Джон VI
Это снова был тот сон, тот, который ему снился. Тот, которого у него не было с тех пор, как он покинул Винтерфелл. Было серо — не ночь и не день, просто серо, — и в замке было тихо. Не было никаких признаков жизни: ни воронов, взлетающих с лежбища, ни звуков из конюшен, ни суетящихся слуг, ни даже дыма, поднимающегося из одной из многочисленных труб. Но потом всё изменилось; одиночество больше не пугало его — Джон давно научился покою в тишине, а не в ужасе, — и вместо того, чтобы носиться по замку, пытаясь кого-нибудь найти, он обнаружил, что совсем не спешит. В прошлом он всегда ловил себя на том, что ищет кого-то, обычно мужчину, которого считал своим отцом, но иногда Арью или Робба. Однако на этот раз ему не нужно было их искать, потому что он точно знал, где они будут. Джон направился в Большой чертог, снег хрустел у него под ногами. Но, несмотря на то, что он был одет только в легкие спальные брюки, ему не было холодно, и ледяной снег никогда не резал его ноги. Забавно, что в детстве его никогда не беспокоил холод — за исключением шестилетнего возраста, когда на него нападала болезнь за болезнью, пока даже короткой прогулки во дворе не было достаточно, чтобы он обветрился — что было общим у всех Старков и чем Джон всегда очень гордился, но его также никогда не беспокоила жара, он мог оставаться в горячих источниках намного дольше, чем любой из братьев и сестер Старков. Иногда он оставался так долго, отказываясь покидать успокаивающее тепло, что лорду Старку приходилось вытаскивать его из воды, предупреждая Джона, что горячая вода может превратить его в суп. Он предположил, что теперь это имело смысл. Он подошел ко входу в Большой чертог, и через толстую дверь доносились звуки пиршества: музыка, смех и стук столовых приборов о растения. Раздался раскатистый смех, и это заставило сердце Джона пропустить удар. Большой чертог звучал радостно и приветливо, но Джону редко разрешалось присутствовать на пирах, когда приезжали другие лорды, даже северные лорды, за исключением Мандерли, Мормонтов и Карстарков. Когда он был маленьким мальчиком, до того, как понял, что он другой, что он бастард, — это было не так уж плохо. Старшая кухарка Мэтлин — капризная старая дева, которая никогда не улыбалась, но была добра к Джону, в отличие от слуг, которые держались на вежливом расстоянии из страха столкнуться с недовольством леди Кейтилин, — готовила небольшой ужин из любимых блюд Джона. Его передавали на попечение Старой Нэн на ночь, и она рассказывала любую историю, которую он просил, гладя его по волосам, пока Джон наслаждался свежим пряным пирогом, прежде чем уложить его спать. Он наслаждался индивидуальным вниманием, и, в отличие от своих братьев и сестер, которые всегда были бесполезными и вялыми на следующий день после застолья, Джон всегда на следующее утро был бодр и полон сил. Радость угасала по мере того, как он взрослел и узнавал о своем месте в мире, которое удерживало его за дверями Большого чертога. Итак, Джон отвернулся от этих дверей и оставил лордов и леди веселиться. Но затем, как это было всегда, Джон оказался перед дверью в крипту, проходя мимо горгулий-стражей, думая, оживут ли они? Некоторые из тех, с кем он столкнулся в Скайриме, так и сделали. Серана даже держала одного из них в качестве домашнего любимца, называла его Пуки. Горгулья смотрела вниз, в чернильную глубину. Хотя Джон больше не чувствовал того леденящего душу ужаса, который когда-то испытывал, все то же нежелание спускаться все еще сидело у него внутри. Убеждающий, настойчивый голос в глубине его сознания, говоривший — нет, приказывавший — ему спуститься вниз, был сильнее, поэтому он решил это сделать. Спускаясь по спирали все ниже и ниже в кромешную тьму, казалось, на многие мили — ощупывая стену ладонью, поскольку у него не было факела и не было желания использовать Магический Свет или Свечи — пока он не оказался перед одним из старых Королей Зимы, с вытянутым и суровым лицом, сидящим на своем крошащемся каменном троне с вырезанным волком, свернувшимся у его ног, и тупым железным мечом, лежащим у него на коленях. Холодные, жесткие глаза короля не вызывали у Джона страха, он провел свои прежние, более простые годы, забираясь на колени к этим статуям и прячась среди гробниц — даже если он никогда не чувствовал себя здесь по-настоящему комфортно. — Здесь не твое место, — сказал король грубым и сухим голосом. — Я знаю это, я не Старк. — И все же ты должен быть здесь, по крайней мере, какое-то время, — Королевский лютоволк поднял голову со своих лап, склонив голову набок, наблюдая за Джоном. — Так вот почему ты звал меня сюда все эти годы? — Ни я, Малыш, ни кто-либо из моих собратьев-королей. — Значит, кто-то другой? — Кто-то или что-то, или и то, и другое. Кости не всегда молчат, а камень не всегда мертв. — Я