Cтатуя

Большой канал Версаля мерцал в бледном свете полной луны, сегодня она казалась особенно огромной. В спокойной глубине отражалось ночное небо, а в воздухе клубилось хрупкое предвкушение, когда гондолы грациозно скользили к центру водоема. Это было завораживающее зрелище, наполненное красотой и трепетом. Мягкое звучание голосов смешивалось с нежным плеском чуть заметных волн. Рене смотрела, как придворные аккуратно спускали на воду небольшие свечи. Они шептали беззвучные молитвы, и казалось, что дым уносил их ввысь, где потом они будут парить среди звезд и других небесных тел. Каждый огонек хранил в себе историю, надежду, мечту, тоску. — Вы не загадаете желание, Рене? — мягко спросил Арман, указав на незажженную свечу в руках девушки. Она вздрогнула от неожиданности, переведя взгляд на мужчину, и попыталась улыбнуться. Ранка на губе все еще немного тянула, но Рене упрямо терпела. Граф де Гиш сидел напротив в слегка покачивающейся гондоле и внимательно наблюдал за ней. — Я не уверена, что у меня остались желания, Арман, — честно прошептала девушка, склонив голову. — Его Величество верит, что то, о чем мы попросим, достигнет уха наших близких на небесах, и они сделают все, чтобы эти сокровенные мечты сбылись. Рене тихо рассмеялась. Набожность Людовика была ей не близка. Сама она не промолвила ни единой молитвы с момента смерти матери. Поэтому, даже если король был прав, за ее желание на небесах, скорее всего, даже не захотят браться. Арман протянул огонь своей свечи к ее и поджег фитиль. Девушка приподняла брови. — Если не верите во все это, тогда просто добавьте еще один огонь в сегодняшнюю темноту, — улыбнулся мужчина. — В этом мире так мало красоты. В глазах Рене защипало. Борясь с собой, она опустила голову и кивнула. Девушка высунула руку за борт и аккуратно опустила свечу на воду. Течение начало медленно уносить ее, присоединяя к веренице таких же огней. — Хочу сдвинуться с мертвой точки, — вопреки своим убеждениям, еле звучно прошептала Рене, глядя, как ее свеча отплывает все дальше и дальше от гондолы. Ей просто хотелось изменений. Любых. В худшую или в лучшую сторону, но только бы перестать ходить по этому замкнутому кругу. Ее легкие уже второй день жгло из-за того, что Александр так ее и не проведал после того… происшествия на псарнях. От такого безразличия было невыносимо. Ни ранка на губе, ни царапины на коленях не шли ни в какое сравнение с мучительной тупой болью где-то глубоко внутри от его равнодушия. Рене уже не совсем понимала, где заканчивалась явь, а где начинался сон о событиях того вечера. Ей казалось, что Александр был на псарнях. В ее ушах иногда вновь появлялся этот ужасный хруст поломанных костей, пугающий звук соприкосновения кулаков с мягкой плотью и испуганные визги Катерины. Но, возможно, все это было фантазией, ее разгулявшимся воображением, которое смешало реальные события с желанными. Девушка поймала на себе пристальный взгляд Армана. Он смотрел на нее осторожно, будто боялся, что она в любой момент может сломаться и упасть. Она видела это выражение почти у всех, с кем общалась за последние дни. Они были одновременно правы и неправы в оценке ее состояния. Иногда Рене казалось, что она действительно скоро не будет способна все это выносить, только тяготило ее настоящее, а не прошлое. — Арман, могу ли я задать Вам вопрос о той ночи? — неожиданно даже для самой себя промолвила девушка, будто бы ее разум на мгновение потерял контроль над голосом. Граф де Гиш нахмурился. Его лицо было хорошо освещено благодаря спущенным на воду свечам, в глазах мужчины была грусть, смешанная с удивлением. — Рене, Вы уверены, что готовы говорить об этом? — он поджал губы и немного покачал головой. — Да-да, не беспокойтесь, — поспешно сказала девушка и подалась немного вперед. Она на пару мгновений затихла, спрашивая себя, действительно ли хочет знать ответ. В неведении и сомнениях покой Рене точно не находила. Возможно, его смогла бы принести определенность. Притягательность знания затмила страх перед новой болью, которую оно способно вызвать. Девушка выровняла дыхание. — Арман, многое из того, что происходило, я видела словно в тумане, — тихо начала она, глядя на дно гондолы. — Я была не в лучшем состоянии и потому уже не могу с уверенностью отличить правду от вымысла. Граф де Гиш без слов взял ее руки в свои и слегка сжал, словно пытаясь придать ей чуть больше сил. Рене провела языком по царапине на губе и стиснула руки Армана в ответ. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. — Мне показалось, что под конец появился губернатор Бонтан и набросился на… него, — она не желала лишний раз произносить имя бывшего Великого Ловчего, словно его звучание вновь обмазывало ее грязью. — Было ли это на самом деле? Или тут уже вмешалась игра моего воображения? — Это произошло, Рене. И я рад, что у Вас не сохранилось полного понимания той картины, — серьезно сказал Арман, а затем покачал головой. — Она была брутальна, отвратительна. Александр избил его до полусмерти. Бедная Катерина, наверное, теперь будет видеть кошмары до конца жизни. Из груди Рене вырвался нервный смешок, но она сразу же осеклась, когда Арман удивленно поднял брови. Ее реакция, конечно же, была совершенно неадекватна полученному ответу, но вполне соответствовала внутреннему водовороту эмоций. Она уже ничего не понимала. Он путал