Огонь, вода и медные трубы

— Кажется, я накосячил, — вздыхает Сехун, просматривая итоги последних экспериментов, за которых на него переложили ответственность. — Не знаю, если кто-то заметил. — Это ты про то, что перепутал реагенты, и теперь у нас половина партии с лимонной кислотой вместо аскорбиновой? Не-а, я не заметил. Сехун ругается себе под нос и выделяет жирным шрифтом все испорченные пробники — выходит немало. Они сидят с Чондэ в лаборатории одни уже вторую неделю. Бэкхён самоликвидировался, чтобы лишний раз не сталкиваться с Сехуном. Тот вернулся на работу и тоже засел в лаборатории, так как внимание к его персоне (точнее, желающих посмотреть на произведение рук Бэкхёна) было ошеломляющим. К нему подходили даже те, кто и имени его толком не знал. Чондэ пришлось взять на себя руководство текущими проектами, чему он вовсе не был так рад, как Бэкхён на то рассчитывал. — Чёрт, а Бэкхён-хён… — Уже всё исправил. Сехун стонет и падает головой на стол. Мириться они не собираются, просто делают вид, что ничего не произошло, хотя синяк на лице Сехуна только-только растëкся жёлтыми пятнами и всё ещё очень заметен. — Возможно ли здесь хоть что-то сделать, чтобы об этом не узнали остальные? — возмущается Сехун. — Как он вообще успевает за всем следить? — Если не понимаешь, то выйди за дверь и прочитай, что там написано, и больше не задавай вопросов, — отвечает ему Чондэ, даже не посмотрев в его сторону. — Мы тебя предупреждали, но некоторые дети лучше учатся, совершая собственные ошибки. Они так собачатся почти всё время, пока сидят одни, но стоит появиться Бэкхёну, как наступает тишина, которой позавидуют даже на кладбище. Чондэ хоть и не любит выбирать стороны, но поступки Сехуна идут вразрез со всеми его принципами. Ему сложно понять, зачем кому-то применять столь грубые методы, ведь это не говорит ни о чём, кроме собственной неспособности решить проблему. — Ты постоянно обращаешься ко мне без какого-либо уважения, хён, — Сехун шумно выдыхает через нос и складывает руки на груди. — Тебе лично я ничего не сделал. Вообще-то, пострадавшая сторона здесь я, но при этом на меня все смотрят волками. — Сор надо в избе оставлять. А здесь работу делать, а не личные отношения выяснять. Из-за тебя развалилась вся система. Вместо того чтобы занять тебя, Бэкхён сидит здесь до ночи и делает всё сам, хотя я уже пинками его несколько раз выгонял. Как видишь, от тебя лишь одни проблемы. — Я не писал ту публикацию, — качает головой Сехун, понимая, откуда ноги растут и за что Чондэ на него так окрысился. — Понимаю. Всего лишь твоё альтер-эго вмешалось. — Можно и так сказать, — хмыкает Сехун. — Это идея Чунмёна. Он сам всё сочинил и просто влез в мой аккаунт. Я его просил этого не делать, но он идиот, каких ещё поискать надо, и любит всё делать чужими руками. Чондэ не хочет ничего отвечать. Этот легендарный друг Чанёля произвёл на него неизгладимое впечатление. Он часто слышал о нём от Бэкхёна и теперь задаётся вопросом, почему тот вообще поддерживал с ним хорошие отношения. — Я и отца просил не вмешиваться, хотя вас это не интересует, — продолжает разговор Сехун несмотря на то, что Чондэ всеми силами пытается его игнорировать. — Бэкхëн-хëн после этого так притих? — «После» не значит «из-за», — отвечает Чондэ после небольшой паузы. — Жестокость Бэкхёну не свойствена. Если ты не заметил, то и Чанёлю он не стал препятствовать. Другие для него важнее, чем он сам. Бэкхён врывается в лабораторию, когда Чондэ с Сехуном уже засыпают за компьютерами. — У элит цугцванг! — он слишком радостный и возбуждённый для своего предыдущего состояния. Бэкхён падает на свой стул и начинает на нём крутиться, загадочно улыбаясь. На Сехуна он не смотрит, также как и Сехун на него. Чондэ начинает себя чувствовать почтовым голубем: разговоры ведутся только через него. Ладно хоть сообщения не передают. — Ну, поведай нам эту истину, — просит его Чондэ, устало потирая глаза. — По роже видно, что тебе не терпится. Бэкхён усмехается, достаёт телефон и начинает зачитывать статью с новостного сайта Джунган Ильбо. — ООН предупреждает: планы республики Корея о легализировании каннабиса противоречат международным конвенциям о контроле над наркотиками. Вразумить правительство Ким Сыльгуна пытаются уже с самых высоких мировых трибун. «Планируемая легализация каннабиса в республике Корея несёт в себе риск увеличения потребления среди молодёжи и роста чёрного рынка наркотиков», — заявили в Комитете по наркотикам. Посмотрите на ситуацию в Канаде, Уругвае и некоторых штатах США, где подобные законы были приняты. Потребление наркотика в этих странах только выросло, в том числе среди подростков, а дилеры-нелегалы никуда не делись, говорится в докладе ООН. Но министр здравоохранения Ким Ильчун доклад ООН своим вниманием не удостоил. Чондэ округляет глаза и смотрит на Бэкхёна, который ищет ещё что-то в новостных сводках. Сехун тоже хватается за телефон, видимо, проверяет на достоверность. — Бывший министр Ким вышел на охоту, пропагандируя консервативные взгляды, и его рейтинг за два месяца до выборов в парламент взлетел до небес, — продолжает Бэкхён. — По внутренним источникам, которых нельзя называть, сообщается, что начались проверки и всех неугодных будут выдворять с нагретых мест. Сейчас у всего совета директоров жопы запылают: замешаны в этом по самое не хочу. Информация уже во все СМИ просочилась. Никаких, в общем, сюрпризов. Но многие удивляются. — Едрёнин дед! Я не ждал, что возмездие так быстро настигнет героев, — комментирует Чондэ и усмехается, потому что у Бэкхёна вид, как у кота, объевшегося сметаны. — Проблемы подъехали, откуда… и ждали. А мы что? — А что мы? — спрашивает Бэкхён, строя невинную моську. — Мы ничего. Другие вон что, а мы ничего. Ты знаешь что-нибудь? Я — нет. Не слышал. Не видел. Выступал против. Бэкхён сидит на стуле и болтает ногами, как ни в чём ни бывало. Чондэ и рад, что всё благополучно завершилось, но как бы их тоже праведной волной не снесло. — Всё равно ты какой-то уж слишком этому рад. — Ну, так есть повод, чего не радоваться-то? Кто-то облажался, кто-то воспользовался случаем и закрутил свою карусель, как обычно и бывает. Чем больше этих карнавалов с фанфарами и цветными флагами за всё на свете и ни за что конкретно, тем больше бюрократии и бестолковых телодвижений в целях: чтобы люди в костюмах полетали на самолётах туда-сюда первым классом, снимали отели не ниже Ритца, попили вискарь минимум восемнадцать годков от роду и повыступали друг перед другом. Чем больше ресурсов на это тратится, тем лучше — процесс тормозится вплоть до самой остановки. Зато мы выяснили, что министр из господина Кима так себе, пиарщик — тоже. Но клоун ничего такой вышел, — Бэкхён облегчённо стонет и взъерошивает волосы, крутанувшись на стуле: он ждал этого момента, как снега на Рождество. — Вот увидите, через пару недель, когда цена акций у ведущих компаний пойдëт вниз, чьи руководители будут замешаны в скандале, Северная Корея начнёт проводить испытания ядерного оружия, чтобы всем колхозом отвлечь на себя внимание. Можете потом заценить масштаб вранья мастеров двойных стандартов про «мы не это имели в виду, это совсем другое, мы же за здоровье и безопасность выступали» и нежно поспрашивать истериков, растаскивающих максимально довранную версию, про то, каково это — быть такими, как они. — Это действительно другое: половина из них сухими из воды выйдет, — подаёт голос Сехун, закончивший строчить сообщения, и поворачивается к Чондэ. — Но всё равно, нельзя же так лавочку взять и прикрыть — следы-то останутся. — Виновников уже вычислили. И в качестве наказания примерно ничего: разъяснительная беседа, чтобы больше так не хулиганили, — отвечает на это Бэкхён, но также, как и Сехун обращается к Чондэ. — Всё равно ответственность ляжет на министра Кима, а не на тех, кто дёргает его за усы. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Чондэ готов уже закричать от этой неловкости, висящей в воздухе. Бэкхён не знает, как повернуться, чтобы его в очередной раз не осудили. Это непривычно: всегда это Бэкхён, кто решает неприятные ситуации без особых усилий, а тут он похож на улитку, что боится высунуть голову из раковины. Последние события явно выбили его из колеи. — Если в ближайшие месяц-два ситуация не повернётся снова на сто восемьдесят градусов, то после выборов все сделают вид, что вообще ничего не происходило. Про всякие Транс-Тихоокеанские партнёрства и не вспоминают уже, — добавляет Бэкхён. — А сколько разговоров-то было несколько лет назад! Что-то не срослось, да? Ну, бывает. — Так получается, что бывший министр только ждал момента, чтобы перейти в атаку? Или это именно он спровоцировал утечку информации? — спрашивает Сехун. Бэкхён смеётся, а Чондэ трёт переносицу, потому что ответа Сехун ждёт от него. Честное слово, он их обоих скоро сам побьёт. — Миром правят не деньги и не сговор чиновников, а хаос и безответственность лиц, принимающих решения, — Чондэ смотрит прямо на Бэкхёна, намекая, чтобы он прекратил этот цирк и вернул отношения между ними к нормальному состоянию, но вместо этого Бэкхён отшучивается. — Но это уже другой сорт травы, вызывающий дикое привыкание — Etodruginium vulgaris. Хотя, скорее, речь уже о Etodruginium magnus. — Я такого не знаю, — Сехун хмурит брови и ждёт пояснений от Чондэ, а тот лишь со стуком кладёт ручку на стол и качает головой. — Что, я опять перестарался? — виновато улыбается Бэкхён и снова крутится на стуле. Нет, Чондэ точно запрëт их в тëмном туалете на трое суток, и пусть сами разбираются. Телефон Сехуна оживает, и он, извинившись, выходит из лаборатории. — Не смотри на меня так, — Бэкхён склоняет набок голову, притворяясь милым. — А как я на тебя смотрю? — Чондэ складывает руки на груди и следит за попытками Бэкхёна выкрутиться из ситуации. — Будто осуждаешь. — Я и так тебя осуждаю. — Мне запретили снова влипать в скандалы, — объясняет Бэкхён, хоть и понимает, что звучит это глупо. — И так директор Чхве все свои связи напряг, чтобы меня прикрыть. — Не создавать конфликт — это одно, а вести себя, как в детском саду, — это стыдно должно быть в твоём возрасте. Бэкхён пожимает плечами, но ничего не отвечает, только смотрит на дверь, за которой находится Сехун. Было бы проще, если бы его не было. Всё было бы намного проще. — Имею ли я ещё право что-то требовать от него? Сохранил ли я свой авторитет? — спрашивает вслух Бэкхён. — Или после первого же слова я превращусь в монстра, что измывается над ним? — Только не говори, что искал ответы на эти вопросы всё это время? Не устану повторять: решение твоих проблем лежит в рамках общественной сферы рационального дискурса — сели и поговорили, как люди, друг с другом. Бэкхён снова виновато улыбается, а Чондэ всё больше кажется, что тот начинает сдавать позиции, потому что больше просто не хочет бороться. Неприятное чувство, посетившее его после возвращения Бэкхёна с Чеджу, только крепнет. — В фильме «Крестный отец» есть хороший момент — наставление отца сыну, — пытается Чондэ хоть как-то разжечь огонь, — «кто придёт первым с предложением организовать переговоры и гарантирует безопасность, тот и предатель». — Хуже уже не будет, но точно будет очень весело, — снова смеётся Бэкхён, но теперь это звучит уже не так отчаянно. — Это же Бэд Гайз, ты кино-то хоть смотришь?! Что ещё может делать тиран-изувер в огромном замке, если он непьющий?