***
Александр стоял один в тускло освещенном винном погребе, окруженный рядами бочек. В воздухе висел сладковато-пьянящий запах алкоголя. Возможно, именно из-за этого у него слегка кружилась голова. Камердинер то и дело поглядывал вверх, на дверь в подвал, молясь, чтобы первыми сюда спустились Жюль и Лу, а не она. Остаться с ней наедине в темном закрытом пространстве — точно не то, что ему сейчас бы помогло. Хватило десяти минут, чтобы ты сорвался. Александр тихо рассмеялся, закрыв глаза рукой. Звук его смеха отдался эхом от стен погреба. Его сердце гулко колотилось в груди, а мысли путались. Он никак не мог вытеснить из своего разума картину порванного корсета и растрепанного вида Рене, ее изящной спины, открытой шеи и мелких царапин на коже. Часть его хотела тот корсет дорвать, а не починить. Он медленно потер веки и провел ладонью по лицу, а потом, раздраженно тряхнув головой, с шумным вздохом присел на винную бочку и попытался сосредоточиться, чтобы сформулировать для себя план по защите дофина. Рациональные мысли и здравые решения с трудом прорывались сквозь воспоминания о ее сдавленном стоне. Сверху раздался скрип петель. Александр поднял голову и в очередной раз убедился, что богов не существует. Рене, мягко прикрыв за собой дверь, сделала несколько несмелых шагов по ступенькам вниз. Она выглядела уже гораздо аккуратнее, успев переодеться в новое бархатное платье замысловатого фасона, но с неизменно глубоким вырезом, и поправив растрепавшуюся пышную прическу — теперь ее волосы плавными волнами спадали за спину. Ее силуэт на фоне тусклого света подвала казался эфемерным. Александр смотрел на нее и не мог оторваться. Он не помнил, как встал или как дошел до лестницы, но в следующее мгновение он уже протягивал ей руку, чтобы помочь преодолеть последние ступени. Было секундное колебание в ее взгляде, прежде, чем она вложила свою ладонь в его, и Александр почувствовал легкий укол разочарования, но быстро затолкал его в глубину души. От ее прикосновения по его позвоночнику пробежали мурашки. Такие реакции были недопустимы, поэтому как только Рене оказалась подле него, он тут же отпустил ее руку, отошел и вновь сел на бочку, пытаясь больше не встречаться с ней взглядом. Девушка, осмотревшись по сторонам, опустилась на соседнюю. Напряжение в воздухе было осязаемо, как будто невидимая сила удерживала их на месте. Каждый раз, когда кто-либо слегка менял положение, скрип деревянных бочек разрывал тишину, отчего она становилась еще менее комфортной. Ни Александр, ни Рене не осмеливались поднять взор, боясь того, что они могут увидеть в глазах друг друга. Молчание было гнетущим, удушающим, и ни один из них не знал, как его нарушить, да и стоит ли. Минуты казались часами. Звук их дыхания становился громче с каждым мгновением. Наконец, Александр прочистил горло, нарушив безмолвие. — Не знаю, почему так долго, — напряжение не сказать, что спало, но по крайней мере они больше не были в ловушке тишины. — Вы даже успели переодеться. Он не глядя махнул рукой в ее сторону. Рене тихо хмыкнула. — Вы все-таки очень туго затянули. — Приношу извинения за неудобства, мадемуазель, — прошептал Александр. Они снова замолчали. Краем глаза Александр заметил, что Рене нервно теребит ткань платья. — Чем Вы занимались последнюю неделю? — на этот раз ее голос не дал безмолвию вновь душить их. — Работал, — Александр заставил себя повернуть голову и поднять на нее взгляд. — Ваша информация очень помогла. Благодарю Вас. Рене все еще сидела к нему в профиль и смотрела в темноту перед собой. Она слегка улыбнулась. — Знаете, Ваше отсутствие очень ощущалось. — Вот как? — прозвучало более хрипло, чем ему бы хотелось. — Все стало каким-то… — девушка тоже повернулась к нему, их взгляды встретились. — Опустошенным. Подвешенным в воздухе. — Вы же сейчас говорите о Версале, мадемуазель? — Да, естественно. Александр кивнул. Мерцающий свет свечей танцевал на ее лице, давая возможность рассмотреть в ее изумрудных глазах красивую грусть. Он купался в этой глубине. — Его Величество очень настойчиво просит, чтобы я вернулся, — тихо промолвил камердинер, неосознанно немного подавшись в ее сторону. — Завтра я должен буду присутствовать на Июльском балу. — Вы согласились? — Да. У меня