Всё видел

Дом — место, где тебя ждут. Дом — место, где тебе комфортно. Дом — место, где ты можешь скрыться от всего мира и чувствовать себя в безопасности. Дом — место, где ты знаешь каждый угол настолько, что нет нужды смотреть по сторонам. Арсений долго не мог в полной мере понять и ощутить понятие дома. Родительская квартира, в которой он прожил с раннего детства вплоть до совершеннолетия никогда не была для него символом уюта, в университетском общежитии, конечно, было весело, но условия для жизни не были на высоком уровне. И только на третьем десятке жизни Арсений, наконец, узнал, что такое дом. Тот, где есть любимый человек, благодаря которому тебе комфортно везде и во всех смыслах. Понял он это в момент, когда они с Антоном переехали в другую квартиру ближе к центру. Арсений тогда быстро привык к новому месту жительства, но не только по причине хорошей квартиры. По причине того, с кем он эту жилплощадь делил. С Антоном можно жить где угодно, и Арсений жаловаться не будет, а наоборот будет чувствовать себя лучше всего на свете. Дом — это не про стены. Дом — это про людей рядом, за которыми ты ощущаешь себя как за каменной стеной. А ещё говорят, что дом — это место, в котором ты не чувствуешь запаха. Всегда же, когда заходишь в любое помещение в нос бросается характерный аромат, каждый раз разный и не всегда объяснимый, а запах собственной квартиры ты не ощущаешь никогда. Арсений ждёт, пока Антон откроет дверь, заходит следом, принюхивается и действительно не чувствует чего-то сверхъестественного. Антон, судя по всему, открыл окна, так, что теперь в воздухе витает запах свежести с улицы, перемыл тут, наверное, каждый угол со специальным средством с запахом цитруса в теории, а на практике чего-то химозного, с кухни пахнет чем-то съедобным и очень вкусным, и всё это, смешиваясь, погружает Арсения во всеобъемлющее ощущение чего-то необъяснимо родного, чего ему очень не хватало всё это время в больнице с запахом лекарств, спирта и всего медицинского, от чего, признаться честно, под конец пребывания там стало уже тошнить. Да, в своём доме не придаёшь значения его запаху. Но ощущаешь какие-то отдельные его ноты, которые и составляют что-то, что для тебя оказывается ближе всего остального мира и всех его ароматов. Арсений без особого труда разувается, даже вешает пальто, Антон только поправляет оставленные вещи, как перфекционист до мозга костей. Арсений обычно его любовь к идеальному порядку разделяет, но в данный момент для него важно не ошибиться с местонахождением вещи, а уж то, как как именно она будет лежать — уже детали, которых Арсений, собственно, и не увидит даже. Зато чувствует себя уверенно настолько, что проходит в квартиру дальше и не нуждается в помощи Антона. Помнит, что ванна находится за углом, осторожно идёт, придерживаясь за стену и нащупывает выключатель возле двери. Антон следует за ним и убеждается ещё раз, что свой настоящий дом не обязательно видеть, его достаточно чувствовать. —Я ничего особо не переставлял, чтобы тебе проще было ориентироваться, но если что, мыло справа, а полотенце висит слева, — Антон суетится, будто бы сам только что не был свидетелем того, как Арсений совершенно спокойно передвигался по квартире и сейчас с таким же невозмутимым видом включает воду и со второго раза нащупывает кусок нового ароматного мыла. Арсений понимает Антона прекрасно. Тот ведь не может представить, каково это — не видеть ничего и всячески пытается облегчить незрячему Арсению его участь. Арсений же и сам думал, что совсем не сможет ходить без его помощи и никогда не сумеет выполнить любое действие в одиночку. На деле же ко всему можно привыкнуть. Даже к самому плохому. Даже к тому, чтобы ориентироваться в этом мире только на тактильные ощущения. Конечно, речь идёт только про самые обычные бытовые вещи, что-то более глобальное Арсений сделать не сможет, но помыть руки и вытереть их полотенцем — вполне. Это, на самом деле радует. Арсений за время лежания в больнице успел выдумать немощного себя, и теперь очень не хочет, чтобы и Антон остался при таком же