Cтатуя

Его рубашка насквозь промокла от дождя и слез. Гроза застала их с мадемуазель де Понс Эдикур на обратном пути ко дворцу. Ливень начался внезапно, тяжелые капли обрушились на них почти мгновенно. Александр не мог позволить себе бежать — должность и авторитет накладывали определенные обязательства. Он размеренно шел сквозь непогоду, гордо приподняв голову и расправив плечи, дождь застилал глаза. Губернатор надеялся, что Бонна поспешит к Версалю, оставив его позади, но девушка упрямо держалась рядом. С ее густых черных волос очень быстро начала ручьем стекать вода, словно она искупалась в пруду, возле которого они встретились, с головой. Пряди липли к лицу, мокрое платье обтягивало изгибы, оставляя немногое додумывать воображению. Редкие придворные, которые так же неудачно оказались на улице во время грозы, кидали на нее оценивающие взгляды. Бонна не смотрела на них, ее взор был устремлен четко прямо, брови нахмурены. Устало вздохнув, Александр накинул на плечи девушки свой тяжелый черный сюртук. Она подняла на него голову, на ее губах играла легкая благодарная улыбка, пальцы трепетно пробежались по плотной ткани. Губернатор коротко кивнул и быстро отвернулся, надеясь, что не поселил в душе мадемуазель де Понс Эдикур ложной надежды. Она все еще периодически шмыгала носом, хоть дождь и замаскировал остатки ее слез. Он довел Бонну до ее покоев. Девушка открыла дверь и обернулась к нему. Повисло неловкое молчание. Александр отвел взгляд и переступил с ноги на ногу, пытаясь придумать, что сказать на прощание. Мимо прошли несколько слуг. Они с интересом посмотрели на них и поспешно зашагали дальше, перешептываясь. Губернатор сжал челюсть, пытаясь предугадать, как скоро ему придется пресекать слухи о его тайном романе с мадемуазель де Понс Эдикур. С другой стороны, ему гораздо легче было бы бороться с молвой о том, чего не существует, чем о том, что произошло на самом деле. Образ Рене в тайном проходе вновь возник в памяти, картина ее обнаженной груди заставила его щеки пылать. Бонна взяла его за руку, а он не смог никак сопротивляться, так не вовремя поглощенный фантомами желания. — Благодарю Вас, Александр, — прошептала девушка своим мелодичным голосом. — За что? — на автомате спросил губернатор, мысленно все еще пребывая в тайном проходе. — За искренность, — Бонна сжала его ладонь. — Что не играли моими чувствами. Что сказали правду. Ее ответ вырвал его из глубины собственных мыслей. Он удивленно приподнял брови и тихо рассмеялся. — Кажется, Вы первый человек, который благодарит меня за это, мадемуазель, — он посмотрел в ее глаза и тут же пожалел. В них он увидел еще больший интерес, чем раньше. Еще более сильное желание. Восхищение, которое он не заслуживал. Томление, до ужаса его пугающее. — Я рада быть первой, — прошептала Бонна, даже не пытаясь скрыть эту попытку флирта, и ступила чуть ближе. Ее вторая рука аккуратно легла на его шею, ногти девушки слегка прошлись по коже. Александр застыл, в ошеломлении размышляя, где она находит столько мужества или безрассудства, чтобы совершать такие раскованные и откровенные поступки у всех на виду — в общем коридоре, пусть сейчас и пустынном. Неужели, чтобы обрести подобную смелость, достаточно оставить на месте своей репутации лишь руины? Он сглотнул, пытаясь понять, как высвободиться из хватки девушки, не ранив ее чувства. Он не хотел вновь становиться причиной ее слез. — Не желаете ли зайти внутрь, месье Бонтан? — Бонна вновь слегка провела ладонью по его шее. — Отец прислал мне восточные сладости с парижской ярмарки. Я бы хотела угостить Вас в знак благодарности за Вашу доброту и чуткость ко мне. Возможно, его разум уже окончательно вышел из-под контроля, смешивая реальность и воображение, но Александру казалось, что она говорила с характерным соблазнительным придыханием, а улыбка на ее лице приняла оттенок лукавства. Губернатор внимательнее вгляделся в лицо девушки. Бонна действительно была красива. Ее огромные оленьи глаза он и вовсе мог бы назвать уникальными. Таких не было ни у кого во дворце. На секунду Александра объяли сомнения. А собственно, почему бы и нет? Он вспомнил, как Жюль самозабвенно рассказывал, что лучшее средство для того, чтобы забыть прошлого любовника, — это завести нового. Тогда речи приятеля губернатору порядком досаждали — он не особо любил говорить о сердечных делах, но сейчас совет казался почти здравым. Возможно, это и вовсе просто приглашение вежливости, только и всего. Александр был почти готов согласиться. Он даже открыл рот. Бонна, терпеливо наблюдая за ним, приоткрыла губы в ответ. И в этот момент губернатор вспомнил все разы, когда ему приходилось вытягивать того же Жюля из неприятных и пикантных ситуаций, когда его очередная интрижка терпела оглушительное фиаско. Иногда даже тайными ходами. Вспомнил, как шевалье де Лорен весь в слезах пришел к нему однажды вечером, сообщив, что он уже несколько дней нигде не может найти принца Филиппа, и как он в такую же отвратную погоду, как сегодня, забирал того в бессознательном состоянии с его безудержных оргий в самых сомнительных борделях Парижа. Вспомнил выражение немой боли и отчаяния на лице Марии Терезии, когда они застали Людовика в постели с Генриеттой. Александр почувствовал гнев и отвращение. Это не я. Он не хотел быть похожим на них. Что бы ни последовало за его согласием на приглашение мадемуазель де Понс Эдикур — это будет временное облегчение, мимолетное обезболивающее. Но в итоге он лишь обманет себя. Введет в заблуждение Бонну. И предаст память о связи с ней. — Благодарю, мадемуазель де Понс Эдикур, — прошептал он, аккуратно снимая ее руку со своей шеи. — Но Вам нужно согреться и переодеться. Я никогда себе не прощу, если согласившись, стану причиной Вашей болезни. Он заметил, как в глазах девушки промелькнули разочарование и печаль и, чтобы смягчить удар от своего нового отказа, мягко поцеловал ее ладонь, после быстро отпустив. — Желаю Вам приятного окончания дня, Бонна. Александр поклонился и, деликатно высвободив