не было выбора. Он неожиданно искренне улыбнулся. Она смотрела на него так спокойно, так по-взрослому. Александр не был уверен, какой представлял их первую встречу после возвращения, но точно не такой. Сейчас Рене казалась ему редким нежным цветком, который смог расцвести и набраться настоящей силы в тот момент, когда оказался в самом темном месте. — К тому же, думаю, Версаль к этому готов, — склонив голову, мягко сказал Александр. — Мы же все еще говорим о дворце, месье? — Рене приподняла бровь. — Конечно. Камердинер отвернулся и посмотрел на свои руки. Поток мыслей проносился в его голове. Все слова, которые он хотел ей сказать. Все чувства, которые хотел выразить. Как он восхищался ее волей и стойкостью, как ее красота заставляла его ощущать себя живым, как ее печаль вызывала в нем страстное желание обнять ее и сделать так, чтобы все ее тревоги исчезли. Как сильно она была ему дорога, как много он о ней думал, как отчаянно жаждал быть с ней. Как он жалеет, что обстоятельства никогда не позволят ему во всем этом признаться. Но, возможно, он мог хотя бы извиниться за то, через что заставил ее пройти. — Рене, я… — Александр, я… Они сказали это одновременно и осеклись, смущенно глядя друг на друга. Камердинер жестом позволил ей продолжить первой. — Я не сожгла Ваше письмо, как Вы просили, — прошептала девушка. Он и так об этом догадывался, но ее слова все равно заставили его сердце сбиться с привычного ритма. Он изо всех сил пытался удержаться в рамках профессионализма, которые сам же и возвел вокруг них. — Ну, Вы хотя бы спрятали его? — За кого Вы меня принимаете, месье Бонтан? — Рене криво усмехнулась. Он тихо рассмеялся и, кажется, на мгновение расслабился. Иначе он не мог объяснить себе причину, по которой задал следующий вопрос. — Почему Вы его не сожгли? — Не знаю. Вы, бывает, делаете что-то, не понимая, почему так поступили? — Раньше такого не бывало, — сдержав дрожь в голосе, камердинер покачал головой. — Но в последнее время подобное стало происходить чаще. — У меня тоже, — девушка быстро кивнула. — В последнее время. Повисла пауза. Она пристально смотрела на него, словно ожидая, что он поможет ей разобраться, почему все происходит именно так. Он хотел бы обладать ответами, которые Рене искала, но правда заключалась в том, что Александр был так же потерян, как и она. Его желудок скрутился в узел. — Я тоже не сжег ваше письмо, Рене, — почему-то посчитал нужным сообщить он. — И тоже не знаете, почему так поступили? — девушка иронично улыбнулась. — Отчего же? Знаю, — Александр изогнул бровь. — Вы ведь написали, что я могу этого не делать. Ее смех мягкой волной разлился по погребу — искренний, легкий, заразительный. Камердинеру показалось, что с его плеч упала тяжелейшая ноша. Как же ему все-таки нравилось, когда она смеялась. — Так о чем Вы хотели сказать? Ее вопрос утонул в скрипе двери. По ступеням стремительно спускались Лу, чьи огненно-рыжие волосы, казалось, были единственным ярким пятном в общей приглушенной атмосфере подвала, и Жюль, который выглядел даже более растрепанно, чем Рене тогда, в саду. Александр резко поднялся и боковым зрением заметил, как лицо девушки разочарованно упало. Сам же он не был уверен, рад ли, что их прервали. Возможно, все происходило к лучшему. Его состояние явно располагало к тому, чтобы ненамеренно сказать какую-то глупость, о которой он позже пожалел бы. — Моему слуге, видимо, пришлось ехать за Вами в Париж, господа? — иронично изогнув бровь и скривив губы, спросил Александр. — Объясните, почему сбор занял у Вас так много времени? Лу открыл было рот, чтобы ответить, но его перебил Жюль, который глядел на камердинера с самым извиняющимся видом. — Прошу прощения, губернатор. Это моя вина, — темнокожий мужчина смущенно улыбнулся. — Боюсь, Вашему человеку пришлось вытягивать меня из постели. Не из моей постели. Александр сжал челюсть, мрачно хмыкнув. Все-таки иногда от Жюля было больше хлопот, чем пользы. Но когда граф начинал думать головой, а не причинным местом, нельзя было найти человека более способного. И преданного. — Я начинаю задумываться, стоило ли мне помогать Вам во все предыдущие разы. Вы бы знали, сколько сил было мною затрачено на то, чтобы уговорить Людовика позволить Вам вернуться