Маяк
Единственным развлечением в этой темной комнате служило воображение. Она перебирала в голове все сюжеты полюбившихся произведений, представляла над головой не каменную кладку, а парящие свечи Большого зала. Каждый раз вспоминала с каким восхищением перечитывала о нем, листая странички «Истории Хогвартса». Она любила вслух перечислять все потайные хода замка, о которых ей рассказали мальчишки. «Интересно, как они там… Смогли они найти настоящий медальон? Живы ли?» У нее уже сложились свои теории на этот счет и в каких лавках ребята могли бы поискать информацию об этом крестраже. Больше всего ломало не то, что она оказалась без единой любимой души в этом мире, а то, что не могла помочь тем, кто остался жив. Своим лучшим друзьям. Да, с мамой она была по-особенному близка, но боль утихла, и спустя год Гермиона стала реже вспоминать о ней. Но Гарри с Роном.. Не проходило и дня, чтобы Грейнджер не переставала вспоминать о них. И эти воспоминания далеко не обнадеживающие. Ей не хватало их больше, чем кого-либо. Она пробовала найти скрытый ход в стенах замка, что стал ее клеткой. Пробовала и уговорить Локка, и найти компромисс. Пару раз почти успешно сбежала. Ключевое слово — почти. На границах леса он ее нагонял. Два раза подряд, на одном и том же месте. Будто сама судьба над ней насмехалась. Несмотря на это, Гермиона не переставала стараться. Помнила о том, что где-то далеко ее ждут Гарри с Роном, ждут и, без сомнения, переживают. А их волновать она не хотела, поэтому верила в свое освобождение, пусть и каждый раз тщетное. Временами ей не хватало сил настолько, что она более не могла себя подбадривать, и единственным, что держало на плаву, это нежелание становиться куклой. Как только Гермиона попала в этот мир, сразу же осталась на собственное попечение, хоть и в тяжелых кандалах. Но Локк ее не трогал, не применял физическую силу, и особо ни к чему не принуждал. Она спокойно пребывала в своей крошечной комнате, отвлекая себя солнечными бликами, которые успевала застать. Слушала утреннее пение птиц, доносившееся из-за плотных ставней. Была спокойна и, в какой-то мере, счастлива. Так продолжалось достаточно долго, пока в особенно прекрасный день Локк не решил всё испортить. Все ее блаженное состояние оказалось действием гламура — чары фейри, насылаемые на людей, способные поработить его волю под свои желания. Он тогда рассказывал о надвигающихся изменениях, из-за которых ей больше не удастся находится в Эльфхейме в таком состоянии; о том, что совсем скоро у нее будет другая роль. Гермиона думала, что сойдет с ума или расшибется головой об стену. Настолько все услышанное казалось абсурдным и диким. Ни привычной магии и ощущения особой силы в венах, ни надежды на ее возвращение. Но время прошло, она жива и вполне здорова, если не брать в счет синяки и регулярные нервные срывы. А когда наступал черёд истерик, она всегда прибегала к необдуманным действиям: кидалась на Локка в попытках изувечить; кричала и бранилась всеми известными ругательствами; грызла свои запястья, пытаясь добраться до сосудов; пробовала выпрыгнуть с окна; несколько раз удачно раздирала лицо Локка, когда он оказывался слишком близко; частенько душила себя на его глазах, если он выплевывал что-нибудь чересчур жестокое или мерзкое. Но, все, что Гермиона смогла усвоить — она нужна ему живой, и для этого он согласен идти на уступки. Когда ее истерики наскучили, он переселил ее в подвальные помещения, соорудив в одном таком подобие комнаты. Здесь было сыро, слишком влажно и нечем дышать. Без света она стала чувствовать себя еще хуже, куда чаще падая в обмороки. Каждый день становился невыносимее прошлого, отчего со временем она постаралась совладать со своими эмоциями, заставляя себя больше терпеть и чаще расспрашивать. Иногда Локк кидал ответы на интересующие ее вопросы, но в итоге, все к чему она приходила в своих умозаключениях — его издевки над ее разумом, обман и насмешки, тем самым сильнее подпитывающие ее остервенелой злостью. Вчера же она открыла для себя новый путь к получению желаемого. Она была сговорчива, даже инициативна. Получив одобрительные ответы, Гермиона решилась попробовать идти другой стороной — более хитрой, чем до этого привыкла.•••
