк, освещающий путь в кромешной тьме. Аккуратно надевает на Арсения тёмные очки, те самые, которые он купил себе сам, выполнив свою давнюю мечту о стильной брендовой вещи и которыми дорожил настолько, что буквально сдувал с оправы и линз пылинки. Арсений настолько был рад покупке, что всерьёз расстраивался отсутствию солнца осенью и зимой и нецелесообразности ношения солнечных очков в эти времена года. Теперь же за окном — начало марта, солнце робко пробивается сквозь облака, и желание Арсения не снимать свои любимые очки осуществляется. Правда, немного не так, как ему бы хотелось. Люди вокруг увидят его со стильной оправой, а сам он себя — нет. Арсений с горечью вздыхает, вспоминая предупреждение Булгакова, что желаний стоит бояться, ведь они имеют свойство сбываться. В итоге может осуществиться либо совсем не то, что загадывалось изначально, либо с точностью, да наоборот. Арсений хватается за руку Антона, крепко сжимая ладонь, как опору во всех смыслах и осторожно встаёт с постели, ощущая себя вполне уверенно. Антон его руки не выпускает, держит крепко и очень надеется, что Арсений не почувствует его дрожь. Он начинает паниковать, что повернулся слишком резко, что делает слишком большие шаги и идёт быстро, что сложно для Арсения. Однако переживает Антон явно зря: Арсений за этот месяц уже более-менее приноровился передвигаться с помощью поддерживающего его под руку врача, и идти прямо по ровной поверхности пустого коридора получается без особого труда. Только вот Арсений не выходил за пределы больницы и даже своего этажа. Спуск по ступенькам и хождение среди идущих навстречу людей он ещё не практиковал и теперь, услышав шум и десятки шагов в оживлённом коридоре, паникует вслед за Антоном. —Просто идите прямо и крепко держите его за руку, не отпуская, — Игорь замечает замешательство Антона, кивает ему в сторону выхода из палаты, готовясь идти следом, и Антон делает глубокий вдох, напоминая себе, что ему-то, с его хорошим зрением и возможностью ориентироваться в пространстве, волноваться вот вообще не к месту, а Арсений на него рассчитывает, как на того, кто не оставит в этой кромешной темноте и позволит идти следом. Арсений внимательно прислушивается ко всем окружающим его звукам, пытается себе представить длинный больничный коридор, по которому снуют и врачи, и пациенты, и их посетители. Он тянется свободной рукой к лицу, поправляя сползшие на переносицу очки, которые ему нужно первое время носить постоянно, и которые, впрочем, являются визитной карточкой его состояния здоровья. Очевидно ведь, что человек, держащий за руку другого в защитных очках делает это не из своей прихоти. Арсений всегда любил внимание, но как-то не предполагал, что однажды ему будут его уделять таким образом. Хотя, может, и к лучшему: они с Антоном могут спокойно идти, держась за руки, и никто им и слова против не скажет. Поразительно, что понадобилось лишиться зрения для того, чтобы это общество не стало осуждать просто за то, что двое человек друг друга любят. —Сейчас будет лестница, осторожнее, — предупреждает Антон, справедливо решая не ждать лифт, чтобы Арсений привыкал и спускаться по ступеням. Он аккуратно переставляет ногу вниз, и в ту секунду без опоры успевает подумать, что падает вниз, но ощущает, как ступня коснулась поверхности и облегчённо выдыхает, сосредотачиваясь на спуске полностью, упираясь и о перила, и о ладонь Антона, специально замедляющего шаг и не отрывая от ног Арсения взгляд, внимательно наблюдая за тем, как он благополучно преодолевает ступеньку за ступенькой, полагаясь только на собственные ощущения. И Антон не может не радоваться, что у Арсения получается передвигаться в невидимом для него мире. —Всё, теперь осталось пройти несколько шагов, надеть верхнюю одежду и выйти на улицу. —Я дальше уже не пойду, — Игорь