***
Парковаться приходится уже в темноте. Поездка далась с трудом, приходилось останавливаться несколько раз, чтобы собраться. Чудом не произошло никаких аварий. Внимание в полном расфокусе, живот сводит спазмами, член стоит, смазка течёт и уже сто процентов протекла через прокладку. Неприятно, но самое главное — выходить страшно. Взяв в руки телефон, Антон звонит единственному человеку, кто может ему помочь. Долгие гудки звучат, отчего становится страшно, что трубку никто так и не поднимет. — Алло? — звучит всё-таки из динамика. — Я приехал, — старается спокойно говорить. Руки всё также держит на руле, чтобы не позволить себе себя касаться. Телефон лежит на приборной панели на громкой связи. — Поднимайся? — Не могу, — почти скулит парень, — У меня течка началась… — Блять, — выругивается мужчина, — Сиди тогда на месте. — Сижу… Звонок заканчивается. От мысли, что альфа скоро придёт, становится ещё хуже. Даже он сам уже чувствует, насколько концентрированный запах вишни стоит в машине. Арсений на горизонте появляется скоро. Кутаясь в кофту, идёт на свет включённых фар. Лицо сердитое, снова заросшее, шаг быстрый и уверенный. — Ты больной? — первое, что спрашивает альфа, открыв дверь машины, — Кто в таком состоянии машину водит? — Да я пока ехал, всё нормально было… — Ну-ну, — бормочет и морщится от запаха, — Выходи давай. Сам сможешь? Рассеяно кивая, Шастун практически вываливается из машины, чудом не запутавшись в собственных ногах. Мозг совсем забывает про то, что надо бы заглушить машину, достать ключ, поэтому это делает Арсений. Заблокировав машину, хватает омегу под локоть и практически волочет до своего подъезда. Чем меньше они тут стоят — тем меньше неприятностей соберут на свой зад. Уже в квартире Антон откровенно стонет, прижимаясь к напряжённому телу мужчины. Льнёт, как кошка, ластится и требует прикосновений. Чужой шоколадный запах сейчас просто сносит голову, хочется скулить, плакать и стонать. — Тише ты, погоди, — пытается вылезти из хватки альфа, но держат его крепко, — Антон, прекрати! Властный тон действует отрезвляюще. Нехотя, редактор всё-таки отступает, заваливаясь на входную дверь. Узкие джинсы жмут, стоило надеть спортивные штаны хотя бы, но умные мысли приходят с запозданием. Зрачки в голубой радужке расширенные, смотрят пристально, но больше ничего никакой реакции. Арсений лишь помогает избавиться от обуви и пальто, после чего замечает влажное пятно на тёмной ткани. — Разденешься сам? — Да, — уверенно отвечает и стягивает с себя толстовку прямо в прихожей. Сам Арсений уходит в ванную, прикрывая за собою дверь. Он хотел ведь поговорить до прихода течки парня, сделать всё правильно. А вышло как всегда. Ополоснув быстро ванну, начинает её набирать. Впервые жалеет, что у него в доме нет этих всех приблуд, по типу соли, пены или бомбочек. Так, наверное, было бы лучше. Омега уже сидит на кухне в одних трусах, обхватив руками колени. Удивительно, на самом деле, что ещё в состоянии держать себя в руках. — Примешь ванную? — в ответ лишь кивок. Вода оказывается приятно горячей. И без того разгорячённое тело погружается в неё с огромным удовольствием. Арсений помогает, чтобы парень не поскользнулся и не убился, а спокойно улёгся. — Нормально? — уточняет, на всякий случай. — Да, спасибо… — Таблетки с собой? — Да, в пальто поищи, — просит Шастун и закрывает глаза. Вода успокаивает, расслабляет тело, и хоть возбуждение так и не спало, думать о чём-то, кроме секса, всё-таки получается. Арсений приносит таблетку и стакан воды, помогает принять препарат и отставляет стакан на машинку. Сам садится на пол, наблюдая за краснеющим омегой. В голове не укладывается, как он в таком состоянии доехал. Травмированный мозг подкидывает картинки того, как его большая машина не в состоянии справиться с управлением и врезается во что-то, сминаясь в кашу. Это пугает, но сейчас Антон тут, в целости и сохранности, лежит в его ванной и отмокает. Не злиться не получается всё равно. Антон искренне не понимает, почему на его состояние альфа не проявил абсолютно никакой реакции. Ладно в прошлой раз, хотя и тогда предложил свою помощь, но сейчас, когда между ними что-то есть… Или этого уже нет? К глазам подкатывают слёзы, и Шастун бесстыдно всхлипывает. — Так плохо? — обеспокоено спрашивает Арсений, придвигаясь ближе. В ответ лишь отрицательный