Cтатуя

Александр услышал звук выстрела. В следующую секунду жгучая боль вспыхнула в его плече, распространяясь по всему телу, словно лесной пожар. Дыши. Он попытался, но в ответ на зашедший в его легкие воздух, из горла губернатора вырвался мучительный хриплый стон. Сильнейшая, пронзительная резь отдавалась во всей руке, как будто раскаленный кинжал вонзился в плоть в разных местах. Дыши. Дыши. Дыши. В его ушах звенело, сердце натужно билось. Александр зажмурил глаза и громко зарычал, надеясь, что так сможет хоть немного заглушить эту нестерпимую муку. Эту истинную безусловную агонию. Далекое детское воспоминание вынырнуло из глубин его памяти. Пойдем, сын. Ты должен это видеть. У него никогда не было возможности перечить, а потому он проследовал за отцом. Они вошли в темное пространство переполненного лазарета, куда плотным потоком приносили все новых и новых раненых после битвы при Ле-Авене. В воздухе стояло гнилостное зловоние, слышались стоны и крики. Все вокруг казалось наполненным атмосферой отчаяния и смерти. Ему было всего семь лет. Отец подвел его к солдату с наполовину перебинтованным лицом, по краям ткани виднелись обугленные участки кожи. Грудь мужчины была также затянута белыми марлевыми перевязками — она прерывисто и судорожно вздымалась. Раненый солдат хрипел, каждый вздох давался ему с большим трудом. Он умирал, в этом не было почти никаких сомнений. Расскажите, как Вас ранили. Расскажите ему, что Вы чувствовали. Отец безэмоционально смотрел на солдата немигающим безразличным взглядом. Говорил же — с интонацией, которая не потерпела бы ни единого возражения. Даже его попытки. Мужчина принялся шептать свою мрачную историю. О засаде. О шоке. О дезориентации. О невероятном давлении в груди. Но главное — об этом нестерпимом, невыносимом, неуходящем жжении. Солдату было тяжело говорить, а юному Александру — слушать, но отец заставил его подойти ближе, чтобы не пропустить ни единого слова. Будущий губернатор покорно сделал несколько шагов вперед. В нос тут же ударил сильный запах спирта и крови. У мужчины перед ним были пересохшие потрескавшиеся губы, испарина выступила по всей поверхности его тела. Отец безжалостно вынуждал раненого солдата описывать свой опыт в самых мелких, в самых дотошных деталях. Таких реалистичных и красочных, что у Александра начала кружиться голова. Его мутило. Губернатор никогда не хотел бы прочувствовать что-то подобное на себе, но это произошло. И боль была хуже, чем в любых рассказах. Страшнее, чем даже в его детском воображении. Пекло в тысячи раз сильнее самого серьезного ожога, и казалось, что этот огонь сжигает все его тело изнутри. Жар был чрезвычайно интенсивным, как будто вместо крови в нем струилось расплавленное железо. Зрение Александра на мгновение затуманилось — он пошатнулся вперед, инстинктивно схватившись рукой за талию Рене. Она попыталась его удержать. Ее ладонь резко опустилась на плечо мужчины — прямо на рану. Девушка ненамеренно сжала его рукав — и губернатор тут же вновь взвыл от жуткой боли. Его сердце продолжало бешено колотиться от шока и адреналина, бурлящего в венах. Сквозь туманную завесу своей муки он смог расслышать полный страха и растерянности настойчивый шепот Рене. Мужчина еще сильнее вцепился в ткань ее платья, пытаясь обрести хоть какое-то равновесие. Губернатор чувствовал, как девушка дрожит от его прикосновений. — Александр… Вы… Я… Что мне…, — ее голос дрогнул, пронизанный паникой и отчаянием. — Как мне... Как помочь Вам? Силясь превозмочь охватившую его агонию, он заставил себя открыть веки и встретиться с Рене взглядом. Ее глаза были огромными. Его здоровая рука машинально дернулась к висящему на поясе пистолю, пальцы затрепетали, предчувствуя привычное нажатие на спусковой курок. Несмотря на всю резь и всю боль, сквозь которую Александр пробивался, его инстинкты оставались непоколебимыми. Стрелявшему нужно время для перезарядки оружия. Мужчина отчетливо слышал слабое шарканье за своей спиной, тихий рык putain, безошибочный шелест пороха. Я должен быстро развернуться. Выхватить пистоль. И выстрелить. Дважды. У меня есть преимущество. Каждая клетка его существа, все его тренировки, вся выправка требовали, чтобы он пошел в атаку, чтобы переломил ситуацию в свою пользу. Если бы Александр был сейчас один — он так бы и сделал. Рене отчаянно вцепилась в ткань сюртука на