доводит их до гардероба, где можно сесть и спокойно одеться, ловит взгляд Антона и очень серьёзно напоминает. — Соблюдайте все рекомендации и не забывайте о процедурах. И, Антон, — Игорь мнётся, думает, будет ли уместно сказать то, что совершенно не входит в его служебные обязанности, но понимает, что предаст и себя, и эту пару, если не озвучит свои самые искренние намерения. — Если что, звоните. Даже если не по вопросам физического состояния Арсения. Вы и сами знаете, что будет непросто. Не стесняйтесь просить помощи. Антон сдержанно кивает, сначала думает обидеться на врача за такую поддержку, точнее, её отсутствие, но потом понимает, что он, вообще-то, прав, и понимает всю ситуацию гораздо глубже её медицинской составляющей. И Антон ему очень благодарен. Протягивает руку, Игорь её пожимает, а сам смотрит на Антона и что-то ему подсказывает, что за помощью он рано или поздно обратится. Главное, чтобы врач смог ему помочь. Главное, чтобы человек смог ему помочь. —Арсений Сергеевич, желаю вам скорейшего выздоровления. Вы в надёжных руках, — он учтиво касается кончиками пальцев ладони Арсения, как бы намекая, что был бы не против её пожать, Арсений, растерянно улыбнувшись, но, распознав мотив Игоря, сам протягивает руку и в этом недолгом касании распознаёт все самые наилучшие мотивы, осуществления которых Игорь очень сильно желает, а Арсению, в свою очередь, ценно, что в мире есть ещё один человек, который от него не отвернётся и сделает всё для его благополучия. Арсению кажется, что таких людей, на самом деле, немного. И Арсений прав. Антон помогает ему надеть пальто, которое он вчера откопал в шкафу и привёл в порядок после зимнего заточения, Арсений ощущает на себе ткань и непроизвольно улыбается, осознавая только сейчас, что наступила весна, его самое любимое время года. Несмотря на то, что начало марта не радует истинно весенней погодой, но температура уже не опускается ниже нуля, а солнце светит чаще, чем зимой. Весна вдохновляет одним своим фактом, одними числами в календаре, и Арсению очень хочется, чтобы она не разочаровала даже в этом году. Даже тогда, когда он не сможет увидеть, как природа заново рождается и его любимый город расцветает вместе с деревьями, газонами, клумбами и ярким солнцем. Они выходят из больницы, Арсений останавливается на крыльце, делая глубокий вдох. Он же с момента аварии не был на улице, и теперь свежий воздух даже дурманит, вынуждая дышать и дышать, ощущая смесь из самых разных запахов, и одного главного и самого лучшего — запаха весны. —Тут есть скамейки? Давай посидим, пожалуйста. —Конечно, только спуститься надо, — Антон оглядывает территорию больницы и замечает в небольшом сквере рядом свободную скамейку прямо под солнцем и прекрасно понимает Арсения, который умудрился провести в четырёх стенах столько времени и даже не сойти с ума. Но зато теперь они будут гулять каждый день по советам Игоря и по особенному желанию Антона наконец проводить время с Арсением столько, сколько им хочется, а не пару часов в день, в которые Арсений даже не мог встать с кровати. Арсений ощущает под ногами гравий, пытается визуализировать картинку вокруг себя, но получается плохо. По обонятельным ощущениям, не пахнет ничем конкретным. Просто необъяснимым запахом весны. Хотя, может, Арсению после долгого нахождения в больнице так сильно бросается в нос самый обычный запах улицы и оттого кажется настолько приятным. —А снег ещё не весь растаял? — спрашивает Арсений, когда они с Антоном садятся на скамейку и он подставляет лицо солнцу, так, чтобы оно наконец, ощущалось. Арсений света не видит, но благодаря слегка греющим солнечным лучам точно знает, что мир существует и вне его собственной темноты, пока солнце светит, освещая его бледное лицо. —Ну, на асфальте его нет, но на траве остался, грязный