кивок. Похоть, обида и страх бьются внутри, а нервная система, кажется, трещит по швам. Он так скучал… Всего-то ничего прошло с их прошлой встречи, и тогда они были так близки, а сейчас между ними словно эмоциональная стена. Живот снова скручивает болью, но тело лишь вздрагивает. — Эй, Антон, ну что такое? — рука опускается на взмокшие от пота волосы, без капли брезгливости начиная массировать кожу головы. — Ничего, — шепчет и сам себе не верит. — Полежишь тут немного? Я принесу тебе чистую одежду, — уточняет альфа, всё ещё смотря пристально. — У меня своя есть, — почему-то отнекивается, и хочется прикусить себе язык, забрать слова обратно, умолять принести что-то, пахнущее шоколадом. В зелёных глазах плещется смесь страха и мольбы. — Отдыхай. Оставив на горячем лбу короткий поцелуй, Арсений выходит из ванны. Член стоит, мозг кипит. Смотреть на обнажённого и текущего Антона без желания невозможно. Его план с серьёзным разговором провалился, так и не начавшись. Говорить сейчас, кажется, бессмысленно, хотя Шастун и кажется полностью адекватным, неизвестно, что там в его голове на самом деле. Но и забить на всё, повинуясь инстинктам — неправильно. — Тут футболка и… — Арсений так и останавливается на пороге ванной, стараясь не дышать. Антон лежит в ванной с согнутыми коленями, и изгибаясь, мастурбирует. Лицо красное, глаза прикрытые, а губы слегка приоткрыты, совсем не заглушая тяжёлое дыхание. Казалось бы, запах вишни уже не может быть слаще, но с каждой секундой он таким становится. Он растекается по лёгким, выбивая из них остатки чистого кислорода. Ещё немного, и Арсений кончит только от этого зрелища. — Арс… — срывается с чужих губ, и альфа непроизвольно тянется к паху поправить штаны. Держится на последней нитке разума, вцепившись в неё, словно в спасательный круг. — Футболка, трусы и… — Арс, пожалуйста… — просит и раздвигает ноги шире, насаживается на пальцы и протяжно стонет. Нить обрывается, и Арсений тонет, даже уже не пытаясь удержаться на поверхности. Словно под гипнозом, но всё ещё действуя аккуратно, Арсений помогает Шастуну встать на ноги, после чего подхватывает мокрое тело. Длинные ноги обвивают его поперёк, идти так совершенно не удобно. Светлая кожа мокрая и буквально скользит в руках, но хватка у Антона сильная. Тот оставляет на его щеках поцелуи так, словно хочет поставить на всём лице отметины. Уложив парня на кровать, Арсений уже не думает. Раздевается быстро и дёргано, пока Антон гладит себя руками — бесстыдно и пошло. Антон готов поклясться, что кончит, как только в него войдёт чужой член. Искусственная смазка не нужна, из омеги и так течёт, как из ведра. Сохранность матраса и всего постельного белья интересует сейчас меньше всего. — Перевернись, — уже не просит, а требует альфа. Антон послушно выполняет указание, вставая в колено-локтевую. Почувствовав в себе чужой язык, Шастун выгибается и скулит. Это слишком. Слишком интимно, слишком по-новому, слишком смущающе и слишком медленно. Ему хочется всего и сразу, много и быстро. Видимо, разобрав что-то в чужом мычании, Попов отстраняется, смотрит на ошалевшее лицо и прекрасно считывает невербальный сигнал. — Презервативов нет, — говорит чётко всплывшую мысль. — Плевать, экстренная контрацепция существует, — отвечает Антон и смотрит требовательно, — Арс, ну? Не предохраняться во время течки — прямой путь как к желательной, так и к не желательной беременности. Но выход из ситуации кажется вполне разумным. Больше причин и желания мешкать не остаётся. Арсений входит медленно, и омега снова злится, самостоятельно подаваясь назад. Вскрикивает и ждёт. — Хочешь быстро? — в ответ только злобный взгляд откуда-то из-под руки. Арсений двигается быстро, обрывисто и грубо. Пальцы сами впиваются в бёдра, чтобы было удобнее. Антон громкий. Вскрикивает на каждом толчке, наслаждаясь этой нежной грубостью. От мысли, что даже так Попов с ним аккуратен и внимателен, сжимается лишь сильнее. Попов хрипло стонет в унисон, хоть и гораздо тише, но этот звук режет по ушам. Голову сносит от такого Арсения. — Хочу сцепку, — требовательно просит омега, срываясь на очередной стон, и представляя эти ощущения, кончает. — Прости, не в этот раз, — оставив поцелуй где-то на загривке, Арсений выходит в последний момент, изливаясь на покрывало. Как только руки с бёдер исчезают, Антон буквально падает