***
— Никаких патрулирований, — отрезал Сириус, едва взглянув на силившегося встать с кровати Ремуса. Полнолуние дышало в спину. Сжимало Лунатика в своём кулаке, не давая нормально функционировать. Джеймс хорошо знал симптомы. Это стало их общей рутиной. Негласным правилом. Следить за ним. Не давать брать на себя слишком много. Оберегать от чувства ответственности, заставляющего делать вещи себе во вред. Конечно, должность старосты не делала ситуацию лучше. — Но Лили… Хватило только одного имени, чтобы сердце Джеймса чуть не выпрыгнуло из груди. То, что Ремус делил с ней должность старосты, заставляло зависть вгрызаться в грудную клетку. Конечно, он гордился другом. Ремус это заслужил. Но, Мерлин, как Джеймс мечтал оказаться на его месте. Будь он только немного более собранным. Более организованным. Возможно, у него был бы шанс стать старостой вместе с ней. Конечно, Минни скорее спрыгнула бы с Астрономической башни, чем позволила этому случиться, но надежда умирала последней. Должность Лунатика, например, открывала для Джеймса новые двери. — Я могу сходить за тебя, — протараторил он, смотря на Ремуса умоляющими глазами. На секунду в комнате повисла тишина, прежде чем комнату залил бешеный хохот. — Если бы мы пили каждый раз, как Джеймс пытается привлечь внимание Эванс, мы бы давно сдохли от цирроза печени, — бросил наконец-то закончивший разбирать свои вещи Питер, падая в стоящее у окна кресло. — Ты невозможен, — фыркнул Ремус, снова ложась на кровать, будто его шея не могла выдержать веса головы. — Даже меня тошнит от твоего упорства, Сохатый, — сказал Сириус, доставая из-под стола тазик. Они часто использовали его для холодных компрессов, о которых обычно заботился Бродяга. После них Ремусу становилось немного легче. Сириус подошёл к горе вещей, выуживая из-под неё лежащее на самом дне полотенце. Ещё чуть-чуть, и он бы остался погребённым под этой кучей. Джеймс не уверен, что им бы удалось его найти. — Ещё немного, и я буду думать, что ты любишь Эванс больше меня. — Очень смешно, — фыркнул Джеймс, пытаясь пнуть Блэка ногой в задницу, когда тот проходил мимо его кровати. Сириус увернулся, шипя «ах ты», снимая с плеча полотенце, чтобы ударить им по бедру Джеймса, но тот сделал кувырок на кровати, избегая удара, сразу хватаясь за одну из подушек. — Только попробуй приблизиться, — угрожающе протянул Джеймс. Блэк хищно прищурился. В его глазах, как всегда, плескалось веселье. — То, что у тебя в руках, едва ли можно назвать оружием, — бросил он, наклоняя голову к плечу, начиная размахивать полотенцем, как нунчаками. — Зато это прекрасный щит, — прокричал Джеймс, прячась за подушкой, начиная отбивать ей удар за ударом. — Иногда мне кажется, что я живу в херовом зоопарке, — устало застонал Ремус, прикрывая глаза. Ему было особенно тяжело выносить их в такие дни. — Это недалеко от истины, — бросил в ответ Питер, и Люпин издал сухой, полный страдания смешок. Сжалившись над Ремусом, Джеймс и Сириус заключили негласное перемирие, обменявшись говорящими взглядами. Несмотря на это, Джеймсу всё-таки удалось пнуть Сириуса в последний момент, свесившись и чуть не упав с кровати. Блэк не стал возвращаться, но показал ему средний палец, прежде чем скрыться за дверью. Он не увидел, что Поттер показал ему язык в ответ. Джеймс перевёл взгляд на Лунатика, отмечая, насколько бледным было его лицо. Тот лежал, не отрывая взгляда от потолка, походя больше на привидение, чем на человека. — Мы не можем отпустить тебя в таком состоянии, — бросил Джеймс. — Ага. Я это уже слышал. — Ты свалишься в обморок в одном из коридоров, — ещё раз постарался убедить его Джеймс. Дело было не только в Лили, он действительно переживал за друга. — Лунатик, тебе правда лучше поберечь себя, — сказал Питер заботливо. Прошла одна самая длинная в жизни Джеймса секунда. Ещё одна. И ещё. — Хорошо, — прошептал Ремус едва слышно. Джеймс радостно подпрыгнул на кровати. Даже не видя его, Люпин протянул. — Я не сказал, что тебе можно пойти вместо