— У тебя плохо получается заигрывать, — открыто смеялся он, из-за чего наружу показывались его "животные" клыки. — Но я оценил твои старания, сделай так и в следующий раз, когда я приду. Она старалась скрыть возмущение и отвращение, но ее гримаса и раскрасневшиеся щеки не давали такой возможности. — Это значит, ты освободишь меня от пут? — с опаской протянула Гермиона. —Это значит, что я подумаю. И не забудь про книги, изучи их как можно скорее. Мне уже надоело прятать тебя. С этими словами он и ушел, оставив Гермиону в еще большем смятении и раздражении. Она успела вдоль и в поперек прочитать «Обычаи и законы», наскоро просмотреть «Историю Эльфхейма» и изучить содержание самой тоненькой рукописи «Гринбриары. От истоков правления до становления могучей империи», когда Локк вернулся, с тяжелым стуком распахивая дверь. Без объяснений, сходу принялся расстегивать кандалы. Он не переставал смотреть прямо в зрачки, орудуя ключом так, будто бы у того были собственные глаза. Локк предупреждающе схватил Гермиону за кисти, с рывком приближая к себе, от чего она зашипела, напрягаясь. В последний раз подобный маневр использовался для того, чтобы "переселить" ее в темницы. — Твоя взяла, — он вглядывался с хищным оскалом, с каждой буквой притягивая ее еще ближе. От испуга Гермиона не могла и слова проронить, внутренне съеживаясь от устрашающих ожиданий. Она все таращилась, пока в горле не встал тяжелый ком из нервов, заставляя проглотить тот. Грейнджер через силу разжала сухие губы, пытаясь совладать с собой: — Ты меня… отпустишь? — Наивная, — смешок прямо в лоб. Его теплое дыхание всколыхнуло волоски на макушке, из-за чего Гермиона начала испытывать наступающую тошноту. — Чуть ли не зеленая.. Какие же вы, смертные, все-таки слабые… Она ощутила пятерню на своей спине, постепенно спускающуюся. От этого она вовсе потерялась. Страх и отвращение не отпускали, вызывая на подмогу и рвотные позывы, которые с каждой секундой становилось тяжелее контролировать. — Дрожишь? Ты, что же, и в самом деле боишься меня? Эта усмешка в его тоне, чужие пальцы на ее пояснице, снисходительный взгляд в ее сторону. Он держал ее так близко, что она могла бы разглядеть каждую ресничку, каждую родинку и веснушку, как под увеличительным стеклом, но внимание врезалось в омерзительные ощущения, перекрывая собой весь разум. Ее ладони сильнее уперлись в кафтан Локка, пытаясь того оттолкнуть. Гермиона замотала головой, совершая глубокие вдохи, но выходило худо. Мурашки пробежались болезненной волной, заставляя желудок выплеснуть все содержимое, но Локк слишком быстро сообразил, ловко отступая назад. Он стоял в стороне, наблюдая за происходящим с безразличным выражением. Грейнджер же моментально упала на колени, сгибаясь в болезненных ощущениях. Закончилось все кашлем и привкусом желчи на языке. Она слышала его рассерженные шаги с боку от себя, но ничего не могла с собой поделать. Стало легче лишь тогда, когда позади остался затхлый воздух, а глаза начали болеть от яркого солнца. Она поняла, что Локк успел подхватить ее, поднимая наверх. Голова шла кругом, а от ощущений в желудке становилось еще неприятнее. Состояние Гермионы кричало лишь о худшем. Снова. Она смотрела перед собой и видела лишь шнурованную отделку его кафтана, больно врезающуюся в щеки. Чувствовала древесный запах, от которого начинал приближаться очередной тошнотворный позыв. Грейнджер крепко ухватилась за что-то мягкое прежде, чем оказалась на холодном камне, утягивая вниз и Локка. Желудочный сок обжег гортань, а затем и губы. В реальности ее держало лишь ощущение мягкой ткани в ладонях. Она разомкнула увлажнившиеся веки, сгорая от горечи. Обнаружила себя скорчившейся перед Локком и держащейся за его воротник, тогда как он смиренно терпел, ожидая на корточках. Его ладони лежали на ее плечах, упираясь большими пальцами в острые уголки челюсти, тем самым не давая опустить голову ниже, будто бы помогая не захлебнуться. Он смотрел на нее равнодушно, без доли эмоций, разглядывая каждую деталь, будто оценивая ущерб, раздавливая своей отрешенностью. До измученного сознания дошло, что Локк давал время на передышку, ожидал. Такое случилось впервые. Локк никогда не был терпелив с ней, или снисходителен. Гермиона считала его жестоким шутом, играющим на личную