Огонь, вода и медные трубы

Плохо ему становится в пятницу после обеда, и это хорошо: не придётся мозолить всем глаза следующие два дня. Бэкхён стойко выдерживает пару часов под присмотром Чондэ и едет домой. Впереди выходные, и можно расслабиться. В меру своих возможностей, конечно. Бэкхён пытается вспомнить, как он поступает, будучи подростком, какие средства помогают при гиперактиве, но с его гормональным фоном это могут быть только блокаторы. Или Чанёль. В начале их отношений Бэкхён предпочитает обходиться без Чанёля, даже если тот и обещает ему сказочный секс. Какая, на хрен, сказка, когда его штырит не по-детски и он теряет связь с реальностью?! Ни во второй, ни в третий раз и ни в четвёртый Бэкхён его к себе не подпускает. Только когда они уже оба студенты и Чанёль настаивает, чтобы Бэкхён переезжал к нему, раз они и так там почти постоянно, у Бэкхёна просто физически нет возможности спрятаться. Это ужасно. Бэкхён ненавидит терять контроль: он его просто обожает. Но в период, когда его трясёт только от одного присутствия Чанёля рядом, он почти плачет от бессилия. После их первого совместного раза Бэкхён отсыпается практически сутки, потом делает тест на беременность минимум пять раз, облегчённо выдыхая при отрицательном результате. Он всё ещё помнит тот день, когда Чанёль повёз его знакомиться с родителями: так обращаться с людьми это уметь надо. — Мой муж может и не будет выражать своё недовольство открыто, но это не значит, что он позволит так безответственно поступать. Я считаю, что вы можете делать всё, что вам вздумается, пока не переходите определённые границы. Мне всё равно, с кем трахается Чанёль и кого называет своей парой. Для альф нормально, что в юном возрасте через их постель проходит множество пассий. Не ты первый, не ты последний. Но если ты решишь залететь от Чанни и припрёшься ко мне с брюхом, я выставлю тебя за дверь. И поверь мне, я найду способ доказать, что твой отпрыск не от Чанёля. Чанёлю Бэкхён ничего не говорит, но долго ходит подавленным, грустно улыбаясь. И он ещё не раз с подобным столкнётся. — Я знаю, что сам заставил тебя пойти на это, — говорит Чанёль по дороге домой. — Я знал, какой будет их реакция. Спасибо, что справился. — Справился? — обиженно зыркает на него Бэкхён, натягивая рукава до кончиков пальцев. — Да, — Чанёль кивает, не отвлекаясь от дороги. — Я прекрасно знаю, какие они. И что они всегда будут ставить палки нам в колеса. Но по сути они безобидны. Только кусаются больно. Come mothers and fathers throughout the land and don't criticize what you can't understand. Your sons and your daughters are beyond your command. Your old road is rapidly aging. Please get out of the new one, if you can't lend your hand for the times they are a-changing.* Чанёль подпевает радио, а Бэкхён думает, что кусают они действительно больно. Он понимает мотивацию Чанёля и доверяет ему, но решает на всякий случай, если не вмешаются обстоятельства, что общих детей у них не должно быть. Совсем невмоготу ему становится в субботу. Бэкхён не может понять почему: будто таблетки не действуют. В прошлый раз же выходит терпимо, а сейчас из кожи хочется вылезти. Он удивляется, когда смотрит на свои пальцы на ногах и ощущает, будто они ему не принадлежат. Может, блокаторы просроченные и у него галлюцинации? Но, нет, упаковка говорит, что срок годности заканчивается в следующем году. Бэкхён решает, что во всём виноват Чанёль, который провоцирует раннее наступление гиперактива. И всё равно. Как теперь быть-то? Не идти же искать себе альфу прямо на улице. Невовремя вспоминается Чонин. Бэкхён стонет и тянет