ко двору. Жюль неловко опустил взгляд и попытался чуть пригладить одежду, словно ему это как-то помогло бы вернуть благосклонность Александра. — Месье Бонтан, Вам стало лучше? — подал голос Лу. — Слышал весьма мрачные разговоры о Вашем здоровье. — Болезнь не была серьезной, — устало сообщил камердинер, злясь на себя, что этот нелепый слух вышел из-под контроля. — Я собрал Вас тут не обсуждать мое здоровье. Он обернулся к Рене. Девушка все еще сидела на винной бочке, внимательно наблюдая за их разговором. Александр жестом мягко попросил ее подойти. Она ловко спрыгнула на пол и присоединилась к ним, встав слева от камердинера. Ее предплечье слегка коснулось его. — Вы знакомы с мадемуазель де Ноай? — он пытался игнорировать ее излишнюю близость, прекрасно понимая, что она это сделала специально. — Имел честь, — Жюль приосанился и галантно поклонился Рене. — Вас трудно забыть, мадемуазель. Лу лишь покачал головой и молча смотрел на девушку, слегка улыбаясь. Александр вздохнул. — Герцог Луи де Роган, генерал-полковник моей швейцарской гвардии, — он быстро представил рыжеволосого мужчину. — А также с сегодняшнего дня новый Великий Ловчий. Рене и Лу одновременно приподняли брови, в удивлении глядя на Александра. — Уже? — опешил герцог. — Об этом позже. Камердинер перевел взгляд на Рене и тут же пожалел об этом, потому что она все еще смотрела на него. Теперь девушка казалась еще ближе. Он проглотил комок в горле и продолжил. — Позвольте представить мадемуазель Рене де Ноай, дочь маркиза де Лафайетт. Моя… — Александр запнулся, не разрывая зрительного контакта с ее зелеными глазами. — …протеже. Рене повернула голову в сторону Лу и присела в реверансе. Камердинер моргнул. Магия была разрушена. — Приятно познакомиться, месье де Роган, — мило улыбаясь, мелодично промолвила девушка. — Я много хорошего слышала о Вас от Вашей прелестной сестры Нанетты. — Прошу, зовите меня Лу, мадемуазель, — парень подошел к ней, взял руку и оставил легкий поцелуй. — Невыносимо слышать, когда ко мне так официально обращается настолько прелестная дама. Рене рассмеялась, а Александр пытался подавить в себе желание выволочь Лу отсюда за шкирку и выкинуть в коридор. Твоя протеже. Только протеже. Словно мантру мысленно начал повторять про себя камердинер. — Господа, можно серьезнее? — как он ни старался, ему не удалось скрыть раздражения в голосе. Лу удивленно на него уставился, явно не ожидая подобного резкого тона. Его взгляд начал метаться между Рене и Александром. — Вы на редкость мрачны, мой друг, — Жюль скрестил руки на груди и приподнял бровь. — Даже мрачнее, чем обычно. А это о многом говорит. Александр обвел всех стальным взглядом. — Мне стало известно, что назревает заговор, целью которого является похищение дофина, — кратко и четко проговорил он. — Разговоры об этом слышал мой информатор в лабиринте. На последней фразе камердинер быстро посмотрел в сторону Рене, и она сразу поняла, что он не хочет, чтобы окружающие знали, насколько широкий спектр услуг она ему оказывает. Девушка придала своему лицу максимально нейтральное выражение, внимательно слушая его слова и делая вид, что узнала о заговоре только что, одновременно со всеми. — Я уже приставил к комнате ребенка дополнительных гвардейцев и приказал им быть максимально бдительными, — тихо продолжил Александр. — Но нам нужно обговорить дополнительные меры. Повисла тяжелая тишина. В погребе, казалось, стало холоднее, чем несколько минут назад. — Зверье, — пробормотал Жюль, стиснув руку в кулак. — Месье Бонтан, я немедленно могу отправиться в лабиринт с собаками, — Лу сделал шаг вперед, его глаза отражали огонь свечей. — Возможно, у гончих получится взять след. — Действуйте, — Александр кивнул, его тон стал более властным. — Докладывайте обо всем мне либо мадемуазель де Ноай, если я буду недоступен. Доверяйте ей так же, как доверяете мне. Лу подозрительно прищурился и вновь обвел сначала Рене, а затем и Александра странным взглядом, но быстро взял себя в руки и, поклонившись, направился к лестнице. — Постойте, — камердинер окликнул его, обернувшись. — На два слова, герцог. Лу застыл, занеся ногу на нижнюю ступеньку. Александр подошел к нему. Убедившись, что они стоят на достаточном расстоянии от Рене, он