на кровать. Сил нет. Это было именно то, что нужно. Действие таблетки уже началось, новый приступ похоти должен быть не скоро. Арсений рядом падает не сразу, сначала достаёт плед, чтобы укрыть им разгорячённое тело омеги. Не хватало ему ещё простудиться. — Ты как? — спрашивает, притягивая к себе в объятия безвольное тело. — Спасибо, — только и может сказать Антон, пытающийся до сих пор прийти в себя. Мысли затуманены, но думать особо и не хочется. Сейчас он рядом с альфой, вдыхает его запах, чувствует горячее дыхание на затылке, а большего и не надо. Они лежат так в тишине ещё минут десять, просто наслаждаясь теплом друг друга. Арсению кажется, что вот ему снова восемнадцать, он впервые влюбился по-настоящему, впервые полюбил. Впереди все горы по колено и неизведанные просторы, снова хочется жить, дышать и смеяться. — Мне же не придётся снова ехать домой с чужим альфой? — спрашивает тихо, наигранно шутливо, а рука всё равно неосознанно сжимает плечо. Его вопрос — просьба. «Не отпускай меня…» — Нет, конечно, — целует в губы, даже не задумываясь. Они ведь даже не целовались сегодня. Поцелуй выходит сразу глубокий, но не настойчивый. У Антона сил нет, но он отвечает податливо, вкладывая всю свою благодарность и любовь. — Люблю тебя, — шепчет в губы Арсений, отстраняясь сразу же, чтобы взглянуть в глаза напротив. В них чистое доверие, искренность и преданность. Жалеть о сказанном не хочется совсем. — Арс, — обращается, и кажется, хочет попросить не говорить этого, чтобы не резать по-живому. — Давай попробуем? — в горле ком, но Арсений прокашливается, гладит изгиб нагой талии и оставляет короткий поцелуй на губах, — Давай попробуем быть вместе? Как нормальные люди. Дыхание у парня сбивается, застревает где-то в аорте. Антон смотрит пристально и ищет подвох, но в чужих глазах, наполненных волнением и нежностью, не находит. — Ты мне нужен, Антон, — говорит на грани слышимости, горько хмыкает, — Обещаю работать над собой. — Только не разбивай мне сердце, — просит и сам же усмехается тому, как сопливо это звучит. У него течка, ему можно. Антон послушно кивает, счастливо улыбаясь. Это всё совсем не то, что он ожидал услышать, хоть и желал всем сердцем. Даже не верится, кажется, что этот разговор — галлюцинация. Но руки на его теле словно горят, а губы ласкают его собственные в подтверждение реальности действительности. Хочется спросить, уточнить, но на это просто нет сил сейчас, да и момент, пожалуй, не лучший. Мозг всё ещё напоминает плавленный сыр, ещё большее количество серьёзных разговоров просто не вынесет. Кажется, Арсений правда перевернул страницу, проведя черту между прошлым и настоящим. Работы над собой ещё много, но он готов стараться, и уже это делает, чтобы просто быть. Быть не только рядом с Антоном, но и вместе существовать в этом огромном мире, где до сих пор ему, кажется, не было места.***
Ближе к полуночи Антона снова накрывает. Они поужинали, приняли душ после долгих ленивых поцелуев в обнимку. А сейчас ему снова хочется больше, бельё вновь пачкается, и он мысленно задаётся логичным вопросом: «а зачем вообще носить одежду в течку?». Арсений не сопротивляется от слова совсем, послушно выполняя просьбы. Хочет тот целоваться? С радостью. Хочет сидеть сверху, притираясь к паху? Пожалуйста. Хочет, чтобы его нежно гладили везде? Без проблем. — Чёрт, начальство не предупредил, — стонет Шастун в губы, насаживаясь на член самостоятельно, не давая Арсению даже помогать. — Позвони сейчас, — Арсений всё-таки двигает бёдрами, выбивая особенно громкий стон, — Или я позвоню, если хочешь? Антон улыбается, тянется к тумбочке за телефоном и протягивает его в чужие руки. Сейчас эта идея ему кажется забавной, учитывая то, насколько ярко блестят глаза альфы. Звонить самостоятельно — не вариант, он будет разговаривать лишь томными вздохами и всхлипами. Мысль о том, что можно всего лишь написать сообщение — не приходит в голову. Арсений же её игнорирует. Именно сейчас почему-то захотелось показать, что его омега занят. — Как зову- то его? — Станислав… — громкий выдох, — М, Владимирович. — Звоню. Пока в телефоне раздаются гудки, Арсений с упоением целует чужую шею. Все рецепторы наконец-то привыкли к приторному запаху, чувство удушья больше нет. — Шаст, с дуба рухнул? — звучит недовольный голос мужчины на громкой связи. Арсений прикрывает своей