не понимаю. — Ты поймешь, Мальчик, если только подумаешь послушать. Теперь ты должен спуститься еще ниже и найти то, что всё ещё похоронено, — Король поднял руку, на камне появились трещины, похожие на паутину, и указал на ту часть склепа, которая давным-давно обвалилась и была перекрыта. Джон хотел возразить, он не мог пойти туда, он хотел сказать, что этот путь был заблокирован задолго до его рождения. Но его ноги начали двигаться без разрешения, и он прошел прямо сквозь грохот без препятствий, грязь и камни расступались вокруг него. Затем, как повелел король, он углубился во тьму — дальше, чем любая живая душа, должно быть, прошла за десятилетия. Он не знал, как долго шел, но становилось теплее. Так тепло, что в конце концов земля под ним стала такой горячей, что ноги Джона начали гореть. И все же он продолжал идти, остановившись только тогда, когда подошел к старой деревянной двери. — Открой, — сказал себе Джон. — Ты должен открыть её. Но он не мог, каждый раз, когда он пытался дотянуться до ручки, его рука отдергивалась назад, а когда он попытался отступить, то обнаружил, что не может пошевелить ногами. Затем он услышал характерный щелчок открываемого замка и металлический стон; дверь открывалась с другой стороны. БАХ! Дверь распахнулась, а Джона охватил жар, больше он ничего не чувствовал.***
Джон был весь в поту, когда пришел в себя, сел со стоном отвращения, откидывая влажную кучу одеял и мехов, морщась, когда они прилипли к нему. Несмотря на это, воздух в комнате был прохладным — за ночь огонь в камине потускнел до тлеющих углей. Он добавил еще поленьев и достал металлический кувшин для воды, который стоял у камина, чтобы она не замерзла. Он намочил мочалку и вытерся, «Эти сны снова начались с того момента, как я ступил на землю Вестероса.» У Джона было много снов, в Скайриме ему снились, его надежды и страхи, как и у любого человека, но иногда ему снилось что-то… большее. Ему снилось, что он сидит у костра в лесу с молчаливым Кодлаком Белой Гривой, добрые глаза старого воина были наполнены печалью, Джон попытался спросить Предвестника, что его беспокоит, но затем их окутал серый туман, и он больше не мог видеть этого человека. Три недели спустя Кодлак погиб, убит в Йоррваскре, убит в собственном доме, Джон до конца жизни будет нести вину за смерть старика вместе со жгучей ненавистью к Серебряной Руке. Иногда во снах он оказывался в шкуре разных зверей: обычно в Призраке, с которым он делился частью своей души, но иногда в Зиме, Картволчице-овчарке, подаренной ему Гатом гро-Шаргаком в благодарность за освобождение шахты Колскеггр от Изгоев, или в какой-то из других собак, которыми он владел. Чаще всего такие сны были в собаках и волках, но они приходили и в птицах: Сладком Рулете, Коллере или в Блинке, сове-альбиносу, которая однажды утром появилась в комнате Джона в общежитии Коллегии Винтерхолда и никогда не покидала ее. Но самые странные сны: о крови, льду, огне и говорящих мертвецах, прекратились, когда Джон покинул Вестерос. «Я должен был догадаться, что они вернутся, как только я это снова окажусь в Вестеросе». — Он задумался. Прошло больше двух недель с тех пор, как они с Энцо прибыли в Вестерос, четыре дня с тех пор, как приехали в Винтерфелл, и почти каждую вторую ночь что-то странное было в его снах. Иногда был сон об огромном, покрытом снегом лесу, который был пуст, если не считать зловония смерти, висевшего в воздухе. Иногда во сне он был в пустом поле и смотрел, как умирает солнце, а за ним одна за другой гаснут звезды. Иногда он вообще ничего не видел, вместо этого только слышал звук трескающегося льда, такой громкий, что почти оглушал его. Это был первый раз, когда ему приснилась крипта с тех пор, как он вернулся, — «И тоже всё было по-другому, я зашел дальше, чем когда-либо прежде» — Но что все они означают? — Джон научился не отбрасывать свои сны в сторону, даже если он никогда не мог быть уверен в их значении — если и когда они вообще имели таковое. — Сила снов у тебя в крови, Младший брат. Лучше тебе не игнорировать их, иначе Апокриф может захватить тебя раньше времени. Голос был кипящим ядом, наполняющим его голову. Джон согнулся пополам, зажмурив глаза и зажав уши руками, тяжелая, гнетущая атмосфера сгустилась в его детской спальне. — Замолчи, — прошипел Последний Драконорожденный. — Ты не настоящий. Яд в его сознании засмеялся: — Тебе от этого станет лучше, Младший брат? Что если бы я был просто какой-то иллюзией, плодом твоего собственного воображения. Твой дедушка тоже слышал голоса, ты знаешь? Возможно, ты закончишь так же, как он. — Я совсем не похож на него! — Ты имеешь в виду, пока ещё не похож? — насмешливо прозвучал голос Предателя. Джон предложил свой самый красноречивый ответ: — Отъебись! Тяжелая атмосфера рассеялась, и молодой Довакин