ее, сбивал с толку. Словно бурный ураган, Александр раз за разом проносился сквозь ее жизнь, попеременно заставляя то дрожать от холода своей отстраненности, то воспламеняя ее испепеляющим жаром своей страсти. Он был парадоксом, который она пыталась постичь, все еще не до конца понимая, как может один человек удерживать в себе такие противоположные силы. Девушка возвела глаза к звездному небу и горько усмехнулась. Возможно, в этом и был весь смысл. Казалось, холодные стены, которые губернатор возводил, и были созданы, чтобы защитить его самого от жаркой глубины эмоций, что стремились вырваться на свободу. Одно не существовало без другого. Чем более пламенны были страсти, бушующие в нем, тем более толстые стены он строил. Вечная дуальность. Из своих размышлений в настоящий момент ее вернул Арман, когда аккуратно потянул за руки, которые все еще держал в своих. Девушка вновь перехватила его взгляд. Мужчина выглядел взволнованно и даже немного… испуганно. — Рене, между Вами… — выпалил граф де Гиш и запнулся, пытаясь подобрать слова. — Простите, я знаю, что немыслимо о таком говорить, учитывая разницу в Ваших положениях. И все же… Арман опять замолчал. Кажется, эта нерешительность начала раздражать его самого, потому что он громко выдохнул, выпустил ее руки, сжал свои ладони вместе и поднес их ко рту. Сердце Рене стучало в ушах. — Я никогда Александра таким не видел. Никогда. Он был абсолютно не в себе. Мы втроем с принцем Филиппом и шевалье де Лорреном еле его оттащили, — пробормотал Арман таким тоном, словно не верил, что говорит об этом. — Потом он сам отнес Вас во дворец, хотя его руки были разбиты. На любое предложение помощи огрызался и выглядел так, словно готов был повторить расправу. Рене слушала, и с каждым словом приходило ощущение, что воздух становился все жарче и жарче. Ее лицо горело. Страх вгрызался в душу девушки, сильнее сжимая ее грудь. Все становилось слишком реальным, слишком осязаемым, слишком заметным. — Я с того вечера не мог не задаваться вопросом, что заставило его так внезапно потерять контроль над собой, — продолжил Арман, пристально всматриваясь в глаза Рене, и в этом взгляде словно была мольба, чтобы она возразила на все, что он ей говорил. — А вчера ночью он приходил к Филиппу просить самый крепкий алкоголь, который у того был. Я его давно знаю, мадемуазель, очень давно. Это совсем на Александра не похоже. Арман мрачно хмыкнул, его челюсти сжались. — Рене, если я не задам этот вопрос, то его рано или поздно могут задать другие, — граф де Гиш глубоко вдохнул, казалось, что каждое слово для него было препятствием, которое он с трудом преодолевал. — Вы… состоите с Александром… в каких-то отношениях? Нет, но хотела бы. Нереализованные желания — ненаказуемы, ей было не в чем каяться, но менее виноватой от этого она себя не чувствовала. Рене не позволила ни единому мускулу на лице дернуться, хотя внутри у нее все сжималось от волнения. Год назад девушка бы точно не удержала ни дрожи в губах, ни бегающего взгляда, ни нервозности в руках. Но сейчас она была другой. Она была сильнее. Во многом, благодаря ему. Рене рассмеялась. Так звонко и непосредственно, словно граф де Гиш сказал самую немыслимую нелепицу. — Арман, не смешите, — с трудом успокоившись, ответила девушка, на ее губах играла озорная улыбка. — Единственные отношения между нами — это его покровительство. Я даже не назвала бы месье Бонтана своим другом. Слова были горькими на вкус, но она заставила себя сохранять непоколебимое самообладание. — Но его реакция… — неуверенно начал Арман. — Не помню, когда это стремление защитить даму и покарать преступника являлись безусловным свидетельством тайного романа, — девушка удивленно приподняла брови. Арман продолжал испытывающе смотреть на нее, а Рене изображала абсолютное непонимание и озадаченность, словно это выводы графа де Гиша, а не действия Александра были странными и вызывающими недоумение. Наконец, мужчина чуть расслабился и даже позволил себе улыбнуться. — Если так, то я рад это слышать, мадемуазель, — его голос был очень явно пропитан облегчением. — Если бы между Вами было что-то большее и при дворе стало бы об этом известно, все могло бы плохо закончиться. И неизвестно, для кого из Вас хуже. Рене выдохнула. Эхо слов Армана преследовало девушку всю дорогу до ее покоев: пока гондолы плавно плыли к берегу, пока она в одиночестве прогуливалась сквозь сады к дворцу, пока шла его полутемными коридорами. В душе были грусть и пустота. Рене вновь задумалась об оправданности своих желаний. Исход. Какой исход мне нужен? Девушка пыталась представить картину будущего, где Александр отвечает на ее чувства, и с ужасом понимала, что счастливых вариантов она не видит. Их либо не существовало, либо у нее было плохое воображение. Рене посмотрела на высокие своды потолка, пытаясь удержать слезы. Она была эгоисткой. Вела себя инфантильно и безрассудно. Обвиняла Александра, что тот живет в прошлом и будущем, но сама была ничем не лучше — живя только сегодняшним моментом. Она рисковала судьбами их обоих ради неясного даже для нее самой исхода. Он был прав: в своей холодности, в своей отстраненности, в своей сдержанности. Да, ее чувства к нему были сильны. Да, они были искренни и правдивы, но напрочь заглушали голос разума. Хотела бы Рене научиться так же искусно строить стены вокруг себя, как это