рукой чужой рот, чтобы тот не издавал лишних звуков. Антона это распаляет ещё больше. Фетиша на секс в публичном месте у него нет, но почему-то сейчас его распаляет осознание, что его босс может услышать его. Благо, что не увидеть. — Здравствуйте, это Арсений, — серьёзным голосом говорит мужчина, толкаясь бёдрами, и видя, как омега закатывает глаза, — Попов. Простите за такой поздний звонок, Антон хотел вас предупредить, что не сможет завтра прийти на работу. В ответ долгое молчание, а Антон движется медленнее, чтобы шлепков кожи о кожу не было слышно. — А почему он сам не смог мне об этом сообщить? — Он сейчас… — Арсений закусывает губу, смотря прямо в зелёные глаза, подбирая правильные слова, — Не в том состоянии. У омег такое бывает. — А… — кажется, мужчина смущается, — Тогда передайте ему, что его главенство снимается. Антон слышит, и ему абсолютно плевать. Более того, он даже рад. Меньше ответственности — меньше люлей от начальства. А они были бы точно, у них что ни день — то приключение. — Обязательно передам. Доброй ночи. Завершив звонок и откинув телефон, Попов наконец-то отнимает руку от чужого рта и целует сразу глубоко. Вид парня вызывает щемящее чувство восхищения. Хочется смотреть, трогать, целовать, кусать…***
По квартире разносится аромат только что приготовленного омлета и сваренных сосисок. У плиты стоит растрёпанный Антон, раскладывая приготовленное по тарелкам. Золотые кудри торчат в разные стороны, худой силуэт скрывается под большой футболкой, а штаны чудом удерживаются на бёдрах. Вчера в этой одежде ходил Арсений, а сейчас любуется тем, как она мило смотрится на омеге. Такой домашний, спокойный и расслабленный. Кажется, утреннего секса хватило надолго. Попов успел поспать ещё полчасика, а Антон подорвался, переведя дух, пошёл в душ и сразу на кухню. Чувство похоти сменилось на трепещущую нежность. Обернувшись на звук дыхания, на лице парня отразилась такая детская улыбка, что не улыбнуться в ответ было просто невозможно. — Пахнет вкусно, — сообщает альфа, оставляет короткий поцелуй на щеке, достаёт тарелки из шкафа и протягивает сегодняшнему повару, — Чай, кофе? — Чай. И так естественно всё. Чувство лёгкости витает в воздухе, смешавшись с запахом вишни и завтрака. Словно так и должно быть — они вместе на кухне, вместе накрывают на стол, вместе проснулись, вместе проводят эту течку и просто вместе. Вдруг всё ощущается настолько реальным и правильным, что Арсений невольно залипает на том, как эти изящные руки орудуют лопаткой, стараясь не уронить ни кусочка омлета. Антон выглядит инородно на старенькой кухне, но ощущается так правильно. — Ты чего? — всё-таки заметив на себе взгляд, Антон смотрит прямо и открыто, ждёт ответа. — Любуюсь. Уже завтракая, Шастун с трудом сдерживает свои порывы прилипнуть к альфе. Хочется буквально не разлепляться с ним. Кажется, тот сейчас рассказывает о том, чем на самом деле завтракают в Англии, но все слова пролетают мимо ушей, создавая лишь мелодичный шум. Прямо сейчас слушать хочется, а слышать вовсе и не обязательно. Им бы поговорить нормально, обсудить всё, но думать об этом тяжело. В голове только одна мысль. — Можно я пересяду? — вдруг невпопад спрашивает Антон, смотря своими щенячьими глазами. — Эм, конечно. Встав со своего места, Антон пересаживается на чужие колени, укладывая голову на плечо. Вот так хорошо и спокойно. На поясницу ложится рука, начинает мягко поглаживать, массируя. Очень своевременно, спину и правда неприятно тянет. Упираясь носом в пульсирующую венку, омеге хочется мурчать. Его впервые так ведёт от чувств. — Я мешаю тебе есть? — Нет, будешь? Наколов на вилку кусочек сосиски, Арсений замирает, ожидая ответа. Антон чуть отстраняется и съедает с вилки кусочек. Попов смеётся, но тоже продолжает есть.***
