Часть третья
МЕДНЫЕ ТРУБЫ Бэкхён
— Те, у кого много недостатков, не заслуживают доверия, чтобы руководить другими, — Бэкхён стоит с опущенной головой посреди кабинета и периодически кивает в знак согласия, — а попыткам навредить другим ради собственной выгоды и дестабилизировать отношения в коллективе необходимо единодушно противостоять. Это неприятно, когда ты взрослый и разумный человек, умеешь принимать взвешенные решения, учитывая все риски и будущие потери, а тебя отчитывают, как десятилетнего, за драку. Не успевает Бэкхён выйти на работу, как ему уже звонит секретарь директора Чхве и вызывает на ковёр. Слухи об инциденте доходят до руководства ещё до того, как Бэкхён успевает купить билет на рейс до Сеула. С конференции его, кстати, выставили буквально сразу же. Сехун только приоткрыл глаза, а за Бэкхёном уже явился исполнительный менеджер, попросил собрать вещи и покинуть территорию отеля. Бывало всякое, но никто ещё не устраивал разборки на глазах у всех гостей. Бэкхён отличился из серии «как испортить репутацию за одну ночь». — Я не буду объяснять, насколько это вредит репутации фирмы, думаю, ты и так понимаешь. У меня есть только два варианта на выбор: уволить тебя или отстранить от работы на неопределённый срок. Бэкхён чувствует, как что-то тяжёлое ухает в низ живота и начинает бешено колотиться сердце. Молодец он в общем, звёздно на конференции выступил, «продумав» все последствия. Бэкхён бы сказал, что ему уже всё равно. Выходные закончились так себе: все, кому не лень, высказали своё мнение по поводу. А теперь ещё и это. Терять работу из-за Сехуна он не планировал, но как ни крути, Бэкхён сам виноват: он излишне реагирует на провокации. — Я даю тебе испытательный срок до конца года, — продолжает директор Чхве и строит такую мину, будто это решение далось ему очень тяжело, — без скандалов, без эксцессов и публичных выступлений. Чтобы тише воды, ниже травы. От ведущих проектов ты тоже отстранён. И соответственно, без премии до конца года в качестве штрафа. Тебе есть что сказать в своё оправдание? Нет, конечно. Бэкхён, не отрывая взгляда от своих ботинок, мотает головой. — Можешь быть свободен. Это ещё легко отделался. Директор Чхве хоть и принципиален иногда, но всегда остаётся на стороне Бэкхёна. Чёрт знает, как он будет оправдывать его перед советом директоров и, не дай бог, перед родственниками Сехуна. И не согласиться-то тут нельзя. Предоставление всего двух закрытых вариантов на выбор чаще всего имеет манипуляторную природу искусственного ограничения. Подобный выбор без реального выбора характерен для корейского общества, и нужно очень внимательно смотреть, от какого именно третьего пути пытаются отвлечь внимание. Бэкхён выходит из кабинета и спускается в лабораторию. Он приходит в семь утра в понедельник, когда можно встретить на своих рабочих местах только секретарей. Бэкхён заходит в помещение и садится на диван, опустив голову на колени. Он не уверен, что сможет справиться в этот раз. Ему приходится лететь обратно первым рейсом в субботу, и не успевает он приземлиться, как его телефон разрывает на части звонками и сообщениями. Он отвечает только Исину, но даже этого хватает, чтобы почувствовать себя убогим, потому что тот хоть и поддерживает Бэкхёна, но является пацифистом и выступает за мирное разрешение конфликтов. — Что тебе сделал Сехун? — спрашивает Исин. — Он тебе не друг, не брат, не любовник, не клялся тебе в вечной любви, не связан с тобой абсолютно ничем. Не он тебе изменял, не он нарушал обещания и клятвы. В чём он виноват? Бэкхён и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Объяснять всем, что таких людей, как Сехун, он предпочитает не иметь в своём окружении и может даже предоставить целый список причин, — не даст результата. Все будут видеть в этом месть бывшему мужу, а Сехун — просто жертва. — Ты решил, что можешь его контролировать, указывать, где его место. Ну и чего ты добился? Ты должен был уступить сразу, но ты решил бороться, решил высказаться. Решил доказать, что истинность ничего не