полушепотом произнес. — Если кого-то найдете, мне они нужны в идеале живыми, — бросив обеспокоенный взгляд через плечо в сторону девушки, он еще сильнее понизил голос. — Убивайте только в случае угрозы собственной жизни. Вы меня услышали? — Конечно, губернатор, — Лу опустил взгляд и, немного поколебавшись, сказал: — Я хотел бы извиниться за свой неуместный тон с мадемуазель де Ноай только что, я не знал, что Вы с ней… — Мы с ней что? — резко перебил его Александр, его голос прозвучал гораздо громче, чем он того хотел бы. Камердинера будто пронзило сотней ледяных кинжалов. Неужели со стороны все уже так заметно? Ему показалось, что если бы он дал Лу закончить его фразу, то это запустило бы лавину необратимых последствий. Он обязан был пресечь подобные разговоры. — Я подумал, что она Ваша… — Моя кто, герцог? — камердинер угрожающе сделал шаг к нему и теперь фактически нависал сверху, буравя ледяным взглядом. — Простите, губернатор, — пролепетал Лу. — Видимо, я неправильно понял. — Месье, Вы теряете время. — Простите! Уже ухожу. С этими словами рыжеволосый парень, перепрыгивая через две ступени, взлетел вверх по лестнице и скрылся за дверью. Рене кусала губы, изо всех сил стараясь не рассмеяться от развернувшейся перед ней сцены. — Почему он так взъелся, мадемуазель? — шепнул Жюль, в ошеломлении глядя на напряженную спину Александра. — Я слишком мало знаю месье Бонтана, чтобы сказать наверняка, — без запинки соврала девушка. — Подозреваю, губернатора нервирует эта ужасная ситуация с заговором. Когда камердинер повернулся к ним, его лицо уже было безупречно спокойное. Проницательный взгляд вновь остановился на каждом из присутствующих. Он заметил, что губы Рене подрагивают. Она явно сдерживала смех, и он понимал, по какой причине. Чертов Лу. Раздраженно сжав челюсть, Александр заговорил: — Нам нужно скоординировать усилия швейцарской гвардии и мушкетеров для защиты дофина. — Мои люди — Ваши, месье, — тут же ответил Жюль. — Прежде всего, больше нельзя позволять ребенку играть на улице. Это попросту слишком рискованно, — Александр начал вышагивать между бочек, с каждым словом в его голосе было все больше металла. — Периметр дворца должен патрулироваться днем и ночью швейцарскими гвардейцами и мушкетерами. Они же обязаны тщательно обыскивать окрестности. О любой подозрительной активности необходимо немедленно докладывать мне. Если дофину нужно выйти на улицу, ваши люди должны сначала проверить всю прилегающую территорию. Никаких исключений. Рене молча стояла, слушая, как эхо его шагов разносится по подвалу. Смешная ситуация с Лу была забыта, теперь она чувствовала, как ее начали охватывать волнение и тревога. Девушка не помнила, когда в последний раз видела Александра настолько собранным и сосредоточенным. Камердинер остановился перед Жюлем и посмотрел ему в глаза. — Мы не можем ослабить бдительность ни на минуту. Я прошу Вас известить мушкетеров, чтобы они стреляли на поражение при малейшем намеке, что кто-то подозрительный пытается приблизиться к ребенку. Рене беззвучно ахнула и поднесла ладонь ко рту. Александр тут же почувствовал это движение и повернулся к ней. Лед в его глазах чуть растаял, когда их взгляды встретились. Следующие слова он сказал лично ей. — Враги Франции хитры и безжалостны. Мы должны быть такими же умными и решительными, чтобы защитить то, что принадлежит нам. Он замолчал, по-прежнему не разрывая с ней зрительного контакта, словно ожидая реакции. Рене отняла чуть дрожащую ладонь от губ и кивнула. — Надеюсь, Лу поймает этих негодяев и ни в кого стрелять не придется, мадемуазель, — попытался немного разрядить обстановку Жюль. — Позволите отбыть составить расписание дежурств, месье Бонтан? Александр повернул голову к капитану мушкетеров и разрешил себе небольшую улыбку. — Идите. Доложите мне или мадемуазель, когда все будет готово. Жюль поклонился и с гораздо меньшим шумом, чем Лу, покинул подвал. Рене и Александр снова остались одни, и напряжение тут же вернулось. Камердинер опять отказывался смотреть на девушку, вместо этого разглядывая одну из бочек. Судя по тому, с каким неистовым усердием он это делал, она явно его чем-то очень заинтересовала. Рене тяжело вздохнула. — Вы поставите в известность короля? — спросила