Проведя весь день за просмотром сериала с перерывами на плотские утехи, Антон был выжат физически и эмоционально. Упадка не случилось, лишь душевное равновесие и спокойствие укоренились в сердце. Всё-таки хорошо, когда всё хорошо. Арсений работает над главой, пока Антон, словно кот, лежит рядом, периодически проваливаясь в дрёму под звук нажимания клавиш. Хочется отвлечь и снова завладеть всем вниманием, но он и так за весь день был облюблен и обласкан со всех сторон. К тому же, ему и самому важно, чтобы Попов работал плодотворно. Погрузившись в собственные мысли и мир придуманных им героев, Арсений почти выпадает из реальности. Держится лишь за тепло прижимающегося к нему тела. У большинства творцов, как и у Попова, искусство рождается из страданий. Душевные терзания складываются в буквы, выливаясь в нечто, что станет после достоянием общественности. И это будет оценено публикой, ведь все люди одинаково несчастны и хотят в этом убедиться. Но в конце туннеля абсолютно все ожидают увидеть свет. Все люди мечтают о счастливом конце истории. И не важно, их личная это история, чужая или и вовсе выдуманная, все ищут уголок абсолютного счастья и умиротворения. Вот и Арсений, наконец чувствуя себя счастливым, делится своим светом с будущими читателями, вкладывая в главного героя то же, что чувствует и сам, стараясь правильно выразить это в словах. Хоть брови на переносице и сведены в напряжении, губы расслаблены, и Антон никак не может оторвать от них взгляд. — Почему ты так редко пишешь трезвым? — вопрос насущный, ведь обычно редактору приходится внимательно вычитывать текст в поисках опечаток и ошибок. — Пиши пьяным, редактируй трезвым, — Антон в ответ усмехается, пытаясь вспомнить, чьи это слова. — Сэлинджер? — Хемингуэй, — исправляет Арсений, вновь перечитывает последнее написанное предложение, но вопросы не заканчиваются. — А почему сейчас без вина? — Пьян от чувств. Щёки начинают предательски краснеть, выдавая смущение. Пытаясь скрыть реакцию, Антон ещё ближе прижимается к мужчине. Конечно, все его короткие, но честные признания трогают. — Как ты начал писать? — вдруг всплывший в голове вопрос кажется сейчас очень важным. Глаза, прячущиеся за очками, наконец отрываются от монитора. Поняв, что отставать от него не планируют — Арсений закрывает ноутбук, снимает очки и отправляет всё на тумбочку. Мышцы глаз устали фокусироваться, перерыв и правда стоило бы сделать. Да и вообще, стоило бы показаться врачу. Эти очки ему выписывали в качестве профилактики ухудшения зрения, но сейчас, возможно, нужны уже и настоящие, для корректировки. — Как все. Школьные сочинения, дневники и всё такое, — отмахивается, но его слушатель уже слишком заинтересовался, чтобы так просто отступить. — Нет, а как ты пришёл к тому, чтобы написать первую книгу? — Антон устраивается удобнее, чтобы видеть чужое лицо. — На филологии заставляют много читать, и я читал всё, что задавали, всё, что упоминали. Когда прочитал Пастернака, понял, что хочу стать таким же спорным и известным. Потом много читал Набокова и про Набокова, и понял, что хочу стать тем, о ком спорят. — Поверь, в литературных кругах о тебе отзываются примерно так, — Антон усмехается, вспоминая, как выведывал информацию о нём, — Особенно у нас в издательстве. Арсений усмехается, двигается ниже, чтобы улечься удобнее. Радует ли его эти слова? Да. Иногда быть плохим человеком в чужих глазах — удобно. Никто ничего хорошего от тебя не ждёт, не просит и не требует. Важно при этом лишь одно — оставаться хорошим человеком в действительности. — Почему тогда ты так настойчиво предлагал сотрудничество? — Знал, что это принесёт мне славу. Правда ли это? Нет. Стараясь выполнять свою работу качественно, Антон не думал о лаврах. Он их и не получит. Его имя будет указано лишь на последней странице, после содержания, куда никто не смотрит. В своих кругах он уже и так успешный редактор, а всеобщего признания он не хотел и не ждал. — Честно говоря, я читал только последнюю твою книгу, — признаётся Антон, хотя его об этом и не спрашивали. — Она не была такой удачной, как о ней писали, — морщится, вспоминая, каким неудовлетворённым он остался после перечитывания написанного. Исправлять времени не было, так что пришлось просто подписать согласие на печать. Иначе Оксана бы точно его убила. — Моему папе нравится, — тёмные брови ползут вверх, и Антон на это лишь усмехается, — Я рассказал ему, как же ты меня бесишь, а он сказал, что был в восторге от твоей последней книги. — Надеюсь, новая ему тоже понравится. — Там будет счастливый конец? — Надеюсь, — ответ не тот, на который омега рассчитывал, за что он несильно щиплет его за бок, — Ауч! — Ты не продумал конец? Как так? — Я думаю, что это моя последняя книга. Хочу, чтобы она была живой. На это ответить нечего. Антон бы не хотел, чтобы эта книга была последней. Творцу всегда есть, что сказать. Но что будет с ними, когда сотрудничество закончится? Эта их магия как будто бы заточена между ними только благодаря работе, и если поводов встречаться не будет — то они просто разойдутся? — Мне нравится твой слог. Он мне кого-то напоминает, — задумчиво произносит парень, чувствуя, как сон постепенно находит на него. — Думаю, это влияние Достоевского. Когда только начинал писать, зачитывался им. В ответ тихое дыхание. Скорее всего, через пару часов омега снова проснётся и будет требовать любви и ласки, но сейчас он спит, прижавшись к тёплому боку.***