мнении. Хочет, чтобы с его возвращением домой всё стало как раньше. Только с небольшим нюансом. —Шаст, не переживай так. В стенах квартиры не обязательно ходить за мной по пятам. Готовить еду и хоть как-то с ней взаимодействовать кроме непосредственного поедания я не смогу точно, но ходить, не врезавшись в стену, попробую, — улыбается Арсений, вешая полотенце на место и упирается рукой о раковину, стоя напротив Антона. А тот вздыхает, осознавая, что ведёт себя нелепо, возможно, обижая Арсения своей гиперопекой, всё же всегда самостоятельному Арсению такое действительно может восприниматься оскорбительно и больно, пусть и очевидно, что сейчас без помощи он не справится и Антон не просто так за ним носится. —Тебе и не придётся. Я всё уже приготовил и готов тебя откармливать. И, Арс, я просто хочу, чтобы тебе было комфортно. Буду стараться особо не лезть, но, пожалуйста, в случае чего не стесняйся просить о помощи. Даже если ты вдруг заблудишься в коридоре, — Антон притягивает Арсения к себе ближе, обнимая поперёк талии, так, что он в ответ машинально хватается руками за его плечи. —Нет, я буду стоять и плакать, пока ты будешь надо мной смеяться, — Арсений бы закатил глаза, но Антон за тёмными стёклами очков этого всё равно не увидит, так что любимый жест придётся на время забыть, или просто заменить более острыми колкостями. Хотя, в случае Арсения, куда уж острее. —Пошли есть, заблудившийся в трёх соснах, — цокает Антон, целует Арсения в кончик носа, вынуждая его очаровательно сморщиться, что Антона умиляет слишком. Он прижимается сильнее, касается губ Арсения своими и утягивает в полный нежности поцелуй с явным привкусом домашнего тепла, в котором можно согреться в любом состоянии. Арсений отвечает, руками оглаживает его спину, думая, как он не сошёл с ума в больнице без этих поцелуев, не таких, где Арсений лежит, не двигаясь, а Антон целует как-то быстро, отрывисто, лишь бы успеть и лишь бы остаться незамеченным кем-то другим, жмётся всем телом, пытаясь урвать как можно больше. А самых настоящих, когда кроме них в целой квартире нет никого, отсутствует страх, что кто-то в любой момент может зайти, можно обняться, пройтись языком по мягким губам, сжать пальцами ткань толстовки и перенимать инициативу на себя. Если бы поцелуями можно было бы лечиться, Арсений вмиг стал бы самым здоровым человеком в мире. Пока что они лечат только все душевные раны, выражают ведь самую светлую и искреннюю любовь. Которая, на самом деле, и вправду способна творить самые разные чудеса, не всегда видимые, но ощущаемые всецело. —Мы точно дома, а не ресторане? — хмурится Арсений, когда они оказываются на кухне и Антон принимается раскладывать еду по тарелкам и заваривать ягодный чай. Настроение весенне-летнее. —Да, Арс, мы, на самом деле в “Докторе Живаго”, а живём этажом выше, в “Национале”, — фыркает Антон самым серьёзным голосом, умудряясь затолкать в микроволновку сразу два блюда, чтобы сэкономить время. —Ты же понимаешь, что реально можешь мне внушать любой бред, а я всё равно поверю, потому что не смогу проверить, — усмехается Арсений, сидя за столом и параллельно вспоминая интерьер их кухни, запомнившейся ему очень уютной. Он помнит, как они с Антоном вечерами здесь готовили, умудряясь перевернуть всё помещение вверх дном, устроить кулинарное шоу с судейством и “я не слышу хруста безе”, а ещё чуть ли не сжечь всё приготовленное за жаркими поцелуями на столе. Хорошо, что с Арсением навсегда останутся его воспоминания, даже если им больше никогда не суждено повториться. —Понимаю. Но я ещё не придумал достойное враньё, так что пока можешь не ждать, — Антон достаёт две разогретые тарелки, осторожно, чтобы ничего не уронить, благополучно ставит обе на стол, двигая одну ближе к Арсению. —Всегда знал, что ты человек жестокий, — Арсений принюхивается, улавливая запах своего любимого блюда, и уже заранее знает, что сейчас, наконец-то, вкусно поест. В больнице кормили нормально, но ведь нет ничего лучше еды, приготовленной любимым человеком с душой. — Но повар из тебя превосходный. —Я тебя тоже