потеху. Ни у одного его действия никогда не было основательных причин, лишь личный сумасбродный интерес. Он мог быть беспечным, порывистым и неожиданно серьезным. Почти всегда противоречивым, но уж точно не терпеливым или заботливым. Она еще не видела его таким, от чего сейчас напряглась еще сильнее, резко выпустив из своей хватки мягкий воротник. Локк только усмехнулся уголком губ, взмахнув освободившейся ладонью, чтобы стереть следы ее никудышного состояния: — У тебя десять минут на сборы. Ей было тяжело осмыслить произошедшее, поведение Локка и свою нужду в защите, пусть и в лице собственного надзирателя. Корила себя за то, что позволила расслабиться, подумать о том, что кто-то в этом месте мог облегчить ее состояние, давая опору. Вина топила Гермиону, обволакивая липким слоем, оставляя свободу лишь для тревоги и смятения. Она будто бы потерялась. Забрела в дремучий лес и заблудилась среди непроглядной пустоты. Пути не видно, цели нет, лишь дыра внутри желудка и звенящая тишина в голове. Она начала плакать, пытаясь освободиться от гнетущих мыслей. Тихие всхлипы вырывались сквозь ее попытки успокоиться. Словно дышать становилось с каждой секундой все тяжелее. Гермиона побежала к умывальнику, встав напротив зеркала, все вглядываясь и вглядываясь в отражение перед ней. Широко раскрытые веки со страхом внутри них. Раскрасневшиеся исхудавшие щеки на позеленевшем лице, которое являлось олицетворением всех переживших моментов. Рассматривая отражение, она все больше ужасалась тому, что видела перед собой. Ее тонкая шея вся в следах от собственных пальцев, а плечи неестественно острые. Она даже не знала, что при такой худобе человек способен нормально функционировать, но была уверена, что даже если и мог, то совсем недолго. Грейнджер так простояла кажется целую вечность, анализируя свои ушибы и последствия подвального заточения, пока мысли не вернули ее к воспоминаниям прошлого. Друзья, те, кого она называла семьей, ради них она должна была держаться — так Гермиона твердила себе на протяжении всего времени, что провела в ловушке Локка. — Ты сможешь, не сдавайся, — шептала она своему отражению, включая холодную воду в краниках. — Ты величайшая ведьма среди своего поколения, не было загадки, которую ты не могла бы разгадать. Слезы не переставали стекать вместе с прохладой с ее лица. Губы не переставали шептать обнадеживающие слова, трясясь и ломая голос через каждый слог. — Держись… Слишком задушено и тихо, как мольба о пощаде, когда ты знаешь, что никакой пощады не будет. Как предсмертные слова другу, которого держишь у краев его кончины. Без веры или радости на счастливый исход, только обреченность и спасительная фраза, которая каким-то образом должна была облегчить мучения. Гермиона в последний раз взглянула на себя, утирая остатки слез полотенцем. Приняла безмятежный вид и заставила руки не трястись, когда вышла из ванной комнаты, раскрыв дверные ставни — как путь в новые терзания, из-за которых предстоит собрать все свое мужество и отвагу, чтобы справиться, выстоять в этом непрекращающемся аду. Она зареклась, что с этого момента не будет как прежде, что она начнет узнавать больше информации и предпримет все попытки к освобождению. Что как раньше, уже не будет никогда. Снаружи уже ждал Локк. Ее мучитель. Ее палач и тиран. Названный брат, которого она ненавидела больше, чем кого-либо из ныне живущих. Она встретила его бесстрастным взглядом и твердой походкой, вставая напротив, как бесстрашный лев перед добычей. Самонадеянно и хладнокровно. Она бы не призналась себе, что в этот момент ее коленки тряслись так, словно все силы покинули тело. — Выпей, — Локк протянул ей пузырек с синеватой жидкостью, задерживая свой взгляд. — Зачем? Она знала что это за зелье. Когда Гермиона пыталась оправиться после очередной язвительной стычки с Локком, служанка всегда приносила ей зелье, после которого и дышать становилось легче, и паника уходила на задний план, позволяя голове больше не кружиться и не раскалываться от боли. Гермиона не знала названия, так как служанка всегда молчала в таких моментах, по-видимому, из-за указа Локка. Но Грейнджер сравнивала действие синеватого зелья с Укрепляющим раствором, поэтому и считала его безопасным. — К чему вопросы? — едко