***
Вечернее занятие по йоге заканчивается в семь. Антон с трудом собирает свои конечности в кучу, собирает коврик и остальной спортивный инвентарь. Ему нравится процесс занятий, но неподготовленное тело неприятно ноет после. Сейчас ему остаётся только переодеться и выйти, а там его уже ждёт Арсений, с которым они по пути от спортзала до дома зайдут в кофейню или магазин. Но на улице пусто, а на телефоне предупреждений об изменившихся планах альфы нет. На звонок тот тоже не отвечает, что уже странно. Нет, до дома то он, конечно, дойдёт и сам, но клубок волнения уже скручивается в груди. — Антон! — окрикивает его, и Антон, резко повернувшись, чуть не падает, — Извини, телефон сел, а я за сигаретами отбежал и чуть не проворонил тебя. Мужчина выглядит напряжённо, и сигарету поджигает только с третьего раза при том, что сегодня наконец-то тёплый вечер. — Домой? — Нет, я всю тренировку думал про медовик, — отрицает предложение парень, — Вообще, над нами сегодня издевались, так что вечером с тебя массаж, и завтра тоже! — Я завтра иду на встречу с родителями, — это заявление так шокирует омегу, что он аж поскальзывается, но успевает схватиться за чужое плечо, чтобы не потерять равновесие, — Аккуратнее. — О, здорово? Арсений не комментирует ничего, сменяя тему. Дурацкая привычка, которая бесит Антона, но изменить её вряд ли получится. Весь вечер они проводят порознь, поскольку у Арсения случился прилив вдохновения. Судя по сложному лицу, он снова описывает тяжесть бытия и сознания главного героя. В этот раз Антон решает не лезть и даже не сидеть рядом, как делает обычно, а поболтать со своими родителями, которые тоже планируют посетить Питер в скором времени. Они стали общаться больше, так что и без того хорошие отношения с родителями только крепли. Антон искренне, хоть и наивно, но надеется, что и Арсений наконец помирится со своей семьёй. Уже перед сном Арсений, как и обещал, делает ему массаж, слушая пересказ очередных воронежских сплетен. — Во сколько вы завтра встречаетесь? — наконец решается спросить Антон, переворачиваясь и подставляя под массаж руки, — И где? — В четыре в кафе рядом с их отелем. — А где оно? — На Васильевском острове. Разумеется, в центре они остановиться не могли, — бормочет себе под нос, после чего слышит шипение в ответ, — Прости. — Ничего. Антон всё-таки убирает руку, которая только что стала жертвой подавленных эмоций, перекатывается так, чтобы Арсений оказался между его ног. Да, толк от занятий точно был. — Ты не хочешь идти завтра? — Я не хочу говорить об этом сегодня, — мужчина пытается встать, но ноги омеги уже сжимают его пояс, не давая это сделать, — Правда, поговорим об этом утром? — А сейчас что? — А сейчас я могу сделать тебе особенный массаж, и мы ляжем спать, — пальцы скользят по внутренней стороне бедра, и омега сдаётся без боя, принимая ласки и их возможное продолжение. — По рукам.***
Разумеется, утром Арсений всеми правдами и неправдами пытался отвертеться от разговора, но и Антон был настойчив. В два часа дня это стало невыносимо. — Ты решил довести меня ещё до встречи с ними? — возмущается Арсений, откладывая телефон, — Чего ты добиваешься? — Ты нервничаешь со вчерашнего вечера, опять во сне просыпался с криками, но ничего не рассказываешь, а я волнуюсь, вообще-то! — Тебе нельзя. — Вот именно, — всплёскивает руками Шастун, — Прекрати молчать и поговори со мной уже! — Я не хочу с ними встречаться, потому что после последнего нашего разговора я несколько лет сидел в квартире, не желая ни с кем общаться. Они правда хорошие люди, но наши отношения уже не исправить, и эта встреча точно не решит ничего. Это будет просто пыткой для нас троих. Арсений говорит