почувствовал хлопок; на его губах было влажное тепло. «Кровотечение из носа», — Подумал Джон, поднося пальцы ко рту и выглядывая в окно. Тусклые лучи бледного рассветного света пробивались сквозь цветное стекло, было слишком поздно, чтобы снова ложиться спать, но всё еще слишком рано для завтрака. Он планировал встретиться с Роббом и Теоном в одном из тренировочных дворов, но это произойдет только через несколько часов. Однако он уже оделся — на этот раз в простую одежду, — потом умыл лицо и почистил зубы. Затем он провел щеткой по волосам, на этот раз не утруждая себя заплетением или украшением. Он приведет себя в порядок позже, сейчас ему нужно было кое-кого увидеть. Залы и территория Винтерфелла были тихими и почти пустыми, когда он передвигался. «Как в моем сне», — подумал Джон. Хотя не совсем так, из кухонных труб поднимался дым, и там сновали слуги, готовясь к предстоящему дню. Они прошли прямо мимо него, не обращая внимания на его присутствие, что было именно так, как он предпочитал, Джон стал чрезвычайно хорош в том, чтобы его видели только тогда, когда он этого хотел. В конце концов, он добрался до входа в крипту, но когда он пошел открывать дверь, он замер. — Вперёд же, дурак. Ты был в крипте три раза, чтобы давать уроки Арье, но теперь ты позволяешь проклятому сну овладеть тобой? Ты убил Алдуина Пожирателя Миров, но боишься каких-то старых костей и камней? Вперед, ты знаешь, что должен делать. Тяжело и сухо сглотнув, Джон прошел мимо горгулий — в Белой Гавани не было никаких горгулий, интересно, зачем они в Винтерфелле, — затем толкнул двери и направился вниз, но не так далеко, как во сне, вместо этого он остановился перед тремя особенными статуями. Лорд Рикард Старк выглядел как Нед Старк, разве что немного старше и более измождённый, Брандон Старк тоже был похож внешне — разве что шире в челюсти, утонченнее в чертах лица. Джон зажег свечу у каждой из их могил. — Вы оба, вероятно, возненавидели бы меня, если бы были живы, я не уверен, что смог бы винить вас, если бы это было так. Один мой дед убил другого и в придачу ещё дядю забрал. Мой отец был убит своим троюродным братом, иногда я боюсь когда-либо иметь детей, потому что думаю о боли, которую они могли бы причинить друг другу. Возможно, это ничего не значит, но мне очень жаль. Никто из вас не заслужил того, что случилось. Затем он двинулся дальше и подошел к статуе леди Лианны Старк, своей матери. В детстве ему снилась женщина, родившая его, примерно раз в месяц, временами сны были такими яркими, что он почти мог разглядеть её лицо и услышать её голос. Ему снилось, что она была высокородной леди необычайной красоты с добрыми глазами. Как оказалось, его сны оправдались — хотя это не сильно утешило его после того, как он узнал правду, — и теперь он стоял здесь перед ее неподвижной статуей. Он не знал, насколько статуя была похожа на настоящую, но это все, что у него было, нигде в Винтерфелле не было её картин. Джон протянул руку, чтобы коснуться кончиками пальцев щеки гранитной статуи, но почувствовал только холодный камень. Он не зажег для нее свечу, вместо этого он разбросал лепестки Голубого цветка у ног статуи. Он глубоко вздохнул: — Я… — Джон? Что ты здесь делаешь внизу? — Лорд Старк стоял у входа в комнату, его волосы и одежда были взъерошены — очевидно, он проснулся совсем недавно. — Просто выражаю своё почтение, — он наклонил голову в сторону ряда статуй. — В такую рань утром? — Проснулся, не смог снова заснуть, — Джон внимательно посмотрел на гранитное лицо своей матери, конечно, она не могла выглядеть такой суровой в реальной жизни, лорд Старк подошел и встал рядом с ним. Мужчина ничего не сказал, поэтому Джон продолжил, надеясь, что, возможно, сможет побудить его раскрыть правду, которую они оба знали, — Это так странно, я знаю их историю, и я, должно быть, видел их статуи полсотни раз, когда рос, но я никогда особо не думал о них и никогда не оплакивал их. — Это неудивительно, — ответил Нед. — Ты никогда не знал их, у тебя никогда не было возможности установить с ними какую-либо связь. Поэтому, хотя они твои родственники и всегда будут связаны с тобой, ты не должен винить себя за то, что не опечален их смертью. — Я не знаю, по правде говоря. Я видел достаточно смертей и оплакивал слишком много тел, чтобы скорбеть о тех, кого никогда не встречал. Тем не менее, это было то, о чём я часто думал, когда был в Скайриме, и теперь, когда я здесь, я подумал, что сейчас самое подходящее время навестить их — Это было предусмотрительно с твоей стороны. Пара тихо стояла рядом в неловком молчании, прежде чем лорд Старк снова заговорил: — Я сожалею, что у нас не было возможности поговорить наедине до сих пор. — Много всего происходит в связи с празднованием именин Робба и приездом короля Роберта, королевская свита прибудет