решает. Ты воюешь не в ту сторону. — Конечно, это ведь Чанёль, кто всегда страдает из-за меня! — не выдерживает Бэкхён. — Это же ваш долговязый друг, кто всегда жертва, а я — злодей, что причиняет ему боль. Бэкхёну не нравится постоянно находиться на тёмной стороне силы. Он никому не желает зла, но все видят обратное, и велик соблазн плюнуть на всё и действительно стать тем, кем его считают окружающие. — Я сочувствую вам обоим, — добавляет Исин, но Бэкхёна это не успокаивает. Чанёль тоже пытается до него дозвониться и засыпает сообщениями до самого вечера. Видимо, Сехун сразу доложил ему о произошедшем. Бэкхён игнорирует Чанëля, зная, что разговора не выйдет, сообщения он стирает, не читая: всё равно ничего приятного в них не будет, одни угрозы. Но когда в девять вечера открывается входная дверь, Бэкхён не на шутку пугается. — Где ты прячешься? — басит Чанёль на первом этаже. Бэкхён возвращается в спальню, из которой только вышел, но прекрасно понимает, что прятаться бесполезно: Чанёль его здесь легко найдёт. — Как ты думаешь, что я с тобой сделаю?! Вопрос провокационный, и раньше бы Бэкхён отшутился, но ситуация не та. Чанёль стоит в дверях с торчащими в разные стороны волосами и шумно дышит носом — вид разъярённого медведя, готового броситься в драку, не иначе. Кажется, они с Чанёлем пробили очередное дно. Бэкхён сжимает руки в кулаки: те мелко подрагивают, выдавая его страх. — Не знаю. Погладишь по головке и тихо уйдешь? — предлагает он самый безобидный вариант, но Чанёлю, видимо, не до смеха. — Ты обвиняешь меня во всех смертных грехах, жалуешься на то, как я испортил тебе жизнь, а сам трахаешься непонятно с кем, а виноват в этом Сехун?! Бэкхён не знает, куда себя деть. Если бы он не чувствовал себя виноватым и так, может и рассмеялся бы Чанёлю в лицо, но всё как раз наоборот. Чанёль решительно идёт в его сторону, и Бэкхёну отступать некуда, кроме как сильнее упереться поясницей в подоконник. — Что тебе сделал Сехун? Конкретно, что? — Не знаю, — пищит Бэкхён и старается не смотреть Чанёлю в глаза, чтобы не выглядеть жалким. — Я просил тебя относиться к нему проще, не усложнять и без того запутанную ситуацию, — Чанёль чуть ли не плюётся ядом. — Я старался, — оправдывается Бэкхён, — но как видишь, ничего не вышло. — Да ты что?! Плохо старался! Бэкхён поднимает на Чанёля грозный взгляд, стараясь найти в себе остатки смелости, но Чанёль готов ко всему и не дрогает под этой жалкой попыткой отпора. — Это твоя ответственность о нём заботиться, а не моя! Я Сехуну не обязан ничем, — слова Исина работают и в обратную сторону, но Чанёля это не волнует. — Ты понятия не имеешь, что это такое. Не знаешь этого чувства, когда тебя насильно тянет к человеку. Тебе кажется, что это сказки, что это полный бред, ведь ты свободен решать, с кем тебе быть, — цедит слова Чанёль. — Решай сколько хочешь, пока не встретишь свою пару. И я желаю, чтобы в скором времени это с тобой произошло. Чтобы ты понял, как был не прав! Чанёль разворачивается и уходит, а Бэкхён оседает на пол, стараясь не разреветься. У него и так остался осадок от того, что он причинил боль другому человеку незаслуженно. Ладно, может и заслуженно, но драться не стоило: Бэкхён виртуозно умеет пользоваться другими способами коммуникации и весьма неплохо. Но Чанёль никогда не проявлял к нему агрессии, и только сейчас Бэкхён понимает, что что-то очень важное в их отношениях навсегда сломано. Бэкхён всё в том же положении, когда приходит Чондэ. Тот не произносит ни слова, только раскладывает почту на столе. Если и Чондэ уже в курсе, то Бэкхён — супер-стар: так быстро прославиться это ещё потрудиться надо. — Я что, настолько плох? Я действительно злой? — спрашивает его Бэкхён, не меняя положения. Чондэ откладывает то, что делал до этого, и шумно выдыхает. Потом подходит к дивану и садится рядом, поглаживая чужую спину. — Иди сюда, — он перекладывает Бэкхёна к себе на колени и поправляет ему волосы. — Ну что мне с тобой делать? В тебе эмпатии в десятки раз больше, чем во всём нашем отделе, особенно у тех, кто