делал он, чтобы контролировать свои эмоции. В задумчивости она повернула за угол, и ее дыхание застряло в горле. Александр стоял, прислонившись спиной к ее двери, его голова была поднята, и он спокойно смотрел перед собой. Его стройная фигура, линия широких плеч освещалась мягким огнем свечей. Ее взгляд упал к рукам мужчины, они были перебинтованы. Рене замедлила шаг, ее сердце бешено стучало. Губернатор обернулся на звук ее каблуков. Казалось, что само время замедлилось, окружающий мир померк, когда их глаза нашли друг друга. Будто все вокруг сузилось до этого коридора — единственного свидетеля их непроизносимой связи. Эмоции на лице Александра, словно зеркало, отражали ее. Принятие и тоска. Пленительные проницательные океанские глубины его взгляда говорили больше, чем любые слова. Воздух между ними потрескивал от невысказанного желания, невидимая энергия неумолимо притягивала, умоляла приблизиться. И от этого становилось только больнее. — Мадемуазель де Ноай, — тихо промолвил Александр и отошел от ее двери. — Губернатор Бонтан, — Рене впервые использовала в разговоре с ним его должность. Александр задумался, что ему нравится, как это сочетание играет на ее губах, несмотря на то, что его душа изнемогала по звуку ее мягкого голоса, произносящего его имя. Он весь день репетировал этот разговор с ней, но сейчас все мысли оставили его голову. Мужчина просто смотрел на нее и надеялся остаться в этом моменте навсегда. Молчание затягивалось и становилось угрожающе неловким. Рене устало вздохнула и покачала головой. — Пришли спеть мне серенаду, губернатор? — спросила она, пытаясь звучать беззаботно. — Аккуратнее, не дай бог, кто-то нас увидит вместе. И хоть Рене знала, что Александр все сделал верно, в ее душе стояла горечь. Было трудно сопротивляться постоянному стремлению вывести его хоть на какие-то эмоции. Ей придется этому научиться. Мужчина лишь мрачно рассмеялся на ее выпад и отвел глаза в сторону, так ничего и не сказав. Девушка несколько секунд наблюдала за его красивым профилем, а после, не выдержав, просто открыла дверь в свою спальню и пересекла порог. — Я могу зайти, Рене? — услышала она его низкий голос за своей спиной. Девушка обернулась. Александр стоял в проеме, в нескольких сантиметрах от входа в ее покои, словно перед ним была невидимая стена. Она нахмурилась. — Я ведь оставила комнату открытой. — Это означает «да»? — он изогнул бровь. Рене лишь скрестила руки на груди. Губернатор хмыкнул, кивнув, переступил порог и закрыл за собой дверь. Девушка, не давая себе возможности оказаться слишком близко к нему, отошла к туалетному столику, села и принялась распускать волосы из своей пышной прически. Пока Рене боролась со шпильками и лентами, она наблюдала за Александром в зеркало. Он тоже не стремился приблизиться к ней, переместившись в другой конец комнаты и остановившись между ее кроватью и подоконником, словно хотел, чтобы между ними была физическая преграда. Мужчина все еще молчал. — Я удивлена, что Вы просто не вошли через боковую дверь или через тайный проход, как Вы любите, — промолвила Рене, пытаясь заполнить этот безмолвный вакуум. — Помню, весь прошлый год Вам нравилось пугать меня. Александр кинул на нее резкий осуждающий взгляд, и девушка замолкла. — Последнее, что я сейчас хотел бы, это пугать Вас, мадемуазель, — несмотря на эмоцию в глазах, он произнес это крайне мягко, его пальцы аккуратно коснулись цветов асфоделя, все еще лежащих на прикроватной тумбочке. То, как губернатор их касался, как смотрел на них — нежно и грустно, — не оставляло в ее душе больше никаких сомнений, но Рене все равно желала спросить. Почему-то ей было важно, чтобы он это проговорил. — Цветы от Вас? — Какое это имеет значение? Девушка громко выдохнула, закатив глаза. — Вы можете хоть раз ответить прямо? Александр нашел ее взгляд в отражении, Рене видела, как он напряженно стиснул челюсть. — От меня. — Почему асфодели? Потому что это символ забвения? — она продолжала удерживать зрительный контакт с ним сквозь зеркало. — Хотите, чтобы я забыла? Что именно? Псарни? Вас? Наш поцелуй? — Ваш поцелуй. Рене подавила мрачный смешок. Отгораживается даже сейчас. Девушка покачала головой, кусая губы. Через несколько секунд она упрямо вернула свое внимание к отражению и вновь нашла его глаза. — Хорошо. Мой, — твердо сказала она, словно этим принимая всю ответственность за содеянное. Ей показалось, что на миг губы Александра тронула улыбка. Он какое-то время молчал. Его пальцы продолжали нежно бегать по лепесткам, на лице застыло отсутствующее выражение. Губернатор был погружен в размышления. — Я подарил асфодели, потому что их название переводится как «ничто их не превосходит». Это ведь про Вас, разве я не прав? — Александр вновь обернулся к ней, теперь его лицо было точно освещено улыбкой — искренней, светлой, интимной. — Они — отражение хрупкости и стойкости, напоминание, что даже в глубинах тьмы может существовать нежная красота, ждущая своего расцвета. В глазах Рене опять стояли слезы. Она опустила голову и яростно сжала веки, чтобы заставить их уйти. В ее душе поднималась злость. На него — за редкое проявление своих глубинных эмоций, на себя — что не может из-за этого его отпустить. — Может, скажете, зачем пришли? — продолжая давить слезы, холодно и ядовито спросила она, ее пальцы выпустили на свободу последние локоны. — Раз