себя за волосы, пока ходит по гостиной взад-вперёд. Дыхание учащается и перед глазами начинают мерцать искры. Это что-то с чем-то. Представить сложно, но Бэкхён прямо видит его перед собой: обнажëнного, с капельками воды, стекающими по загорелой коже. Глубокое дыхание не помогает. Бэкхён падает на пол и пытается медитировать. Но фантомное ощущение чужого члена, крепкого и изогнутого на одну сторону, проникающего… Бэкхён снимает с себя штаны и впервые в жизни прикасается к себе, пытаясь имитировать секс. Это не похоже на что-то реальное и ни на мгновение не помогает, но остановиться он уже не может. Ему кажется, что он даже чувствует привкус пота с чужой кожи у себя на языке. Бэкхён даже о Чанёле так не грезит. Слава богу, сегодня выходной и ему не нужно на работу. В воскресенье вечером Бэкхён сидит у компьютера и думает над тем, что не знает о Чонине ничего: ни кто он такой, ни где его искать. Не то чтобы он собирается это делать, но это странно второй день подряд бредить о человеке, которого он никогда больше в жизни не увидит. Бэкхён не может придумать этому объяснения. Поиски квартиры тоже ничего не дают. Рынок раздут настолько, что даже если Бэкхён найдёт малюсенькую квартирку, ему всё равно придётся брать ипотеку на тридцать лет и выплачивать до самой пенсии. Покупать квартиру в пригороде ему не хочется: без машины не поездишь на работу. Если только искать новую более оплачиваемую работу, но тогда банк не даст ипотеку. Везде засада. С Сехуном он старается не пересекаться, снижает общение с ним до минимума. Во-первых, он на него злится, а во-вторых, чувствует себя вдвойне виноватым за интрижку с Чанёлем. Он сидит в офисе допоздна, разбирая бумаги и не торопясь уходить домой. Коллега рядом с ним прощается, когда часы уже показывают половину девятого. Бэкхён встаёт и решает прогуляться до копировального аппарата, но останавливается посреди коридора, чувствуя полную опустошëнность. Он смотрит на бумаги в руках и вдруг понимает, что этот мартышкин труд больше не приносит ему удовлетворения. Будто Бэкхёну очень нужно найти хоть какой-то смысл в своей жизни, иначе дальше существовать он не сможет. Он возвращается на место и сидит ещё какое-то время, глядя на пустой лист бумаги перед собой, но как только начинает писать, решение больше не кажется таким трудным. Запечатав конверт, он заносит его в кабинет директора и оставляет в корзине с почтой, что находится рядом со столом секретаря. Потом возвращается к себе, собирает вещи и идёт домой. — Ты что натворил, Бэкхён?! — возмущается Чондэ с утра пораньше. — Я обязан отработать ещё два месяца, раз сам разрываю контракт. Бэкхён сидит на стуле посреди лаборатории, а Чондэ всё в той же позе, в какой тот застает его своим известием: даже ручку не опускает, зависнув на написании своей фамилии. — Надо ребятам сообщить, — продолжает мысль Бэкхён. — Будет сложно… — Чёрт побери, они реветь будут, — вздыхает Чондэ, возвращаясь к таблице. — Ладно, мне сегодня нужно будет сходить… Ну, блять, Бэкхён-а! Ты не мог в другое время это сделать?! Весь день насмарку! Чондэ бьётся головой о стол и продолжает ныть, а Бэкхён грустно улыбается. Это против его планов: так быстро заканчивать карьеру в фармацевтике — но в этой фирме ему больше не место. — Я устал от бумажной работы, — говорит он. — Тем более это не мой профиль. Я же на общей медицине учился. Да и наверняка многие будут рады, когда я уйду. — Ты ошибаешься, Бэкхён-а. Ой, как ошибаешься! Публичное а-та-та за это от коллег получишь, — бурчит Чондэ куда-то в стол, но потом спохватывается. — Ты хочешь оставить меня с мелким? Ты издеваешься?! Он