люблю, — Антон садится напротив, кладёт перед Арсением приборы и задумывается, что, собственно, делать дальше. Не придумывает ничего лучше, чем перевести всё в шутку, что он умеет делать на высочайшем уровне. — В нашем ресторане действует услуга “покорми гостя”, желаете воспользоваться? —Благодарю, но я сначала попробую сам, если проткну очки вилкой, тогда обязательно к вам обращусь, — Арсений настроение улавливает, берёт вилку в одну руку, а нож в другую и с лёгкостью нащупывает ими еду в тарелке, зачем-то отмечая её количество, хотя он и так готов съесть абсолютно любое. —Получается, выберешь вилкой в глаз? Арсений молчит секунду. Молчит две. А потом не выдерживает и смеётся в голос, оставляя попытки отрезать себе кусок. Антон собой и своей невероятно смешной шуткой гордится очень, пока Арсений думает, что, по сути, так и вышло. По ощущениям, ему просто всадили вилкой в оба глаза, так что неудивительно, что теперь он не имеет возможности смотреть на довольного Антона. —Второе я уже давно из-за тебя выбрал. —Повторим? — максимально заговорщической интонацией говорит Антон, и очень хорошо, что Арсений не видит помимо всего прочего эту ехидную улыбку. —Дай поесть! С вилкой в глазу, — возмущается Арсений, всё-таки отрезая себе кусок и с первого раза успешно отправляя его в рот. — Очень вкусно! — неразборчиво сообщает Арсений, не успев прожевать. — Мой избалованный нашей с тобой вкусной едой желудок страдал в больнице. Семейные обеды — одно из лучших, что может вообще быть. Разговоры о чём-то бытовом, о планах на вечер и ближайшее время, о том, что в магазине у дома опять подняли цены, как Антон нашёл новый рецепт, сколько за последнюю неделю было заказов вещей их бренда, какую книгу Арсению хотелось бы послушать, и, конечно, о сплетнях, которые он наслышался в больничных тонких стенах. Арсений не может не злорадствовать, осознав тот факт, что теперь ему, получается, не придётся мыть посуду, что он терпеть не мог делать всю жизнь и всякий раз, как наступала его очередь, расстраивался и выглядел самым униженным и оскорблённым человеком в мире. А сейчас мытьё посуды без потерь в её числе не обойдётся точно, так что Арсений даже заносит этот пункт в свой список преимуществ незрячести. Он, конечно, крайне мал, но чисто психологически проще находить хоть какие-то плюсы, даже самые нелепые и незначительные, чтобы спокойно себя ощущать в непривычной для себя обстановке. —Что поделаем? — Антон ставит последнюю чистую тарелку на полку, вытирает руки о полотенце и поворачивается к Арсению, всё ещё ехидно улыбающемуся своему освобождению. —Я бы, если честно, просто полежал и послушал, как ты читаешь вслух, — всё токсичное настроение Арсения вмиг улетучивается, когда он вспоминает то, что так сильно хотел в одиночестве своей больничной палаты. —С удовольствием, — Антон делает к нему шаг, запускает пальцы в мягкие волосы, вызывая у Арсения довольную и смущённую улыбку одновременно. Совершенно очаровательный. По широкой мягкой кровати Арсений скучал тоже. Переодевается в домашнюю одежду, очень хочет прыгнуть на тёплое одеяло с разбегу, но после травмы так лучше не делать, так что просто осторожно ложится, а после переползает на колени к Антону, удобно устраиваясь и чувствуя себя на наивысшем уровне комфорта. Антон берёт книгу, роман “1984”, тот самый, что Арсений начал читать ещё сам, до аварии, и теперь готовится слушать красивый голос Антона. А тот в свою очередь ощущает себя максимально странно. Последний раз он читал вслух в начальной школе, когда весь класс прочитывал по абзацу по цепочке. Антон тогда быстро высчитывал, какой момент выпадет ему согласно очереди, готовился заранее и читал качественнее всех. Хитрым и успешным он был всегда. А так, чтобы целенаправленно, по собственному желанию, открыть книгу и читать её вслух — никогда. Он читал сам, про себя, Арсений сидел рядом и читал тоже, каждый сам по себе. А теперь Антон быстро пробегается глазами по первой главе, освежая в памяти содержание, читал ведь этот роман пару лет назад, а Арсений всё откладывал, ища наилучший момент для