Cтатуя

Одной из особенностей его характера было неумение себя хвалить. Этому его приучил отец. Всегда можно было лучше. Всегда была очередная планка, к которой нужно было стремиться. А после нее — следующая. И так до бесконечности. Но сегодня Александр всерьез мог сказать, что гордится собой. Да и голос отца уже достаточно давно не появлялся в его голове, чтобы поспорить с ним. Полностью отдавшись работе, взвалив на себя дополнительные обязанности, погрузившись во все, даже самые мелкие детали предстоящих версальских развлечений в попытке отвлечься от нее, он смог создать что-то действительно экстраординарное. Всего-то нужно было — влю… В его сознании чуть было не пронеслась очень опасная мысль, но он вовремя себя одернул, яростно тряхнув головой и вытеснив это слово и все однокоренные ему в самые далекие слои разума. Губернатор стоял на балконе дворцовой террасы, сжимая в руках черную кожаную маску и оглядывая раскинувшийся перед ним сад, где уже совсем скоро должна была начаться древнегреческая мистерия. Нанятые им итальянские мастера сделали почти невозможное — декорации такого уровня, что даже бесконечно скептичный к театру Александр еще немного и поверил бы в их аутентичность. Высокие изящные колонны, украшенные лавровыми венками, тянулись к небесам, создавая иллюзию храма под открытым небом. Мягкий отблеск свечей и факелов мерцал в промежутках между ними, отбрасывая пляшущие тени, которые играли на вертикальных поверхностях. В воздухе витал благоухающий аромат распустившихся цветов, смешиваясь со слабым запахом благовоний и амбры, навевающих ассоциации о древних ритуалах. В каждом углу царственно возвышались реплики статуй богов и легендарных героев, формы которых были изготовлены с изысканной точностью. Почти идентичная копия покровителя музыки и поэзии Аполлона держала в вытянутой руке лиру, а богиня мудрости Афина пристально смотрела своими проницательными глазами. Посреди всего развернувшегося великолепия уже прогуливались первые прибывшие гости, одетые в задрапированные струящиеся тоги. Их лица были прикрыты вычурными масками, порой самой необычной формы. Александр наблюдал издалека за этой картиной, широко расправив плечи, словно архитектор мимолетной мечты, ставшей вечной реальностью, и на краткий миг губернатор позволил себе понежиться в лучах собственного триумфа. — Все еще без маски? — за спиной раздался мягкий женский голос. — Или Вам не интересны эти детские игры? Александр криво усмехнулся, несмотря на моментально вспыхнувший болезненный жар внутри. Ему не нужно было даже оборачиваться, ее тембр уже навечно поселился в его памяти и каждой клетке существа. Сердце ускорило свой ритм. Он слышал ее тихие приближающиеся шаги. Рене встала слева от него, оперевшись на перила террасы. Губернатор не решился посмотреть на нее, но все же опустил взгляд на руки девушки. Она аккуратно держала замысловатую белую маску с изысканными золотистыми вставками. — Как и Вы, мадемуазель, — прочистив горло, бесстрастно и довольно холодно ответил Александр. Они погрузились в тишину. Губернатор продолжал наблюдать за местом проведения мистерии и гостями, которых с каждым мгновением становилось все больше. Взгляд девушки был направлен туда же — в глубину сада. В молчании между ними было неприкрытое напряжение, учтивая сдержанность на грани с лицемерием и почти осязаемая тоска. На самом деле маски уже были надеты, хоть и не физические. — Его Величество пригласил меня сопровождать его сегодня, — сухо сообщила Рене, одарив губернатора секундным обжигающим взглядом. — Да, Людовик упоминал об этом. Ваше согласие было принято им с особой радостью, — продолжая вежливо улыбаться, промолвил Александр, игнорируя странное покалывание кожи — казалось, что ее ранили изнутри мелкие острые иголки. — У меня создалось впечатление, будто бы этот ответ означал для него нечто несказанно большее, чем просто возможность приятно провести вечер в Вашей, безусловно, великолепной компании. Губернатор краем глаза заметил, что Рене слегка покраснела и опустила голову. В этом жесте ясно считывалось чувство вины, которое она старательно попыталась скрыть. Безуспешно. Александр подумал, что в искусстве лжи ей еще было куда расти. — Возможно, Вы правы, — прошептала девушка, глядя на свои руки. — Вы, наверное, счастливы, — губернатор все же не выдержал и скривил губы, позволив нотке раздражения прокрасться в его голос. — Имеете что-то против? Рене резко развернулась к нему лицом и начала прожигать его профиль испытывающим взглядом. Александр несколько секунд молчал, надеясь, что ей надоест это делать, но она продолжала стоять, теперь еще и скрестив руки на груди. Дерзко, бросая вызов. Губернатор вздохнул и все же посмотрел на нее. — Я не претендую на Вас, Рене, — медленно и четко проговорил он, приподняв подбородок. — Это не ответ на мой вопрос. — Другого Вы от меня не услышите. Александр успел уловить, как она опасно сверкнула глазами перед тем, как он отвернулся назад и безразлично уставился на огни садов под террасой, вслушиваясь в трепетные звуки арфы, что доносились оттуда. Рене все еще сверлила его немигающим взором. — Если Вас не устраивает, что я соглашаюсь на приглашения других моих кавалеров… — начала говорить девушка, ее тон был пропитан ядом. — Я не Ваш кавалер, Рене, — решительно перебил ее Александр, сжав кулаки. Он услышал слева тяжелый вздох и, хотя внутри у него еще со вчерашнего дня кипели ярость и раздражение, не сдержал улыбки, представляя, как она закатывает свои прелестные изумрудные глаза. — Если Вас не устраивает, что я принимаю приглашения своих кавалеров, — стремительно перестроила первую фразу девушка, — Вы должны мне об этом сказать. Иначе я продолжу соглашаться. Александр хмыкнул. Значит, возвращаемся к играм. Было забавно это слышать от той, кого они так невыносимо тяготили. Смысл ее действий был ему до смешного очевиден. Справедливости ради, она и не пыталась как-то замаскировать свои попытки вызвать в нем безжалостное пламя ревности. Это работало. Он злился. Злился так сильно, что ему стоило большого труда не сделать что-то резкое и необдуманное, когда Людовик в блаженном воодушевлении рассказывал, что «его Версальская Аврора» согласилась провести с ним вечер мистерии. Как минимум — хотелось незамедлительно покинуть комнату, как максимум — что-то разбить. Губернатор сжал челюсть. Упрямство и гордость не позволяли ему подарить Рене безоговорочную победу в этой глупой игре. — Соглашайтесь, мадемуазель, — собрав волю в кулак, он повернул к ней голову и лучезарно улыбнулся. — Не смею Вас ограничивать. Он заметил, как лицо девушки чуть дрогнуло, выдавая, что она совсем не ожидала от него настолько безразличной реакции. В ее глазах мелькнула болезненная уязвимость, и он моментально ощутил отвращение к самому себе за свою способность так мастерски лгать. Ему хотелось положить ладонь ей на щеку и поцеловать ее, чтобы забрать все переживания и тревоги себе, но стоило этой мысли промелькнуть в его голове, как взгляд Рене вновь стал стальным и колючим. — Что ж, прекрасно, — так же широко улыбнувшись, сообщила она. — Чудесно, — сквозь зубы прошипел Александр, его улыбка превратилась в оскал. — Великолепно! Громко фыркнув, Рене отвернулась, словно ставя точку в их высокопарном обмене синонимами. Она тяжело дышала, в висках Александра тоже стучала кровь. Он чувствовал, как адреналин и что-то еще, гораздо более темное, первобытное и глубинное, разливается по его телу. Теперь хотелось ее не только целовать. Это было слишком невинно. Хотелось большего, гораздо большего. Раздраженно тряхнув головой, чтобы отогнать от себя эти непростительные желания, губернатор надел на лицо маску, чтобы хоть как-то занять себя и свои руки. — Вы быстро нашли мне замену, — прошептала Рене, в ее голосе была неприкрытая обида. — О чем Вы говорите, мадемуазель де Ноай? — недоуменно спросил Александр, искоса на нее посмотрев. Девушка не отрывала взгляда от своих рук. Она нервно и напряженно заламывала пальцы. — Я обо всем знаю. Не в силах больше терпеть эти непонятные загадочные