его груди. Ты должен вывести ее отсюда. Ты должен уберечь ее. Все былые установки были вытеснены этой новоприобретенной мантрой. Он видел весь страх, панику, беспокойство, шок, написанные на ее прекрасном лице. Видел слезы, текущие по ее щекам. Александр вновь ощутил, как деликатные дрожащие пальцы Рене судорожно сжали его рукав, теперь чуть ниже ранения. Она смотрела на него глазами, расширенными от ужаса, в немой мольбе. Губернатор разрывался, тяжесть решения давила на него. Он мог бы покончить с этим. Возможно, устранил бы нападавшего одним метким выстрелом. Но риск был огромен. Если бы он промахнулся, если бы израсходовал все пули, то перезаряжаться уже пришлось бы ему, а Рене в таком случае могла бы оказаться под перекрестным огнем. Выводи ее отсюда! Немедленно! Плевать на все! Ты должен убедиться, что она не пострадает! Сознание и рефлексы уже практически вопили на него. Пульс ускорился еще сильнее. Решение было принято. Левой, неповрежденной рукой Александр схватил девушку за кисть и резко потянул за собой. Они побежали. — Быстрее! — хрипло выдохнул губернатор, сжимая ее ладонь еще крепче. — Пока он не успел подготовиться к новому выстрелу! Его плечо не прекращало безостановочно ныть нестерпимой жгучей болью, он понимал, что из раны продолжает литься кровь. Сердцу хотелось выпрыгнуть из груди, Александр чувствовал мучительную пульсацию в висках. И бежал, бежал, бежал. Бежал, не оборачиваясь, сквозь, похожие на лабиринт, узкие улочки и переулки Парижа. Бежал так быстро, как только мог, утягивая за собой Рене. Она с трудом выдерживала его скорость, путаясь в своих длинных юбках. Их шаги эхом отдавались от мокрой брусчатки. — Быстрее. Быстрее. Быстрее, — молил он, не сбавляя темпа. — Пожалуйста. Александр бежал, постоянно петляя. Здания словно сливались друг с другом — их богато украшенные каменные фасады раз за разом становились для них ситуативным укрытием. Он слышал и почти чувствовал сбоку тяжелое дыхание Рене. За спиной раздался еще один выстрел — как раз тогда, когда он резко свернул за угол в живописный переулок. Пуля попала в стену, куски камня полетели в разные стороны, кто-то вскрикнул, их преследователь громко ругнулся. Губернатор еще сильнее ускорился. Каждый новый метр отдавался яркой резью в раненом плече, но бегство было сейчас их единым спасением — эта мысль толкала вперед. Адреналин, бурлящий в нем, вытеснял боль в глубины сознания. Рене крепко держала мужчину за руку, пытаясь поспевать за его темпом, несмотря на то, что воздух уже вырывался из нее рваными порциями. Александр не столько замечал, сколько ощущал, что она время от времени кидала взгляд через плечо, пытаясь убедиться, что преследователь отстал. Периферийным зрением он видел, как развеваются на ветру ее огненные локоны. — Не оглядывайтесь, — тяжело дыша, приказал губернатор. — Это Вас замедляет. Смотрите только перед собой. Они неслись дальше. Душа Александра пронзительно и громко стонала не столько из-за тяжести погони, сколько из-за почти животного страха потерять ее. Рене не станет жертвой его ошибок. Его беспечности. Его нерешительности. Его бездействия. Губернатор мысленно поклялся себе в этом. Она выберется, чего бы ему это ни стоило. Больше жизни. Люблю ее больше жизни. В висках стучало такое пугающее осознание, но для него не было ничего более истинного в этот момент. Если не будет Рене — не будет и жизни. Как не было до нее. Даже если он продолжит дышать. Это будет вновь лишь пустое существование. Запутать его. Сбить со следа. Заставить потерять нас из виду. Александр продолжал петлять среди извилистых улочек, не разбирая дороги, иногда налетая на прогуливающихся пьяных прохожих. Некоторых он повалил на землю, сквозь других — просто пролетел, цепляя их окровавленным плечом. Его вновь пронзил хлесткий удар агонии. За ним тянулась тонкая дорожка крови. Зеваки посылали в их спину проклятия и оскорбления. Дождь бил в лицо. Губернатор бежал дальше. Когда они влетели в пространство особенно узкого переулка, Рене чуть было не споткнулась о неровные, выступающие выше остальных, булыжники. Александр крепко перехватил ее за талию и вовремя потянул на себя. Их взгляды встретились, и у девушки перехватило и без того почти отсутствующее дыхание. Она видела в его серых грозовых глазах невысказанное обещание. Я выведу Вас. Клянусь. Вес его руки, обвивающей ее