Княже

Бес с Зеленого Мыса С повадкою лиса Без особого смысла Без гроша за душой

Мельница "Бес джиги"

Дилюк проснулся на рассвете и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Он вошёл в воду по щиколотку и потянулся, полной грудью вдыхая свежий воздух. Дилюк довольно крякнул и согнулся пополам, касаясь руками кончиков пальцев на ногах. Он крупно вздрогнул, расслышав неподалёку от себя плеск, отпрыгнул, готовый защищаться, а затем замер. Ведун выходил из воды в чём мать родила, устало потирая переносицу и что-то бормоча себе под нос. Дилюк с удивлением отметил, что скрытый ранее повязкою глаз был цел и невредим. Дилюк сам по себе был человеком любопытным. Конечно, ему было интересно, какое тело скрывается под красивой одеждой и волчьей шкурой, но от чего-то второй раз за два дня видеть молодого и неожиданно прекрасного ведуна совершенно голым было… несколько смущающе. Дилюк отвёл взгляд и принялся рассматривать своё отражение, изо всех сил стараясь не глядеть на сильные ноги и рельефное тело. — Что интересного нашёл на мелководье? — ведун подкрался незаметно, стоял за плечом, почти вплотную и смотрел через плечо Дилюка на воду. Дилюк вздрогнул. Ведун оказался выше, стоял слишком близко, скорее всего голый, дышал на ухо и говорил со смесью усталости и весёлости. — Вы обращаетесь в волка? — Да, — ведун легко обнял Дилюка одной рукой, чуть прижимаясь сзади и легко спросил: — И что ещё ты обо мне успел понять? Дилюк чувствовал улыбку ведуна и замер, словно заворожённый, разглядывая отражение в воде. В памяти вдруг всплыл один момент. Тогда Дилюк стоял на берегу реки и, так же как ведун сейчас обнимал его, обнимал девчушку. Волосы её были цвета вороньего крыла, глаза были почти как у ведуна, разве что чуть посветлее и кожа её была загорелой. Им тогда было лет по двенадцать. Дилюк уложил ладонь поверх рук ведуна, как тогда делала та девочка и глядел в отражение в воде замутнённым воспоминаниями и печалью взглядом. А потом он резко дёрнулся, скинул руки ведуна со своей талии и зашагал подальше от него, глубже в воду. — Мне бы побриться, — он обернулся на ведуна и тот тут же улыбнулся, но не успел спрятать промелькнувшую во взгляде странную тоску. — Не делайте так больше. Дилюк глядел на ведуна и заметил, что на его плечи накинута ткань, подвязанная на талии шнурком, прикрывая наготу. — От чего же? — ведун ухмыльнулся лукаво, по-лисьи, склонил голову на бок и Дилюк вновь засмотрелся. — Али я не мил тебе более? — Не милы. Ведун вздохнул с наигранной тоской и развернулся, направляясь к избе. — Я же просил на «ты» и по имени, — он лениво взмахнул рукой и этот жест показался Дилюку до того изящным, что он вновь засмотрелся. А потом крепко зажмурился и затряс головой, силясь прогнать из неё все мысли ненужные. Он раньше никогда так не засматривался даже на красных девиц, что уж говорить о ведунах, обращающихся в волков. Дилюк с силой потёр лицо и бросился следом за ведуном, не желая отставать. Когда Дилюк зашёл в избу, ведун уже спускался со второго этажа, одетый так же, как вчера. Волчью шкуру он нёс в руках и кинул её на лавку на улице, а затем принялся стряпать. Каша была простая, почти что безвкусная и Дилюк бы очень хотел на это пожаловаться, но понимал, что вкуса каши его жалобы не изменят. Запивали водой. Спустя пять минут после завтрака ведун отнёс посуду в избу, запер её, накинул шкуру на плечи, взмахнул рукой и двинулся к вышедшему из-под воды мосту. Дилюк едва успел опомниться и побежал следом. — А кто смотреть будет за моим конём и вашим домом? — Змий, — коротко кинул ведун и замолчал. На берегу он обратился в волка, плавно и быстро, а потом взмахнул хвостом и одежда, спавшая с него, аккуратно сложилась в узелок, который сам собою закрепился на волчьей спине. Сначала волк шагал. Затем перешёл на рысь, а после мчался через лес опрометью, сломя голову, и Дилюк отчаянно за ним не поспевал, хоть и казалось, будто деревья, кусты, пни и камни сами отходят с их дороги, освобождая её. Они бежали до самого вечера. Сначала через лес, затем — вверх по горе. Горный дом ведуна был меньше избы на озере — сени и одна комната, и стоял на берегу чистейшего и холодного озера. Спать легли не ешви, не сказав друг другу ни слова. У Дилюка в животе урчало и резало, но он упрямо молчал, уже жалея о том, что согласился остаться с ведуном. Когда Дилюк следующим утром проснулся страшно уставший, с ломотой во всём теле, то ведуна рядом уже не было. Он вернулся когда время уже шло к полуночи, с сумкой, полной трав, кореньев и ягод. Ведун тут же принялся перебирать их, сортировать и раскладывать по доскам, прижимая камнями, оставляя просушиться. Он ничего не рассказывал, а Дилюк ничего не спрашивал. Спать снова легли молча. Дилюк всё ещё был голоден, потому как за весь день ни в окрестностях, ни в самой избе, ничего съестного не сыскал. Следующее утро началось так же — Дилюк проснулся рано утром и ведуна уже не было. Но зато на крошечном столике в избе нашлась миска стылой невкусной каши и чашка горького отвара. Дилюк съел и выпил всё до конца, а потом пошёл мыть посуду в водах озера, да так и отморозил себе пальцы. Ведун вернулся вечером, на закате. Снова с травами, ягодами и кореньями и принялся вновь перебирать свои трофеи. Дилюк лежал рядом на земле, наблюдал за ловкими и уверенными движениями смуглых пальцев и, заворожённый и пригревшийся, уснул. Проснулся он посреди ночи от того, что отлежал себе бок и страшно щипало пальцы. Дилюк завертелся, стараясь улечься на земле поудобнее, но вместо этого грохнулся с лавки и сдавленно выругался. Он понюхал пальцы — пахло горько и травами. Стирать мазь он не стал ведь ведун уже согласился ему помочь и даже подробно рассказал о ритуале. Кряхтя, обратно забираясь на лавку, Дилюк наткнулся на немигающий взгляд волчьих глаз и чуть не заорал с перепугу, но вовремя зажал рот ладонью. Волк насмешливо фыркнул и отвернулся. В доме в горах они провели неделю. Всё время молчали. Ведун готовил лишь по утрам всё ту же отвратительную кашу и весь день проводил в лесу, собирая травы, а вечера тратил на их сортировку и раскладывание. Часто травы он раскладывал нагой, с одной лишь волчьей шкурой на плечах, сидя перед избой, ленящийся одеваться, потому как на ночь обращался в зверя. Дилюку казалось, что за столько дней молчания его губы слиплись, а сам он разучился говорить. Потому Дилюк принялся разговаривать с птицами и озером. Кэйа частенько наблюдал за ним издалека, оставаясь незамеченным. Дилюк был прекрасен с головы до пят, но Кэйа искренне жалел о том, что согласился помочь Дилюку. Он специально кормил его мерзкой кашей и поил горькими отварами, надеясь, что со дня на день княжич запросится отпустить его в деревню. Но смотреть на его страдания было всё равно, что тёрн вокруг сердца наматывать, и Кэйа чувствовал, что ещё чуть-чуть, совсем капелька, один тёплый взгляд, одна ласкова улыбка, и он с треском поломается, сдастся на милость судьбы и белоснежных рук. — Травам осталось сушиться немного, — сказал однажды вечером ведун, прорычав букву «р». — Потом надо будет снести их в избу на озере, а потом пожить в доме в чаще, понабрать ягод и прочего. Если надоело — езжай в деревню. Кэйа сидел к Дилюку спиной и отчаянно надеялся на то, что тот запросится пожить подальше от него, пока не придёт время собирать крапиву. Но вместо этого он вздрогнул и закашлялся от изумления, услышав ответ Дилюка, понимая, что всё-таки он сам сдался. — Я бы хотел, чтобы Вы позволили помогать, — Дилюк глядел в спину, покрытую волчьей шкурой, говорил устало и скучающе, не надеясь получить дозволения. — Я строгий учитель, — ведун усмехнулся. — И учить тебя буду только если ты отбросишь вежливость. — Так Вы! — Дилюк радостно и взволнованно заголосил, подскочил на ноги и забегал кругами: — Ой, то есть ты, позволяешь мне помогать?! — он плюхнулся перед Кэйей на колени, схватил его за плечи, затряс, благодаря, а потом крепко обнял, не обращая внимания на чужую наготу. Кэйа со смехом утянул Дилюка к себе на колени, но тут тотчас же смутился и отстранился. Вечер провели в молчании. По утру ведун собрал травы и разложил их по сумкам, а затем перекинулся в волка, взмахом хвоста, используя магию, закрепляя сумки с травами на себе. Затем снова началась бешенная гонка через лес. Дилюк начал задыхаться раньше, чем прежде и чуть не покатился кубарем, сбегая с горы. Волк обернулся лишь раз и Дилюк тут же воспрял духом, не желая казаться слабым и никчёмным перед прекрасным ведуном. После полудня волк остановился, потоптался, прошёлся по поляне кругом, как кот, выбирающий куда бы лечь, а потом и правда лёг, внимательно глядя в глаза Дилюка. Дилюк остановился, опираясь руками о колени и зажмурился, тяжело дыша. Волк кивнул на землю и положил голову на лапы. — Мы отдыхаем? — запыхавшись спросил Дилюк и волк кивнул. — А в прошлый раз привала не было, — Дилюк плюхнулся на землю, сразу же ложась на спину, подставляя лицо тёплому летнему солнцу и жмурясь от удовольствия. Солнце летнее, горячее и яркое, грело и чуть слепило даже сквозь сомкнутые веки. Дилюк заложил руки под голову, сыто улыбаясь, наслаждаясь теплом и светом. Он представлял свою грядущую свадьбу, прекрасную невесту и княжеские свадебные одежды. Но как бы Дилюк не грезил своей невестой, как бы ни старался представить её себе, но девушка в его фантазии была безликая, с образом размытым и зыбким. Дилюк даже вспоминал ту звонкую девчушку из детства, но и она была какая-то тусклая и будто бы ненастоящая. Потом Дилюку виделось тёплое море, на волнах которых он качался, купаясь в свете. Проснулся Дилюк на печи. Ведун сидел за столом и тихо шуршал травами, рассовывая их по сундучкам и мешочкам. Нагой, со шкурой, скинутой с плеч и небрежно свисающей с лавки. С распущенными волосами, чуть ссутулившийся, сосредоточенный и прекрасный. Дилюк прикусил язык. Негоже звать так мужчин, пусть даже в своих мыслях. Красоту ведуна отрицать было нельзя, но вот любоваться ею, быть очарованным и заворожённым ладным, стройным и сильным мужским телом всё равно, что стать глубочайшим разочарованием отца и всего княжества. Дилюк приехал к ведуну, чтобы снять с себя магию и найти достойную жену. — Вы, — Дилюк запнулся и слез с печи. — Ты нёс меня на спине? — Ты слишком сладко спал, княжич, — ведун не оторвался от своего дела и отвечал тихо и спокойно, тщательно пряча нежность и умиление в голосе. — Аж завидно стало. От того и не будил. Дилюк сел на лавку рядом с ведуном и скосил на него взгляд, внимательно рассматривая. — Ты бы хоть прикрылся, — он фыркнул и отвёл взгляд, разглядывая травы, лишь бы вновь не смотреть на смуглое тело. — Да что у меня такого есть, чего бы ты не видел? — ведун пожал плечами и улыбнулся: — Али я всё ж пришёлся тебе по вкусу? — Не пришёлся, — Дилюк подпёр голову рукою и всмотрелся в чужое лицо. — Но ежели продолжишь ходить голышом, то рискуешь привлечь к себе ненужное внимание. — Какое же, например? — весело хохотнул