фразы, Александр повернулся к ней всем телом, внимательно разглядывая ее изящный тонкий стан. Он в удивлении обнаружил, что она расстроенно опустила плечи и чуть закусила губу. — Забавно, — прошептал он, сделав шаг к ней. — Потому что я, кажется, впервые не знаю ни о чем. Рене подняла на него глаза. Они блестели. Она с трудом улыбнулась. — Я видела Ваш сюртук в покоях Бонны, — подавив ком в горле, сообщила она. Александр застыл. Он искренне не знал, смеяться ему или возмущаться. В последнее время жизнь связывала события в излишне непредсказуемые цепочки. Либо он просто разучился предугадывать будущее. В свете этой новой информации действия Рене предстали для него в несколько ином контексте — начиная от согласия на приглашение Людовика, заканчивая ее провокационным желанием поставить его в известность об этом. — Что это, мадемуазель де Ноай? — криво усмехнувшись, спросил Александр, не прекращая удивляться, как быстро ситуация может перевернуться с ног на голову. — Ревность? Месть? — Это возмущение, — гордо вздернув подбородок, парировала Рене. — Я думала, Вы другой. — Неужели? И какой же? Он чуть наклонился к ней в ожидании ответа и заметил, как девушка сглотнула. Ее глаза опустились на его губы. Через мгновение, словно взяв себя в руки, она неодобрительно нахмурилась и отвернулась, вглядываясь вдаль. Ее руки неподвижно лежали на перилах. Александр вздохнул и тоже воззрился в закатное небо. Он опустил свою кисть возле ее ладони и аккуратно дотронулся до мизинца девушки своим. — Ваше возмущение напраcно, Рене, — мягко промолвил губернатор. — Я укрыл мадемуазель де Понс Эдикур от дождя своим сюртуком и забыл забрать. Так сделал бы на моем месте любой месье, которому хоть немного присущи галантность и куртуазность. Она молчала несколько секунд, ее грудь размеренно вздымалась. Девушка прикрыла веки и глубоко вздохнула. Александр не торопил ее. Тишина была почти комфортная. — У меня Вы тоже как-то забыли забрать халат, — наконец тихо сказала Рене, позволив себе продемонстрировать горечь в голосе. — И вот чем все закончилось. — Значит, все же ревность, — Александр вновь посмотрел на нее сверху вниз. Девушка кусала губы, отказываясь устанавливать с ним зрительный контакт. Он вновь вздохнул и придвинул свою ладонь чуть плотнее к ее, теперь накрыв мизинец девушки своим. Он не был уверен, что смог бы позволить себе какую-то иную публичную демонстрацию тепла и нежности, в которых она сейчас так сильно нуждалась.  — Не проводите параллели, мадемуазель. Прошу Вас, — прошептал Александр почти ей на ухо. — Ничего похожего на Вас в моей жизни уже никогда не случится. Рене повернула к нему голову. Их взгляды встретились, и в серых глазах губернатора она увидела неприкрытую силу его эмоций, которая не оставляла ей ни единого сомнения, что он говорит правду. А она была дурой, упустившей, возможно, лучший шанс что-то изменить, который ей когда-либо представится. Его лицо было так близко, но эти несколько десятков сантиметров, что оставались до его губ, казались самой длинной дорогой на земле. Не здесь и не сейчас. Но когда? И где? Девушка чувствовала кипящую злость к этому миру за то, что несмотря на весь его простор и возможности, в нем не было места для них. Мизинец Александра на ее ладони словно согревал всё остальное тело. — Рене, вот Вы где! — послышался за спиной веселый, но немного удивленный голос Людовика. — Я думал, что мы договорились встретиться в холле. Хрупкая магия момента в одночасье была разрушена. Александр поспешно отнял руку и отступил от девушки на несколько шагов. Они почти синхронно обернулись, увидев, что король вальяжно приближался к ним с легкой улыбкой на устах. Его Величество был облачен в роскошную белую тогу, расшитую угловатыми античными узорами. Лицо Людовика скрывалось золотой маской. Ее верх был оформлен в виде длинных солнечных лучей, будто бы символизируя восходящее небесное светило. — Губернатор, смею ли я надеяться, что Вы тут не перешептывались с мадемуазель де Ноай о своих шпионских заданиях? — хохотнул король, одарив его подозрительным взглядом и предложив ладонь Рене, но в его смехе сквозила нетипичная для Его Величества прохлада. Александр, сжав челюсть, наблюдал, как девушка, кинув на него быстрый извиняющийся взгляд, взяла Людовика за руку и позволила ему притянуть ее ближе к себе. Внутри губернатора вновь начало неприятно гореть, но огонь уже был таким знакомым, что он его смиренно принял, чуть ли не как старого друга. Он знал, что это пламя будет с ним еще долго. День за днем. Возможно, навсегда. — И в мыслях не было, Ваше Величество, — учтиво поклонившись Людовику, спокойно сказал Александр. — Мадемуазель лишь любезно пожелала выразить мне свою благодарность за богатые декорации и убранство сегодняшнего действа. Король нежно посмотрел на Рене, губернатор же, напротив, отвел взгляд, принявшись с особым рвением рассматривать ближайший куст. — Мадемуазель де Ноай не выходит из образа Авроры даже без всякого маскарада, — гордо промолвил Его Величество. — Но все же вынужден Вас поторопить, Рене. Мы уже давно должны присоединиться к гостям. Девушка кивнула и поспешно прикрыла лицо своей бело-золотой маской, которая безупречно дополняла ее легкое светлое платье с открытыми плечами. Александр позволил себе лишь секундный беглый взгляд на нее, опасаясь в присутствии Людовика смотреть слишком пристально. Он догадывался, что король мог бы увидеть в его глазах. К тому же Его Величество как раз сейчас с интересом изучал его. — У вас очень необычная разновидность, — король указал на маску на лице губернатора, которая прикрывала только среднюю треть лица. — Подчеркивает мою утилитарную функцию, — саркастически улыбнувшись, промолвил Александр. Людовик вновь рассмеялся, на этот раз гораздо теплее, и хлопнул его по плечу, а Рене тайком одарила губернатора недовольным колким взором, явно раздосадованная, что он вновь перед королем нацепил на себя личину слуги. Александр, искоса глядя на нее, еле сдержался, чтобы не изогнуть бровь. — Ваше Величество, если Вы готовы, то предлагаю спуститься к гостям, — вместо этого промолвил мужчина. — Уверен, им уже не терпится окунуться в атмосферу давно минувших времен. — Тогда не будем их разочаровывать, — Людовик вновь галантно протянул руку Рене и, когда она взялась за нее, широко расправил плечи, направившись к ступеням в сад. Александр проследовал за ними, отставая на несколько шагов и двигаясь плавно и изящно, словно тень. Костюмы Людовика и Рене идеально дополняли друг друга, создавая божественный ансамбль белого и золотого. Темный камзол Александра смотрелся как никогда мрачно и тяжело на фоне их легких, местами почти прозрачных тканей. Чужак. Всегда был и всегда будет. Несмотря на мрачность своих мыслей, он шел так же величественно, как и пара перед ним, не желая хоть в чем-то казаться менее значимым. Ему не стать частью света, но он мог бы соответствовать ему. Превратиться в его отражение. Как только король ступил на зеленую поляну сада, оркестр взревел торжественными трубами. — Александр, я же просил, чтобы мое появление никак не было анонсировано и акцентировано. Потому и отказался открывать мистерию, — недовольно прошептал Людовик, чуть отклонившись назад к губернатору. — После такого выхода мне будет весьма сложно замаскироваться под простого гостя. А именно этого я и желал сегодняшним вечером. — Боюсь, это не моя идея, сир, — сдерживая улыбку, безэмоционально промолвил Александр. — Ваш брат милостиво согласился заменить Вас и взять первое слово. Думаю, что именно он внес некие коррективы в регламент. Король нахмурил брови и хотел было что-то сказать, но толпа гостей, перешептываясь, начала расступаться перед ним — придворные кланялись и приседали в реверансах. Людовик, приподняв подбородок, выдавил из себя натужную улыбку и начал озираться по сторонам, иногда махая рукой. Александр, хмыкнув, покачал головой, не до конца понимая, каким образом Его Величество вообще рассчитывал слиться с толпой в своей традиционной маске в форме Солнца, в которой его уже узнавал чуть ли не каждый. Рене