стан, придавал девушке сил. Они продолжали постоянно менять направление. Бежали прямо только до каждого нового поворота. Свернув в очередной переулок, Александр заметил справа открытую дверь все еще галдящей и наполненной людьми таверны. Не раздумывая ни единой секунды, губернатор кинулся туда. Влетев внутрь, они замедлились. В заведении было тесно, гуляние оказалось в самом разгаре. У Рене кололо в боку, она с трудом дышала. В ее ушах стоял шум, а в голове все еще не укладывалось все происходящее. Девушку трусило так сильно, что если бы Александр не держал ее за руку, она могла бы упасть. Но он не ослаблял своей хватки. Губернатор тянул ее в самую гущу людей, пытаясь смешаться с толпой. Проходя мимо очередного столика, он аккуратно стащил оставленную без присмотра широкополую шляпу и тут же водрузил на свою голову, низко натянув ее на лоб. Пройдя еще несколько метров, Александр легким движением прихватил висящий на стуле за молодым парнем, сосредоточенно играющим в кости с подвыпившими товарищами, длинный темно-синий плащ с капюшоном. Мужчина порывисто протянул это одеяние Рене. — Надевайте, — быстро прошептал он, на секунду оглянувшись к ней и отпустив ее ладонь. — Вы крадете? — едва находя воздух, промолвила девушка слабым голосом, принимая из его рук плотный грубый материал. — Нам сейчас нужнее, — твердо сказал Александр, продолжая пробиваться ко второму залу таверны. Рене согласно кивнула. Не медля, она накинула на свое тело плащ и прикрыла лицо капюшоном, убедившись, что волосы также надежно спрятаны и не выглядывают из-под него. От ткани ее новоприобретенной верхней одежды разило сильным запахом пота и перегара. Из-за этого ее и без того невыносимое головокружение усилилось. К моменту, когда они достигли дальнего зала заведения, Александр успел стащить еще зеленый камзол из добротной бархатной ткани и недопитую бутылку с какой-то прозрачной жидкостью, скорее всего tord-boyaux. Его хозяин так и остался мирно спать на столе возле полупустого бокала с вином. Глаза губернатора метались от одной стены к другой. В дальнем углу он заметил выставленные до потолка в ряд винные бочки. Не теряя времени, мужчина юркнул за них и со сдавленным стоном опустился на пол, сняв с головы шляпу и положив свои новые трофеи перед собой. Рене аккуратно присела возле него. Только сейчас Александр позволил себе как следует ее рассмотреть. На лице девушки были капли крови, а на шее — целые пятна. Ее ладонь также была окровавлена. Губернатора охватил липкий ужас, который чуть ли не сковал все мышцы. Я ведь не спросил. Даже не подумал об этом. Зациклился на своей боли, на своем страдании. Что, если...? Он боялся даже додумать эту мысль. Мужчина стремительно положил ладонь на ее щеку. Она ощущалась теплой и невыносимо нежной под его шершавыми пальцами. — Рене, Вы ранены? — прошептал Александр, его сердце замерло. Она быстро и отрицательно замотала головой. Глаза девушки сейчас казались еще более огромными. Он не помнил, чтобы они хоть когда-то были такими большими. В них застыло сожаление и беспокойство. По щекам тихо катились слезы. Александр выдохнул. Даже немного улыбнулся. Стоило Рене увидеть эту его эмоцию, как что-то внутри нее сломалось. Рыдания начали вырываться с силой, которая была ей прежде никогда не знакома. — Простите меня. Простите, Александр, — выдавила из себя она, сквозь комок в горле. — Если бы я только держала себя в руках. Если бы не отвлекла Вас. Если бы не поцеловала. Ничего бы этого не было… Ее голос сорвался в жалкий хрип. Девушка опустила глаза и увидела, как по ладони губернатора все еще стабильным потоком стекала кровь. Ее плечи затряслись, за ними — все тело. Паника и отчаяние охватывали все естество. Александр был прав. Она всегда была проблемой. Проблемой, которая не могла провести черту между личными желаниями и профессиональной деятельностью. Проблемой, которая не давала ему сосредоточенно выполнять свою работу. Проблемой, которая заставляла его разбираться в своих чувствах в самом неподходящем месте в самое неподходящее время. Проблемой, которая выкрикивала его имя на улице, тем самым, вполне вероятно, и наведя на них убийц. Ей хотелось, чтобы ранили ее. Чтобы пуля пронзила ее, а не его тело. Она заслужила. Проблемы нужно устранять. — Простите меня, Александр, — вновь прошептала Рене, глотая слезы. — Простите. Его хватка на ее щеке усилилась. Он