Брешь/Severance

      Не зная, сколько у них времени, они дают себе всего тридцать минут на обсуждение вариантов и пытаются быть логичными, но это сложно, когда количество фактов ограничено — особенно учитывая, что Долорес А. и Перси У. уничтожили остатки того, что, как Драко М. и Гермионе Г. казалось, они знали о себе и Программе разделения.       По истечении назначенного времени они так и не приняли окончательного решения. Они не могут доверять Долорес А. или Перси У., они могут доверять только друг другу — а Гермиона Г. склонна доверять своей интуиции.       — Ты уверена? — спрашивает Драко М.       — Нет, — вздыхает она, — но давай все равно сделаем это.       Они смотрят на обездвиженных ведьму и волшебника, и Драко М. взмахивает своей палочкой над первой головой.       — Реннервейт!       Долорес А. открывает глаза, в которых быстро появляется свирепый блеск. Она пытается подняться с пола, ее лицо краснеет все больше с каждой секундой.       — К-как в-вы смеете! — выплевывает она.       — Как смеем мы? — парирует Гермиона Г., направив на женщину палочку. — Вам повезло, что мы лишь оглушили вас после всего, что вы с нами сделали.       — Я ничего не делала — это все он! — спорит женщина, указывая толстым пальцем на Перси У.       — И у вас есть доказательства? — холодно спрашивает Драко М. — Почему мы должны верить хоть одному вашему слову?       — Мне не нужно ничего вам доказывать, — Долорес А. поджимает губы. — Я сказала, что вы должны сделать: разрешить мне стереть другие ваши воспоминания. Если вы жаждете мести, мы можем отвести Перси в Аврорат.       — Есть какие-нибудь записи, которые вы можете нам показать? — скептически интересуется Гермиона Г. — Как насчет заключений, сделанных после стирания памяти у других людей, над которыми вы экспериментировали?       — Боюсь, все они конфискованы Визенгамотом. — Глаза Долорес А. по-прежнему сужены.       — Значит, у нас есть только ваше слово? — уточняет Драко М.       — Ну… да, — безучастно отвечает она.       Гермиона Г. вздыхает и поднимает палочку.       — Нам это не подходит. Ступефай!       Как только Долорес А. валится на пол, Гермиона Г. и Драко М. снова переглядываются.       — Ты была права, — пожимает плечами Драко М. — Ее история в лучшем случае неубедительная.       — Это не значит, что она солгала обо всем, — говорит Гермиона Г. — Я понимаю, почему ты хотел ей поверить.       — Будем надеяться, что Перси У. предложит нам что-нибудь получше. Реннервейт!       Другой волшебник хватается за голову и, приподнимаясь, шипит.       — Что… — бормочет Перси У., а затем поднимает взгляд. — …ох.       — С возвращением, — сухо приветствует Драко М. — Мы все еще пытаемся решить, сколько же в тебе дерьма.       — Во мне? — неуверенно произносит Перси У. — Почему? Я всего лишь пытался помочь вам.       — Тогда докажите, — подстегивает его Гермиона Г. — Что-нибудь может подтвердить вашу историю?       — Я-я… — мгновение он выглядит беспомощным, а потом засовывает руку в карман мантии и его лицо озаряется. — Да!       — Даже не думай доставать палочку, — предупреждает Драко М.       — Нет, это не… У м-меня есть доказательство! — взволнованно восклицает Перси У. — Записка — от вас!       Драко М. и Гермиона Г. с сомнением смотрят друг на друга, но все равно делают шаг вперед. Гермиона Г. направляет свою палочку на Перси У., а Драко М. тянется к его карману. Он достает сложенный клочок пергамента с единственным предложением, написанным его собственным почерком.       Перси У. — друг, он поможет вам обратить Заклинание разделения.       — Ужасно удобно, не правда ли? — бормочет Драко М.       — Но это уже кое-что, — возражает Гермиона Г. — Это больше, чем может нам дать она.       — Они всегда говорили, что заклинание нельзя обратить, — напоминает он. — Как же так получилось, что он должен помочь нам снять его?       — Вы создали контрзаклятие, — подает голос Перси У. — Вы вместе работали над ним без перерыва последние два месяца.       — Но ты сказал, что ее муж — твой брат — никогда не позволит мне видеться с ней, — недоумевает Драко М.       — Они разводятся, — Перси У. не скрывает, что опечален по этому поводу. — Рон не смог смириться с тем, что Роуз… Знаете, я пытался помочь брату, втянув в это Гермиону. Он ревновал ее к работе, а я подумал, что Программа разделения может помочь. Она действительно помогла — на какое-то время. Мы почти не общались, но он был взволнован перспективой стать отцом, и, я думаю, он повзрослел бы благодаря такому опыту… если бы Роуз оказалась его дочерью.       Гермиона Г. не может не сочувствовать этому парню Рону, ведь она беспокоилась, что Драко М. окажется в подобном положении. Но она не знает Рона, поэтому все равно испытывает облегчение, что не он отец ее ребенка.       — Хотя это забавно, — продолжает Перси У., — видеть, как вы работаете над контрзаклятием за пределами Отдела тайн, и знать, какой слаженной командой вы были здесь все это время… Я понимаю, вижу это сейчас. Вы отлично подходите друг другу, возможно, даже больше, чем ты и мой брат.       — Так значит, мы не… враги? — нерешительно спрашивает Гермиона Г.       — Нет… по крайней мере, больше нет, — смеется Перси У. — Все не так, как в детстве. Теперь вы взрослые люди и у вас общая дочь. Именно такой зрелости я желал Рону, но…       Он замолкает, и на несколько мгновений воцаряется тишина. Наконец Драко М. протягивает открытую ладонь.       — Давайте я помогу вам встать, — предлагает он.       Перси У. настороженно смотрит на его руку, но хватается за нее и поднимается на ноги.       — Значит ли это, что вы верите мне?       — Мы хотели бы хотя бы узнать, как оно работает, — говорит Гермиона Г.       — Верно, — кивает Перси У.       Он пускается в длинные объяснения, останавливаясь лишь для того, чтобы жестом указать на стол в центре лаборатории и сесть. Через несколько минут Перси У. делает перерыв и пьет стакан воды. Долорес А. по-прежнему лежит на полу, пока они обсуждают теории о разделяющем заклинании и контрзаклятии для него.       — То есть это похоже на использование окклюменции… от самого себя? — спрашивает Драко М.       — И зависит от местоположения, да? — уточняет Гермиона Г.       — Да, с учетом принципов исцеления разума, — объясняет Перси У. — Я работал с командой, создавшей Заклинание разделения, но его специфика вне моей компетенции. Ваши внешние личности испытывали различные комбинации заклинаний и контрзаклятий, пока не нашли что-то достаточно общее, работающее для разных вариантов. По понятным причинам, не зная оригинального заклинания, сложно создать контрзаклятие.       — Разве мы не можем просто спросить у нее? — Драко М. указывает на Долорес А.       — Хотелось бы, — вздыхает Перси У. — Я даже обрадовался, когда пришел сюда утром и увидел ее, потому что подумал, что она сможет помочь. Амбридж одна из немногих, кто знает, как работает Заклинание разделения. Но она сразу связала меня и попыталась использовать вас в своих целях. Я бы не стал полагаться на ее рассказ, особенно учитывая ее желание стереть воспоминания ваших других личностей.       — Я не доверяла ей с того момента, как только увидела ее, — говорит Гермиона Г. — Думаю, она скорее избавилась бы от нас.       Перси У. смущенно смеется.       — Что?       — Ну… недавно я узнал, что у вас с Амбридж довольно давняя история, — объясняет он. — Именно поэтому я не стал рассказывать вашим внешним «я» о ее участии в создании Программы разделения, потому что боялся, что они предпримут что-нибудь радикальное.       — Например?       — Послушай, Гермиона, ты очень грозная ведьма, — неуверенно говорит он. — И ты хороший человек, но… известна тем, что мстишь, когда появляется такая возможность.       