меня, Джеймс. Всё в нём на секунду остановилось. — Почему? — с грустью прошептал он. — Ну, Лунатик. Ну, пожалуйста. Лунатик, Лунатик, Лунатик, Лунатик, Лунатик. — О Господи Боже, — застонал в отчаянии Ремус. — Она будет ждать тебя там одна, не зная, что ты не придёшь. Как джентельмен, я не могу позволить этому случиться, — воцарившаяся в комнате тишина, прерываемая шумом воды, красноречиво говорила о том, что этот аргумент Лунатика совсем не убедил. — К тому же, это бросит тень на твою репутацию, — бросил Джеймс последний отчаянный аргумент. — О, теперь тебя заботит моя репутация, — сказал Ремус слабым голосом, привычно закатывая глаза, сразу морщась от этого движения. — Все мы знаем, что ты буквально выпрыгиваешь из трусов от возможности провести с Эванс дольше пары секунд. — И это твоя благодарность другу? — деланно обиженно фыркнул Джеймс. — Серьёзно, Лунатик? Я забочусь о тебе, а ты как обычно отплачиваешь порцией сарказма. Между прочим, я переживаю за тебя больше, чем хочу увидеться с Эванс. — Да? Тогда посиди со мной здесь, а патрулировать сходит Хвост, — ответил Ремус, с вызовом приподнимая брови и переводя взгляд на Питера. — Что думаешь? — Всегда мечтал снять с кого-то очки. Обратная сторона власти. Звучит очень даже заманчиво, — протянул развалившийся в кресле Питер. Мозг Джеймса на секунду застопорился, словно ему в голову не приходил такой исход. Наверное, это отразилось на выражении лица, потому что комнату залил заливистый смех. — Давайте подумаем, что будет веселее, — продолжил Питер. — Увидеть, как он станет жертвой какого-нибудь заклинания, потому что Эванс точно потеряет терпение, или смотреть, как он не находит себе места здесь, сжирая себя заживо от потерянной возможности. — Не знал, что дружу с такими гадюками, — фыркнул Джеймс, качая головой. — Прекрасно, что моя любовь доставляет вам такое веселье. — Джеймс, золотце, мы, конечно, не проходим в Хогвартсе зоологию, но такие вещи учат обычно ещё года в два. Ты дружишь с крысой, волком и собакой, — бросил зашедший с тазиком и тряпкой Сириус. Он, конечно, слышал весь разговор из ванны. Джеймс бросил в него подушку. Содержимое тазика чудом не вылилось на каменный пол. — Я думал, хотя бы ты на моей стороне, — протянул Джеймс. — Я всегда на твоей стороне, — ответил Сириус, ставя тазик на пол и аккуратно садясь рядом с Ремусом, как будто боялся потревожить его лишний раз. — Подумай, Лунатик, — сказал он, немного наклонив голову. — Если ты его не отпустишь, он будет жужжать в ухо весь вечер. Ты точно готов к этому? Я бы хорошо подумал на твоём месте. На этот раз Люпину для ответа потребовалась только секунда. — Мерлин, хорошо, — едва слышно прошептал он. Сириус незаметно подмигнул Джеймсу. Он всегда лучше всех мог найти подход к Ремусу. — Лунатик, ты лучший! — прокричал Джеймс, с трудом сдерживая порыв пересечь комнату и броситься ему на шею, зная, что тот совсем этого не оценит. — Господи, пожалуйста не кричи. Всё. Свали уже отсюда на крыльях любви. — Погоди, Лунатик. Я не позволю, чтобы первое подобие свидания Эванс с Сохатым случилось в этой футболке, — хмыкнул Сириус, просканировав Джеймса взглядом. — Если он появится в ней, оно точно станет последним. «Футболка? Что не так с моей футболкой?» — подумал Джеймс, сразу опуская глаза, сталкиваясь взглядом с выбитой на ткани мышью и надписью «Danger mouse». Он не знал ничего об этом маггловском шоу, но не смог пройти мимо неё в одном из магазинов во время его вылазки с Сириусом. — Как ты вообще позволил ему её купить? — устало спросил Ремус. — Если Джеймс хочет чего-то по-настоящему сильно, его не остановить, ты же знаешь, — ответил Сириус, мягко ему улыбнувшись. — Разве мы не договорились о том, что ты купишь её при условии, что подаришь Питеру? — спросил Сириус более строгим голосом, снова переводя взгляд на Джеймса. — После него я её не надену! — бросил Хвост с отчаянием в голосе. Джеймс кинул в него очередную подушку. — У нас что, сеанс по втаптыванию моей самооценки в грязь? — спросил