Дождись меня

— Нет, мы не встречаемся, — вздыхает Се Лянь, повторяя уже который раз одно и тоже. Подобные разговоры — после того субботнего вечера, — уже начали Се Ляня порядком утомлять, но его коллега всё ещё упорно отказывался сдаваться. — Но как же так, — скулит Ши Цинсюань, вновь начиная свою заезженную пластинку. — Вы так красиво смотритесь вместе и между вами такая — его глаза мечтательно блестят, а руки активно жестикулируют, явно пытаясь показать «какая», — химия. Я просто ни за что не поверю, что вы равнодушны друг к другу… После третьего раза столь бурных восклицаний за последнюю слишком короткую неделю, Се Лянь уже начинает чувствовать ничего, кроме раздражения и подступающей мигрени. — Ши Цинсюань, — голос Се Ляня впервые полон предупреждения и его коллега наконец-то действительно закрывает свой рот буквально на полуслове, удивленно округляя глаза. — Прекрати, пожалуйста. Мы можем, как угодно выглядеть со стороны и в твоих фантазиях, но правда в том, что между нами действительно ничего нет. Мы просто друзья и я устал тебе об этом говорить уже который раз. Се Лянь нечасто бывает настолько серьезен, позволяя себе показать свои негативные эмоции. И, видя глубокую морщинку на чужом лбу, Ши Цинсюань наконец-то осознает всю бестактность своих слов и реакций: — Простите, я… — краска стыда и неловкости затапливает щёки Ши Цинсюаня. — Всё в порядке, — Се Лянь тут же смягчается, вздыхая, и утомленно трет переносицу, кажется, уже жалея о том, что позволил себе подобную вспышку гнева. — Давай просто больше не будем об этом говорить. И после этого Ши Цинсюань действительно никогда больше не поднимает эту тему. Но сомнения и мысли уже поселились в сердце Се Ляня, как маленькие назойливые червячки. Неужели окружающие действительно сначала думают, что они с Хуа Чэном пара? Они правда производят такое впечатление? Но почему? И о какой такой «химии» ему постоянно пытался сказать Ши Цинсюань? Это весь остальной мир сошел с ума или просто сам Се Лянь великий слепец?

