Всё видел

Так необычно просыпаться утром с осознанием, что нет совершенно никаких дел на день. Арсений уже от такого отвык. Он всегда много работал, а когда отдыхал, то всё равно строил определённые планы того, что нужно посмотреть, почитать и куда сходить. Сейчас же он открывает глаза, понимает, что пришёл в сознание и, судя по всему, наступило утро, и даже не знает, что сегодня его ждёт. Однако у Антона план есть всегда, даже на безделье. Он явно не собирается дать Арсению умереть от скуки и весь день пролежать в кровати. —Выспался? — интересуется Антон, замечая, что Арсений открыл глаза и теперь просто смотрит в потолок. Ну, “смотрит”, это, конечно, громко сказано, он, скорее, лежит на спине и молчит, вероятно расстраиваясь от того, что его существование сейчас, объективно, бессмысленно. Самое то для рассуждения по утрам. Но ведь так и есть. В нормальном мире он бы сейчас собирался на работу, вечером готовил бы ужин и потом смотрел сериал или читал книгу. Что из этого он может сделать в нынешнем мире, лишившим его многого? Послушать, как вслух читает Антон. Очаровательно. Настроение как-то не задалось с самого утра. И притворяться перед Антоном он не намерен. Он ведь в любом случае это увидит и почувствует, так что будет лучше, если Арсений ему спокойно сообщит о своих переживаниях. —Да, но лучше бы не просыпался, — бурчит Арсений, вздыхая так тяжело, будто ему наоборот предстоит сложный день. — Вот что мне делать сегодня? Лежать? Тебе работать надо, а не меня развлекать. Антон закатывает глаза, грешным делом радуясь, что Арсений этого не видит. А может, лучше, если бы увидел, насколько сильно Антону не нравится слушать то, что он уже тысячу и один раз опровергал. —Вообще-то, у нас уже есть дела на первую половину дня. Мы сейчас позавтракаем, соберёмся и поедем к Игорю на процедуры, в это время я, если ты так переживаешь, съезжу на пару часов на работу, потом тебя заберу и мы пойдём гулять. А после этого я буду учить тебя пользоваться телефоном, я вчера перед сном всё узнал, там нет ничего сложного. А вечером что-нибудь придумаем. Хотя, надеюсь, ты устанешь и навсегда забудешь свои глупости по типу бесполезности и однообразности своего существования, — Антон двигается ближе, проводит рукой по плечу Арсения, успокаивая и его, и себя. Такие мысли и эмоции Арсения нормальны. У него жизнь меняется, к которой невозможно привыкнуть окончательно и бесповоротно. В один момент можно увидеть плюсы и спокойно существовать, а в другой взглянуть на всё под иным углом, осознать бедственность своего положения и закрыться в себе, не желая более пытаться найти что-то светлое в нынешней ситуации. Арсений молчит. Думает, что, наверное, Антон прав и в самом деле не даст ему разлагаться, как бы Арсению самому этого периодически не хотелось. —Ладно, давай начнём этот очередной невидимый день, — беззлобно усмехается Арсений, нащупывает рукой Антона, а тот всё понимает без слов и сам нависает сверху, утягивая в поцелуй, и неважно совершенно, что они проснулись пять минут назад и ещё не умывались. Этим же вечером Арсений и вправду ощущает, что за день немного вымотался и даже не успевал подумать о своей несчастной участи. Антон от него не отходил, всячески развлекал и отвлекал, благодаря чему сейчас Арсений поражается, что жизнь, всё-таки, продолжается. Но кое-что не даёт покоя всё равно, оно укреплялось весь этот день, что Антон полностью посвятил ему, так же как будет посвящать и все последующие дни. У них всегда были какие-то свои дела, часто не касающиеся друг друга, они могли не видеться целый день, а по возвращению домой особо не общаться, и это было совершенно нормально — весь мир же не крутится вокруг друг друга. А теперь Антон вынужден быть с Арсением всё время за исключением его нахождения в больнице. Арсению дико неловко это осознавать. Он помнит, что Антон его уже заверял, что всё в порядке, но Арсений так быстро свыкнуться не может. Антон достоин лучшего, а не слепого мужика рядом. —Шаст, давай так, когда я тебе надоем, ты скажешь об этом сразу, а не будешь притворяться, что всё хорошо и тем самым себя мучать, ладно? — говорит Арсений абсолютно невпопад, когда они с Антоном спокойно себе сидят в комнате. —Чего? Арсений, ещё раз ты такое ляпнешь, я реально уйду. Говорил же тебе, что меня ничто не заставит тебя кинуть, — цокает