вечно плачется, что о них никто не думает, тогда как чужих чувств в упор не замечает. Бэкхён грустно улыбается. Чондэ всегда очень добр к людям, даже когда хочет казаться, будто это не так. Он и соврать может, чтобы другие чувствовали себя лучше. Они молча сидят на диване и не торопятся говорить. Бэкхёну нечего рассказывать, и так тошно от себя самого, а ещё других во всё посвящать. Но Чондэ его удивляет: — Кто такой Чонин? Бэкхён вначале думает, что он ослышался, но потом смотрит на Чондэ и понимает, что тот ждёт ответа. — Откуда ты о нём знаешь? — Сехун сделал чистосердечное признание и выложил свою версию в Сети, — Чондэ виновато улыбается. — Судя по твоему выражению, ты ещё не видел. Бэкхён вздыхает, собирает себя с чужих колен и отходит к своему столу. Один раз ещё можно посчитать за случайность, второй публичный скандал за год — это уже диагноз. Складывается ощущение, что Сехун будто пытается от него избавиться. — Меня уволят, — обречённо выдыхает он. — Так что на счёт Чонина? — Чондэ внимательно следит за Бэкхёном, зная, что о своих чувствах и симпатиях он не любит говорить. — Да ничего, — тот садится на своё кресло и поворачивается к Чондэ, но смотрит в сторону. — Он мне понравился. С ним было ничего. — И всё? — усмехается Чондэ. — Ты провёл с ним целый день, если верить Сехуну. Это не просто ничего. — Я и раньше так делал с интересными мне людьми. — И только ли так или что-то ещё было? — Что ты хочешь от меня услышать? — начинает злиться Бэкхён. — Что мы провели вместе ночь? Какая разница-то? — В твоëм случае огромная, — Чондэ улыбается и мотает головой: Бэкхёна нельзя назвать фригидным, но подпускать к себе людей он боится. — А при чём тут Сехун? Он высказался против? — Он высказался за, — и Чондэ становится ясно, за что тот отхватил. — Ещё и в сваху решил поиграть. Бэкхён передёргивает плечами, вспоминая их утренний разговор. Ему даже показалось, что Сехун вдруг исказился и стал уродливым, хотя лица его в тот момент он не видел. Будто весь яд в нём проступил наружу — у Бэкхёна до сих пор стоит перед глазами эта картина. Может, действительно с его психикой что-то не так? — Ты всегда слишком резко реагируешь, когда кто-то обсуждает твою интимную жизнь. — Какое это имеет значение? — Да никакого. Но вернёмся к Сехуну. Чондэ ещё пытается узнать хоть какие-то подробности у Бэкхёна, но прекрасно видит, как тому неловко говорить о подобном. Остаётся только строить догадки, чем он и занимается половину своей жизни. — Ты знаешь, я всегда на твоей стороне, — говорит ему Чондэ, хотя понимает, что Бэкхёну не нужно подтверждение его преданности. — Давай поговорим об этом позже. Ты сам на себя не похож. — Ты прав. Я себя собой точно не чувствую. Сехун берёт отгул до конца недели, чтобы привести себя в надлежащий вид. Никто с ним спорить, конечно, не собирается, даже наоборот: будет намного спокойнее. — Ты уже читал пост о себе? — спрашивает его Чондэ на следующий день. — Не-а, в комментариях как-то безопаснее. Бэкхён опять забивается в пещеру и не вылезает из укрытия ни под каким предлогом. Он приходит рано и уходит, когда все уже расходятся по домам. Бэкхён понимает, что всё плохо, когда одна омега в фойе здания бежит к лифту и кричит, чтобы подождали, а когда забегает и поднимает глаза на Бэкхёна, тут же нажимает кнопку открытия дверей и выскакивает обратно с неловким «не туда, извините». Над этим и стебаться-то грешно. Чувствовать и выкрикивать мнение люди ещё умеют, аргументировать уже не могут. В прошлый раз Бэкхён непристойно нападал на альф, теперь взялся за омег. А Сехун решил его остановить и сам стал жертвой. По-другому, видимо, не могут объяснить, агрессивное поведение Бэкхёна. Складывается ощущение, что выдумывающий эти истории зачисляет себе виртуальные баллы успешности охвата аудитории: «меня слушают и верят». И с особенным удовольствием распространяет заведомую чушь абсолютно по омежей логике: «Посоветую другу плохое, а то чё, один я что-ли лоханулся? Не, пусть он тоже, мне как-то попроще станет после, что ему тоже фигово». Многие