Начнём, пожалуй, мы с рожденья
Мальчонки милого того,
Который лишь помыслить мог...
Нет, он не мог, он лишь ребенок!
Простите, милый мой читатель,
Мне строгость, с коей смею я
Подумать даже о ребёнке,
Не говоря уже о тех,
Кому минуло двадцать лет.
Так вот, родился он в семье,
В которой, кажется на первый взгляд,
Нет ни приметы, ни причуды,
Ни безнадежно трудной ссуды,
Хотя, признаться нужно мне,
Семья была та небогата:
Тому виною рок событий,
Людских страстей престранный вздор;
И что уж, смысла нет таить,
Отец и мать его, что точно,
Пытались средства приумножить,
Но безуспешно было все,
И ждал их лишь один раздор.
Но вот уж с первых дней от роду
Наш славный мальчик был другим:
Не то, чтобы уж очень странным
Иль до безумия упрямым,
Но так же, как дитя одно,
Не отличаясь от другого,
Способно в чем-то заприметить
Весьма неявную деталь;
Ведь мир людской пестрит и брезжит
Неясных красок и оттенков
Палитрой, кою описать,
Потребуется лет двадцать пять.
Он рос и был совсем не глуп,
С ним очень много занимались,
И то имело свой эффект:
В свои немногие пять лет
Он научился уж читать,
Причем не просто по слогам,
А так, как делаем все мы,
Не думая совсем о том,
Как букв неясный перебор
Способен смысл обретать
И чувствам сильным выход дать.
И также смею я заметить,
Что чудны, дивны книги эти,
В тех, что наш маленький герой
Нашел ответы на вопросы,
Которых было у него,
Поверь, не мало, он с собой
Пронес сквозь годы и страданья,
Через пучину громких ссор...
Эх, словом, как-то я увлёкся,
Я лучше прямо уж скажу,
Что был заядлый он читатель,
Средь книг совсем не обыватель!
Вернёмся мы, пожалуй, снова,
К тому совсем уж не простому,
А очень странному словцу,
Которым многие небрежно
Раскидываются и тут, и там,
Которому не придают значенья,
Хотя уж слово-то само
Имеет столь сакральный смысл,
Столь полно теплых чувств оно,
Что требует, я убежден,
Не просто четкого значенья,
А полного исчезновения
Всех странных и неясных красок,
В кои человечество посмело
Его небрежно окунуть
И в предрассудки обернуть.
Семья! Как много в этом слове!
Как много трепета нежданно
Возникнет у одних в душе,
Как только вырвется оно
Из уст неважно уж кого,
Ведь светлым чувством все оно
В сознанье их оплетено!
Но у других, к большому горю,
Несчастных и заблудших душ
Оно лишь вызывет презренье
И горечь сильную внутри,
И их, возможно, не спасти,
Ведь злы они не потому,
Что счастье чье-то их задело,
А потому, что у фортуны
На них уж есть другие планы:
Пронзив всех их холодным взглядом,
Она лишает их того,
Что безусловно так важно,
И без чего, велико горе,
Ребенку будет нелегко.
Сея строфа не о сиротах,
Ведь как презренен, низок, слаб,
Чудак, что смелится в сердцах
Судить о мире в чёрном, белом
И никаких других цветах.
К таким себя не отношу,
Тебя, читатель мой, я тоже,
А потому продолжу сказ
С палитрой сочных, ярких фраз.
Отец и мать того мальчонки
Его, наверное, любили,
Меня там не было, увы,
А память нашего героя,
К моему большому горю,
Несовершенна, и она
Истерла многие слова:
От них не осталось ни следа.
Любили-ли они друг друга?
Вопрос хороший, интересный,
Такой же сложный, как и все,
Что хоть чуть-чуть, хоть на минуту,
Хоть на одну малую секунду
Посмеют темы той коснуться
А то уж и неаккуратно влезть
В субстанцию, коей имя есть,
И имя то не безызвестно:
Оно у каждого из нас
Играло на слуху не раз.
Итак, была любовь или нет?
Уж не узнаем мы ответ,
С тех пор прошло так много лет,
И люди, коих смеет друг мой близкий,
А, впрочем, и имеет право
Величать "отец" и "мать"
Довольно сильно изменились,
И верить их теперь словам,
Я думаю, немного глупо,
Ведь чувства пылкие сии,
Которым были те подвластны,
Внезапно, как раскаты грома
На ясном светлом небосклоне,
Угасли... И от той любви,
Той страсти знойной, теплоты
Остались лишь воспоминанья
И слёз неявные следы.
Скандал. Порука. Крики. Брань.
Немой бессмысленный раздор.
Укор. Признанье. Крик – "Перестань!"
Сухой и тихий разговор.
Все решено, конец, – "Прощай".