***
Уже к обеду Антон успел сделать три рабочих звонка, отредактировать две главы — Попова и другого автора, который уже надоел со своими заскоками, назначил четыре встречи на неделе и заказал подарок для отца. Уже на этих выходных он едет в родной город навестить семью. Уезжать не хотелось, ведь практически все выходные он проводил на улице Карла Маркса. — Шаст! — кричит Позов, заходя в офис. — Что? — Антону некогда отвлекаться, ему нужно срочно прислать Шеминову график своих встреч, чтобы тот вписал это в общий график офиса. — Тебе тут кое-что принесли, — в руках у Димы красивый букет цветов. — Ого… Спасибо! Принимая букет, парень лучезарно улыбается, позабыв сразу про свою работу. Букет небольшой, но очень милый и яркий. Одиннадцать жёлтых хризантем. Солнечные цветы пёстрыми красками ослепляют. Даже вложенная записка в глаза бросилась не сразу. «Ты такой же яркий, как эти хризантемы. Сходим сегодня на свидание? Арс.» — От Попова? — раздаётся над ухом, и записка выпадает из рук на пол. — Стас, нельзя так пугать! Шеминов усмехается, смотрит на букет с сомнением, но говорить ничего на эту тему не решается. — На выходных едешь в Воронеж? — Да, у отца юбилей. Папа не простит, если я не приеду, — Шастун усмехается, откладывает цветы и облокачивается о стол. — На машине или на поезде? — Думаю, на машине. Мужчина кивает, и кажется, хочет что-то спросить, но не решается. Это напрягает. Обычно Стас не ищет подходящих слов, сразу говорит, что думает. Это его такой же огромный плюс, как и минус. — Я со следующей недели отстранён от должности, — вдруг говорит мужчина, понижая голос. Зелёные глаза округляются от услышанного. — Чего? Это из-за суда? — Да. Но это на время. Быстренько решим вопрос, всё разрулим, и я вернусь, — грустная улыбка скользит по лицу альфы, но глаза выражают искреннее отчаяние, — А пока вы все будете предоставлены себе. Постарайтесь не развалить мне издательство, договорились? — Договорились… Ты сказал остальным? — Нет, завтра. Я хотел тебя лично попросить проконтролировать все рабочие вопросы. Станешь моим заместителем, — Шеминов грустно усмехается, похлопывая друга по плечу, — Я, конечно, буду на связи. Телефон Стаса оповещает о звонке, и он, улыбнувшись грустно напоследок, уходит. Плечи ссутулены, что для него необычно. Смотреть невозможно на этот печальный вид, а осознавать причины этого вида — ещё хуже. Их дружба зародилась по нелепой случайности. Ещё будучи на последнем курсе университета, Шастун искал место для стажировки. Крупные издательства предлагали слишком долгие сроки без оплаты, хоть и брали без опыта работы. В его резюме они смотрелись бы красиво, но так жить практически невозможно. Но встреча произошла всё-таки не на платформе для поисков работы, а на сайте знакомств. Свидание прошло ужасно, они не подходили друг другу от слова совсем, даже не привлекали. Но слово за слово, и Шеминов видит в этом худощавом парне с ярким ароматом талантливого и горящего работника. Первый месяц был стажировкой, а после Шастун был принят в штат как полноценный сотрудник. Так и сдружились, и сработались. С тех пор они прошли многое. Не без помощи Антона издательство развивалось семимильными шагами, становясь всё более известным в книжных кругах. Из доброты душевной и искреннего любопытства, Стас помог с дипломом и научной статьёй. А потом Антон помог другу познакомиться с Дариной, его будущей супругой. Это произошло практически сразу после того, как Шаст стал работником компании. И вот сейчас, впервые за все эти годы, что-то идёт не так.***
Часы показывали уже начало восьмого, а рабочие задачи, необходимые решить в срочном порядке, не заканчивались. На задворках памяти маячило приглашение на свидание, но даже отвлечься казалось невозможным. В офисе их осталось лишь трое — он сам, Стас и Ира. Все остальные покинули офис, как только пробило шесть часов. Телефон вновь разражается звонком, и Антон устало вздыхает. — Да, Арс? — Ты ещё на работе, что ли? — голос удивлённый, — Я думал, ты уже подъезжаешь. — Извини, никак не получилось раньше. Сейчас доделаю последние задачи и приеду. — Цветы дошли? — осознание накатило кипятком. Вот, что он забыл… — Чёрт… Да, спасибо! Очень красивые, — стыдно, что он даже смс-кой не поблагодарил, — Извини, ужасный день. Всё, заканчиваю и еду. Что-то нужно в магазине? Только сейчас он видит на себе заинтересованный взгляд пары глаз. Ира стоит со скрещенными на груди руками, а Стас просто хмурится. Неужели он всё ещё не смирился с тем, что видел? Закончив разговор, Антон поворачивается всем корпусом к пришедшим. Что ещё-то от него может быть нужно в конце рабочего дня? — Шаст, завтра с утра у нас встреча с юристами. Не опаздывай, — омега кивает и вдруг чувствует раздражённые запахи коллег. Что за день то такой сумасшедший?***