Антон, придвигается к Арсению на кровати ближе, чтобы коснуться рукой тыльной стороны его ладони. —Я же тебе только лучшего желаю, вообще-то, — на полном серьёзе с нотками обиды в голосе бурчит Арсений, а Антон вздыхает ещё громче. — Вот зачем тебе я в таком состоянии? Ты же рано или поздно устанешь жить так активно, как сегодня. —-Вот когда я устану, тогда будем думать, как наше времяпрепровождение облегчить. Но если ты надумал от меня избавиться, то можешь даже не пытаться, — коварно улыбается Антон, но Арсений этого настроя у него на лице не видит. И от этого только интереснее. Антон ведёт рукой выше, касается шеи Арсения, мягко притягивает его к себе, пока между ними не остаётся несколько миллиметров. Арсений чувствует его дыхание на своих губах, по спине пробегают мурашки, и он вмиг отпускает все свои истерики. Антон, находящийся так близко, влияет на него настолько сильно, что отпускается ещё и весь здравый смысл и, кажется, ровное сердцебиение. Тут уже становится не до переживаний. —Ты – самый красивый, — Антон коротко целует его в нос, — прекрасный, — в подбородок, — и просто самый лучший. Если ты думаешь, что это изменилось, то жаль ваш вкус, — касается его губ своими, сначала оставляя быстрый поцелуй, отстраняется на секунду, чтобы увидеть, как Арсений нервно сглатывает и последние внятные мысли в шоке испаряются, оставляя после себя только что-то неразборчивое, только ощущения, предвкушение и бесконечное желание, чтобы всё это не заканчивалось никогда, хотя, объективно, ещё даже ничего не началось. Антон замечает реакцию Арсения, самодовольно улыбается и снова целует, на этот раз глубоко, проводит языком по сухим губам, прикрывает глаза, чувствуя себя в этот момент Арсением, когда не нужно видеть человека, достаточно его просто чувствовать. Именно это Антон и хочет ему сейчас подарить. Вынудить ощутить, насколько его продолжают любить, как он важен и сколько нежности заслуживает. Антон растворяется в поцелуе полностью, одной рукой проводит по затылку Арсения, пальцами зарывается в мягкие волосы, а второй осторожно толкает его на кровать, так, что Арсений падает на мягкую подушку и от неожиданности вздрагивает, но тут же успокаивается, чувствуя, как Антон нависает сверху, не прерывая поцелуя. Хочется сталкиваться языками, кусать чужие губы, целоваться грубо, до онемения и нехватки кислорода, но это не тот случай. Это — про нежность, уют и комфорт, в который Антон хочет Арсения закутать, а тот, отвечая сейчас на поцелуй, продолжительный, тягучий, как что-то приятное, осознаёт, насколько сильно ему нужен именно такой Антон. Антон, делающий для него столько. Для него одного. Арсений чувствует себя самым любимым и больше в самом деле не переживает, что Антон однажды не выдержит. Может, такое и произойдёт, но они с этим обязательно разберутся. Так же, как разбираются с одеждой. Антон седлает бедра Арсения, сжимая их своими ногами в качестве опоры, отстраняется от его губ и дрожащими от возбуждения руками стягивает с Арсения футболку, вновь наклоняясь и припадая к нежной коже шеи губами. Выцеловывает, кажется, каждый миллиметр, Арсений нащупывает руками его спину, аккуратно оглаживает вспотевшими ладонями и дрожит, ощущая мокрые поцелуи на животе. Пытается снять с Антона футболку, но тот перехватывает его руки, не позволяя. —Лежи и не рыпайся, — хрипло шепчет, всё-таки избавляется сам от ненужной ткани, а Арсения от такой интонации, частого дыхания обоих, раздающегося в тихом полумраке квартиры ведёт сильнее. Он кивает и решает Антону довериться. Как и всегда. Как единственной опоре во всём, без которой ему не справиться. Антон кидает остальную их одежду куда-то на пол, наплевав совершенно на свой перфекционизм, ведь сейчас нет абсолютно никакого дела до всего остального, когда Арсений оглаживает его худые длинные ноги, когда сам Антон сгибается, сползает ниже, ведёт дорожку поцелуев от шеи Арсения к напрягающемуся с каждой секундой плоскому животу. Арсений мечется руками, не зная, куда их деть, хватается пальцами за края одеяла, сжимая их до побелевших костяшек, потому как слышит, как щёлкает тюбик. Внутренне напрягается всем телом, успел ведь отвыкнуть за долгий по их меркам перерыв от неприятных, но неизбежных ощущений, но знает, что Антон в любом случае будет осторожен. Ловит себя на мысли, что