Записки карандашом

      Три зимы как песок миновали; Зель, оправляя платье, собственноручно расшитое цветочными садами и вьюновыми листьями, приезжает домой к самой близкой подруге, с которой они не виделись уже несколько веков. Идущая следом Эль развязывает ленту шляпки, что непозволительно сильно сжала шею, дабы вдохнуть спёртый прохладный воздух лестничного пролёта. Сердце её заходится колокольным боем аккурат под глоткой, отчего руки перестают слушаться. — Душа моя, не волнуйся. Мэри прекраснейший человек, ты же сама знаешь! — рыжие кудри Зельды вспыхивают в полосе солнечного луча, когда женщина поворачивает голову и с самой обезоруживающей улыбкой смотрит на спутницу. Щёки Спеллман, заметно округлились, налились горячей кровью, что сделало её выражение ощутимо моложе и чарующе счастливым. — Я написала о тебе во стольких письмах, что она невероятно ждёт встречи, — тонкие губы касаются изящной кисти Эль, что успокаивает, рассыпается на душе лиловыми цветами. — Знаю, но всё равно… Столько лет, — грузный вздох тает между ступенями, да теряется в моменте перед звонком в дверь. *** Мэри, как полагается итальянской женщине, ворчит на Зельду за то, что не предупредила, но долго не злится. Нет-нет, да скатываются слёзы из глаз — столько веков не видеться было настоящим испытанием. Расцеловала Эль как родную, попричитала, мол, как та худа, да не румяна, (Зель на ухо шептала, чтобы внимания не обращала, что Мэрьюшка всегда так), вслух же сказала: «не худая, а стройная!». — Полно, девочки, садитесь уж за стол! Я мигом накрою, у меня пирог подходит, свининка уже промягчилась, — женщина суетилась всегда особо красиво, стараясь скрыть торопливость. Зель поражалась Мэри, которая была не сильно старше, но всегда активна и внимательна. — Рассказывайте, как Академия незримых искусств? Как успехи? Как школа Эль? — Всё в цвету, все процветает. Мне пришлось передать бразды правления в руки Лилит, потому что я хочу постепенно отойти от этой суеты. Не переживай, я все еще буду следить за порядком и помогать Лилит, но уже не в полном объеме. А Элечка продолжает управлять школой. — Зельда вздыхает тяжко, кладёт руку на живот, другой же мешает чай. — Лилит? Зелечка, спустя столько лет ты… Ох, да что это я… — женщина отвела взгляд, всматриваясь куда-то в угол комнаты. — Ты всё так скоротечно описывала, я толком и не поняла. А то, что Эль не оставила деток — это правильно! Я тоже не хотела оставлять своих, но… — Мэри грузно опускается за стол и кладёт по куску пирога на фарфоровые тарелочки с «заумной росписью», как кода-то говорила Зель. — О, Мэри, дорогая… Ты не виновата. Перестань себя казнить. — Я знаю, — резко вырвалось у женщины, она нервно улыбнулась. — Смертные разбомбили мою школу, потому что боялись нас… Тысячи тел, невинных детей... Но это было очень давно, — уже обращаясь к Эль, поведав небольшую предысторию, та поспешила перевести тему. — Какими судьбами в Италию? — Я прежде бывала здесь часто, сейчас мы остановились на моей вилле, она находится не так далеко от вас. А еще мы приехали обновлять гардероб. — Эль, не отдавая себе отчёта, любовно сжимает ладонь Зельды, что не ускользает от пронзительного взора Мэри. Сеньора Баччини, хоть ворчлива и взбалмошна, но отнюдь не глупа. — Да-а, Эль любит это дело. А я и не против, хотя ты знаешь мои взгляды по поводу этого всего, — усмехнулась рыжеволосая женщина. — Уже сомневаюсь. Зелечка, потрясающее платье! Никогда не видела на тебе подобное. Ты заметно изменилась… в лучшую сторону. Стала будто более спокойной и… — сеньора Баччини замерла на полуслове. То, как глаза Спеллман старшей светятся, когда та смотрит на «костлявую», по меркам пышнотелой Мэри, Эль, как та улыбается украдкой, словно говоря без слов, — всё открывает чужие тайны и обнажает правду. Мэри, будучи достаточно тактичной в отношении близкой подруги, расспросами не донимает, и тихо про себя даёт девушкам благословение. Обе и без того настрадались, хлебнули сполна крови войны и потерь, и, если любовь их спасла — то не важно, какая это любовь. Но всё-таки один вопрос Мэри бесцеремонно волнует: — Зелечка, голубка моя, я смотрю, ты что-то раздобрела, — Зель давится чаем, Эль поднимает чуть испуганный взгляд на Мэри. Женщина подмечает, что морским ветром всё-таки надуло. — Эта история не из застольных, если честно… — Зель мягко кладет ладони на живот и, закусив губу, вздыхает. — Но да, я беременна. Четвёртый месяц. Мэрьюшка, я так счастлива... — О, любовь моя, я вас поздравляю! — Мэри довольно хлопает в ладоши, даже не спрашивая, кто же отец, видя в лицах Зель и Эль прекрасных матерей. Мужчины могут лишь позавидовать силе этих женщин.