сегодня, верно? — Да. Надеюсь, сегодня днем или поздно вечером, в зависимости от погоды. Джон кивнул: — Зима близко, и это затрудняет путешествие. — К сожалению, это верно, хорошо, что ты вовремя вернулся домой Драконорожденный искоса взглянул на своего дядю: — В гости, ты имеешь в виду. Я приехал домой в гости. — Так не должно быть. Острый приступ ужаса пронзил желудок Джона, ему уже не нравилось, к чему клонится этот разговор. — Что ты имеешь в виду? Лорд Старк взял Джона за плечи, заставляя встретиться с ним взглядом: — Джон, я понимаю, что когда я отправлял свое письмо с просьбой вернуться домой, я не очень хорошо представил своё дело. Я знаю, что ты якобы счастлив в своей странной стране, но это не то место, которому ты принадлежишь. — Я не могу поверить в то, что слышу. Ты серьезно… — Пожалуйста, просто послушай! У меня есть владения, которым нужны лорды. У тебя было то же образование, что и у Робба в детстве, нам придется кое-что тебе рассказать, но я уверен, что ты станешь хорошим лордом. Или ты можешь отправиться в Белую Гавань и стать рыцарем, лорд Мандерли любит тебя, он просил стать твоим опекуном в прошлом, так что я уверен, что он не будет возражать принять тебя. В любом случае, у тебя может быть свое собственное имя, своя собственная семья. Тебе больше не нужно быть Сноу. Если ни один из этих вариантов тебя не привлекает, всегда можно присоединиться к Ночному Дозору. Джон был ошеломлен. Тогда он разозлился. Сквозь стиснутые зубы он прорычал: — Ты честно предпочел бы, чтобы я провел свою жизнь в самой известной колонии в этой стране, чем быть счастливым и богатым в другой? У лорда Винтерфелла, по крайней мере, хватило порядочности выдавить неуверенный ответ: — Принять черное это честь, вот почему твой дядя выбрал этот путь. Ты так часто говорил об этом, когда был моложе, что я думал, это твоя цель в жизни. Гнев вскипел в животе Джона, и он был близок к тому, чтобы покраснеть. — Во-первых, я уже пять лет не был Сноу. Я Джон Беловолк, великий тан Скайрима. Во-вторых, я был ребенком, который хотел найти место в мире, способ подтвердить свое собственное существование! Я слышал сказки о Ночном Дозоре — о том, что они были благородной группой братьев, которые доблестно защищали царства людей от ужасов, таившихся за Стеной, и я поверил им, ты позволил мне поверить им! — Джон, ты ведешь себя неразумно. — Неразумно? Ты хочешь, чтобы я отказался от всего, что я построил в Скайриме: близких, работы, собственности и моей репутации! У меня есть обязанности… — У тебя есть обязанности здесь, перед твоей семьей! Хватит этого эгоизма, я воспитал тебя лучше. Кровь стучала у него в ушах, и ему хотелось кричать. Однако он остановил себя, он знал, что язык, на котором он в конечном итоге закричит, не будет человеческим, и глубоко вздохнул. С огнем, щекочущим его горло, и льдом в глазах, Джон прошипел холодно вежливым тоном: — Простите меня, лорд Старк, у меня есть кое-какие дела, которыми я должен заняться. Затем он прошёл мимо человека, который его вырастил, и почти выбежал из крипты, лорд Старк звал его вслед. Как только он вышел из крипты, после мимолётной мысли о том, чтобы наложить запирающую защиту на дверь и запечатать там Хранителя Севера, он применил на себя Спокойствие. Использовать магию на себе было вероятно не самым здоровым способом справиться с негативными эмоциями, но Джон не хотел рисковать, отправляя кого-то в небытие из-за них. Не желая в ближайшее время быть втянутым в еще один болезненно раздражающий разговор с лордом Старком, он петлял по различным коридорам Винтерфелла. Теперь здесь было оживленнее, слуги спешили подготовиться к сегодняшнему вечеру. В конце концов, Джон оказался на главной кухне, в Винтерфелле их было две, главная и кухня, используемая для больших мероприятий, — и искал особое лицо. Вскоре он обнаружил её в процессе запугивания молодой посудомойки. — Слушай сюда! Забери эти тарелки обратно и на этот раз вымой их как следует, или я использую тебя для приготовления бульона для супа! — Приятно видеть, что ты не изменилась, Мэтлин. При звуке его голоса старая кухарка развернулась, а посудомойка воспользовалась этой возможностью, чтобы убежать, старуха ткнула в его сторону половником для супа: — Ты! Я слышала, что ты вернулся, но даже не подумал зайти и поздороваться, не так ли? — Я сейчас здесь. Раздалось фырканье: — Как будто это имеет значение. — Ее мутные серо-зеленые глаза изучали его, и морщинистые губы поджались; Джон не был уверен, сколько Мэдлин было лет, точно моложе Старой Нэн, а сколько было Старой Нэн, он не знал, он не был уверен, что кто-то знает, а любой, кто, вероятно, когда-либо знал, был мертв — но когда он был маленьким, он часто думал, что она похожа на чардрево. Он действительно однажды упомянул об этом сиру Родрику, и с тех пор мужчина не мог смотреть на женщину без того, чтобы не подавить смех. — Ты все еще слишком худой, неправильно питаешься в том месте, где был. Сиди там и не смей вставать, пока я тебе не скажу. Ты не слишком большой, чтобы перекинуть меня через колено, Мальчик. У меня есть кое-что для тебя, чтобы ты попробовал. С улыбкой Джон сделал, как было приказано.***