раньше ему наоборот не нравилось, когда Антон слишком долго церемонился, медлил и будто издевался, Арсению хотелось быстрее, резче, но сейчас они оба не хотят никуда торопиться, прочувствовать каждую секунду и эти ощущения, обострённые в восприятии Арсения ещё больше за счёт того, что он не видит ни Антона, ни его эмоций в момент, он просто чувствует, как тот его целует, рвано дышит, оглаживает ладонями его тело и олицетворяет слово “нежность”. Арсений никогда не воспринимал всё настолько чутко. Антон приставляет один палец, Арсений шумно выдыхает, ощущая мимолётное касание, Антон поднимает голову, замечает поджатые губы, руки, сжатые в кулаки и, мысленно посчитав до трёх, вводит палец, одновременно с этим приподнимаясь и впиваясь в напряжённые губы Арсения. Тот с готовностью отвечает, отвлекаясь на поцелуй, чувствует ведь и сам, как туго движется палец, но Антон не стремится торопиться. Осторожно сгибает его внутри, чувствует, как Арсений мычит что-то неразборчивое ему в губы, одной рукой сильнее сжимая край одеяла, а другой нащупывает шею Антона и цепляется за неё, как за опору. Антон осторожно добавляет ещё один палец на всю длину сразу, Арсений от неожиданности несильно прокусывает ему губу, тут же проводит языком, зализывая, а Антон, свободной рукой сжимая плечо Арсения, подбирает настолько удачный угол, что Арсений отстраняется, запрокидывает голову назад и стискивает зубы, пока Антон то сдвигает, то раздвигает пальцы, а после вводит ещё и третий, и Арсений вскидывает бедра, пытаясь насадиться самому ещё сильнее, ещё глубже, и Антон понимает, что, кажется, достаточно. Резко вытаскивает пальцы, прижимается всем телом, задевая возбуждение Арсения своим, слышит тяжёлое нетерпеливое дыхание у себя возле уха и понимает, что больше мучать их обоих не может. Концентрация Антона везде, но кажется, что она всё равно ничтожно мала. Его руки проходятся по всему телу, не давая Арсению потеряться в темноте, в ощущениях, утонуть в этой волне нежности, готовой снести в любой момент. Антон опирается о плечи Арсения, входит медленно, не спеша, останавливается, давая привыкнуть. Арсений обхватывает ногами его за пояс, притягивая к себе ближе, губами находит шею Антона, вгрызаясь в кожу, помня, как Антон плывёт от поцелуев именно там. Не видит его лица, но ощущает, как он запрокидывает голову и толкается сильнее, вырывая стоны у обоих. Арсений хватается за плечи Антона, роняет голову на подушку, прогибается в спине, когда Антон входит до конца и выходит снова. Оставляет на его коже следы-полумесяцы от коротких ногтей, Антон целует беспорядочно то в щёки, то в подбородок, то в истерзанные губы, старается не перейти черту резкости, но Арсений, кажется, просит этого сам, когда ногами давит ему на спину, вынуждая делать быстрые толчки. Антон шире разводит ноги, руки расставляет по обе стороны от Арсения, носом тычется ему в шею и шепчет на ухо бессвязный бред, который можно спокойно уместить в три слова — я тебя люблю. Арсений любит тоже. Любит, что может не видеть человека, но прекрасно помнить, как он приоткрывает губы в немом стоне, когда попадает по удачному углу, как прикрывает глаза, целуя жадно, так, будто Арсения у него кто-то собирается забрать. Может слышать шлепки кожи о кожу, смешивающиеся стоны, учащённое дыхание, как при одышке во время бега. Ощущать, как Антон от него не отрывается вообще и хоть как-то, хоть чем-то, хоть где-то касается. Арсений никогда не тонул в ощущениях так сильно. Арсений никогда бы не подумал, что может быть настолько хорошо. Что можно так остро чувствовать любимого человека, не видя его. Его хватает после увеличения темпа ненадолго. Антон ощущает, как Арсений сжимается вокруг него, по инерции толкается ещё несколько раз, доводит себя до разрядки в пару движений кулаком и падает на Арсения, попадая в его объятия, крепкие, трогательные, будто сейчас вовсе не они смущали тишину квартиры абсолютно непристойными звуками. —Объяснить ещё раз, что никакая ты не немощная обуза в моём представлении? — Антон из последних сил привстаёт, чтобы видеть такое же уставшее лицо Арсения, будто они оба разгружали вагоны. А на деле сейчас оба ощущают самую приятную усталость и прекрасный осадок. —Понял я, понял. Это всё было, чтобы доказать? — усмехается Арсений, притягивает Антона обратно к себе, не желая от него отлипать совершенно. —В том числе. — Антон устраивается в его руках удобнее, а сам тоже ощущает себя самым нужным, важным, и любимым. Арсений без него никуда и никак, как и Антон без Арсения. Так что Антон сделает всё, чтобы Арсению было хорошо. Тогда будет хорошо им обоим.