громко и быстро, практически кричит, но Антон доволен. В целом, он услышал то, что хотел, и этого вполне достаточно. — Давай я с тобой поеду? Тебе же так будет легче, — предлагает парень, накрывая его руку своей в успокаивающем жесте, — Арс, правда, возьми меня с собой. Я рядом посижу, поем, лезть не буду. Арсений качает головой и порывается что-то сказать, но сам себя останавливает. Антон смотрит на него почти умоляюще. К тому же, вряд ли после этой встречи у них будет возможность познакомиться, да в этом и необходимости нет, но парню ведь так хочется… Да и в присутствии омеги сам Арсений точно будет чувствовать себя лучше и спокойнее. — Хорошо. — Что? — не верит ушам Шастун. — Через час выходим, можешь собираться.***
Они приезжают на десять минут позже оговорённого времени. Антон заметно волнуется, волосы приглаживает постоянно, пока Арсений хмуро сверяется с картой. Ресторан хорошего уровня, и Антон даже припоминает, что был тут пару раз, но давным-давно и по работе. Оставив куртки у входа, Арсений нежно целует его, говоря, мол, всё нормально и нет поводов волноваться. За дальним столиком в углу уже сидит пара в возрасте, и только одного взгляда на них хватает, чтобы понять, что это и есть родители альфы. Они уже пьют чай и тихо беседуют о чём-то. — Привет, — привлекает внимание Арсений и пропускает Антона ближе к столу, — Антон, знакомься, это мои родители — Татьяна и Сергей. — А кто это? — шокировано спрашивает женщина, отодвигая от себя чашку. — Это Антон, мой будущий муж. Присаживайся, — отодвинув перед омегой стул, он помогает ему сесть, а сам садится рядом. — Мы думали, что это будет семейный ужин, — хмурится старший альфа, продолжая рассматривать незнакомца слишком внимательно. — Правильно, это и есть семейный ужин, и Антон — часть моей семьи. Неловкое молчание висит недолго, Татьяна берёт дело в свои руки, стараясь задать беседе более приятный тон. Она спрашивает Антона о его жизни, и тот рассказывает, пока Арсений внимательно изучает меню. — Выбрал, милый? — перебивает мать Арсений, только почувствовав по запаху, что его омега волнуется. — Какой срок? — спрашивает Сергей Александрович, но обращается явно к сыну. — Шесть месяцев. — И когда ты собирался рассказать нам? Мы даже не знали, что твоя забастовка с изоляцией закончилась. — Я звонил вам на Новый год. Это правда, он звонил, но ему никто не ответил и даже не перезвонил. Антон всё это общее напряжение чувствует, но пытается не поддаваться ему, продолжая после сделанного заказа поглаживать живот. Теперь его присутствие здесь не кажется такой хорошей идеей, как раньше. На него смотрят свысока и явно не считают за будущего члена семьи, а услышав, что он редактор, Татьяна показательно усмехается. Разговор сводится к работе Арсения, и его родители явно не поддерживают его решение вновь вернуться в писательство. Антон не лезет, с благодарностью принимает у официанта блюдо, старается сфокусироваться на нём. — Антон, а вы знаете, что у Арсения уже был муж? — вдруг спрашивает Сергей. — Да, знаю. — И вы знаете, что случилось тогда? — Да. Мне жаль, что так вышло, но это ведь было давно, — почувствовав подвох, Антон хмурится. — Конечно. Давно. Арсений тяжело переживал тогда, — продолжает он, — Ни с кем не разговаривал, из дома не выходил. Да ладно из дома, он жить не хотел. Знаете, что нам с его матерью пришлось тогда пережить? — Обязательно об этом говорить? — не выдерживает Арсений, — Он в курсе всего. Я из этой грёбаной квартиры вышел только благодаря ему и теперь живу дальше. — Это-то хорошо. Знаете, Антон, такая любовь бывает только раз. Они были примером идеальной семьи, тоже ребёночка ждали, планы строили. Такие молодые, красивые и