же бестолковый! — Да вовсе нет, — смеётся Бэкхён. — Только придётся поработать над его потенциалом, чтобы толк был. — Вот сам с ним работай! — Чондэ дуется и складывает руки на груди. — Сехун образованный, да, но совершенно не умеет разбираться в своих знаниях. Тащит всё к месту и не к месту, как ведро на голову выворачивает. А с планированием вообще не знаком: срывает все сроки, какие только может. И с эмпатией у него плохо. У него логика капризного ребёнка: хочу — значит дайте! — Он очень умный, способный и схватывает на лету, — вступается за Сехуна Бэкхён. — Если нужно усовершенствовать то, что уже есть, он вполне себе справится. Опробовали ведь уже — таланта не занимать. А вот если захочет вырастить новые органы или будет проводить эксперименты над генами для создания сверхчеловека, то нужно будет сразу его устранить. — Да ну тебя! — отмахивается от него Чондэ, а Бэкхён снова смеётся. И так легко на душе, что аж прям завидно самому. Правда, в начале года придётся понервничать. Сбережений у него катастрофически мало, жилья фактически нет, теперь ещё и от работы избавится. Сейчас пока до Бэкхёна не доходит, что его ждёт, но он наверстает. Чондэ отказывается ему помогать, когда Бэкхён собирает всех у себя, чтобы сообщить о своëм уходе. Сехуна с ними нет, и так даже проще. Лукас закатывает истерику и уходит к себе, чтобы проораться. Бэкхён решает, что он потом с ним поговорит. Тэн впервые на его памяти сидит поникший и не улыбается. А Кёнсу, видимо, всё равно, но по нему сложно определить. — Так Сехун, в конце концов, тебя выжил? — делает Кёнсу своё заключение. — Да, — влезает Чондэ. — Не-е-е, — Бэкхён мотает головой и хмыкает. — Почему это должен быть либо я, либо он? — А как, по-твоему, это выглядит? Если у тебя не вышло, значит это он теперь вожак стаи. Ну как бы молодой схватился с лидером и лидер проиграл. Так ведь это бывает? — Бэкхён пожимает плечами, не зная, что на это ответить. — А делать-то что ты дальше собираешься? — Понятия не имею, — Бэкхён от смущения трёт щёку. — Война план покажет. — Вот болван! — восклицает Кëнсу. — Правда, Чондэ? — Не знаю, я с ним не разговариваю. — Как мы теперь справляться будем? — подаёт голос Тэн и выглядит уж больно несчастным. — Ну как-то раньше спокойно без меня жили, — не сдаётся Бэкхён, хотя ему уже хочется поддаться общему унынию. — Всё наладится: вы же способные ребята. Подстраивайтесь, ищите, спрашивайте, узнавайте. — Слушай, у меня есть двоюродный брат в Пусане, — Кёнсу отвлекает на себя Бэкхёна, чтобы он не полез испортить ещё кому-нибудь настроение. — Он работает в фирме по производству косметики, раз уж тебе нельзя к конкурентам. Я могу спросить, если они не ищут никого на разработки, если хочешь? Это не тоже самое, что здесь, и фирма частная, но вдруг тебе интересно будет. — Почему нет? — соглашается Бэкхён. — Как временный вариант сойдёт. Кёнсу кивает и обещает в ближайшие дни ему сообщить. Уже начало ноября, до нового года рукой подать, поэтому стоит принять любую помощь. — Ладно, мне нужно к директору Чхве заглянуть, а то он моё заявление ещё не видел. Так что официально я не уволен. — Ой, дурак! — бьёт себя по лбу Кёнсу. — Сопли развёл, а повода нет. Это не лечится! — Присмотри за ними недолго, — хлопает Бэкхён Чондэ по плечу, — а то разнесут всё, пока я с начальством разговариваю. — Принял позицию внимательно наблюдающего за ситуацией, — отвечает Чондэ и возвращается к работе. — The winner takes it all, — напевает Бэкхён, пока поднимается наверх. — The loser has to fall. It's simple and it's plain. Why should I complain?