такой, жуть, — Антон морщится, оглядываясь по сторонам и отмечая характерную весеннюю слякоть вокруг. В восприятии Арсения же, наверное, нет никакой смеси снега и земли, а только сплошная романтизация ранней весны и ухода зимы. Реальность, всё-таки, гораздо более примитивная и неказистая, чем представляется в нашем воображении. —Зато больше снега не будет, — Арсений откидывает голову, будто загорая на солнце, и Антон не может сдержать улыбки, наблюдая за ним таким довольным и расслабленным, будто заново ожившим с выходом на улицу. Так хочется, чтобы такое его состояние продлилось как можно дольше. Они сидят в тишине, точнее, Арсений вслушивается в звуки города, в шелест ветра, проезжающие за территорией машины, отдалённые разговоры проходящих мимо людей, а Антон, отмечая любовь Арсения к весне и её благотворное и будто бы целительное, хотя бы с моральной точки зрения, влияние на него, продумывает, как это ощущение продлить и позволить ему присутствовать и дома. Лишь бы Арсений так улыбался как можно дольше. —Ладно, пойдём, я так домой хочу, ты бы знал, — через несколько минут говорит Арсений, поворачивая голову в сторону Антона. —Знаю. Пойдём. Накормлю тебя твоей любимой едой, вчера весь вечер готовил, между прочим, — нежно улыбается Антон, встаёт со скамейки и аккуратно берёт Арсения за руку, так, чтобы он смог встать следом, опираясь о ладонь. —Обожаю тебя, — Арсений удобнее перехватывает его руку и останавливается с видом человека, готового идти куда угодно, ведь своему спутнику доверяет всецело. Антон сообщает детали их маршрута, Арсений пытается его представить, чтобы уж совсем не выпадать из реальности и считаться её полноценным жителем, и они неспешным шагом выходят с территории клиники, тут же придумывая себе тему для непринуждённого разговора. И вот так идти под руку и болтать о чём-то незначительном, так, всё-таки, важно, особенно когда довольно долго ваши разговоры были ограничены во времени и были преисполнены попытками рассказать всё самое важное, лишь бы успеть. А теперь Арсений и Антон не торопятся никуда. Они ещё не знают, что должны успеть до момента, пока это спокойствие не закончится. Арсений всегда считал метро удобным средством передвижения по городу. Это вам не наземный транспорт, который способен здорово подвести, ведь может попасть в пробку, ехать дольше обычного или вынудить себя долго ждать на остановке. В метро же время пути всегда фиксировано и опоздать куда-либо можно только в час-пик, когда приходится пробираться сквозь толпы удручённых людей или пропускать несколько поездов на платформе, ведь возможности пробраться к дверям вагона не получится никак. А вот если людей не так много, то на метро в столице ездить очень комфортно. Арсений, конечно, чаще всего для передвижения по городу пользовался своей машиной, но если по каким-то причинам требовалось спуститься в метро, он не расстраивался нисколько. Только вот теперь всегда комфортное метро его пугает. Эскалатор, быстрые поезда, переходы, люди. И как только незрячие люди существуют в мире в одиночестве, если Арсению страшно даже держа за руку Антона? —А если я упаду вниз на эскалаторе и все люди впереди меня полетят как домино? — искренне интересуется Арсений, когда они оказываются на станции перед турникетами и Антон ищет в сумке проездные билеты. —А с чего ты должен упасть? Встанешь передо мной и будешь держаться за поручень, а я тебя за вторую руку, если так будет спокойнее. Не переживай, — Антон выуживает две карточки, треплет Арсения по волосам, а сам смотрит вперёд и примерно прикидывает, какое расстояние нужно будет пройти Арсению самостоятельно. — Смотри, сейчас я приложу карту, ты пройдёшь три шага, остановишься и подождёшь, когда пройду я. Арсений кивает, а самого охватывает паника. Без опоры идти страшно, даже