Вы вдруг вспомнили о моем существовании, то это, должно быть, что-то действительно важное. В ответ она получила лишь тишину, отчего горечь и ярость в ней только усилились. — Если Вы пришли за отчетом, то могли бы не утруждать себя, я как раз собиралась его написать и передать Вам. — Я пришел сказать, что отпускаю Вас со своей службы, — ответ Александра хлыстом рассек воздух в комнате. Рене показалось, что ее ударили. Она ошеломленно обернулась. Губернатор стоял с идеально прямой спиной, он смотрел на нее открытым взглядом, полным решительного огня. — Вы более не должны шпионить для меня. Лгать для меня. Не будет больше никаких заданий, — каждое слово резало тишину, казалось, что вокруг летели искры. — Вы свободны, Рене. Вольны распоряжаться своей жизнью, как заблагорассудится. Без тайн, без скрытых мотивов. Чистой перед другими. Она смотрела на него и не могла ничего вымолвить. Ей казалось, что она сейчас просто потеряет сознание от того, насколько нестерпимо больно ей было. Каждая клетка тела ныла и будто умоляла прекратить эту невыносимую пытку. — Если Вы беспокоитесь по поводу моего покровительства, то будьте уверены, оно навсегда останется с Вами, — продолжил Александр, он пытался придать своему голосу мягкость, но получилось вымученно. — Что бы Вам ни понадобилось: деньги, связи, ресурсы — что угодно. Передайте о Вашем желании Роберу — и все будет сделано. Я ничего не попрошу взамен. Еще один удар. Сил Рене хватало только на то, чтобы не разрыдаться. — Вашему слуге? Не Вам? — смогла вымолвить она, ее голос чуть дрогнул. Александр не ответил и отвел взгляд. Это молчание было весомее слов. Девушка глубоко вдохнула, пытаясь унять охватившую ее панику. На удивление, ей это удалось. — А если я скажу, что не хочу уходить с Вашей службы? — спросила Рене, отметив, что ее тон прозвучал твердо, почти дерзко. Александр грустно хмыкнул, продолжая не смотреть на нее. — Я Вам отвечу, что Вы не знаете, чего хотите. — Мы это уже проходили. Вы не можете знать лучше меня, чего я хочу. Губернатор кивнул и вновь поднял голову, посмотрев на нее. — Что ж, тогда воспринимайте это, как исключительно мое желание, — в его тоне появилась сталь. — Я не хочу, чтобы Вы более работали на меня. Рене резко встала. Ее сердце билось в горле. — Почему? — решительно потребовала она. — Почему Вы это делаете? Александр молчал, но взгляда не отводил. Она сделала шаг к нему. — Вам мало меня наказывать? Вы хотите покарать еще? — Я не Ваш каратель, Рене, — тихо возразил Александр и покачал головой. — Вы исчезли! Резко и безжалостно. Просто отрезали меня от Вашей жизни! — воскликнула девушка, устав сдерживать эмоции. — Я не вижу Вас. Ваши распоряжения мне передает Робер. Я не знаю, где Вас найти. Вы не оставили мне ни единого шанса. Он отвел глаза. Слова Рене пробивали всю его возведенную защиту, а чувства вины и сожаления разрывали то, что осталось. Ему казалось, что если он не будет смотреть на нее, не будет видеть этих слез, стоящих в уголках ее глаз, то справиться с этим будет легче. — Служба на Вас была единственной нитью, которая нас еще связывала, но Вы решили разорвать и ее? — голос девушки продолжал терзать все его естество. — За что Вы так со мной? — Бога ради, Рене! — воскликнул Александр и в ошеломлении поднял на нее голову, не выдержав. — Из-за работы на меня Вас чуть было не… Изнасиловали. Он осекся, словно само это слово вызывало в нем боль. — Я не могу даже извиниться перед Вами, — промолвил он, презирая себя, что не способен найти в себе силы сдержать эти невысказанные слова, которые начали выливаться из него стремительным потоком. — Я не могу просить Вас простить меня. Всего этого недостаточно. С того дня я постоянно думаю о том, что могло произойти… Губернатор отвернулся и отошел к окну, уперевшись руками на подоконник. Он глубоко вздохнул. — Я думаю, что было бы, если бы Арман не успел, если бы не услышал Вас, если бы у него не получилось… Александр замолчал. Эмоции душили его, он еще не сталкивался с таким натиском. Он не знал, что с ними делать. Все способы их подавить не работали. — Я… не смог бы жить с собой, — прохрипел губернатор, глядя в звездное небо. — Признаться, я и сейчас не могу. Александр посмотрел на нее через плечо. Рене стояла там же, недалеко от туалетного столика, ее волосы огненным водопадом струились по телу. Она пристально взирала на него, и он каждый раз надеялся увидеть ненависть или презрение в ее глазах, но там были лишь боль и растерянность. Возможно, именно они заставили его вновь заговорить. — Но я хочу, чтобы Вы знали, Рене, что я спас Вас. Конечно, это было не наяву, а потому сложно занести мои действия в какие-то заслуги, — Александр горько рассмеялся и покачал головой, обернувшись к ней всем телом. — Но после этого две ночи и два дня я спасал Вас. Проигрывал в своей голове все сценарии. Был умнее, быстрее, находчивее, решительнее, предусмотрительнее. Я не отправлял Вас на псарни. Я шел туда за Вами. Я не писал тот клеветнический отчет на де Виньерона, не распускал слухи о нем, не снимал его с поста Великого Ловчего. Каждый раз я спасал Вас, Рене. Девушка не знала, что сказать. Такая редкая для него откровенность лишала ее фундамента. Она пыталась убедить себя, что ей нужно поблагодарить его за предоставленную, наконец, свободу и выгнать из своей комнаты. Но предательский осколок надежды