Осознание, что ему крышка приходит слишком быстро. Казалось бы, всё как обычно, но что-то без Стаса было не так. Как назло именно сейчас у всех начались проблемы, с решением которых должен помогать Шеминов. Конечно, дистанционно он был вовлечён в жизнь родной компании, но лично помогать должен был Дима. Кружка с остывшим, но так и не выпитым кофе громче слов говорила о том, что у того дел по горло. Причём эти дела должны были лечь на плечи Антона, по-хорошему. — Шаст, проверь почту, — кричит без приветствия Катя, заметившая наконец-то пришедшего коллегу. На почте куча письм от авторов, причём не только его, которые недоумевают насчёт происходящего. Они натуры чувствительные, тревожные, вот и обрывают теперь почту, пытаясь получить ответы. Всё-таки официально именно Шастун стал лицом, заменяющее Шеминова. Инструкции, что отвечать, выдано не было, пришлось импровизировать. Даже на «написать-скопировать-вставить-изменить имя» ушло время. — Антон, подпиши, — говорит Ира, на которой лица нет. — Это что? — То, что ты должен был подписать ещё в понедельник, — шипит, но не со зла, скорее из усталости. Ей, как юристу, приходилось сейчас особенно тяжело. Даже в обед большинство сотрудников осталось на своих местах. Дима так и не поздоровался нормально, лишь махнул рукой. Почему-то именно сейчас Антону хотелось поделиться новостями с личного фронта, но по лицу друга было ясно, что последнее, о чём он сейчас хочет слышать — Попов. В таком ритме прошёл весь рабочий день. Стас словно специально игнорировал наличие контакта с Антоном, передавал указания и просьбы через других, с кем был на связи. Это злило. Игнорирование со стороны начальства означало одно — при первой же возможности его вызовут на ковёр лично. Оставалось надеяться, что на «ужин» его больше не позовут. — Это пиздец какой-то… — обречённо вздыхает Дима, наконец захлопнув крышку ноутбука, — Я так с ума скоро сойду. — Тебя до дома подкинуть? — иррациональное желание загладить вину растекается внутри неприятным киселём, — Там дождь. — Давай, — устало соглашается Позов. Ехать на общественном транспорте не хотелось. Ещё несколько минут они стоят на крытой парковке, затягиваясь никотином. Впереди короткий вечер, а завтра новый будний день, в котором снова не будет ни секунды даже не перекур.***
Сидеть перед монитором и обнажать душу незнакомому человеку всё ещё тяжело. Арсений по совету этого самого человека постарался окружить себя комфортом и уютом, чтобы было легче, но порой до сих пор появляется желание замолчать и не отвечать на вопросы. Сначала идея с походом к психологу казалась крайне глупой вещью. Если он сам за это время не смог справиться со своими переживаниями, то как ему может в этом помочь абсолютно чужой человек? Но с того дня, когда Арсений рассказал Антону обо всём случившемся — ему стало легче. Тогда он впервые задумался о возможной терапии всерьёз, и как назло, везде ему стала попадаться на глаза реклама сервисов онлайн-терапии. Феномен Баадера-Майнхоф — для разумных людей, для Попова — знак свыше. Это уже четвёртый по счёту сеанс. Первый не продлился и полчаса, как Арсений не выдержал и завершил встречу, высказав много неприятных слов ни в чём не виновному мужчине. Он специально подбирал специалиста, чтобы тот был обязательно мужчиной, альфой, не младше его самого. Вторая встреча прошла продуктивнее. Правда, пришлось извиняться за сказанное, но психолог, кажется, повидал многое на своей практике. Сеанс шёл два часа, и в конце встречи Юрий Алексеевич предложил сделать некий «обряд» с походом на кладбище. Это помогло, стало легче, чувство вины не спирало грудь больше, хотя и появлялось одинокими вечерами или всплывало в ночных кошмарах. На третьей встрече они затронули тему Антона, но быстро соскочили с неё. Арсению искренне казалось, что в их