ведун. — Да хоть змия того. Что будешь делать, если он в одну с тобой постель полезет? — Полезу следом, конечно же! — ведун кинул на Дилюка быстрый взгляд и расхохотался, углядев на его лице чистое изумление. — Не смотри так. Нас здесь живёт больше, чем кажется. На озёрах змий и с ним я спал, и не раз. Весьма увлекательно. Ещё из соседей у меня есть наставник мой, он живёт выше в горах, неподалёку от той избы, где мы были прежде. В чаще лесная ведьма. Наглая и бессовестная, но умная и прекрасная. У реки живёт один заежий, из-за западных границ. По-нашему говорит. Хороший человек, пусть и нелюдимее меня будет. А ещё у меня есть дом на границе с полями, а в полях тех живёт ещё один ведун, старый, пусть и выглядит юно. Он слышит голос ветра и поёт ему свои песни, летая с ним вместе. Они все хорошие люди. И всех когда-то изгнали из-за магии, не глядя на то, сколько добра они делали. На кого не глянь — есть след от пламени. — И со сколькими же из них ты спал? — расхохотался Дилюк, стараясь не сводить разговор к гонениям колдунов. — Со всеми, кроме Лизы, — ведун тоже расхохотался. — она предпочитает женщин, — он поиграл бровями и чуть раздвинул свои ноги, заставляя Дилюка тут же покраснеть и отвести взгляд. — И наставника. У него супруг. — Супруг? — Дилюк, поражённый до глубины души, немного растерянно посмотрел на Кэйю своими красивыми глазами. — Мужчина с мужчиной женаты? — Да, — ведун ответил с какой-то почти нечитаемой тоской в голосе, оторвался от трав и теперь глядел в окно: — Счастливы в браке уже много лет. Они оба тоже гораздо старше, чем кажется. — Вот как, — Дилюк проследил за взглядом ведуна и тоже принялся глядеть на озёрную гладь. — Я думал это, — он запнулся подбирая слова, а потом махнул рукой: — это просто как увлечение. — Увлечение? — усмехнулся ведун и Дилюк разглядел горечь в уголках тонких губ. — Ну, — Дилюк замялся и принялся перебирать стебельки трав, чтобы чем-то занять руки и успокоиться. — что-то несерьёзное. Побыть с мужчиной, чтобы понять какого это, но потом обязательно найти себе жену и создать семью. — Ясно, — глаза ведуна потемнели, небо нахмурилось, в голосе засквозило холодом, какой дует из сквозняка морозной зимой. — Не путай мне травы, — он выдернул травы из белых рук княжича и небрежно кинул их на стол. Затем ведун встал и скрылся на втором этаже избы. Вернулся он уже в штанах и рубахе, с волосами собранными в длинную, толстую косу. Дилюк молча наблюдал за ведуном, нервно перебирая рукава рубахи и кусая губы. Он чётко понимал, что сделал что-то не так, но никак не мог понять что же именно. — Я не хотел сказать, — тихо начал Дилюк, а ведун, собиравшийся покинуть избу, замер, будто заледенел с головы до пят, держа руку на ручке двери, — что чувства твоего наставника и его супруга друг к другу и твои чувства к твоему любимому что-то несерьёзное и ненадёжное, — дверь избы оглушительно хлопнула и Дилюк вздрогнул, виновато опуская взгляд на руки. Кэйа же сразу обратился в волка и понёсся куда глаза глядят. Он прекрасно понимал, что не имеет права изливать свою злость и обиду на ласкового, озорного и открытого княжича. Ведь Дилюк был человеком по-настоящему добрым и отзывчивым. В его сердце ярко горел огонь, готовый обогреть и защитить всех вокруг. Но Кэйа не мог. Дилюк слишком напоминал… Кэйа затряс косматой волчьей головой и завыл по-волчьи, давая своей тоске выход. Лиза потом наверняка будет ворчать, мол он пугает и надоедает своим внезапным воем, но сейчас Кэйе было не до этого. Он набрал полные лёгкие воздуха и снова завыл. Протяжно, горько и отчаянно. Дилюк вздрогнул. Обычные волки воют не так. Значит, это ведун в своём зверином обличии даёт выход своим чувствам. Дилюк понуро опустил голову, практически касаясь своей груди подбородком, чувствуя себя страшно виноватым. А потом он хлопнул ладонями по столу, нахмурился и мысленно отругал сам себя за своё поведение. Обычно он вёл себя совсем не так. В начале, чтобы понравиться старосте и получить её дозволение на встречу с ведуном, он позволил себе улыбчивость, отзывчивость и мягкость. В первую встречу с ведуном он был слишком растерян и, стоило это признать, неохотно, но честно, очаровался ведуном. Но, всё же, Дилюк всегда будет княжим сыном. Наследником князя Крепуса. Он станет князем, отцом и мужем. Необходимо взять себя в руки, запереть все чувства глубоко, там, где им положено быть, и прожить с ведуном до следующего года бок о бок. Надо казаться ему человеком хорошим и добрым, чтобы он не передумал и не отказал в своей помощи в последний момент. Дилюк хлопнул ладонями по столу ещё раз, а затем встал, вскочил практически, и принялся искать по избе съестное. Можно приготовить ведуну вкусный ужин, прося им прощения за своё поведение. Благо, у ведуна нашлась и мука, и яблоки, а ягод всяких, свежих и сушёных, было видимо-невидимо. Из-под курей Дилюк достал ещё тёплые яйца и разбил их в муку, стараясь не думать о том, какие очаровательные цыплятки могли бы из них вылупиться. Корова недоумённо смотрела на белорукого княжича, который доил её днём, а не утром, как обычно делал её хозяин. К вечеру, пробегав по лесу весь день, нацепляв на шкуру репеев и листьев, Кэйа лежал на бережку своего озера и глядел на своё озеро и дымок, идущий из избы. Конечно, княжич уже попросил прощения и то, что Кэйа его не принял, лишь его проблемы. Теперь Дилюк сидел на улице, или лежал в избе, на печи, нежась в тепле и ел. Наверняка он улыбался. Тонко так, смущённо, прикрывая глаза, не имея понятия о ямочках на своих щеках. Кэйа вздохнул и нырнул в воду, неожиданно решив добраться до своего острова вплавь. Когда он вылез на берег, тут же отряхиваясь, разбрызгивая вокруг себя тысячи капель, то взгляду его предстала интереснейшая картина: Дилюк, широко расставив руки в стороны, стоял перед нагим змием, преграждая ему путь к накрытому столу. Княжич при этом выглядел воинственно и грозно, серьёзно и непреклонно. Но стоило волку вылезти из воды, как оба тут же посмотрели на него. — Выглядишь скверно, — хмыкнул змий и у Дилюка от этого низкого, глубокого, словно рокочущего, голоса, мурашки по спине пробежались. — Весь день по лесу носился, что ли? Волк фыркнул, тряханул головой и, всего через мгновение, на его месте стоял нагой ведун. — И всё равно остаюсь самым симпатичным, — ведун скрестил руки на груди, а Дилюк покраснел, отводя взгляд. — Что здесь происходит? — Этот человек не пускает меня к столу, — змий обиженно, почти что по-детски насупился, жалуясь. — Это ужин для Кэйи! — воскликнул Дилюк, яростно сверкая глазами. — Я прощения просить хотел и потому готовил, а не чтобы ты брюхо своё змеиное набил! — О? — Кэйа приподнял брови, обводя взглядом стол. — Но нам и вдвоём столько не съесть. — Драконье, — невозмутимо поправил змий и Дилюк замер, едва заметно бледнея. Рука его сама собою потянулась к поясу, чтобы достать меч из ножен, да зарубить крылатого ящера, но, к счастью Дилюка, меч его лежал в избе. — Да, — ведун положил руку на плечо Дилюка и представил их: — Знакомься, княжич, это Чжунли и он дракон. Но предпочитает обращаться в змею или маленького дракончика, смешного совсем, чем-то на маленькую длинную собаку похожего. Или кота. Я так и не понял, честно говоря, — хохотнул ведун. — А это княжич Дилюк Рангвиндр, сын князя Крепуса. Когда Кэйа представил Дилюка, во взгляде змия мелькнуло что-то, отдалённо похожее на узнавание и удивление. Они пожали руки. Кэйа скрылся в избе, а змий остался стоять перед Дилюком. Высокий, сильный, величественный и невозмутимый. И совершенно голый. Дилюк поймал себя на странной мысли: нагота змия не смущала и волновала его так, как нагота ведуна. Дилюк собрался было задать змию какой-нибудь вопрос, чтобы прервать гнетущую тишину, но из избы вышел Кэйа, одетый в штаны и рубаху, и кинул одежду змию. Тот ловко поймал её и, не торопясь, аккуратно оделся. Когда Кэйа сел за стол, то обомлел. Княжич приготовил кашу с ягодами, наварил компота, спёк пирог и потушил овощи. Всё пахло до одури вкусно, слюна быстро копилась во рту и хотелось поскорее попробовать стряпню княжича. Понятно, что привлекло сюда Чжунли. Чжунли невозмутимо сел напротив Кэйи, на своё обычное место, а Дилюк сел рядом с ведуном, глядя на него краем глаза и тихо светясь от радости, замечая, что его стряпня пришлась ведуну по вкусу. Во время еды Чжунли и Кэйа обменивались новостями, шутили, обсуждали травы и какие-то ещё свои ведовские дела, о которых Дилюк ничего не понял. Уходя, Чжунли зашёл в избу и, покопавшись в травах, забрал с собою аж две сумки, обещавшись на днях угостить их мясом в оплату. Через два дня змий снова пришёл в дом ведуна и принёс с собою несколько туш. Кэйа, как увидел, что змий сгружал мёртвых зверей на его дворе, выскочил из избы и погнал гостя прочь, хлестая его веником по спине и ногам, целясь в задницу. Змий бегал вокруг дома, пока Кэйа поносил его, напоминая о том, что он много раз просил не класть трупы животных на дворе. Дилюк наблюдал за ними из окна, придерживая рукою ставни, чтобы они, подталкиваемые ветром, не били его по голове. Наконец, змий замер и, ударившись о земь, обратился змеёю, тут же скользнув Дилюку на руку. Княжич заверещал, отшатнулся от окна, тряся рукой, пытаясь скинуть с неё змия, но тот обвился крепко и глядел невозмутимо. Дилюк всё пятился, опрокинув лавку, падая на пол избы, стукаясь головою о печь. Первые мгновения ведун стоял, ошалело глядя на происходящее в его избе, а потом ловко запрыгнул внутрь через окно, подхватывая морщащегося от боли княжича на руки и стягивая змия с его руки. — Ты невыносим! — он откинул змия на печь и тот недовольно зашипел. Ведун уложил княжью голову себе на колени и рыжие кудри рассыпались по его ногам. Дилюк прикрыл глаза, пока ведун осматривал его голову и разочарованно поморщился, когда Кэйа отошёл к столу и принялся копаться в травах, размалывая их, готовя примочку. Змий лежал на печи, свернувшись кольцами, греясь в лучах солнца. Ведун бесцеремонно схватил его и выкинул в окно, на туши, которые он принёс. — Иди готовь! — зло прикрикнул ведун, яростно сверкая глазами: — Сколько раз я просил тебя не приносить мне не разделанные туши? Ты же знаешь, что я сам не могу их разделывать и потрошить! Ты что, совсем на старости лет обленился? — змий что-то зашипел в ответ, но ведун смачно выругался и захлопнул ставни. Он сдвинул вместе несколько лавок, сбегал наверх, за одеялом, и накрыл им лавки. Затем он легко взял устало лежащего на полу Дилюка и уложил на лавки. — Как ты, княжич? — тихо и мягко спросил он, поглаживая алые кудри. — Сильно голова болит? Дилюк что-то замычал в ответ, неосознанно подставляясь под руки ведуна, жмурясь и улыбаясь. — Трещины нет. Просто кожа повреждена, но это скоро заживёт. Через пару дней отправимся в дом в чаще, а там, неподалёку, и Лиза живёт. Она в целительстве лучше меня ведает. Покажем ей твою голову, княжич, и она точно тебя за пару дней исцелит. Следа не останется. — Что ты его утешаешь