сковал ее волю, подчинил разум. Она сделала несколько шагов к нему. — Почему? Почему Вас это так трогает? Александр возвел взгляд к потолку. Он не верил в Бога. Вообще ни во что не верил, кроме силы разума и воли. Но сейчас он молился всем богам, чтобы ему хватило выдержки не сказать правду. — Вы знаете почему, Рене, — прошептал он, как последний трус. Она сделала еще несколько шагов к нему. Александр вытянул вперед руку ладонью к девушке, словно пытаясь ее остановить, но она продолжала приближаться. Губернатор отшатнулся и уткнулся в подоконник. — Не уверена, Вы очень противоречивый человек, — Рене грустно улыбнулась. Из горла Александа вырвался чуть слышный смешок. — С этим не поспоришь, — рука мужчины безвольно опустилась. Девушка подошла к нему на расстояние шага. Губернатор не двигался. Она ждала, давала ему возможность на ответное действие. Любое действие. Прошла дюжина секунд, они стояли и смотрели друг на друга. Единственным звуком было их дыхание. Все последние размышления покинули разум Рене, ее тело было подневольно глупой надежде, которая с каждым мгновением все сильнее рвалась наружу. Очень медленно девушка положила свои трясущиеся ладони ему на грудь, почувствовала, как она прерывисто вздымается, как сердце лихорадочно бьется внутри. Она неспешно начала вести руками вверх. — Рене, — хрипло прошептал Александр и отрицательно мотнул головой, в этом шепоте было предупреждение. — Да, я слушаю, — она смотрела на него, но не прекращала своего движения. Ей нужно было, чтобы он это озвучил, чтобы остановил ее словами. И она бы послушалась, она бы отпустила его. В последний раз. Но Александр молчал, лишь смотрел на нее с мольбой во взгляде. И Рене не могла понять, о чем он ее молит — о продолжении или о прекращении. Ладони девушки добрались до шеи мужчины. Она мягко провела по его оливковой коже, пока одной рукой не зарылась в шелковые черные локоны, а второй — не ощутила легкую щетину на его щеке. Порывисто, пока не успела испугаться, Рене сделала шаг к нему и, потянувшись на носочках, мягко поцеловала. Александр вновь не ответил, его губы оставались такими же неподвижными, как и в прошлый раз. Мраморная статуя древнего бога, холодная и недоступная. Рене оторвалась от его губ и немного отстранилась, заглянула ему в глаза. Она ждала, давала время. Девушка хотела получить в ответ что-то определенное. Что-то финальное. Что-то, что подарит ей ощущение завершенности. Возможность вырваться из этого замкнутого круга. Пусть оттолкнет, пусть уйдет. Главное, чтобы в его ответе больше не было недомолвок. Он смотрел на нее сверху вниз. Не отрываясь, не двигаясь. Рене вновь поцеловала его неподвижные губы. Затем еще и еще раз, пока наконец, со сдавленным стоном, Александр не захватил ее нижнюю губу своими. Девушку пронзила молния, она инстинктивно сжала его волосы в кулаке своей руки. Ладони губернатора сомкнулись на ее талии, мужчина резко притянул ее к себе. Она ахнула в его губы, а он, воспользовавшись тем, что ее рот приоткрылся, углубил поцелуй. В голове Рене будто бы взрывались искры — там не осталось ни единой цельной мысли. Девушка не до конца могла поверить в реальность происходящего, было ощущение, что она сходит с ума. Она ждала этот момент чуть ли не целую вечность и теперь, когда он, наконец, настал, это все походило на сон. Рене представляла поцелуй с ним бесчисленное количество раз, но оказалась совершенно не готова к тому, каким он будет на самом деле. Александр целовал жестко, требовательно, почти грубо, но при этом каждое движение его губ, каждый поворот языка, каждый небольшой укус заставляли ее изнемогать от усиливающегося желания и яркого сырого наслаждения. Она сладко стонала в его губы, а губернатор еще крепче прижимал ее к себе. Рене почувствовала бедром силу и длину его возбуждения, отчего издала особенно громкий стон. Одна его рука покинула ее талию и оказалась в волосах. Он потянул за них и склонил голову девушки под нужным ему углом — его поцелуй стал еще более настойчивым. Рене не знала, сколько прошло времени, прежде, чем им обоим перестало хватать воздуха, но в один момент Александр отстранился, продолжая крепко удерживать ее голову. Девушка затуманенным взором ошеломленно уставилась на него, словно пытаясь определить, реален ли он. Губернатор так же пристально смотрел на нее, в его глазах отражались страх и желание в равной мере, губы были все еще чуть приоткрыты. Он тяжело дышал. Рене, не спуская с него глаз, словно боясь, что если она это сделает, он растворится в воздухе, начала развязывать жабо на его шее. Ее пальцы путались, дрожали, движения становились все более рваными. Наконец, справившись с аксессуаром, она дала ему упасть на пол между ними. Девушка принялась за воротник, быстро расстегнула верхние пуговицы его белой рубашки и, оголив пространство шеи, прильнула губами к месту, где бешено бился его пульс. Александр низко зарычал. Мужчина резко зарылся пальцами в ее волосы и прижал ближе. Допустив брешь в своей защите один раз, он и представить себе не мог, что обрушение пойдет лавинообразно. В его холодных стенах уже не осталось ни одного цельного участка, ее губы ломали остатки крепостных укреплений. Каждый ее поцелуй, прикосновение языка заставляли его рациональную осторожную часть молчать, он весь был во власти эмоций и страстей. Они переполняли его настолько, что он не