счастливые! Егор и правда за те годы стал членом нашей семьи. Но, самое главное, что такое бывает только раз. — Прекрати, — уже более злобно говорит Арсений, но по его дрожащим рукам видно, как тяжело ему об этом говорить. — Прекратить? Он тоже тогда просил тебя прекратить, но нет, ты же самый умный! Если бы ты остановился тогда и не нёс чушь, то он был бы жив, у вас родился ребёнок, и этого всего не произошло. В этом виноват ты, Арсений, как не крути и не оправдывай себя. — Что, простите? — не выдерживает Антон, — Вы сейчас серьёзно это говорите? Возмущению нет предела, особенно, когда Арсений просто молчит, словно окаменевший, заново впитывая все эти слова, и утопая в них и в чувстве вины. Но нет, Антон не ради этого боролся с его призраками прошлого, чтобы всё вернулось в изначальную точку. — Это был несчастный случай, в котором никто не виноват, и уж тем более не Арс. Теперь понятно, почему с ним всё это происходит! Вы — его родители, и вы обязаны были помочь ему и поддержать, а не подливать масла в огонь. Ваш сын наконец-то справился и начал жить, а вы его упрекаете в этом! Ребёнок сильнее пинается, чувствуя возбуждённое состояние родителя, и только это заставляет его молчать и сделать передышку. — Мальчик, кто ты такой, чтобы учить нас, как жить? Может ещё скажешь, что Арсений у нас герой? Спрятался, сбежал от всего, потом омегу увидел и побежал детей делать! — альфа тоже приходит в ярость, — Ты здесь никто, ясно? И ваши вот эти шуры-муры закончатся, потому что настоящая любовь уже была, и удержать его тебе даже ребёнок не поможет. А он точно от Сени? — Антон, езжай домой, — просит Арсений, понимая, что ещё немного, и его нервы сдадут. — Поверить не могу, что вы можете правда такое говорить. — Тош, пожалуйста. Арсений встаёт первым, и Антон встаёт следом, но чувство недосказанности не даёт ему молча уйти. — Вы должны гордиться своим сыном, что он справился, а не винить его в этом или чём-то ещё. Приятно было познакомиться. Мужчина вслед ему говорит что-то колкое, но Антон молча уходит, больше не поворачиваясь. Арсений передаёт ему куртку, и взгляд у него, как тогда, в один из их первых откровенных вечеров. — Ты не едешь? — Нет, мы не договорили. Напиши, как доедешь домой, хорошо? — Хорошо. Ты ни в чём не виноват, слышишь? Арс, — Антон обнимает его крепко, но тот отстраняется быстро. — Спасибо. И прости за всё это. Не стоило тебе ехать. — Они не правы, ясно? — Да, всё, езжай. Если что-то не так будет, то звони мне, хорошо? Антон садится в такси с чувством, что бросает своего любимого на растерзание волкам, хотя, казалось бы, оставляет с семьёй. Но хуже всего видеть этот мёртвый взгляд голубых глаз, буквально чувствуя, как всё внутри него снова покрывается коркой льда. Все те слова — чушь, которая годами уничтожала и без того разбитого мужчину.***
Когда на дворе уже давно было темно, а Арсений так и не пришёл, Антон начал серьёзно волноваться. Мало ли, что могло случиться? И даже отметая все несчастные случаи, которые могли произойти, беспокоило больше его состояние. С каждой четвертью часа волнение, и вот он уже стоял у окна кухни, вглядываясь в тёмный двор. Звонить или писать почему-то касалось неуместным, хоть и логичным. И вот во дворе показалась фигура, и это явно был Арсений. Но к подъезду он не свернул, а прошёл дальше, на детскую площадку, где занял качели. Куртка была нараспашку, а в руках виднелась бутылка. Тот пил неспешно, медленно покачиваясь, не до конца отталкиваясь от земли. Алкоголь, как сильный депрессант, ушёл из их жизни, и Антон был этому рад, наслаждаясь трезвым и счастливым альфой. Но сейчас он не злится, скорее начинает переживать ещё больше, когда бутылка отправляется