Сил не было вовсе. Уже припарковавшись у знакомого подъезда, парень замечает у парадной одинокую фигуру, кутающуюся в лёгкую для такой погоды кофту. Арсений стоит и курит, опираясь о стену дома, но заметив подъехавшую машину, идёт ей навстречу. Улыбка появляется на влажных губах, и схватив букет, парень выходит из салона. — Привет, — Арсений улыбается, целует сразу глубоко и напористо, не давая даже закрыть дверь авто. Усталость сразу отходит на второй план, и Антон прижимается ближе. Ему хочется поделиться теплом с замёрзшим мужчиной. — Ты чего? — всё-таки задаёт вопрос Шастун, отстраняясь и захлопывая дверь. Арсений улыбается как-то странно, взгляд такой тёплый и мягкий, что хочется под этим взглядом рассыпаться. — Ничего. Просто соскучился. Удерживая чужую руку, Арсений ведёт парня к подъезду. А в сердце омеги разливается тепло. Ему до безумия приятно, что Арс вышел встретить его, в обед прислал цветы, да ещё и эта глава… Чем дальше они заходят, тем сильнее он тонет в своей влюблённости, всё больше и больше надеясь на лучший из возможных исходов для них двоих. Арсений слишком громко молчит, кидает хитрый лисий взгляд, усмехается самому себе. Зайдя в квартиру, Антон замирает. Квартира… пустая. Нет тех коробок с кучей вещей, да даже половина мебели были куда-то выброшены. Пусто. — Это что? — спрашивает Шастун, так и не сняв ни обувь, ни пальто, — А куда? — Ты был прав. Я решил избавиться от прошлого. Первые шаги, так сказать. Обои, правда, я так и не доклеил, но с ними потом разберусь. — Ладно, — кивает Антон и улыбается, — Круто. Попов снова усмехается и уходит в спальню, меняя джинсы на домашние хлопковые штаны, а свитер на футболку. Антон тоже хочет переодеться, но просить об этом почему-то вдруг неловко. Стоило бы вообще привезти сюда что-то из своих вещей. — Есть какой-то конкретный план на свидание? Или просто поужинаем и сериал посмотрим? Вернувшись из спальни, Арсений вдруг замирает и заглядывает в зелёные глаза. В глазах что-то искрится, и это всё ещё пугает. Антон неловко улыбается, подходит ближе и целует в уголок губ. Арсений смеётся, целует в ответ уже нормально и ведёт в кухню. Идеальная чистота. Плита блестит, холодильник сияет, никаких лишних бутылок, упаковок или грязной посуды. Помещение освещают огоньки новогодних гирлянд, придавая кухне романтическую атмосферу. — Я хотел предложить поехать в ресторан, но понял, что пока не готов, — Арсений достаёт из холодильника тарелки с уже готовой едой, — Поэтому подумал, что ресторан может приехать к нам. Антон улыбается ярко, думая о том, как же приятно получать такие знаки внимания. Да, придумать что-то необычное в стенах квартиры сложно, но почему-то у Арсения это получается. Казалось бы, ничего особенного, но то ли расслабленный обволакивающий аромат Арсения настраивал его на романтический лад, то ли эти мигающие огоньки. — Тут блюда молекулярной экспериментальной кухни. Всегда хотел попробовать. Порции маленькие и не факт, что вкусные, так что есть ещё гречка с тушёнкой, — Антон смеётся, наблюдая за движениями мужчины. Альфы они такие, предпочитают простую, но сытную еду. — Я могу сегодня остаться? — Конечно, — уверенно отвечает Попов, — Достанешь бокалы? Вино у них тоже необычное сегодня. Ежевичное. Кажется, сегодня вечер экспериментов. На столе красуются свечи, и пока Арсений разбирается с сервировкой, Антон поджигает их. — Садись, — указывает Арсений, ставя наконец на стол несколько тарелок. — Что сначала попробуем? Антон правда взбудоражен. Вообще-то, он сейчас не отказался бы от упомянутой гречки с тушёнкой, ибо на работе времени не было даже на быстрый перекус. Но все эти витиеватые произведения кулинарии вызывали если и не аппетит, то как минимум интерес. Арсений разливает вино по бокалам, обдумывая, что из этого кажется менее странным. — Гаспачо? — предлагает, а сам смотрит на хмурящиеся брови редактора. — Это томатный суп. Здесь нет супа, — выводит логическую цепочку омега. Тарелка со странным желе в форме спагетти оказалась перед ним. Вот эта красная макаронина и есть суп? Нервный смешок сорвался с губ. — Ты первый, — сразу отнекивается Шастун, не желая рисковать. — Как скажешь, — легко соглашается Арсений, подцепляя струйку геля. На вкус и правда томатно, но вот консистенция остаётся странной. Втянув остатки, мужчина убеждается, что это совсем не сытно, но хотя бы вкусно. Антон повторяет действие, как только убеждается в том, что Арсений не собирается выплёвывать всё содержимое в раковину. Глаза с зелёной радужкой, кажется, вот-вот вылетят из орбит. — Ну как? — Неплохо… А вот это что? На тарелке лежит три «безе» кремового цвета. Выглядит хотя бы привычно. — Это… — Арсений напрягает память, чтобы вспомнить название блюда, — Меренга из фуа-гра. Антон откровенно смеётся, боясь представить, что же здесь ещё есть. Как до такого можно вообще дойти мозгом, а потом ещё и воплотить в жизнь? — Предлагаю сначала выпить! — объявляет Антон, поднимает бокал, чтобы начать говорить тост, — Это самое странное свидание в моей жизни, и оно мне чертовски нравится! Улыбаясь в ответ, Арсений соприкасается своим бокалом с чужим под звонкое «дзынь», отпивает и видит блаженное лицо напротив. Напиток слишком сладкий, послаще даже изабеллы, но мягче, чем сангрия. Приятный ягодный вкус раскатывается по языку. Признаться честно, сначала Попов искал вино с вишней или черешней, но не нашёл и остановился на ежевике. Не прогадал. Дальше у них в