отношениях ничего странного нет, там нечего обсуждать. Сегодня они обсуждали всё, что можно, но не важные вещи. Поговорили про писательство как способ сублимации, о школе, при этом игнорируя тему родителей, о страсти к путешествиям и музыке. Но не о важном. Первым всё-таки не выдержал Арсений, понимая, что таким образом проблемы они не решают. — Вы ещё в тот раз хотели поговорить про Антона? — как будто напоминает мужчина, не зная, как ещё подвести к этому тему. Проще сделать вид, что это всё вообще не ему нужно. — А вы хотите поговорить про Антона? — мужчина в экране понимающе улыбается, — Вы обмолвились, что видите в нём Егора. Это всё ещё так? — Нет, не совсем, точнее… Как сказать… — пальцы сжимают перегородку, начиная массировать и подбирать слова, — Они очень разные. Внешне есть что-то общее, оба светленькие, но не более… Я не знаю, как это описать. Вот, например, мы вместе готовили ужин, и я смотрю на Антона… И он такой… Родной, что ли? И с языка слетело «Егор». Он сделал вид, что не заметил. И до этого ещё… — То есть, вам не кажется, что они похожи? Может быть у них есть одинаковые привычки или манера поведения? — Нет, точно нет, — вздохнув, Арсений опускает руки и откидывается на спинку стула. Зря они вообще начали разговор об этом. — Тогда может вы испытываете рядом с ним то же, что испытывали рядом с Егором? Желание заботиться, привязанность, нежность, любовь? Повисает тишина. Прокручивая в памяти все их последние встречи, Арсений вспоминает, что он тогда чувствовал. Получается, психолог прав. Каждый раз, когда на его языке крутится имя усопшего супруга, у них с Антоном происходит что-то интимное. Не только секс или какие-то ласки, но и такие вещи, как совместная готовка или прогулка до магазина. Обычные бытовые ситуации, в которых слишком много близости. — Если это так, то что мне с этим делать? — Это время привычки. Просто не сравнивайте их. Смотрите на Антона как на целостную и уникальную единицу, никак не связанную с вашим прошлым. Со временем это пройдёт. Задумчиво кивая, Попов снова прокручивает все те моменты. Он не хочет сравнивать их. Не хочет смотреть на Антона, а видеть в нём погибшего мужа. Чувство вины за то, что он нашёл замену мужу вновь возвращается лёгким, но таким неприятным и скользким ощущением где-то глубоко внутри. — Я просто нашёл замену? — Вы так считаете? В памяти всплывает лицо редактора, его живые и яркие зелёные глаза, ямочки на щеках во время улыбки, вьющиеся ржаные волосы и запах вишни, который, кажется, так и не выветрился из квартиры. Вспоминается их первая встреча, когда Шастун чуть ли не зубами скрипел от злости, не испугался высказать ему своё честное мнение как о нём самом, так и о его книге. А потом взгляд смягчился, улыбка стала искренней и доброй, а в поступках прочитывалась простая человеческая искренность. Всё, что он думал и хотел — воплощалось. Захотел приехать? Приехал. Захотел поцеловать? Поцеловал. И это было чем-то новым в серой жизни писателя. Такого не было раньше, когда он был с Егором. Его тогда пришлось добиваться, долгие ухаживания, держащиеся на инициативе альфы. Нет, конечно, Егор был отзывчивым, но он никогда не брал на себя ведущую роль, принимая позиции того, что альфа — главный. — Нет. — Правильно, Арсений, — Юрий Алексеевич улыбается ему, словно близкий родственник на празднике, — Вы просто снова смогли полюбить. Вероятно, этот ваш Антон особенный, раз смог растопить ваше сердце, замёрзшее за долгие годы одиночества. — Вероятно, — только и кивает Арсений, смотря на часы, которые уже ползут к семи. Хочется прямо сейчас набрать уже давно знакомый номер и даже не просить приехать, он в курсе про проблемы в издательстве, но хотя бы услышать голос, уставший, скорее всего, но точно радостный.***