в мусорку. Когда мужчина уселся обратно, а не пошёл домой, омега не выдержал. — Да? — отзывается Арсений в трубку, а сам глаза к окнам поднимает. — Заходи домой, иначе заболеешь, — бормочет он в телефон, пытаясь получше разглядеть фигуру мужчины. — Я выпил, — признаётся, продолжая сидеть на месте, — Не так уж много, но я отвык, похоже. — Слушай, если после разговора с родителями ты не хочешь возвращаться ко мне, то… — Антон не договаривает, пугаясь собственного признания страха. Он правда старается об этом не думать, но порой страх, что он всё ещё на втором месте, брал свою порцию его нервных клеток. Родители альфы сегодня задели его слабое место, заставив вновь погрузиться в это. — Антон? — Поднимайся и поговорим нормально. Арсений и правда сразу встаёт с места и заходит в парадную. Антон не встречает его на пороге, но ждёт на кухне. Арсений возится там слишком долго, потом в ванной и пока переодевался, но в кухню заходит уже явно готовый к разговору, судя по решительности в его шагах. — Я такой мудак, Антон, — первое, что говорит, перед тем, как придвинуть стул ближе к Антону и сесть напротив, — Мне очень стыдно. — За что? — поддавшись чужой настойчивости, Антон берёт его за руку, начиная нервно перебирать его пальцы. — Что я снова поддался этому. Снова заставил тебя нервничать, да? — дождавшись кивка, Арсений грустно улыбается, — Прости. Я должен был сразу закрыть ту тему с родителями, но меня как будто током пробило, пока они всё это говорили. Я всё ещё виню себя и в смерти Егора, и в твоей аварии, но я не должен был позволять им говорить что-то про нас. Ты же знаешь, что я тебя люблю? — Знаю, — шепчет, но решает ступить на опасную тему глубже, — Но не так, как его, да? — Конечно, не так, по-другому, — соглашается, но руку его только сильнее сжимает, — Потому что ты — не он. И всё у нас по-другому, понимаешь? Даже я уже другой, Антон, и люблю я тебя по-другому. Я с тобой как будто дышать заново научился, и я не хочу смотреть назад. Когда ты уехал, и они продолжали, я так разозлился на самого себя! Мы поссорились, в итоге, но мне так жаль, что ты всё это выслушивал, пока я молчал. Антону сказать нечего, эти слова сначала нужно переварить, а он так устал, что мозг думать отказывается, хочется просто прижаться и забыть этот день. — Я очень хочу стать для тебя таким мужем, чтобы ты ни разу не пожалел о своём выборе. У нас впереди целая жизнь, за которую я тебе до конца жизни буду благодарен. Ты — лучшее, что со мной случилось, и я так хочу, чтобы ты был счастлив со мной. — Я сейчас заплачу, — в шутку угрожает, но зелёные глаза и правда уже блестят, — Я счастлив с тобой, хоть у нас всё не как у людей. — К чёрту всех, — улыбается Арсений, — Как себя малыш ведёт? — Ругался, только час назад успокоился, — Антон отвлекается, укладывая руки альфы себе на живот, — Спать лёг, видимо. — Ты тоже устал. — Скорее просто перенервничал. — Тогда в душ и спать? Антон тянется к губам, нуждаясь к физической ласке. Из него этот обед все силы высосал, и в себя он окончательно придёт только завтра, но поцелуй должен сделать лучше. Губы у альфы отдают пивом, и это непривычно, раньше они отдавали вином, а потом уже и кофе, что было гораздо приятнее. — Помоемся вместе? — руки альфы неторопливо глядят живот, — А потом ляжем спать. — Хорошо. Уже в ванной они продолжают целоваться, медленно раздеваясь. Движения у Арсения всё ещё немного резкие и напряжённые, но губы движутся медленно и осторожно, словно боясь спугнуть. А Антон просто тает, желая раствориться, словно пена. Моются они тоже неспеша, прерываясь на поцелуи. Арсений заботливо мылит всё тело омеги, бережно обводя каждый изгиб мочалкой, массируя забитые