Брешь/Severance

      Для Драко было совершенно очевидно, что Рональд Уизли недолго пробудет в жизни Роуз. Эта мысль помогала ему терпеть неприятные комментарии и неодобрительные взгляды отчима его дочери.       Я не завариваю чай для Пожирателей смерти.       Судя по выражению лица Грейнджер, Драко всерьез усомнился, заваривал ли он чай в принципе.       Мне придется самому осмотреть дом Малфоя. Как бывший аврор, я гораздо более квалифицирован в распознавании темных артефактов.       Драко был уверен, это всего лишь предлог, чтобы порыться в его вещах или разбить что-нибудь, как, например, Уизли уронил вазу двенадцатого века.       Упс. Надеюсь, она стоила не слишком дорого.       Бесценно.       Я знаю, ты что-то сделал с ней, Малфой, и намерен это доказать.       На самом деле угрозы Драко не беспокоили: он знал Уизли достаточно давно, чтобы понимать, что тот не доведет дело до конца.       Клянусь Мерлином, если ты когда-нибудь тронешь хоть волосок на голове Гермионы…       Драко ухмыльнулся, когда пять минут спустя Грейнджер коснулась его руки. Уизли покраснел от злости и выскочил из комнаты.       Конечно, Драко было неприятно думать о том, в какой обстановке растет Роуз, но он просто ждал, позволяя Уизли самому рыть себе могилу. Его маленькие истерики случались все чаще, и такое поведение явно тяготило Грейнджер. Драко видел, что она все чаще прикусывает язык и из кожи вон лезет, чтобы угодить другим. Он — в отличие от ее мужа — старался облегчить ей жизнь и тоже научился держать язык за зубами.       Для Драко не стало сюрпризом, когда однажды, придя в их квартиру, он обнаружил, что Уизли съезжает. Супруги были удивлены его появлением, наверняка настолько поглощенные своим расставанием, что забыли, что Драко должен забрать Роуз.       — Это все твоя вина, — с угрозой сказал Уизли.       Он достал палочку, чтобы проклясть Драко, но Грейнджер обезоружила его прежде, чем тот успел сделать какую-нибудь глупость.       — Рон, пожалуйста, — умоляла она.       Он истерил до тех пор, пока она не вернула ему палочку. Тогда он обратил свой гнев на Драко:       — Ты можешь забрать обеих, — выплюнул Уизли. — Свою дочь и мою жену. Все равно это уже порченый товар…       И аппарировал, оставив Грейнджер в слезах.       Драко никогда не спрашивал, что именно случилось. Возможно, Уизли ушел от Грейнджер. Может быть, Грейнджер наконец-то поняла, что с нее хватит. А может, это обоюдное решение, которое каким-то образом переросло в ссору.       Драко знает только то, что испытывает облегчение во многих отношениях.       Теперь совместная опека не приносит дискомфорта. Он воспринимает Грейнджер как друга, а не как незнакомца. Она все такая же всезнайка, особенно когда дело касается их дочери. Драко уже привык к ее лекциям о том, что она вычитала в книгах по воспитанию детей, и его все меньше и меньше это раздражает.       В Грейнджер определенно есть что-то чертовски интригующее. Теперь Драко понимает, что его личность невыразимца увидела в ней. Ее движения грациозны, когда она обращается с Роуз с такой любовью и терпением, что порой он не может не восхищаться ею. Кроме того, она повзрослела и приобрела свои уникальные черты, что больше не выглядит тем неуклюжим ребенком.       Драко продолжает переписываться с Перси Уизли в надежде узнать больше о том, что произошло в Отделе тайн. Со временем писем становится все меньше, пока Драко совсем не перестает интересовать, как именно была зачата Роза.       Он не знает, что планирует Грейнджер. Она заговаривает об этом только на Хэллоуин.       — Итак, я думаю, что нашла заклинание, — непринужденно говорит она и делает глоток чая.       — Какое заклинание?       Он пришел забрать Роуз, но никто не хотел ее будить — для родителей не редкость выпить чашку чая и поболтать перед тем, как передать ребенка.       — Заклинание разделения, — отвечает Грейнджер так, будто это очевидно.       Драко требуется секунда, чтобы осознать сказанное, он делает еще глоток и спрашивает:       — Как?       — Я изучаю целительство разума много лет. С тех пор, как отправила своих родителей в Австралию.       