меню неприличное маленькая порция прозрачных равиолей, совершенно противная на вкус икра из бальзамического уксуса, попробовав которую, Арсений скривился, а Антон принялся запивать большими глотками вина, а на десерт было мороженое из ржаного хлеба и апельсиновые макароны. Наесться не удалось, хотя тарелки и опустели. Мозг всё ещё пытался осознать, что только что попало в желудок и в какой форме. Всё-таки никто из них не привык к подобной еде. Арсений-то и в целом к нормальной еде до конца ещё не привык. — Гречку будешь? — всё-таки спрашивает Арсений, понимая, что омеге после длинного рабочего дня нужно поесть нормально. Альфа внутри него негодует, почему они съели столько всего странного, но это так мало. Антон задорно кивает, подтверждая чужие догадки. Интересный гастрономический опыт, но мужское тело требует чего-то сытного. Особенно сейчас, за неделю до течки, когда нет никаких признаков её приближения, кроме повышенного аппетита и неожиданной любви к жирной пищи. — А с чего вдруг такой движ? — любопытство побеждает, хочется узнать, в чём причина такого повышенного внимания к его персоне. — Мы не увидимся на выходных, хотелось сделать что-то интересное до твоего отъезда. Как вариант рассматривалось свидание на крыше, но сейчас уже холодно. Антон понятливо кивает и вдруг вспоминает. — Можно я в твоё переоденусь? — Конечно, ресторанный вечер окончен, возвращаемся в квартиру на окраине, — усмехается Арсений, ставя тарелку в микроволновку. Может то, что Шастун так и не перевёз сюда хоть что-то из домашней одежды, вовсе не является оплошностью. Выбирает он долго и вдумчиво, по очереди беря в руки разные футболки. Останавливается в итоге на серой, от которой ярче всего пахнет шоколадом. Остальные пахнут порошком, значит стиранные, а ему хочется чувствовать аромат альфы, купаться в нём и утопать. Организм омеги сейчас становится особенно разнеженным и чувствительным, что до касаний, что до запахов. — Антон? — слышится крик с кухни. — Да иду я! Натянув первые попавшиеся треники, Антон всё-таки возвращается в кухню, чувствуя запах мяса. Даже слюни почти текут. — М-м, ежевичное вино с тушёнкой, — посмеивается парень, но из обновлённого бокала отпивает. Разговор и трапеза тянется размеренно и спокойно. Арсений рассказывает, как ещё вчера днём вместе с Серёгой выносил коробки на помойку, как тот его весь день задирал за то, что тот наконец смог выходить из дома. Антон слушает завороженно, не забывая при этом жевать. Когда с едой покончено, парень чувствует, что переел. Обычно плоский животик сейчас надувается, и ему хочется котом свернуться на кровати, и чтобы его просто гладили, холили и лелеяли. Арсений убирает посуду в раковину, отказавшись от помощи с её мытьём, заметив сразу чужой облегчённый вздох. Разумеется, омега не горел сейчас желанием проявлять чудеса домохозяйственности. Перебравшись в спальню, Антон сдерживает себя от порыва залезть на Арсения и крепко обнять, глубоко и долго целовать. Почему-то именно сейчас, когда чувствуется физическая необходимость в этом, просить становится неловко. А ещё хочется спать. Ему с утра рано вставать. Раньше, чем если бы он засыпал дома, ибо ехать намного дольше, да и если брать в расчёт пробки… — Хочешь массаж? — вдруг спрашивает альфа, выключая в комнате свет. Комната во мрак не погружается, освещённая лампами из коридора. Антон хочет. Но на животе после такого плотного ужина лежать не удобно, а ноги, которые тоже устали от беготни по офису, отдавать в чужие руки почему-то неловко. В душ для этого как минимум нужно сходить, а сил нет даже на это. Так и стоит он столбом посреди комнаты, обдумывая предложение. — Или можем просто лечь спать, даже не смотреть ничего? — Арсений чувствует по чужому запаху усталость, хоть и смешанную с нежностью. Удивительно, как быстро он научился различать чувства омеги одним лишь носом. Крупные, чуть шершавые ладони скользят по талии, останавливаются на животе, прижимают тело ближе. Длинный вздёрнутый нос проводит линию от уха до шеи и обратно, а губы оставляют маленький поцелуй на линии челюсти. Антон плавится как сыр в духовке — быстро и в лужу. Ощущать сейчас эту нежность так приятно и хорошо, что двигаться не хочется вовсе, вверяя себя всего. Чувствуя подталкивания со спины, Антон послушно движется к кровати. Арсений садится первым, усаживая парня сверху на колени. Всё, как тот и хотел. Его руки всё ещё медленно гладят бока, только губы уже не на челюсти, а аккуратно сминают чужие. Поцелуй нежный, на грани с невинностью, и от этого становится так хорошо, что Антон стонет в губы. Не от возбуждения и страсти, а от переполняющей его внутри и снаружи чувственности. — Ты чего? — усмехается мужчина, отстраняясь. — Не знаю, — в ответ улыбается Антон и больше не целует, лишь крепче обхватывает того ногами и руками, словно пытаясь склеиться. Сердце нервно трепещет. Они не вместе. Они не в отношениях. Они не «счастливы вместе», но так счастливы сейчас рядом с друг другом. Не вместе, но рядом. Соскользнув с талии, рука Арсения проскальзывает под два слоя одежды ниже, медленно оглаживает ягодицы и чувствует