Кажется, ещё немного, и Антон сойдёт с ума. С тех пор, как Стас всё-таки оттаял и перестал игнорировать существование Шастуна, на него каждый час падали новые и новые задачи, при этом старые никуда не исчезали. Хотелось натурально выть или залезть под стол со словами «я в домике». Но Антон взрослый мальчик, поэтому стоически держится. Дима только облегчённо выдохнул. Ему вся эта лишняя ответственность была ни к чему. Сегодняшний день был особенно насыщенный. Три встречи с писателями до обеда и одна после. Каждый из них высказывал своё недовольство относительно сложившейся скандальной ситуации, размышляли вслух о переходе в другое издательство и учили тому, как они должны поступать. Применяя все свои навыки в коммуникации, Антон лишь кивал, поджимал губы и продолжал убеждать всех в том, что у компании всё под контролем. Сам он в это не верил, но виду не подавал. После встреч пришлось ехать в офис и разбираться вместе с Ирой с контрактами. Кто же знал, что Стас за всеми всё проверяет, чтобы не было ошибок в отчётах для налоговой, в договорах на закупку краски и бумаги для печати книг, условия контрактов между всеми авторами, редакторами и книжными магазинами и прочее-прочее-прочее. От всего этого кудрявая голова филолога просто пухла. — Антон, к тебе пришли, — как-то напряжённо говорит Катя, заглядывая в переговорную, где Шастун, Кузнецова и главный бухгалтер вновь обсуждали какие-то бумажки. — Кто? Девушка не отвечает, лишь взглядом показывает, что это срочно. Первая промелькнувшая мысль — это Арсений. В его стиле было бы приехать и не предупредить, чтобы сделать сюрприз. Мысль о том, что он не стал бы так делать из личных страхов, не пришла почему-то. Покидая переговорную с улыбкой, Антон уже готовится нарочито вежливо поздороваться с альфой, показывая, что сейчас он здесь начальник. Но за его столом сидит совершенно другой писатель, усыпанный татуировками и в привычной косухе. Эд развалился в его кресле с колёсиками, внимательно рассматривает его планер и совершенно никого не смущается. — Почему не предупредил, что хочешь заехать? — вопрошает Шастун, захлопывая свой ежедневник. — Почему не предупредил, что ваша типография на грани разорения? — злобно шипит альфа, но с места не встаёт. Антон и правда не сказал. Более того, не ответил сегодня утром на прямой вопрос об этом. Он и сам не знает. Акции компании упали, некоторые авторы и партнёры отказались от дальнейшего сотрудничества и перешли к конкурентам, и это точно не значило ничего хорошего. — Во-первых, у нас не типография, а изда… — начал Шастун, но его грубо перебили. — Мне похуй, честно, — властный голос и практически ядовитый запах подавляли. Вот почему омеги редко становятся начальниками — чёртова природа иногда бывает неподвластной. — Эд, тебя это не коснётся. — Не дай Бог я получу меньше оговоренного в контракте, — Выграновский встаёт с места, подходит ближе к редактору и смотрит тому прямо в глаза, — Если это случится, то вашу контору не то, что закроют, вы ещё и под суд пойдёте за свой пиздёж. — Антон Андреевич, у вас всё хорошо? — нарочито вежливо уточняет подошедшая Ира, глядя при этом исключительно на незваного гостя. — Защитницу себе нашёл? — усмешка злая, не такая, какая бывала раньше, — У нас всё хорошо, милая леди. Не тронет никто вашего Антошу. Разве что если он сам к другим в штаны не начнёт лезть. — Эдуард, вы всё сказали? — как можно жёстче спрашивает Антон, видя при этом, как заинтересованно на них смотрят все присутствующие. Благо, что Димы нет, иначе бы уже влез точно. — Да, Антон, просто имей в виду, что я предупредил, — спустив пар, Эд наконец более менее успокаивается, но скалиться не перестаёт, — Если я нашёл информацию про Попова, не сомневайся, что найду её и про тебя. Прошипев на ухо последнюю фразу, Выграновский нагло хлопает редактора по плечу, демонстрируя их не совсем рабочие отношения. Уходит он под полную тишину «зрительского зала». — Что рты раскрыли? — вдруг собирается Кузнецова, разворачиваясь на своих шпильках с громким стуком, — Работаем дальше! Бросив подозрительный взгляд на заместителя начальника, она с идеально прямой спиной направляется обратно в переговорную. А у Антона по коже мурашки бегут, как от холода. Выграновский, хоть и не преступник, но страшный человек. Его эмоции сменяются быстро, но азарт и некоторая доля хищности присущи ему всегда. Сомнений, что угроза реальная, нет. Наверняка он и вправду сможет найти сомнительные материалы о нём, даже если сам Шастун не подозревает о их существовании. К слову, он сам так и не смог найти никакие статьи о Попове, связанные с той трагедией. Одни лишь литературные критические комментарии, хвалебные оды и тайны заговора о том, кто вообще этот Арсений Попов. Ничего больше. Презентация книги уже в конце октября, прямо перед Хэллоуином, а значит, её надо провести так, чтобы не только Эду она понравилась, но и всем, с кем их издательству приходится иметь дело.