как дитя малое, — змий, нагой, распахнул ставни и через окно заглянул в избу. — Возьму твоих ягод к мясу? Туши я разделал и убрал по местам. — Ой, да бери, что хочешь, — Кэйа поморщился и отмахнулся. — Прости за голову, маленький князь, — змий говорил вежливо, но Дилюк видел смех в его золотых глаза. — Не думал, что ты так боишься змей. Но не беспокойся, этот велесов сын хороший лекарь, так что до свадьбы заживёт. — Пшёл прочь, — Кэйа кинул в лицо змия какую-то тряпку. — Пришёл с утра, переполошил меня, так ещё и шутки шутишь. Змий невозмутимо поднял кинутую в него тряпку с земли, на деле оказавшейся штанами, и натянул их, недовольно ворча. — Что ты там бубнишь, старый перешник? — Кэйа вновь прикрикнул на змия и кинул обеспокоенный взгляд на меланхолично наблюдавшего за этим княжича. — Раньше ты не заставлял меня одеваться. И сам голышом али волком месяцами жил, — змий недовольно поморщился, потряхивая ногами. — Не люблю одежду. — Нашего племени людей такое не смущает, а вот княжич стесняется, — ведун насмешливо щурился на Дилюка и тот тяжело вздохнул. — Вовсе я не стесняюсь, — он резко сел на лавке, но ведун тут же надавил рукой на широкую, белую грудь и положил его обратно. — Ходите в чём хотите. Я тоже могу голышом ходить, коли у вас тут так принято. — Не боишься, что юный и прекрасный ведун на тебя заглядываться будет? — змий упёрся локтями о подоконник, и подпёр голову, многозначительно щурясь. — Он у нас большой ценитель людской красоты. — Вот тебя пусть и оценивает, окаянный, — Дилюк вновь тяжело вздохнул. — Я хочу встать. Голова почти не болит. — Вот когда уйдёт это твоё «почти», тогда и вставай, — ведун потрогал Дилюков лоб и принялся под нос бранить змия. — Как бы у тебя жар не начался, печь-то снаружи не мытая несколько лет. — Что? — Дилюк резко сел, не позволяя уложить себя обратно: — Как несколько лет?! — Так я в ней только готовлю, — ведун пожал плечами. — А в холода где спишь? — В постели у себя. — Или под ней, — язвительно протянул змий. — Ой, языком мелешь так, будто сам зимуешь в человечьем теле, — ведун язвительно ощерился, но змий остался невозмутим и лишь пожал плечами: — Мне-то драконья форма родная. Я из яйца вылупился. А ты — человек. Каждую весну иду к тебе и гадаю: одичал али нет? — Да скорее ты сам яйцо отложишь, чем я одичаю. — Скорее я яйцо отложу, чем ты свою жизнь устаканишь, да пару себе найдёшь. Ведун обречённо застонал: — О нет. Ты как староста Лив! Постоянно меня сватаешь при любой возможности. — А от чего не сосватать? Знаешь как давно я на свадьбах не гулял? Змий оставался невозмутим и спокоен. Напряжения между ним и ведуном больше не было. Они поддевали друг друга словами, как старые друзья и Дилюк с интересом за этим наблюдал. — Тогда иди Альбедо сватай, али Венти. Чего ко мне прицепился? — Ты ближе всех живёшь. — Иди готовь! — ведун кинул в лицо змию пучок трав, но тот невозмутимо поймал их и съел. — Я позову, как закончу. Ведун только махнул змию и что-то неразборчиво забормотал. Дилюк, остановленный строгим взглядом, послушно лежал на лавке. Ведун перебирал травы и Дилюк наблюдал за ловкими, быстрыми движениями тонких и цепких пальцев. Постепенно он начал засыпать, наблюдая за руками ведуна, но тут, как на зло, в избу через окно вновь заглянул змий. — Вылетайте из гнёздышка, птички, — он опять многозначительно ухмылялся. — Кушац подано. Мясо с клюквой. — Моя клюква! — горестно воскликнул ведун и всплеснул руками. — Ты же знаешь, что она нужна мне для обряда! — Ты этот свой обряд проводишь на день своего рождения. Успеешь новой клюквы набрать, — змий вновь заворчал, как когда-то ворчал дедушка Дилюка. — Её ещё надо заговорить! — ведун всплеснул руками. — Дать ей познать четыре сезона! Грозы и метели, зной и паводки! Сколько там осталось?! — Семь ящиков. — Семь?! — ведун вскочил. — Было десять! — Я перекусил. — Ты! — ведун задохнулся от возмущения, а потом ловко выпрыгнул в окно, падая ровно на змия и прижимая его собою к земле. — А ну-ка выплёвывай обратно, старая ящерица! Ведун шутливо бил змия по груди и тот смеялся одним взглядом. — Почему ты вообще проводишь этот обряд каждый год? Я никогда о нём не слышал. Ведун замер, будто окаменел, сидя верхом на бёдрах змия и Дилюк задержал дыхание: любопытство брало над ним верх. — Мама проводила его. И мне наказала не забывать каждый год его проводить. И моим детям, коли они будут. — Ясно, — змей ответил ровно, но Дилюк кожей почувствовал исходящее от него чувство вины и неловкости. А потом он резко сел и мягко обнял ведуна. Кэйа легко улыбнулся. Чжунли не был силён в проявлении своих эмоций и эта его неловкая ласка, идущая от самого сердца, грела душу Кэйи. Он легко обнял Чжунли в ответ, поглаживая по спине. Дилюк поспешно отвёл взгляд, смущаясь наблюдать за нежностью меж ведуном и змием. — Ничего, — тихо. Так, что слышали только они двое. — Ты не виноват. Она погибла давно. Ничего, что ты напомнил об этом. — Но это не мешает мне чувствовать стыд и вину, — Чжунли ответил так же тихо. — Наверняка ты скучаешь. — Ничего страшного, — Кэйа тихо рассмеялся. — Я давно отпустил это. — Знаем мы это твоё «ничего страшного». Тоскуя по тому человеку ты тоже говорил «ничего страшного» и «я отпустил это». А чем в итоге всё кончилось? — Но не насовсем же кончилось, — Кэйа снова легко рассмеялся, но даже Дилюк почувствовал в этом смехе какую-то скрытую тяжесть. Ведун легко встал на ноги и громко, звонко расхохотался. — Пошли к столу. Дилюк повернулся на другой бок, принимаясь рассматривать стену. Внезапный момент близости меж ведуном и змием всё ещё страшно смущал. Для себя Дилюк решил, что не будет мешаться этим двоим своим присутствием за столом. Дилюк смотрел на стену и думал о том, как мягко и ласково змий обнял ведуна. Как они о чём-то шептались. Они выглядели так, будто отношения меж ними совсем не дружеские. Будто их связывает что-то большее, что-то глубокое и нежное. — Эй, — тихо и мягко. Дилюк вздрогнул от мягкого прикосновения к своему плечу. — Мы ждём тебя за столом. Еда стынет. — Я не голоден, — Дилюк отчего-то насупился и захотел сам себя ударить за неподобающее поведение. — В последний раз ты ел вчера вечером, княжич, — ведун мягко потянул Дилюка за плечо, переворачивая его с боку на спину. — Голове стало хуже? — он коснулся одной ладонью лба Дилюка, а второй — своего. Ведун нахмурился, а потом наклонился и коснулся губами белого лба. — Температуры нет, — ведун сжал запястье княжича, измеряя его пульс. — И сердце не частит. Болит что-то другое? — Ничего у меня не болит, — Дилюк нахмурился и заговорил резко: — Хватит носиться со мной, как курица с яйцом! По лицу ведуна пробежала тень. Он перестал хмурится и лицо его разгладилось, стало холодным и отстранённым, без единого намёка на какие-либо чувства. — Вставай, — голос ведуна тоже стал пустой и холодный. — Пока я не сотку тебе рубаху из крапивы и не отправлю домой отмечать ночь Купалы, я ответственен за твою жизнь и здоровье. Иначе твой благородный отец придёт сюда с дружиной и снова начнёт жечь людей нашего племени. Я и так видел огня больше, чем хотел. — Я поем позже. — Али ты ешь добровольно, али я запихиваю в тебя еду кусок за куском. Что выбираешь, княжич? Дилюк наконец-то посмотрел в глаза ведуна. Они потемнели и стали цвета морской пучины, но княжич чувствовал как от этого взгляда веет могильным холодом. Он смотрел в эти глаза долго, очень долго. А потом встал и молча пошёл к столу. Змий уплетал еду за обе щёки и казалось, будто отсутствие ведуна и княжича его нисколько не смущало. Когда Дилюк сел за стол он удивлённо приподнял брови, а когда следом за ним сел Кэйа, то он хохотнул: — А я то думал, что вы нашли более интересное занятие и уже не ждал! — Вроде столько лет прожил, а язык аки помело, — ведун приподнял уголки губ в лёгкой улыбке. — Укоротить бы тебе его. — Тогда я перестану чувствовать запахи. На это ведун ничего не ответил и дальше ели молча. А потом змий наелся и внимательно осмотрел ведуна, как бы между делом отмечая: — Твоё мастерство в создании мороков всё лучше день ото дня. Теперь всё выглядит так, будто ты и правда так выглядишь. Почти ни одного изъяна. — Что? — Дилюк так удивился, что даже позабыл о холоде ведуна и о том, что он здесь лишний. — Внешность ведуна — морок? — Молчал бы ты, Чжунли, — Кэйа недовольно нахмурился. Он был недоволен от того, что Чжунли намеренно сказал про морок. От того, как повёл себя княжич и что он перестал звать его по имени. Но более всего он был недоволен собою и своим глупым сердцем. — Он у нас мальчик стеснительный, — змий нахмурился. — Хотя после крещения многие из наших предпочитают всеми способами прятать следы от огня и прочие свои отличительные черты, чтобы княжьи псы и охотники за наградой нас не находили. — О, — Дилюк тут же сник и уткнулся в свою тарелку. — Я… Мне жаль. Простите. — Скольких наших ты отправил на костёр? — ровно и холодно спросил ведун, а змий нахмурился. — Ни одного. В нашем княжестве этим занимается воевода. — Воевода Варка? Ведун нахмурился так, что брови его сошлись в одну ровную линию, и внимательно всмотрелся в лицо поникшего княжича. — Да. А откуда ты знаешь его имя? — Тот самый Варка? Змий, движимый любопытством, перегнулся через стол, заглянул в глаза княжича и даже взял его за руку. — Известный богатырь, верный всю жизнь одному князю? — Да, — Дилюк был удивлён и старался вытянуть свою руку из ладоней змия, но его хватка была будто каменная. — Воевода служит моему отцу с детства. Он правда настолько знаменит? — Воевода прославился ещё в юности, — ведун прожигал взглядом руку ухмыляющегося змия, по-прежнему державшего запястье Дилюка. — Говорят, что он на поле боя подобен самому Перуну и что удары его тяжелы настолько, что крепчайшие щиты под ними трещат, словно сухие веточки. — Да, — змий закивал и его янтарные глаза возбуждённо сияли: — Я бился с ним однажды. Прослышав о его славе, подумал, будто он тот, кого я жду. Я ошибся, но тот бой был незабываем. Пусть он и не пробил моей чешуи, но знатно намял бока. Тогда он и его князь прогуливались в лесной чаще и там я их и подловил. Он бился, будто разъярённый медведь, защищая своего господина. Удивительный человек! — змий быстро закивал, полностью поглощённый воспоминаниями. — Есть ли у него жена? Родились ли у него дети, наследовавшие его волю и силу? — Нет, — Дилюк покачал головой и уже не пытался освободиться от хватки змия. — Воевода холост. А то есть у него дети, али нет, мне не ведомо. — Как жаль, — змий покачал головой и наконец-то отпустил руку княжича: — Дети такого человека наверняка стали бы великими воинами. — У воеводы широкая душа и большое сердце, — ведун кивнул и мягко улыбнулся. — Больше людей ему подобных я не встречал. — Ты тоже знаешь воеводу? Княжич вскинулся, глядя на ведуна и тот улыбнулся чуть шире, кивая, но не произнося ни слова. Змий от чего-то досадливо зашипел и ткнул ведуна пальцем в лоб. Тот отмахнулся, быстро доел остывшее мясо и ушёл прочь. — Иногда