свою кисть из ее захвата, быстро удалился в глубине коридора, напрочь забыв о своем сюртуке, так и оставшемся на ее плечах. Он свернул за угол и, радуясь отсутствию посторонних, хотел было уже юркнуть в темноту тайного прохода. Рассекать пространства Версаля в насквозь промокшей сорочке, открывающей слишком детальный вид на мышцы его торса, желания у него не было никакого. — Александр, Вас-то я как раз и ищу! — услышал он за своей спиной, стоило ему только занести руку, чтобы нажать на характерный узор на стене, открывающий вход в секретные коридоры. Губернатор обернулся. Людовик стремительно приближался к нему в сопровождении двух швейцарских гвардейцев. Чем ближе он был, тем сильнее приподнимались брови короля. Александр по привычке приосанился и расправил складки своей мокрой одежды, хотя прекрасно понимал, что его действия почти ничего не изменят. — Прошу прощения за мой неподобающий вид, Ваше Величество, — поклонившись, промолвил мужчина, когда Людовик остановился в нескольких шагах от него. — Гроза застала меня на улице. — Не извиняйтесь, губернатор, — покачал головой король, продолжая с интересом его рассматривать. — Могу сказать, что Вам идет некая расхлябанность. Его Величество сказал это с совершенно серьезным лицом, но не смог сохранять его дольше нескольких секунд. Его губы начали медленно растягиваться в широкую улыбку, пока он, наконец, не рассмеялся. Александр хмыкнул в ответ. — Не поощряйте меня, сир, — криво усмехнулся губернатор. — Я ведь могу поверить и ходить так всегда. Смех Людовика стал еще раскатистей. Король закинул назад голову, возможно, представляя чистый шок на лице всегда чопорного и аккуратно одетого Жан-Батиста, если бы Александр начал посещать Королевские советы в своем сегодняшнем виде. Признаться, визуализация этой картины забавляла Александра не меньше. — Оставьте нас, пожалуйста, — отсмеявшись, тихо попросил Людовик. Гвардейцы почтительно поклонились и проследовали дальше по коридору. Александр дождался, пока их идеально ровные спины не скроются за углом, прежде чем спросил: — Что-то серьезное, Ваше Величество? — Нет и да. Выглядит как сущая глупость, но это важно. Для меня. Людовик указал рукой в сторону боковой галереи и медленно зашагал туда. Лицо короля вновь стало серьезным, если не сказать потерянным. Александр проследовал за Его Величеством, чувствуя странное волнение. Он сложил руки за спиной. Какое-то время они шли молча. Губернатор смиренно ждал, когда Людовик заговорит. Дождь наотмашь бил в высокие окна. — Я хочу попросить Вашей помощи в весьма деликатном вопросе, — прошептал король, его голос лишь едва пробился сквозь шум стихии. — Я слушаю, — так же тихо сказал Александр, искоса взглянув на монарха. — Мадемуазель де Ноай. Как только ее имя сорвалось с губ Людовика, сердце губернатора моментально ускорило свой ритм. Десятки догадок начали формироваться в его голове, но больше всего пугала одна. Он ведь не мог узнать. Ладони Александра вспотели. Он тяжело сглотнул. Нет. Людовик не вел бы себя так доверительно и душевно с ним, словно со старым другом, будь это то, чего он страшился сильнее всего. Мысль принесла одновременно успокоение и усилившиеся терзания вины. Он не был достоин дружбы с королем. Не заслуживал его доверия. — Что она уже натворила? — спросил Александр с как можно большим безразличием, прикрывая им нарастающее смятение в своей душе. Король резко остановился и повернулся к нему всем корпусом. Он закусил нижнюю губу, как делал в юности, когда был расстроен или неуверен в чем-то. Людовик уткнул руки в бока и покачал головой. — Господи, мне даже неловко говорить об этом… Его Величество резко выдохнул и раздраженно хмыкнул, уставившись в пол. Он устало провел рукой по лицу и несколько раз открыл и закрыл рот, словно подбирая слова. Александр нахмуренно взирал на Людовика, сердце билось в горле. — Она… охладела ко мне, — прошептал король, подняв на него голову. — Чем больше дней проходит, тем очевиднее это становится. Губернатор ощутил шум в ушах. Волна эмоций захлестывала с головой, внутри бурлило море чувств. Слова Людовика отдавались в его сознании, каждый слог находил отклик глубоко в душе. Король смотрел на него глазами, полных печали и какой-то почти детской обиды, но Александр, как последний предатель, чувствовал только теплый, лучистый свет, который начал распространяться по всему его телу, наполняя каждую частичку его естества новой жизненной силой. Словно спящий огонь разгорелся с такой силой, какой он еще не знал. То, что происходило в его сердце, было настолько неправильно по отношению к Людовику, что Александр испугался самого себя. Он себя не узнавал. — Боюсь, я не лучший человек, с которым можно поговорить об отношениях, — быстро сказал он, больше всего на свете желая закончить этот разговор. — Но Вы лучший человек, если нужно кого-то найти или что-то узнать, — твердо сказал король, в его глазах горело опасное пламя. — Боюсь, я не совсем понимаю, Ваше Величество. — Все дело в этих новых людях, с которыми она экспериментировала. Я уверен. Видимо, один из участников ее экспериментов ей сильно понравился. Я хочу, чтобы Вы узнали, кто он, — Людовик зло оскалился и следующую фразу фактически выплюнул: — Хочу понять, кто же оказался для Рене лучше меня. Александр застыл, пытаясь придумать, что ответить. Человек, которого искал король, стоял перед ним. Прятался у него на виду. Сердце губернатора билось уже настолько громко, что заглушал этот стук только буйный танец грозы, барабанящий в окна. Он сделал глубокий вдох. — И что Вы… — голос прозвучал слишком хрипло, Александр прочистил горло. — Ваше Величество, что Вы собираетесь сделать с ним, когда узнаете? — Отошлю со двора, — прорычал Людовик, разведя руками. — Как минимум. Ответ короля отозвался в сознании губернатора шлепком пощечины. Он ошарашенно посмотрел на Его Величество, неосознанно отступив на шаг назад. — Право, сир... Не кажется ли Вам, что это слишком радикальный ответ? — Александр из последних сил сохранял спокойный тон, хотя в