шла идеально прямо, смотря перед собой. Огненные волосы плавно развевались за ее спиной. Александр не видел ее лица, но плечи девушки были напряжены до предела. Когда они вышли к центру сада, губернатор поймал на себе нетерпеливый взгляд принца Филиппа, облаченного в серебряный хитон, который причудливо сочетался с накинутым на плечи белым камзолом, и прячущегося за маской в форме соединенных воедино лавровых листьев. Александр ответил ему легким кивком. Брат короля с радостной улыбкой ловко запрыгнул на высокий помост и жестом попросил оркестр остановиться. Музыканты, быстро сориентировавшись, отыграли последний квадрат и согласованно замолкли на звонкой мажорной ноте. Филипп развел в сторону руки, обратив взор на Людовика. — Яркое солнце, покинув прекрасный залив, поднялось на многомедное небо, чтоб свет свой на тучную землю лить для бессмертных богов и людей, порожденных для смерти, — громко продекламировав строки из Гомера, парень принялся громко, до предела театрально в своей ретивости, хлопать королю. Придворные постепенно присоединялись, звук аплодисментов нарастал. Людовик вновь нашел глазами Александра, его взгляд мог бы метать молнии. Губернатор придал своему лицу самое невинное выражение. Филипп, словно заправский заклинатель, размахивал руками, не давая аплодисментам заглохнуть. Его Величество продолжал смиренно принимать их, с каждой минутой его выражение лица становилось все более и более напряженным и раздосадованным. — Дамы и господа, уважаемые гости и дорогие друзья, добро пожаловать на этот необыкновенный вечер волшебства и соблазнов! — вновь заговорил Филипп, когда хлопки затихли. — Сегодня мы собрались, чтобы окунуться в магию древнегреческой мистерии, где на мгновение сбросим свои повседневные маски и примем облик богов, героев и мифологических существ. Давайте же отдадимся искусству перевоплощения, ведь в эти праздничные часы мы — уже не совсем мы, а скорее носители сущности вечных легенд и забытых сказаний. Александр отметил, что для человека, который не умеет читать, принц выражался на редкость складно и красноречиво. Мужчина нахмурился. Филипп чуть ли не неделю слезно уговаривал губернатора позволить ему открыть мистерию, прекрасно зная, что эта честь всегда принадлежала королю. Предчувствуя попытку провокации, Александр без устали вежливо ему отказывал и в конце концов согласился только тогда, когда Людовик сам освободил себя от привычной обязанности, заявив, что хочет этот вечер полностью посвятить Рене. В тот момент внутренности губернатора сжались от бессильной ревности и зависти. Александр бы соврал, сказав, что в его решении принять помощь Филиппа совсем не было намека на намеренный саботаж. Но сейчас в нем остался лишь стыд. — Давайте же здесь, в садах Версаля, воплотим дух бога веселья Диониса и погрузимся в радостную непринужденность праздника! Принц расставил в стороны свои увитые лозами винограда ладони, явно и недвусмысленно показывая, чей образ он представляет на мистерии. Придворные одобрительно рассмеялись. — Танцуйте с грацией Афродиты, богини любви, и наслаждайтесь каждым мгновением, словно сами звезды сошлись, чтобы стать свидетелями наших удовольствий, — Филипп прокрутился вокруг своей оси и сделал несколько танцевальных па. — Сегодня вечером мы сами играем свою судьбу, освободившись от ограничений рутинных ролей. Гости зааплодировали, а принц низко поклонился, не спуская лукавого взгляда с брата. Свита Филиппа была особенно шумной, громко поддерживая его. Арман присвистнул, Катерина взвизгнула, а шевалье де Лорен послал своему любовнику воздушный поцелуй. От внимания Александра не ускользнуло, что принц, по всей видимости, намеренно решил не упоминать в своей речи Аполлона. Людовик неодобрительно поджал губы. Губернатор почувствовал сильный укол вины. — Итак, мои дорогие друзья, танцуйте и смейтесь, наслаждайтесь и мечтайте, ведь на эти несколько часов мы — боги и богини древности. Но помните, что самое настоящее освобождение происходит не в тот момент, когда Вы прячетесь за масками, а, напротив, — когда обнажаете душу перед теми, кто любит и лелеет саму суть Вашего существа, — принц еще сильнее повысил голос, гордо вскинув голову и давая понять, что готовится сказать финальную фразу. — Давайте все вместе отпразднуем этот феерический маскарад, а в его завершение позволим тем, кто действительно знает нас, аккуратно снять маски с наших лиц, открыв красоту и уязвимость, скрывающуюся под ними. Под громкие аплодисменты Филипп спрыгнул с постамента, подмигнул брату и залпом осушил бокал красного вина, перехваченного у проходящего мимо слуги. Расправившись с напитком, он со смехом разбил хрусталь оземь. Оркестр начал играть, придворные разбивались на пары, присоединяясь к музыке в танце. Людовик повернулся к Александру. — Пожалуйста, больше никогда не позволяйте моему брату брать вступительное слово, — неодобрительно прошептал он. — Прошу прощения, Ваше Величество, — тихо ответил Александр, опустив голову. — Больше не повторится. Он говорил правду. Его поведение было недопустимым, мелочным и ребяческим. Признаться, губернатор не знал, чем он думал, когда разрешил Филиппу осуществить свою очередную шалость. Ни одна женщина не должна была повлиять на его преданность Людовику. Даже если она лежала в руинах — ее фундамент оставался целым и незыблемым. Король благодарно кивнул и увел Рене в центр сада, вливаясь в вереницу танцующих. Девушка обернулась к Александру, и они встретились взглядами. Ее глаза казались затравленными. Они не прерывали зрительного контакта, пока ее не заслонил поток остальных гостей. Губернатор ощутил знакомое покалывание иголок под кожей. Он резко отвернулся и отошел в тень деревьев, подальше от разворачивающегося вокруг веселья, прихватив по пути бокал красного вина и, подобно принцу ранее, осушив его в несколько больших глотков. Это был не последний его алкоголь за вечер. Время тянулось медленно, он продолжал стоять поодаль, то и дело выискивая огненные волосы в толпе придворных. Любой сторонний наблюдатель сказал бы, что Рене выглядела счастливой, но он знал ее слишком хорошо, чтобы видеть разницу между улыбкой, которой она одаривала окружающих, и той, которой выражала истинную радость. Линия ее губ казалась застывшей, мертвой — почти как маска на ее лице. Людовик старался не покидать ее на долгое время, но его регулярно перехватывали придворные, жаждущие получить королевское внимание. Ситуация являлась прямым следствием самодеятельности Филиппа. Его Величество выглядел поистине несчастным, из-за чего губернатор лишь сильнее начинал терзаться виной и сожалениями, но они быстро отходили на второй план, когда в отсутствии короля Рене уходила танцевать с иными желающими, коих сегодня нашлось достаточно много. С каждым новым нарисовавшимся кавалером Александр кривил губы и сжимал кулаки, периодически не в силах пересилить желание выпить еще вина. — Губернатор Бонтан, наслаждаетесь мистерией? Стиснув бокал в руках, он обернулся и увидел перед собой изящную миниатюрную девушку в черной струящейся тоге и такой же темной маске, из глубины которой на него взирали два огромных оленьих глаза. Они блестели в мягком освещении ночного сада. Понять, кто это, было слишком легко. Александр усмехнулся. — Как Вы меня узнали, мадемуазель де Понс Эдикур? — он покачал головой. — Так и думал, что эти маски бесполезны. Бонна рассмеялась звонким мелодичным смехом, подойдя ближе к нему и встав рядом. Ее блестящие черные локоны слегка раскачивались на ветру. Она тоже держала в руках вино. — Это было несложно, месье, — призналась девушка. — Вы тут единственный не в костюме древнегреческого бога. Еще и не принимаете участие в танцах. Как Вы узнали меня? Александр на секунду замешкался. Он слишком хорошо помнил их последнюю встречу и ее приглашение в свои покои. Губернатор посчитал, что правдивый ответ про ее глаза, которые он объективно мог бы узнать из тысячи, пошлет Бонне слишком неверный сигнал. — Мне было проще, Вы заговорили со мной, — вместо этого буднично промолвил мужчина, отпив вина. — Я узнал