перемены в аромате. Антон не двигается, только дыхание задерживает, ожидая, что же произойдёт дальше. Арсений ждёт, но никакого сопротивления не встречает, лишь чувствует жидкость на своих пальцах и упирающийся в его пах стояк. В его мыслях полный штиль. Этот разнеженный, довольный и уставший омега делится своим настроением и с ним. Они однозначно на одной волне нежности и любви. Он много думал после их последней встречи, пытаясь понять себя. Это получалось с трудом, но некоторые выводы сделать удалось. Первый и самый важный — он не может больше без этого яркого солнца. Не может не думать о нём, не может не ждать встречи, не может не хотеть сделать всё, чтобы тот сладко пах и улыбался, а прямо сейчас не может не быть нежным. Приведённые Антоном «гипотетические ситуации» всё ещё сидели его больной голове. А что, если Антона кто-то обидит или причинит вред? Нет, он, конечно, сильный и самостоятельный, но умеющий вляпываться в неприятности с завидным успехом. А что, если Антон устанет от этой неопределённости и больше не захочет вот так вот прижиматься к нему, ища ласку и тепло, не захочет засыпать и просыпаться в его обшарпанной квартире, не захочет улыбаться ему своей ослепительной улыбкой? Что, если всё это хрупкое, что между ними образовалось, вдруг рухнет? Первый палец словно бы сам случайно проскальзывает внутрь, и Антон движется ему навстречу неосознанно, виляя бедром. Второй проникает следом, и с мягких губ слетает выдох. Они движутся внутри медленно, больше просто лаская, чем растягивая. Тот и так оказывается достаточно растянутым. Эта мысль возбуждает. Омега открывается перед ним, отдавая всего себя на растерзание. — Ещё, — тихо просит Шастун, и Арсений не смеет ему отказывать в удовольствии, проникая третьим пальцем, который идёт уже туже. Дыхание над ухом тяжёлое, а тонкие пальцы то и дело сжимают и разжимают футболку на спине. Растянув достаточно, чтобы не приносить дискомфортных ощущений, Арсений движется глубже, с третьей попытки подбирая нужный угол. Антон стонет с сомкнутыми губами, но, кажется, прижимается ещё ближе своим стояком к чужому. Трение добавляет ощущений, и теперь стон уже громче и протяжнее. Альфа двигается медленно, оставляет на подставленной шее короткие поцелуи, впервые задумываясь о том, как бы ему хотелось оставить на этой нежной и чувствительной шее свою метку. — Арс… — скулит омега, выгибаясь, — Если ты хочешь заняться сексом, то не тяни, иначе я кончу. — Не хочу, — тихо отзывается мужчина, всё также утыкаясь в шею. По чужим мышцам чувствуется, что сил на большее, чем есть сейчас, у их хозяина просто нет. Антон, конечно, может храбриться и спорить с этим, но Арс всё прекрасно видит и чувствует. Однако вдруг чужие пальцы оттягивают его за волосы назад. — Почему не хочешь? — несмотря на раскрасневшиеся щёки и поплывший взгляд, брови сведены у переносицы. Очевидно, что он принял этот ответ на свой счёт. Пальцы вновь задевают простату, и Антон стонет, продолжая тянуть брюнета за волосы. — Просто наслаждайся, — говорит и сразу же целует, стараясь вложить в поцелуй всю свою заботу. Антон руками старается проскользнуть в чужие шорты, но ему не дают, возвращая шаловливую руку на шею. «Сегодня всё для него» — решает Арсений, ускоряя темп. Антон разрывает поцелуй стонами, бёдрами сам насаживается глубже, и взгляд у него уже совсем чумной. В голове альфы бьётся лишь одно слово при виде этой картины. «Красивый, красивый, красивый…» Сжав ноги на бёдрах мужчины сильнее, он содрогается, чувствуя, как тело пронизывает ток. Сперма выплёскивается ему в штаны, пачкая и чужие. Антону бы смутиться, но так плевать. Его голова покоится на чужом плече, пока дыхание мерно восстанавливается. Рука Арсения уже вышла из него, теперь лежит на молочном бедре, придерживая, чтобы тот не соскользнул с колен, а другая ладонь заботливо перебирает кудряшки на голове. — Ты такой красивый… — шепчет Арсений, — Такой нежный… Такой ласковый… После каждого комплимента около уха остаются короткие поцелуи, и Антон готов плакать. Этих эмоций внутри него слишком много, сердце просто не выдерживает этой любви. Он так хочет, чтобы Арсений его тоже любил. И почему-то он верит в это даже без вербальных подтверждений. — Тебе хорошо? — спрашивает, носом тычась в ямку под ухом. — Пиздец как хорошо, — честный, хоть и совсем не романтичный ответ, но Арсений улыбается. Антон настоящий и живой, живущий на грани бесконечной нежности и воронежской грубостью. — Отнести тебя в душ? — спрашивает альфа, прекрасно понимая, что если этого не сделать сейчас, то утром тому придётся вставать ещё раньше. — Ты не хочешь, чтобы я тоже сделал что-то для тебя? Антон смотрит в глаза проникновенно. Ему неловко, что все приятности достались только ему, а он ничем не отблагодарил. Дело не в какой-то обязанности, просто этими чувствами внутри него поделиться хочется. — Не сегодня, — короткий поцелуй касается покрасневших губ, и Арсений резко встаёт, придерживая разнеженное тело под бёдра. В душе он сам моет омегу, и тот довольно улыбается. Ему нравится быть безвольной куклой в таких надёжных руках. Его мылят, массируют