мне кажется, что вместе с глазом он потерял часть своего ума. Змий пробормотал эти слова тихо, себе под нос и тут же встал из-за стола, направляясь к воде. — Что?! Дилюк подскочил и побежал за змием, окликая его, надеясь вызнать что-то о потерянном глазе ведуна. Змий не отреагировал на зов княжича, ударился о земь, обращаясь змеёю, и уплыл прочь. Дилюк вбежал в избу, думая спросить самого ведуна о том, как он лишился глаза, но тот был чем-то занят на втором этаже, а нарушать запрет и подниматься туда княжич не решился. А потом Дилюк сел на лавку, подпёр рукою голову и задумался от чего он так переполошился и засуетился, услышав про потерянный глаз? Он точно никогда не знался с одноглазыми. Точно никогда не знал ни одного человека ведовского племени. А ещё внутри Дилюка заскреблась вина за то, как он повёл себя с ведуном. Будто капризное дитя, обидевшееся из-за мелочи. Рядом с ведуном Дилюк вёл себя глупо. Не так, как должно. Не как молодой княжич. Он совсем не мог держать себя в узде и контролировать проявление своих чувств и эмоций. Они будто сами собою выходили наружу, яркие и горячие, и Дилюк, отчего-то, не чувствовал неловкости и смущения. Ему хотелось хохотать и улыбаться вместе с прекрасным ведуном. Рядом с ним не хотелось быть идеальным наследником. Рядом с ним Дилюк не мог быть княжичем. Он устало потёр лицо ладонями. Всё это надо было прекращать. Он посетит остальные дома ведуна, чтобы узнать, где искать его в случае чего, а потом вернётся в деревню и будет жить там, пока не придёт пора собирать крапиву. Нельзя сближаться с ведуном. Нельзя любоваться его длинными волосами и глазами цвета пучин окияна. Нельзя засматриваться на ловкие пальцы и ладный стан. Вообще нельзя думать о ведуне, иначе мысли неизбежно свернут не в ту сторону. Дилюк откинулся на спину, ложась на лавку. Он уже давно понял, что кроме той звонкой девчушки из далёкого прошлого, ему не понравилась ни одна девица. Дилюк тщательно скрывал это ото всех: от отца, воеводы и всех, кого знал, но его взгляд притягивали юноши. Высокие и гибкие, будто молодые берёзы. Звонкие и смешливые, но гордые и упрямые. Дилюку нравились юноши сильные и стройные. Ведун словно вышел из несбыточных мечт княжича. Дилюк зарылся пальцами в свои волосы, крепко, до боли, сжимая их и оттягивая. — Тебя ждёт жизнь с женщиной, — тихо, и твёрдо, сказал он сам себе. — У вас будут дети. Наследники княжества и титула. Брак с женщиной. Обязанность быть верным ей мужем всю жизнь. Делить с нею постель и быт. Дилюк не верил ни единому своему слову. Когда сваты, посылаемые отцом, один за другим, возвращались с отказами, Дилюк глубоко в душе прятал свою радость. Когда ведун сказал, что после завершения сложного обряда Дилюк вновь сможет полюбить и жить в счастье со своею женой, то княжич едва сдержал своё желание горько расхохотаться. Он точно знал, что никогда не сможет полюбить женщину той любовью, какой муж любит жену. Дилюк не услышал, как ведун, стоявший на лестнице, развернулся и тихо поднялся к себе. Кэйа хотел извиниться за свою резкость и холодность. Но слова Дилюка о том, что его ждёт жизнь с женщиной и дети, резанули по сердцу, словно раскалённый кинжал. Кэйа горько усмехнулся. Может, будь он женщиной, его жизнь была бы совершенно иной. Может, он бы не бежал в леса. Может, давно был бы счастлив и не забывался ночами беспокойным сном, изредка находя себе юношу для утех. Может, он бы уже нянчил своих детей. Столько разных «может». Кэйа затряс головою, стараясь прогнать из неё мысли и сожаления о прошлом и о том, каким бы могло быть его настоящее. Нет смысла думать об этом. Его ждёт жизнь вдалеке от людей и любви. Пять изб, травы и обряды. А потом он умрёт и его похоронит тот, кто решит навестить и найдёт тело. Жизнь без детей и надежды на счастье. Такая же холодная и пустая, как месяц, в который он появился на свет. Следующие два дня они почти не говорили. Молча ели, сидя друг напротив друга. Молча всматривались в лица друг друга. Сидели бок о бок, когда перебирали травы. Лишь тогда ведун сухо и холодно делал княжичу замечания и что-то объяснял. Утром третьего дня, чтобы успеть до полуденного зноя, Кэйа обратился волком и кивнул на свою спину. Дилюк сначала не понял, чего от него хочет ведун, но потом, краснея и смущаясь, залез на волчью спину. Он зарылся пальцами в густую, жёсткую шерсть и волк сорвался с места. Ветер бил в лицо и трепал волосы. Твёрдые мышцы перекатывались под шкурой и Дилюк чувствовал их движение. Желание позволить Дилюку оседлать себя завладело Кэйей неожиданно, накрыв с головою, подталкивая к совершению такой глупости. Но чувствовать вес княжича на своей спине, то как он сжимает волчьи бока ногами, и то, как его пальцы зарываются в волчью шерсть, крепко сжимая её, было приятно. Близость княжича была приятна до дрожи во всём теле. В тот день Кэйа даже пожалел о том, как быстры его волчьи лапы и о том, что лес сам помогает ему бежать вперёд, расступаясь, освобождая дорогу. Изба в чаще была крошечной: в сенях едва могли развернуться два человека, а в светлицу влезали только печь, да стол с лавкой. Одно от другого отделяло пара шагов. Войдя в избу, Дилюк сразу почувствовал, будто его душат. Он испугался, замер, крепко сжимая кулаки, стараясь подавить свой звериный страх, медленно перерастающий в ужас. Он тяжело сглотнул и крупно вздрогнул, когда ведун сжал его плечо. — Не княжий терем, конечно, да и тесновато, но жить можно. Будешь как прежде спать на печи. — Хорошо, — прохрипел Дилюк, зажмурился и медленно кивнул. — Княжич? Кэйю напугало тяжёлое и быстрое дыхание Дилюка, его хриплый голос и побелевшее лицо. Он обхватил ладонями лицо княжича и повернул к себе. Дилюк задышал быстрее и тяжелее, крепче зажмурил веки и замотал головой, нервно кусая губы. — Княжич! Кэйа легко подхватил Дилюка на руки и поспешно вынес из избы, усаживая на мягкую, сочную траву, принимаясь обмахивать его лицо. — Княжич, мы больше не в избе! — он затряс юношу за плечи, стараясь привести его в себя. — Княжич, открой глаза! — он схватил руку Дилюка и уложил её на траву. — Мы под небом, княжич! Открой глаза! Дилюк не слышал взволнованного голоса ведуна и не чувствовал мягких касаний его узких ладоней. Он ощущал лишь тяжесть в груди и ужасающую нехватку воздуха в лёгких. Он задыхался, горло само собою сжималось, не пуская воздух в грудь. Дилюк заскрёб ногтями по горлу, тщетно надеясь соскрести невидимую удавку с горла, но лишь царапал себя до крови. — Дилюк! Ведун закричал и ещё раз встряхнул княжича за плечи. Дилюк распахнул веки и тут же утонул в синеве глаз ведуна. — Мы на улице! Кэйа был в ужасе. Его мелко потряхивало. Серьги тихо позвякивали в ушах. Дилюк судорожно, прерывисто вдохнул, набирая воздуха полную грудь. Он вцепился в плечи ведуна, крепко сжимая их сквозь волчью шкуру и рубаху. — Княжич? — тихо и напугано. — Нормально, — прохрипел Дилюк, крепче сжимая плечи ведуна. — Я в порядке. — К Карачуну такое «в порядке»! — Не стоит беспокоиться. Но Кэйа не послушал его и порывисто обнял Дилюка, прижимая к себе. Руки не ожидавшего этого княжича соскользнули с плеч ведуна, случайно стаскивая с них волчью шкуру. Дилюк думал лишь мгновение, прежде, чем крепко обнять ведуна в ответ. — Тебя напугала теснота? — ведун погладил Дилюка по волосам и обнял крепче. Он говорил мягко и ласково: — Не стоит стыдиться этого, княжич. — Прости за неудобства, — Дилюк крепче зажмурился и стыдливо покраснел. — Ничего, княжич. Не проси прощения. Я вот червей боюсь и прочих ползучих тварей. Переведи дух, подыши воздухом, а потом отведу тебя в дом к Лизе. У неё изба большая, просторная. Поселю тебя у неё. Она и подлечит, и чему новому научит, и шутки пошутит. Она училась у жриц Лады, готовилась служить богине. Ведун всё ласково лопотал и лопотал, рассказывал об избе и житии лесной ведьмы, о лесе и планах на ближайшие две седьмицы, гладил не слушающего его Дилюка по волосам и обнимал мягко. Дилюк жался крепче, жмуря глаза, глубоко вдыхая запах тела ведуна и даже тонкий аромат волчьей шкуры не казался противным. Он вслушивался в тихий, взволнованный и тёплый голос ведуна и, сам того не заметив, задремал. Проснулся он от яркого света, бившего по глазам. Он лежал на мягкой, зелёной траве. Вокруг было много девушек. Некоторые, как он, лежали на траве, другие плели венки, третьи — игрались со зверьками. Все они были расслаблены и улыбчивы. Их глаза и лица лучились счастьем и радостью, безмятежностью и лёгкостью. Дилюк огляделся вокруг. Позади него была большая изба, а рядом с нею стояло несколько изб поменьше. По правую сторону от дома, вдалеке, почти что скрытое деревьями, сверкало озеро. Слева виднелись хлева и конюшни. Рядом с главной избой стояли широкие столы и лавки. — Катись ты в Навь, как налитое яблоко! — Дилюк обернулся на недовольный крик и увидел, как невысокая, но прекрасная женщина, пнула ведуна по голени. — Ты знаешь, что я не привечаю у себя мужчин кроме тех, в ком уверена! Ведун наклонился к женщине и что-то зашептал, видимо, пытаясь убедить её в чём-то. Дилюк встал, но девицы не обратили на него внимания. Он тихо подошёл к спорщикам и услышал тихое шипение женщины: — Кто знает, может этот твой неженатый полезет к моим девушкам своими загребущими кровавыми руками. — Ты же знаешь, Лиза, он никого не убивал, — ведун устало вздохнул и виновато опустил голову: — В тесноте моей избы ему стало плохо. Хочешь, я заплачу тебе за постой? Чжунли недавно мне мяса дал. И горные травы почти дошли в избе на озере. Ну что тебе стоит приветить у себя одну чистую душу? — Прошу прощения, — Дилюк легко поклонился женщине: — не хочу доставлять вам проблем. Я поживу в избе Кэйи. — Нет, — резко ответил ведун и сверкнул глазами: — Ты туда больше не войдёшь. — Тогда тащи его на реку и проси смотреть за ним Альбедо, — ведьма недовольно сморщилась и скрестила руки на груди. — У тебя там изба такая же крошечная, но в пещере Альбедо просторно. — Лиза, я же здесь на полмесяца! Альбедо его придушит раньше, чем я наберу восьмую часть нужных кореньев! — Ну тогда проси Дайна и Хальфдана! — женщина всплеснула руками, а потом они оба замолчали. — Глупость страшную сморозила, — она устало потёрла переносицу, а ведун кивнул: — Ничего глупее от тебя в жизни не слышал. — Венти, — снова предложила женщина. — Ты же знаешь его, — ведун закатил глаза: — летает постоянно. Он в своей-то избе бывает раз в месяц и то, только если дела идут плохо. — Чжунли. — Они друг другу не нравятся. — А мне почему он должен понравиться?! — женщина снова всплеснула руками и устало вздохнула. — Я могу дрова колоть, — Дилюк неловко улыбнулся, а ведун и ведьма посмотрели на него как на идиота. — Воду таскать. Плотничать немного умею. — Знаю я княжьих сыновей, — ведьма недобро сощурилась: — только и умеете что мечами махать, да девок принуждать. — Я, — Дилюк запнулся и неуверенно посмотрел на ведуна: — Кэйа, можно я поговорю с нею с глазу на глаз? Ведун нахмурился и недовольно поджал