Вас по голосу. — Мне приятно, что Вы помните мой голос. Александр улыбнулся и хмыкнул, покачав головой. Все же настойчивости мадемуазель де Понс Эдикур стоило отдать должное. Он чувствовал ее взгляд на себе. Темнота, окружающая их, придавала ему еще больше интимности. Губернатор прочистил горло. — Я помню голоса почти всех придворных, мадемуазель, — учтиво с легким налетом прохлады сообщил он. — По крайней мере тех, кого считаю значимыми. Но никак не могу вспомнить голос незнакомца из покоев мадам де Монтеспан. Александр непроизвольно сжал кулак, отгоняя от себя мрачные размышления. Он надеялся, что последняя фраза смягчит его очередной завуалированный отказ, но видимо, этого оказалась недостаточно. Плечи Бонны разочарованно опустились, она отвернулась и вздохнула. Между ними сквозила неловкость. Девушка одним глотком осушила половину бокала. Глядя на ее изящный профиль, губернатор и сам ощутил досаду и раздражение, что не может заставить себя ответить на ее заигрывания. — Мойра, богиня судьбы, — стремясь заполнить напряженную тишину, сказал он, указав рукой на ее наряд. — Небанальный выбор. Бонна удивленно на него посмотрела, и Александр не мог понять, чего именно она не ожидала — что он понял, чей образ она воплотила, или что он вообще с ней заговорил. На ее устах появилась легкая улыбка. — Мне нравится, что в работах Гомера даже боги не имели над ними власти, — мягко сказала она. — Вам подходит эта роль, мадемуазель, — Александр склонил голову, посчитав такой комплимент достаточно отстраненным, а потому допустимым. Бонна благодарно кивнула, ее поза стала более расслабленной. Она пригладила волосы, продолжая с интересом наблюдать за ним. — Каким богом Вы бы предстали, если бы все-таки надели костюм? — прищурив глаза, спросила она. — Я предпочитаю быть собой, мадемуазель, — криво усмехнулся Александр. Бонна заливисто рассмеялась. Она повернулась к нему всем телом и шутливо, даже немного утрированно, уперла руки в бока. — Ну же, месье Бонтан, не будьте таким серьезным, — девушка покачала головой и игриво откинула волосы назад. — Если Вы не хотите на мне жениться, так хоть развеселите. Александр не понимал, было ли дело в вине, в нелепости всей окружающей их ситуации или в ее весьма неосторожном построении фразы, но этот диалог стал его веселить все больше и больше. — Я нахожу весьма забавным, мадемуазель, что Вы видите меня либо мужем, либо шутом, — он тоже повернулся к ней и саркастически изогнул бровь. — А я нахожу забавным, что Вы в очередной раз превратно поняли мои слова. Губернатор рассмеялся, закинув голову назад и вглядевшись в звездное небо. Когда его смех затих, они еще несколько мгновений простояли в тишине. Он все так же чувствовал пристальный взгляд Бонны на себе. — Вы ждете ответа? — склонив голову, спросил Александр. — Весьма терпеливо, — улыбнулась девушка. Губернатор задумался, но сделал это скорее для вида. Мужчина знал ответ и знал всегда. Он мог быть только один. — Что ж, наверное, я был бы Аидом, — тихо промолвил Александр, неосознанно дотронувшись до темной маски на своем лице. — Хозяином подземного царства мертвых. Бонна кивнула, словно соглашаясь с его выбором. Свет факелов отражался в ее темных глазах, отчего казалось, что они горят ярким огнем. — И что же? — прошептала она с легким придыханием. — Вы уже нашли Персефону, которую хотите украсть? Александр посмотрел на танцующих, вновь выискивая пламя рыжих волос. Она. И больше никто. Та, которую он выхватил из ее привычной жизни и впутал в теневой мир версальской политики. Та, в которой так много света, но он становится ярче именно во тьме. Та, которой он готов дарить асфодели до скончания вечности. Во рту Александра пересохло. — Украл бы вас на танец, мадемуазель де Понс Эдикур, — не моргнув глазом, солгал он, голос прозвучал хрипло. — Но боюсь, что Его Величество сегодня не менял протокол, а я все еще лишь слуга. — Губернатор, — твердо сказала Бонна. — Знаю, — искренне ответил Александр. Девушка, широко улыбнувшись, протянула ему бокал и он, хмыкнув, через мгновение промедления ударил по нему своим. Кристальный звон лишь немного продрался сквозь плотный поток задорной музыки. Они осушили свое вино до дна. — Вам не стоит стоять здесь со мной, мадемуазель, — задумчиво прокрутив пустой бокал в пальцах, промолвил Александр, указав рукой на сад. — Танцуйте, веселитесь. Ваше место — с ними. — Мое место там, где я сама решу, — Бонна гордо вздернула подбородок. — Сейчас я хочу, чтобы оно было тут. Александр вновь хмыкнул в удивлении, которое уже почти граничило с искренним ошеломлением. Он посмотрел на нее. — Как Вы это делаете? — спросил он, приподняв брови и чувствуя яростную заинтересованность в ее ответе — настолько сильную и всепоглощающую, словно от этого зависела его судьба и жизнь. — Что, месье? — Как живете с таким глубоким и упрямым безразличием к последствиям? По лицу Бонны пробежала тень. Она на несколько мгновений отвела взгляд и поджала губы, враз посерьезнев. Когда девушка вновь повернулась к нему, ее глаза чуть блестели. — Наверное, в один момент я просто захотела жить с последствиями, а не существовать без них. Александр долго смотрел на нее. Бонна была красива, умна и на удивление глубока, несмотря на всю свою репутацию и витающие вокруг нее дурные слухи. Очередное доказательство безжалостности Версаля. Губернатор тяжело выдохнул. Почти идеальна. Но не она. — Вы смелее меня, мадемуазель де Понс Эдикур, — искренне прошептал Александр, чуть поклонившись. Он заметил, что у Бонны перехватило дыхание, и начал корить себя, что в очередной раз послал ей неверный сигнал. Губернатор сделал полшага назад, но она быстро перехватила его руку. Он вновь застыл, не зная, что ему делать. — Я хотела извиниться перед Вами, — выпалила Бонна, кажется, удивив этой фразой их обоих. — За что? — приподнял брови Александр. Девушка чуть замялась. Ее глаза бегали, она явно подбирала слова. Наконец, мадемуазель вновь посмотрела на него. — За свое вчерашнее поведение. Я давила на Вас. Это было недостойно, — решительно сказала Бонна, расправив плечи. — Вы правильно сделали, что отказались от моего приглашения. Хочу, чтобы Вы знали, я уважаю Ваше решение и буду впредь держать себя в руках. Идеальна. Мысль прозвучала громко и уверенно в его голове. Но все еще не она. — Я благодарен Вам, мадемуазель, — тихо промолвил он. Казалось, что своими словами Бонна разрушила последние следы напряжения и недосказанности между ними. Александр впервые почувствовал настоящую теплоту к ней за этот нетипично взрослый для ее возраста поступок. Бонна улыбнулась ему и отпустила его руку, сделав несколько шагов назад. — Возможно, мои старания заставят Вас поменять свое мнение, — с легким смешком, игриво сообщила она. Александр расхохотался, наблюдая, как она изящно развернулась и начала удаляться от него. — Затаитесь, значит? — громко спросил он ей вслед. — Не знал, что Вы — волчица, Бонна. Девушка остановилась и обернулась через плечо. — Я тоже не знала. — Простите мне мое предубеждение, — Александр склонил голову. — Но я всегда считал, что вы живете импульсом. Настоящим моментом. — А что такое настоящий момент, месье? — прищурила глаза девушка. — Настоящий момент — это сейчас. — Верно. Жизнь происходит сейчас. Но потом, в будущем, ведь тоже будет «сейчас». Понимаете, месье Бонтан? — она улыбнулась так, словно готовилась поделиться с ним только ей одной известной тайной. — Этот момент никогда не бывает позади. Александр сглотнул. Ее слова моментально овладели его душой, впитались в самое сердце, отчего оно стало биться очень быстро. Элегантно взмахнув волосами, Бонна отвернулась от него и через несколько секунд растворилась в толпе танцующих, но послевкусие их разговора витало вокруг губернатора, словно плотный туман. Вы живете прошлым и будущим — никогда не настоящим К голосу Бонны присоединилось отчаянно-страстное обвинение Рене, будто бы из другой жизни. Александр, сжав челюсть, сделал несколько шагов к центру сада, к сосредоточению веселья. По пути ему попался слуга с подносом, полным бокалов с