его душе бушевала даже большая стихия, чем за окном. — Если я правильно помню, Вы дали мадемуазель свободу. Да и помешает ли отлучение от двора этого загадочного любовника ей видеться с ним? Это может привести к тому, что мадемуазель де Ноай также покинет двор. По собственному желанию. — А я не отпущу ее! — рявкнул Людовик. — Его же изгоню из страны, если понадобится! Король выглядел почти безумно. Александр не помнил, видел ли он когда-либо его в таком состоянии. Его Величество схватился за голову, золотистые локоны упали на лоб, и он раздраженно их смахнул. Людовик поднял глаза на губернатора и, видимо, заметив в его взгляде выражение чистого шока и обеспокоенности, сделал несколько глубоких тяжелых вздохов, пытаясь успокоиться. — Боже, я не знаю! Я не знаю, Александр. Может, я и вовсе ничего не сделаю, — уже гораздо тише промолвил король, с отсутствующим видом яростно потирая бровь. — Я не привык к такому. Не привык быть… отвергнутым. — Разве мадемуазель Вас отвергла? — губернатор с трудом нашел свой голос, чтобы выдавить из себя этот вопрос. — На словах — нет. Но в своих действиях — уже десятки раз. Людовик печально улыбнулся. Александр вновь ощутил его. Это предательское яркое чувство удовлетворения. Откровение, что все во Франции было во власти Людовика, кроме сердца Рене, вызывало в нем извращенную эйфорию, которую он с трудом пытался совместить с собственным пониманием о чести и верности. Не получалось. Его эмоции были насквозь пропитаны жестокой иронией. Сама радость, которую Александр испытывал, радость, проросшая из почвы грусти его друга, его повелителя, оставляла горький привкус на языке. Губернатор не знал, что сказать. Людовик смотрел в пол. Воздух вокруг них потяжелел, наполнился неприятным напряжением. — Я должен знать, Александр. Просто должен, — король внезапно подошел к нему вплотную, вырывая губернатора из его мрачных размышлений. — Иначе я сойду с ума. Я подозреваю уже всех. Даже своего брата. — Даже меня? — хрипло спросил Александр, не отрывая взгляда от янтарных глаз Его Величества. Людовик улыбнулся. Вновь искренне и душевно. Он положил руку ему на плечо и крепко сжал. — Нет. Вас — нет. В Вас я уверен, — твердо сказал король. — Всегда. Александр тяжело сглотнул. Ему хотелось провалиться сквозь землю. — Вы поможете мне? — почти взмолился король, продолжая удерживать его плечо. — Ваша просьба предполагает слежку. Вторжение в личную жизнь, — промолвил Александр, язык двигался с трудом, голова казалась чугунной. — Злоупотребление доверием. — Я понимаю. Знаю, что ставлю Вас в неудобное положение, — Людовик вновь закусил губу. — Мадемуазель де Ноай — не чужой для Вас человек, учитывая Вашу длительную совместную работу. Сердце Александра проваливалось все ниже и ниже. Не чужой человек. Мир вокруг него словно расплывался, сама ткань реальности искажалась, пока он боролся со своими внутренними демонами. Родной. Самый родной на этой земле. — И все же я прошу Вас, — хватка Людовика на его плече стала еще крепче. — Никому, кроме Вас, я не могу это доверить с такой же уверенностью в результате. — Я помогу Вам, Ваше Величество, — Александр услышал свой ответ откуда-то издалека. Он говорил на автомате, не до конца понимая ни как собирается реализовывать свое обещание, ни как жить дальше со своей беззастенчивой ложью королю. На лице губернатора не отразилось ни единой противоречивой эмоции. Оно предстало привычной спокойной учтивой маской. Людовик улыбнулся немного шире. — Благодарю, — облегченно выдохнул Его Величество. — Возможно, я смогу вновь спокойно спать по ночам. Александр лишь кивнул, чувствуя, как на месте его совести начинает образовываться огромная зияющая дыра. — Что ж, думаю, мне нужно отпустить Вас переодеться, — король убрал руку с его плеча и отступил на несколько шагов назад. — Версаль точно рухнет, если Вы заболеете по-настоящему. Александр вымучил из себя небольшой смешок и поклонился. — Приложу все силы, чтобы этого не случилось, Ваше Величество. Людовик, напоследок одарив его легкой улыбкой, еще раз кивнул и проследовал дальше по галерее. Александр проводил его тяжелым взглядом. Он тоже принялся идти. Ноги казались ватными. Разум был в напряжении. Его мутило и впервые за долгое время в глазах стояли слезы. Он сдерживал их, яростно сжимая челюсть. Теперь он ощущал себя не просто предателем. Мошенником. Наперсточником. Он все глубже и глубже погружался в слои своего вранья и не знал, как найти из него выход. Что мне оставалось делать? Было ли другое, более достойное, более изящное решение? Если бы он не взялся за просьбу Людовика, тот бы не остановился на этом. Поручил бы ее кому-то другому. Франсуа де Вильруа или, что еще хуже, Гуго. Губернатор не мог этого допустить. Это было слишком опасно. Он должен был защитить себя. Защитить Рене. Это было неблагородно, но разумно. Александр с размаху ударил по узору, который открывал тайный проход, надеясь, что боль в ладони хоть немного заглушит его угрызения совести. Он погрузился в темноту. Губернатор молился всем богам, чтобы на пути к своим покоям вновь не встретить ее. В последнее время он начал молиться слишком часто. Вправо. Еще раз вправо. Длинный прямик. Влево, в незаметную глубокую нишу. Вверх по лестнице. Еще раз вправо. Прямо. С облегченным выдохом он открыл потайную дверь в свою комнату, желая наконец выбраться из промокшей одежды. Александр на ходу расстегивал рубашку, но остановился, не сразу заметив, что был в спальне не один. Робер неловко прочистил горло. Он неподвижно стоял у его письменного стола, сложив руки за спиной. Александр покачал головой. — Помнится, я говорил Вам, чтобы Вы заходили в мои покои, когда меня там нет, только если это что-то очень важное. — Конечно, месье, — старик учтиво кивнул. — Это такой случай? — губернатор изогнул бровь. — Мне удалось отыскать слугу с приемов мадам де Монтеспан, который согласился говорить, — в голосе Робера слышались явная гордость и довольство собой, он заметно приосанился. — Его зовут Пьер Дюваль. Он присутствовал на всех