губы. — Ты уверен? Дилюк кивнул и ведун отошёл к крыльцу, подсаживаясь к вышивающим девушкам. Те ему обрадовались, засмеялись, принялись обнимать и защебетали, рассказывая что-то. Кэйа улыбался, слушал их, шутил и смеялся. А Дилюк с силою отвёл взгляд, чувствуя как неприятно тянет под сердцем и ругая себя за это. Он посмотрел в зелёные, что сочная трава под их ногами, глаза ведьмы и улыбнулся, не сумев спрятать печаль. — Я не трону девушек, клянусь, — тихо, но твёрдо. — Я не хочу доставлять проблем ни Вам, ни Кэйе. Буду делать, что скажите и помогать, чем смогу. — Многие такое обещают. И многим я потом руки отрубала по локоть, — ведьма нахмурилась. — Я уже достаточно обжигалась. С чего мне рисковать в этот раз? — Вы можете обещать, что никому не скажете? — Дилюк твёрдо посмотрел в глаза женщине. Она раздумывала с минуту, внимательно осматривая его с головы до ног, а потом медленно кивнула. — Мне не нравятся женщины. Слова легко слетели с белых губ и Дилюк почувствовал страх, обуявший его, мешающийся с облегчением. Его мелко затрясло. Эта женщина была первой, кто услышал, как он говорит эти слова вслух. — Я люблю мужчин. Ведьма, поражённая до глубины души, широко распахнув глаза, глядела на Дилюка. — Брешешь. — Чистая правда, — ровно и твёрдо. — Тогда зачем тебе крапивная рубаха? Дилюк пару раз глупо моргнул, не понимая откуда ведьма знает о рубахе. — Откуда Вы… — Я сама ему когда-то про этот обряд рассказала, — женщина неожиданно смягчилась и даже легко улыбнулась: — Он знал, что однажды ты приедешь. Так зачем рубаха? — Я княжий сын, — Дилюк пожал плечами. — Жениться и заиметь наследника — мой долг. Ради рода и княжества. Чтобы не осрамить своего батюшку. Женщина долго молчала, всматриваясь в белое лицо княжича. Она искала подвох и обман, но не находила и следа дурных намерений. А потом её голову посетила интересная мысль, она хитро улыбнулась и проворковала: — Позволю тебе остаться, но лишь при одном условии. — Я готов на всё, — легко пожал плечами Дилюк, чуть хмурясь, кожей ощущая подвох. — Ты будешь спать вместе с Кэйей. На одной постели. А он, когда возвращается из лесу, обращается в человека и засыпает голышом. Или не обращается и ночует волком. Сможешь спать вместе с голым ведуном или вонючей псиной? — Он не вонючий, — рассеянно поправил её Дилюк, а ведьма хохотнула и хлопнула в ладоши. — Значит, согласен! И Дилюк кивнул. Кэйа, узнав новости и условие Лизы, очень удивился. Но как бы он не выспрашивал, от чего она так легко переменила своё мнение, ведьма отмахивалась и отшучивалась, ничего толком не говоря. Когда всё было улажено, время давно было за полдень. Кэйа собрался было пойти в лес, но Лиза перехватила его и сказала, что сегодня они отметят встречу, а по делам она отпустит его лишь завтра. Ближе к вечеру девицы захлопотали, забегали по двору, собираясь готовить. Все в разноцветных сарафанах, с длинными косами, со вплетёнными в них лентами и цветами. Из пристроек сами собою вылетели овощи, ягоды и мясо, в корзинах и мягко встали на широкие столы. По дереву застучали ножи: девицы принялись резать овощи и мясо. Над кострищами встали большие котлы и девицы, легко ступая, смеясь и летая под двору, словно бабочки, подходили к ним, складывали в котлы овощи и мясо. Ведьма взмахнула рукою и, широким потоком, переливаясь и сверкая в свете солнца, вода полилась в котлы. Дилюк наблюдал за всем, словно заворожённый и ему казалось, будто он попал в сказку. Ведун сновал между девушек, подшучивая, широко, но как-то устало улыбаясь, кидая короткие и непонятные взгляды на скромно стоящего в стороне княжича. Девушки смеялись вместе с ним, провожали его горящими взглядами, пресекая все его попытки вклиниться в их стройную работу, чтобы помочь. Котлы весело булькали, девицы покрыли столы белыми, с вышитыми цветами, скатертями. Заставили их тарелками, кружками и крынками с хмельным мёдом, парным молоком, колодезной водой и квасом. Лавки устлали шкурами, еду из котлов переложили в миски и расставили по столам. Ведун скакал между девиц в волчьем обличье, радостно подвывая, мешаясь и смеша их. Девичий смех звенел над поляною, а Дилюк стоял в стороне, скрытый в тени и смотрел издалека. Здесь он мешался так же сильно, как во время ужина ведуна и змия. Он лишний в этом веселье, лишний в этом красивом, радостном мире. Лишний рядом с ведуном. Его вотчина — княжий терем, поле боя и борьба за территорию и счастье своего народа. Его ждёт свадьба, воспитание наследника, войны и в этой жизни не должно быть смеха и покоя, царящих на этой поляне. В его ладонь ткнулся мокрый нос. Дилюк вздрогнул и опустил взгляд. Волк аккуратно прихватил рукав его рубахи зубами и потянул в сторону костра, быстро-быстро виляя хвостом. Дилюк смотрел на него с тупой тоской во взгляде и холодным выражением лица. Волк ещё раз потянул его за рукав и Дилюку выдернул свою руку. Затрещала ткань, рукав порвался и повис неопрятными кусками. Волк замер, хвост его безвольно повис, а из глаз ушёл азарт. — Я не пойду. Поем после всех, — Дилюк развернулся и ушёл в лес, сам не понимая, от чего на него накатила такая тоска. — Не буду мешать. Пару минут Кэйа молча смотрел в спину уходящего прочь княжича, а потом обратился человеком, догнал его, подхватил на руки и понёс к столам. — Будешь много думать, станешь моим десертом! — ведун тихо хохотнул, а удивлённый Дилюк даже не пытался вырваться. Ведун пах собачьей шерстью, студёной водою и морозным днём. — Глянь, — ведун шепнул это Дилюку в ухо и кивнул на смеющихся девиц: — Их всех Лиза когда-то спасла. С тех пор девицы живут с нею в миру и счастье. Раньше я гостил у неё, когда было время собирать в лесу, но девиц становилось всё больше и мне всё чаще казалось, что я лишний на этом празднике жизни и красоты. Обожжённый, обречённый на одиночество, — он легко усмехнулся. — Но со временем я понял, что стоит веселиться и смеяться пока есть время. И ты тоже. Веселись, испей удовольствия юности до дна, пока у тебя есть на это время и желание. Чтобы было, что вспоминать в старости. Чтобы были воспоминания, о которых ты будешь думать с улыбкою на лице, показывая миру ямочки на белых щеках. Дилюк слушал голос ведуна, зачарованный и замерший, задержавший дыхание, прижатый к крепкой груди. — Понимаешь? Дилюк кивнул. — Опусти меня на землю, — тихо попросил княжич, но Кэйа легко рассмеялся и помотал головою. Кэйа усадил Дилюка на лавку, подавляя в себе желание погладить его по спине и волосам. Девицы зашептались и захихикали, глядя на нагого ведуна и Дилюк насупился, упорно стараясь не глядеть на него. Кэйа отбежал к крыльцу и натянул штаны с рубахой, быстро возвращаясь обратно, садясь на лавку рядом с княжичем и тут же подкладывая в его тарелку лучший кусочек мяса. Весь вечер Дилюк молчал и не слушал разговоров девиц, задумчиво жуя всё, что в его тарелку подкладывал ведун. Он не чувствовал прекрасного вкуса тушёного мяса, тающего на языке. Не ощущал сладости и хмеля мёда. Не улавливал вкуса горячих щей. Кэйа тоже. Он искоса глядел на Дилюка и его сердце больно сжималось от того, что на белом лице была видна лишь отстранённая тоска. После ужина девицы закружились по поляне, отмывая посуду и котлы, относя их по местам, перешучиваясь и смеясь. Лиза лично застелила пол небольшой беседки пуховыми одеялами, скидала туда подушек и простыни, чтобы укрываться. Она тонко, знающе улыбалась, но ничего не говорила. Ведун лёг спать одетый и Дилюк чувствовал тепло его тела, слышал его дыхание и чуял его запах, лёжа на боку, в одном локте от него. На рассвете, когда Дилюк проснулся, ведуна рядом уже не было. Кэйа практически выбежал из беседки, когда проснувшись, понял, что обнимает княжича. Он тут же обратился волком и сбежал в лес. Днём девицы даже не пытались заговорить с сидящем в тени деревьев княжичем. Казалось, что они чувствовали его печаль и не хотели докучать. Ведун возвращался поздно, сразу же засыпая, и уходил рано, только проснувшись. Дилюк не успевал обмолвиться с ним ни единым словом. Так прошло шесть дней. На седьмой день ведьма подошла к Дилюку и села рядом, с улыбкой глядя на отдыхающих девиц. — Чего сидишь тут, который день к ряду, нос повесив? — она лукаво щурилась и ухмылялась, говорила певуче и мягко: — Тоскуешь по нашему волку? Жизнь без него тебе не мила стала? — Чепуха, — после нескольких дней молчания голос был хриплый и глухой. — Хоть кто-то по нему тоскует? — Верно, — ведьма медленно кивнула, — по нему никто не тоскует. Никто не ждёт. Я люблю своего друга, но, порой, он страшно надоедливый. Сама к нему я в гости пойти не могу, а он навещает меня лишь когда пора собирать травы, коренья али ягоды в лесу. Его избы и дни с ночами холодны и пусты. Может, ты не замечаешь, но ты скрашиваешь его одиночество, сильно радуя. — Я здесь не для того, чтобы скрашивать одиночество какого-то ведуна, — резко ответил Дилюк и отвернулся. — Да, — ведьма вновь кивнула и как-то нечитаемо улыбнулась, как и прежде, ласково и мягко продолжая: — Ты здесь, чтобы обречь на него. А потом она плавно встала, оправила свой пурпурный сарафан и ушла к дому, оставив Дилюка со множеством вопросов и без намёка на ответ. Коли ведьма хотела заставить его заговорить с девушками и перестать маячить угрюмой тенью на краю поляны, то у неё получилось: вечером Дилюк заговорил с наиболее дружелюбной девушкой, пытаясь вызнать, что имела в виду ведьма. Та по началу радостно ему улыбнулась, лучась добродушием и мягкостью. Говорила она тоже тихо и ласково. Она рассказала о себе, о своём отце-князе, мачехе и женихе. Дилюк в ответ рассказал о своём отце и воеводе, о княжестве и неудачах в поиске супруги. Княжна тут же напряглась, но потом, задумавшись на минуту, глядя на ведьму, расслабилась, будто что-то поняв. Пока Дилюк говорил с одной девицей, тихонько подошли остальные и сели рядом. Заметив их, Дилюк съёжился, но они одарили его ласковыми, тёплыми улыбками и засыпали заверениями в том, что такой прекрасный, умный и добрый княжич как он, обязательно найдёт княжну себе под стать и будет любить её до гробовой доски. Дилюк улыбнулся им в ответ, поблагодарил за тёплые слова и принялся беседовать с ними об всём. Княжич говорил с ними тихо и ровно, улыбался, чуть приподнимая уголки губ, совсем не так как с Кэйей. Лиза усмехнулась, отметив это. Рядом с Кэйей княжич не мог держать себя в руках. Он улыбался широко и громко хохотал, отводил взгляд и краснел, кусал губы и хмурился. Он был застенчив, смущён, радостен, напуган и печален. Все эмоции явно читались на белоснежном лице. Но стоило подойти другим людям и с лица и из голоса уходили все эмоции. Дилюк становился статным, невозмутимым и отстранённым, как и полагается будущему князю. Лиза покачала головой. Кэйа мог перегрызть глотку любому, кто слишком активно вмешивался в его личную жизнь. Дилюк забылся в разговоре с девицами. Они звонко, переливчато хохотали и шутили. Одна из них нахлобучила на голову Дилюка венок из синих незабудок. Мелкие цветочки были