знал, что делать, кроме как идти на поводу у этого безумия. Александр закрыл глаза, повернул голову и вдохнул запах ее волос, пьянея теперь уже чуть ли не окончательно. Рене продолжала настойчиво целовать его шею, подбородок, ее руки боролись с пуговицами его верха. Когда пальцы девушки стремительно потянулись вниз, чтобы достать подол его сорочки, рациональная часть в нем резко проснулась, словно от удара пощечины. Он перехватил ее руки и отнял от себя, отстраняясь от жара ее губ. Александр сделал шаг в сторону, пытаясь создать между ними хоть какое-то подобие дистанции. — Не могу. Я не могу… — прошептал он, тяжело дыша и качая головой, его глаза были устремлены в пол. Рене вырвала кисти из его слабого захвата и опустила ладони на его скулы, заставив мужчину посмотреть на нее. Ее изумрудные глаза, полные одновременно отчаянного испуга и решимости, встретились с его, потемневшими от желания, но одолеваемыми сомнениями. — Можете. Вы можете, — жарко зашептала она. — И хотите. — Это неправильно, — он продолжал сопротивляться, хотя от этого болело все его тело и даже душа. — Вы ведь только что… — Я хочу Вас! — Рене… — Я. Хочу. Вас, — громко и раздельно проговорила девушка, словно обращаясь к ребенку, их лица были в сантиметрах друг от друга. — Вы просто хотите забыть, — горько прошептал Александр, опустив голову. — Конечно, я хочу забыть. Но это не имеет никакого отношения к тому, как сильно я хочу Вас, — Рене провела рукой по его очерченной высокой скуле и вновь подняла взгляд мужчины на себя, ее хватка на его лице стала более жесткой, чуть ли не болезненной. — Александр, черт бы Вас побрал, я хочу Вас уже почти год! И хотя для него признание девушки не было неожиданностью, слышать, как она говорит об этом — так просто и так искренне, — было равнозначно эффекту тарана в ворота замка. Его сердце бешено стучало, губы сами приоткрылись. Он удерживался на последних нитях здравого смысла. — Проявите ко мне милосердие! — тихо прошептала Рене, в ее глазах была мольба. В этот момент оборвалось все. Последний, самый сильный аргумент — почти сформировавшаяся в его голове мысль о Людовике и о том, насколько они непростительно поступают по отношению к нему, умерла внутри, так и не успев толком родиться. Чувство долга и благородство были забыты, словно их никогда и не было. Александр с хриплым стоном вновь впился в ее губы, еще яростнее, чем в первый раз, ее рот послушно открылся ему, и он с готовностью овладел им. Рене издавала самые сладкие звуки, которые он когда-либо слышал, — слаще, чем в его снах и в мечтах. Мужчина плотно прижал ее к себе и принялся развязывать шнуровку ее лифа. Несмотря на полную потерю контроля, он двигал пальцами быстро и отточенно. Деталь гардероба упала к ногам. Александр оторвался от губ Рене и посмотрел на нее. Долгим, открытым взглядом, будто впервые разрешив себе это сделать по-настоящему. Девушка почувствовала, как по телу начали бегать мурашки. Губернатор провел рукой по ее лицу, по линии шеи. Когда он дошел до ключиц, то начал чертить их изящные контуры уже двумя руками с противоположных сторон. Казалось, он хотел почувствовать и запомнить каждый сантиметр ее кожи. Рене только и могла, что смотреть на него распахнутыми глазами, ее грудь прерывисто вздымалась, когда Александр проводил ладонью вдоль ее декольте. Из горла девушки вырвался хриплый вздох. Он прорычал в ответ и, резко схватив ее за плечи, впился губами в ее шею. Рене отвела голову, открываясь ему, сдаваясь на его милость, словно признавая его власть над собой. Поцелуи Александра почти напоминали укусы, девушка в исступлении дышала после каждого, зарывшись рукой в его волосы и притягивая ближе к себе, не желая позволять ему закончить эту сладкую пытку. Бедрами она все плотнее прижималась к его возбуждению, грудью — к его торсу. Расстегнутые рубашка и камзол губернатора мешали до конца прочувствовать твердость его мышц. А ей нужно было больше. Рене с раздражением схватила их и рывком стянула с плеч мужчины, одежда застряла в районе его локтей, она в досаде зарычала. Александр рассмеялся ей в шею, дыхание обожгло кожу. Он отстранился от нее и, продолжая улыбаться, закончил начатое ею, стащив верх со своих рук и отбросив его на пол. Теперь была ее очередь смотреть, и губернатор как будто давал ей такую возможность. Его широкие плечи, плоская грудь и живот с изящно развитой мускулатурой, дорожка волос, теряющаяся за поясом штанов. Рене не удержалась и в предвкушении закусила губу. Он опять рассмеялся, ступил к ней и бережно взял ее лицо в свои ладони. Ткань, которой были перебинтованы его костяшки, слегка щекотала ее щеки. Этот поцелуй был нежным, ласкающим, трепетным, как теплые волны, словно Александр пытался немного притушить пожар, учиненный им же, чтобы она не сгорела в нем окончательно. Мужчина провел руками по ее телу вниз, пальцы аккуратно работали со шнуровкой юбки девушки, пока она не упала на пол. Теперь губернатор сосредоточенно занимался ее корсетом — тут узлы оказались замысловатей, а потому времени уходило гораздо больше. Из его горла вырывались все более нетерпеливые и раздраженные вздохи, а поцелуй становился вновь глубже и жестче. Рене вжималась в него грудью, мечтая, чтобы Александр, наконец, избавил ее от всех преград, чтобы она почувствовала его в полной мере. Девушка сдавленно всхлипнула. — Пожалуйста… — прошептала