Дождись меня

Се Лянь не ждал сегодня гостей, поэтому неожиданный стук во входную дверь застал его врасплох. Но ещё больше Се Лянь удивляется, когда открывает и видит на пороге Хуа Чэна, — спустя всего лишь день после его приезда, — впрочем тут же ощущая сильную радость, ведь он так давно, после той разлуки, не видел и не разговаривал со своим Сань Ланом. — Проходи, — мягко улыбается Се Лянь внезапному гостю. Хуа Чэн одно долгое мгновение любуется чужой искренней улыбкой, откровенно теряя связь с реальностью, а потом заходит в прихожую. Сразу же начиная сканировать взглядом помещение на предмет возможных изменений, которые неизбежно должны были произойти за четыре долгих года. Но чужая квартира выглядит всё так же по-родному уютной и знакомой. И Хуа Чэн облегченно выдыхает, также не заметив и следов чужого нежелательного присутствия. — А я пришел с твоей любимой маминой выпечкой, — произносит Хуа Чэн, наконец-то возвращая свое внимание к драгоценному гэгэ. И, протягивая пакет с угощением, с удовольствием замечает, что чужие лучистые глаза всё ещё с невообразимой мягкостью смотрят на него в ответ. — О, — удивляется Се Лянь, бережно принимая подарок и тут же направляясь на кухню, чтобы заварить чай. — Спасибо, Сань Лан, передай госпоже Хуа мою искрению благодарность, — слегка обернувшись, дарит мимолетную улыбку Се Лянь. Они уютно располагаются за небольшим столиком в компактной кухонке и молчание не длится долго, потому что Се Ляня буквально переполняет желание узнать в мельчайших подробностях, как прошли годы учёбы его Сань Лана: доволен ли он своей специальностью, завел ли новых друзей. И Хуа Чэн с огромным удовольствием отвечает на многочисленные вопросы, купаясь в чужом внимании и неподдельном интересе в горячих глазах, которые не отрываются от него ни на мгновение. Но, как только Се Лянь интересуется не появился ли у Сань Лана спутник жизни, Хуа Чэн резко вспоминает, что он пришел не только ради того, чтобы восполнить упущенные в разлуке года. И его больно бьет прямо в сердце осознание, что Се Лянь уже явно забыл или не придал значение тем словам, которые Хуа Чэн сказал при их долгожданном воссоединении. — Гэгэ, послушай, — откашливается Хуа Чэн и, всё ещё не теряя надежды, улыбается, смело заглядывая в чужие прекрасные глаза. — Я тогда был абсолютно серьезен и я всё ещё не отказываюсь от своих слов. На лице Се Ляня появляется выражение крайнего замешательства, а в глазах читается один большой вопрос. И тогда Хуа Чэн, намертво впиваясь пальцами в свои бедра под столом, поясняет, специально обращаясь по имени: — Се Лянь, я хочу пригласить тебя на свидание, если ты не против. После этих слов на лице Се Ляня мелькает сразу множество эмоций: от полнейшего шока, до появившихся воспоминаний и наконец осознания. И то как последняя эмоция сменяется горечью и печалью, совсем Хуа Чэну не нравится, ведь он не готов так быстро терять надежду, которая не угасала в нем так много лет. Но этот взгляд готов вот-вот безжалостно её потушить. — Сань Лан, я… — Се Лянь опускает полный сожаления взгляд на столешницу, — хотел верить, что ты несерьезно, но если это не так, то ты должен понять, что я не могу согласиться. Се Лянь, как чувствуя, что Хуа Чэн, со всей горячностью своих чувств, захочет его перебить, поднимает глаза и вытягивает вперед ладонь, призывая его дослушать. — Это не только из-за возраста, как тебе скорее всего может показаться. Хотя и это тоже играет свою роль. Но также и из-за того, что я уверен, что ни я, ни ты, — Хуа Чэн опять хочет возразить, но Се Лянь всё ещё настойчиво удерживает ладонь между ними, — не видим в друг друге романтических партнеров. Как бы сильно ты не был сейчас уверен, что я точно неправ. Се Лянь, со всей теплотой и пониманием, всматривается в чужие глаза и продолжает бить слишком острыми словами: — Теперь я понимаю, ты настолько долго жил с мыслью о завоевание меня, что в какой-то момент правда поверил, что тот маленький Сань Лан вырос в большого и взрослого парня. Который теперь действительно готов, а главное хочет построить со мной отношения. Но послушай, ты только приехал, тебя переполняют эмоции и тебе просто не стоит торопиться. Хуа Чэн всё же перебивает, — больше не выдерживая слушать чужую жалость, — с трудом выдавливая из себя слова, буквально ощущая, как его горло сдавил удушающий спазм: — Ты не прав, гэгэ, но я тебя понял… Я тебя понял и мне пора. Хуа Чэн резко поднимается, но чужие пальцы сразу же ловят его за запястье. И, когда-то нежные и заботливые, руки, сейчас ощущаются, как самые тяжелые и раскаленные добела кандалы. Хуа Чэн слабо встряхивает рукой и Се Лянь тут же подчиняется, разжимая пальцы. — Сань Лан, подожди. Мы можем всё обсудить. Тебе необязательно так быстро уходить, — доносится сквозь водяную толщу, в которой Хуа Чэн неумолимо тонет, взволнованный голос Се Ляня. Но Хуа Чэн уже обулся и натянул пальто, по памяти, проворачивая два раза замок на входной двери. Остаток пути до своей квартиры для Хуа Чэна проходит как в тумане. Наполненном голосом Се Ляня, который раз за разом безжалостно говорит, что Хуа Чэн просто маленький глупый мальчик, который осмелился поверить, что они когда-то действительно смогут быть вместе. «Ты всё это себе придумал, Сань Лан». «Твоих чувств не существует». «Ты всего лишь брат моего лучшего друга. И между нами никогда не может быть ничего большего». «Ты глупый-глупый, маленький, замечтавшийся мальчик. Пора перестать жить в своих фантазиях и вернуться в реальный мир». И если бы Хуа Чэн мог, то он вырвал бы прямо сейчас своё сердце, чтобы больше никогда в жизни не испытывать подобного отчаяния и нестерпимой боли.