тёмно-синие, почти такого же цвета, что волосы ведуна. — А каков он? — тихо и ровно спросил Дилюк. Девицы замолчали на несколько мгновений, а потом захихикали, смущённо прикрывая рты ладонями. — А что, княжич? Запал он тебе в душу? — хохотнула та, что надела на Дилюка венок. — Кэйа наш прекрасен, аки снег зимою, — хохотнула вторая. — И так же холоден! — засмеялась третья, толкая подругу локтем в бок. — Он давно по кому-то тоскует, княжич, — тихо и ровно сказала старшая из девиц, Ярослава. — Глубоко тоскует, отчаянно. На него в такие моменты глянешь — и кажется, будто он, словно цветочек, вянет. Ярослава нахмурилась и сцепила пальцы в замок. Она была девушкой спокойной, рассудительной и внимательной. Дочь воеводы, которую хотели силой отдать за старого князя. Она ведала в военном деле, умела обращаться с мечом, ездить верхом и стрелять из лука. — А по кому? — Дилюк нахмурился и задавил неприятные ощущения внутри себя. — Того мы не ведаем, — Ярослава покачала головою: — Госпоже явно известно больше, но Кэйа, он, — она запнулась, подбирая слова: — Не любит, когда кто-то вмешивается в определённые стороны его жизни. Девицы закивали головами. Кто-то разглядывал свои руки, кто-то глядел на траву, а иные смотрел в сторону. — Многие из нас были влюблены в него по началу! — воскликнула другая девушка и все захохотали. — Но ни на одну из нас он не глядел. — А от чего в тебе есть такой интерес, княжич? — Ярослава смотрела так, будто видела Дилюка насквозь и от этого у него по спине пробежали мурашки. — Я хотел спросить знаете ли вы что-то об обряде, который он сказал мне провести, — Дилюк постарался улыбнуться, но от волнения уголки его губ дёрнулись и вышло неловко, почти вымучено. — Что за обряд? — девушки тут же взволнованно зашептались и лишь Ярослава осталась невозмутима и спокойна, как гладь озера. — Он сказал, что мне нужна крапивная рубаха. Я хотел бы узнать что она значит. Вдруг вокруг воцарилась тишина такая, что стало слышно шелест травы и листьев. — Крапивная рубаха?! — хором воскликнуло несколько девушек. На их лицах было такое глубокое удивление, что Дилюк неловко повёл плечами. — И к кому же он послал тебя? — Что? — Дилюк с недоумением посмотрел на Ярославу и та приподняла брови, поясняя, будто говорила с неразумным ребёнком: — Кто должен тебе соткать рубаху из крапивы? Он уже нашёл этого человека? — Разве надо кого-то искать? — Дилюк удивился так же глубоко, как и девицы немногим ранее: — Он сказал, что сам соткёт её. — Сам?! — удивлённо воскликнула Ярослава и вскочила на ноги, неверяще глядя на Дилюка и серьёзно приказала. — Не лги, княжич. — Зачем мне лгать? — Так что? Не брешешь? — тихо, с лёгким ужасом спросила девица. — Правда крапивную рубаху тебе сам Кэйа ткать будет? — Да, — кивнул Дилюк, а потом умоляюще прошептал: — Скажите, что же она значит. — Это значит что ты… — начала была одна девица, но Ярослава махнула рукою, прерывая её: — Не наше то дело, — хрипло сказала она, широко распахнув глаза, глядя на Дилюка. — Коли сам Кэйа не сказал, то и нам не стоит. Али вы хотите на себя его гнев навлечь? Девицы затрясли головами, а затем повставали и всех их словно ветром сдуло. Осталась одна Ярослава. Она внимательно рассматривала Дилюка, будто пытаясь что-то в нём отыскать, а потом тяжело вздохнула и покачала головою. — Не спрашивай нас больше о крапивной рубахе, — ровно приказала она и вновь тяжело вздохнула. — Не наше то дело. Лучше самого Кэйю расспроси. А коль и он не скажет тебе, то молчи и делай как он велит. На том всё, — она кивнула сама себе, расправила складки на тёмно-синем сарафане и ушла прочь. Следующие три дня девицы Дилюка сторонились и лишь кидали на него странные взгляды издалека. Ведун возвращался за полночь и уходил с рассветом так, что Дилюк с ним не виделся. На четвёртый день после разговора с девицами Дилюк решил дождаться ведуна и, всё же, спросить его. Ведун вернулся в первом часу пополуночи, обратился человеком и лёг на их смешную постель на полу беседки, тут же кутаясь в простынь, служившую им одеялом. Дилюк коснулся плеча ведуна. Тот крупно вздрогнул и сонно позвал княжича по имени. Дилюк на несколько мгновений замер, услышав своё имя из уст ведуна. А потом всё же решился: — Что значит крапивная рубаха? — едва слышно задал свой вопрос Дилюк и ведун напрягся всем телом. — Не твоя то забота, что она значит, — устало ответил он. — Просто заверши обряд и живи своею жизнью. Долго и счастливо. А теперь отпусти все заботы и отдыхай, Дилюк. Дилюк снова замер, почувствовав приятную дрожь по всему телу. — Но я хочу знать! — Доброй ночи, княжич. Через два дня ведун перестал уходит в лес и целый день перебирал коренья и травы, сортируя их. Девицы порывались ему помочь, но всех их он отгонял. Дилюк наблюдал за этим с рассвета до полудня, а потом подошёл к ведуну сам и сел рядом. — Ты сказал, что обучишь меня, — тихо сказал он и ведун кивнул, тяжело вздыхая. — Коли правда хочешь, то помогай, — он кивнул на большие кучки трав и кореньев. Дилюк улыбнулся от того, что ему в голосе ведуна послышалась нежность и принялся перебирать травы, помогая. Всё это время они молчали. Легли спать они вместе, ровно в полночь. Перебирая травы на следующий день они снова молчали. Вечером Лиза оттащила их на прощальный ужин, а ведун сказал, что завтра они на день возвращаются в избу на озере. Кэйа всё это время чувствовал себя уставшим, но, благодаря сидящему рядом Дилюку, спокойно. Не хотелось говорить, перебирать травы и сидеть. Ему вообще ничего не хотелось. Лишь бы Дилюк думать забыл о значении крапивной рубахи. На ужине девицы вновь шутили и хохотали, странно поглядывая на Дилюка, сидевшего рядом с ведуном. А потом, когда ведун отправился спать и Дилюк шёл за ним следом, Ярослава придержала его за рукав и отвела в сторону. — На, — она с силою разжала кулак Дилюка и вложила в неё кусочек бересты. — Тут заговор на раскрытие правды. Исполни всё, как написано. Правда не ведаю сработает ли наш смешной заговор на земле тех, кто настоящею силой владеет. Надеюсь тебе это поможет княжич, — она ломко, тоскливо улыбнулась, глядя куда-то поверх плеча Дилюка. — Только не говори Кэйе, что это я тебе помогла. — От чего ты помогаешь мне? — прошептал Дилюк. — Не тебе, княжич, — девица покачала головою. — Отнюдь не тебе. — Ты, — Дилюк, кажется, понял, куда глядела Ярослава и поражённо распахнул глаза: — Ты любишь его? — он отшатнулся от неё на пару шагов. Ярослава тонко улыбнулась. — Не я его судьба и не он — не моя. Иди, княжич. Его судьба в твоих руках. — Благодарю, Ярослава! — Дилюк хотел было поклониться, но девица поймала его за локоть, не давая этого сделать. — Натворишь делов, — Ярослава крепко сжала Дилюков локоть и угрожающе сощурилась: — и я заставлю тебя об этом пожалеть. — Я не заставлю тебя жалеть об этом решении! Ярослава усмехнулась, глядя в горящие надеждой и энтузиазмом глаза княжича. — Ступай, — она подтолкнула Дилюка в спину и тот побежал за Кэйей. На рассвете ведун собрал травы и коренья, оставив часть Лизе, обратился в волка и пошёл прочь. Дилюк, сонный, брёл рядом. За пазухой у него была береста с заговором, которую ему отдала Ярослава. Когда они отошли от дома ведьмы на полверсты, ведун остановился и снова кивнул Дилюку на свою спину. На деле всё это время Кэйа думал о том, стоит ли ему позволить Дилюку вновь оседлать себя. Он так долго взвешивал все «за» и «против», что разболелась голова и Кэйа просто решил вновь поддаться своей слабости. Все те дни в лесу, что он собирал коренья и травы, Кэйа размышлял, что делать с Дилюком. Только выслушав проблему княжича, Кэйа решил, что ни за что не скажет ему правды. Их пути давно разошлись и им не стоит сближаться. Но Дилюк громко хохотал, широко улыбался и глаза его сияли. В его голос просачивались тепло и нежность, его касания были аккуратными и ласковыми. «Ты видишь то, что хочешь видеть». Кэйа твердил себе это изо дня в день. Когда встретил Дилюка в лесу. Когда жил с ним в избе на озере и в горах. Когда ложился спать рядом в доме Лизы и глядел на улыбающегося во сне Дилюка. «Этого на самом деле нет». Он повторял себя это вновь. Много раз. Но убедить в этом самого себя Кэйе не удавалось. А Дилюк широко, солнечно, восторженно улыбнулся и оседлал Кэйю. В избе на острове они были совсем скоро: Дилюк даже не успел насладиться поездкой верхом на волке. К полудню снова пришёл змий. Он сидел за столом, подперев голову рукою и глядел на Кэйю и Дилюка долго, нечитаемым взглядом, будто ожидая чего-то. Кэйа от этого взгляда Чжунли страшно нервничал. Он прекрасно знал, чего тот ожидает и так же прекрасно понимал, что никогда не сделает того, чего тот ждёт. Дилюк тоже нервничал. Ему не нравился змий. и под его взглядом было очень неуютно. В конце-концов Кэйа не выдержал, засобирался и, на закате, вместе с Дилюком, уехал в избу в устье реки. Дилюк вновь ехал на спине волка. Изба у реки оказалась примерно такой же, как у лесу. Дилюку подурнело, едва он на неё посмотрел, но ведун даже не пытался завести его внутрь. Вместо этого он вынес из дома лавку и стол, воткнул в землю копья и натянул меж ними простыни, чтобы хоть какую-то защиту от ветра и солнца соорудить. На землю он кинул пуховое одеяло и подушку, утёр со лба пот и кивнул Дилюку на всё это великолепие: — Вот тебе спальное место. Вечером ещё заговорю его, чтоб не заползали жучки, паучки и змеи всякие. — А ты где спать будешь? — Дилюк с сомнением посмотрел на ведуна и крохотную избу: — Там что ли? — А где ж ещё? — Кэйа улыбался насквозь фальшиво и надеялся, что Дилюк этого не заметит. — Али я что, зря избу эту строил? — Со мной? — Дилюк покраснел едва заметно и отвёл взгляд, браня самого себя за такое предложение. — Не боишься, что полезу руками своими куда не надо? — ведун хитро сощурился и Дилюк покраснел пуще прежнего. — Думаю, вы человек приличный. — Очень даже зря, — новый голос был ледяной и пустой. Дилюк вздрогнул, обернулся, потянулся к мечу, но нащупал лишь воздух, всё равно вставая перед ведуном, прикрывая его собой. — Альбедо! — радостно воскликнул ведун и тут же обнял мужчину. — Я думал, ты остановишься у меня, — он окинул Дилюка презрительным взглядом и скривил губы: — Но теперь вижу, почему не сделал этого. Это тот самый княжич Дилюк Рангвиндр? — Да, — Кэйа воскликнул это нервно и хлопнул ладонью по плечу Альбедо: — Тот самый, который ко мне за обрядом приехал! — За обрядом? — Альбедо всмотрелся в лицо Дилюка и скривился ещё сильнее: — За крапивной рубахою, что ли? Кэйа ущипнул Альбедо за плечо, широко улыбнулся в ответ на его недовольство и кивнул: — За нею. Отвара из трав хочешь? — Не из белладонны, надеюсь? — холодно поинтересовался Альбедо. — Для тебя, милый мой, из её корней, — Кэйа сладко улыбнулся и Альбедо усмехнулся. — Поживите у меня, — скорее приказ, чем просьба. — Я не доверяю твоему княжичу и хочу за ним приглядеть. — Или придушить? — Только если бёдрами. — А как можно придушить бёдрами? — Дилюк задумчиво склонил голову на