она. Напряжение от этого вопроса лишь усилилось, но по крайней мере Александр посмотрел на нее. Его губы изогнулись в ироничной улыбке. Он хмыкнул и скрестил руки на груди. — Хотите сделать это сами? Я помню, что Вы во всем этом участвуете не для меня, а для него. По поведению камердинера было сложно понять, ранит его это или нет, а Рене уже и не знала, хотела ли она, чтобы его это ранило. — Вижу, Робер действительно передавал Вам все, что я говорила. — Все Ваши хитросоставленные оскорбления я тоже услышал, — в глазах камердинера было странное веселье. — Не переживайте. Девушка покачала головой. Удивительно, что на ее ложь Александр будто бы всегда реагировал лучше, чем на правду. Вопрос о Людовике все еще висел между ними. — Не думаю, что я тот человек, который должен сообщать королю подобную информацию, — глядя в глаза Александру, твердо проговорила Рене. — Мудро, — он кивнул. — Предоставьте мне возможность заверить Его Величество, что я справлюсь с этим вызовом. Рене видела, что для него это действительно важно. Он был создан для этого. Это его стихия, его территория. Девушка почувствовала, как в горле почему-то пересыхает. — Что насчет королевы? Ей Вы тоже расскажете? В стальной взгляд Александра пробралась легкая грусть. Он отвернулся и покачал головой. — Что и когда узнает Мария Терезия, решает король. Здесь я не властен. Девушка нахмурилась. Все ее сознание противилось этой информации. Она казалась слишком неправильной, слишком несправедливой. Женщине, занимавшей самое высокое положение в стране, не было позволено даже знать об опасности, которая могла постигнуть ее собственного ребенка. Судьба Марии Терезии — быть бессильной и безмолвной без одобрения короля. Эти мысли заставляли Рене страстно желать собственных действий. — Чего Вы ожидаете от меня? — спросила она, ее голос был негромким, но решительным. Глаза Александра метнулись назад к ней, он подозрительно прищурился. — Так сильно хотите снискать благодарность Людовика? Рене устала сдерживаться и раздраженно зарычала. — Господи, неужели Вы действительно поверили, что я это делаю только для короля? Лицо Александра начало медленно растягиваться в улыбке, но не успела она полноценно сформироваться, как камердинер, будто одернув себя, вновь стал серьезен. — Не поверил. Но лучше бы Ваши слова были правдой. Рене почувствовала, как болезненно кольнуло в груди. Она видела, что он лжет, что это его способ защитить себя от собственных эмоций. Ему гораздо проще было верить, что она к нему безразлична или ненавидит, чем принять реальность, где ее чувства противоположны. Но несмотря на то, что мотивы Александра были кристально понятны, ей все равно было невыносимо слышать, как холодно он об этом говорил. — Так что? Будут распоряжения, месье Бонтан? — сухо спросила Рене, решив подыграть ему, раз таково было его желание. Александр кивнул. — Наблюдайте. У Вас к этому талант. Обратите внимание, не следит ли кто-то за швейцарскими гвардейцами. Не выглядит ли кто-то излишне обеспокоенным или нервным. У нее невольно возникло ощущение, что они откатились на год назад, когда он так же отстраненно и безразлично отдавал распоряжения: следите, узнайте, подслушайте, посетите, соблазните, уезжайте. Это была неприятная ностальгия. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы дофин был в безопасности, — механически, как и тем летом, ответила девушка. — Будьте всегда начеку. Александр неожиданно подошел к ней, ближе, чем за все это время. На секунду Рене показалось, что камердинер дотронется до ее плеч, но этого не произошло — он так и остался стоять в шаге от нее, глядя сверху вниз с совершенно нечитаемым выражением лица. — Это не игра, Рене, — прошептал он. — О, возможно, впервые за последнее время, — она дерзко улыбнулась. Александр склонил голову и грустно хмыкнул. — Наверное, я это заслужил, — он набрал в легкие воздуха и на выдохе быстро добавил: — Простите меня, Рене. Последнюю фразу он сказал в пол. Извиняться, глядя в глаза, было по-прежнему сложно. Видимо, за год ни сильнее, ни умнее он не стал. Камердинер, перебарывая каждую клетку своего тела, установил с Рене зрительный контакт и досчитал до трех, чтобы быть уверенным, что его взгляд не метнется в сторону. — Простите меня за все. Рене