голову под струями воды, смывают всё, а потом укутывают в полотенце и несут обратно в постель. Там уже Арсений сам одевает парня в чистое, отлучается буквально на минуту, чтобы закинуть в стиралку чужое нижнее, не забыв включить после стирки режим сушилки. Греясь под одеялом, Антон ждёт. Спать хочется, но одному засыпать при возможности засыпать в объятиях — глупо. Арсений разделяет его мысли, поэтому возвращается быстро. — Что-нибудь хочешь? — Почитаешь мне? — вдруг срывается с губ ещё даже необдуманное желание. — Конечно. Арсений не хочет включать свет, поэтому открывает электронную книгу на телефоне. Антон обвивает его руками и ногами. — Когда у тебя течка? — пока копается в списке книг, Арсений спрашивает, чувствуя, что течка у него и правда должна начаться уже скоро. — Через неделю примерно. Как раз успею вернуться из Воронежа. — Будь аккуратнее, — уже привычно, но всё ещё серьёзно просит альфа, прижимая омегу ближе к себе, — Чехов подойдёт? — Да, что угодно… — сонно зевая, Антон прикрывает глаза, утыкаясь носом в чужую грудь. Уже знакомый всем рассказ Антона Павловича плавно растекается по комнате бархатным негромким голосом. Одной рукой держа телефон, а другой вырисовывая неизвестные узоры на чужом плече, Арсений разрывается от желания прекратить чтение и спросить. Может это и было бы ошибкой, но он хочет попробовать. — Я хочу быть с тобой, — уже тише говорит он, выключая телефон, — Давай попробуем? В ответ слышится мерное сопение. Не прошло и пяти минут, как Антон вырубился. Очень устал, бедняга… Арсений улыбается сам себе, спускается чуть ниже на подушку и прикрывает глаза. Значит, время не пришло.***
Стены родного отчего дома встретили вернувшегося блудного сына с такой же теплотой, как и много лет назад. Здесь практически ничего не изменилось с тех пор, как он здесь жил. Капитального ремонта не было и не требовалось, менялись лишь какие-то детали. Вот отец год назад купил новую стиральную машину. Вот папа шторы новые сшил. Но его комната практически не тронута, лишь убрана. В его подростковые годы о такой чистоте и мечтать было невозможно. — Тош, ты отдыхай, мы в магазин съездим и вернёмся, хорошо? — взрослый мужчина-омега заходит в комнату, улыбается так лучезарно и ждёт ответа. — Конечно, пап. Помощь не нужна? — Нет, милый, только мешать будешь. Они уже успели тепло поприветствовать друг друга и попить чай, и первая волна счастья от встречи спала. Теперь родителям пора было возвращаться к своим привычным делам, а привычно для них было ездить до обеда в магазин. Андрей, хоть и был строгим и отстранённым альфой всю свою жизнь, сейчас чуть ли не до смерти обнимал сына. Александр же вообще чуть не заплакал от счастья, с трудом сдержавшись. Услышав хлопнувшую дверь, Антон распаковывает свои немногочисленные вещи. Он тут всего-то на два дня, так что и вещей брать много было бессмысленно. Дома уютно и тепло. Ностальгические воспоминания заполняют не только голову, но и сердце. Здесь он сделал свои первые шаги, чуть не убившись, потому что отец от неожиданности отпустил руки. Здесь он плакал из-за грозы до того, как папа не укутал его в одеяльце и не начал читать сказки Пушкина. Тут он, прямо на полу в своей комнате писал свои стихи, посвящённые альфе-однокласснику. Этот альфа его позже отверг, поэтому и собирал своё впервые разбившееся сердце тоже здесь. Здесь отец объяснял ему математику и закатывал глаза на то, как его сын не может запомнить пятнадцать свойств логарифмов, но запросто мог выучить пятнадцать стихов Есенина. Здесь папа учил своего Антошу заштопывать дырки на вещах самостоятельно. Телефон вибрирует. Антон вздрагивает от неожиданности, слишком сильно углубившись в свои воспоминания. Имя звонившего вызывает улыбку на губах. — Привет, Арс. — Доехал уже? — раздаётся вопрос на том конце провода, и Антон садится на кровать, улыбаясь. — Да. Уже пообедал даже. Родители так кружили надо мной, забыл отписаться. — Ничего, — Арсений явно улыбается в трубку, — Я не отвлекаю? — Нет, точно нет. Я сейчас один. — Хорошо. Поговоришь со мной, пока я иду в магазин? — Антон удивлённо хлопает глазами, — Я не привык ходить в люди без тебя. До помойки не считается — там был Серёжа. — Конечно, что тебе рассказать? — М… Расскажешь про своё детство? Слышится открывающаяся подъездная дверь. Арсений уже на улице. Сердце парня разрывается от гордости за мужчину, который даже без него старается перешагивать через себя и свои страхи. И Антон рассказывает. О том, как на выходных они всей семьёй придумывали себе развлечения. Например, лепили вместе пельмени или играли в лото. Арсений говорит, что тоже играл с семьёй в лото, практически всегда выигрывал, но иногда уступал деду. О том, как гонял в футбол с альфами во дворе до шестнадцати лет, пока к нему не стали применять стереотипы о том, что омеги не должны играть в эту игру. О том, как прятал дневник с плохими оценками, но его папа всегда знал, где искать, поэтому за враньё из раза в раз доставалось больше, чем за плохие оценки. О том, как писал свои рассказы, а потом читал их родителям на кухне. Отец почти всегда находил, за что