вином. Он стремительно взял один и на ходу, залпом, выпил все содержимое, оставив пустой хрусталь на муляже статуи Афродиты. Губернатор нахмурился, пытаясь понять, что заставляет его идти вперед — алкоголь или его воспаленное сердце. Жизнь происходит сейчас Ни то и ни другое. Его толкал дальше разум. Его неутомимое, вечно работающее сознание. И эта ослепительно яркая, оглушительно громкая мысль. Александр прекрасно отдавал себе отчет о том, что делает. Ему хотелось жить. Он искал глазами кремовое платье, бело-золотую маску и пламя рыжих волос. Его взгляд метался среди придворных, на мгновение остановившись на устало сгорбленной фигуре Людовика, выслушивающего очередные прошения знати. Новый болезненный укол совести почти сковал его тело, но ноги упрямо шли дальше. В один момент я просто захотела жить с последствиями, а не существовать без них Он заметил ее возле длинных столов с фруктами, закусками и сладкими угощениями. Рене, сосредоточенно закусив губу, выбирала себе пирожное. Александр стремительно направился к ней, ловко лавируя между придворных, которые были уже настолько пьяны, что то и дело намеревались утащить его в пляс. Наконец, губернатор вырвался из этой безудержной вакханалии и преодолел последние метры до девушки. Он встал справа от нее. — На два слова, мадемуазель де Ноай, — прошептал Александр ей на ухо и тут же отстранился. Рене вздрогнула от неожиданности и подняла на него глаза. Они вновь застыли, купаясь в этом экспрессивном единении, как сегодня на балконе террасы. Как почти каждый раз, когда их взгляды встречались. Казалось, что даже музыка стала тише, смех и развеселые нетрезвые возгласы притихли вдалеке. Рене, не разрывая зрительного контакта, медленно кивнула. Александр, не зная, что еще сказать, склонил голову в ответ. Он начал размеренно шагать в сторону лабиринта, слыша за спиной, как шелестит трава под ее ногами. Через пару мгновений она поравнялась с ним. Они шли молча, сохраняя уважительную дистанцию. Чем ближе они были к высокой живой изгороди, тем темнее становилось — свет факелов терялся за спиной. Впереди дорогу им освещала лишь луна. Когда их поглотили зеленые стены лабиринта, Рене придвинулась ближе — настолько, что его вновь окутал знакомый аромат роз и жасмина. Ее запах — уникальный, желанный. Они были не единственными гостями этих извилистых коридоров — то тут, то там на пути им встречались пары, а иногда и группы придворных, нашедшие здесь уединение. Чем глубже они заходили в лабиринт, тем это уединение становилось откровеннее. Их окружали стоны и вскрики, тяжелые вздохи, звуки сношения. Казалось, что мистерия начала плавно превращаться в дионисии. — Я заметил, что Вы со многими танцевали этим вечером, — тихо промолвил Александр, впервые нарушив тишину между ними. — Следите за мной, месье? — Рене искоса на него глянула. — Я слежу за всеми, — ухмыльнулся губернатор. — Вы же знаете. Он неожиданно резко свернул вправо, нырнув между ветвей двух высоких кустарников и протиснувшись затем в узкий проход в стене живой изгороди. Александр обернулся, дожидаясь Рене. Она появилась спустя несколько секунд, запыхавшаяся и ошеломленная. Губернатор удовлетворенно хмыкнул и зашагал к центру небольшой зеленой поляны, где располагался миниатюрный фонтан и изящная каменная скамья. — Даже в лабиринте есть тайные ходы? — раздался удивленный голос Рене за спиной. — Скорее тайные пространства, — мужчина улыбнулся, изогнув бровь. — И я, конечно, знаю расположения их всех. Девушка подошла к нему ближе, оглядываясь по сторонам. — Кто еще знает? — она склонила голову. — Его создатель, Андре Ленотр. Теперь отчасти Вы. Больше никто. Они посмотрели друг на друга. Рене чуть прищурила глаза, словно пытаясь понять, был ли какой-то тайный смысл у его слов, и силясь разгадать его дальнейшие намерения. Александр чувствовал, как сердце бьется все сильнее, почти слышал этот неистовый стук. Он молчал, теперь уже не до конца осознавая, зачем ее сюда привел. Тогда, в саду эта мысль виделась ему очень привлекательной. Возможно, он действительно был слишком пьян, хотя в разгар момента ему так не казалось. Блаженная легкость, дарованная алкоголем, начала покидать его тело. Сомнения вновь схлестнулись с желаниями. Он надеялся, что хоть когда-то в его душе возникнет что-то иное, кроме поля боя. — Зачем Вы меня отвлекли от мистерии? — словно прочитав его мысли, спросила Рене, не выдержав тишины. Ее вполне логичный вопрос ввел его в еще больший ступор. Импульс был потерян. Та самая, единственно яркая и оглушающая идея перестала безраздельно властвовать в его голове. Появились другие, прямо противоположные ей. Он вновь стал слишком много думать. Никак не мог окончательно решиться. Война внутри него продолжалась. Сомнения атаковали с двойной силой. Александр чувствовал знакомые признаки паники. Вновь хотелось убежать, хотелось спрятаться. От себя. — Решил поинтересоваться, не заметили ли Вы сегодня месье в белой маске с крупным красным рубином? — спрятав вспотевшие ладони за спиной и приосанившись, спросил Александр, пытаясь хоть как-то правдоподобно объяснить свой внезапный порыв. — Вам гораздо легче было бы его заметить, будучи в гуще событий, чем мне издалека. Рене ощутила, как ее сердце провалилось в желудок. Работа. Конечно же, его опять интересует лишь работа. Она сжала губы в тонкую линию и гордо вздернула голову. — Около пяти человек, — холодно сказала она. — Один из них очень настойчиво предлагал мне уединиться с ним в лабиринте. Видимо, чтобы предаться развлечениям, подобно тем, что мы видели. Александр оскалился. Вновь знакомое ощущение иголок под кожей, вновь испепеляющий жар внутри. Желания начали теснить сомнения, выдавливая их из его сознания. Рене умела быть жестокой, когда хотела. — Почему же Вы не согласились? — с намеренным безразличием спросил губернатор. Девушка звонко рассмеялась, подойдя ближе к нему. — Зачем мне он, когда я прибыла сюда с королем? — И все же в лабиринт вы ушли со мной, — парировал Александр. Рене не нашла, что ответить. Он улыбнулся, удовлетворенно кивнув. Последние сомнения умирали в муках на периферии его разума. — Почему Вы интересуетесь мужчинами в белых масках с рубинами? — спросила девушка, внимательно вглядываясь ему в глаза. Александр резко переменился в лице и уставился в землю. Рене очень ясно заподозрила, что такая его реакция могла говорить только об одном — это касается неизвестного, что душил мадам де Монтеспан. Девушка скрестила руки на груди. — Уже не справляетесь? — с вызовом спросила она. — Желаете вернуть меня к себе на службу? — О, нет! В этом своем решении я как раз совершенно уверен, — Александр покачал головой, вновь внимательно на нее посмотрев. — Вы говорили с этими мужчинами в белых масках? Чей-то голос показался Вам похожим на тот, что Вы уже слышали? Рене закусила губу. — Выходит, в каких-то других своих решениях вы неуверенны? — задумчиво спросила она, пристально глядя на него. Александр устало вздохнул. — Вы не ответили на мой вопрос, мадемуазель. — Как и Вы на мой. — Но я задал свой первым, — губернатор изогнул бровь. — Я думала, благородные господа должны уступать дамам, — девушка дерзко улыбнулась ему, подавшись корпусом вперед. — В таком случае как хорошо, что я не благородный господин, — уголок губ Александра пополз вверх, их словесные баталии никогда не уставали безумно возбуждать его разум. — К тому же, не Вы ли, мадемуазель, желали равенства между нами? — А мы его достигли? Да. Действуй. Его сознание внезапно отдало очень четкий и бескомпромиссный приказ. Губернатору оставалось только повиноваться. — Я склоняюсь к утвердительному ответу. Глаза Рене расширились в удивлении. Несколько мгновений она не знала, что сказать. Александр тоже молчал, в последний раз спросив себя, осознает ли он, что делает. Да, кристально ясно. Как никогда. Его разум был чист, понятен, упорядочен, впервые лишен любых сомнений. Он был уверен. Жизнь происходит сейчас. — Что Вы хотите этим сказать? — промолвила Рене, настолько тихо, что ее голос почти утонул в громком звуке цикад. — Что даже я не