он немного расстроенно. Сердце и так было готово выпрыгнуть из груди от волнения. Их подколы вовсе не помогали. Он прикрыл лицо руками и надрывно застонал. Может быть, ему правда не стоило просить об этом? О чём они будут разговаривать час? Если Лили, конечно, как всегда, не пошлёт его в первую же секунду. Лоб загорелся от резкого приступа боли из-за пущенного в него щелбана. — Ауч, — прошипел он, резко отводя руки от лица, сталкиваясь взглядом с успевшим материализоваться перед ним Сириусом. — Ты хочешь, чтобы я ещё и с пятном на лбу появился? Вы надо мной издеваетесь? — Уже как минут пятнадцать, если ты ещё не заметил, — саркастично протянул Ремус. Сириус с силой взъерошил его волосы. — У нас есть с тобой ещё полчаса и я сделаю всё, чтобы на этот раз она не смогла оторвать от тебя взгляда, ясно? Хотя ты всегда прекрасен, Сохатый. Слышишь, ты всегда прекрасен, — сказал Сириус, обхватив его лицо руками, вселяя в него уверенность. — Может быть, ну её, Лили. Присмотрись к Бродяге, Джеймс. Из вас бы вышла прекрасная пара, — протянул Питер, и Джеймс бы бросил в него подушку, если бы не исчерпал запасы. — Заманчивое предложение, но не хочу себя приватизировать. Хогвартс нуждается в моей красоте, — пожал плечами Сириус, одновременно с этим хватая Джеймса за руку, принуждая его подняться с кровати. — Пойдём посмотрим, какая из шмоток на тебя налезет, — бросил он Джеймсу, заставляя его идти в сторону шкафа. — И ты обязательно должен побрызгаться моим новым одеколоном. От него все сворачивают шеи, смотря мне вслед. — Я сверну себе шею, если здесь будет им вонять! — бросил Ремус с угрозой. — Не делай вид, что не принюхиваешься, когда я рядом, — осадил его Сириус, открывая дверки шкафа. — Что ж, Сохатый, сделаем из тебя конфетку. И Джеймс никогда не доверял Сириусу больше, чем в этот момент.***
Ещё с детства Джеймса поражало солнце. Огромный яркий шар, пришитый к голубому небу. Он мог смотреть на него часами напролёт, несмотря на резь в глазах. Он мог сбегать летом из дома на весь день купаться на речку, обожая чувствовать на себе обжигающее тепло лучей. Мог летать под ним часами, мечтая дотянуться. Несколько раз это заканчивалось солнечными ударами. Несколько — солнечными ожогами и сползающей с тела кожей (таким образом он выучил, что что-то яркое и тёплое также может причинять боль). Благо для его кожи, в Англии даже летом солнце показывалось из-за туч не так часто. Что для самого Джеймса, конечно, было настоящей трагедией. Лето перед первым курсом выдалось особенно пасмурным. Родители из-за напряжённого графика не смогли поехать с ним в загородный дом, как обычно, так что почти всё лето он провёл за созерцанием свинцового неба, нависшего над их городом, мечтая увидеть хоть проблеск. Хотя бы намёк на солнечный луч. Он не предполагал, что найдёт солнце первого сентября на платформе среди толпы людей. Он не знал, что оно примет обличие десятилетней девочки, которая с первой же секунды без труда украдёт его сердце. Из маггловской энциклопедии он вычитал, что Земля (и, кроме неё, ещё восемь больших планет!) беспрекословно крутится вокруг солнца. Разве удивительно, что его жизнь с момента встречи начала крутиться вокруг Лили Эванс? Сейчас, идя по коридору, нервно теребя в руках свой счастливый талисман, брелок в виде метлы, который он всегда клал под подушку перед играми, он чувствовал, как что-то, какая-то незримая сила, тянула его к ней. Он почти не разговаривал с ней все эти три дня. Только смотрел на отдаляющийся затылок во время перерывов, каждый раз, когда пытался начать разговор. Вот и сейчас, его глаза сразу обожглись о рыжую копну волос. Она стояла в конце коридора, смотря в окно, и сердце в груди подпрыгнуло и заныло. Разве это не магия? За окном сумерки, а его ослепляет солнце. Как он прожил без этого все эти три месяца? Как не умер без возможности просто созерцать издалека? За волнением он не заметил, как брелок успел слететь с пальца, падая на каменный пол. Тихо выругавшись, Джеймс поспешил