Туанк! — Пекло, ты только посмотри на это? Я никогда не видел лука с такой силой, — Воскликнул Теон, восхищаясь стеклянной стрелой, наполовину воткнутой в древко тренировочного манекена. — Эй, Волк! Ты уверен, что в Вестеросе нет никого, кто мог бы сделать больше таких стрел? — Почти уверен, Кальмар. Впрочем, ты можешь поспрашивать вокруг. — Джон протянул, готовя эбонитовую стрелу и натягивая Пепельный дождь, его эбонитовый лук, зачарованный на урон от огня. Он тщательно прицелился и пустил его в полет. Тук-тук! Джон улыбнулся, когда стрела попала именно туда, куда он и хотел — в трех дюймах левее стрелы Теона, теоретически это был смертельный выстрел, но достаточно далеко от центра, чтобы оставить Теона наедине с его гордостью. — Неплохо, но тебе все еще далеко до меня. Джон закатил глаза и ответил дерзкому Кракену грубым жестом без особого жара, последние три с половиной дня на самом деле были лучшими за все время их знакомства, если не считать нескольких раз, когда Теон напивался достаточно, чтобы раскрыть мягкую сентиментальную часть себя. Он даже послушал его, когда Джон заявил, что больше не пользуется именем Сноу, он, однако, сказал, что Беловолк — это слишком длинно, и решил, что «Волк» — достаточно хорошее имя. Джон в ответ назвал Теона «Кальмар», за что получил удар в плечо, но не более того. Он приготовил еще одну стрелу и пустил ее в полет, стрельба из лука никогда не была его сильной стороной, ею было владение мечом, но за время пребывания в Скайриме он значительно развил свое мастерство. Многие часы, которые он провел, пробираясь через старые гробницы нордов, кишащие фалмерами руины двемеров и бандитские убежища, выслеживая врагов из тени вместе со своим луком, гарантировали это. Он не был точно лучшим — ему никогда не удавалось превзойти Сорин Журар или Агни, но ему не раз удавалось обойти Эйлу и Нируин. — Ребят, ребят, вы оба молодцы, — саркастически сказал Робб, делая свой собственный, гораздо менее впечатляющий выстрел. — Гррр… Как у вас обоих получается так хорошо? — Тренировка, — одновременно ответили Джон и Теон, позабавленные разочарованным стоном Робба. — Ладно, вы двое повеселились, играя с острыми палочками и бечевкой. Джон, ты мне кое-что обещал! Наследник Севера протянул руку с требовательным выражением на лице. Драконорожденный не мог удержаться от смеха, даже когда доставал желанный мешок из своего рюкзака: — Клянусь Богами, ты такой же, как Рикон, — Дай мне! — Избалованный сопляк. Глаза Робба расширились от ликования, когда он развернул оленью шкуру со своего подарка на именины, сталгримовый меч в ножнах. Ножны были из черной кожи с вышитым белым морозным узором, в то время как само лезвие было тщательно отточенным длинным мечом, рукоять была светлого цвета, с двумя сапфирами, вделанными в обе стороны, и выполненными в виде медвежьих зубов, пересекающих гарду. Робб ахнул, в его глазах мелькнуло удивление, когда он провел пальцем по плоской поверхности лезвия. Его лоб нахмурился. — Он кажется холодным, из чего сделан меч? — Материал под названием «сталгрим». Давным-давно из-за природной холодности его назвали магическим льдом, однако на самом деле он будет ближе к камню, хотя все еще прочнее стали. В древние времена норды, так называют коренных жителей Скайрима, обычно замуровывали в него своих мертвецов в качестве формы защиты, и их короли изготавливали из него доспехи. Как бы то ни было, в наши дни единственные, кто может что-то создавать с его помощью, это изолированное племя людей на острове Солстхейм, называемое скаалами. Они довольно замкнуты, но, к счастью, я спас жизнь Бальдору Железному Крою, деревенскому кузнецу, и он был готов выковать клинок для меня. Я подумал, что, учитывая все обстоятельства, это хороший подарок для наследника Старков. Робб сделал несколько тренировочных взмахов клинком, проверяя баланс, прежде чем прикрепить его к поясу с довольной ухмылкой. Он повернулся к Джону с теплым лицом и открытыми руками: — Иди сюда, ты, большая тряпка. С этими словами Джон был заключен в еще одно крепкое объятие; Робб был выше его, и выше лорда Старка тоже, так что Джону пришлось вытянуть шею, чтобы положить подбородок на плечо другого молодого человека. Робб крепко прижался к нему — несмотря на все, что Робб называл его тряпкой, он был старшим из двоих, который всегда во многом нуждался, когда они были младенцами, он плакал, если его слишком долго разлучали с Джоном, и хотя Джон наслаждался объятиями, часть