стрельнул он, подходя ближе. — Думаешь, я хочу тебя отравить? Его устрашающий тон и издевка в голосе только подбодрили Гермиону, ведь Локк недооценивал ее. Она давно поняла — раз за столько времени он ее не прикончил, значит есть какой-то смысл оставлять ее в живых, от чего Грейнджер лишь нахмурилась, не понимая мотива. Всегда спасала служанка, пускай и по его веления, но никогда он сам. — Я знаю, что это не так. К чему забота? —получив в ответ пораженный взгляд, она смело задрала подбородок, забирая пузырек из его ладони. Проследив за тем, как Гермиона опустошила колбу, отставив ее на комод, Локк подошел к входной двери и со стуком распахнул ее, широко улыбаясь, словно всё здесь происходящее одна большая шутка. — Идем гулять! — радостно бросил он, ступая за порог и выставляя локоть в приглашении, словно он джентельмен, ожидающий согласия высокородной леди. Все было настолько абсурдным… Его довольное и счастливое лицо, которое еще мгновение назад не выражало никаких эмоций. Его вальяжный шаг и этот локоть. Вся картина пугала до дрожи в позвонке, но Гермиона виду не подала. Не показала и своего удивления от услышанного. — А как же чары? Вдруг я сбегу? — она приняла его "приглашение" несмотря на трясущиеся пальцы. — Я тебе доверяю, — снисходительно усмехнулся он, ведя к винтовой лестнице. — К тому же, если и сбежишь, то где-нибудь недалеко от Молочного леса тебя схватят либо дикие фейри, либо голодные истхи, что гнездятся там. Весь оставшийся путь Гермиона подавляла в себе расспросы. Она не думала о том, что за существа — эти истхи, не беспокоилась и о диких фейри. Ей было достаточно знать того, что она прочла о них в книгах, которые ей дал Локк. Те жестокость и кровопролитие, которые творились в истории фейри говорили о многом, что обязательно наводило еще больше ужаса, который и так повсюду ее преследовал. Гермиона старалась сфокусироваться на побеге, на новой возможности. Она молчала, давая Локку заполнить эту тишину своим болтовством, но отчего то он сегодня предпочел такой же путь, что и Гермиона. Она не видела карты или путеводителя по окрестностям Эльфхейма, не знала точного расположения лесов и озер, но успела выучить их названия и описания. Гордость не позволяла ей задать вопрос о направлении или хотя бы цели, поэтому ей оставалось лишь изучать местность, в которой она теперь очутилась. Этот лес она знала достаточно хорошо, потому что в прошлые два раза ее побег начинался отсюда, пусть она и не успела тогда забрести глубже, не успела узнать, что открывалось после этой чащи. Зато теперь, благодаря гнущимся стволам и веткам, она смогла узнать, что это за место — Кривой лес, возле которого совсем недалеко расположен Дворец Эльфхейма. Второе по опасности место, конечно, только после поместья Локка, ее личной темницы. Она мысленно поставила галочку на этом суждении, приговаривая себе на будущее быть внимательнее, дабы не наткнуться на Дворец. Локк вел ее вглубь, не сворачивая с тропинки, по ощущениям, около получаса, а затем ступил к покосившимся деревьям, уводя по левую сторону от истоптанного пути. Они шли по диагонали еще некоторое время, пока дорога не превратилась в почти непроходимые заросли из кронов. Локк все ещё не отпускал Гермиону, удерживая своими пальцами ее ладонь на своем предплечье. Рассматривая необычные деревья с редкими листьями, насыщенно зеленый мох под ногами и солнце, близившееся к закату, Гермиона позволила себе помечтать. Если бы не ее положение, не вся эта ситуация, она бы решила, что прогуливается с возлюбленным, подобным принцу. С прекрасным юношей, который разглядел в ней не только заучку, но и привлекательную ведьму, способную на что-то то более личное и чувственное, чем спасение магического мира. Будто бы парень, который проникся ее эмоциями и прихотями, пригласил на вечернюю прогулку по своим владениям, чтобы показать закатные блики у озера, которое обязательно должно было существовать в его богатом арсенале приятных открытий для Гермионы. Она бы мило беседовала с этим принцем, рассуждая о политике или могуществе деловых представителей Королевства, а он бы стал отличным оппонентом в любой теме. Грейнджер смотрела на профиль Локка, представляла на его месте какого-нибудь неизвестного брюнета и радовалась своим