покритиковать, а папа слепо восхищался. Излюбленный метод — кнут и пряник. Арсений спокойно набирает продукты в тележку, не думая о том, что здесь есть кто-то ещё, кроме Антона в его наушниках. Рассказывая истории из детства, парень смеётся, явно наслаждаясь этими воспоминаниями. От этого и на губах альфы играет улыбка. Он рад, что хоть у кого-то было безоблачное детство. — А потом, представляешь, меня выгнали из класса за то, что я… — Антон, — вдруг обрывает его Попов на середине фразы. Они говорят уже сорок минут, за которые Арсений успел вернуться в квартиру и расставить продукты в холодильнике. — Да? — Я уже по тебе скучаю, — вдруг срывается с губ вместо «я был у психолога». Мужчина не жалеет о сказанном, лишь всматривается в срок годности на банке вишнёвых йогуртов. — Я тоже, Арс, — они не виделись то несколько дней, а под сердцем уже что-то ноет, — Можно я как приеду — сразу к тебе? — Можно. — Спасибо, — в пустую квартиру в центре почему-то совсем не хочется возвращаться, — Я приеду завтра поздно вечером. — Буду ждать, — в трубке слышится звонок в дверь, — Ко мне Серый пришёл. Созвонимся вечером? — Конечно. Лю, — срывается с губ, но Антон прикусывает себе язык, понимая, что сболтнул лишнего. Да, Арсений и так это знает, но ставить его в неудобное положение не хотелось бы. — Блю, — шутит в ответ альфа, — Аккуратнее там будь. Счастливая улыбка расплывается по лицу. Кажется, у них всё хорошо. Он впервые так глубоко увяз в своих чувствах, впервые хочет рассказать об этом родителям, зная, что его папа будет вне себя от счастья.***
Омеги готовят праздничный ужин, пока глава семейства возится с машиной в гараже. Александр Сергеевич рассказывает о последних сплетнях, и Антон с удовольствием слушает. Он скучал по вот такому вот немного крысиному времяпрепровождению. Салаты режутся, курица запекается, а разговоры льются. Так по-домашнему. Уже за столом Антон говорит тост, поздравляя отца, чуть не пробивая того на слёзы. Андрей шутит, что не для этого он так долго учился на филолога. Антон закатывает глаза, вспоминая, как тот был не удовлетворён выбором сына, но на своём не настаивал. Хочет читать книжки и заново проходить правописание — флаг ему в руки. Задувая свечи на торте, Андрей загадывает такое же семейное счастье, как у него, своему сыну. По его скромному мнению, ему в жизни чертовски повезло встретить много лет назад ещё совсем юного Сашу. Они встретились по глупому стечению обстоятельств — в очереди на почте. Там познакомились. Второй раз встретились тоже случайно — в метро. В третий раз Андрей случайно зашёл в книжный, где работал омега. Пришёл он под закрытие, так что, прикупив книгу «Доктор Живаго», предложил проводить того до дома. Юный Сашка рассказывал о Пастернаке, об истории написания этого романа и в целом о литературе двадцатого века, и не слушать его было невозможно. Уже у подъезда альфа пригласил того на дискотеку в своём университете. Там они впервые поцеловались и больше не расставались. Потом свадьба, рождение Антоши и долгие годы в любви, тепле и уюте. Даже когда сын выпорхнул из родного гнезда, Андрей всё ещё был счастлив, ведь в его гнезде оставался навсегда любимый человек, а птенец прилетает хоть и редко, но метко. — Как там с тем писакой дела? Не обижает? — спрашивает отец, отрезая себе кусочек тортика. Услышав вопрос, Антон краснеет ровно так же, как и в пятнадцать. Почему-то с отцом говорить о личной жизни было неловко, и кажется, это чувство не пройдёт никогда. — Пап, опять ты всё растрепал! — обиженно бурчит младший Шастун, но в ответ видит только закатившиеся глаза. Ну, конечно, чего он ожидал? — Мы поладили, — лаконично отвечает, но это не то, что ожидает услышать его любопытная семейка, — Стали друзьями. — Друзьями? — хмыкает Александр, вспоминая, как своим звонком обломал чужое свидание. — Мы не встречаемся. — Почему? — в лоб спрашивает отец, и под его прямым взглядом невозможно ни врать, ни юлить. — Вдовец, — вместо него отвечает папа, и альфа понятливо кивает. — Молодец, сынок, вкус — что надо, — усмехается Андрей, но по-доброму, даже сочувствующе. — Это случилось давно. И он сказал, что любит меня, — почему-то начинает защищаться омега, — И вот на неделе устроил настоящее свидание! Я думаю, у нас может с ним сложиться. Почуяв покислевший аромат сына, родители заканчивают допрос. Александр заботливо кладёт ладонь на плечо сына, а Андрей Викторович рассказывает, как недавно видел первую школьную любовь сына. Тот так и остался в Воронеже, никуда не уехав, так что Шастуны встречали его часто. И почти всегда тот был пьян. Они были рады, что у Антона с ним так ничего и не сложилось, но искренне не понимали, почему он западает на алкоголиков.***
Несмотря на то, что Антон уже давно не ребёнок, курить при родителях всё ещё неловко. В пижаме и пальто он сидит на лавочке перед подъездом, пытаясь дозвониться до Арсения. Гудки идут, но никто не отвечает. Это заставляет нервничать. А вдруг он вышел снова на улицу, и забыв о правилах дорожного движения, попал под машину? Или может ему кирпич на голову упал? Всякое ведь может быть.Вы
23:12
У тебя всё хорошо?