смог бы себе позволить использовать самого короля, чтобы достичь своих целей, — изогнул бровь Александр. — И какие же мои цели, месье? — Моя ревность. Ответ повис в воздухе. Рене казалось, что воздух стал жарче, сердце громко билось. Ладони вспотели. Он видит тебя насквозь. Знает все твои игры. Всегда на шаг впереди. Александр смотрел на нее прямым открытым взглядом, на его устах играла легкая улыбка. Он сделал шаг к ней, отчего она потеряла остатки равновесия и спокойствия. — Вы так считаете? — прошептала она, чувствуя себя глупой просто потому, что вообще задает этот вопрос. — Разве я не прав? — он сделал еще шаг к ней, приблизившись почти вплотную. — Зависит от того, сработало ли, — отыскав в себе остатки дерзости, она приподняла подбородок. — Очень хорошо сработало, — прорычал Александр. В следующую секунду его руки оказались на плечах девушки. Легко, словно пушинку, он вжал ее в живую изгородь. Его губы накрыли ее, и она без раздумий отдалась пламени его поцелуя. Он обжигал, лишал воздуха, остатков воли и рассудка. Рене растворялась в нем, зарываясь пальцами в черные шелковые волосы и выгибаясь навстречу его телу. Хотелось, чтобы он был везде и сразу. И хотя сначала девушке казалось, что подобное желание невозможно выполнить, каким-то немыслимым образом Александру это удавалось. Он поглощал ее. Его руки изучали каждый ее изгиб, словно впервые, вызывая одновременно жар и мурашки, где бы он к ней ни прикоснулся. Одним резким движением он потянул лиф воздушного платья вниз, высвобождая ее груди. При соприкосновении кожи с прохладным воздухом она ахнула, а Александр низко простонал ей в губы. От этого звука она инстинктивно подалась бедрами вперед, плотно вжимаясь в него, ярко ощущая твердость его члена. Рене не сдержала собственного стона, осознавая силу и интенсивность их совместных желаний. Александр, тяжело дыша, прервал поцелуй. Его глаза горели диким пламенем. Рене, словно зачарованная, ждала его дальнейших действий. Не прерывая зрительного контакта, мужчина опустил руки на ее бедра и сильно сжал, еще плотнее притягивая ее к себе. Она удовлетворенно выдохнула, закинув голову назад. Он криво усмехнулся. Одним движением Александр припал к ее груди, губами и языком лаская бархат кожи и вызывающе стоящие соски. Казалось, он знал ее лучше, чем она сама. Любое прикосновение было новым откровением, сенсацией, ярчайшим, острейшим экстазом. Его руки рывками задирали подол ее платья. Рене не хватало воздуха. Ладонь Александра уверенно легла между ее бедер. Он прорычал, почувствовав, насколько влажной она была. Губернатор несколько раз провел пальцами между ее складок. Она в исступлении вцепилась в его волосы, тяжело и громко дышала, подаваясь ему навстречу. Это было безумие, чистая страсть. Бескомпромиссная. Неконтролируемая. Прекрасная. Он вошел в нее двумя пальцами и начал ласкать внутри под особым, одному ему известным углом, от которого наслаждение разливалось по всему ее телу. Рене громко простонала. — Тише, мадемуазель, — Александр отстранился от ее груди и выпрямился, пристально посмотрев ей в глаза, его рука застыла между ее бедер. — Вы создаете слишком много шума. Девушка в отчаянной попытке продолжить погоню за этим сладким удовольствием, что он дарил ей всего секунду назад, дернулась навстречу его пальцам, но мужчина, впившись второй рукой в мягкую кожу бедра, неумолимо остановил ее движения. Рене в неистовом раздражении прорычала. — Но Вы же сказали, что никто не знает об этом месте, — неверяще прошептала она. — Ваши громкие стоны точно приведут к тому, что узнают. — Вас это сейчас интересует?! — возбуждение и возмущение слились в ней в каком-то диком единении, концентрируясь внизу живота. — Меня интересует то, что осталось незаконченным с нашей встречи в тайном проходе, — губы Александра медленно растянулись в тонкой улыбке, он чуть наклонился вперед. — А Вас? Девушка еще раз попыталась податься ему навстречу, отчего его хватка на бедре лишь усилилась. Он держал ее крепко, каким-то непостижимым образом балансируя на грани, когда это могло бы быть больно. Рене почти всхлипнула. — Вы знаете, что да, — пролепетала она. Александр плавно приблизил лицо к ее уху. — В тайном проходе Вы бы тоже так шумели? — его дыхание щекотало кожу, вызывая новую волну мурашек. — Нет, — еле находя воздух, промолвила Рене, уже даже не пытаясь пошевелиться. — Тогда воспринимайте, что Вы все еще там. Александр отстранился от нее, в триумфе отмечая дикое возбуждение в ее глазах, наблюдая, как прерывисто вздымается ее грудь, чувствуя ее влагу своей рукой. Он по-прежнему не двигался. В его штанах было безумно тесно. Он сходил с ума от желания овладеть ею в эту же секунду. Без промедления и игр, как тогда — в своем сне. Но этим грезы и отличались от яви. Реальность он мог контролировать. — Мне продолжать? — вкрадчиво спросил Александр, приподняв бровь, одним дразнящим движением большого пальца проведя по ее клитору. Рене с трудом сдержала стон и быстро кивнула, сжав зубы. — Я буду тихой, — чуть слышно прошептала она, глядя ему в глаза. — Обещаю. Александр убрал руку, которой удерживал ее за бедро, и провел ладонью по волосам девушки, нежно и трепетно пропуская тяжелые пряди сквозь пальцы. После он ласково дотронулся до щеки Рене, прислонил свой лоб к ее маске. Улыбнулся. — Умница, — прошептал он ей в губы. Она, беззвучно приоткрыв уста, задрала голову назад, ее бедра неконтролируемо дернулись навстречу его пальцам. Он милостиво разрешил ей, через секунду вновь продолжив двигаться внутри. Все его прикосновения били четко в нужную цель. Это было сладкое мучение — стараться исполнить свое обещание. Рене хотелось стонать, хотелось кричать. Это наслаждение было невыносимо выдерживать в тишине. Она закрыла себе рот ладонью, но через мгновение рука Александра решительно одернула ее, зажав кисть девушки над ее головой. Губернатор низко рассмеялся. — Не жульничайте, Рене, — прохрипел он, прожигая ее взглядом и усиливая свой захват на ее запястье. Он увеличил темп, чуть изменил угол, входил пальцами в нее с легким прокрутом. Он не сводил взгляда с ее лица. Наблюдать за тем, как она отчаянно пыталась оставаться безмолвной, оказалось отдельным, изысканным видом удовольствия. Рене закусывала губы, зажимала веки, стискивала зубы, тяжело и громко дышала, открывала рот в беззвучном крике и блаженно закатывала глаза. Она подавалась бедрами ему навстречу, выгибалась, впивалась ногтями свободной руки в его плечо. Ее движения стали более напористыми, она самостоятельно увеличивала темп. — Александр, я… — задыхаясь прошептала девушка. Он резко выпустил руку Рене и вновь схватил за бедра, останавливая ее толчки. Движения его пальцев замедлились. — Нет, — твердо сказал он, сжимая пальцами ее кожу. — Рано. Девушка разочарованно всхлипнула, но в ее глазах вспыхнуло еще больше желания. Она облизала закусанные губы, так страстно и соблазнительно, что Александр не выдержал и вновь прильнул к ней в жестком глубоком поцелуе. Он возобновил движение своих пальцев, не прекращая целовать ее. Для нее это была временная передышка. Она сладко стонала в его уста. Александр то ускорял, то замедлял темп, даря ей достаточно удовольствия, чтобы свести с ума, но не позволяя достичь пика. Он играл с углом, играл с амплитудой, с глубиной. Терзал ее. Мучил. Девушка в исступлении прикусила его за губу. Губернатор почувствовал вкус железа во рту, ощутил, как ее стенки сжимаются вокруг его пальцев. — Нет, — он остановился, на этот раз не просто отстранившись от нее, но и отняв руки. Рене раздосадовано очень-очень тихо простонала. Александр пожирал ее взглядом. Она стояла, облокотившись на живую изгородь, ее груди вызывающе топорщились из приспущенного лифа платья, она тяжело дышала, лицо было раскрасневшееся, губы — зацелованные, припухшие, волосы — растрепанные. Он не видел в своей жизни картины прекраснее. В штанах было неимоверно тесно. Больно. — Обопритесь о лавку руками, — властно промолвил он, его глаза были невероятно темными. Она выполнила приказ, не раздумывая. Александр смотрел, как Рене, не