даже начинают приводить примеры, что тоже были жертвами. К счастью Бэкхёна, администраторы вмешиваются быстро и удаляют пост Сехуна, что достаточно странно, ведь высшее руководство должно быть скорее против Бэкхёна, а не наоборот. Однако, обсуждение не прекращается. В силу того, что уже нет оригинала, в ход идут различные фантазии. Бэкхёну непонятно, откуда у него столько недоброжелателей. Некоторые комментарии настолько жестоки, что ему становится не по себе и он начинает присматриваться к своему окружению. За всё время пользования Интранетом Бэкхён понял только одну вещь: любой вброс информации должен создавать инфофон неуверенности, паники, беспомощности и бессмысленности любых усилий даже попытаться что-то делать. Жертва должна понимать, что в текущей ситуации всё активное абсолютно не имеет смысла. Вариант только один: забиться в нору и там, всхлипывая, доживать. А что ещё ему остаётся? Иначе тлен, мрак, ужас, смерть, разруха. — Да пиздец какой-то! Самим-то не смешно? — возмущается Чондэ, читая очередной беспредел. — Почти неделя прошла, где пруфы на Страшные Преступления, гномики? Где толпы покалеченных? Хоть одного бы сфотографировали. Красота! Реально профессионально вбрасывают, что удивляться-то. — Из разряда: много вопросов, ни одного ответа, — смеётся над ним Бэкхён. — Я вообще удивляюсь, как ты можешь оставаться спокойным? Бэкхён поджимает плечами — привык уже. Он просто обнаружил, что хоть какой-то толк от плохой славы есть: альфы начали им брезговать. Бэкхён натыкается на одного такого в лифте, кто проявлял раньше к нему интерес и даже намекал на что-то большее. Называть его имя смысла нет, как и выяснять, чем именно он мотивировал изменение позиции, а может, вообще сделал вид, что ничего ранее не говорил: ситуации, как и люди, меняются. Что было приемлемо в тех условиях, становится недопустимым в новых. Интересен общий принцип: даже насильникам он неприятен. Как говорится: думал, что дно, а снизу постучали. — Меня просто в ступор ставит, что человек иногда может выдумать, — продолжает негодовать Чондэ. — А главное, почему так легко другие верят этому? — Всё просто: они боятся оказаться на моём месте, а значит, надо играть по общим правилам, — Бэкхён крутит в руках ручку и пытается придумать, чем заменить те проекты, которые у него отобрали. — Они — часть общества. И не могут быть свободны от общества. — Но такой бред пишут, серьёзно! Будто можно найти в открытом доступе видео, как ты занимаешься сексом сразу с несколькими альфами. — Души прекрасные порывы… Слово «души» в данном случае является глаголом, — Бэкхён усмехается: был бы он настолько популярным, проблем бы не было. — На двери сарая тоже пишут «пенис». Открываешь — а там дрова. Поэтому не читай всякую хрень. Не нужно плодить лишних сущностей, особенно когда их вероятность десять в минус не понять какой степени. — Да как так можно? — не успокаивается Чондэ. — Ну, жизнь у них скучная! Оставь их уже в покое. Им тоже внимания хочется. Только пусть засунут свои языки туда, где никогда не светит солнце. Бэкхён с Чондэ решают прогуляться в воскресенье по торговому центру и зайти в кино. Когда они стоят возле табло с расписанием фильмов, сзади слышится смешок, а потом тонкий надменный голос: — Интересно всегда было наблюдать, как Пак Бэкхён всё ближе подходит к черте. Я всё ждал, когда он будет объявлен не просто дурачком, а опасным и бешеным дураком. Они оборачиваются и видят в паре шагов за собой Чунмёна. Сехун стоит рядом с ним, скрестив руки на груди и натянув кепку на глаза, но даже так виден масштаб катастрофы. Чондэ присвистывает, не удержавшись, а Сехун заметно дёргается. — Нравится? — Чунмён делает пару шагов навстречу и останавливается перед Бэкхёном. — Не каждый так умеет. Бэкхён смотрит прямо на Сехуна, игнорируя омегу перед собой, но тот прячет лицо насколько это вообще возможно. Ему неприятно такое внимание — это даже дурак поймет. Но Чунмён, видимо, хуже, чем дурак, потому что подходит к Сехуну и сдёргивает с него кепку несмотря на то, что ниже его