салонах маркизы в этом году. Месье также утверждает, что ему есть что показать Вам. Записи, которые могу Вас заинтересовать. Александр сел на кровать, склонил голову набок и убрал мокрые волосы с лица. За окном взорвался раскат грома, через несколько секунд блеснула молния. Губернатор прищурил глаза. События начали ускоряться, раскручиваться даже быстрее, чем эти неумолимые погодные явления. — Что Вы ему пообещали за информацию? — Александр проницательно улыбнулся. — Оплату карточных долгов, — без заминки ответил Робер. — Месье проигрался на несколько жизней вперед. Губернатор рассмеялся. Проще простого. Все в этой жизни покупалось и продавалось. Почти все. Он притих, слушая шум дождя. Тоска снедала душу. — Хорошо, я решу его проблемы. Для Короны это мелочь, — наконец, тихо изрек он, вновь натянуто улыбнувшись. — Хорошая работа, Робер. Смею ли я надеяться, что Вы уже успели назначить встречу с ним? — Парижский кабак «Мерцающий фонарь». Послезавтра в полдень, месье. — Никогда не слышал о таком заведении, — нахмурился Александр. — Оно находится в трущобах. Не думаю, что Вы могли бы о нем знать, — Робер нервно стиснул руки перед собой в замок, жест очень явно выдавал его волнение. — Месье Дюваль просит Вас прийти к нему на встречу инкогнито. Одетым как простолюдин. Под чужим именем, если понадобится. Он будет сидеть за центральной стойкой, в дальнем правом углу под венком фиалок. Александр сжал челюсть, его ноздри начали раздуваться. Он встал и в задумчивости подошел к окну. Пальцы мужчины начали в напряжении выстукивать по подоконнику рваный ритм. Губернатор смотрел, как плотная стена дождя орошает сады за окном. — Интересные указания, — после длительной паузы сказал он, обернувшись назад к Роберу. — Не проблема, я готов их выполнить. Александр внимательно посмотрел в глаза старику. Тот грустно покачал головой и сделал шаг вперед. — Месье Бонтан, если позволите… — неуверенно промолвил слуга. — Да, Робер? — Я нашел больше десятка слуг, работавших на приемах мадам де Монтеспан, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, — старик тяжело вздохнул, в его глазах ясно читалась настороженность. — Ни один не пожелал делиться тем, что ему известно. Повисла пауза. Александр ждал, чтобы Робер сказал что-то еще, но тот лишь нервно теребил морщинистые пальцы. Ливень барабанил в окно. — Что Вы хотите этим сказать? — тихо спросил губернатор. — Что они до ужаса напуганы. Месье Дюваль — единственный, кто оказался достаточно отчаянным, чтобы перебороть свой страх, — выпалил Робер, теперь уже даже не пытаясь скрыть свое беспокойство. — И даже он просит о максимальной осторожности. Мне кажется, что Вы ввязываетесь во что-то очень опасное. Александр лишь мрачно хмыкнул, отведя глаза в сторону. — Робер, напомни мне, пожалуйста, когда это я не ввязывался во что-то опасное? — От этого дела очень дурно пахнет, сир. Старик подошел к нему и встал рядом. Александр чувствовал на себе его тяжелый взгляд. — Знаю, — сказал губернатор, обернувшись к нему. — Видел своими глазами. Робер положил свою старческую длань ему на плечо и немного сжал. Было не совсем понятно, кого из них он пытался успокоить этим жестом. Александр задумался, так ли выглядит отеческое беспокойство. Ему никогда не приходилось его испытывать. Требования, ожидания, надежды — да. Но не заботу. Не взволнованность. Не страх потери. — Я не могу просить Вас отступить, — прошептал Робер. — Но хотите? — спросил Александр, внимательно глядя в его бледные водянистые глаза. — Да, месье. Было в его ответе что-то трепетно уязвимое. Александр тяжело вздохнул и ободряюще хлопнул старика по спине. — Служба Короне не предполагает малодушия, Робер, — твердо промолвил губернатор. — Вы это прекрасно знаете. — А здравый смысл и чувство самосохранения она предполагает? — Я буду осторожен, — тон Александра чуть смягчился, он слегка улыбнулся старому слуге. — Обещаю. Губернатор аккуратно отстранился и вернулся к кровати. Стоя спиной к Роберу, он продолжил расстегивать рубашку. Ее ткань продолжала неприятно липнуть к телу, и Александр уже просто не мог терпеть. Желание упасть на кровать и укутаться в покрывала только усилилось. — Напишите в Париж, — желая завершить дело как можно скорее, попросил губернатор, перебарывая последние пуговицы. — Пусть подготовят все к моему приезду. — Будет сделано, сир, — ответил Робер. Он краем глаза увидел, как старик учтиво поклонился, а после зашагал к двери. Дряхлые половицы издавали хрустящие звуки от веса его шагов. Через секунду раздался скрип открывающейся двери. — Чуть не забыл, месье Бонтан. Александр обернулся через плечо на его голос. Робер стоял в пороге, одна его рука лежала на дверной ручке. В глазах старика продолжало тлеть беспокойство. — Да? — Я перепроверил, — понизив голос и на секунду кинув взгляд через плечо на строительные леса, сказал слуга. — У мадам де Монтеспан нет в живых ни единого кузена. Последний умер во младенчестве три года назад. Александр кивнул и тихо хмыкнул. — Почему я не удивлен? — губернатор криво усмехнулся. — Спасибо, Робер. Что бы я без Вас делал? — Нашли бы кого-то другого, — пожал плечами старик. — Незаменимы здесь лишь Вы. Улыбка застыла на устах Александра, превратившись в какую-то гримасу. Возможно, Робер хотел его приободрить, но реплика прозвучала излишне зловеще. Губернатор выдохнул. — Мое проклятие, — мрачно молвил он, не спуская глаз со старого слуги. Робер грустно покачал головой, еще раз поклонился и вышел, мягко закрыв за собой дверь. Александр, оставшись наконец в одиночестве, нетерпеливо стянул мокрую рубашку с себя и упал спиной на постель. Он думал о сладости роз и жасмина, почти чувствовал их запах. О нежном шелке фарфоровой кожи и ярких изумрудных глазах. Мечта. Он прикрыл веки и улыбнулся. Гроза принесла с собой прохладу, по его обнаженному торсу бегали мурашки, словно в тех же местах, которых касались ее изящные пальцы. Он будто вновь слышал ее сладкие стоны в своих ушах. Дождь продолжал хлестать в окно. Александр заснул с улыбкой на лице.