дотронулась до его плеча быстрее, чем успела задуматься, что она делает. Он был напряжен, его мышцы казались каменными. Александр покачал головой, аккуратно снял ее руку и отступил назад. — Надеюсь, Вам понравится завтрашний бал. — Вы считаете, он состоится, учитывая обстоятельства, — приподняла брови девушка. — Его отмена ничего не даст. — Думаю, Вы не попросите меня сохранить для Вас танец? Повисла пауза. Она слышала только его глубокое дыхание и свое неровно бьющееся сердце. — У нас уже был танец, мадемуазель, — хрипло ответил Александр. — Другого мне не нужно. Ни с кем. С этими словами камердинер повернулся и начал подниматься по ступеням. Его спина была идеально ровной, голова — высоко поднятой. Больше не взглянув на нее, он скрылся за дверью. — Упрямец, — с раздраженным вздохом прошептала Рене, прислонившись к винной бочке. Возможно впервые, она поняла, почему он прятался. Ей и самой теперь казалось, что лучше никакого общения, чем такое — где каждый взгляд, каждое слово, каждое касание обжигает болью подавляемых желаний. Наверное, со временем должно было стать легче. Вот только времени не было. И от этого было страшно.
***
Думай о цели. Действуй. Забудь о себе. Ты инструмент. Ты оружие. Тебя нет. А Если нет тебя, нет и ее. Александр проговаривал эти слова на повторе. На этот раз голоса отца в голове не было — только его собственный, измученный и неуверенный. Чем дальше он был от винного погреба, тем яснее была картина. Камердинер стремительно преодолевал коридор за коридором. Он ловил на себе взгляды придворных. Большинство просто реагировали молчаливым удивлением, чуть меньше — перешептывались, некоторые выглядели так, словно увидели призрак. Кажется, отчеты Робера были не сильно преувеличены в части, что кое-кто ожидал его скорой кончины. Придется долго ждать, месье. Александр мрачно улыбнулся, поймав взгляд Гуго с дальнего угла галереи. Будет забавно через несколько дней услышать последние придворные сплетни об исцеленном или даже воскресшем губернаторе. Еще одно очко в копилку его пугающей репутации. Он остановился перед королевскими покоями. Швейцарские гвардейцы встретили его почтительным кивком. — Его Величество у себя? — Да, месье Бонтан. Но он с дамой. Александр заметил, как стражники смущенно опустили глаза. Он мог лишь представить, как много интересных звуков они слышат из комнаты короля каждый день. — Известите Его Величество, что мне нужно с ним поговорить. Безотлагательно, — твердо сказал камердинер. — Наедине. Гвардейцы переглянулись, явно пытаясь молча договориться, кому из них выпадет эта сомнительная честь. С усталым вздохом старший из них постучался в дверь и скрылся за ней. Александр стоял со скрещенными за спиной руками. Он почти не шевелился. Стражник вышел не более чем через минуту. — Король просит зайти, когда мадам де Монтеспан уйдет. Ожидаемо. Александр сцепил челюсть, мысленно настраивая себя на встречу с маркизой. Она явно не торопилась, минуты тянулись непозволительно медленно, но он никак не показывал своего нетерпения, продолжая оставаться неподвижно на месте, словно верный пес. Казалось, что прошло не менее получаса, прежде чем Франсуаза-Атенаис скользяще выплыла из королевских покоев. Ее темно-зеленые колкие глаза уперлись в камердинера. — Мадам, — Александр почтительно поклонился. — Ах, месье Бонтан, — на ее лице заиграла самая милая улыбка, но ее сладость была ядовита. — Как же отрадно видеть, что Вы победили болезнь. Король так переживал, а вместе с ним и я. Либо она была слишком плохой актрисой, либо не считала нужным прикладывать усилия, чтобы ее слова звучали убедительно. Камердинер тем не менее сделал вид, что был тронут ее участием, и еще раз покорно склонил голову. — Вы слишком добры, маркиза. — Простите, что заставила так долго ждать. Мы с королем были не готовы к такому внезапному… вторжению. — Я ждал ровно столько, сколько было нужно, мадам. — Ох, как Вы красиво говорите! — Франсуаза-Атенаис рассмеялась, звук ее голоса разбился о каменные стены, словно мелкие кристаллы. — Понимаю, почему король Вас так ценит. Возможно, простит и сейчас. Маркиза, уже почти не скрываясь, шла на провокацию. Александр приподнял бровь. — Прошу прощения, мадам? — Он очень недоволен, что нас прервали, — женщина