мышцы и смывая пену тёплым потоком воды. — Ты такой красивый, — шепчет альфа, поднимаясь с колен, не забыв уделить внимание даже ногам, — Самый красивый. Надеюсь, ребёнок будет похож на тебя. Антон забирает флакон с гелем, принимаясь за ответную услугу под внимательным взглядом. Его руки скользят быстрее, и он нарочно задевает мыльной рукой чужие губы, заставляя поморщиться. Когда он уже наклонился, чтобы перейти на нижнюю часть тела, его мягко остановили за запястья, утягивая вместо этого в мыльные объятия. — Нам и так нелегко, а когда родится ребёнок, станет ещё сложнее, — вдруг говорит Антон очередное признание, прижимаясь щекой к мыльному плечу, — Многие после долгого брака не выдерживают и расходятся, а мы и подавно можем не справиться. — Мы справимся, — уверенно говорит Арсений, даже не задумываясь, — Мы обязательно со всем справимся. Антон кивает, хоть и не уверен в этом так же, но говорить сил больше нет, поэтому он подталкивает их под душ. Вместе с водой уходят и часть переживаний, а мышцы от горячей водой чувствуют себя гораздо лучше. Уже в постели перед сном Антону хочется узнать, о чём ещё они говорили после его ухода, но Арсений так по-настоящему улыбается, что спугнуть это настроение кажется кощунством.***
Всё возвращается на свои круги быстро, и напряжение между ними исчезает. Антон свою неуверенность в их будущем спихивает на гормоны, поэтому уже через три дня окончательно отпускает ситуацию. Понемногу в их доме появляется всё больше детских вещей. Что-то они выбирали и покупали вместе, что-то Антон сам, но когда в процесс включился и Арсений, рассказав ему про его личное исследование о детской мебели, их квартира стала обрастать не только мелочами, но и крупными покупками. А ещё Арсений с головой погрузился в писательство, упорно печатая последние главы так быстро, что Антон со своей приобретённой рассеянностью не успевал проверять написанное. Кажется, вдохновение теперь не покидало Попова, который порой уходил в своё творчество так глубоко, что не слышал ничего вокруг. Эпилог он заканчивал под утро четверга, так и не сумев оторваться от стихийного письма. Последнюю попытку по укладыванию спать Антон предпринял в час, и услышав обещания, что тот скоро придёт, сдался и лёг всё-таки спать один. И вот сейчас, в пять утра, Арсений растирает глаза, покрасневшие от такого долгого процесса работы с монитором. Книга дописана, но это не всё, кажется, что он обязан сказать читателям что-то ещё.«Послесловие.
Эта история о любви и о смерти, о несчастьях и радостях, о чувствах и действиях. Эта работа стала особенной для меня. В ней скопилась вся моя жизнь, и вы наверняка не поверите, что писал её тот же молодой автор, под чьим именем вы читали «Говорящие звёзды» или «Туман поднебесной». И вы будете отчасти правы. Когда я только приступил к её написанию, то и подумать не мог, во что всё это выльется. Мой дорогой редактор забраковал первую главу, раскритиковав её в пух и прах. Это было рискованно с его стороны, учитывая мой скверный характер, но он тогда всё сказал и сделал правильно, убедив меня переписать всё с самого начала. Видите ли, ему было сухо и скучно. Теперь он, вроде, доволен.
Благодарности?
За эту книгу стоит винить и благодарить Антона Шастуна, безумно талантливого и строгого редактора. Если бы не он, то этот свет не увидел бы её, скорее всего. Он стал моим маяком не только в творческом пути, но и в жизненном. Спасибо ему за честность и заботу обо мне, когда это было нужно, но совсем не входило в его обязанности. Спасибо за любовь к литературе и работе. Спасибо за то, что вытерпел мои психи и не сбежал.
P.S. Антон, только благодаря тебе герои живы и счастливы, как ты и просил.»