***

В целом, Арсений живёт свою лучшую жизнь, о чём догадывается под конец первой недели пребывания дома. Он даже не задумывался, насколько сильно нуждался в таком расслабленном времяпрепровождении. Оказывается, за время его бесконечного откладывания всего на свете у него накопился огромный список интересующего его контента. Сериалы и фильмы он, конечно, смотреть не может, но слушать интервью, подкасты, аудиокниги, разговорные проекты — вполне. Антон учит его пользоваться голосовым управлением на ноутбуке, чтобы включить интервью и прочие проекты, а чтобы воспроизвести подкасты и книги, наконец, пригождается по назначению умная колонка, которая была у них в квартире уже давно, но, скорее, ради прикола и философских разговоров с девчонкой в коробчонке. Теперь же Арсений очень деловым тоном заставляет её включать то, что хочет послушать на данный момент, пока Антон работает из дома. Арсений даже пытался ему помогать, но получилось не очень. Точнее, Арсений вполне смог поговорить с поставщиком по телефону, но для того, чтобы записать обговорённые с ним детали, пришлось включать громкую связь и просить всё фиксировать Антона. Они тогда почти поругались, начав долгий спор. Арсений дико расстроился, что его нахождение в бренде бессмысленно, хотя он, вообще-то, сооснователь, а Антон, в попытках его успокоить, предложил Арсению выучить специальный шрифт Брайля, чтобы он тоже смог принимать участие в работе, если ему так хочется. Арсений же оскорбился настолько, что подумывал не разговаривать с Антоном продолжительное время. По его мнению, знание этого шрифта — прямое признание своей вечной слепоты, а Арсений ещё планирует прозреть, не зря же он несколько раз в неделю посещает процедуры в больнице и слушает от Игоря, что осложнений не наблюдается и скоро будет понятно, возможна ли операция по возвращению зрения. Антон же совершенно искренне хотел ему помочь, позволив полноценно продолжать работу, а вышло так, что Арсений в самом деле обиделся и слышать ничего не хотел вплоть до вечера, и такое настроение в их квартире продолжилось бы и дальше, если бы он не захотел есть. В принципе, он был готов найти что-то съедобное и сам, но Антон, посмотрев на эти жалкие попытки понять содержимое холодильника и на то, как Арсений с очень серьёзным видом взял луковицу, думая, что это яблоко, не успев ещё поднести её к носу и элементарно понюхать, усмехнулся, перехватил руки Арсения и прижал к своим губам, приговаривая, что Арсений — самое дурацкое чудо на свете, и он готов прямо сейчас испечь булки, чтобы они были похожи на обиженную булку Арсения Попова. И тот больше дуться не смог. Арсений за эту неделю приноровился к невидимому существованию дома. Он спокойно ходит по квартире, почти не путает местонахождение вещей, научился отличать цвета одежды с помощью приложения в телефоне, наливать себе стакан воды по утрам, заваривать чай, готовить что-то, что можно положить в кипящую воду и поставить таймер до готовности, словом, самые обычные вещи для всех людей и те, с которыми вполне себе может справиться незрячий. Когда Арсений полностью сам приготовил Антону пельмени, сверху положил сметану и посыпал сушёной зеленью и принёс ему в комнату в момент, когда он уже битый час сидел перед экраном ноутбука в попытках понять, почему не сходятся показатели в статистике, Антон был готов расплакаться. Нет ничего проще приготовления пельменей, но не для Арсения. Не для Арсения, который не может сам перейти дорогу и боится садиться в машину. Но зато может почувствовать, что Антону нужно внимание, нужно отвлечься и именно поэтому приготовил ему ужин. Элементарный, но зная, сколько усилий Арсению это стоило — самый ценный и трогательный в восприятии Антона. А ещё Антон очень гордится им, ведь Арсений справляется практически со всем и почти не напрягает его самого. По улице, конечно, он передвигаться самостоятельно не решается, да Антон и сам его не отпустит одного, но почти всё остальное — вполне. Арсений думал, что не справится. А в итоге, кажется, привык жить и всё делать