начала чтения. Молодец, затянул настолько, что теперь не в состоянии самостоятельно читать книгу и вынужден запрягать Антона. Он знает, да, что ему не сложно, он сам предложил, да и есть что-то особенно атмосферное в таком чтении вслух. Но всё же без возможности читать самому немного тоскливо. Впрочем, ровно до момента, пока Антон не запускает одну руку в волосы Арсения, машинально их перебирая, а другой придерживает книгу и начинает читать вторую главу. У него голос такой спокойный, бархатный, который хочется слушать и слушать, и Арсений уже спустя страницу ловит себя на мысли, что зря переживал, что не сможет воспринимать книги на слух. Всё он в итоге запоминает и погружается в сюжет. Книга непростая сама по себе, но в озвучивании Антона воспринимается легко и глава пролетает незаметно. Сам же Антон радуется, что с дикцией и усидчивостью у него всё в порядке и можно читать вслух, особо не напрягаясь. Для него это кардинально новый опыт, и от осознания, что он тем самым помогает Арсению и позволяет ему с таким комфортом заниматься привычными делами, становится легче ему самому. —Что-то у меня глаза слипаются, — говорит Арсений, когда Антон сообщает, что ещё одна глава подошла к концу. —Конечно, отдыхай, — Антон выпускает пальцы из смолистых волос, напоследок поправив растрепавшуюся по его же собственной милости чёлку и убирает книгу на тумбочку у кровати. Арсений устраивается на подушке, Антон накрывает его одеялом и даже не думает уходить. Ложится рядом, жмётся ближе, крепко обнимая. Арсению очень не хватало Антона рядом для спокойного и здорового сна. —У тебя такой прекрасный голос, что ещё никогда тексты Оруэлла не казались такими лёгкими, — полусонно бормочет Арсений, утыкаясь Антону в шею. Антон оставляет короткий поцелуй у него на макушке, а в следующую секунду слышит размеренное дыхание и выдыхает сам. Первая половина дня прошла вполне себе успешно и без особых сложностей. Арсений не нуждается в постоянном внимании, как он почему-то предполагал изначально. Перспектива готовки в одиночку, чтения вслух и прогулок за руку Антона никак не пугает, конечно, прошло только несколько часов, в которые Антон помимо всего прочего даже не садился за работу, но тем не менее, новые нюансы их совместной жизни кажутся не такими страшными. Было бы славно, если бы такое мнение Антон сохранил в себе на как можно более длительный срок. Он не замечает сам, как засыпает вслед за Арсением и просыпается через пару часов от настойчивого звонка телефона, лежащего под боком. Непонимающе разлепляет глаза, нащупывает его одной рукой и очень старается выровнять голос так, будто он всё это время бодрствовал, а вовсе не спал и теперь слабо соображает, какой сейчас год. —Шастун, ты там уснул, что ли? Мне долго стоять в магазине? — а вот у Зои по голосу всё понятно сразу. Девушка весьма недовольна, тут даже стараться для передачи интонации не нужно. —В каком магазине? — Антон прочищает горло, пытаясь избавиться хотя бы от хрипоты, но помогает не сильно. —Тебе память отбило? В цветочном. Сам же просил зайти, а теперь сливаешься, — закатывает она глаза, что слышно даже через телефонную трубку. Антон проводит рукой по лицу, будто стирая остатки сонливости и вмиг приходит в себя окончательно. Он же ещё утром, сидя с Арсением на скамейке в сквере у больницы решил попросить подругу купить самые вкусно пахнущие цветы, чтобы прекрасно сказывающееся на Арсении ощущение весны было и у них дома. Антон встаёт с кровати, кидает на перевернувшегося на другой бок Арсения взгляд, убеждаясь, что он всё ещё спит, но на всякий случай всё равно выходит из комнаты, чтобы тот ничего не услышал и не узнал раньше времени. —Точно. Прости. Ты что-то нашла? —Есть классические букеты, но они завянут же скоро, это неинтересно. Тут есть лаванда, может, её? Она и сохранится подольше, и пахнет вкуснее и сильнее всего, — Зоя вмиг забывает все свои проклятия, которые она посылала Антону во время этих пяти попыток до него дозвониться и быстро включается в столь ответственную задачу. Ей бы кто цветы так выбирал, как она сейчас. Антон