она в его губы. Дыхание Александра перехватило, и он резко дернул. В следующую секунду Рене услышала треск порванных нитей шнуровки, ее тело пело от освобождения из тисков корсета. Платье начало спадать с нее, пока не оказалось на полу. Губернатор вновь отстранился от девушки и сделал шаг назад, упершись в кровать. Теперь он даже не трогал ее — только смотрел на тело Рене, скрытое лишь полупрозрачной тканью пеньюара, уже не боясь задерживать взгляд в районе ее груди, смотреть, как маняще топорщатся стоячие соски, проводить глазами по линии бедер. Рене хотелось, чтобы Александр вновь притянул ее к себе, но он был словно зачарован, в его взоре бурлили одновременно животные страсти и возвышенность человека, смотрящего на какое-то божественное проявление. Рене сама сделала шаг к нему и, не отрывая взгляда от омута глаз губернатора, принялась работать с его ремнем. Он не останавливал ее. Они будто застыли в этом зрительном контакте, не до конца осознавая все, что было за его пределами. В ушах Рене стоял шум, в голове была небывалая легкость, ей казалось, что она парит. Девушка расстегнула штаны мужчины и медленно спустила их, высвобождая его. Возбуждение Александра уткнулось в ткань, прикрывающую ее живот. Губернатор нежно провел тыльной стороной ладони по лбу Рене, убирая выбившиеся пряди ее огненных, уже чуть влажных, волос. Девушка, не отрывая от него взгляда, провела вверх руками по торсу мужчины, наслаждаясь очерченностью его мышц и шелком кожи. Она надавила на его грудь, и Александр осел на кровать, Рене взобралась на его колени сверху. Девушка прильнула к его губам, целуя с той же яростью, с какой он целовал ее. Губернатор же руками упирался в простыни, предоставляя ей полную свободу, и она ею пользовалась, изучая его шею, плечи, грудь, живот, ниже. — Рене, — прохрипел он ей в губы. Она оторвалась от него, не спуская с мужчины глаз, вбирая в себя эту картину — как он глубоко дышит, как прерывисто вздымается его грудная клетка, какие расширенные у него зрачки, сколько в них сырого необузданного желания. Девушка взяла его правую руку и положила к себе на бедро. Губы Александра приоткрылись, он крепко сжал ее нежную кожу, пальцы стали перебирать ткань пеньюара, задирая его, пока он не был собран на животе. Рене улыбнулась, когда вторая его рука сама легла на внутреннюю часть ее бедра. Он начал гладить этот чувствительный участок, и она запрокинула голову назад. Его пальцы дотронулись до ее влажных складок, и девушка вскричала, подавшись бедрами ему навстречу. Он усилил свою хватку, чтобы остановить ее движения. Рене положила руки ему на плечи, скрестив их за его шеей в замок. Ее тело дрожало, пока он вымучивал из нее все больше удовольствия своими пальцами. Она постанывала и выгибалась, и Александр иногда отвечал на это собственным низким рычанием. Их взгляды вновь встретились. Рене не знала, что он увидел там, но в следующую секунду с грудным низким первобытным звуком губернатор резко притянул ее за бедра к себе, его возбуждение коснулось входа девушки. Он остановился и отпустил ее, вновь упершись руками в простыни. Серые глаза мужчины продолжали прожигать ее диким огнем. Рене закусила губу и начала медленно опускаться на его член, дразня и терзая этим их обоих. Из ее горла вырвался стон, Александр закинул голову назад и тяжело дышал, но не пытался ни поторопить ее, ни дернуться навстречу. С каждой секундой он был все глубже и глубже в ней, и ей казалось, будто она по кусочкам собирает себя. Рене опускалась, так долго, насколько могла. В нижней точке с ее губ сорвался сдавленный всхлип, она почувствовала пульсацию в себе, и в ту же секунду рука Александра легла на ее щеку. Он заставил ее посмотреть на себя, и она с готовностью повиновалась. Его лицо было сосредоточенным, на лбу выступила испарина, глаза впервые казались не серыми, а черными. Губернатор провел большим пальцем по ее губе, смахивая небольшую кровавую капельку, которая сочилась из ее ранки, вновь открывшейся от их страстных поцелуев. — Вы умница, — ее слух ласкал его низкий шепот. Живот скрутился в сладкой истоме, все тело обдало жаром. Рене простонала и начала двигаться. Рука Александра все еще была на ее щеке, он не отрывал от нее взгляда, почти не моргал, словно не хотел пропустить ни единой секунды ее страстного танца на нем. Темп нарастал, ее груди прыгали. Мужчина провел ладонью вниз по ее лицу к шее, к ключицам, достиг плеча, положил другую руку на второе. Он начал медленно спускать пеньюар с плеч, стремясь обнажить ее окончательно, его дыхание было рваным, прерывистым. Она продолжала держать его за плечи, потому ткань застопорилась в районе локтей и дальше не шла. Александр, еще несколько раз дернув, издал раздраженный рык. — Рене, или Вы мне поможете, или останетесь с еще одним рваным элементом одежды, — в его глазах горел безудержный огонь. — Рвите, — пролепетала девушка, не прекращая своих движений, ей почти не хватало воздуха. Хриплый смех, резкое натяжение, треск ткани. Рене почувствовала, как ее грудь соприкоснулась с жарким воздухом между ними. Александр притянул ее за спину ближе и сомкнул губы на ее соске. Она вскрикнула и, кажется, утратила любую способность связно изъясняться. Его язык описывал сложные движения, идеально ласкал чувствительную кожу. Губы терзали, покусывали. Он будто знал с точностью, когда нужно усилить