грёзам. Этот темноволосый принц обязательно сводил бы ее на берег того самого озера, приглашая в следующий раз на пикник. Продолжая разглядывать черты фейри перед собой, она вдруг обнаружила, что ее тело снова начало заполняться отвращением и тошнотворным чувством. Мечтать, тем самым отвлекаясь, она всё-таки никогда особо не умела — постоянно разбивалась о крутые скалы реальности. Ее губы, сложенные в неприязненной гримасе. Ее глаза, пылающие праведной злобой и брови, нахмуренные в пренебрежении. Как только Грейнджер осознала, что Локк пялится на нее, прекрасно понимая причину ее уязвленного вида, она тут же попыталась вырваться, отступая на шаг, но Локк не дал этого сделать, сдерживая ее порывы на пару с жестокой и нахальной косой улыбкой. — Незачем эта ярость, — угрожающе понизил он голос, крепче перехватывая запястья, — ты никуда не денешься, смертная. Никуда не сбежишь. Я этого не позволю. И будь уверена, никто в этом мире тебе не сможет помочь, никто тебя не вытащит. Никому нет дела до смертной вроде тебя. Скажу больше, ни один фейри даже не удостоит тебя чести служить ему, не то что вытаскивать твою тушку из проблем. Твоя воля полностью принадлежит мне. Он пригвоздил ее к месту, заставив своими словами и взглядом прирасти ногами к земле. Страх окутывал каждую мышцу. Только мозг кричал о несправедливости и отчаянности. Гермиона не желала мириться с текущим положением, не желала сдаваться, но почему-то все еще не могла дать весомый ответ, продолжая смотреть в его лисье-рыжие глаза своей непокорностью, пусть и с примесью испуга. — Я тебя не боюсь, — шептала она сквозь сомкнутые зубы, пытаясь не выдать свои эмоции. — Однако, дрожь говорит об обратном. Локк резко отпустил ее запястья, грубо отталкивая от себя, да так, что Гермиона упала на живот, прокатившись по траве. Захотелось разрыдаться. Кричать и плакать. В ее глазах уже собирались соленые бусинки, но вырваться она им не дала, сжав кулаки. Она быстро поднялась, не обращая внимания на содранную кожу ладоней и колен. Бросила острый взгляд на Локка, что уже ступал впереди, пробираясь внутрь чащи, и медленно пустилась за ним, следя за каждым его движением. Боль копилась внутри нее, сжирая своим ядом. Больше боли, казалось, внутри нее нет ничего. Разве что, обиды хватит на весь этот проклятый мир. Вдруг спереди послышались громкие звуки, словно кто-то разрезал воду, нарушая устрашающую тишину леса. Гермиона молниеносно подняла взгляд со своих ног, ища зрачками Локка. Он стоял, обернувшись к ней, прикрывая указательным пальцем свои губы в жесте молчания, затем подозвал к себе, все также призывая к осторожности. Ей хотелось воспротивиться, но она не знала, кем был тот, кто нарушил лесной покой, не знала и того, насколько он мог оказаться опасен лично для нее. Поэтому, вопреки терзаниям и внутренним монологам, она спешно двинулась дальше, беззвучно ступая. Как только она оказалась ближе к Локку, он тут же ее схватил, перекрывая рот ладонью. Она тихо пискнула в его пальцы, попытавшись скинуть его руки со своего тела. — Посмотри вперед, — встряхнул он ее, отвернув кудрявую голову от себя. — Видишь? Гермиона не понимала происходящего, все еще не отойдя от недавно сказанных им слов. Но несмотря на жужжащую злобу в подкорке мозга, она невольно возрадовалась. Там, в паре футов от кромки деревьев, расстилалось небольшое озеро с темно-зеленой водой, больше похожее на зарождающееся болото. Вглубь его остервенело шагала мужская фигура в порванных одеждах. На последних пробивающихся лучах солнца его тело почти погрузилось под воду, немного задержавшись для вдоха. Гермиону захлестнула буря эмоций. Что если этот человек спасет ее, каким-то образом узнает в ней подобие себя. Ведь она была уверена, он точно не фейри. Не было в его обличии признаков воздушного народца, о которых она читала в книгах Локка. Где-то в солнечном сплетении начинала теплиться надежда. Не успела она подумать о причине такого позднего плавания, как макушка этого человека полностью скрылась под гладью воды, оставляя после себя медленно уменьшающиеся круги. Грейнджер почти не дышала, боясь спугнуть момент удачи, совсем забыв о лисьем парне, что крепко держал ее. Она ждала, секунда за секундой, когда же ее спаситель вынырнет, но время