***

Солнечный диск уже полностью выглядывал из-за горизонта, его ласковые лучи проникали сквозь распахнутые тяжелые гардины, заливая комнату золотистым светом. Утро после грозы наложило свой отпечаток: капли воды еще держались на оконных стеклах, сверкая, как жидкие бриллианты. В воздухе витал терпкий запах мокрой земли, напоминающий о вчерашнем неудержимом буйстве природы. В комнате Рене царил беспорядок. На стульях, полу и креслах, подобно грубым мазкам на разноцветном гобелене из атласа и кружев, лежала одежда. Туалетный столик был завален украшениями и флаконами с духами. Девушка стояла в центре своих покоев посреди всего этого хаоса — воплощение решительной элегантности. Она сосредоточенно двигалась среди разбросанных вещей, внимательно в них вглядываясь, ее легкое летнее платье, цвета бутонов молодой розы, слегка шелестело при движении. Утренний свет играл на лице Рене, подчеркивая нежный изгиб скул и искру предвкушения в глазах. — Платье для маскарада уже приехало? — девушка обернулась к Элизе, которая как раз в этот момент аккуратно складывала часть вещей обратно в гардероб. Служанка, тяжело дыша, прервала свое занятие и отрицательно замотала головой. — Еще нет, мадемуазель, — взволнованно ответила она. — Но посыльный обещал мне привезти его сегодня к середине дня. У меня будет еще много времени подготовить Вас к мистерии. Рене закусила губу, надеясь, что не спохватилась с заказом наряда для сегодняшнего действа слишком поздно. Девушка нервно накрутила прядь огненных волос на палец. — Маска и украшения? — поинтересовалась она, переступая через изумрудное платье, небрежно скинутое на пол. — Уже здесь. Вот. Элиза кинулась в угол комнаты и вернулась к Рене с увесистой лакированной коробкой из светлого дерева. Служанка бережно приоткрыла крышку, демонстрируя мадемуазель содержимое. Девушка провела пальцами по холодной поверхности замысловатой бело-золотой маски сложной и необычной фактуры. Рядом покоилось тяжелое ожерелье с крупными ониксами. — Выглядит чудесно! Я совсем недавно определилась, кем хочу предстать на сегодняшней мистерии, и не успела заказать все нужные вещи из Парижа, — улыбнулась Рене, благодарно кивнув служанке. — Элиза, возможно, Вы знаете, где я могу найти во дворце большой клубок нитей, желтого либо оранжевого цвета? В идеале, конечно, были бы золотые, но я не думаю, что мне так повезет. Служанка положила коробку на кровать и задумалась. Она забавно нахмурилась и устремила взгляд в потолок, будто бы пытаясь найти в своей памяти нужное воспоминание. Наконец, девушка улыбнулась, ее лицо выражало гордость человека, который только что смог справиться с особо сложным заданием. — Эдит, служанка мадемуазель де Понс Эдикур, рассказывала, что ее хозяйка периодически любит вязать по вечерам, — бойко доложила Элиза. — Прикажете разыскать ее и разузнать подробнее? — Ах, Бонна не перестает меня удивлять! — Рене с интересом приподняла бровь, размышляя, почему подруга умолчала об этом своем увлечении. — Нет, дорогая, спасибо. Я сама поговорю с мадемуазель. Мне всегда приятна ее компания. Элиза, продолжая радостно улыбаться, присела в реверансе. Кажется, ей нравилось совершать этот придворный ритуал. — Тогда я продолжу убирать Вашу комнату, и как только приедет платье, вернусь к Вам, чтобы подготовить к маскараду, — девушка подобрала с пола еще несколько нарядов, пока ее руки не оказались полностью заняты ими. — Кем Вы будете на сегодняшней мистерии? — Ариадной, — с мечтательным придыханием прошептала Рене. — Никогда не слышала о такой богине, — пыхтя, подала голос служанка, укладывая одежду в гардероб. — Это не богиня, милая, а царевна, дочь критского правителя Миноса, — беззаботно рассмеялась девушка, легко плюхнувшись на кровать и облокотившись на руки. — В мифе о Минотавре она помогла древнегреческому герою Тесею выбраться из лабиринта благодаря золотой нити. Мысли Рене унеслись назад, в тайный проход. Она почти чувствовала руки Александра на своей коже. Ее тело снова пылало, как и тогда. Одно лишь воспоминание заставляло ее живот скручиваться в приятной истоме. Между бедер вновь формировалось напряжение — там внизу, где его пальцы так искусно и так невыносимо приятно ласкали ее, вымучивая и оттягивая наслаждение. Терзая, дразня, пытая ее. Но эту пытку она готова была бы терпеть хоть всю жизнь. Девушка подавила грудной вздох, поджав губы. Она жаждала стать тем светлым маяком, который выведет Александра из охватившей его тьмы. В ее душе крепла вера и почти осязаемая уверенность, что в нем были скрыты глубокие чувства к ней, погребенные под слоями обязанностей и противоречивых эмоций. Эти чувства ждали, чтобы их открыли, ждали, чтобы их осветили. Она заметила их в выражении его лица, в его действиях. Чувствовала в его прикосновениях, в каждом его срыве, в каждой потере контроля. Видела страх за нее в его взгляде, когда они стали невольными