** — Забирай. Я это не подпишу, — кидает ему заявление директор Чхве, беря в руки следующий документ. Бэкхён стоит посреди кабинета, сложив руки перед собой, и ждёт. Деваться ему некуда: все уже в курсе, что он уходит, — придётся стоять на своём. Но директор выглядит так, будто это решённый вопрос. — Прошу прощения, но нет смысла меня здесь держать. Всё равно со мной одни проблемы, — пытается убедить его Бэкхён. — А так хоть всем спокойнее будет. — Да что ты говоришь?! — директор поднимает на него взгляд и складывает руки на столе. — А кто научную работу за тебя делать будет? Или ты думаешь, что так легко найти замену? На тебе завязано много ведущих проектов. Неустойку по их невыполнению тоже ты будешь оплачивать? А о репутации фирмы ты подумал? Перестань вести себя, как ребёнок, и возвращайся на своё место. Директор теряет к нему интерес и продолжает перелистывать бумаги. Бэкхён остаётся там, где стоит. Он отступать не намерен, иначе придётся отвечать. Если уставы и инструкции пишутся кровью, то этикет множеством потерь лица и репутации. Не знаешь, как поступить, — действуй по этикету, избежишь больших неприятностей и проблем. Очень точно понимая грань и последствия, можно пройти по линии, чтобы ещё чуть-чуть и заступ, но нет. Выверенные движения под внимательными взглядами, готовыми в любой момент указать на однозначную ошибку, — мастерство. — Ты серьёзно? — снова возвращается к нему директор. — Я не могу работать вместе с бывшим мужем и его новой парой. Это ниже моего достоинства и мешает сосредоточиться на более важных вещах. Директор Чхве вздыхает и трёт переносицу. Как его раздражают эти омеги: вечно у них всё наперекосяк после гиперактива. — Я могу уволить Сехуна, — предлагает он. — Правда можете? — Бэкхён вскидывает бровь. — Нет, — качает головой директор и чувствует, будто он тут оправдывается. — Я пытался его перевести, но он отказывается. Сдаётся мне — он хочет на твоё место. «Он и так его уже занял», — думает про себя Бэкхён. — Готов ему уступить, если он так рвётся. — Издеваешься?! — директор со стуком кладёт ручку на стол и смотрит на Бэкхёна. — Ты мне там нужен, а не чей-то ненасытный сынок! Что мне тебе нужно предложить, чтобы ты остался? Заманчиво, особенно в свете последних событий, но если это подразумевает постоянное общение с Сехуном и Чанёлем, то — нет. Лучше увольте. Он знает, что вся их тусовка — сплошные беспредельщики. Рано или поздно Бэкхён потеряет свой иммунитет и с ним придут разобраться, и ему это не надо. Доминацию элит он знает, наеден досыта, как-то перетопчется без этого. — Боюсь, что цена несопоставима, — отвечает Бэкхён и опускает глаза в пол. — Ладно, — вздыхает директор. — Дам тебе рекомендации, и катись ты на все четыре стороны. Только контракт на научные публикации я с тобой разрывать не намерен. Будешь отчитываться, как миленький. Бэкхён кланяется и выходит из кабинета. Секретарь на него заинтересованно смотрит, но сразу же возвращается к ноутбуку. Делает вид, что занят работой, а при этом, наверняка, в игры опять играет. Те, что представляют собой упрощённую модель реальности: примерно как кукольное чаепитие. Знает он таких: у самого в подопечных настоящий живой экспонат имеется. Для детей так проще. Их масштабов разума и рассуждений на упрощённую модель хватает. Потом дети растут, и игры становятся неинтересны. Если растут. При нужном уровне инфантилизации из таких получаются табуны рассуждающих понятиями подростка, что заключены в телах взрослых людей. Они не вырастают из детских моделей поведения и взаимодействия с окружающим миром, им нравятся кубики и куколки. Ну и пусть играются, а у Бэкхёна есть дела поважнее.