его поднять, опускаясь на пол вслед за ним. — Люпин, я не думала, что у тебя будут проблемы с пунктуальностью. Мог бы сразу предупредить, — начала Лили, явно услышав посторонние звуки, и сразу замолчала, когда её взгляд столкнулся с сидящим перед ней Джеймсом. Конечно, он давно знал, что его место у её ног. — Что ты тут забыл, Поттер? — спросила она, пока он наслаждался возможностью смотреть на её лицо. Свет свечи подсвечивал её кожу. Заставлял рыжие волосы гореть. Красивая. Почему она такая красивая? — Джеймс? — переспросила она требовательно. Он вскочил на ноги, пряча брелок в карман, чувствуя, как загнанно в груди билось сердце. — Ремус… Ему… Ему всё ещё нехорошо. И он попросил… Он попросил меня его заменить, — выдохнул он, чувствуя, как начинал гореть под её требовательным взглядом. Футболка, которую ему одолжил Сириус, сильно обтягивала тело («она должна увидеть каждую мышцу, Сохатый, у меня уже у самого текут слюнки»), и он чувствовал себя до ужаса нелепо. — Нет, — покачала она головой. — Ни за что. Джеймс сделал вид, что это «нет» не врезалось в подрёберье. — Я… — Нет, я справлюсь одна. — Это небезопасно. — Хогвартс — одно из самых безопасных мест в магической Британии, — фыркнула она, сморщив нос и скрестив руки на груди. Он обожал, когда она это делала. — А что, если ты заблудишься? — выдохнул он, от чего она с вызовом подняла бровь. — Серьезно, Джеймс? — Что, если ты умрёшь от скуки? — Боюсь, что с тобой я умру от противоположного. — Я буду молчать. Её бровь взметнулась ещё выше, говоря этим очередное немое «серьёзно?». — Если я нарушу обещание, ты можешь наложить на меня Силенцио. Она всё ещё никак не реагировала, продолжая выжидательно стоять, скрестив руки. — На несколько дней! — с воодушевлением добавил он, как будто это было сделкой века. — На неделю, — отрезала она, наклоняя голову к плечу, как будто брала его на слабо. Он задумался, оценивая предложение. Однажды на втором курсе, готовясь к одному из пранков, они тестировали работу Силенцио, не зная, что, чтобы его снять, нужно Болтливое зелье. Они молчали весь день, умирая от желания заговорить, жестикулируя друг другу с особым отчаянием, пока Ремус, которому тишина доставляла особенное удовольствие, не сжалился над ними и не приготовил зелье. Конечно, когда они узнали, что зелье вдобавок ко всему способно менять голоса, они не повременили воспользоваться этим свойством. Около часа Ремус слушал, как они умирают от смеха от ставших писклявыми голосов, имитируя голос Минервы, Марлин, Мэри и других девчонок. Попроси он его помочь, Джеймс не уверен, что Ремус согласится пройти через это ещё раз. Скорее всего, пошлёт его далеко и надолго. — Идёт, — протянул Джеймс с сияющей улыбкой. Он мог бы заставить себя молчать всю жизнь, если бы это потребовалось. Лили снова закатила глаза. — Ладно. Только не отставай. Только не отставай? С бьющейся в теле энергией, вдохновлённой её согласием, он не был уверен, что сможет удержать себя в руках и не сорваться на бег.***
Джеймс не думал, что это будет такой пыткой, — молчать. Они шли в тишине, петляя коридорами, и он время от времени не мог удержаться от того, чтобы не бросить восхищённый взгляд на Лили. Её походка была легкой и изящной. Цокот каблуков разрезал тишину. Счастье переполняло его. И ему так хотелось узнать, о чём она думает. Так хотелось стать ещё ближе. Залезть ей в голову и прочитать каждую мысль. У Джеймса была одна раздражающая привычка. По разным причинам. Когда его переполняли эмоции. Когда счастье струилось по венам. Когда его снедало нетерпение. Когда ему чего-то ужасно хотелось, он начинал мычать под нос. Эта привычка выводила из себя Ремуса, Питера и иногда, что было особенно сложно, Сириуса. — Джеймс, — предупреждающе протянула Эванс в очередной раз. Конечно, это так же бесило Лили. Джеймс поморщился, вскинул руки, жестом зашивая себе рот, всё ещё, согласно их уговору, не проронив ни слова. Он делал это каждый раз, когда Эванс делала ему замечание, пока снова не терял