Сказы о невиданном и запрещенном.

      Не уверен, что моя собственная фигура должна иметь какую-то огласку в этой книге, тем не менее, я часть этой истории и моя собственная должна остаться хоть где-то. Отгоняя мрачные мысли прочь, хотя сделать это, находясь в темнице весьма проблематично, но молодой юноша на страже позволил мне оставить пару абзацев, которые, я могу быть уверен, останутся в книге навсегда. Но жаловаться на свое нынешнее положение я буду после, сейчас же, стоит собраться с мыслями.       Я родился в начале первого тысячелетия, по крайней мере, по людскому календарю, в месяц последних снегов и первых цветов, в месяц, в котором жизнь и смерть идут рука об руку, то бишь в апреле. В те, кажущиеся сейчас далекими, времена, люди и нелюди вполне спокойно уживались. Старшие народы словно старшие братья для людей, что лишь познавали мир и его опасности, Матерь наша общая наблюдала за всем пристально, не давая права на ошибку ни старшим, ни младшим. Я не уверен, в какой именно момент произошел раскол, большую часть своего детства и юности я провел в совсем глухих лесах и познавать жизнь городскую и научную стал совсем, как я считаю, поздно, когда мне было уже за сто. Для людей, я и тогда, и сейчас, буду лишь стариком в молодом теле, а для своих я все еще мал, словно младенец, и тот груз, взваливаемый на меня как моими соплеменниками, так и людьми, весьма огромен и неподъемен, впрочем, я никогда не стремился исполнять возложенное.       Боюсь, что о своем детстве не могу рассказать много. Некоторые воспоминания, что ясны, как день, конечно описать стоит, но большинство словно корабль в тумане, ищущий маяк, который приведет его в бухту. В моем случае, корабль этот отчаянно раз за разом бьется о скалы, окрашивая море кровью и древесиной. Как и любой эльф, я был очень близок к Природе, и я сейчас говорю не о той, которую себе представляют люди современные, вероятно, потерявшие уже связь с ней и видящие в ней лишь материал. Своей матери я не помню, но из того, что успел узнать, могу сделать вывод, что она была не самой благочестивой особой, могу так же предположить, что и происхождение мое было скорее случайным, чем преднамеренным, другими словами, ребенком я был нежеланным, что очень быстро проявилось в том, что мать моя, словно бегущая от стрелы ланка, исчезла в недрах нашего мира, не оставив ничего. Благо, ее мать, уже, даже по моим меркам, древняя эльфка, вырастила меня, не скажу, что как ее ребенка, но весьма достойным образом. Я не знал голода и холода, и большая часть моего детства была беззаботной и скучной, и, вероятно, опытный читатель на этом моменте ждет «но», спешу огорчить, его не будет. К чему все это… Из-за близости эльфов с Природой, у нас очень развит магический дар, который многие из человеческого рода так желали приручить и заполучить, моя бабка сразу увидела, что мои способности уходят далеко даже от обычных эльфов и леса я понимаю настолько виртуозно, что многие древние эльфы позавидуют. Момент не упустили, другие эльфы предлагали меня отдать в чародеи, но моя древняя бабушка не позволила этому случиться, будучи особенно волнительной особой, она порешила, что служить Матери для меня будет больший смысл, чем быть напыщенным чародеем, предлагающим свои услуги за деньги не только эльфам, но и людям, что в ее понимании было недопустимо. Она в принципе не видела в людях хоть чего-то стоящего, «лишь тени нашего рода» — говорила она каждый раз, когда речь заходила о наших младших братьях. Позднее у меня закралась идея, что свое собственное высокомерие она хочет искупить через меня, но точного ответа я не дам. Нынешние друиды совсем не такие, какими были мы. Они лишь старики и редкие эльфы, с редким даром, пришедшим, впрочем, все равно от Старших, большинство из них служат скорее себе, чем Природе, но их старания столь ничтожны, что не уверен, стоит ли рассказывать о них, а тем более сравнивать с тем, как быть должно. Все время с тридцати лет и до ста я провел, обучаясь искусству и ритуалам, сейчас же, если бы кто увидел меня в городе на улице, вряд ли бы даже подумал на мое друидское происхождение, но таково оно и его я не предаю, хоть и нахожу среди всех своих увлечений наименее приятным. К тому времени я совсем расцвел и продолжаю цвести до сих пор: в каштановых дебрях моих волос лишь начала выделяться белая нить седины, лицо было вытянутым и приятным, уши ровные, и подарок от Матери — глаза, словно у зверя, но на том не останавливались ее дары, о которых, впрочем, я упомяну позже. Тогда я и смог вырваться из лесов, что окружали меня всю жизнь и наконец-таки явить себя миру нынешнему, который, честно, даже не оттолкнул меня поначалу. Очень быстро я поймал себя на мысли, что совершенно не знаю языка человеческого, ведь моя бабуся была против этого, но, обладая отличной памятью и складным умом, я быстро освоил эту несложную систему, тем более, что корни ее все еще шли от нашего, эльфского языка. Я быстро познакомился со своими сородичами, которые рассказали мне про университет, мол, тебе-то, Х*****, это будет полезно, правда, я не сразу понял, какой именно они имели в виду, ну, пошутили надо мной люди, что я такой несмышленый, да и направили в место, где обучаются барды и другие стихосложители.       Что ж, я слышу шаги, надеюсь, у меня еще будет время. Я совсем сбился со счета, этот камень вокруг убивает всю мою энергию. Черт возьми. Вся обратная сторона листа изрисована цветами, листьями, кувшинками, ростками и прочим. Вся в угле и немного смазанная.