кокетливо отвела взгляд и надула и без того пухлые губы. — Надеюсь, вопрос, который Вы хотите обговорить, действительно важен. Важен, но Вам не стоит знать, насколько. А, кажется, именно эту информацию она и пыталась из него вытянуть. С ее стороны было весьма наивно надеяться, что он способен угодить в настолько явную ловушку. — Вы заставили меня нервничать, мадам, — Александр издал притворный нервный смешок. — Я всего лишь хотел доложить о приготовлениях к завтрашнему балу. Думаете, мне не избежать теперь гнева Его Величества? Он проницательно заглянул в ее холодные глаза, словно умоляя убедить его, что такие опасения напрасны. Маркиза не смогла сдержаться и раздраженного выдохнула. — Всего лишь бал? К чему же такая срочность? — Это важнейшее событие сезона. Король всегда относился к нему с особым трепетом. Простите, мне показалось, что ему нужна эта информация. Франсуаза-Атенаис молча смотрела на него, возможно, пытаясь найти на его лице хоть какой-то намек на лукавство. Александр спокойно ждал, пока ей надоест заниматься этим бесполезным делом, стоя с самым непосредственным видом. На его губах застыла вежливая улыбка. — Я с нетерпением жду, что же Вы подготовили, губернатор, — наконец, промолвила маркиза. Она резко сложила руки перед собой — в этом жесте были подавляемые досада и разочарование. — Уверяю Вас, мадам, Ваш высокий вкус будет польщен. — Надеюсь, месье Бонтан, — холодно улыбнулась маркиза. — Пожалуй, теперь у меня есть больше времени, чтобы подготовиться к балу. — Слышал, что король подарил Вам несколько роскошных платьев. Планируете порадовать Его появлением в одном из них? Щеки Франсуазы-Атенаис порозовели от его слов. Кажется, она была в восторге, что слухи о том, сколько внимания оказывает ей Людовик, так стремительно и широко распространились по дворцу. — Читаете мои мысли, губернатор, — теперь на ее лице не было ни капли яда, лишь гордость и самоуверенность. — Я всегда стремлюсь угодить королю. Интересно, какое отношение к угождению королю имеют пришитые к Вашим платьям карманы. Утренний отчет Робера о причине регулярного обращения маркизы к парижским модисткам подтвердил его с Рене подозрения. — Вы это делаете весьма искусно, мадам, — Александр позволил себе кривую усмешку. — Не буду задерживать Ваш разговор с королем, губернатор, — на волне своего довольства, Франсуаза-Атенаис даже не заметила неожиданной перемены в его лице. Камердинер почтительно поклонился. Он не распрямлялся, пока маркиза не повернулась и не стала удаляться по коридору. Когда мадам де Монтеспан скрылась за углом, Александр, наконец, позволил себе чуть расслабиться, отряхнув свой темный камзол, как будто общение с маркизой его как-то запятнало. Камердинер расправил плечи и твердой рукой открыл дверь, решительно шагнув в королевские покои. Внутри царила полутьма. Было душно и пахло ароматными маслами. На постели царил беспорядок из смятых простыней и раскиданных подушек. Людовик стоял возле прикроватного столика, задумчиво держа в руках бокал с вином. При виде Александра он осушил его одним глотком и вышел на центр комнаты. — Ваше Величество, — камердинер на автомате поклонился. Король пребывал даже в большем беспорядке, чем его постель. Золотые волосы были растрепаны, Людовик не потрудился одеться — на нем был лишь роскошный шелковый халат, который он небрежно завязал на поясе. Его Величество удостоил камердинера раздраженным взглядом. — Александр, меня, конечно, впечатляет, что вы опережаете график и свои обещания, взявшись за работу на день раньше, — король встал перед ним, скрестив руки на груди. — Но я не думал, что стану жертвой Вашего рвения. — Поверьте, сир, я и сам не рад, что мне пришлось Вас побеспокоить, — спокойно ответил Александр и не мигая выдержал обвиняющий взор Людовика. — Так что там? — король нетерпеливо взмахнул рукой. Камердинер начал рассказывать, наблюдая, как меняется лицо Его Величества. Сначала на нем отражалось недоверие, а затем, по мере осознания серьезности ситуации, в глазах монарха вспыхнул гнев. Он видел, как сжимаются и разжимаются его кулаки, костяшки пальцев побелели от силы одолевающих его эмоций. Людовик начал расхаживать по комнате, шаги были тяжелыми и размеренными, дыхание затрудненным. Гнев