ростом. — Я говорил тебе не прятать! Сехун отступает назад, пряча глаза за волосами, а у Бэкхёна появляется огромное желание подойти и врезать уже Чунмёну, но вместо этого он сжимает руки в кулаки и выдыхает через нос, чтобы себя успокоить. — Ты хоть знаешь, кто его отец? — спрашивает Чунмён. — Кто о чём, а вшивый о бане, — улыбается ему Бэкхён. — Ты, видимо, совсем страх потерял. Они от тебя мокрого места не оставят, — Чунмён складывает руки на груди, пытаясь придать себе значимости, но выходит у него так себе. — Сехун — мой хороший друг, и я буду защищать его от таких, как ты. Или ты забыл с кем имеешь дело? Забыл, где твоё место? Бэкхёна этим уже давно не напугаешь. Пятнадцать лет ему об этом напоминают да обещают спустить ещё ниже, но эффекта ноль: место он своё так и не поменял. — Вы, как маленькие дети, которые гордятся тем, что громче всех пукнули, — говорит он, улыбаясь, прямо в лицо Чунмёну. Тот морщится, но не отступает. — А ты не устал быть бедным? Может, ты кушать хочешь? — А тебе надо вспомнить, что деньги не появляются из неоткуда и люди остаются людьми, — продолжает Бэкхён, склонив голову набок и изучая Чунмёна, — и перестать думать только о том, как бы предаться новым удовольствиям и ничегонеделанию. Для такого ненадёжного пассажира каждый день, как воскресенье. — Я уже теряюсь, над чем мне стебаться и как, — хохочет Чондэ, и Чунмён сразу же переключает внимание на него. — Бет тут не спрашивают, — он брезгует даже посмотреть на Чондэ. — Иначе познакомишься ближе с теми, кто от таких, как ты, избавляется в два счёта. Чондэ округляет глаза, так как давно уже чего-то подобного не слышал. Даже в школе дети над ним так не издевались. Бэкхён качает головой и вдруг ясно понимает, с какими людьми провёл большую часть своей жизни. Одной из самых грубых публичных ошибок, говорящих о слабости оппонента, является переход на личности, критика не конкретных действий и слов, а человека в целом, перевирание его мотивов и имени. — Можешь не стараться. Я спокойно отношусь к таким чертям, как ты, — усмехается Чондэ. — Вас нет в будущем. Вы — только тени ваших родителей. Бесполезные дети, после которых нам придётся проводить генеральную уборку и заново освящать храмы. Чунмён смотрит на него, будто пытается понять, кто перед ним, но ничего на это не отвечает. Их двое — он один, а вокруг уже начинают появляться зеваки. — Ты забываешь, что я могу такого о тебе рассказать, что тебе до конца жизни от этого дерьма не отмыться, — снова возвращается к Бэкхёну Чунмён. — Мне даже стараться сильно не нужно. Ты сам по себе у многих вызываешь раздражение. — Твоё окружение меня не волнует, — Бэкхён его перебивает. — И слава богу! Я обратно не хочу. К тому же ты никого ни о чём нормально не информируешь, фактаж тебе не интересен. Ты пропагандируешь конкретные тезисы, иногда используя искажённую картину реальности с акцентом на эмоции для придания этим тезисам правдоподобности. Верить тебе тоже самое, что получать высшее образование по роликам на Ютубе. — Я тебе помогал вообще-то когда-то! — Чунмён защищается тем, чем может, но тем и безобиден, что кроме как чесать языком, ничего другого не умеет. — Ты меня чуть не подставил, дав непроверенную информацию! Как и в предыдущий раз, в общем. И до этого. И ещё много раз до, — напоминает ему Бэкхён, теряя терпение. — Так что скажи мне, какая сторона более рациональна, а какая деструктивна? Это очевидный и простой ответ. Чунмёну на самом деле не нравятся прямые противостояния. Он не умеет импровизировать и ответы у него обычно не оригинальны, поэтому он предпочитает бить со спины и ожидать от него можно всего самого подлого. Но в прямой конфронтации он профан, тем более с Бэкхёном, который настолько остроумен, что папа не горюй. — Я желаю тебе всего самого плохого в социальном плане, что только можно вообразить, — говорит ему Чунмён и отправляется на выход из кинотеатра, кидая на ходу кепку Сехуну. — Что и требовалось доказать: с такими и врагов не нужно, — Бэкхён оборачивается к Чондэ и они возвращаются к выбору фильма.