свидетелями и слушателями той ужасной сцены, что развернулась за стеной, в покоях мадам де Монтеспан. Он смотрел на нее так, словно одна лишь мысль о том, что с ней может что-то произойти, убивала его. В нем были эти чувства. Они присутствовали во всем, кроме слов. Подобно Ариадне, она хотела протянуть Александру свою руку, убедить в своей непоколебимой решимости и стойкости. Она была готова стать для него путеводной нитью, которая проведет его через лабиринт собственных страхов и сомнений к глубокому осознанию, что те чувства, что горят между ними, — это не насмешка судьбы, которую нужно бояться и от которой необходимо бежать и укрываться. Она хотела быть той, из-за кого он улыбается так часто и так беззаботно, как в их первую ночь. Хотела быть той, кто заставляет его заливаться этим особенным смехом, звук которого он дарил только ей одной. Хотела убедить Александра, что они могут сосуществовать со светом, не теряя своей тьмы. Хотела помочь ему в служении этой его высшей цели, особенно сейчас, когда им обоим стало чуть лучше ясно, в какое опасное дело они ввязались. Улыбка сошла с лица Рене. Девушка нахмурилась. По ее телу все еще иногда пробегала дрожь, когда она вспоминала холодные, почти маниакальные речи незнакомца и хриплые вздохи Франсуазы-Атенаис. Хоть она ничего и не видела, Рене не была наивна. Он душил ее. Кто бы ни был ее собеседником, этот человек был готов на страшные дела, на самые тяжкие преступления. А это означало, что теперь Александр не подпустит ее к расследованию и на пушечный выстрел. Девушка судорожно пыталась придумать, что могло бы его переубедить, но волшебного решения не находилось. — А кто такой этот Ме-на-тавр? — прорвался в ее размышления недоуменный голос Элизы, смешно по слогам коверкающий имя легендарного монстра. Губы Рене вновь растянулись в улыбке. Она осветила ее лицо лучше утреннего солнца, несмотря на то, что внутри ей все еще было вовсе не спокойно. Девушка мягко рассмеялась. — Обещаю рассказать Вам эту легенду, когда Вы будете сегодня готовить меня к мистерии, — сказала она, плавно поднимаясь с кровати и подойдя к двери в коридор. — Правда? — служанка высунула голову из гардероба, ее глаза блестели неподдельным детским интересом. — Конечно, милая. Это очень красивый миф. — Мне так повезло, что я служу именно Вам, — Элиза приложила руку к груди, казалось, что она вот-вот разрыдается от радости. — Ну что Вы! Это же мелочь. Я оставлю Вас пока что, — мягко молвила Рене, взмахнув на нее руками. — Мне нужно нанести визит мадемуазель де Понс Эдикур и надеяться, что у нее найдется необходимый мне реквизит. — Удачи Вам, мадемуазель, — служанка вновь присела в реверансе, несмотря на то, что ее руки были полностью забиты платьями. Еще раз улыбнувшись, Рене приоткрыла дверь и уже почти ступила в коридор, когда Элиза ее окликнула. — Мадемуазель! — Да? — девушка обернулась. — Простите, что напоминаю, но Вы все еще не дали ответ на приглашение короля, — служанка неловко переступила с ноги на ногу. — Он просил известить его о Вашем решении сегодня до полудня. Рене закусила губу, ее взгляд упал на письменный стол, где все еще лежало открытым письмо от Людовика и коробка с шикарным золотым ожерельем, искрящимся редкими самоцветами. Она прочитала слова Его Величества уже так много раз, что могла припомнить содержание послания почти наизусть. Мадемуазель де Ноай Рене Моя версальская Аврора Возможно, сие письмо — первое, когда я чувствую себя настолько уязвимым перед женщиной. Это незнакомое для меня чувство, поэтому я молюсь, чтобы мои следующие строки не задели и не оскорбили Вас, ибо подобное никогда не было и не будет моей интенцией. Я пишу их в неком доселе неизведанном мной смятении чувств. Я знаю, что просил у Вас танец. Я знаю, что Вы согласились подарить мне его. Но мне нужно больше. И мне… больно, что это большее будто ускользает меня. Больно настолько, что я не могу даже заговорить с Вами об этом. Могу только написать. Я хочу быть откровенным, мадемуазель. В глубине души я чувствую, что Вы охладели ко мне. Мне кажется, что об этом говорят Ваши глаза, Ваш тон голоса, Ваши сдержанные ответы, Ваши действия. Мне не в чем Вас винить. Я согласился на Ваши условия — даровал свободу, о которой Вы просили. Возможно, сейчас самое время признаться, что сделал я это в надежде, что Вы всегда будете возвращаться ко мне. Что если я буду не единственным, то хотя бы главным. Но сейчас… Я не уверен. Я не смогу выдержать Ваш отказ мне в лицо и потому прошу, чтобы Вашим ответом стало это приглашение. Я хочу провести сегодняшнюю мистерию вместе с Вами. Я хочу не танец — хочу весь вечер, моя прекрасная Аврора. Напишите мне в ответ «Танец» или «Вечер». Можете больше ничего не добавлять. Я все пойму. И если это будет первое слово — отпущу Вас окончательно, дам ускользнуть навсегда. Но, конечно, я не буду скрывать, что отчаянно желаю прочитать второе.