давление, когда увеличить темп. Знал каждое ее желание, каждую, даже самую темную часть разума. Рене двигалась все быстрее и быстрее на нем, из горла продолжали вырываться сладкие стоны. Ей хотелось, чтобы он взглянул на нее. Чтобы видел ее в этот момент. Девушка зарылась пальцами в его волосы и немного потянула. — Посмотрите на меня, Александр, — хрипло прошептала она. Мужчина поднял на нее голову. Его губы были чуть влажными, глаза такими темными. Его взгляд встретился с ее. Сердце и легкие девушки обдало огнем, движения стали отчаянными, хаотичными. Грудь металась вверх-вниз. — Вам нравится то, что Вы видите? — Безумно, — прошептал Александр, его голос проникал, казалось, сквозь каждую клетку тела, воспламеняя ее. — Расскажите мне, — она еще сильнее зарылась в его волосы. — Вы прекрасны, Рене. Руки Александра опустились на ее бедра. Он ощутимо надавил, заставив ее чуть изменить угол. Девушка в удивлении простонала, когда с каждым движением его член стал дотрагиваться внутри до новых чувствительных участков. Острота была почти невыносимая. Рене выгнулась в спине и закинула голову назад, держась вытянутой рукой за его шею, лаская свою грудь ладонью, позволяя ему задавать направление ее движениям. — Меня сводит с ума, как Вы двигаетесь, — сквозь гул в ушах донесся до нее голос Александра. — Как Вы выгибаетесь. Как Вы стонете. Как Вы смотрите на меня. Как Вы позволяете себе чувствовать. Его хватка на бедрах стала еще сильнее, он полностью перехватил контроль над ее движениями. Он задавал скорость, угол, глубину. Рене могла лишь сдаться ему и ловить эти невероятные ощущения, что проносились сквозь нее. В ее голове было до прекрасного пусто. Она растворялась в своих эмоциях. Тело все больше дрожало, напряжение собиралось внизу живота. Она стонала с блаженной улыбкой. — Отдайтесь. Отдайтесь моменту. Мне. Подарите мне Ваш оргазм, — Александр, сам тяжело дыша, внимательно и сосредоточенно наблюдал за ее экстазом. — Не останавливайтесь. Отпустите себя. Рене стонала все громче с каждой его фразой. Он опустил руку на ее щеку и, дождавшись, когда она посмотрит на него, вкрадчиво и нежно сказал хриплым голосом, пристально глядя в глаза: — Умница. Рене вскрикнула. Александр почувствовал как ее стенки яростно сжались вокруг него, ее бил мощнейший спазм. Она выгибалась и бесконтрольно стонала. Картина была настолько прекрасна, что ему казалось, он может достигнуть разрядки, просто наблюдая за ней. Поэтому он заставил себя закрыть глаза и думать о самых неприятных вещах, которые с ним происходили, и воспоминаниях, доставляющих ему наибольший дискомфорт, чтобы подавить силу своего возбуждения. Из этого положения ему было бы сложно вовремя из нее выйти. Он и так сделал с десяток недопустимых поступков, губернатор отчаянно не хотел обесчестить ее окончательно. Она опала на него, ее лоб опустился на его плечо. Девушка дрожала, дыхание вырывалось рваными порциями. — Александр, Александр, Александр, — задыхаясь шептала Рене в его кожу, спускаясь с высоты своего блаженства. Он нежно поцеловал ее в щеку и погладил по волосам, по спине, по изгибу поясницы, кончиками пальцев ловя все ее мурашки. — Вы были прекрасны, Рене, — улыбнулся Александр ей в висок. Член все еще болезненно пульсировал внутри девушки, он глубоко дышал, пытаясь его игнорировать. Рене подняла голову и встретилась с ним взглядом. Боже, как дико, прекрасно и счастливо она сейчас выглядела. У Александра перехватило дыхание. Без слов, она аккуратно высвободилась из его некрепкой хватки, и мужчина в ошеломлении наблюдал, как девушка сползла с него и опустилась на колени. Он пытался ее остановить, сказать, что ему не нужно освобождение, что она не должна этого делать, и уж точно не так, но не успел. Он вновь был в ней. Все его благородные мысли тут же оставили голову, Александр не смог бы заставить себя отказаться от этого сейчас даже под угрозой казни. Ее голова двигалась вверх-вниз по его длине. Губернатор сжимал простыни и стонал сквозь зубы. Мышцы его пресса были напряжены и еще лучше проступали в тусклом свете свечей. Действия Рене были неумелыми, но почему-то от этого он возбуждался еще сильнее. — Для Вас подобное впервые? — прохрипел он, сам не понимая, почему ему так важно это знать. Рене посмотрела на него из-под своих длинных ресниц, все еще продолжая двигаться по длине его возбуждения. Смесь ее невинного вида и непристойного акта вызывала в его теле сильную дрожь. Она ненадолго лишила его жара своего рта и прошептала: — Да, месье. Александр прорычал от ее признания. Ее губы и язык тут же вернулись к нему, а он, не в состоянии себя остановить, зарыл руку в ее волосы, управляя ее движениями, задавая темп и контролируя глубину. Она приглушенно простонала, выбивая последний фундамент из остатков его рассудка. Возбуждение увеличивалось скачкообразно, мышцы скручивались в яростных сладких судорогах. Он сжал простыни, кажется, на этот раз порвав и их, и откинул голову назад, уставившись в ночное небо за окном. Александр смотрел на Луну и звезды, его тело била дрожь, он утробно простонал и дернулся с последним, самым сильным спазмом. Ему казалось, что его душа возносится туда, на этот темный небосклон, чтобы зависнуть вне времени и пространства. Он парил, казался себе таким свободным. Он чувствовал себя счастливым, хоть и знал, что эта иллюзия продлится только до утра.