прерывая с ним зрительного контакта, плавно покачивая бедрами, прошла мимо и, очень медленно демонстративно наклонившись, опустила ладони на гладкий камень. Она с вызовом посмотрела на него через плечо. — Прогнитесь, — низко прошептал губернатор. Рене соблазнительно изогнулась в пояснице. Ее ягодицы приподнялись к небу. Она счастливо улыбалась ему. — Глубже, — мягко промолвил он, встав четко за ней. Она повиновалась. — Еще, — он усмехнулся краем рта. Она уже почти лежала грудью на скамье. Александр подошел вплотную и мучительно медленно задрал ее платье, обнажая белоснежную кожу оставленных ягодиц. — Просто восхитительны, — прошептал он, проведя ладонями по ее округлостям. — Если бы Вы могли сейчас видеть себя так, как я вижу Вас. Она чуть было не застонала, но вовремя прикусила губу. Александр, довольно посмеиваясь, отступил назад и, намеренно затягивая время, начал расстегивать пояс на брюках. Он пытал этим не только ее, но и себя. Мужчина уже сходил с ума, нуждался в ней, как в воде и воздухе. Но еще более отчаянно он желал, чтобы это мучение никогда не заканчивалось. Рене не обладала его выдержкой. Девушка, исступленно всхлипнув, начала одной рукой ласкать себя между бедер, не спуская с него хитрого взгляда. И хоть от этого зрелища у Александра пересыхало во рту и перехватывало дыхание, оно не входило в его планы. — Нет, — громко сказал он. — Я не разрешал Вам это делать. — Вы совсем не торопитесь, — почти взмолилась девушка, застыв. — Положите руку назад на лавку, Рене, — четко и вкрадчиво проговорил Александр. С раздраженным рычанием она повиновалась. Член Александра болезненно пульсировал. Покорность девушки возбуждала даже сильнее, чем картина ее пальцев, ласкающих себя. — Вы действительно любите, когда я командую, — прошептал Александр так, словно все еще не до конца мог в это поверить. — Да. Одно слово. Короткое и кристально понятное в своей простоте. Ее ответ будто окончательно снял все ограничения — внешние и внутренние. Он видел только ее. Ее, так послушно и изящно изогнутую. Линию ее ягодиц и бедер, каскад опадающих по спине волос. Слышал дыхание. Тяжелое, прерывистое и частое — такое же, как и его. Александр шагнул к ней вплотную, освободил себя от штанов, обхватил ее соблазнительные пышные округлости и резко потянул на себя, чем заслужил одобрительное приглушенное мурчание девушки. Он вновь провел рукой между ее бедер, уже не столько для подготовки, сколько для того, чтобы еще раз почувствовать, как сильно она его хочет. Рене издала еще один приглушенный стон. Губернатор усмехнулся, представляя, как она хмурится и сжимает губы, чтобы выполнить свое обещание. Он вошел. Резко и глубоко, как в своем сне, но реальность не шла с ним ни в какое сравнение. Все чувства были обострены до предела — от единения их тел душа его вспыхивала мягким ласкающим огнем, в котором он умирал и возрождался заново. Александр крепко держал ее за бедра, притягивал к себе со все возрастающей силой и неистовством, пальцы кололо от соприкосновения с ее кожей — шелковой, теплой, пьянящей. Казалось, что он прикасается к самой сути красоты. Ее запах заполонил его рецепторы, окутывая облаком желания и нежности, он витал вокруг него и глубоко внутри. В этом аромате можно было затеряться, но в нем он чувствовал себя так, словно вернулся домой и наконец обрел покой. С каждым движением он осознавал, что его охватывает всплеск все более интенсивного удовольствия. Оно поглощало его. Это были молнии, гроза и гром, безудержная стихия. Он закрыл глаза, купаясь в ощущениях. Рене с каждой минутой все сильнее и сильнее дрожала в его руках, она дышала все тяжелее и отрывистее, периодически срываясь на сдавленные всхлипы. Воздух вокруг них заполонили влажные звуки их близости. Он знал, что она приближается к пику. Александр, превозмогая протест собственной плоти, замедлил темп и, схватив ее за волосы, резко притянул к себе. — Нет, — властно и твердо прошептал он ей на ухо единственное слово. Он повернул ее голову на себя, в глазах Рене стояли слезы, но при этом она улыбалась. От ее вида он забывал, как дышать. Картина была парадоксальна и прекрасна в своей первобытной чистоте. — Я больше не могу, Александр, — взмолилась девушка, отчаянно подаваясь бедрами ему навстречу в попытке ускорить ритм их единения. — Терпение — это добродетель, — улыбнулся Александр, через секунду впиваясь в ее губы. Он продолжил глубоко и мощно входить в нее, не разрывая их страстного поцелуя, подавляя ее стоны, позволяя ей и дальше сдерживать обещание. В ней он видел отражение собственной души, чувствовал себя увиденным и полностью понятым. Александр никогда не думал, что подобное вовсе было возможно. Для других людей — да, но не для него. Рене же словно читала его мысли, чувствовала его эмоции — а он мог делать то же самое с ней. Они были полностью сонастроены друг с другом, связаны на уровне, выходящем за рамки физического. Это было блаженство, высшая точка, вершина... любви. От этой мысли он сам простонал в ее губы. В нем зрело ощущение завершенности, обретения своего места в мире. Словно глубоко в душе он знал, что находится именно там, где должен быть, с той женщиной, с которой должен быть. Александр отстранился от нее и резко вышел. Рене протестующе вскрикнула, даже не пытаясь подавить свой порыв. Губернатор рассмеялся. Он любил ее. Совокупляться так, как сейчас — грубо, жестко, почти животно, казалось неправильным. Она была достойна большего. Плохо себя контролируя, Александр развернул девушку и усадил на лавку, расставив ее ноги в стороны. Рене не сопротивлялась и не помогала, лишь смотрела на него затуманенным дезориентированным взором. Ее обнаженная грудь прерывисто вздымалась. Александр опустился перед ней на колени, положив ладонь ей на щеку. — Хочу видеть Ваши глаза, — прошептал он. Мужчина вошел назад в нее одним стремительным движением. Она закусила губы и зажмурилась, издав только легкий всхлип. Он начал двигаться, постепенно наращивая темп. Рене выгибалась ему навстречу, хваталась руками за плечи. Ее огромные изумруды блестели в прорезях маски. Александр резко сорвал ее с лица девушки, через секунду проделав то же самое и со своей. — Хочу видеть Ваше лицо, — промолвил он, задыхаясь. — Хочу, чтобы Вы видели меня. Лабиринт словно растворялся в воздухе, Рене полностью отдавалась охватившим ее ощущениям. Каждый его толчок, каждое прикосновение, каждый хриплый вздох вызывали волны удовольствия, прокатывающиеся по телу, а сознание превратилось в чистый холст, куда Александр размашисто наносил все новые и новые мазки чистого экстаза. Окружающий мир превратился в сплошное пятно красок и звуков, далеких и несущественных, она сосредоточилась только на сильном невыносимом удовольствии, почти граничащим с болью, пульсирующим внутри. Сердце колотилось в груди. Этот дикий барабанный бой синхронно отражал ритм их совместных движений. Каждый нерв в ее теле ожил, посылая искры наслаждения каскадом по всем конечностям. Ее кожа была чувствительна, невероятно чутка к каждой ласке, каждый ее сантиметр словно горел от желания. Она вглядывалась в его лицо, в этот момент особенно красивое. Александр был сосредоточен, складка залегла между густых бровей, словно сейчас он занимался делом, которое стоило всей его жизни. Рот мужчины был полуоткрыт, с него раз за разом срывались низкие грудные стоны. Девушка отчаянно сдерживала собственные. — Александр, я не вынесу, — задыхаясь, прошептала она, чувствуя как внутри все скручивается от интенсивного наслаждения. — Держитесь, — шептал он, вцепившись ей в волосы, на этот раз не снижая ни темпа, ни напора. — Вы можете. Вы все можете. Его голос, жесткий и бескомпромиссный, проникал в ее воспаленное сознание, и она понимала, что готова приложить все силы, чтобы эта сладкая пытка не закончилась раньше, чем он задумал. Она была порабощена, поглощена, полностью в его власти. И ей хотелось в ней быть. — В эти Ваши фантазии и мечты Вы боялись меня втягивать? — чуть слышно промолвила она, подавляя стоны, которые так и норовили вырваться каждый раз, когда она позволяла