Людовик

Ариадна, не Аврора. Сердце Рене тяжело билось, а в животе зияла пропасть. Она знала, какое слово будет ею написано, но он был достоин гораздо большего, чем этого одинокого безэмоционального и холодного «Танец». Он заслуживал сотни, нет, тысячи слов. Она хотела сделать что-то для него. Пустить его в свое сердце, приоткрыть свою душу. В последний раз. Она хотела воздать дань их прошлой связи, этой части своей жизни. Хотела сама для себя осмыслить, как все началось и закончилось для них танцем. Ей нужно было время, она не хотела писать это послание впопыхах. — Я дам ответ, как только вернусь, — с трудом улыбнувшись, заверила Элизу Рене. — Не переживайте, милая. С тяжелым сердцем, она выскользнула в коридор. Ее душа знала, что выбор верен, но разум трубил тревогу. Это был прыжок в неизвестность, уход от уверенности к непредсказуемости, от света к тени, от простого к сложному, от понятного к путанному. Это было страшно и безрассудно. Но искренне. Правильно. Версаль был окутан радостным предвкушением. Дворец вновь работал как часы — слуги сновали по поручениям, придворные предавались праздным разговорам и сплетням. За всем этим незримо стояла фигура губернатора, который после своего возвращения, казалось, взял под еще более жесткий контроль все сферы версальской жизни. Рене улыбнулась и высоко подняла голову, даже не пытаясь спрятать свои эмоции от случайных свидетелей, когда преодолевала последние метры до комнаты Бонны. Остановившись перед знакомой дверью, девушка провела ногтем по ее поверхности. Подруга отворила через несколько мгновений. — Рене? — губы брюнетки растянулись в радостной улыбке. — Доброе утро! За спиной Бонны активно сновала служанка, так же, как и Элиза, подбирая вещи с пола, стульев и других горизонтальных поверхностей. — Доброе утро, милая, — Рене приподняла бровь. — Я не вовремя? — Нет-нет, что Вы? — Бонна изящно покачала головой и отступила от прохода. — Заходите, пожалуйста. Девушка вошла и сразу же заметила, что комната подруги была лишь немногим более прибрана, чем ее. Одежда, украшения и аксессуары были хаотично раскиданы по всему пространству. Хозяйка комнаты тоже пребывала в небрежной расслабленности — Бонна все еще была не одета, ее тонкий стан укутывал сапфировый халат, выполненный из дорогого струящегося шелка и расшитый ориентальными узорами, густые черные локоны свободно спадали за спину. Она была в на редкость хорошем настроении, напевая себе под нос веселую мелодию. — Оставьте нас, пожалуйста, — мягко обратилась подруга к служанке. Та без слов сделала реверанс, развесила находящиеся в этот момент в ее руках платья в шкаф и покинула комнату, тихо закрыв за собой дверь. — Простите, у меня небольшой беспорядок — уже начала готовиться к мистерии, — Бонна немного смущенно обвела рукой покои. — Вы голодны? На столе — фрукты, сыры и восточные сладости. Угощайтесь всем, что Вам понравится. Рене, в знак благодарности склонив голову, взяла кусочек мармелада, украшенного кокосовой стружкой и большим миндалем, наблюдая, как подруга легкой походкой прошла к кувшину с водой, где плавали дольки лимона и листья мяты, наполнив два стакана. Бонна вернулась к ней и с улыбкой протянула один. — Я пришла к Вам как раз из-за предстоящего действа, — улыбнулась в ответ Рене, принимая из рук подруги хрустальную емкость. — Надеюсь, Вы поможете мне с завершением моего образа. — Для Вас, милая, — все что угодно, — брюнетка изящно опустилась на небольшой диван возле окна. — Что Вы ищете? — До меня донеслись слухи, что Вы любите вязать. — Это, наверное, самый безобидный слух обо мне, который когда-либо разлетался по дворцу, — звонко рассмеялась Бонна. — Он правдив? — Рене с интересом склонила голову в бок. — Вы никогда не говорили мне об этом увлечении. — Признаться, это не совсем увлечение, — подруга отвела взгляд и поджала губы. — Я вяжу, когда сильно нервничаю. Последний год я часто это делала. — А сейчас? — Гораздо меньше. Улыбка вернулась к губам Бонны, ее поза стала более расслабленной, она аккуратно перекинула густую копну своих волос через плечо и начала слегка расчесывать их пальцами. — Смею ли я надеяться, что у Вас остался большой клубок оранжевых или желтых ниток? — спросила Рене, наблюдая за этой расслабленной картиной. Подруга театрально прищурила глаза. — Царевна Ариадна? — понимающе кивнув, спросила она. Рене рассмеялась и шутливо присела в реверансе. — Думаю, что найдется, — промолвила Бонна, поднявшись на ноги и отложив стакан на небольшой столик у дивана. — Сейчас вернусь. Она парящей походкой скрылась за боковыми дверьми, а Рене, чтобы занять себя, начала медленно прогуливаться по комнате, осматривая царящий в ней беспорядок. В углу Дарий мирно сопел, его лапки смешно подергивались, словно он во сне пытался угнаться за кем-то. Девушка не удержалась и слегка потрепала его за ухом. Пес смешно фыркнул, но не проснулся. Широко улыбаясь, Рене проследовала к кровати, где было аккуратно разложено платье из струящейся черной ткани, а возле — лежала маска такого же цвета. Видимо, это и были те предметы гардероба, которые Бонна собиралась надеть на мистерию. — Вы будете какой-то мрачной и загадочной богиней? — окликнула подругу Рене. — Мойрой, — подала голос Бонна из боковой комнаты. — Не совсем богиня, конечно. Но почти. Рене кивнула, оценив необычный выбор подруги, и провела пальцами по блестящему на солнце шелку ее наряда. Взгляд девушки скользнул дальше по кровати, в сторону изголовья. Она застыла. На подушке лежало знакомое черное одеяние. У Рене перехватило дыхание. Та же плотная дорогая ткань, та же тонкая изящная вышивка — серебряный узор из лилий. Это был тот же