Драко М. ухмыляется, и она краснеет.       — Что ж… это она, не я.       — Если мы применим это заклинание, вы станете единым целым, — отмечает Перси У.       — Насколько это опасно? — спрашивает она. — Кажется, вы избегаете самого важного момента.       Перси У. нервно переводит взгляд с волшебника на ведьму.       — Мы не знаем точно… но риск есть. В лучшем случае ничего не произойдет. В худшем — вы можете, эм… умереть.       — Но мы — они — все равно хотели рискнуть? — спрашивает Драко М. — Почему?       Перси У. требуется время, чтобы обдумать ответ, но Гермиона Г. опережает его:       — Ради Роуз?       — Да, — кивает он. — Но также… я думаю, вы оба просто ненавидите не знать, что здесь произошло, — особенно Гермиона, потому что она любит знать все.       — Как и Гермиона Г., — бормочет Драко М. себе под нос.       Гермиона Г. закатывает глаза, и Драко М. снова ухмыляется.       — Вы должны понимать, что оба очень умны и способны к магии, — продолжает Перси У. — Гермиона известна как самая яркая ведьма своего поколения, а Драко… ну, тоже. Вы провели исследование и тщательно испытали контрзаклятие на мышах. Вы бы не пришли сюда сегодня, если бы не были уверены, что оно сработает.       — Почему мы пришли сюда? — спрашивает Гермиона Г. — Почему бы просто не сделать это дома… или где-нибудь еще, где есть целитель?       — А, ну, Гермиона считала, что важен аспект местоположения заклинания, — объясняет Перси У. — Она сказала, что лучше всего будет произнести заклинание здесь… а конкретнее в лифте.       — В лифте… — повторяет Драко М. — Логично.       Гермиона Г. кивает.       — Чтобы разорвать связь между нашими сознаниями, имеет смысл использовать контрзаклятие там, где эта связь слабее всего.       — Также они — я уверен — хотели, чтобы вы оба высказали свое мнение по данному вопросу, — говорит Перси У.       Гермионе Г. трудно в это поверить, ведь раньше ее внешнее «я» никогда не заботилось о ее мнении. Тем не менее она может представить, что чувствовала другая Гермиона после рождения Роуз — удивление, возможно, злость и, вероятно, потерю свободы выбора. Скорее всего, до этого момента Гермиона никогда раньше особо не задумывалась о Гермионе Г., а последние пять месяцев провела, наоборот, думая о ней очень часто.       Гермиона Г. нашла интересным то, что узнала о своей внешней личности, однако это не значит, что она готова открыть разум незнакомцу. Она не может представить, каково это — внезапно вспомнить две жизни. Не говоря уже о том, чем это чревато.       Но альтернатива контрзаклятию гораздо хуже — смерть, а точнее невозможность жить. Не может быть и речи о том, чтобы Долорес А. стерла из ее сознания воспоминания другой Гермионы, — она не сможет так поступить с другим человеком, тем более с самой собой. У них действительно нет другого выбора, кроме как довериться своим внешним сущностям.       — Итак… — выжидательно произносит Перси У. — Что скажете?       Гермиона Г. смотрит на Драко М., который, кажется, тоже погрузился в свои мысли. Внезапно она осознает, что своим решением они рискуют гораздо большим, чем жизнь или смерть. Слияние сознаний с внешними личностями — двумя бывшими врагами — без сомнения означает, что их чувства друг к другу изменятся.       Что, если она не любит его за пределами Отдела тайн?       Что, если он не любит ее?       Гермиона Г. сомневалась во многом, но всегда была уверена в своих чувствах к нему. Думать о том, что время, проведенное вместе, может быть омрачено чужими воспоминаниями, по меньшей мере страшно. Ей кажется, что стены вокруг нее начинают сужаться, дышать становится труднее, чем несколько секунд назад.       — Драко М., — шепчет она.       Слезы в ее глазах застают его врасплох, и он мгновенно заключает ее в объятия.       — Что такое? — спрашивает он.       — Я собиралась сказать да, но… что, если… что, если…       Она бросает взгляд на Перси У., который понимает намек и дает им немного пространства. Он делает вид, что идет к дыре в стене, где раньше висело двустороннее зеркало, чтобы проверить Долорес А.       Драко М. отстраняется и смотрит ей в глаза, показывая заботу человека, который любит ее, отчего Гермиона Г. боится потерять его еще больше. Он вытирает ее слезы, нежно проводя кончиками пальцев по щекам.       — Эй, что случилось?       — Я не думала о… воспоминаниях, которые есть у них, — всхлипывает она. — Что, если… снаружи я тебя ненавижу? Что, если… после всего случившегося… мы будем жить, но жить друг без друга — без любви? Это… разве это не хуже смерти? Или безумие — так думать?       — Не безумие, — мягко говорит он. — Это первое, о чем я подумал, а ты просто подхватила.       Драко М. грустно смеется. Именно об этом он размышлял во время их споров, а она только сейчас догадалась, почему он принял предложение Долорес А.       — Вот почему ты хотел стереть память нашим внешним сущностям, — говорит она.       — Да, — вздыхает Драко М., — и потому… ну, не похоже, что я прожил очень хорошую жизнь. Или что я хороший человек…       — Невозможно, — она смахивает слезы. — Ты лучший человек, которого я когда-либо знала.       Они смеются, в этот раз более радостно, хотя реальность ее утверждения довольно удручает.       — Скорее единственный, — бормочет он.       Гермиона Г. устремляет взгляд на женщину, лежащую на полу в другом конце комнаты.       — Во всяком случае лучше, чем Долорес А.       — Интересно, какая у вас с ней история?.. — задумывается он. — Должно быть, все очень плохо, раз она хочет, чтобы мы навсегда забыли об этом.       — Ну… это даже немного успокаивает на самом деле.       — Чем? — фыркает он.       — Долорес А. ни разу не дала понять, что руководила программой, а Перси У. боялся рассказать нашим внешним «я», что она в ней участвовала. Это говорит мне о том, что она действительно была моим врагом, — объясняет Гермиона Г. — В отличие от твоего внешнего «я»… с которым все эти месяцы Гермиона делила совместную опеку и работала над контрзаклятием. Может, они и не любят друг друга, но присутствуют в жизнях как друзья. По крайней мере, это так.       — Тебе этого хватит? — спрашивает он. — Если мы уйдем отсюда и выживем после контрзаклятия, встретим Роуз и заживем по-настоящему… будет ли этого достаточно? Дружбы?       — Мы ведь должны рискнуть? Иначе… все, что мы можем сделать, это попрощаться.       — Я хочу всего этого, — шепчет он, будто признается в давно хранимом секрете. — Хочу выйти на улицу и почувствовать солнечный свет, встречаться с людьми, пробовать новую еду и пить, пока не опьянею, просыпаться по утрам и держать нашу дочь, и я… я хочу делать это с тобой. Я бы рискнул всем ради одного шанса. Даже ради одного дня.       По ее лицу снова текут слезы.       — Тогда решено, — уверенно заявляет она. — Мы должны попробовать.       Драко М. наклоняется поцеловать ее, и она отчаянно прижимается к его губам. Он — бальзам для ее нервов, и она подносит руки к его щекам, чтобы притянуть к себе и убедиться, что он не сможет отстраниться, пока она не будет готова. Потому что Гермиона Г. не знает, что значит для них этот поцелуй: возможно, он первый из тысяч, а возможно, последний. Она отстраняется только для того, чтобы сделать вдох, и у нее начинает течь из носа. Драко М. крадет еще один поцелуй и поворачивается к Перси У.       — Хорошо, — говорит Драко М. громко и уверенно. — Мы сделаем это.       Перси У. заметно расслабляется, то ли потому, что получил ответ, то ли потому, что их сеанс поцелуев наконец закончился — а может, и то и другое.       — Отлично, он делает глубокий вдох. — Вот что нам нужно…