тепла, которое он чувствовал, исчезла, когда он заметил, что леди Старк пристально смотрит на него с другого конца двора. Чувствуя себя немного дерзко, он одарил ее самой яркой, самой неприятной улыбкой, на которую был способен, а затем повернул голову, чтобы прошептать Роббу на ухо: — Твоя мать здесь. Джон высвободился из объятий и пошел собирать свое оружие, аккуратно укладывая его в рюкзак. Хотя он был повернут спиной, он мог слышать резкий приказывающий голос Кейтилин: — Робб, прекрати валять дурака! Томми ждет тебя, пришло время привести себя в порядок перед праздником. Там будут король и его семья, нам всем нужно выглядеть наилучшим образом. Это касается и тебя тоже, Грейджой. Пошли, вы оба. Он услышал, как они оба издали звуки согласия и попрощались с ним, на что Джон ответил, помахав рукой через плечо. Вскоре после того, как они ушли, он почувствовал чье-то присутствие позади себя, леди Винтерфелла хотела что-то сказать, но она хотела, чтобы Джон заметил ее, прежде чем сделать это. Так что, естественно, Драконорожденный не торопился приводить в порядок свои пожитки, в конце концов, он определенно не хотел, чтобы какая-нибудь из стрел пробила дыру, и примерно через минуту он услышал, как кто-то явно громко прочищает горло. Джон сдержал улыбку и, вместо того чтобы повернуть голову, начал насвистывать мелодию «Бранди и море». Прошло еще мгновение, пока он не услышал раздраженное фырканье и резкий выкрик. — Сноу! — Это был сигнал Джону встать, надеть рюкзак и начать выходить со двора, насвистывая всю дорогу. Раздался возмущенный вздох, за которым последовало разочарованное рычание и шелест юбок, когда леди Кейтилин последовала за ним, наконец, она резко крикнула, — Беловолк, я должна поговорить с тобой. Победа достигнута, только тогда Джон повернулся к ней лицом, на его лице было тщательно нарисовано удивление. — О, леди Старк, мои извинения. Боюсь, я слишком задумался о сегодняшнем вечере. Хмурое выражение на ее лице стало глубже, явно не веря ему, — Да, ну, насчет этого, я уверена, ты знаешь, что королевский двор прибывает… — Сегодня вечером, если все пойдет хорошо. Это, должно быть, очень волнующе для всех вас, к сожалению, мы с Энцо уже решили поужинать сегодня вечером в «Золотом сердце». — Т-ты уверен? — Да, Энцо интересуется различными видами товаров, которые может предложить Север, поэтому я пообещал показать ему Зимний городок. — А-а, ну, это… —… Означает, что нам больше нечего обсуждать. Хорошего дня, леди Старк. С этими словами Джон развернулся и покинул двор. Он не оглянулся, чтобы посмотреть, какое выражение было на лице леди Старк, он этого хотел, отчаянно хотел, но вместо этого довольствовался тем, что придумало его собственное воображение. Он не считал себя особенно злобным или ожесточенным человеком, но, боги, это было великолепно.***
Если Джон когда-то и скучал по чему-то в Винтерфелле, так это по бассейнам для купания. Замок был построен на больших горячих источниках, именно так Старки процветали там, и многие из источников были подземными и использовались для прокачки горячей воды по бронзовым трубам стен Винтерфелла. Однако Брандон Строитель также создал зал комнат, которые были построены вокруг поверхностных горячих источников, чтобы использоваться для купания и стирки. Некоторые из его любимых воспоминаний происходили в этих комнатах, когда он был совсем маленьким, плескался в этих бассейнах с Роббом, пока лорд Старк не поймал их обоих, посмеиваясь, он оттирал их, пока мальчики боролись и жаловались. Джон откинул голову назад, закрыв глаза и вдыхая влажный, земляной воздух. Впервые с тех пор, как он получил письмо Арьи, он почувствовал себя по-настоящему расслабленным. — Что, во имя седьмого пекла, это за штуки? — Вот и все, — Джон на мгновение зажмурился, прежде чем неохотно открыть глаза и увидеть Робба и Теона, свежевыбритых и с недавно подстриженными волосами, сбрасывающих с себя одежду. — О чем ты говоришь, Кальмар? — Все эти отметины, — Теон указал на обнаженное тело Джона, когда они с Роббом скользнули в бассейн. — Я никогда не думал, что ты из тех, кто покрывает себя татуировками. Джон поморщился: — А, это… сувениры из разных приключений, это длинная история, вы, вероятно, найдете ее скучной. По правде говоря, черные отметины, покрывавшие его тело, были ближе к клейму. Принцы Даэдра были жадны по своей природе, им нравилось отмечать людей, на которых они претендовали. Джон не собирался становиться «чемпионом» более чем полудюжины принцев даэдра, но так или иначе, он стал. В большинство из них он попал случайно — некоторым он помогал охотно, некоторым случайно, а некоторым неохотно. Но, независимо от того, как это происходило, он всегда уходил с горящим черным изображением где-то на своем теле. Азура выжгла полумесяц и звезду на его правом плече, на другом