Драко кивает, вспоминая, как она сдерживала слезы, когда рассказывала, что во время войны заставила родителей забыть ее, и как мучилась, пытаясь вернуть им память. Они обиделись, и их отношения до сих пор остаются напряженными. Грейнджер надеялась, что рождение внучки поможет восстановлению семьи, однако ее родители были достаточно молоды, чтобы самим завести ребенка, так что у них тоже есть дети, с которыми нужно возиться, — и все это на другом континенте.       — Я вернулась к своим записям и перечитала некоторые заметки, — продолжает она. — Мы еще многого не знаем о мозге, в основном потому, что все время и усилия тратятся на изучение одних и тех же вещей. Идея Министерства о Заклинании разделения нова, но идея о разделении разума как такового не новшество. Существует несколько вариантов заклинания, которые закрывают часть разума, чтобы исцелить ее, а некоторые вообще убивают определенные нейронные пути, чтобы помочь при психических расстройствах.       — Так ты думаешь, что они использовали какое-то исцеляющее заклинание? — спрашивает Драко.       — Когда я проходила процедуру, в кабинете было два целителя. А у тебя?       — Тоже, но я даже не могу вспомнить, как они выглядели. Мне кажется, они изменили мои воспоминания.       Грейнджер энергично кивает.       — Я тоже размышляла об этом. Все очень туманно, но, возможно, это из-за самой процедуры.       — Возможно, — вздыхает он. — Что ж… как думаешь, какое заклинание они применили к нам?       — Есть один целитель разума, который написал несколько работ по разделению мозга, но в какой-то момент перестал их публиковать. Он начал обучаться окклюменции и пропал. Хотя по слухам, он, возможно, устроился работать в Отдел тайн.       — Окклюменция… и целительство разума?       — Именно! — взволнованно восклицает она. — Поэтому я стала искать исследования по окклюменции и тому, как закрыть разум от самого себя. Об этом написана только одна работа, как раз тем волшебником, которого я только что упомянула.       — И ты хочешь с ним связаться? Если он невыразимец, то, вероятно, не предложит…       — О, он уже умер, — перебивает Грейнджер, — но все в порядке.       — Как это «в порядке»? — хмурится Драко.       Ее взгляд нервный и озорной одновременно.       — Ну, ты как-то упоминал, что все члены твоей семьи после смерти завещают свои частные коллекции библиотеке поместья Малфоев.       — Только не говори, что этот волшебник…       — …Малфой! — ликует она. — Твой прапрадядя Гиперион! Так что, вероятно — я надеюсь, — его исследования там. Нам просто нужно их просмотреть.       — Тогда чего мы ждем? — спрашивает Драко, вставая.       Он протягивает ладонь, и Грейнджер тоже поднимается. Как раз перед тем как взяться за руки и переместиться в библиотеку поместья Малфоев, из радионяни раздается звук, который останавливает их.       — Ой, — он краснеет от смущения. — На секунду я забыл о Роуз.       — Я тоже, — Гермиона морщится и отворачивается.       — Как насчет завтра? При условии, что… ты хочешь вернуться туда. Ты не обязана.       — Нет, я… я давно хотела, — тихо говорит она. — Я не собираюсь бояться места, если ты понимаешь, о чем я. Лучше встретиться лицом к лицу со своими страхами, чтобы они больше не имели над тобой власти.       — Это очень смело, — Драко тепло улыбается. — Говоришь как истинная гриффиндорка.       Грейнджер смотрит на радионяню и наклоняет голову.       — Как думаешь, на какой факультет она попадет? — спрашивает Грейнджер.       Драко думает о последних тридцати секундах и о том, как они оба были взволнованы проведением исследования. Он смотрит ей в глаза, и Грейнджер открывает рот, так что они одновременно произносят:       — Рейвенкло.       Потом смеются и возвращаются к чаю.       — С такими родителями как мы… — хихикает Грейнджер.       — У Распределяющей шляпы были с тобой сложности? — в голосе Драко неподдельное любопытство. — Помню, на первом курсе я думал, что она ошиблась.       — Я тоже, — кивает Грейнджер. — А потом я познакомилась с Луной Лавгуд.       — А, Луна, — смеется он. — Она странная. Вы общаетесь?       — Да, — говорит она, глядя куда-то вдаль. — Знаешь, она одна из немногих, кто не сошел с ума, когда узнала, что Роуз — твой ребенок. Она сказала, ты добрый человек, но не думаю, что я в курсе всей истории. Расскажешь мне?       Внезапно Драко становится неуютно. Скорее всего, Луна имела в виду их недолгое общение, пока она была заложницей в подземельях поместья Малфоев. Он старается не вспоминать о войне.       — Мы говорили о… том, что произошло в гостиной, — медленно начинает он. — Ты великодушно простила меня, хотя я стоял и смотрел, как тебя… Ну, к тому времени я уже знал, что произойдет, если я попытаюсь остановить свою тетку, потому что такое уже было.       Глаза Грейнджер расширяются, и она, кажется, задерживает дыхание.       — Сначала я не знал, что Луна в подземельях, — продолжает Драко. — Я случайно ее увидел и так удивился, что просто убежал. Следующей ночью я вернулся и принес ей немного еды и одеяло. Я никогда раньше с ней не разговаривал, но сразу понял, что она хороший человек. Она все время спрашивала, как дела у меня.       — Похоже на Луну, — Грейнджер печально улыбается.       — Не уверен, узнала ли тетя или ей просто стало скучно, но на следующий день она привела меня в камеру Луны и велела попрактиковать на ней Круциатус.       — Нет, — шепчет Грейнджер.       — Я бы не стал этого делать. Не смог бы.       Грейнджер тянется через стол и берет его за дрожащую ладонь. Драко закрывает глаза, потому что один только разговор об этом вызывает тремор в мышцах, который начался в тот день.       — Я попытался оглушить тетю и вывести Луну из подземелий, но Беллатриса оказалась быстрее. Она целый час использовала на мне Круцио, после чего меня пришлось отвезти в больницу Святого Мунго, где я пробыл неделю. С тех пор меня всегда заставляли смотреть, как она пытает людей. Угроза была очевидной: если не они, то я. Я успешно излечился от желания помогать кому-то, кроме себя.       Грейнджер сжимает его ладонь, и Драко пытается сосредоточиться на ней, чтобы не возвращаться мыслями к тому дню.       — Мне жаль, что это произошло с тобой, — говорит она.       — Я был эгоистом. Я не помог Луне еще раз, поэтому она не должна считать меня добрым.       — Я ничего не знаю об этом. Думаю, Луна права, — задумчиво произносит Грейнджер. — Мне кажется, твоя тетя пыталась изменить тебя, но я помню выражение твоего лица, пока меня… и я видела то, что видела Луна. Ты переживал не лучшие времена, как и все мы.       — Не слишком мне доверяй, — качает он головой и отпускает ее руку, чувствуя, как ладонь мгновенно остывает от потери тепла ее тела.       — Прошлое для меня не имеет значения. Все, что меня волнует, — это то, каким человеком ты являешься сейчас, а ты хороший — и добрый — отец для Роуз.       — Если прошлое не имеет значения, тогда почему ты так одержима желанием вернуть наши воспоминания?       — Туше, — тихонько смеется она, — это совсем другое. Это та часть нас, о которой мы заслуживаем знать.       — Иногда я думаю о них, — едва слышно говорит он. — Они просили нас вернуться, чтобы попрощаться, но мы так и не сделали этого.       — Нам и не придется. Мы со всем разберемся.       В голову Драко приходит странная мысль. Он смотрит на Грейнджер и понимает, что они вдвоем против целого мира. Ему хочется произнести это вслух, словно рефлекторно, но он сдерживает себя.       — Что ж… нам пора идти, — вздыхает он. — Ты точно не возражаешь, что я беру ее на праздник?       — О, все в порядке, — отмахивается Грейнджер. — Я уже показала Роуз в костюме на нескольких хэллоуинских вечеринках в выходные.       — Уверен, она была самой очаровательной, — произносит Драко с гордостью.       — Да, — ухмыляется Грейнджер. — У тебя есть какие-нибудь планы на вечер?       — Мы, э-э… хотели навестить маму.       Он ожидает, что Грейнджер поморщится, но она лишь смеется.       — Бабушка Малфой — это, наверное, то еще зрелище.       Драко закатывает глаза и тоже разражается смехом.       — Я поговорю с ней о библиотеке. Может быть, она присмотрит за Роуз, пока мы будем заниматься исследованиями?       — Да, в этом есть смысл.       Ее голос ровный, но в нем слышится сомнение.       — Мама постоянно просит о встрече с тобой, — объясняет он. — Я просто не думал… ну, мне стоило давно спросить тебя. Не хотела бы ты выпить с ней чаю как-нибудь?       Грейнджер наклоняет голову из стороны в сторону, будто взвешивая варианты.       — Да, с удовольствием, — наконец говорит она.       — Замечательно, — улыбается Драко. — Я попрошу ее прислать сову, чтобы вы смогли договориться.       Осторожно, чтобы не разбудить, они перекладывают Роуз в переноску, а затем Драко через камин перемещается в Британия Роу, чтобы оттуда отправиться в поместье Малфоев.