короля становился все менее и менее контролируемым, пока он не смог больше его сдерживать. Его Величество ударил кулаком по столу с такой силой, что зазвенели кубки и тарелки. Александр замолчал и вздрогнул, но не двинулся с места. Король невидящим взглядом уставился на стену за головой камердинера. — Никто. Не тронет. Моего сына, — отрывисто прорычал он. Как только его ярость была выпущена наружу, Людовик бессильно опустился в кресло и закрыл лицо руками. Его дыхание вырывалось из груди, он безуспешно пытался обуздать переполнявшие его эмоции, которые, кажется, грозили поглотить его целиком. — Он всего лишь дитя, — сдавленно прошептал Людовик. — Ребенок. Невинный. В словах короля сквозило отчаяние. Александр редко видел его таким, но он был тут не для того, чтобы жалеть или сочувствовать. Он пришел решать проблемы. Камердинер безэмоционально продолжил описывать шаги, которые он уже сделал и которые необходимо было предпринять для обеспечения безопасности дофина, его голос становился все тверже и громче с каждой минутой. Король отнял руки от лица, в его глазах Александр увидел одновременно страх и яростную решимость. Людовик внимательно слушал, периодически кивая в знак согласия. Как только камердинер замолк, Его Величество поднялся с кресла и подошел к нему. — Защитите моего сына, — Людовик неожиданно положил руку ему на плечо. — Даю вам полную свободу в выборе методов. Действуйте, как посчитаете нужным. Можете даже не советоваться со мной. Не тратьте времени. Король застыл, ожидая ответа и прожигая камердинера взглядом, полным дикого пламени. Александр крепко сжал плечо Людовика в ответ и кивнул. Его Величество вымученно улыбнулся, его губы подрагивали. Словно чувствуя досаду на самого себя, он тряхнул головой, сделал шаг назад и отошел к кровати, чтобы налить себе еще вина. — Кто донес Вам эту информацию? — стоя к камердинеру спиной, спросил король. — Мадемуазель де Ноай, — нехотя признался Александр. Людовик резко обернулся, его брови были нахмурены. — Вы подвергаете ее излишней опасности. Она не должна быть занята такими вещами. Король вновь осушил бокал в несколько глотков. Александр вздохнул. Он едва сдерживал раздражение и не мог понять, на кого сердился больше: на себя — что допустил подобное, на Рене — что ввязалась в это, или на Людовика — что говорил такие очевидные речи. — Это не было моим распоряжением, сир. Мадемуазель оказалась в нужном месте в нужное время. И справилась лучше, чем я мог бы надеяться. На последней фразе в его голос пробралась нехарактерная для него теплота. К счастью, Людовик был слишком поглощен своими мыслями, чтобы что-то заметить. Он плотнее закутался в халат, словно только сейчас устыдившись своей излишней наготы. — Стоит ли нам отменить завтрашний бал? — Я бы не рекомендовал, сир. Это может насторожить заговорщиков, и они залягут на дно. Либо подумают, что испугались мы. Я не знаю, какая из версий хуже. Людовик кивнул. Он сжал губы в тонкую линию и опустил взгляд в пол. — Со времен Фронды я поклялся, что больше никогда не буду бояться. Но сейчас… мне страшно, — он поднял глаза на камердинера. — Господи, мне так страшно, Александр. — Потому что Вы человек, Ваше Величество. Король кивнул и закусил щеку. Между его бровей залегла глубокая складка. — Вам тоже бывает страшно? — По поводу этой ситуации или вообще? — У Вас на это разные ответы? — из горла Людовика вырвался нервный смешок. Александр чуть помедлил, прежде чем озвучить свои мысли. Вопрос ощущался до странности личным. — Да, — наконец решился честно ответить камердинер. — Тогда по поводу ситуации. — Нет, мне не страшно, Ваше Величество, — твердо сказал Александр, глядя королю в глаза. — Мы справимся. Я справлюсь. — Хотите сказать, что Вы не человек, раз не боитесь? Это бесчеловечно — быть таким холодным. Слова Рене звонким эхом пронеслись в его голове. — Слугам короля запрещено истекать кровью, Вы же знаете, сир, — изогнув бровь, криво усмехнулся Александр. Король сдавленно рассмеялся и налил себе еще один бокал. — Боюсь даже представить, что способно вызвать у Вас страх. Лучше вам не знать, Ваше Величество. Александр мрачно смотрел, как король отошел к окну и начал смотреть на сгущающиеся за окном сумерки. Сегодня они были кроваво-красными.