Хермеус Мора изобразил свой собственный глаз, окруженный щупальцами. Клавикус Вайл — или, возможно, Барбас — оставил собачью лапу размером не больше септима на внешней части своей левой лодыжки, так что, возможно, было уместно, что на внешней части другой лодыжки была отметина Хирсина — голова оленя. Малакат, возможно, был любимцем Джона — он чувствовал себя как дома под бдительным оком покровителя отвергнутых и подвергнутых остракизму — и его отличительной чертой были три простые ленты, которые обвивали его левый бицепс. Под этим, на внутренней стороне предплечья, был круг, окруженный большим кольцом, которое Меридия надела на него. Джон не хотел становиться чемпионом Мерунеса Дагона — он намеревался пощадить Сила Весула, но тот напал прежде, чем Джон смог его успокоить, они боролись, и, в конце концов, Весул упал с горы — поэтому он испытывал горечь всякий раз, когда видел спираль, охватывающую его правый локоть. Сангвин, никогда не отличавшийся утонченностью, нанёс на него розу, стебель без шипов обвивал его правое запястье, а цветок — тыльную сторону ладони, лепестки распускались в промежутке между большим и указательным пальцами. Принц Разврата изначально пытался оставить свой след где-то в другом месте, но Джон заставил его изменить его. Будучи вечным шутником, Шеогорат прилепил бабочку на поясницу; это вызывало бесконечное хихиканье людей всякий раз, когда они видели это в первый раз. Даже сама госпожа Удача, Ноктюрнал, которая не желала иметь поклонников, заявила о нем с символом Соловья между лопатками. Принцы Даэдра, которым он отказался подчиниться, — Боэтия, Мефала, Молаг Бал, Намира, Периайт и Вермина — тоже оставили на нем отметины. В основном в виде ужасных шрамов, но это была совершенно другая история. — Вы оба выглядите как зеленые мальчики, — сказал Джон, забавляясь, глядя на их гладкие лица. — Согнись, — проворчал Робб, погружаясь в воду. — По крайней мере, мы не причесываемся, как женщины. Кроме того, девушкам нравятся чисто выбритые мужчины, которые меньше натирают кожу. Не то чтобы такая девушка, как ты, могла что-то знать об этом, Волк. Теон усмехнулся, многозначительно поводя бровями. Джон закатил глаза и потянул за один из своих влажных локонов. История об этом, на самом деле была довольно забавной; однажды он задремал в «Буйной фляге» и проснулся от того, что Векс и Сапфир скручивали пряди его волос в тонкие тугие косички. Он попытался вывернуться только для того, чтобы две женщины удержали его, угрожая вырвать ему волосы, если Джон попытается пошевелиться. Так что он был вынужден сидеть на стуле, пока они заканчивали, а Делвин Мэллори смеялся над ним вместе с Векелем, а Бриньольф бросал на него сочувственные, хотя и чрезвычайно забавные, взгляды. Однако он не предложил помощь, так что его сочувствие ничего не значило! В конце концов, они закончили и отпустили его с угрозой, что, если он испортит их тяжелую работу, они придут за ним, Джон держал косы весь день, как было сказано, но распустил их, когда лег спать. На следующий день, как только пара увидела его, они набросились, как саблезубы, и заново заплели ему волосы. Это продолжалось около месяца, пока Джон сам не начал заплетать свои волосы, после чего Векс и Сапфир принесли ему цветную пряжу и стеклянные бусины для добавления, он сделал это и, к своему удивлению, обнаружил, что ему очень нравится, как это выглядит, и с тех пор это стало его стилем. — Я далеко не девственник, Теон, и в отличие от тебя, мне никогда не приходилось платить женщинам за их компанию. — Ты наконец-то набрался мужества настолько, чтобы позволить какой-то девке сорвать твой цветок. Так скажи мне, кто это был? Какая-нибудь милая деревенская девушка, которую ты спас от бандитов, или похотливая работница таверны, которая ослабила тебя, напоив достаточным количеством выпивки, чтобы затащить тебя в постель? Джон с отвращением отшатнулся: — Заткни свой рот, Грейджой! Не было ничего подобного, и я не буду позорить ее, хвастаясь нашими отношениями, как будто это была какая-то охотничья вылазка. — Давай, Джон, — подбадривал Робб, натирая себя мылом без запаха, с завистью глядя на собственное мыло Джона с мятой и гвоздикой. — Мне не нужны грубые подробности, но я хочу знать о женщине, которая смогла очаровать моего брата, чтобы он забыл свои страхи. Джон на мгновение замолчал, обдумывая, что сказать. В конце концов, он просто пожал плечами и понадеялся, что его пересказ этой истории никогда не вернется в Скайрим, иначе он потеряет больше, чем просто свою жизнь. — Хорошо, но я не скажу тебе ее имени. Я встретил ее довольно скоро после моего прибытия в Скайрим, я был беден и нуждался в быстром способе заработать деньги, дело, которым она занималась, обеспечивало это. Когда мы впервые встретились, она была холодна со мной — ну, она была холодна