Они называли его опасным. Он был моим спасением

Эвтида Мы с эпистатом стояли в тени высокой колонны. От каменных стен веяло приятной прохладой, и хотелось прижаться к ним лицом, чтобы спастись от полуденного зноя и хоть немного остудить кожу. В этом крыле храма студентам было делать нечего, здесь не проходили занятия, поэтому мы с Аменом были совершенно одни. Ветер лишь изредка доносил до нас приглушённые обрывки фраз или топот ног студентов, спешащих на урок. Какое-то время мы оба молчали. Меня сковала несвойственная мне нервозность. Мне казалось, что я слишком громко дышу, я не могла понять куда мне деть свои руки, и боялась произнести даже один единственный звук. Сердце билось поразительно сильно. Неужели я так сильно боюсь этого высокого мужчину? Его суровое лицо не выражало никаких эмоций, но я заметила, что время от времени он отводил взгляд, но затем снова и снова, словно против воли, поглядывал на меня. Странно, но чувство, разгорающееся во мне рядом с ним, не было похоже на липкий тошнотворный страх, к которому я так привыкла за время изучения запрещенного мастерства. Оно было другого рода и порождало во мне желание слушать этого мужчину, желание смотреть на него. — Как тебя зовут? — спросил охотник. Его голос прорезал тишину и позволил мне немного расслабиться. Это был логичный вопрос. Ведь его имя я знала. Я могла не отвечать. Могла развернуться и уйти. Но я хотела ответить. Хотела смотреть в его глаза цвета льда, хотела стоять здесь с ним как можно дольше, просто вдыхая его запах и зная, что ему интересно мое имя. — Эвтида, - ответила я. — Эвтида, - произнес он, немного растянуто, словно пробуя мое имя на вкус, отчего у меня в животе все перевернулось, - дарующая жизнь. Интересно. Его красивые руки с вытатуированными знаками охотника, как обычно, покоились на оружии. Видимо, привычка выработанная годами. Я должна была бояться его. Должна была. Но в голове одна за другой вспыхивали картинки, как эти руки ложатся на мою талию и скользят выше. Я покраснела и стыдливо отвела глаза. В ушах шумела кровь, а сердце пыталось переломать мне ребра. Как стыдно, он наверное слышит как громко бьется мое сердце. — Эвтида. — Д-да?, — смущенно произнесла я. — Эвтида, почему ты настроена ко мне… — Амен запнулся, после чего прокашлялся и продолжил нарочито безразличным тоном, — к нам, охотникам, столь враждебно? Страх полоснул по сердцу. Вот теперь все встало на свои места и я почувствовала то, что должна чувствовать шезму рядом с охотником. Испуг. Он догадывается о том, кто я? Я выдала себя своим поведением, своим бахвальством? Я моментально ощетинилась, готовая защищаться до последнего, и от мыслей о его руках не осталось и следа. Чего он хочет? Правды? Решил подловить меня или уже давно все понял? — Вы чувствуете, когда вам лгут, верно? — стараясь звучать уверенно и расслаблено, уточнила я. — Именно так. — Считаете ли вы, что ложь хуже неудобной правды? — Ложь порочна, а в правде истина. — Тогда я буду с вами честной, — подытожила я. В подтверждение своих слов и в попытке придать себе уверенности, я посмотрела ему в глаза. Эпистат кивнул, не сводя с меня взгляда внимательных глаз. Они прожигали во мне дыру. Но я все равно решилась сказать ему то, что всегда роилось в моих мыслях. То, что мне всегда хотелось высказать охотникам. — Вы преследуете, запугиваете, убиваете. Решаете, кто достоин жизни, а кто нет. Многие шезму трудятся во благо людей и платят за это головой. — На одном дыхании выпалила я. — Я не берусь поучать вас, военачальник. Но я не доверяю людям, которые оправдывают убийство великими идеалами. — Ты пытаешься оправдать зло, Эвтида. Подумай о людях, которых шезму покалечили или убили? Кто защитит их, кто понесет наказание за их смерть? — Амен говорил спокойно, будто я только что не высказала ему самую дерзкую мысль, которую он когда-либо слышал. — Или смерть достойна внимания, только тогда, когда покойник носит знакомое имя? Меня захлестнуло разочарование и почти сразу – болезненное унижение. Чего я ждала? Что одна моя реплика перевернет все его мировоззрение? Я хмуро посмотрела ему в глаза. Все правильно: Амен — охотник, а я — шезму. Что бы ни случилось между нами, что бы я не чувствовала к этому мужчине, одно это несокрушимое препятствие останется навсегда. — Вы не судите, — прошипела я, не в силах сдержать свой гнев, — а убиваете всех шезму, без разбора! — Значит, в твоих глазах, я кошмарный злодей, которому нет оправдания? — В мире не существует только черного и белого. Идеальных героев или кошмарных злодеев. Мы все остаемся где-то посередине, Амен. — Я удивилась, когда вот так просто и неожиданно для себя самой произнесла его имя. Подумала, что он пресечет такую фамильярность немедленно, но Амен в своей обычной манере, молча изучал меня взглядом и его лицо не выдавало никаких эмоций. Я сникла, злость испарилась, навалилась усталость и досада. Зачем я все это говорю? Неужели, я верю, что что-то можно изменить? Что можно достучаться до этих ледяных глаз. Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Когда я открыла их мгновение спустя, Амен смотрел на меня, а потом перевел взгляд на мои губы. В этот миг, вопреки всему, я ощутила безумное желание, чтобы он наклонился ближе и поцеловал меня, у меня закружилась голова от двойственности моих чувств к этому мужчине. — Эвтида, — Амен сделал небольшую паузу, словно слушал отзвук моего имени отражающийся от стен и высоких потолков храма, — ты сомневаешься в том, что мой отряд несет порядок и благополучие людям? — Может лучше сомневаться, чем твёрдо верить неправде? Несколько мгновений он молчал и я уже подумала, что перешла черту за которую нельзя было заступать. Ведь мы с ним не друзья. Мы враги, хоть он об этом и не знает. И мы не ровня, ведь меня казнят по одному щелчку его пальцев. Зачем же я сказала столько лишнего? Он действительно как-то особенно воздействует на людей. Рядом с ним правда сама рвется наружу. — Вижу, что ты образованна. Но твои речи дерзки, - он был серьезен, - не стоит тебе распространять такие убеждения, это не доведёт до добра. — Вы, несомненно, правы, — произнесла я с вызовом, — несущий волю самого фараона, вы вольны делать, что считаете нужным. Убивайте шезму, истязайте, калечьте. Только не говорите, что должны это делать, — я посмотрела ему в глаза и вымученно улыбнулась, Амен выдержал мой взгляд, — наша жизнь строится из поступков, не из слов. Не важно о чем вы думаете, не важно о чем думаю я. Важно, что мы делаем. На глаза навернулись слезы. Неужели до него невозможно достучаться. Показать, что мир не так прост. Нельзя поделить всех людей на друзей и врагов, уничтожая последних без разбора. Но Амен оставался охотником, верным своим идеалам. Верил в то, во что верил. И мне хватило ума понять: изменить это я не смогу. Если он узнает, кто я, то взглянет на меня иначе. И его красивые руки, прикосновения которых я так желаю, коснуться меня не нежно, они коснутся меня иначе. Я развернулась, намереваясь уйти. Но почувствовала, как тяжелая рука, взяла меня под локоть, останавливая. — Подожди, — прозвучил из-за спины приглушенный голос Амена, — я не хотел тебя напугать или обидеть. Мне нравится говорить с тобой, мне нравится.. твоя честность и прямота. «Твоя честность». Какая горькая ирония. Боги смеются над нами, Амен. Почему все именно так? Я обернулась и посмотрела на него. На упрямый изгиб губ, на тень ресниц, что мягко падает на его скулы, когда он вот так смотрит на меня, сверху вниз. Лучше бы мне никогда не встречать тебя, охотник на шезму. Лучше бы мне никогда не чувствовать этого болезненного притяжения, что затмевает мой разум. И если бы время можно было отмотать вспять, я бы сделала все, чтобы никогда не повстречать тебя. Потому что теперь, я никогда не смогу забыть эти глаза, окаймленные белыми ресницами, эти пряди, падающие на высокий лоб, эти шрамы, покрывающие твои руки и грудь, по которым так невыносимо хочется провести рукой, и это прикосновение. Я смеялась над мальчишками, что за мной увивались раньше. А таких было немало. Смеялась над их сбивчивой речью, неуклюжими комплиментами. Исман всегда говорил «будь с ними мягче, они всего лишь влюблены». Но я была непоколебима. Если моя мать чему меня и научила, то только этому. Любовь - это слабость, унижение. Любовь делает тебя уязвимым. Рядом с любовью всегда ходит смерть. Отдать мужчине свое сердце, все равно, что добровольно положить голову в капкан. И глупа та женщина, которая этого не понимает. Что бы она сказала увидев, как трепещет мое сердце рядом с ним. С Верховным эпистатом. С тем, кто в конце концов, провернет нож в моем сердце. Но я знала, жизнь не сладкие грезы, жизнь полна боли и отчаяния. И что бы ни произошло между мной и этим мужчиной, эта история закончится не единением влюбленных сердец, она закончится кровью. Моей или его. И эта мысль причиняла мне ужасную боль. Но даже с этим знанием мое сердце не билось медленней от его близости, а искра губительной надежды не хотела меркнуть. Я вцепилась в его руку, чтобы не упасть, потому что земля поплыла у меня под ногами. Амен улыбнулся. И это была не ухмылка. А самая настоящая улыбка. Прекрасная улыбка. Судорожно вдохнув немного воздуха, я поняла, что последние несколько минут не дышала. Я старалась не думать о его мягких прикосновениях к моей коже. Но его пальцы были такие теплые. И заранее проклиная себя за малодушие, за слепую веру, за наивность, за глупость я подумала, что, может быть, нашу историю ждет иной финал. Может у нас с ним есть надежда. — Мир? — мягко спросила я. — Да. — Амен кивнул. — Мне потребуется ваша помощь в Фивах, — быстро выговорил он, — и я бы не хотел.. портить отношения. Он отпустил мою руку и сделал шаг назад. Ему явно было тяжело произнести эти слова. Амен не был тем, кто часто предлагает кому-то дружбу. И, пока не успела передумать, я выпалила: — Я хочу тебе кое-что показать. Его губы изогнулись в моей любимой однобокой ухмылке. — Что именно? — хищно спросил он. — Мой секрет, — шутливо приложив палец к губам, ответила я. — Это ведь не что-то незаконное? Я мотнула головой. — Хорошо. Покажи мне.