бок и сам не заметил, как спросил это вслух. — Для начала нужно, чтобы твоя голова оказалась меж чьих-то ног, — Альбедо холодно, но с оттенком веселья улыбнулся. — Но, думаю, пусть лучше Кэйа сам расскажет при каких обстоятельствах она может там очутиться. — Что? Дилюк недоумённо заморгал, но Альбедо уже взял ведуна под руку и повёл прочь, что-то тихо ему рассказывая. Дилюк опомнился и бросился следом лишь когда мужчины отошли шагов на двадцать. Путь до пещеры в устье реки был долгим. Босой ведун шлёпал ногами по прибрежной гальке, смешно разбрызгивая воду. Промокшие штаны липли к икрам ведуна и Дилюк любовался ими, идя в пяти шагах позади. Ему не было слышно ничего из разговора непонятного Альбедо и ведуна. Альбедо тем временем рассказывал о своих делах и экспериментах. Он говорил тихо и ровно, никак не выказывая своего недовольства. Аккуратно держал Кэйю под руку и не жаловался на то, что он разбрызгивает воду. — Кстати, Роза уехала ненадолго. — Вот как? Они оба говорили тихо, ровно и спокойно. — В степи. Хочет найти его и кое-что спросить. — Жаль, что мы не успеем сразиться в этот раз. — Роза суровая, но, всё же, хорошая девушка, — начал Альбедо, но Кэйа закатил глаза: — Избавь меня, — и махнул рукой, устало вздыхая: — Я давно пропал. — Ты даже не пытаешься себя спасти, — Альбедо покачал головой, но Кэйа в ответ мягко рассмеялся: — К чему? Я был счастлив и этого мне хватило. Альбедо вздохнул и вновь покачал головой, немного крепче прижимая к себе Кэйю. — Ты безнадёжен. Кэйа чуть обернулся, незаметно наблюдая за Дилюком. Тот шёл по щиколотку в воде, опустив голову, держа сапоги в руках, и пинал гальку. Кэйа тонко улыбнулся. Мягко, нежно и тепло, но в этой улыбке чувствовалось что-то неуловимо тяжёлое и ледяное. — Не тки рубаху, — эти слова сами вырвались из Альбедо. Из глубин его нутра, из самого сердца, пока он глядел на непривычно мягкое выражение лица Кэйи. — Прости, — Альбедо тут же отвёл взгляд. — Ты ведь давно всё решил? — В тот день как узнал, — Кэйа кивнул. — Дайн и Хальфдан, Чжунли, Лиза и ты. Вы все уже пытались отговорить меня. Ничего не изменится. — Тогда приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое, — печально сказал Альбедо. — Клюквенный пирог? Или набрать тебе жимолости? — Хочу медовухи! Кэйа расхохотался и Альбедо фыркнул, скрывая смех. Река, на берегу которой стояла изба Кэйи, брала своё начало в пещере. Подземные воды били из трещины в земле, собирались в небольшое озеро, а, затем, с громким журчанием, стекали с уступа и бежали дальше. Речку подпитывали лесные ручейки, сбегавшиеся в неё с весёлым журчанием. Дальше речка становилась рекой, раздаваясь вширь, становясь глубже и тише и текла вдаль, за горизонт, питая своими водами лес, зверей и степь. Альбедо жил в той просторной пещере. Пол был устлан шкурами зверей и ими же были завешены стены. Там было три кровати, застеленные пуховыми одеялами и белыми простынями. Множество полок, заставленных книгами и столов, засыпанных сушёными травами, кореньями, ягодами и диковинными инструментами. По полу были разбросаны подушки, а освещали пещеру смешные огоньки, подвешенные в воздухе, похожие на маленькие солнца. Каждые полгода Альбедо звал к себе Кэйю, чтобы тот заговорил все вещи в его доме от гниения и плесени, защищая от влаги. За помощь Альбедо кормил его ягодами и пирогами, поил соками и сладкими фруктовыми винами. Конечно, пироги чаще всего пекла Розария потому, что Альбедо постоянно забывал вовремя достать их из печи. Альбедо и Кэйа, войдя в пещеру, тут же сняли обувь и пошли к длинному и широкому столу, на котором с лёгкостью могли бы поместиться двое человек. Дилюк замялся на пороге пещеры, не решаясь войти, но Кэйа этого не заметил, увлечённый беседой. Дилюк переминался с ноги на ногу на пороге, а потом развернулся и сел на берегу, бросив сапоги рядом с собою. Он сидел, обняв свои колени и глядел в реку, вслушиваясь в её журчание. Ведун не шёл из его мыслей. «Со всеми, кроме Лизы». Эти слова прочно засели в голове Дилюка и от них на корне языка становилось горько, а под сердцем странно тянуло. Ведун явно был близок с этим непонятным Альбедо. Он был искренне рад встрече, легко смеялся и глубоко увлёкся разговором. — Завтра Кэйа идёт вниз по реке, собирать прибрежные травы, — Дилюк вздрогнул, услышав холодный и ровный голос. — На это время ты остаёшься под моим надзором. Я встаю рано и ложусь поздно. Будешь мне готовить иначе погоню тебя метлой до избы этого шального ведуна. — Как скажешь. Альбедо неуютно передёрнул плечами и сморщился от пустого и бесцветного ответа рыжего княжича. — Два сапога пара. Альбедо был зол. Очень зол. А ещё он считал Кэйю абсолютным идиотом. Но он обещал не вмешиваться, уважая выбор своего друга, хотя и считал этот выбор верхом глупости. Дилюк просидел на берегу реки до заката. Он промёрз до костей и у него затекло абсолютно всё, но он даже не думал о том, чтобы пойти в пещеру. Он был совершенно лишним в этом лесу. Неуместным и ненужным. В себя его привело касание. Ведун уложил свои ладони на его плечи и от этого по всему телу разлилось тепло и ушла боль. Он согревал своей магией и Дилюк печально вздохнул. — Пора спать, — мягко и тихо сказал он. — Идём в пещеру. — Я могу пожить в твоей избе? Ведун покачал головой. Дилюк видел их отражения в реке и не мог наглядеться. — Мне будет спокойнее, если ты останешься с Альбедо. Он защитит тебя если что-то вдруг случится. — Я ему не нравлюсь. — Пока ты нравишься мне он ничего не сделает, — ведун улыбнулся и сжал плечи Дилюка. — Разве что словами покусает. Но ты не бойся отвечать. Бедо любит словами перекидываться. — Ты долго будешь? — Дилюк всё глядел на их отражения в воде и говорил тихо и угрюмо. — Как обычно, — ведун же говорил легко и радостно. — Но первые пару дней буду дневать и ночевать в лесу. Ты будешь спать в моей постели. — А ты? — Лягу волком в изножье. — Если спать на боку, то оба поместимся. — Мне казалось, что тебе неприятно со мною в одной постели спать. — Немного неловко. Я давно сплю один. Ведун задумчиво покивал и помог Дилюку встать, а потом, поддерживая за талию и плечи, повёл к пещере, помогая устоять на затёкших ногах. — Может взять тебя на руки, княжич? Но Дилюк в ответ лишь заворчал и недовольно нахохлился. По пещере ходил Альбедо, в льняной белой рубахе до пола. Он что-то проверил на своём столе, а потом принялся, одно за другим, гасить маленькие солнца. Его золотые волосы казались мягкими и очень приятными на ощупь. Он был невысок, строен и белокож. Дилюк неуютно передёрнул плечами, сравнивая свои жёсткие медные кудри с волнистыми волосами Альбедо и погнал прочь от себя эти дурацкие мысли. Он и ведун вновь спали в одной постели, лёжа на боку, спина к спине, прижимаясь ближе, чтобы не упасть. Весь следующий день Альбедо возился у печи, а потом дождался возвращения ведуна и накормил его подгоревшим пирогом с клюквой. Ведун сначала воротил нос, но Альбедо отрезал кусок и поднёс его к губам ведуна, после чего тот начал есть. Дилюк почувствовал, как ведун ложится рядом и двигается ближе к своему краю постели. Дилюк решил, что ведун бы наверняка хотел спать в одной постели с Альбедо, но не делал этого, чтобы не смущать своего гостя. Пять дней тянулись долго, как засахаривающийся мёд. Дилюк стряпал для Альбедо и терпел его пытливые и неприязненные взгляды. Он вновь засыпал один, не просыпался когда ведун ложился рядом и просыпался тоже один. А потом он проснулся и увидел, как ведун складывает набранные травы в суму и просиял. — Нам надо будет заскочить к наставнику по дороге назад, — сказал ведун, когда увидел, что Дилюк не спит, и улыбнулся. — Оставлю тебя в тамошней избе, а сам поднимусь выше и отдам травы. — Не хочешь нас знакомить? — Наставник не жалует витязей. — От чего? — Дилюк склонил голову, силясь догадаться, но со сна мысли были медленные и неповоротливые, что майские жуки. — От того, что многие за его и его супруга головами приходят. Дилюк покраснел и замолчал, послушно склонив голову. Альбедо поставил под руку ведуну закупоренную бутыль и хлопнул по плечу. — Ты просил. Ведун кивнул, закинул суму на плечо, обнял Альбедо и вышел прочь. Дилюк наспех попрощался и выбежал следом за ведуном. Дилюк шагал весело, довольный тем, что они снова идут бок о бок идут. Ему казалось, что воздух стал чище, птицы пели мелодичнее, а солнце светило ярче. Затем ведун отдал Дилюку суму, обратился волком и позволил себя оседлать. Но в этот раз волк не пустился бежать и спокойно шёл, позволяя Дилюку любоваться видами и перебирать шерсть на своей шее и голове. Лес был зелен и свеж, солнце светило ярко и его лучи красиво ложились на сочные листья, переливаясь. Дилюк не мог наглядеться, зарывался пальцами в густую волчью шерсть и задумчиво почёсывал зверя. На закате волк с Дилюком на спине подошёл к избе. Дилюк слез и сел на пороге избы, но волк носом толкнул его к двери, а потом убежал выше в горы. — Здравствуй, — задремавший Дилюк вздрогнул от звука незнакомого голоса и потянулся к поясу, чтобы взять меч, но понял, что меча нет. Рядом с ведуном он чувствовал спокойствие и безопасность, так что даже не замечал прежде отсутствие меча. — Ты витязь? — светловолосый мужчина без бороды улыбался Дилюку. На мужчине была белая просторная рубаха и простые штаны. Он был бос, а на его согнутой в локте руке висела корзинка, полная ягод. Дилюк кивнул. Светлые волосы мужчины красиво подсвечивало закатывающееся солнце. Он улыбался тепло и голос его был мягок, но Дилюк чувствовал его напряжение и подозрительность. — А вы кто? — Живу здесь, неподалёку, — мужчина махнул рукой в сторону. — А ты чего на пороге чужой избы сидишь? — Жду своего ведуна, — Дилюк глупо смотрел на мужчину перед собой. Тот удивлённо вскинул брови и внимательно оглядел Дилюка с головы до ног. — Такой красивый, наглый, молодой и бессовестный? — Дилюк хохотнул и закивал головой. — Вы знакомы? Но мужчина уже исчез, оставив на коленях Дилюка кусочек бересты без надписей. Дилюк почему-то сунул этот кусочек бересты за пазуху и задремал так, будто ничего не случилось. Волк вернулся когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом и Дилюк, коротко поприветствовав его, залез на широкую спину и лёг, прижимаясь щекой к холке. Волк фыркнул, но не стал возмущаться и зарысил по ночному лесу, в сторону избы на озере. Он был так аккуратен, что Дилюк всю оставшуюся дорогу лежал, вдыхая неожиданно приятный запах волчьей шерсти. Дилюк сам не заметил, как задремал и лишь на мгновение проснулся, когда ведун укладывал его на печь. Он сжал руку ведуна, дёрнул на себя и обнял, тут же засыпая. Кэйа хотел выкрутиться из объятий и уйти спать в свою постель, но Дилюк прижимал его к себе крепко и пах до одури приятно. Кэйа вздохнул и сдался, позволяя себе обнять в ответ, прижаться ближе и полной грудью вдохнуть запах своего княжчиа. Совсем не тот, что он помнил. Впервые Дилюк проснулся раньше ведуна и на некоторое время застыл, разглядывая его лицо. Ведун