вспоминает, что Арсений всегда хотел оказаться на лавандовых полях, устроить там фотосессию и просто красиво пробежаться вдоль бесконечных рядов, как в фильме, клипе или рекламе дорогих духов. Да, пожалуй, букет лаванды у них дома — то, что нужно и приятно для нежной души Арсения. Они обязательно съездят в Прованс. И Арсений обязательно увидит его красоту. Пусть запах цветов будет об напоминать, вдохновлять и вселять надежду. —Как ты умудрилась найти лаванду? Я не знал, что она так просто продаётся. Давай её, конечно. —А кто сказал, что я зашла в самый обычный магазин? — усмехается Зоя, начиная чем-то шуршать на фоне. — Я знаю, где продаются самые лучшие цветы. Жаль, что мне их никто не дарит. —Я могу подарить, — заговорщическим голосом говорит Антон, зная прекрасно, что если бы девушка сейчас была рядом с ним, она бы в него чем-нибудь кинула, и от этого осознания веселее ещё больше. Всё потому что ей хочется, чтобы букет ей подарил какой-нибудь заинтересованный в ней ухажёр, а не лучший друг из жалости. —Всего доброго, — цокает Зоя, кладёт трубку, а Антон смеётся в голос. Обожает издеваться над подругой, и это взаимно. Антон возвращается в комнату, включает свет, думая, что это разбудит Арсения, а потом до него быстро доходит, что в этом нет никакого смысла. Подходит ближе, касается его спины рукой и осторожно проводит, привлекая к себе внимание. Можно, конечно, спать до позднего вечера, но, во-первых, уже скоро придёт Зоя, а во-вторых, иначе Арсений просто не уснёт ночью. Некое подобие режима сна всё равно нужно соблюдать, даже если у Арсения на ближайшее время нет никаких дел. Арсений открывает глаза, сейчас не скрытые тёмными очками, и Антон снова видит даже в полумраке комнаты их потухший цвет и, как в первый раз, вздрагивает. Кажется, он не сможет привыкнуть, что глаза, в которые он влюбился, кажется, с первого взгляда, теперь безжизненны. —Уже вечер, что ли? — хмурится Арсений, для которого нет разницы, открыты глаза или закрыты и понять время суток не представляется возможным. Так странно, на самом деле. Арсению сейчас что-то снилось, вполне себе видимое, то, что он уже наблюдал в жизни и теперь является ему только в виде образов во сне, пришёл в сознание, а перед глазами вновь темнота. Может, лучше спать большую часть дня, лишь бы хотя бы так видеть мир, пусть и выдуманный его же мозгом. Реальность же оказывается скуднее гораздо. —Ага. Пять вечера. Зоя скоро придёт, мы посидим немного и поработаем с ней, ладно? — Антон ведёт рукой выше, проводит ладонью по загривку, отмечая, как Арсений от его касаний плывёт, улыбаясь самым довольным котом. —Конечно, — Арсений садится на кровати, тянется ближе, чтобы заключить Антона в объятия и просто так посидеть. Кладёт голову ему на плечо, и ловит себя на мысли, что никогда до этого таким тактильным не был. Арсений всегда любил обниматься и целоваться, но, в принципе, это было необязательно для выполнения каждую секунду. Он прекрасно видел Антона, мог просто на него залипнуть влюблённым взглядом, и этого хватало для выражения своих чувств и без касаний. Теперь же Арсений знать не знает, сидит ли Антон сейчас перед ним. Но, прижавшись к нему всем телом, ощущает его тепло, проводит рукой по спине и уверен, что Антон чувствует тоже, насколько сильно дорог. Арсению сейчас важнее всего вот так невзначай касаться, брать за руку, ощущать, как длинные пальцы Антона перебирают его волосы, как он подолгу с ним говорит, как со всей нежностью целует и получает всё это в ответ. Он больше не может любить взглядом, но может тактильно это показывать. Антон всё понимает. И Антон не чувствует себя обделённым. Он знает, что Арсений его любит не просто из-за того, что без него элементарно не сможет существовать, как без опоры, а любит так, как раньше. За то, какой он человек, с которым они прошли через многое, проходят сейчас, и, совершенно точно, справятся и с этим. Когда Зоя звонит в дверь, Арсений сам идёт её открывать, пока Антон суетится на кухне и не может оторваться. Арсений изначально случайно открывает верхний замок, и, когда дверь не