на ощупь и воспринимает это как что-то само собой разумеющееся. Несмотря на то, что на улице Арсений абсолютно беспомощен, прогулки с Антоном он любит больше всего. Они обязательно заходят в кофейню, каждый раз разную, Антон зачитывает Арсению всё меню напитков, что всякий раз вызывает улыбку барист, очевидно ведь, для чего Антон это делает своему спутнику в тёмных очках, и почти всех эта пара трогает настолько, что им предлагают и десерт за счёт заведения. Арсений поначалу обижался, не желая, чтобы ему делали какие-то поблажки из жалости, а потом стал воспринимать это так, как советовал Антон — как приятный бонус и оценку людей их трогательной пары. Погода в марте далеко не тёплая, но Арсения и Антона это не смущает и они всё равно с кофейными стаканчиками в руках гуляют по городу, Антон крепко держит Арсения за руку, а тот в свою очередь чувствует себя защищённым в этом шуме самых разных звуков, голосов, автомобильных сигналов и прочей музыки города, пугающей, когда невидимой. А ещё Арсений в последнее время особенно проникся музыкой. Он стал гораздо чаще её слушать, самую разную и порой неожиданную для себя самого, но в его восприятии, особенно чутком, стал яснее понимать смысл строчек и мелодий. Арсений же теперь, за неимением зрения, сам выстраивает образы в своём сознании, развивая воображение до высочайшего уровня, и поэтому музыка для него становится отдельным своеобразным миром. Они с Антоном идут по улице, молча слушают в наушниках музыку или наоборот, разговаривают и смеются, ощущая себя спокойно, расслабленно и очень счастливо вместе. Часто подолгу сидят в парке среди тишины природы, будто в каком-то отдельном, отрезанном от города острове, где не слышно ничего, кроме шума деревьев. Арсений утверждает, что ощущает запах всё ещё лежащего на газонах снега, Антон парирует, что снег в принципе не имеет запаха, ведь он — просто вода в другом агрегатном состоянии, а Арсений театрально вздыхает, что его никто не понимает. Вся эта неделя прошла так легко. Никто из них и предположить не мог, что может что-то измениться. Произошло это незаметно и постепенно. Утром в середине марта Антон проснулся раньше Арсения с чётким, осязаемым во всём теле ощущением, что он устал. Элементарно вымотался. Он почти каждый день вынужден ездить с Арсением в больницу на метро, где не всегда мало людей, а чаще всего квест, подразумевающий необходимость пробираться сквозь толпы и стояние в вагоне на двух ногах, пытаясь удержаться самому и держать Арсения, который где-то вне дома Антона не отпускает вообще. Антон так радовался, когда купил машину, ведь стоять в пробках, объективно, гораздо комфортнее, чем быть зажатым в метро, а теперь он вынужден снова спускаться под землю и быть ответственным сразу за двоих. Он всё прекрасно понимает и не может Арсения винить за его страх, с которым сейчас бороться ещё рано, но это не мешает Антону каждый раз с грустью смотреть на стоящую на парковке машину и проходить мимо неё в сторону станции. После увлекательного путешествия по метро Антону придётся ехать на работу, где нужно за пару часов успеть вникуть во всё происходящее, проследить за всем и всеми и что-то сделать самому, чтобы потом продолжить это же делать дома. После того, как Антон приготовит ужин, конечно. Арсений ему всячески помогает, но всё равно основное лежит на Антоне, и, в целом, в таком режиме дня нет ничего сложного, но когда такое циклично продолжается на протяжении долгого времени, организм просто выматывается и выполнять все эти задачи становится тяжелее. Антон понимает, что иначе не может, что он сам решился на такой образ жизни, подразумевающий и совмещение работы, и помощь Арсению, он сам осознавал, что должен быть сильным. Да вот только невозможно храбриться и совершать подвиги постоянно. Иногда нужно побыть слабым, иногда хочется, чтобы всё сделали за тебя, позволив просто отдохнуть, взяв во внимание все твои усилия и дать возможность восстановиться. Иначе же силы для новых свершений просто будет неоткуда брать. Антон знает, что Арсений всё это ценит. Арсений каждый вечер его благодарит за всё, что он для него делает, Антон просит так не делать, говорит, что ему не трудно, что по-другому никак, а на деле, как оказывается через время, врёт. Потому что тяжело. И сказать Арсению об этом он не может. Арсений же не