сюртук, который она стягивала с его плеч совсем недавно. Это принадлежало Александру. Ее начало тошнить, кровь стучала в висках, а в груди было так больно, словно ее нанизали на тысячи мечей. Его сюртук, кровать Бонны. Дышать становилось труднее и труднее. Рене осела на стул, ноги не держали. Она кусала изнутри щеки, чтобы не разрыдаться. Бонна, беззаботно улыбаясь и вновь напевая себе под нос мелодию, вернулась с огромным клубком ярких желтых нитей. — Нашла, — радостно сообщила подруга и передала их в дрожащие руки Рене. — Надеюсь, они подойдут. Девушка с отсутствующим выражением посмотрела на импровизированный реквизит в своих ладонях. Хотелось его уничтожить. Хорошее настроение Бонны безумно раздражало. Кажется, я понимаю, почему Вы так веселы. Он слишком хорош. Девушка закусила щеку еще сильнее, потому что желание разрыдаться стало почти непреодолимым. Бонна нахмурилась, в беспокойстве наблюдая за странной реакцией подруги. — Я заметила на Вашей кровати мужской сюртук, — не в состоянии остановить себя, выпалила Рене. Бонна моментально зарделась, ее щеки стали ярко-пунцовыми. Она опустила голову. — Ах, это… — прошептала брюнетка, пытаясь спрятать улыбку. — Да. Не сказав больше ни слова, Бонна быстро подошла к кровати, бережно взяла сюртук и, проследовав к гардеробу, спрятала его туда. От внимания Рене не укрылось, как она нежно провела по его рукаву ладонью. — Бонна, у Вас… Вы… — язык заплетался, а в горле пересохло, Рене сглотнула. — Уже нашли нового любовника? Подруга обернулась к ней. Ни румянец, ни легкая улыбка с ее лица никак не сходили. Рене хотелось стереть их, и она ненавидела себя за это желание. Внутри все горело. — Пока преждевременно об этом говорить, дорогая, — ответила Бонна, вновь смущенно опустив глаза. — Но не преждевременно держать его сюртук на своей кровати? — гораздо громче, чем было уместно, промолвила Рене. Ее реплика была полна возмущения. Злость закипала в ней. Уроки лжи и обмана, которым Александр учил ее на протяжении года, оказались бесполезными. От самого его имени ей хотелось взвыть от ярости и что-то разбить. — Боже, я не знаю, зачем это сделала! — Бонна закрыла пылающие щеки ладонями, но ее улыбка стала только шире. — Вы не должны были это увидеть. Рене с ужасом наблюдала за языком тела подруги, за выражением ее лица. Девушку окутывал страх и какая-то тягучая засасывающая безнадега. Бонна выглядела счастливой, и ее счастье доставляло Рене боль. — Вы влюблены? — девушка похолодела от своего собственного вопроса. — Нет, это не влюбленность. Не совсем, — тут же замотала головой Бонна. — Но я восхищена им. Он является для меня символом. — Символом чего? — прозвучало слишком требовательно, слишком жестко. — Надежды, — с придыханием прошептала брюнетка. — Мечты о лучшей жизни. — Кто он? — спросила Рене. И хотя она была абсолютно уверена в личности хозяина сюртука, какая-то иррациональная часть ее сознания надеялась услышать любое другое имя. Не Александр. — Простите, Рене, но я не могу Вам сказать, — в голосе Бонны действительно была искренняя грусть. — Думаю, что он бы это не оценил. Тем более когда все так непонятно. Да, этот любитель секретов и тайн совсем не оценил бы, что Вы прокололись в первый же день. Рене мрачно усмехнулась. Несмотря на то, что Бонна ничего ей не ответила, сомнений у девушки не было никаких. Александр. Это был Александр. Ревность и ощущение пустоты внутри сжигали ее дотла. Все силы Рене уходили только на то, чтобы не выдать, какой ад происходит в ее душе. — Клубок подходит? — словно желая как можно быстрее перевести тему, спросила Бонна, указав рукой на нити, которые подруга все еще напряженно сжимала в руках. Девушка вновь перевела на них взгляд. Яркость их цвета будто прожигала ей глазницы. Ее мать всегда твердила, что желтый — это символ предательства. Рене хмыкнула и решительно отложила нити в сторону. — Знаете, я наверное, все же предстану в другом образе, — плавно встав и высоко подняв голову, сообщила девушка. — Каком? — удивленно приподняла брови брюнетка. — Авроры. Мне нужно идти готовиться, — больше не взглянув на подругу, девушка направилась к двери. — Увидимся вечером, если, конечно, Вам будет до меня. — Рене, милая, все в порядке? — спросила Бонна. — Вы переменились в лице с момента, как я вернулась с нитками. Рене обернулась, встретившись с ней взглядом. Брюнетка выглядела ошеломленной, потерянной и печальной. Девушку больно кольнуло чувство вины. Подруга не заслужила ни ее резкого тона, ни холодного поведения. Бонна понятия не имела, во что впуталась. Не ведала о ее собственных отношениях с Александром и ее чувствах к нему. А мысли читать она уж точно не умела. Рене ненавидела эту секретность и все окутавшие ее тайны, от которых не было ни спасения, ни выхода. Виноват был лишь он и он один. Девушка постаралась улыбнуться. — Все хорошо, Бонна, — сказала она уже чуть мягче. — Мне правда еще много чего нужно сделать. До вечера, милая. С этими словами Рене повернула дверную ручку и вылетела в коридор. До своих покоев она шла, опустив голову. Слезы застилали ее глаза, удерживать их не было никаких сил. К счастью, по пути ей попалось лишь несколько придворных, и все они были слишком заняты разговорами друг с другом, чтобы обратить на нее хоть какое-то внимание. Рене вошла в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь и вынудив этим Элизу, все еще приводящую ее спальню в порядок, от неожиданности вскрикнуть. Не реагируя на служанку, девушка решительно направилась к письменному столу, села, вытащила чистую бумагу и взяла в руки перо. Она обмакнула его в чернила и вывела на пустой поверхности листа лишь одно слово:

Вечер