если несколько шагов и по прямой. Ощущение, что он обязательно споткнётся, упадёт или во что-нибудь врежется. Но других вариантов по пересечению турникетов он не наблюдает, так что приходится себя преодолеть. В итоге всё проходит вполне себе спокойно, и Арсений даже гордится собой, когда слышит шум открывающихся створок и смело шагает, пресекая нужное расстояние, благополучно останавливается, а через пару секунд его уже снова берёт за руку Антон, и становится в тысячу раз спокойнее. Будто бы и нет этой неизвестности перед глазами. —Осторожнее, сейчас будет эскалатор, смотри, не улети никуда, — как можно непринуждённее предупреждает Антон, а самому совсем неспокойно. Было бы гораздо лучше, если бы Арсений стоял рядом с ним, но в этом городе люди вечно куда-то спешат и не могут выделить даже пару минут для того, чтобы постоять на ступенях эскалатора, а спускаются по нему сами и Арсений будет таким торопыгам мешать. А контролировать его, когда он не рядом, а впереди, гораздо сложнее. Впрочем, Арсений же способен держать равновесие. Может, Антон зря паникует. Арсений встаёт на ступеньку, тут же хватается рукой за поручень, и, вроде, на ногах стоит устойчиво. Антон стоит сзади, не спускает глаз с его спины, готовый в случае чего его хватать, прижимать к себе и не дать упасть, но спуск проходит вполне себе без происшествий, тем более, ближе к низу эскалатора Антон всё же встаёт рядом, берёт Арсения за руку и предупреждает, когда нужно будет переступить на ровную поверхность станции. Арсений немного спотыкается, но крепкая хватка Антона не даёт ему полететь вниз и он выпрямляется и быстро ориентируется в пространстве, понимая, что идут они вперёд и поворачивают к платформе, расположенной справа. —Стоп, нам же до Таганской, разве нет? — хмурится Арсений, прикидывая их маршрут и свои собственные познания о фиолетовой ветке метро. —Ну да, — не понимает его замешательства Антон. —А мы повернули в другую сторону. Нам налево. Здесь до Планерной же, а нам Котельническое направление нужно. Антон оглядывается по сторонам и с ужасом понимает, что они действительно стоят у совершенно другой платформы. Позорище. —Боже, точно. Извини, — стушёвывается Антон, тянет Арсения в обратную сторону и они оказываются у нужного поезда, который как раз только подъехал. —То есть незрячий я определил, что мы неправильно едем? Браво тебе, Иван Сусанин, — смеётся Арсений, когда они заходят в полупустой вагон. —Я не так часто ездил в метро и вообще, у меня стресс, так что не издевайся, — беззлобно хмыкает Антон, а сам замечает свободные места и тянет Арсения именно туда. Арсений издеваться и не думал. Садится на мягкое сидение, выпускает руку Антона и непроизвольно улыбается тому факту, что ему же сейчас в самом деле не понадобилось зрение, чтобы определить нужное им направление следования. Всё-таки сознание многое помнит, что он увидел и впитал в себя за всю жизнь, и теперь, наверное, используя весь этот жизненный опыт, сможет продолжить своё существование без сильного дискомфорта. —А в метро часто ездить необязательно, нужно просто глаза раскрыть, раз уж они у тебя есть, и посмотреть, в какую сторону идёт поезд. Там же написано всё, — Арсений всё ещё не издевается, это у него стиль общения такой, возвращению которого Антон несказанно рад. Значит, всё в самом деле хорошо и Арсений себя чувствует самим собой. —Что-то мне мои глаза всё равно не помогают, как видишь. —Не вижу. Антон поворачивается к Арсению, изо всех сил пытающегося сдержать смех, и не выдерживает первым. Утыкается Арсению в плечо, обожая его всей душой за то, что он всё же умеет сохранять свой оптимизм и юмор даже в самой ужасной ситуации. Антон готов поддерживать самые тупые шутки, лишь бы Арсений их продолжал шутить и не смел больше загоняться и переживать из-за своего состояния.