***

Вопросов было безумно много, тогда как ответом не было вовсе. И Се Лянь мог бы просто забыть и отпустить ситуацию, если бы его собственное тело вдруг совершенно внезапно не решило его предать. Как будто не словами, а действиями доказывая правдивость всех этих предположений других людей. Се Лянь никогда до этого не обращал внимания насколько они с Хуа Чэном тактильны друг с другом. Но его предательское тело вдруг резко в один момент — как будто очнувшись от очень долгого сна, — начало слишком бурно реагировать на малейшие касания. И он внезапно осознал это с настолько поразительной четкостью, что мир Се Ляня перевернулся с ног на голову. Как будто лед под ним надломился и, упав под воду, поток раньше игнорируемых или тщательно контролируемых ощущений мощными волнами обрушился на него со всех сторон. Заставляя захлебываться, без возможности выбраться. И это не было хорошо. Это сбивало с толку, вводило в ступор и мимолетное оцепенение каждый раз, когда это снова и снова случалось. Се Лянь не был глуп, он мог понять, что это значит. Но это не означает, что он был к этому готов. Как можно приготовиться к тому, что в один момент вы просто близкие друзья, а потом во всем твоем теле щелкает переключатель и оно как будто больше не принадлежит тебе. Теперь ты краснеешь от того, что он просто находится слишком близко в твоем пространстве и теплое дыхание невольно опаляет твою чувствительную шею. Вздрагиваешь и замираешь, когда твердая ладонь аккуратно прикасается к рукам, спине, плечам, и предательский жар пробегается по всему позвоночнику. В этих прикосновениях не было ни малейшего подтекста. Се Лянь знает, что Хуа Чэн никогда не переступит установленных ими границ. Но это не мешало его телу реагировать так, как будто это было чем-то большим. Как будто, возможно, он сам хотел, чтобы это было чем-то большим. Но хотело его тело, а не разум. Сам Се Лянь всё ещё отчаянно сопротивлялся, пытаясь разобраться в том, почему в один миг всё стало так сложно. Как давно на самом деле всё это длится. И действительно ли он этого хочет или это просто мимолетное наваждение, помутнее рассудка. Что угодно, но только не то, что могло сулить большие потрясения и изменения в его сердце. Правда ли он хочет чего-то большего или это просто искусственные ощущения, навязанные ему обществом. Которое из раза в раз пыталось доказать, что во всем этом есть что-то большее, чем просто дружба. А главное хочет ли всего этого Хуа Чэн. Они ведь правда прошли такой долгий путь: в целых два года разговоров, принятия и сближения, позволивший им стать теми самыми, важными людьми, кем они являются друг для друга сейчас. И Се Лянь точно знал, что Хуа Чэн пережил свои чувства. А Се Лянь и вовсе никогда не думал, что может почувствовать что-то, помимо дружеской привязанности. Вопросов, непонимания и сомнений было так много, что Се Лянь невольно всё больше и больше погружался в себя. Пытаясь отделить правду от лжи, понять свои истинные желания. И боясь даже подумать о чужих. А вдруг это самое банальное влечение к несомненно очень красивому парню, кем взрослый Хуа Чэн определенно точно стал. Вдруг в этом нет ничего большего и его тело просто изголодалось по близости с другим мужчиной. Готов ли он поделиться этими непонятными изменениями со своим другом, ведь они могут легко разрушить то, что они так старательно построили. И совсем не факт, что на месте старых руин возродится новое, ещё более крепкое здание. — Гэгэ, всё точно в порядке? — Хуа Чэн совсем легонько дотрагивается до спины. В на самом деле самом обычном и до этого времени привычном для них жесте. Но всё тело Се Ляня тут же откликается, желая прильнуть к его руке ещё сильнее, чтобы каждой клеточкой ощутить жар чужой ладони и полностью раствориться в нем. Это уже не первый раз, когда Хуа Чэн спрашивает. С каждым разом выглядя всё более и более обеспокоенным, потому что в последнее время он ведет себя очень странно. Се Лянь об этом знает. Больше молчит — подолгу уходя в себя, — и вздрагивает от любого близкого движения и прикосновения Хуа Чэна. Потому что его тело с недавних пор ощущается сплошным оголенным проводом, ток по которому Се Лянь больше не может контролировать. — Прости, — Хуа Чэн раздосадовано поджимает губы, наверняка коря себя за то, что опять позволил себе прикоснуться. Зная, что с недавних пор Се Лянь стал слишком остро на это реагировать. И именно это заставляет Се Ляня выйти из своего транса — всё время преследующих размышлений, — и обнаружить себя у полок с всевозможными кислотно-яркими бутылочками газировки. Опять начиная себя осознавать и вспоминая, что они решили заскочить в магазин. И он наверняка действительно слишком долго и неподвижно рассматривает взятую совершенно бездумно баночку, чтобы Хуа Чэн опять успел забеспокоиться. — Нет-нет, — Се Лянь оборачивается, и он знает, что его улыбка слишком натянута, но он пока ничего не может с этим поделать. — Ты ничего не сделал и тебе не за что извиняться. Но глаза Хуа Чэна, обеспокоенные, полные непонимания и совсем не скрытых переживаний, говорят Се Ляню о том, что он уже сделал свои совсем неутешительные выводы. Тогда Се Лянь пытается снова — перебарывая себя, как будто теперь чужая кожа действительно может его обжечь, — и, в как можно более успокаивающем жесте, кладет ладонь на чужое предплечье, совсем слегка его сжимая: — Ты ни в чем не виноват. Ты ничего не сделал. И между нами всё в порядке, честно. Это не совсем ложь, так как Хуа Чэн действительно ничего не сделал. И состояние Се Ляня хоть и связанно напрямую с ним, но сам Сань Лан ни коем образом к этому не причастен своими словами или действиями. Взгляд Хуа Чэна наконец-то перестает быть таким напряженным — как будто пытаясь силой мысли пробраться в чужую голову, — и даже его плечи немного расслабляются: — Но ты же знаешь, что можешь обо всем со мной поговорить? В чужих глазах столько преданности и невысказанного желания тут же броситься на помощь. Сделать всё, что угодно. И Се Ляню становится так больно от понимания, что сейчас их неуловимо разделяет не его желание отстраниться, а, наоборот, быть как можно ближе. — Конечно, я знаю. Но бывают такие моменты, когда тебе нужно пережить это самому. Когда ты не можешь что-то обсудить ни с кем, понимаешь? — и Хуа Чэн в ответ так старательно кивает, действительно искренне пытаясь понять. И то как он смотрит, опять заставляет сердце Се Ляня болеть, — Но я расскажу тебе сразу же, как только сам во всем разберусь, хорошо? И если его рука слишком долго задерживается на чужом предплечье, — напоследок ласково проводя по мягкой ткани, — то Се Лянь очень надеется, что его маленькая слабость останется незамеченной. Се Лянь не знает насколько Хуа Чэн, возможно, понимает, что происходит. Поверил ли он ему или всё ещё пытается искать причину и проблему в себе. Но то, как он беспрекословно уважает его желания, не настаивая и позволяя разобраться самому, — хоть, возможно, ему и до безумия хочется знать правду, — зарождает что-то очень теплое, почти горячее прямо в его сердце.