контроль. Исходя из его опыта с жонглированием (однажды, восхитившись одним уличным жонглёром, он попытался провернуть то, что тот делал, в домашних условиях, что закончилось фингалом под глазом у Питера от попавшего в него апельсина), удивляться было нечему. Лили издала тяжёлый вздох. — Ладно. Ты можешь говорить. Он кинул на неё полный подозрения взгляд. — Это лучше, чем слушать твоё мычание. Это всё ещё его не убедило. — Поттер, не зли меня. Он рассмеялся. — Кто мог подумать, что мои певческие способности сыграют мне на руку? — бросил он, подмигнув, наконец-то разрушая обет молчания, когда они завернули в один из коридоров. Признаться, он думал, что хоть кто-то из учеников захочет нарушить правила. Пока что им не удалось наткнуться хотя бы на одного, что могло значить две вещи: первое — кроме мародёров, никто не любил веселье, второе — тем, кто нарушал правила, удавалось не попасться на горячем. Мысль о последнем заставляла гордость расцветать в центре груди. Хотя он был бы не прочь поймать кого-то из слизеринцев. — Скорее завывания раненой псины, — вырвал его из мыслей голос Лили. Мерлин, как он рад его слышать. — До сих пор не могу отойти от твоей серенады. — Я сочинил её сам! — «Лили, ты горяча, как перец чили», просто гениальная строчка, Джеймс. Уверена, Шекспир бы бросил своё творчество, поняв, что ему не переплюнуть этот шедевр. — Шекс кто? Она отмахнулась. — Я забываю, что волшебников мало интересует маггловский мир, — ответила Эванс. В её голосе стоял намек на грусть, но она попыталась его спрятать. Она сказала это так, будто маггловский мир был чем-то незначительным. Второсортным. Что-то внутри него ёкнуло. — Почему? Мне всегда было интересно, — искренне сказал он. — Потому что это ты, Джеймс, — ответила она, и на секунду ему показалось, что в этом «ты» было что-то тёплое. Как весенний ветер. Солнечный зайчик. Что-то, что хотелось поймать и спрятать в груди. — Тебе интересно всё. Без исключения. Сколько звёзд на небе. Построены ли египетские пирамиды с помощью магии. Правда ли слоны боятся мышей, — последнее правда интересовало его особенно сильно. Он даже хотел уговорить Питера пойти с ним в Лондонский зоопарк. — Иногда мне кажется, что ты на девяносто девять процентов состоишь из любопытства. «Нет, — хотелось возразить ему. — Нет. Не из любопытства, а из любви к тебе», — но он промолчал, побоявшись разрушить этот момент. Он не помнил, разговаривали ли они когда-то так долго один на один. — Мама всегда говорит, что во всём. Абсолютно во всём есть магия, — сказал он, искренне улыбнувшись. — Просто у магглов она другая. Но это не значит, что она хуже. Когда Лунатик поставил нам «Space Oddity», я подумал, что вся магия, что есть в моей палочке, не может посоревноваться с магией в этой песне. Ты буквально оказываешься в открытом космосе без всяких аппараций! Я даже не знаю, как это описать! — бросил он восторженно, сильно жестикулируя от переполняющих его эмоций, разворачиваясь к Лили. Её губы растянулись в улыбке, отчего на щеке появилась ямочка, похожая на маленький лунный кратер. Джеймс всегда мечтал до неё дотронуться. — Мило, что Люпин знакомит вас с маггловской музыкой, — ответила она. — Да. Не знаю, что бы я без него делал, — сказал Джеймс, всё ещё широко улыбаясь. — А ты можешь познакомить меня с этим Шекс… Шексиром? Она рассмеялась, резко остановившись, прикрыв лицо руками, качая головой, будто не могла поверить в его глупость. Он остановился за ней. Её смех, похожий на перезвон колокольчиков, разлился по коридору, заставляя что-то в грудной клетке теплеть. Это было слишком ярко. До невыносимого прекрасно. Наверное, поэтому ему пришлось на секунду отвести взгляд. Его глаза автоматически зацепились за стоящую в метрах двадцати от них, словно вырезанную из чёрного картона, фигуру. Ему пришлось прищуриться, чтобы понять, кто именно это был. Он почувствовал, как ярость на секунду прожгла грудную клетку, будто кто-то потушил о него сигаретный окурок. Он хотел наткнуться на кого-то