шло, перетекая в минуты, а под ложечкой начинало подсасывать всё сильнее. — Он решил утопиться, — Гермиона почувствовала на своей щеке дыхание Локка, что шептал так, будто рассказывал самую большую радость века. — Иди же, помоги ему. Ее глаза расширились от этой мысли, а дышать стало тяжелее. Смерть. Лишь однажды она встретилась с ней, пусть и не лично, и даже не косвенно, но до сих пор помнила тот ужас, пустившийся по ее позвонку, когда она поняла, что Седрик Диггори не без сознания от бессилия или Ступефая — его кожа такая бледная из-за остановившегося сердца, его глаза видели убивающее заклятие, именно поэтому они застыли в невыражающем равнодушии. В тот миг она осознала свою причастность ко всему, что должно произойти дальше. Ей не хотелось пережить сейчас то же, что испытала и тогда. Потому Гермиона готова была броситься вперед, послушаться Локка. — Иначе он не сможет помочь тебе. Гермиона чуть ли не отсчитывала, заменяя цифры на выдохи Локка. Бросив тихий смешок, он оттолкнул ее, раскрывая замок из своих рук. Начав наконец контролировать свое тело, Гермиона бросилась вперед, прямо в воду, пытаясь вспомнить точное место, где голова незнакомца скрылась из виду. Ноги не слушались, мешая куда больше, чем сама вода, что естественно замедляла любые движения, как только она оказалась по пояс. Успев сделать глубокий вдох, Грейнджер в последний раз обернулась на названного брата, тут же ныряя на дно. Разглядеть что-либо перед собой оказалось невозможным. Даже вытянутой перед собой руки не видать. Паника начала брать свое, отчего Гермиона только и делала, что крутилась на месте, снова и снова выныривая наружу, чтобы сделать новый глоток воздуха. Она пыталась найти тонущего на ощупь, с каждым разом погружаясь все глубже и глубже. С каждым разом воздуха хватало меньше и меньше. Грейнджер уже отчаялась, ощущая целую вечность за своей спиной. Она в последний раз зачерпнула кислорода, услышав неразборчивую речь Локка, и погрузилась, отталкиваясь от воды. Разрезала ее своими руками, пока не черпнула ил ногтями. Еще один поворот в неизвестность, и она кажется дотронулась до чего-то теплого. Несмотря на испуг, на панику и то, что возможно могло ее поджидать в этом озере, Гермиона ухватилась покрепче, притягивая к себе. Казалось, прошли долгие часы пока она поднималась на поверхность, превозмогая тяжесть и страх. Долгожданный глоток воздуха вперемешку с илистой водой. Груз чужого тела тянул вниз. Падающая темнота вокруг не помогала. Гермиона будто сама тонула, потихоньку отпуская жизнь сквозь свои пальцы, все больше захлебываясь. В голове пронесся собственный смех над ситуацией, иронический и страдальческий. Она прижала к себе тело утопленника, прощаясь с миром. Закинула его локти к себе на плечи, и отпустила старания, погружаясь под толщу озера. Глаз не закрывала, дыхание не задерживала. Она шла навстречу той, кого хотела еще долго не видеть. Когда силы казалось вот-вот покинули ее, внутри вдруг что-то зажглось, разгорая жарким пламенем, под кожей заиграли вспышки, заставляя прийти в себя. Настоящее чудо. Фигура перед ней засветилась тусклым светом, озаряя его лицо. Мальчишка. Нет, парень. Излучал свет своей кожей, исходящим от груди обручами слабых лучей. Гермиона все также держала его, не понимая, что он тянет ее наверх. Он не открывал глаз, не приходил в себя, лишь его тело, будто подхваченное подводным течением, поднималось, показываясь над водой. Гермиона не понимала. Что это и чем вызвано, но уже благодарила, будто сама природа спасла их. Ощутив под ногами дно, она пошла вперед, держа юношу за локти, толкая его вперед. Когда вода оказалась по пояс, свет, исходящий от него начал затухать, отдавая ему весь должный вес, из-за чего Грейнджер начала спотыкаться. Перехватив его за кисти, она потащила парня за собой, наконец выйдя на каменистый берег. Вытянув того полностью из воды, она сама упала рядом, нагнувшись над землей и тяжело дыша, закашливаясь, дала себе мгновение на передышку, чтобы начать откачивать утопленника. Гермиона надеялась, что делает всё правильно, как видела в фильмах. Она нависала сверху, пытаясь вытолкнуть из легких блондина всю чертову воду, когда снизу раздался долгожданный звук жизни. Ее внутренности на мгновение сжались, замирая.