Мы договорились созвониться, а ты
не отвечаешь.
К большому удивлению омеги, его сообщения быстро оказываются прочитанными. Арсений 23:14 Извини, не могу. Всё нормально. Спокойной ночи. Антон тяжело вздыхает. «Шаг вперёд — два шага назад» — не иначе. Бросив попытки дозвониться, парень поднимает глаза к небу, рассматривая виднеющиеся в темноте звёзды. Здесь их видно гораздо лучше, чем в Питере. Такая же россыпь маленьких звёзд красуется на молочной коже альфы, который снова отталкивает его. — Шкет, куришь? — раздаётся над ухом голос отца, и сигарета выпадает из тонких пальцев, — Вредно для здоровья. — Тебе тоже вредно, но ты же куришь. — Тебе ещё детей рожать. — А если не захочу? — эта перепалка велась ещё с его подростковых годов, когда он испугался описания беременности и родов на уроках биологии. — Будешь глупцом, — легко парирует Андрей и наконец-то усаживается рядом на лавку, — Может течку тут проведёшь, а потом и поедешь? Мало ли, ещё в дороге начнётся. Да и ты там один будешь, тут хоть папка позаботится о тебе. — Я уже не маленький. И я поеду не домой, — вновь краснеет и злится, потому что взрослый уже, нет ничего такого в том, что он может иметь личную жизнь. — К Арсению своему? Так доверяешь? — вопрос течки и правда интимный, её с кем попало не проводят. Некоторые, конечно, проводят, но порядочные омеги так не делают. — Да. Доверяю, — не задумываясь отвечает Антон, засовывает руки в карманы и снова смотрит на небо, — Он всё ещё любит своего мужа. Который умер. Но и меня любит, я это чувствую. И мы оба не знаем, что делать. Вот что бы ты делал? — Если бы я потерял твоего папу, то не смог бы полюбить кого-то другого, — категорически отрезает, но подумав, добавляет, — А если бы и смог, то забыть — ни в коем случае. — То есть, у меня нет шансов, да? — горькая усмешка разрезает тишину словно ножом. — Есть, конечно, сына, но побаливать у него всё равно будет, — рука альфы ложится на хрупкие плечи, — Время лечит, но рубцы остаются. Раны затягиваются, срастаются, но иногда болят, нарывают, а когда заживают — остаётся шрам на всю жизнь. Смотришь потом на этот шрам и вспоминаешь — вот, с велика упал. С душой ведь также. Антон кивает. Спорить тут не о чём, да и не хочется почему-то. Обычно готов из кожи вон лезть, но спорить, даже если в глубине души согласен. Но тут и слова против сказать не может. Телефон вновь загорается, и альфа кидает любопытный взгляд на экран. Арсений 23:38 Извини, день правда тяжёлый. Хотелось бы обнять тебя. Заметив улыбку на губах сына, Андрею остаётся только закатить глаза. Всё ясно — поплыл по океану без жилета.***
Арсений не соврал. День был и правда тяжёлый. Сначала двухчасовой разговор с психологом по видеосвязи — уже второй раз за неделю, потом приезд Серёжи и их короткая поездка на его машине. Заставить себя сесть в автомобиль было тяжело. Паника билась в груди, но и Матвиенко знает, на что давить, повторяя «слабак», «так и знал, что не сможешь», «тряпка». Конечно, по правде он так не считает, всегда оставаясь группой поддержки для Попова, но это работает. Дорога не длинная, и уже у самых ворот Арсений стоит и нервно курит две сигареты подряд. Серёжа лишь стоит рядом, грустно поглядывая то на него, то в сторону их пункта назначения. Получив эту просьбу, Матвиенко сначала не поверил. Тот правда оправился? Правда готов переступить через своё прошлое, отпустить и снова стать счастливым? Если это так, то и отказывать ему никто не имеет право. Тем более, лучший друг. Бросив бычок в урну, Арсений достаёт из машины свой небольшой пакет и цветы. Ровно десять красных пионов. Дорога до нужного захоронения находится быстро, хотя Арсений предпочёл бы никогда не знать её. Был здесь лишь однажды — на похоронах, но эта яблоня рядом с надгробием въелась ему в память жирным пятном, которое ничем не вывести. Шёл он один, Матвиенко остался ждать около церкви. Заметив нужный камень, мужчина пошатнулся. К горлу подкатила тошнота. Постояв так и отдышавшись, подошёл ближе. «Булаткин Егор Николаевич» — гласила надпись на чёрном граните. Фотография совсем юного парня. На ней он ещё моложе, чем был на момент смерти. Разумеется, про неродившегося ребёнка ни словечка, и отдельного никакого захоронения нет. От этого тоже больно. Присев на скамейку в оградке, Арсений смотрит на надгробие и никак не может прийти в себя. Слёз нет, но дышать отчего-то всё равно сложно. Словно булыжник на грудь положили и придавили к земле. Альфа не отказался, чтобы так и было, и лежали бы они рядом. Положив цветы на могилку, Арсений улыбается. Егор любил пионы. — Привет… — совсем тихо шепчет мужчина, не понимая, почему он должен говорить сейчас с этой плитой, — Я пришёл. Не мог раньше, прости. В горле вновь ком, приходится сглатывать. Зря он от воды отказался, оставив бутылку в машине. Может, легче бы было. — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что