из слизеринцев? Желаниям свойственно сбываться. Перед ним, как херово приведение (Джеймс не слышал ни шагов, ни других звуков) стоял Регулус-матьего-Блэк. — Джеймс? — бросила Лили, наверняка удивлённая воцарившейся тишиной. Джеймс и молчание были несовместимы. Столкнувшись с Джеймсом взглядом и услышав её вопрос, Регулус вздрогнул всем телом, словно наконец-то избавился от тугой пленки оцепенения. Он сделал несколько медленных шагов назад, всё ещё не отрывая взгляда от Поттера, бледный, как сияющая в небе почти полная луна, и резко отвернулся, сорвавшись на бег. Джеймс снова вспомнил появившегося посреди ночи в гостиной сочащегося кровью Сириуса. Вспомнил его выражение лица, покрытое отпечатком боли, когда Регулус столкнулся с ним в коридоре Хогвартс-экспресса. Выражение лица, которое цеплялось к нему всё лето, когда он думал, что Джеймс его не видит. Дыра, оставленная окурком ярости, росла от каждого воспоминания. Он сам не понял, как сорвался на бег. — Джеймс! — услышал он голос Лили, ударивший куда-то в затылок, но всё, что он видел — мелькающую перед глазами копну спутанных кудрявых волос, спрятавшуюся за поворотом. Всё вокруг плыло от пронизывающего его адреналина и злости. Он должен догнать его. Он. Должен. Догнать. Его. Джеймс не понимал для чего. — Стой! — прокричал он, но Блэк не останавливался, отчаянно пытаясь убежать, будто от этого зависела его жизнь. Наверное, Регулусу бы удалось улизнуть, если бы он не споткнулся, чуть не падая, издав протяжный стон. Прежде чем он успел восстановить темп, Джеймсу удалось схватить его за рубашку, потянув на себя. Раздался треск ткани. Джеймс схватил его за плечи, с силой потянув на себя и вжав в каменную стену. Грудные клетки врезались друг в друга, как молоток врезается в гвоздь, и Блэк издал сдавленное шипение. Всё вокруг остановилось. Выключилось. Свелось к чистой ярости и вгрызающимся в него расширенным зрачкам. Чужое тело было горячим, как открытое пламя. Джеймс не был уверен, что на ладонях не появятся волдыри. Регулуса била дрожь. Джеймс пальцами чувствовал бьющуюся в парне бешеную вибрацию, которая передавалась ему. Лоб Блэка был покрыт капельками пота. «Неужели успел вспотеть от бега?» — пронеслось в голове Джеймса, словно это имело значение. — Ну что? Ударишь меня? — услышал он чужой хриплый голос, выведший его из транса. — Здесь нет Люпина, чтобы тебя остановить. Можешь выбить мне зубы. Оставить фингалы. Рассечь бровь. Сломать рёбра. В коридорах никого. Только твоя подружка. Вряд ли она будет на тебя стучать. Скажешь, что я свалился с лестницы и отведёшь в Больничное крыло. Очень по-гриффиндорски. Мозг Джеймса медленно впитывал брошенные слова. Стоящий в них яд, готовый отравить любого. Иглы, нацеленные на его выдержку, которые должны были продырявить её как воздушный шар. Но что-то было в его голосе. Что-то помимо яда. Боль. Здесь, в клетке его хватки, он походил на загнанное животное, которому было нечего терять. «Познакомься, Джеймс, это мой брат, Регулус Блэк», — разъело его мозг воспоминание. Сознание подбросило картинку маленького смущённого мальчика, спрятавшегося за спиной Сириуса. Мальчика, неуверенно протянувшего ему руку. Когда этот мальчик успел превратиться в раненого зверя? — Ну же, Поттер. Чего ты ждешь? — спросил Блэк, обхватывая его руки своими, отчего Джеймса как будто ударило током. Регулус с силой потянул его руку к своему лицу, обхватив его пальцы и сжав её в кулак, не отрывая взгляда от Джеймса, прожигая на коже невидимые дыры. — Тебе помочь? — прошептал он. Дыхание сбилось. Сердце бешено колотилось о грудную клетку, когда Джеймс с силой оттолкнул Регулуса от себя. Тот ударился о стену тряпичной куклой. — Двадцать очков со Слизерина, — бросил он, резко развернувшись, мечтая отдалиться побыстрее. Физически не выдерживая чужого отчаяния и непонятно откуда взявшегося чувства вины. Он услышал смех. Безумный и надрывный. Он отошёл на достаточное расстояние, чтобы не услышать, как этот смех перерос в сдавленный всхлип.