виноват. А если узнает, что Антон устал из-за него, то вмиг потухнет и всё с трудом налаженное моральное состояние вновь рассыпется, и будет хуже уже обоим. Антон вздыхает, проводит рукой по лицу и неизвестно благодаря чему собирает последние силы в кулак и будит Арсения, а видеть его сонного, по-особенному трогательного помогает хотя бы улыбнуться и вспомнить, ради чего и ради кого он всё это делает. Скоро всё обязательно будет как раньше. Антон это знает, целуя Арсения в мягкую кожу шеи и видя, как он морщится от удовольствия. Как бы тяжело не было, они друг друга любят. Нет ничего важнее этого факта. Арсений, на самом деле, тоже просыпается в странном состоянии. Он привык открывать глаза, думать о том, что его ждёт сегодня и за счёт этого вдохновляться на проживание очередного дня. А сейчас, закомфорченный утренними поцелуями, идёт в ванную и ловит себя на мысли, что он уже послушал всё, что хотел и больше у него, собственно, дел нет. Сейчас Арсений будет опять переживать, что его собьют с ног в метро, будет бояться отпустить руку Антона, потом два часа проведёт в больнице, а после этого, в общем-то, ему делать нечего. Осознание собственной скуки — хуже всего. Человек понимает, что не сделает ничего интересного и чувствует себя паршиво от своей бесполезности. Завтракают молча. Антон пытается настроиться на тяжёлый день в отсутствии сил, Арсений думает, как вообще дожить до его конца, не зная, чем себя занять. В объятиях и поцелуях становится проще, но ведь они не могут их практиковать целый день. В метро Антон умудряется поругаться с несколькими людьми, которые задевают их с Арсением и просто проходят мимо, вместо того, чтобы извиниться, и, признаться честно, от вымещения злости на весь мир на наглых представителей общества становится немного легче. Ужасно, но Антон слишком в отчаянии, ему бы найти хоть какой-то способ нормально функционировать. —Ты как себя чувствуешь? — задаёт Игорь своему пациенту стандартный вопрос, когда Антон уходит, предварительно крепко обняв Арсения. —В целом неплохо, но настроение какое-то странное. Вялое, скорее, — вздыхает Арсений, который прекрасно знает, что врачу можно о таком рассказывать. Он всегда поймёт и даст совет. —Может, от погоды. Она опять меняется, сегодня вечером снег обещают, вроде как, — пожимает плечами Игорь, что-то заполняя в истории болезни Арсения. —Не только из-за неё, мне кажется. Ощущение, что я сдуваюсь. Как будто бы я не знаю, ради чего проснулся сегодня. Игорь закрывает тетрадь, смотрит на Арсения внимательно, и его слова ему совсем не нравятся. Этого ещё не хватало. Ему казалось, что Арсений, учитывая его быстрое освоение новой реальности, в которую он попал, не столкнётся со скукой и, как следствие, отчаянием. —Ты давай переставай вот это, Арсений. Я понимаю, о чём ты, но из этого надо выбираться. Ты же явно ещё не все книги в мире прослушал, как минимум. —Мне надоело уже их слушать, Игорь, вот в чём проблема. Меня просто тошнит от этого однообразия, — Арсений говорит это таким надрывным голосом, что врачу становится страшно. И ведь такие эмоции и состояние в целом – нормальны, к сожалению. — Ладно, давай уже мне зрение возвращать, пока его отсутствие меня окончательно не доконало. Игорь благодарен Арсению, что он сам переводит тему. Он не знает, как подбодрить Арсения и что ему сказать в этой ситуации. Ужасно, когда не знаешь, как помочь человеку в моральном плане. Точнее, Игорь знает, что может сделать: рассказать о состоянии Арсения Антону. Тот явно сумеет хоть как-то, хоть немного приободрить стремительно теряющего смысл во всём Арсения. Врач просто не в курсе, что Антону самому нужна помощь. Антон, еле успев приехать в больницу после работы, где пришлось повысить голос почти на весь коллектив, хотя в этом, объективно, не было никакой необходимости, но нервы уже просто не выдерживали, а продажи по какой-то причине перестали расти, слушает Игоря внимательно и от его слов хочется провалиться сквозь землю, лишь бы врач никогда этого всего не говорил. В семье плохо должно быть только одному, чтобы второй смог помочь, а не сразу обоим, когда оказать поддержку друг другу никто из двоих не сможет. Антон не знает, что делать с подавленным состоянием Арсения. Антон не знает, что делать с собственной усталостью. Но в ситуации, в которой они вынуждены