***

      Спотыкаясь, Драко выходит из лифта в длинный, узкий коридор и хватается за голову. Он сразу же понимает, что либо его коллега применил контрзаклятие к Заклинанию разделения, либо в него попало мощное проклятие, которое вот-вот расколет мозг на части.       К счастью, боль притупляется из-за сенсорной перегрузки. Мозг атакуют воспоминания двух жизней, и их дихотомия поражает. Лохматая девочка с торчащими зубами.

Женщина с обезоруживающей улыбкой и дикими кудрями.

Прикосновение поганой грязнокровки заставляет его отшатнуться.

Лишь одно касание его партнерши по лаборатории заставляет дрожать.

Она такая гребаная всезнайка.

Она такая умная.

Он ненавидит ее, но не хочет, чтобы тетя причиняла ей боль.

Он любит ее и хочет защитить.

В какой-то газете он прочитал, что она вышла замуж за Уизела.

Она замужем?!

У него никак не может быть ребенка от Грейнджер.

      Он не может поверить, что она стала еще красивее, когда забеременела.

Он должен быть частью жизни своего ребенка.

Он должен быть частью жизни своего ребенка.

Он не может влюбиться в Грейнджер.

Он влюбился в Гермиону Г.

Гермиона.

Гермиона Г.

Гермиона.

Гермиона…

      — Гермиона?!       Ведьма, о которой идет речь, совсем рядом корчится от боли, и Драко бросается к ней.       — Может, нам стоит спуститься обратно? — спрашивает он. — Отменить заклинание?       — Нет, — выдыхает она сквозь боль. — Оно р-работает.       — Что ты вспомнила?       Гермиона поднимает взгляд и смотрит ему в глаза.       — Все, — шепчет она.       В голове вспыхивает воспоминание, и он потирает висок. Грейнджер на нем сверху — нет, не Грейнджер.       Это Гермиона Г., и она… она скачет на нем. С каждым ее движением его ноющий член стимулируется теплым и уютным влагалищем. Груди восхитительно подпрыгивают перед его лицом, и он захватывает губами соски. Она прикрывает рот, чтобы не закричать. Черт, она такая сексуальная. Она…       …все еще корчится от боли. Ох блядь, они занимались сексом?!       Ну, он всегда это знал, разве нет? Просто… не помнил.       И теперь, когда он знает — теперь, когда он увидел, — он не может развидеть. Иногда он думал о том, что скрывается под ее джемперами и джинсами, а теперь знает все интимные подробности — шрамы на ее теле, ощущение ее груди в руках, вкус ее возбуждения и то, как она стонет, когда кончает.       — Мне кажется, что-то не так, — хрипит он.       — Просто должно пройти некоторое время, — сквозь зубы цедит Грейнджер.       Двери лифта открываются, и Перси присоединяется к ним на главном этаже Отдела тайн.       — Годрик, вы в порядке? — спрашивает он.       — Будем, — настаивает Гермиона.       В памяти всплывает недавняя встреча с Долорес А., и губы Драко инстинктивно кривятся.       — Где Амбридж?       — Я применил заклинание приклеивания, — сообщает Перси. — Хотел проверить, как вы.       — Перси, приведи Гарри, — говорит Грейнджер… нет, Гермиона Г… Гермиона.       Драко чувствует, как мозг пытается сопоставить людей в комнате с двух разных точек зрения. Перси в меньшей степени, чем Гермиону, потому что он едва знал этого человека до того, как начал на него работать.       — Вернусь, как только смогу, — бросает Перси и направляется к каминам в атриуме.       Часть Драко толкает его последовать за Перси. Он жаждет покинуть Министерство, выйти на улицу и увидеть мир. Он чувствует клаустрофобию от заточения и тоску по свободе в сочетании с воспоминаниями о разговорах с Гермионой Г. о том, как отчаянно он хочет покинуть Отдел тайн.       И в то же время он чувствует вину. Вину за то, что так поступил со своим вторым «я»… или скорее с самим собой. Мозг снова пытается осознать, что он — два человека в одном, каждые несколько секунд переключаясь с одной личности на другую в головокружительном тумане.       Драко узнает, что происходило в Отделе тайн в течение полутора лет. Воспоминания захлестывают его, но иногда что-то вспыхивает — например, сиськи Грейнджер, или очередной неудавшийся эксперимент, или ощущение, что он в ловушке, из которой нет выхода.       В то же время Драко М. узнает о целой жизни, которую он пропустил. Он приходит в ужас, узнав, как появилась татуировка змеи на его предплечье и кем именно для него был Лорд Волдеморт. Среди противоречивых чувств о семье он испытывает гордость за то, что она вообще у него есть, хотя странно осознавать, насколько далеко заходит гордость за чистокровного наследника — жизнеутверждающе и вместе с тем абсолютно смехотворно.       Но есть еще Гермиона… Грейнджер… Гермиона Г. Все одинаковые, но такие разные в зависимости от его мировоззрения. Ребенком он ненавидел ее за кровь. Подростком сожалел о том, как с ней обращался. Мужчиной практически забыл о ней. Разделив совместную опеку, подружился с ней и стал уважать.       Все это пересекается с его пребыванием в Отделе тайн, словно жестокая шутка Вселенной. Видеть, как она читает письмо, будучи при этом человеком, который его написал. Спрашивать, какой она предпочитает чай, заваривая его для нее сотни раз. Жаждать узнать, каково это — провести пальцами по ее волосам, и в то же время помнить, какие они мягкие. Думать о том, как они с Грейнджер зачали ребенка, изливая семя в лоно Гермионы Г.       Его параллельные жизни пересекаются в ней, потому она в них — единственная постоянная. Она и алхимия, в которой Драко, к сожалению, не преуспел даже при наличии лаборатории и супервсезнайки в качестве напарника.       — Драко М., — внезапно выдыхает Грейнджер.       Повинуясь инстинкту, он притягивает ее в объятия. Двумя руками она вцепляется в его мантию на спине.       — Так много истории, — задыхается она. — Но я все еще…       — Да? — спрашивает он слабым голосом. — Я не стану винить тебя… после всего, что я сделал…       Грейнджер отстраняется, и по ее смущенному румянцу он понимает, что Гермиона Г. каким-то образом опередила ее. Настоящая Грейнджер никогда бы не была с ним так откровенна. И, конечно же, никогда не испытала бы к нему чувств.       — Прости, — говорит он и отворачивается.       Он прислоняется к стене. Боль утихает, и ему больше не нужно держаться за голову и сгибаться пополам. Череда воспоминаний продолжает накрывать его, и на все вопросы появляются ответы. Это похоже на разговор в голове между его двумя личностями. Как Гермиона Грейнджер могла от меня забеременеть?