поддаётся, думает начать психовать с собственной беспомощности, но делает глубокий вдох, нащупывает щеколду внизу, спокойно её открывает и толкает дверь. —Извини, что так долго, — стушёвывается Арсений, отвечая на приветствие Зои и слышит, как она закрывает за собой несчастную дверь. —Да я надеюсь, что это ты не из-за того, что не хотел открывать. Как ты вообще? — девушка ставит вещи, подходит ближе и заключает Арсения в объятия, осторожные такие, чтобы он не удивился внезапности порыва. —Проснулся полчаса назад, мало того, что не понимаю, какое сейчас время суток, так ещё и в себя прийти не могу, — смеётся Арсений и через несколько секунд отстраняется и отходит в сторону. —Ну, могу тебя заверить, что сейчас шесть вечера и ты находишься у себя в квартире. —О, значит, Антон не обманул. —А пытался? — Зоя снимает верхнюю одежду, смотрит на Арсения непонимающе, наблюдая за тем, как его губы растягиваются в улыбке. —Я ему сказал сегодня, что он может мне врать, о чём угодно, я же всё равно не узнаю правду. Так что я бы не удивился, если бы выяснилось, что уже давно другой день. —Ага, и поэтому он сейчас скрывается, чтобы его ложь не раскрыли? — смеётся Зоя, обожая всей душой наблюдать за отношениями и манерой общения этих двоих. —Тут я. Привет, — Антон появляется из-за угла, проходит мимо Арсения, коротко целует подругу в щёку и забирает из её рук лавандовый букет, ароматный настолько, что удивительно, как Арсений всё ещё не обратил на него внимание. —Арс, держи, это домашняя весна и лето специально для тебя, — Антон поворачивается к Арсению, протягивает ему букет, слегка касаясь кисти его руки, чтобы он обратил на него внимание. Арсений хмурится, не понимая по описанию Антона, что тот ему преподносит, ощупывает ладонью крафтовую бумагу, в которую завёрнуты цветы, другой ладонью осторожно трогает сами бутоны и вмиг осознаёт всё. Подносит букет к лицу, носом зарывается в так прекрасно пахнущую лаванду, обожая её запах всей душой. —Антон, это так… Я даже не знаю, что сказать. Спасибо, — Арсений улыбается настолько счастливо, что даже не нужно видеть его светящихся глаз, чтобы понять степень, до которой он тронут. — Вам обоим спасибо за этот сговор. Зоя переглядывается с Антоном, и оба в этот момент думают, что быть причиной таких искренних эмоций — ценнее всего на свете. А Арсений помнит прекрасно про своё давнее желание посетить Францию. Помнит, что Антон ему обещал. И теперь дарит частичку Прованса. Арсений поражается, как можно заново влюбляться в человека с каждым днём, но он умудряется. Вечер проходит как никогда спокойно и по семейному. Арсению, на самом деле, не хватало общения с кем-то кроме Антона, и осознаёт он это через час разговора на самые разные темы, в котором каждый улавливает мысль друг друга и озвучивает то, что хочет сказать собеседник. Поразительно, как Арсений в последнее время начинает ценить то, что раньше казалось самым обыденным. Разговоры, касания сейчас для него жизненно важны, он обращает внимание на детали, которые ещё пару месяцев назад бы и не заметил. Арсений теперь чувствует Антона и Зою совсем иначе, даже как-то глубиннее, чем самый обычный человек, способный видеть. Арсений ощущает их эмоции по интонациям, отмечает тепло рук, когда невзначай касается, чтобы убедиться, что друзья всё ещё здесь, с ним. Стали важнее и сами разговоры. По сути, это теперь его единственный способ коммуникации с людьми, и Арсений никогда бы не подумал, что ему будет настолько нравиться просто говорить без остановки, обсуждая всё на свете. Иногда, видимо, нужно оказаться в непривычной для себя обстановке или пережить кардинальные изменения, чтобы начать относиться иначе к тому, что и раньше тоже составляло жизнь, но этому как-то не придавалось значение. Что-то вроде “имевши не ценим, а потерявши плачем”, только в случае Арсения просто придаётся ценность каждому шагу, который он может сделать самостоятельно. Поразительно, насколько сильно жизнь способна измениться сама и поменять человека в одночасье. Главное, чтобы человек смог к таким кардинальным изменениям привыкнуть.