КИН

      — Ты принес? — хозяин антикварной лавки сидел за высоким дубовым столом. Он сгорбился над лупой и при тусклом приторно желтом свете настольной лампы вычищал кисточкой песок из резьбы костяной шкатулки. Его вытянутая фигура с длинными тонкими конечностями отбрасывала на стены жесткую угловатую тень, похожую на паука прячущего лишние пары лап, чтобы его не заподозрили.             Кин хмуро просеменил мимо полок со всяким барахлом к столу и, приподнявшись на мысочки, не без труда положил на него пару толстенных журналов, засаленный дневник, несколько выцветших географических карт и добытые вчера ветхие книги с кулоном. Все, кроме красивой стеклянной капли, паренек считал мусором и искренне не понимал, зачем они сдались старьевщику.       — Славно. Очень славно. — хрипловато ответил мужчина, бросив беглый взор на принесенные сокровища.       — Деньги. — буркнул Кин, попытавшись придать голосу максимально низкое звучание, что, впрочем, у него вышло плохо.       — Возьми в вазе. — антиквар кивнул в сторону искусно сделанной хрустальной вазы на краю стола.       — А повыше не мог положить? — с нескрываемым раздражением фыркнул юноша. Он с крайне недовольным видом притащил маленькую лесенку, поднявшись на нее, запустил руку в вазу и не без труда ухватил тонкие купюры кончиками пальцев. Мысленно Кин успел смачно выругаться, ведь его детские ручки едва доставали до дна. Забрав положенное вознаграждение, парнишка с кряхтеньем спустился на пол и уже собрался уходить, когда антиквар вдруг спросил:       — Ты снова убил? Кин остановился и хмуро посмотрел на мужчину.       — А тебе какое дело? — резким и грубым тоном отреагировал юноша.       — Да так, обычное любопытство. Просто не понимаю, зачем ты это делаешь. Меньше мерзавцев все равно не станет.       — Преступники должны быть наказаны за свои деяния. Им нельзя прощать эти зверства!       — А ты тогда кто же? — с усмешкой спросил старьевщик. — Разве не преступник?       — Я? — юношу все сильнее распалял этот разговор. — Я просто хочу защитить детей, которых они убивают. Я мараю руки ради благой цели.       — А что если ты ошибаешься? Не боишься, что убьешь невиновного? — растягивая слова, продолжал спрашивать антиквар, сосредоточенно вычищая застрявшие в резьбе песчинки.       — Нет. Их ведь видно.       — Видно? Как это? — удивился мужчина, увлекая Кина в разговор.       Карлик уже даже не злился, он, сам того не осознавая, погрузился в собственные чувства и ощущения.       — У них внутри будто что-то черное. Я не знаю, как объяснить. Даже в толпе, я вижу, кто из взрослых злой. В детстве я не понимал, что это значит, теперь понимаю. У плохих людей душа другого цвета. — искренне ответил Кин.       — А какого цвета твоя собственная?       Карлик промолчал. Он не любил говорить со старьевщиком. Этот костлявый старик был странным, пронзительно хорошо чувствовал все его тревоги. Кина это настораживало, в особенности пугала невероятная проницательность антиквара. Когда юноша впервые убил, его буквально раздирал страх, смешанный с наслаждением, и это не ускользнуло от пытливого взгляда старьевщика. Тогда он прямо спросил чей труп найдут к концу недели. Сейчас же старик мало-помалу вгрызался в личное и сокровенное, вытаскивал самые потаенные желания и беспокойства парнишки.       — Ты считаешь себя равновесной противоположностью злу, но ведь ты стоишь не на противоположном краю, а на том же, что и они. Ты тоже на краю бездны, Кин.       — Что ты имеешь в виду? — уточнил юноша. Он был сильно взволнован.       — Смотри, как бы не захотелось пойти дальше. — предостерег старик. — Дождь и так практически не прекращается, а ветер скоро будет сметать все на своем пути.       — Эй, я у тебя не прогноз погоды спрашиваю! Ты так говоришь, будто это от меня зависит. В этой мрачной дыре никогда не было солнца!       Старьевщик усмехнулся, но ничего не ответил. А кин продолжал:       — Вечно говоришь загадками. Я все никак не могу понять, ты то ли мудрец, то ли уже маразм нажил.       Антиквар проигнорировал оскорбление, но все же объямнил:       — Так или иначе. ты — маньяк. Просто тебе интереснее охотиться на других охотников. Не боишься, что однажды твоя жертва выживет?       — Боюсь? Нет. — уверенно ответил Кин. — даже если так, ни один не признался бы, что дом обнесла девчонка. Они ведь все боятся лишних вопросов.       — Резонно. — кивнул антиквар. Он оторвался от работы и аккуратно взял одну из принесенных записных книг. Костлявые длинные пальцы бегло перелистывали страницы.       — Да и пока что никто не выживал. — пожал плечами юноша и стянул со стола пузатую сигару, которая в его маленьких ручках казалось особенно большой и толстой.       — Если ты здесь закуришь, посетители будут спрашивать, зачем я учу племянника дурному. — с усмешкой заметил старик.       — Я не твой племянник.       — Тогда у кого я украл ребенка?       — Мне двадцать один год, я уже взрослый самостоятельный мужчина — Кин по-детски надул щеки и закурил. — Да и клиентов у тебя нет.       — Взрослый самостоятельный мужчина — в ответ на колкость передразнил юношу старьевщик.       — Ты мерзкий, Дроссельмейер.       Антиквар взглянул на карлика с детским лицом, было забавно слышать подобное из его уст, но Дроссельмейер решил больше не дразнить парнишку — Почему же ты тогда приходишь сюда, если я мерзкий?       — Будто у меня есть выбор.       — Выбор всегда есть — В тени капюшона можно было разглядеть огромный орлиный нос и широкую улыбку изогнувшую губы мужчины. Зубы у него довольно странные, чуть заостренные, будто подпиленные, да и расстояние между ними было немногим больше обычного, так что вряд ли его выражение лица в этот момент кто-то мог счесть хоть сколько-нибудь приятным.       — Вот скажи, Дроссельмейер, почему я таким родился? Все нормальные мужчины имеют рост и силу в руках. Но я едва больше метра и не способен поднять даже мушкет. Так не должно быть!       — Но так есть. Мир гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Ты не смотри, что я кривой и немощный. Я могу гораздо больше, чем ты думаешь. И ты сильнее многих так называемых нормальных мужчин.       — Очнись, по физическому развитию мне лет девять, и то с натяжкой. — Кин выдохнул клуб сигарного дыма из легких.       — Ты слишком много думаешь про тело, а я ведь не про него говорю. — заметил Дроссельмейер.       — А как я могу не думать? Люди слишком много думают о внешности, чтобы я стал нормальным членом общества.       — Тебе и не нужно становиться его частью. Они все расплачиваются за то, что сделали с тобой. — Загадочно протянул Дроссельмейер.       — Сделали со мной? Причем тут я? О чем ты вообще говоришь, старик? — запутался Кин.       — Что-то вроде коллективной ответственности. Видишь ли, эгоисты решили создать общество. Но все, чего они смогли достичь - коллективное наказание. Один совершает зло, а расплата придет ко всем. Если они не остановятся, взрощенные ими розы начнут питаться их собственной кровью.       Опять он за свое, старый маразматик. Антиквар то и дело выдавал абсолютно несвязанные с предметом обсуждения пафосно звучащие фразы. Кину всегда это казалось странным: такой умный и проницательный человек, верно, должен понимать, что не к месту сказанные красивые слова обесценивают всю его речь, создавая впечатление, что старик вообще не очень осознает, о чем говорит и совершенно случайно время от времени попадает в точку, из-за чего окружающие все еще прислушиваются с мыслями "не может же он, будучи сумасбродом, так верно чувствовать." Однако Кин временами начинал задумываться даже над этими бестолковыми фразами, быть может, Дроссельмейер действительно знает больше, чем все остальные и в его словах на самом деле есть смысл? Юноша с удивлением отметил, что старик знает про розы. Может, он просто так ляпнул ради красивой метафоры? Кина это насторожило. Карлик знал антиквара уже много лет, ведь именно этот странный мужчина когда-то нашел его, замерзшего и напуганного ребенка в одном из мрачных городских закоулков. Старьевщик снял Кину тот самый подвал, не слишком красивый, но хотя бы теплый, дал работу - чудную, но по силам человеку ростом метр с небольшим. Однако за все этим годы парнишка так и не понял, что чувствует, глядя на угловатого старика. Несмотря на всю его мрачную внешность, Кин не видел мрака Дроссельмейере, как у тех убийц, но и от обычных людей старьевщик будто бы отличался. Юноша не мог объяснить, чем именно, просто на уровне ощущений.       — Хватит лирики, старик, ближе к делу. — карлик раздраженно цыкнул.       — Ладно-ладно, не горячись — антиквар дал Кину карту и примитивный фотоаппарат.       — Это следующий заказ.       — Что это?       — Там отмечены здания. На фасаде каждого из них есть изразец с изображением зверя, мне нужны фото.       — Что за бред, ты издеваешься? Иногда мне кажется, что ты ради забавы даешь мне эти бестолковые поручения.       — Это очень важно, Кин. Я бы и сам сходил, но ты же знаешь, я должен приглядывать за лавкой.       Кин действительно не видел, чтобы старьёвщик когда-либо покидал свою лавку. Хотя все еще считал такое поведение полной бессмыслицей, потому что покупатели здесь были настолько редки, что купленный полгода назад половой коврик все еще выглядел достаточно чистым.       — А, и еще. Вот из этого дома мне нужна старинная фарфоровая кукла. — Дроссельмейер протянул Кину адрес. — Она на пианино в гостиной.       — Воть это уже интереснее. — Кин посмотрел на адресок. — Снова замок, значит.