Это было ненамеренно, но мы столько трахались…

И вы не додумались воспользоваться противозачаточными чарами?

В самом начале Гермионе Г. сказали, что она принимает зелье.

Мы не ставили это под сомнение.

А алхимические эксперименты… вы хотя бы добились чего-нибудь?

Тебя еще волнует это?

Как ты мог поместить меня сюда?

Обречь на такое существование?

Я не знал, я не подумал. На самом деле, я завидовал тому, что ты работаешь с магическими тайнами.

О да, твоя жизнь была такой ужасной.

Ты видишь насколько! У меня не было другой цели, кроме как стать наследником Малфоев. Это удушающе.

Так же удушающе, как снова и снова повторяющийся

рабочий день под землей?

Прости.

Тогда и ты меня.

Потому что мы теперь один человек, идиот.

Мы действительно любим ее?

Конечно, мы любим ее.

Думаешь, она все еще любит нас?

Не уверен.

Теперь когда она все знает, то может смотреть на нас по-другому.

      Украдкой Драко смотрит на Грейнджер и видит, что она смотрит в ответ, однако он не может расшифровать ее взгляд. Он уже знает многочисленные стороны Гермионы Грейнджер, но эта по-прежнему остается загадкой.       — А у тебя боль тоже прошла? — спрашивает он.       — Да, — просто отвечает она.       — Ты получила ответы?       — Больше, чем я рассчитывала, — она усмехается почти горько. — Слишком много. Мой разум до сих пор пытается осмыслить произошедшее.       Он кивает, но внутри все переворачивается. Только что он сделал кое-какие выводы о ней, но очевидно, что она думает иначе. Драко, который зашел в лифт в начале дня, чувствует свою правоту и рад тому, что никогда не выставлял себя большим дураком, чем это уже сделал Драко М.       — Как ты думаешь, почему Перси и Поттер так долго? — спрашивает он после продолжительного молчания.       — Сегодня канун Рождества, — пожимает она плечами. — Если ты хочешь уйти, я могу остаться и подождать их.       — Я… нет… я… — начинает заикаться он.       Он не хочет оставлять ее, но, кажется, она хочет, чтобы он ушел. Вероятно, Грейнджер действительно вспоминает, что ненавидит его, и это ранит. Она даже не может смотреть ему в глаза.       — То есть, если у тебя планы или… — оправдывается она.       Планы? Планы? Конечно, он не строил никаких планов на тот день, когда они должны были вернуть себе память. Он предполагает, что мог бы что-нибудь придумать, раз она так отчаянно желает, чтобы он ушел.       — С ч-чего бы мне?.. — продолжает запинаться Драко.       — Я знаю, как сильно он… ты… хочешь покинуть это место, — говорит Грейнджер.       Сразу все становится понятно. Потому что он знает ее — всю. Гермиона Г. всегда боялась, что ее недостаточно для Драко М., как бы часто он ни пытался убедить ее в обратном. А Гермиона… о Гермиона.       Оглядываясь назад, Драко понимает, как это очевидно. Теперь, когда он знает, как она выглядит, когда заинтересована в нем, когда флиртует или когда хочет, чтобы он поцеловал ее. Те поздние вечера в библиотеке поместья могли пройти совсем по-другому, поэтому Драко не собирается терять больше ни секунды.       — Гермиона, — он делает осторожный шаг к ней. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду, но я бы предпочел остаться.       Она колеблется, глядя на него. Драко может сказать, что ей невыносима надежда, и он хочет разубедить ее в этой глупой мысли.       — Вдвоем против целого мира, ведь так? — спрашивает он, тоже позволяя себе надеяться. — Все еще?       Улыбка расползается по ее лицу, и его охватывает чувство облегчения.       — Вдвоем против целого мира, — подтверждает Грейнджер. — Всегда.       Они подаются вперед, сокращая расстояние. Его руки путаются в ее волосах, пока она обнимает его за шею. Им трудно поцеловаться, учитывая, как широко они улыбаются, но в конце концов у них получается.       Это так похоже на то, что чувствовали Драко М. и Гермиона Г., когда находили утешение в страстных поцелуях, но теперь когда они знают свою историю, все ощущается как… нечто большее. Больше знаний о том, через что пришлось пройти другому, чтобы добраться до этого момента. Больше уважения к взрослым людям, которыми они стали, и к родителям, которыми они являются для общей дочери. Больше понимания того, что делает их теми, кто они есть, и что, несмотря на все свои недостатки, они достойны любви.       — Я люблю тебя, — шепчет Драко ей в губы. — Не потому, что ты единственная женщина, которую я знаю, — я не смог бы полюбить любую. И не только там… потому что здесь я тоже влюбился в тебя.       — Я тоже, — выдыхает она. — Я люблю тебя, Драко. Вас обоих.       