Саламандра

Две тысячи лет назад магия была другой. «Более опасной», как любят описывать её преподаватели.  И тем не менее, когда профессора в Хогвартсе узнали о девочке, что носит в себе неизученную, древнюю магию, они не избавились от неё, напротив, пригласили обучиться и перенять их знания. Завести друзей, раскрыть свои таланты, получить билет в лучшую жизнь. Волшебную.  Гнев и отторжение переполняли его, когда он впервые признался себе, что влюблён в Саламандру. Это случилось поздней осенью, и с тех пор он находился в вечной борьбе с самим собой.  Он не мог просто пригласить её выпить сливочного пива в «Трёх мётлах», поэтому находил предлог в дружеских посиделках, зовя с собой лучшего друга. Втроём, они допоздна гуляли по окрестностям, делились историями из жизни, обсуждали прочитанные книги, но чаще всего — мечтали.  Он не сразу понял, как опасно было проводить время с ней.  Ядовитые лозы её обаяния захватывали всё больше пространства в его сердце, неспешным сытым питоном незаметно сдавливая тиски.  Когда он понял, что отравлен, болен ею — последний рубеж его неприступности уже был преодолён.  Ветвистые изогнутые стебли её чар пронизывали его тело и душу, заменяя жизненно важные органы: теперь без неё он не мог даже сделать вздоха.  По ночам она спрашивала у него, так ли уж нужен ему остальной мир, когда он может обладать ею? Он никогда не отвечал, просыпаясь ото сна и прогоняя наваждение, ночной прохладой изгоняя терзающий его плоть мираж.  Обиднее всего было, что Саламандра не делала ничего, чтобы привлечь его внимание. Она просто была. Присутствовала на занятиях, соглашалась составить ему компанию, и то, когда была не занята. Забывала отвечать на его письма, просила пойти с ней на бал, а после оставляла его одного, поочерёдно танцуя с каждым из своих друзей. Занимала ему место в общем зале перед ужином… Порой она была так убедительна, что это злило его.  Объясняя ему его неправоту и заблуждения, она приводила логичные аргументы, используя сильную риторику, что он не всегда находил, чем ей ответить.  Поэтому он переходил на крик, обвинения и прятался, как настоящий трус, за колкими словами.  Последняя их стычка закончилась бурной ссорой, в которой он наговорил лишнего и ушёл, даже не дав ей оправдаться, сказать хоть что-то в свою защиту. Потому что знал: она окажется права, а он предстанет перед ней если не мерзавцем, то глупым ребёнком.  Как он устал! Проигрывать в войне, о которой она, даже не зная, одерживает верх над ним.  Сегодня он снимет осаду. Да! Именно так.  Он пойдёт прямо к ней, непременно разыщет её, даже если для этого ему придётся оббежать весь Запретный лес, посмотрит ей в глаза и скажет: «Саламандра! Я люблю тебя!» Твёрдое намерение, овладевшее им, привело юношу во внутренний двор Хогвартса. Было светло, солнце только начинало свой путь по небу, а они уже успели разругаться. Да, он совсем забыл, что прошло лишь жалких 20 минут с тех пор, как они виделись в последний раз.  Спеша по неуспевшим остыть следам, он нашёл Саламандру, сидящую на холодной каменной скамейке. Она рыдала навзрыд, закрыв лицо двумя руками, перчатками вытирая слёзы, что лились рекой, отчего щеки её сделались мокрыми.  Он никогда прежде не видел её такой. Возможно, поэтому медлил и не спешил подойти ближе.  Из-за угла показался Оминис, нарушив его планы. Себастиан юркнул за колонну.  Оминис присел рядом с Саламандрой и спросил, что она делает одна на таком морозе.  — С… С-се… Себастиан… Он… Хныкающие нотки в её голосе дрожали, выдавая глубокую обиду, что нанесли неосторожные слова Себастиана.  — Уверен, он не со зла. Что же он сказал такого? Тревога на лице Оминиса сменялась другой эмоцией, которую Себастиан не мог распознать, несмотря на близость расстояния, с которого он наблюдал за друзьями.  — Никто на свете не заслуживает твоих слёз.  Оминис взял её лицо в свои руки, вынуждая смотреть в невидящие глаза. Большими пальцами вытер её слёзы. — Я знаю это, как никто другой, потому что бесконечно влюблён в тебя, Саламандра. И если знание, что ты самая прекрасная волшебница из всех, что я когда-либо знал, что я сгораю от желания поцеловать тебя, что я больше не могу скрывать свои чувства и отдаю себя на твой суд, хоть на каплю способно отвлечь тебя от грустных мыслей, я… Саламандра накрыла губы Оминиса своими, и их невинный поцелуй превращался в нечто более интимное и постыдное по мере того, как распалялась их страсть. Желание, сдерживаемое и томившееся уже несколько месяцев, толкало их на безумства. Позабыв о том, что их, несмотря на ранний воскресный час, могут заметить, они расстёгивали мантии и запускали руки под облачения, трогая недоступные доселе тела.  Себастиан медленно скатился вниз по стене, не сводя глаз с того, как Оминис запускает язык чуть ли не в горло Саламандре.  Много лет назад, когда ещё его родители были живы, отец Себастиана, отчитывая сына за очередную шалость, спросил: «Какова цена лжи, Себастиан?»  Себастиан тогда не нашёл ответ и время от времени возвращался к размышлениям, в чём же заключился смысл наставлений.  Теперь доказательство правоты Селлоу-старшего разворачивалось прямо у него на глазах.