Арсений зевает, наконец-то сохраняет документ и отправляет его на почту редактора, надеясь увидеть реакцию на прочитанное уже днём. Скорее всего, тот не станет вставлять благодарности в итоговый вариант книги, но это уже и не так важно. Он, как писатель, со своей работой справился, закончив её за эту ночь, так что дальнейшая судьба книги целиком и полностью в руках Шастуна. В спальне задёрнуты шторы, а Антон свернулся калачиком по середине, прижимая к носу его спальную футболку. Стараясь казаться тихим и не тревожить сон омеги, Арсений забирает из его рук футболку, заставив того поморщиться, а после и постарался аккуратно сдвинуть его со своей половины кровати, чтобы поместиться. Промычав что-то неразборчивое, Антон всё-таки открывает глаза, рассеянно глядя по сторонам, и наткнувшись взглядом на настенные часы, ещё больше морщится. — Тиш-тиш, спи, — шепчет Попов, стараясь уложить его обратно, — Ещё рано. — Ты только ложишься? — зевает и всё-таки двигается на свою половину, чтобы альфа не ютился на самом краю, — С ума сошёл? — Зато закончил, у тебя на почте уже лежит эпилог, — устроившись удобнее, Арс вытягивает руку, зная, что Антон прильнёт ближе, чтобы уткнуться к нему в шею. — Я не пущу её в печать, если он заставит меня плакать, — бурчит, но сам прижимается ближе, закидывая ногу на его бедро, а руку на шею. — Хорошо, спи только.***
Проснувшись только к обеду, оба парня долго лежат в постели, не находя сил подняться. Арсений то и дело снова проваливается в дрёму на несколько минут, пока Антон возится с приложением доставки, поскольку готовить сил нет совсем. Однако когда в дверь начинает стучаться курьер, альфе приходится со стоном встать и принять заказ. Завтракают они тоже в постели, и Антон наслаждается маленьким стаканчиком кофе, который отвоевал практически с боем. К пяти оба всё-таки раскачались и занялись делами. Антон устроился в кресле и приступил к прочтению заветной заключительной главы. Последняя перед эпилогом закончилась неоднозначно, за что он ещё долго пилил Арсения, что тот издевается над ним и никак не может дать чёткую динамику завершения, хотя потом и сменил гнев на милость, ведь с профессиональной точки зрения удерживать читателей до последней строчки и правда хорошо. Арсений наблюдает за его реакцией с улыбкой, забыв про книгу, которую прихватил с полки Шастуна. Тот читает долго, отвлекаясь то на правки, то на комментарии вслух, заставляя улыбаться ещё больше. К концу эпилога, когда герои наконец объяснились в чувствах и приняли общее важное решение, Антон всё-таки плачет и смеётся. — Ты такой вредный, я до последнего думал, что Николя не рискнёт отказаться от всего, — резюмирует Антон, сохраняя файл с правками, — Но ты сначала другой конец планировал, да? — Я и наши отношения по-другому планировал, — пожимает плечами, кивая на его живот, — Но как видишь, всё происходит спонтанно. Но ты не дочитал, там ещё послесловие и благодарность, вообще-то. — Ого, ты и на такое расщедрился? Надеюсь, что ты упомянул там психолога и Серёгу, без них бы мы не сдвинулись никуда, а герои бы умерли в стиле «Ромео и Джульетты». — Читай давай. Антон закатывает глаза, но открывает файл, обнаруживая там ещё одну страницу текста. Уже к середине он начинает улыбаться так, что щёки, кажется, вот-вот треснут, а из глаз всё также продолжали течь слёзы. Дочитав до конца, он молчит, всхлипывает и смеётся, перечитывая короткую часть с благодарностью снова и снова. — Так, плакать переставай, ты меня пугаешь, — не выдерживает Арсений, подходя к нему ближе, чтобы обнять, но Антон оказывается быстрее, и чуть не сносит его с ног. — У меня гормоны скачут, а ты про меня тут такое пишешь, — жалуется, но обнимает его шею крепче, — Бесишь, я теперь не могу перестать плакать. — Что, не опубликуешь теперь её, да? — смеётся Арсений, даже не рискуя пытаться отстраниться. — Дурак? Я заставлю прочитать её всех других авторов, чтобы знали, как надо ценить мой вклад в их успех! — Так и думал, что будешь использовать моё имя в рекламных целях. Антон в отместку кусает его за ключицу, но всё равно смеётся, потому что Арсений прав, эта книга станет одной из высочайших вершин его карьеры. Читать такие слова до одури приятно, и, если честно, он не уверен, что готов делиться такими благодарностями публично. Здесь не было признаний в любви или каких-то интимных тем, но искренность слов поражала до глубины души. — Ты правда вот так вот думаешь, как написал? — Конечно, — Арсений всё-таки отстраняется, принимаясь вытирать красное и уже немного опухшее лицо Антона, — Правда, я не думал, что тебя это настолько растрогает, что ты тут болото разведёшь. — Это всё ты и он! — возмущается Шастун, тыча пальцем себе в живот, но всё-таки старается взять себя в руки. Как только первый порыв залить всё слезами заканчивается, Антон лезет с новым, стараясь зацеловать его если не до синяков, то до опухших губ точно. Ему мало, хочется влезть в него душой и телом, стать одной массой, потому что эмоции бьют через край, и куда их выплеснуть — непонятно.