хмурился во сне и поджимал губы, будто что-то ему не нравилось и сильно беспокоило. — Кэйа, — имя само слетело с губ. Тихо и ласково. Веки ведуна дрогнули и распахнулись. Дилюк засмотрелся на его необыкновенные, длинные синие ресницы. Зрачки ведуна вначале были размером с зёрнышко, но потом его взгляд сфокусировался на Дилюке и зрачки расширились, почти полностью закрывая радужку. — Княжич. Ведун со сна говорил хрипло и у Дилюка от затылка, вниз, по хребту, пробежали мурашки. Он не мог отвести взгляда от глаз ведуна и, казалось, тонул. А потом Дилюк смешно заверещал когда ему на голову шлёпнулось что-то влажное и тяжёлое и забегало, быстро перебирая крошечными когтистыми лапками. Он откатился подальше и чуть не свалился с печи, но ведун успел поймать его и дёрнуть на себя, прижимая к себе. — Сумасшедшая ящерица! — воскликнул он, а Дилюк наконец-то разглядел то, что его напугало. Это была смешная, толстая, равномерно овальная змея на смешных коротких ножках. У неё была коротенькая шея, длинный хвост и голова была увенчана небольшими изогнутыми рожками, чем-то похожими на бараньи. — Это? — сипло спросил Дилюк, не зная как назвать существо, которое сейчас смотрело на него насмешливыми золотыми глазами со зрачками-ниточками. — Чжунли. Очень сильно уменьшенная версия его истинного обличья. Дилюк зарычал и рванул вперёд, намереваясь дёрнуть змия за хвост, но тот забегал кругами, смешно цокоча коготками по печи, размахивая хвостом, что-то урча и порыкивая. Ведун тяжело откинулся на спину и накрыл лицо предплечьем, устало вздыхая. Змий забрался ему на грудь и улёгся, словно кот, самодовольно глядя в глаза помрачневшему и насупившемуся Дилюку. — Невыносимо, — обронил ведун и Дилюк согласно закивал. Золотые узоры на теле змия засветились ярче, почти слепя. А потом свет вспыхнул и на груди ведуна остался лежать нагой змий в людском обличии, лукаво улыбающийся и подпирающий голову руками. — Я вам щи сварил, — улыбка змия стала шире, он скосил взгляд на Дилюка. — Из крапивы. Ведун странно сморщился, дёрнулся и зашипел: — Проваливай, — и скинул змия с печи, легко перекинув через Дилюка. Змий в воздухе обратился в ту свою смешную версию на ножках и шлёпнулся на пол уже таким. Он легко встал, отряхнулся, как пёс, замотал хвостом, и забегал кругами, цокая коготками по деревянному полу. Кэйа прижал к себе Дилюка, зарываясь носом в его кудри, вдыхая их запах, а потом перевернул его к себе лицом и уложил на себя, накрывая их с головой тонкой простынью. Дилюк обмер, уткнувшись носом в грудь ведуна и покраснел, осознав, что ведун тоже полностью гол. Но пах приятно и отчего-то запах этот показался Дилюку смутно знакомым. Змий недовольно и тонко зарычал, забегал по комнате и заскрёб по печи. Кэйа задремал и Дилюка тоже начало клонить в сон, но они оба подскочили, когда в избе что-то с грохотом упало. Змий сидел на столе, глядел прямо в глаза ведуну и, медленно, лапкой двигал к краю стола ещё одну крынку. — Не смей, — холодно и серьёзно приказал Кэйа. Дилюк, лежащий на его груди почувствовал, как напряглись все мышцы. Змий что-то проурчал и ещё немного подвинул крынку к краю стола. — Лапы пообрываю, — сурово говорил ведун и Дилюк щекой, прижатой к чужой груди, ощущал вибрацию и краснел гуще. — Усы повыдёргиваю. Хвост в бараний рог закручу. С каждым словом ведун приподнимался всё выше и выше. Змий скинул крынку со стола и ведун тут же бросился с печи, хватая змия за хвост и выкидывая в окно. Затем он сам выскочил на улицу, обернулся волком и понёсся за удирающем змием. Дилюк со вздохом слез с печи и собрал осколки крынок, вслушиваясь в шум на улице. За окном то и дело мелькали волк и змий. Они ругались на зверином языке и Дилюк поморщился из-за шума. Он поискал одежду для ведуна на первом этаже избы, но остался с носом. Копаться в сундуке или подниматься на второй этаж он не решился, но точно был уверен в том, что ведуна надо отловить, обернуть человеком и одеть. В итоге он вышел на крыльцо, сжимая в руках свою рубаху. Он некоторое время смотрел на колдунов, в звериных обличьях бегающих по двору и вокруг дома, а потом, одним уверенным движением, поймал волка за холку. Тот пискнул, огромными удивлёнными глазами посмотрел на Дилюка, неожиданно почувствовавшегося себя хозяином в доме. — Обращайся человеком. Ведун думал лишь мгновение, а потом обернулся в человека и Дилюк тут же натянул на него свою рубаху. — А теперь оденься, прошу тебя. И пойдём есть. Дилюк, провожая ведуна взглядом, отметил, что его рубаха ведуну коротковата. Ведун был строен, но рубаха Дилюка лишь немного была велика ему в плечах, да в талии болталась так, что можно было вместить ещё половину ведуна. — Подкаблучник, — сладко протянул змий и Дилюку захотелось его придушить, но тот уже вновь бегал по двору, размахивая хвостом так активно, что попа моталась следом за ним и всего змия порой заносило не в ту сторону. Дилюк бы рассмеялся, глядя на это, но змий с самого утра очень испортил его настроение. Он устало вздохнул и прошёл к костру, над которым висел и весело побулькивал котелок. Щи пахли неплохо. Дилюк затушил костёр, наполнил супом две миски и поставил их на стол. Ведун вышел из избы немного растерянный, споткнулся о всё ещё бегающего по двору змия, поглядел на Дилюка и миски со щами, а потом вновь ушёл в избу. Дилюк не успел попросить ведуна вынести хлеба, но когда он вновь вышел из избы, то нёс хлеб и ложки. Дилюк сам не понял от чего улыбнулся, углядев, что ведун всё ещё был в его рубахе. Кэйа и правда был растерян. Стоя в избе, напротив сундука с вещами, он держался за полы рубахи Дилюка и понимал, что отчаянно не хочет её снимать. Весь его план, состоящий в том, чтобы не позволить им вновь сблизиться рушился на глазах. Дилюк улыбался, хохотал, старался держаться ближе и ложился спать рядом. А ещё рубаха, которую он по-хозяйски нацепил на Кэйю им пахла. Кэйа знал, что должен соткать рубаху из крапивы и отпустить Дилюка на все четыре стороны в княжьи палаты, к власти и славе, к жене и детям. И забыть. — Кушай, — Дилюк придвинул миску супа к задумавшемуся ведуну и тот вздрогнул от звука его голоса. — пока не остыло. — Да, — растерянно кивнул ведун и взял ложку в руку. — Да, надо есть. Щи, сваренные Чжунли, на вкус были неплохи. И были бы даже хороши, если бы не являлись откровенной насмешкой над Кэйей и его решением. — Тебе нужно вернуться в деревню, — тихо и глухо сказал Кэйа и пальцы Дилюка вмиг ослабли, роняя ложку. Так будет правильно. Так будет легче. — Что? Дилюк говорил хрипло и тихо, не веря своим ушам. — Я уже наскучил тебе? — Наскучил? — Кэйа улыбнулся и покачал головой, глядя на дно своей миски. — Отнюдь. Но тебе нечего делать в этом лесу. — От чего же нечего?! — Дилюк вскочил, гневно и обиженно глядя на Кэйю, а Чжунли замер и напрягся глядя на них своими зрачками-щёлочками, предчувствуя неладное: — Я должен отплатить тебе за помощь! За то, что сделаешь мне рубаху из крапивы! За то, что снимешь с меня это проклятье! Змий дёрнулся от последних слов Дилюка и тихо отошёл подальше. — Проклятье? — срываясь на звериный рык, яростно щурясь, угрюмо выплюнул ведун и верхняя губа его задёргалась, обнажая зубы, как у волка: — Для тебя любовь, отданная тебе на веки вечные — проклятье? Для тебе верность и клятва быть вместе до конца мира — проклятье? — Нет! Но это чёрная магия! — Долгие годы тебя берегла часть души того человека, — ровно вставил своё слово змий, а ведун кинул в него миской. — Убирайся! — словно взбесившись, заголосил ведун: — Прочь с моей земли! Катись в свою пещеру и носа не кажи на моей земле. А ты, — он ткнул пальцем в грудь Дилюка с такой силою, что тот отшатнулся и чуть не упал, а ведун заговорил тихо, но от того не менее страшно и ядовито: — Катись прочь. С глаз моих долой. Я сотку тебе рубаху, княжич Рангвиндр, сын Крепуса и Алоисии, великий наследник своего отца. Но коль для тебя та любовь проклятье, чёрная магия, то не говори со мною более. Дилюк замер, тяжело дыша, не веря своим ушам и глазам. Ведун всегда казался спокойным, мягким, ласковым и добрым. Но сейчас он был грозен и яростен, будто настоящий волк. Дилюк поймал себя на том, что ему страшно глядеть в глаза цвета пучины и его горло сжимается, не давая сказать ни слова. Небо над ними уже всё было затянуто тучами густыми, чёрными, прячущами за собою солнце и ясную синеву. — Вон! — прогремел ведун и яростно взмахнул рукою. Дилюка тут же подхватили потоки ветра, конь его напугано заржал в стойле, а потом понёсся прочь во весь опор. Ветер закинул Дилюка на коня и скидал к нему на колени его скромные пожитки. В небе сверкнуло, затем оглушительно загремело и косой ливень больно забил своими каплями по плечам, будто гоня Дилюка прочь. Он опомнился на середине моста, ведущего от острова ведуна к берегу и оглянулся, остановив коня. Небо вдалеке было ясным. Ветер вздымал высокие волны на озере, они грозились захлестнуть Дилюка с головою, бились о берег у самого порога избы и убегали обратно. Ветер яростно трепал длинные волосы и широкие штаны ведуна, хлестал его по обнажённому торсу, но сам мужчина оставался прекрасен. Дилюк хотел было развернуть коня, вернуться и просить прощения, но ведун поднял руку к небу, прикрыл глаза, а затем резко опустил её и молния с треском вонзилась в водную гладь, прорезая волны, саженях в двух от Дилюка. Ведун поднял к небу две руки, а затем вновь резко опустил их и две молнии ударили по разным сторонам моста ближе, чем первая. В ужасе Дилюк ударил пятками по бокам коня и тот, напуганный пуще своего хозяина, понёс его прочь от светлой избы и бушующего ведуна. Казалось, лес сам расступался перед ним и, вскоре, не успев даже хоть немного обсохнуть, мокрый до нитки и перепуганный до дрожащих коленок, Дилюк был на окраине деревни. Он крепко сжимал в руках рубаху, которую совсем недавно нацепил на ведуна и которую тот в порыве ярости сорвал с себя.

* * *

— Зачем ты так? — Чжунли покачал головою и спрашивал с искренним недоумением, не обращая внимания на то, что Кэйа творил с погодой. — Проваливай! — Кэйа метнулся к котлу со щами и одной рукой кинул его в Чжунли. — Доволен? Нанасмехался надо мною? Довольна ль твоя змеиная душа? — Я не хотел насмехаться, — грустно и виновато ответил змий. — Я хотел помочь. — Пусть катится в глубины Нави такая помощь! И ты катись за нею следом! В гробу я её видал! Под конец Кэйа уже яростно хрипел, сорвав голос. Глаза его сияли негодованием и яростью, тоскою и болью. — Не желаю видеть тебя, — тихо окончил он. Кэйю вдруг охватила такая усталость, что он безвольно опустился на землю, обхватив голову руками. — Убирайся. Чжунли открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом закрыл его. Затем вновь открыл и закрыл. Он не знал, что сказать. Не знал, как просить прощения. Он не думал, что всё обернётся так. Он обернулся змеёю и бесшумно скользнул в воду, уплывая к себе домой, оставляя Кэйю сидеть одного, неподалёку от опрокинутой лавки, в самом центре бури.