себе открыть рот. — Не только, — Александр еще сильнее притянул ее к себе, войдя под особо чувствительным углом, Рене стиснула зубы и закинула голову назад. — Терпите, мечта моя. Его слова лишь усилили наслаждение. Девушка почувствовала себя парящей, невесомой и свободной, как облако, которое несет легкий ветерок. Время потеряло смысл, и она оказалась в состоянии блаженной эйфории. Не было ни прошлого, ни будущего — только настоящий момент, в котором царило удовольствие. Все чувства обострились, и каждое прикосновение, каждый шепот, каждый выдох, касающийся ее кожи, вызывали мурашки восхитительной неги по позвоночнику. Рене словно попала в другое царство, где говорили только на языке блаженства, и она свободно владела его пьянящим диалектом. В этом, таком эфемерном, таком волшебном пространстве она ощущала глубокую связь с Александром, как будто их души слились воедино. Она чувствовала каждое его движение, понимала каждое его намерение, не нуждаясь в словах. Они двигались вместе в полной гармонии, их тела были единым целым, словно направляемые невидимой силой. — Вы можете стонать, — сквозь пелену ее сознания раздался его низкий голос. — Я разрешаю. Вы хорошо справились. С губ Рене сорвался громкий стон, свидетельствующий о ее всепоглощающем удовольствии. Затем еще и еще один. Она неконтролируемо стонала, словно пытаясь отыграться за то мучительное время, когда у нее не было этой возможности. Ее тело выгнулось дугой, инстинктивно стремясь к большему, жадно требуя еще более острых ощущений, которые уже и так захлестывали ее с головой. Она чувствовала себя сосудом желания, и с каждым мгновением это желание становилось все сильнее, пока не превратилось во всепоглощающую силу, управляющую ее существом. Мир за пределами этого интимного пузыря просто исчез, не оставив ни единого следа, будто его никогда и не было, и все, что имело значение, — это удовольствие, бурлящее в ее венах. Это была сладостная капитуляция, момент уязвимости и необузданных эмоций, когда она позволила себе полностью погрузиться в волны блаженства. Александр схватил ее за лицо, заставив посмотреть на себя. Она с готовностью повиновалась. Ее глаза нашли его. — Да, — низко прошептал он, но это слово прозвучало в ее сознании оглушительно. Она взорвалась. Наслаждение достигло своего апогея, девушка почувствовала, как рассыпается на миллион осколков, только для того, чтобы снова собраться воедино в глубоком и прекрасном катарсисе. В этом безвременье она родилась заново, преображенная нахлынувшим на нее экстазом. Мир был раскален добела. Рене переживала нечто необыкновенное, не поддающееся никаким словам и объяснениям. Погрузилась в мир острейшей эйфории и неведомого доселе спокойствия. Она слышала свои громкие крики, но они были где-то вдалеке. Она смеялась, паря на пике своего удовольствия. По ее щекам катились слезы. Девушка чувствовала, как Александр приник к ней в нежном тягучем поцелуе, ощущала его последние мощные толчки, осознавала, как он покидает ее тело, хотела его остановить, но не могла найти ни своего голоса, ни слов в голове. Это была нирвана. Растворение. Вознесение. Потом все погрузилось в темноту. Рене не знала, сколько она пролежала в этой мгле. Через секунду, а может, и через целую вечность она смогла разобрать низкий приятный голос, что-то ей шепчущий, и прикосновение мозолистых пальцев к своему лицу и волосам. — Ен… очни… есь… on… ill, — прорывалось сквозь шум в ее ушах. Постепенно он стихал, но до ее слуха чем дальше, тем более отчетливо начали долетать звуки суматохи, встревоженные далекие крики, гул охотничьих рожков. Она открыла глаза, уставившись на траву перед собой. На ней отчетливо виднелось пятно только что излитого семени. Ей было тепло и мягко, голова лежала на чьих-то коленях, длинные пальцы разбирали ее длинные локоны, утирали слезы с лица. Рене повернулась и посмотрела вверх. Александр держал ее в своих руках, на его лице застыло обеспокоенное и настороженное выражение. В душу девушки так же моментально закралась тревога. Он все еще тяжело дышал. Волосы шелковой волной спадали на его лоб. — Александр, — прошептала Рене, голос срывался и не слушался. — Что происходит? Губернатор грустно улыбнулся и нежно провел рукой по ее лицу. — У меня есть лишь догадка, — он покачал головой, сжав челюсть. — Я молюсь всем богам, чтобы в этот раз оказаться неправым. Он мягко приподнял ее голову и опустил на траву. После Александр быстро поднялся на ноги. Рене, все еще пытаясь вернуться в настоящее, в растерянности наблюдала, как он стремительно приводил себя в порядок, застегивая штаны, отряхивая одежду и приглаживая волосы. Она приподнялась на локтях. В горле пересохло. Финально одернув воротник сюртука и спрятав лицо за черной маской, Александр посмотрел на нее, его глаза были полны тревоги. — Нам нужно вернуться, Рене. Немедленно, — он устало выдохнул. — Поправьте свое платье и прическу. Начинайте идти назад к садам через несколько минут после меня. Никто не должен видеть нас вместе. Он увидел боль в ее глазах, которая словно отражала его собственную, как только последняя фраза сорвалась с его губ. Она полулежала на траве — растрепанная, с обнаженной грудью, задранными юбками, тяжело дышащая и испуганная. Не так все должно было закончиться, не так он должен был ее покинуть. Вдалеке раздался громкий женский вскрик. С трудом отвернувшись от Рене, он быстро пересек поляну и вынырнул из уединенности секретного сада. Он бежал сквозь зеленые коридоры лабиринта, уверенно петляя в его стенах. Из-за угла показались гвардейцы с ищейками. Александр кинулся к ним. — Доложить, — на ходу крикнул им губернатор. — Что, черт возьми, происходит? Солдаты растерянно переглянулись, словно удивляясь его неведению, но увидев выражение чистейшей ярости на лице Александра, быстро встали по стойке смирно. — Дофин пропал, — быстро отрапортовал один из них. — Ребенка не оказалось в королевских покоях. Маркиза де Монтеспан найдена без сознания там же. Король приказал начать поиски. Нет. Нет. Нет. Больше не слушая гвардейцев, Александр побежал дальше к выходу из лабиринта. Его сердце бешено колотилось в груди. Он вылетел в сад, атмосфера которого разительно отличалась от той, которую он покинул, уходя с Рене. Музыка и веселый смех стихли, уступив место громкому гулу встревоженных голосов. Все уже были без масок, поэтому губернатор поспешно снял свою. Вокруг сновали мушкетеры и гвардейцы с факелами. Вдали слышались женские рыдания. Расталкивая окружающих, Александр кинулся на этот звук. Чем ближе он был, тем больше отчаяния губернатор слышал в этом плаче. Наконец из-за спин снующих стражников показался центр поляны. На траве на коленях сидела Ее Величество королева Мария Терезия, ее тонкий стан сотрясался, голова была опущена, она закрывала рот руками, пытаясь заглушить звук своих рыданий, но ей это не удавалось. Людовик опустился перед ней на одно колено, что-то тихо ей нашептывая, и от его слов девушка тряслась все сильнее и сильнее. Принц Филипп неловко перетаптывался позади королевской четы, то и дело бросая полный боли и сопереживания взгляд на брата. Шевалье де Лорен протянул ему бокал вина, но Филипп решительно поднял ладонь в отрицательном жесте, покачав головой. Александр сделал несколько шагов им навстречу. Трава шелестела под его туфлями. Он чувствовал, что вторгается туда, где ему не место. Король обернулся на звук. Его глаза вспыхнули гневом. Он стремительно встал и кинулся навстречу губернатору. — Где Вы, во имя всех богов, пропадали?! Вы знаете, что произошло?! Знаете?! — рявкнул Людовик и схватил его за воротник. — Мой сын пропал! Что мне делать, Александр? Что я, ради всего святого, должен делать? Губернатор смотрел ему в глаза. Видел всю глубину и силу его отчаяния и страха. И впервые он не знал, что сказать. Не знал, как солгать. Не знал, какая манипуляция могла бы помочь делу. Он чувствовал печаль за друга, злость за случившиеся, стыд и вину за себя. Я же говорил, что привязанности — это слабость. Внутренний голос проснулся в голове. Уже не отцовский — его собственный.