Когда Перси возвращается с целой командой авроров, они по-прежнему льнут друг к другу и целуются.       — Кхм-кхм, — кашляет Поттер, подражая Долорес Амбридж.       — Ой… привет, Гарри, — приветствует Гермиона, лишь слегка отстраняясь от Драко.       — Ну, вот кто настоящий обломщик, — бормочет Драко себе под нос.       — Все… в порядке? — Поттер с подозрением переводит взгляд с Драко на Гермиону.       — Мы вернули свои воспоминания, — в голосе Гермионы слышатся нотки гордости. — Теперь мы знаем, что случилось в Отделе тайн.       — Ничего предосудительного? — уточняет Гарри.       — Нет, Гарри, — смеется Гермиона. — Вообще-то, все было прекрасно.       Кажется, Поттеру больно улыбаться в ответ, но он быстро возвращает себе вид главного аврора.       — Вы же знаете, что не должны были приходить сюда, — упрекает он. — Это могло быть опасно, даже если бы Долорес Амбридж — разыскиваемая преступница — не пряталась в вашей лаборатории.       — Собираешься арестовать нас? — парирует Драко. — В канун Рождества?       — Нет, — Поттер закатывает глаза. — Вы отделаетесь предупреждением. На этот раз.       — Тогда мы можем идти? — спрашивает Драко. — Дома нас ждет дочь.       — Да, — отмахивается Поттер. — Все равно мы скоро поговорим.       — Счастливого Рождества, Гарри, — улыбается Гермиона.       Драко пытается поскорее увести их из коридора, но Перси замечает их прежде, чем они успевают сбежать.       — О, я так рад, что с вами все хорошо!       — Перси! — Гермиона обнимает его за плечи. — Спасибо тебе! Мы бы не смогли это сделать без тебя.       — Заклинание сработало? Вы вспомнили?       — Да, — подтверждает Драко. — Мы не знаем, как тебя отблагодарить, приятель.       Он протягивает ладонь своему бывшему руководителю, а теперь другу. Они пожимают руки.       — Настоящее безумие, что Амбридж была внизу, — продолжает Перси. — Я рад, что смог убедить вас не предаваться Забвению. Иначе ситуация стала бы еще более запутанной.       — О да… Салазар, кентавры! — усмехается Драко. Он с обожанием смотрит на смущенную Гермиону. — А то, что случилось с медальоном? Неудивительно, что она хотела стереть тебе память. Она была уверена, что в другом случае мы никогда бы не замолвили за нее словечко.       — Не то чтобы это помогло, — говорит Перси. — Визенгамот приговорил ее к году в Азкабане, но я полагаю, что срок увеличится, раз уж она сбежала.       — Всего год? — удивляется Гермиона. — Разве она не сказала, что кто-то умер?       — Программа разделения всегда была сопряжена с риском, — пожимает плечами Перси. — Визенгамот больше возмутило то, что она продолжала программу, несмотря на различные… инциденты.       — И мы стали последней каплей?       — Что-то вроде того. И, конечно, внимание со стороны прессы. Они не любят, когда репортеры задают вопросы об Отделе тайн.       — Думаешь, они будут пробовать снова? — спрашивает Драко. — С программой.       — Возможно, — Перси морщится. — Но, вероятно, не при нас… не после того, как они узнали, что Тот-кого-нельзя-называть лично назначил Амбридж в эксперимент.       — Нет, — ахает Гермиона. — Только представь, что бы он сделал с этим заклинанием… это привело бы к катастрофе!       — Почему ты не рассказал нам? — интересуется Драко.       — Я думал, вы знаете, — пожимает плечами Перси. — Учитывая, что твой двоюродный прадедушка участвовал в этом.       — Ну, я знал, что он был Пожирателем смерти, но…       — Гиперион Малфой был известен в своей области, — объясняет Перси. — Но медицинское сообщество отвергло его идеи, и он отправился на поиски организации, которая поддержит его исследования.       — Ну конечно, — Драко закрывает глаза и вздыхает.       Гермиона берет его за руку и переплетает их пальцы.       — Драко, ты не виноват. Ни в чем из произошедшего.       — Мы все сожалеем, — говорит Перси. — Но похоже, что… в итоге все закончилось хорошо? — он указывает на их сцепленные ладони, и его губы растягиваются в нерешительной, полной надежды улыбке.       Драко медленно кивает.       — Кстати о… мы бы хотели вернуться домой к Роуз.       — Пожалуйста, — Перси указывает на пустой коридор.       — Скоро увидимся, — бросает Гермиона. — Счастливого Рождества, Перси!       Пока они, взявшись за руки, синхронно идут к каминам, Драко не может отделаться от мысли, что это Рождество действительно будет счастливым.       Когда они прибывают в поместье и Драко в первый и одновременно в сотый раз видит мать и дочь, он думает о том, что Программа разделения, возможно, лучшее, что с ним случалось.       Драко М. согласен.