существовать, больше ответственности лежит на Антоне и именно он должен вытянуть их обоих. Должен. Такое ужасное слово. Никто никому ничего не должен. А даже если и должен, то имеет все права хотя бы немного сложить свои обязанности и тоже ощутить заботу. Просто протянуть руку, схватиться и позволить вытащить самого себя кому-то другому. Потому что сил тянуть самому в один момент может перестать хватать. —Игорь, я не знаю, как мне развлечь его. Мне сейчас дома ещё нужно закончить работу, хотя я бы с удовольствием попросил тебя меня госпитализировать и вколоть снотворное, чтобы проспать неделю. Я помню, что обещал ухаживать за Арсением, но у меня кончились все ресурсы. Антону больно признаваться в этом врачу. Больно признаваться в этом себе. Он не справился. —Антон, не думай, что ты его подводишь. Ты один был рядом всё это время, естественно, в один момент тебя перестало хватать. Попроси Зою побыть сегодня вместо тебя на работе, она же пытается тебе помочь, но ты не хочешь её нагружать. Я говорил об этом Арсению ещё полтора месяца назад, скажу и тебе сейчас: не бойся просить помощи. А то она понадобится тебе. Антон прикрывает лицо ладонью, пытаясь прийти в себя. Он же сам просил Арсения не стесняться, если ему что-то понадобится. Так почему он сам не последовал этому совету? Да, Антону было неудобно взваливать на Зою помимо увеличенных рабочих обязанностей ещё и уход за Арсением, ему казалось, что он вполне сможет и работать, и мотаться с ним по городу, но выяснилось, что в конечном итоге он просто начал разрываться, особенно в момент, когда проблемы появились и у Арсения, и в бренде. Нужно выбирать. И Антон понимает, что Арсений сейчас важнее, а в их коллективе достаточно профессионалов, чтобы они всё разрулили, пока Антон будет рядом с Арсением, так, как и обещал. И обоим от этого решения станет легче. Просто оттого, что они рядом. —Как насчёт того, чтобы пойти в какое-нибудь кафе и наесться там вкусной еды? — предлагает Антон, когда видит Арсения, такого потухшего, что он ни разу не сомневается в правильности принятого решения посвятить время ему. Антон обязательно вернётся к работе, когда будет к этому готов. Арсений расплывается в предвкушённой улыбке, Игорь наблюдает за ними, умилённо склонив голову вбок, и кивает Антону, когда тот одними губами шепчет простое “спасибо”. Врач умудряется открывать глаза во всех смыслах не только Арсению, но и Антону, говоря такие простые, но самые нужные вещи. Оказывается, стоит хотя бы на секунду сменить обстановку, чтобы поднялось настроение и захотелось обсуждать всё на свете и растворяться в каждой минуте, проведённой рядом. Антон чувствует себя лучше, Арсений счастлив, что Антон уделяет ему всецело время, не прерываясь на звонки и сообщения. Да, он был рядом постоянно, но всегда был загружен работой, что на особенно уязвимом Арсении сказывалось удручающе. Это не эгоизм, а простая необходимость чувствовать, что он не один, даже когда не видит ничего вокруг себя. Антон крепко держит Арсения за руку, на улице стремительно темнеет, они не спеша идут к станции метро, Арсений рассказывает свои впечатления о прослушанной вчера книге, Антон внимательно слушает, поражаясь, как этот человек умудряется настолько заинтересовать в литературе, что Антон приходит к совершенно новым мыслям, которые даже не замечал при самостоятельном прочтении. Арсений — удивительный, чуткий и очень талантливый. Как же горько, что сейчас он не может пользоваться своими умениями полностью и вынужден страдать от скуки. Антон не позволит. Арсений не должен сдуться и растерять все свои самые прекрасные качества. Это кажется миссией, которую Антону выполнить под силу. И Антон искренне этого хочет, даже если придётся оставить работу на время. Человек важнее работы. Они доходят до пустынного сквера, скрытого от шумной улицы высокими деревьями, когда Антон задирает голову вверх и отмечает, что с неба падает снег. Крупный такой, пушистый, как зимой. —Арс, не прав ты был, когда говорил, что снега больше не будет. Вот, начался, — Антон останавливается, вынуждая последовать своему примеру и Арсения. Арсений вытягивает руку вперёд, ловит хлопья снега на ладони, чувствует, как снежинки тут же тают на тёплой коже и непроизвольно улыбается. Он зиму не любит, его сердце отдано весне, но всякий раз, как идёт снег, ощущает себя