***

      — А вот и она! — воркует Нарцисса, когда они входят в освещенную солнцем комнату. — Иди к бабушке*, малышка.       Драко старается не ревновать мать, хотя она полностью игнорирует его. Он ставит переноску на стол — Роуз проснулась после того, как ее дважды переместили через камин, но она уже привыкла к этому ощущению, поэтому больше не плачет. Она просто с любопытством смотрит на свою бабушку и роскошную комнату, в которой оказалась.       Нарцисса с жадностью вынимает ребенка из переноски и начинает качать на руках почти трехмесячную малышку. Когда Драко видит, как его мать относится к внучке, а Роуз широко улыбается ей, сердце замирает от умиления.       Нарциссе потребовалось не много времени, чтобы принять Роуз в семью. Ей не составило труда скептически относиться к внучке-полукровке на бумаге, но стоило им оказаться в одной комнате, прошло… десять секунд или сколько?.. прежде чем Нарцисса практически растаяла. Теперь она почти не замечает Драко, если только это не касается Роуз.       — Где ее костюм? — с разочарованием спрашивает Нарцисса.       — Эм… у меня нет…       — Но я думала, ты говорил, маглы наряжаются на Хэллоуин.       — О… эм…       Драко оглядывает комнату, берет подушку и трансфигурирует ее в пару пушистых, черных кошачьих ушек, похожих на те, что он видел у ребенка возле квартиры Грейнджер. Он надевает их на голову Роуз, и лицо его матери озаряется.       — Посмотрите на эту маленькую кошечку, — ласково произносит она.       Роуз радуется вниманию — она любит покрасоваться, как истинная Малфой, — но в замешательстве трогает новый аксессуар. Драко меняет цвет крошечного платья, и глаза Нарциссы выглядят так, будто превращаются в сердечки.       — О, сколдографируй нас, Драко!       Он закатывает глаза и ищет древний колдоаппарат, которым до сих пор пользуется его мать. Он фотографирует их вовремя — как раз перед тем, как Роуз догадывается, как снять кошачьи уши.       — Ну, это было весело, — вздыхает Драко.       Роуз берет одно кошачье ушко в рот и грызет его деснами. Нарцисса все еще светится, будто внучка не может сделать ничего неправильно. На секунду ему хочется, чтобы Грейнджер оказалась здесь и насладилась нелепостью бабушки Нарциссы Малфой, но он отгоняет это чувство.       Драко откладывает камеру на журнальный столик и взглядом останавливается на лежащем там таблоиде. На нем изображена колдография знакомой брюнетки и его старого школьного товарища.       — Мисс Гринграсс определенно времени зря не теряла, — с неодобрением говорит его мать.       Она сидит на диване с Роуз на коленях. Драко садится в кресло рядом с ними и берет последний выпуск Ведьмополитена. На обложке — объявление о помолвке Астории и Теодора Нотта. Судя по всему, они собираются пожениться весной.       — Ну… я рад за нее, — бормочет он. — И за него.       Он не испытывает никакой ревности, глядя на бывшую невесту под руку с одним из некогда близких друзей. Они с Ноттом не разговаривали по-настоящему со времен Хогвартса — их жизни пошли в разных направлениях. Драко сомневается, что Нотт осознает, какой занозой в заднице станет его новая жена, но, вероятно, ему все равно, пока продолжается его чистокровный род. Когда-то Драко чувствовал то же самое, но теперь ему кажется, будто он совершенно другой человек.       Он отец полукровки, и конца света не случилось. Его мать смирилась с этим, и Драко уверен, что мнение отца тоже изменится, со временем.       — В твоей жизни появился кто-нибудь новый? — спрашивает Нарцисса с улыбкой, полной надежды.       — А Роуз считается? — смеется Драко.       — Конечно. Не так ли, мое солнышко*?       