практически со всеми, — но со временем мы стали дружелюбнее, и она начала открываться. Однажды ночью, примерно через полтора года после нашей первой встречи, я проснулся от того, что она забралась на меня в постель. Я был смущен, спросил ее, что она делает, она сказала, что хочет переспать со мной. Я… ну, моя реакция была менее чем достойной. Я ответил, что не хотел обесчещивать ее или рисковать тем, что у нее будет ребенок. Она шлепнула меня по голове, вероятно, испытывала что-то среднее между удивлением и гневом, но сказала, что я единственный, кому она доверяет в таких вопросах. Итак, мы переспали вместе. Поначалу это было неловко. Я был пятнадцатилетним мальчиком и никогда ни с кем не был, я не знал, что делать. Она была немного старше и не девственница, но ее единственный… опыт был неприятным. Мы учились вместе. После той ночи мы переспали еще несколько раз, но в конце концов прекратили. — А что, ты ей наскучил? — Теон поддразнил. Джон плеснул немного воды в его сторону: — Нет, ничего подобного. Мы наслаждались обществом друг друга как близкие друзья — которыми остаемся до сих пор — и как любовники, но через некоторое время это стало чувствоваться…неправильно разделять эти две вещи. Итак, я попросил ее выйти за меня замуж, она рассмеялась мне в лицо, сказала, что она не из тех, кто женится. После этого мы спали в разных кроватях, но нам обоим лучше проводить время вместе. — Так эта таинственная женщина, она та единственная, с кем ты когда-либо был? — С любопытством спросил Робб. — Нет, но она была самой важной из них. — Означает ли это, что сейчас кто-то есть? Черные волосы, губы бантиком, облегающие кожаные доспехи и пара ярко-алых глаз всплыли в его сознании, Джон почувствовал, как его тело заливает жар, который не имел ничего общего с водой горячего источника. — Ах-ха! — Теон указал на Джона с торжествующей ухмылкой: — Посмотри, как он покраснел! Скажи нам, кто пленил твое сердце, Волк! Это другая женщина постарше? «О, если бы ты только знал» — Драконорожденный сделал наследнику Грейджоев грубый жест. — Тебе следует следить за своим ртом, чтобы однажды не лишиться языка. Кроме того, не похоже, чтобы у кого-то из вас была женщина, насколько я слышал, вы даже не помолвлены! — Уф, — простонал Робб, потирая лицо. — Не смей ничего говорить о браке! Я достаточно наслушался об этом от своей матери. Она была недовольна тем, что мы валяем дурака во дворе, думает, что я должен развлекать приезжих лордов и их наследников. — А тебе не следовало бы бояться? — Джон приподнял бровь, глядя на молодого человека с каштановыми волосами. — Я потратил почти недели на то, чтобы развлекать и общаться с нашими гостями, теперь у меня именины, и я хочу провести некоторое время только со своими братьями. Тем более, что сегодняшнее застолье будет больше направлено на то, чтобы произвести впечатление на короля и его семью, чем на что-либо другое. Мама надеется на брак между Сансой и наследником престола. Она хочет заключить браки с южанами для всех нас, уже даже выбрала Маргери Тирелл мне. — В этом есть… смысл, — предложил Джон; у него не было теплых чувств к леди Старк, но у него также не было желания плохо отзываться о ней в присутствии ее старшего ребенка. Робб пожал плечами: — Хотя, возможно, этого никогда не случится. Я бы не возражал, леди Маргери — знаменитая красавица, но отец намекнул, что мне предназначена Алис Карстарк. — Что ты чувствуешь по этому поводу? — Что пир сегодня вечером будет долгим и раздражающим. Надеюсь, мама будет слишком занята, натравливая Сансу на принца, чтобы наблюдать за мной. Джон весело фыркнул: — Да, пиры, как правило, доставляют больше хлопот, чем того стоят. Я рад, что не пойду. Глаза Робба стали мягкими и печальными: — Ты уверен, что не хочешь пойти? Я мог бы… — Это из-за вас, лорда Старка, и Вимана Мандерли мне было позволено сидеть за высоким столом последние три ночи. Я благодарен, но с моей стороны было бы неприлично сидеть там сегодня вечером. — Тогда куда ты пойдешь? — Прекрати с этими умоляющими щенячьими глазами, Робб. Они ничего не значат для меня. Энцо… — Этот человек пугает меня, я чувствую, что он мог бы поднять меня и согнуть пополам, — пробормотал Теон себе под нос. —… и я собираемся позже пройтись по магазинам в Зимнем городке, мы поужинаем в «Золотом очаге», я слышал, у них восхитительная ветчина с медом. — Прекрасно, ты будешь развлекаться, пока мы с Теоном будем страдать во время пира. Голос Робба казался легким и шутливым, но сжатая челюсть подсказала Джону, что он недоволен. Пришло время сменить тему: — А как насчет тебя, Теон, почему ты еще не женат или не помолвлен? Старший из троих фыркнул: — Я вряд ли смог бы жениться, подумай, сколько женщин плакали бы, если бы я это сделал. — О да, как они вообще смогут пережить это? — Джон сардонически протянул.