в сказке. Вспоминает, как выглядит всё вокруг во время снегопада и погружается в этот образ всецело, представляя себя в мире, где всё хорошо, светло, ярко, с неба падает снег, покрывая все горести, накрывая всё вокруг тёплым одеялом, защищая от всего, что может обидеть и причинить боль. Антон не думает ни о чём, когда хватает протянутую руку Арсения, кладёт её себе на талию, второй приобнимает Арсения и начинает импровизировано с ним вальсировать, скорее, больше покачиваясь в такт неизвестной им обоим мелодии, но чувствуя друг друга на каком-то ментальном, необъяснимом уровне. Арсений смеётся, путается в ногах Антона, но очень старается поспевать за ним, отключаясь полностью, у себя в воображении находясь на самом красивом балу и танцуя с самым красивым принцем в мире. Он не видит ничего вокруг, ни этот пустынный сквер, ни редкие тусклые фонари, ни Антона с синяками под глазами от недосыпа. Арсению ничего не мешает думать, так, как ему хочется. А хочется ему быть самым счастливым и находиться в самой красивой истории. Хотя бы где-то. Даже если только в своей голове, но чувствуя тёплые руки на своей спине, ощущая, как его ведут в этом вальсе, пока на волосы падает пушистый снег. Прижимается к Антону ближе, ловя себя на мысли, что он ему запомнился как определённый образ, а на деле он может выглядеть совсем иначе. И следующая мысль рывком вытягивает из всех его мечт в реальность. Жестокую, лишившую его видеть мир объективно и вынуждая Арсения додумывать, представлять, ориентируясь только на собственные накопленные воспоминания и тактильные ощущения. —Я так боюсь однажды забыть, как ты выглядишь. Больше не увидеть, какой ты красивый, — шепчет Арсений, обнимая Антона и прижимаясь щекой к его груди. Антон от таких слов вздрагивает и готов поклясться, что ощущает всем телом всю боль, что кроется за этим тихим признанием. И что ответить Антон не знает тоже. И ведь отстраниться, чтобы взглянуть Арсению в глаза и взглядом показать, что он его понимает, разделяет всё, что он чувствует, не может. Они оба, оказывается, такие бессильные перед масштабной несправедливостью, в которой невольно оказались. —Мне всегда только ты и говорил о том, как я выгляжу, — задумчиво протягивает Антон, не выпуская Арсения из объятиях, согревая под этим снегопадом, в этом одиноком сквере. —Я бы продолжал тебе напоминать каждый день, но… Боюсь, это будет не совсем объективно. Но я помню, кажется, каждую твою черту. И продолжаю любить, даже если не вижу. Антон сглатывает ком в горле, не позволяющий спокойно дышать и нормально говорить. Как же он хочет, чтобы всё было как раньше. Чтобы они не думали, как скрасить свои будни, ожидая, пока наступит ночь, ведь только там Арсений может видеть сны, как что-то реальное, что он видел когда-то, но у него так нечестно отняли самую простую, но, лишившись её, Арсений понимает: удивительную возможность элементарно видеть. Полноценно существовать, жить, и теперь, понимая, как может быть темно, ценить каждый момент. —А я могу тебе совершенно честно говорить, что ты всё ещё самый красивый и прекрасный человек в мире. И я очень жду момент, когда ты сможешь снова в этом убедиться. А он настанет, Арс, я уверен. Даже если сейчас ты не знаешь, как дальше жить. Я тоже не знаю, честно. Но так не будет вечно, — Антон слышит размеренное дыхание Арсения, касается губами его смолистых мягких волос, в которых путаются красивые снежинки, такие разные, непохожие друг на друга. Как и, в общем-то, Антон с Арсением. Они ведь тоже уникальные сами по себе, но умудрились схватиться друг за друга в этом водовороте жизни и сейчас вместе, как снежинки, падать, но не расцепляя ладоней. И это самое главное. Оставаться рядом, несмотря ни на что. Они оба знают, что дальше легче не станет. Прекрасно осознают, что одного осознания, что они вместе проходят через все сложности, не хватит, чтобы через них в конце-концов пройти. Понимают, что могут сколько угодно говорить друг другу о том, что будут стараться со всем справиться, а через час снова впасть в уныние. Если бы всё было так просто, они бы не стояли сейчас под этим снегом, думая об одном и том же, не сильно утешительном. Но даже такие моменты единения важны, как что-то светлое среди бесконечной страшной ночи. Даже если солнце выглядывает лишь на мгновение. Совсем без света же нельзя.