Роуз так и сосет кошачьи ушки, но улыбается, когда Нарцисса улыбается ей.       — У меня сейчас нет ни времени, ни сил на ухаживания, — говорит Драко. — А что насчет тебя?       — Я замужняя женщина, Драко! — его мать выглядит оскорбленной таким предположением.       — Чей муж проведет в Азкабане следующие десять лет…       — Не то чтобы это тебя касалось, — чопорно говорит она, — но нам дают побыть наедине… иногда.       В памяти всплывает момент, когда он увидел, как родители занимаются сексом, и ему приходится потереть глаза, чтобы прогнать это воспоминание.       — Отвратительно, — ворчит он.       — Кстати, я как раз сегодня виделась с твоим отцом.       — Мама, избавь меня от подробностей…       — Ну, возможно, тебе будет интересно узнать, что мы говорили только об этом маленьком котенке.       Нарцисса целует Роуз в лоб, и та с восхищенным удивлением на мгновение перестает сосать кошачьи ушки.       — Не думаю, что хочу знать, что он сказал о Роуз… — с особым трепетом произносит Драко.       — Драко, я бы хотела, чтобы ты поговорил с ним сам, но раз ты настаиваешь, чтобы я была посредником, просто знай: он смирится.       — Смирится? — скептически спрашивает Драко.       — Я принесла ему несколько колдографий. Это не то же самое, что увидеть ее лично, но я думаю, что — как и мне — это помогло ему осознать реальность. У Малфоев появился наследник, но что более важно — у него появилась внучка. И если он когда-нибудь захочет встретиться с ней, ему придется принять то, что уже не изменить.       — Принятие станет хорошим началом.       — Что ж, к сожалению, дальше признания он не продвинулся.       — Этого достаточно… пока, — вздыхает Драко.       — А ты как думаешь, любовь моя? — спрашивает Нарцисса Роуз. — Обведешь дедушку* вокруг пальчика? Конечно, да!       — Спасибо, что обсуждаешь с ним. На это у меня тоже не хватает сил.       — Он никуда не денется, но… тебе правда стоит навестить его.       — Тогда как насчет обмена? — предлагает Драко. — Я попытаюсь быть милым с отцом, а ты — с матерью Роуз.       — О, неужели ты наконец пригласил ее на чай? Конечно, я буду милой с мисс Грейнджер. Для всех будет благоразумно, если мы поладим — ради Роуз.       — Ради Роуз, — соглашается Драко и кивает. — Это все ради Роуз.       — Отцовство тебе к лицу, Драко, — говорит его мать с улыбкой.       — Я понятия не имею, что делаю, — смеется он. — Просто пытаюсь сделать все, что в моих силах.       — Это все, что и я когда-либо делала, — пожимает она плечами. — Все, что каждый из нас может сделать. Чтобы убедиться, что она знает, что ее любят. И я люблю тебя, мое солнышко, да, люблю…       Драко требуется секунда, чтобы осознать, что его мать обращается не к нему, когда говорит «мое солнышко». Наблюдая за тем, как она относится к его дочери, он не может отделаться от ощущения, что чего-то — или кого-то — не хватает. Возможно, дело в отце, который всегда находил собственный способ показать Драко свою любовь, однако это не совсем так.       Ответ вертится на кончике языка. Будто Драко вот-вот вспомнит нечто важное. Это… он…       — АААААА!       Плач Роуз возвращает его к реальности. Он замечает, что она уронила кошачьи ушки и очень расстроилась из-за этого. Он наклоняется поднять их, и Роуз тут же снова начинает улыбаться.       — Попросить Пиппи принести обед?       — Конечно, — Драко пожимает плечами.       Ноющее чувство рассеивается, и Драко продолжает наблюдать за матерью и своей дочерью. Если все, что ему нужно делать, — это любить Роуз, то как минимум об этом он сможет позаботиться.       Роуз — весь его мир.