ты тут. Или там, — ухмыляется и смотрит на небо, заволоченное серыми хмурыми тучами, — Я скучаю по тебе. Столько лет прошло, а я всё ещё твой муж… Укол совести колет в сердце. Это ложь. Он уже больше Антону принадлежит, чем скелету, замурованному в земле. — Ты знаешь, что я всегда любил тебя. До сих пор люблю. До сих пор жду, когда ты зайдёшь в ванную, когда я чищу зубы. Не могу смириться, что этого не будет, — вдруг улыбается, вспоминая, как его муж заходил в ванную и крепко обнимал его со спины, сонный и милый, — Мне до сих пор больно. Я очень скучаю по тебе. Предательские слёзы всё-таки скапливываются в уголках глаз. — Прости меня. Ради Бога, прости, что отпустил. Я и подумать не мог, что это так закончится, — первый всхлип, а за ним и солёные реки на щеках, — Прости, что не смог спасти тебя и нашу крошку, не смог защитить. Прости меня, если сможешь. Мне очень-очень жаль. Руки дрожат, с трудом удерживая пакетик. Наконец он о нём вспоминает. Нервно вытирая тыльной стороной ладони слёзы, глубоко вдыхает и выдыхает, стараясь предотвратить истерику. — Позволь мне жить? — шепчет, вглядываясь в надгробие, словно то может ему ответить, — Я не знаю, чего бы ты хотел, но все говорят, что ты хотел бы, чтобы я был счастлив. Мне стыдно за это, но я, кажется, снова смог полюбить. Разлюбить тебя не смог, но полюбить другого получилось, представляешь? Нервный смешок звучит так болезненно, что даже сам Арсений вздрагивает. — Я пришёл попрощаться. Если ты смотришь сверху, то и так всё обо мне знаешь, и мне не надо объясняться. Дрожащие руки вынимают из пакета фоторамку, которая последние недели лежала в комоде, а не стояла на тумбочке. Он уже тогда, кажется, задвинул своё прошлое. Кладёт её фотографией вниз. Достаёт парные кулоны, которые они носили ещё до решения пожениться. Милый жест, который Егор сделал с огромным волнением и стеснением, не ожидая, что Арсений будет носить свой кулон до дня их свадьбы. Следом достаёт обручальное кольцо. Другое такое же лежит под землёй. — У нас была потрясающая жизнь, хоть и короткая. И я бы хотел продлить её. Но так нельзя, и мне остаётся только отпустить тебя. Арсений наклоняется к земле, подкапывая туда украшения. Психолог велела сделать так. И хоть сначала ему и казалось это глупостью, сейчас он понимает, что таким образом возвращает его супругу, освобождая себя от этой роли «мужа». Это их прощание. — Спасибо тебе за всё, — шепчет, вставая наконец с земли, не обращая внимания на испачканные колени, — В этой жизни наша история закончилась. Спи спокойно. Слёзы всё катятся по щекам, но мужчина их даже не чувствует. Он физически чувствует, как его уставшее тело колотит. Позже он совсем не помнит, как вышел из маленькой калитки, прикрыв её за собой. Не помнит, как дошёл до церкви, где его ждал друг. Не помнит, как рыдал у того на плече, словно это всё случилось вчера. Серёжа лишь гладил того по спине, успокаивая, но ничего не говоря. Тому нужно отпустить всё, нужно прожить и прочувствовать. Уже дома Арсений словно пробуждается, когда замечает ручку на столе, забытую Антоном. Там написано название издательства, значит точно его. Он помнит про обещание созвониться, но сил на это нет. Он лишь сидит с Серёгой на кухне, курит даже не в окно, а просто над столом, в руках держит стакан виски. — Арс, стопайся, — просит альфа, видя, как тот не перестаёт уже долгое время повторять одну и ту же комбинацию движений — глоток, затяжка. — Не хочу. — Тебе Антон уже минут пятнадцать названивает. — Скоро перестанет, — равнодушно отзывается, а сердце всё равно сжимается. Услышать чужой голос хочется, пусть даже и не вживую. — О, теперь пишет, — констатирует факт армянин, — Спрашивает, всё ли у тебя хорошо. О, ещё напоминает, что вы обещались созвониться. Арсений допивает содержимое бокала и принимает телефон из чужих рук. Ему не хочется волновать омегу. Он там с семьёй, довольный и счастливый, нечего ему портить хотя бы этот вечер. Он заслуживает быть счастлив каждый день. Но хотя бы сегодня Арсений не дотянется до него своими ядовитыми щупальцами. Отправив ответ, Арсений откладывает телефон и прикрывает глаза. — Спасибо, Серёг, — вдруг говорит он, но веки не поднимает, — Прости, что отнимаю лучшие годы твоей жизни. — Спасибо Антону, ты стал реже мне звонить, — усмехается, но на деле чувствует смущение, — Не за что, Арс. Ты же мне как брат. Арсений кивает и улыбается. Это правда, они уже почти как братья. Сидят так ещё какое-то время в тишине, пока телефон Сергея не начинает разрываться от звонка. Его возлюбленная переживает, ищет. Когда кухня пустеет, глаза открыть приходится. Пальцы сами набирают последнее сообщение. Завтра он пить не будет. Вдруг Антон приедет и правда течный? Ему следует быть в себе, чтобы не натворить глупостей. У него нет права разрушить жизнь этого солнечного мальчика.