поднял голову девушки, вынуждая посмотреть на него. Лицо губернатора было спокойным. Умиротворенным. Он прятал боль — она слишком хорошо его изучила. Рене не понимала, как на это реагировать. Александр опять ей врал, и она не знала, что чувствовать. От этого его мнимого покоя девушку затрясло лишь сильнее. Из горла вырывались хриплые рыдания. Мужчина провел ладонью по ее скуле, дотронулся большим пальцем до губ. — Ш-ш-ш, тише, моя девочка, — прошептал он. — Вы не виноваты. Рене вздрогнула. Моя девочка. Его голос звучал так ласково. Так нежно. Раньше она многое согласилась бы отдать за эту его эмоцию. Ваша. Ваша. Навеки Ваша. Лишь Ваша. Но теперь она бы променяла все, включая это обращение, на возможность пустить время вспять. — Я выдала Вас, — всхлипнула Рене, вцепившись ладонями в его руку у своего лица, прижимая ее ближе, будто боясь, что это просто мираж. — Я назвала Ваше имя на улице. Так они Вас и узнали. — Мы не можем быть в этом уверены, — покачал головой Александр и вновь провел большим пальцем по ее губам. — Можем, — она стиснула зубы, новый поток слез начал стекать по ее щекам. — Это из-за меня. Губернатор вздохнул. Но не раздраженно. Не устало и не тяжело. В этом звуке был трепет. Была нежность. Была хрупкость. Рене задержала дыхание. — Нет, — твердо повторил Александр, медленно вытирая влагу с ее щек. — Вы не можете контролировать все, Рене. Никто не может. Некоторые вещи просто происходят. Помните? Губернатор ласково погладил ее по голове. Пропустил ее тяжелые пряди между пальцев. Девушка улыбнулась сквозь слезы, услышав собственную фразу, которую он только что повторил слово в слово. Почему-то тот факт, что Александр ее запомнил, и его ласкающие прикосновения придавали ей дополнительных сил. Люблю Вас. Люблю Вас. Так сильно люблю Вас. Она глубоко вздохнула, пытаясь отогнать панику и отчаяние из своего тела. — Вам удалось разглядеть стрелявшего? Помните, как он выглядел? — мягко спросил Александр, заправив прядку волос ей за ухо. — Сможете узнать его, если он войдет сюда? — Да, смогу, — Рене решительно сжала подбородок, несмотря на блестящие в глазах слезы и то, как непроизвольно содрогнулось ее тело от одной только вероятности, что подобное произойдет. — Смотрите в щель между бочками, — промолвил Александр, вновь проведя ладонью по ее нежной щеке до шеи, стирая капли своей крови. — Следите за аркой между залами. Девушка быстро кивнула. Он отпустил Рене, и она, встав на колени, прильнула к отверстию между деревянными стенками емкостей. Губернатор, тяжело дыша, облокотился на поверхность бочек спиной. Под ним уже была заметная лужа крови. Плечо пульсировало адской болью. Он повернул голову к девушке. Ее все еще трусило. По фарфоровой коже щек тихо катились слезы. — Рене, — прошептал он. Она повернула к нему голову. Ее губы тряслись. — Все будет хорошо, — губернатор посмотрел на девушку, его взгляд был пугающе пронзителен. — Я обещаю. Подавив тяжелый всхлип, Рене вновь кивнула и тут же, не теряя времени, вернулась к своему заданию, боясь упустить момент, когда в зале мог появиться охотившийся на них убийца. Периферийным зрением она заметила, что Александр, поморщившись и прошипев, скинул с себя черный камзол и принялся дрожащими пальцами расстегивать пуговицы рубашки. Его правый рукав был почти полностью окровавлен. Девушка почувствовала, как тошнота подступает все выше, сердце билось где-то в горле. И снова безумно сильно хотелось расплакаться. Возьми себя в руки. Перестань быть проблемой. Рене судорожно выдохнула и заставила себя больше не смотреть в сторону Александра, полностью сосредоточившись на арке, которая разделяла залы таверны. Сквозь нее то и дело заходили люди, но, к счастью, — никого даже отдаленно похожего на их преследователя. — Он может позвать подкрепление? — прошептала девушка, наблюдая, как компания молодых людей, неся в двух руках бокалы с пивом, небрежно ввалилась внутрь. — Убийца может появиться не один? — Маловероятно, — Александр ответил почти без раздумий, и в этой скорости она нащупала для себя некое успокоение. — Кто выполнит заказ — тот и получит всю награду. Коршуны не особо любят делиться золотом друг с другом. По телу Рене пробежала дрожь. Коршуны. Слово приобрело гораздо более зловещий оттенок. Давило своей силой, своей энергией. Символ стремительности, коварства и беспощадности. Именно коршуны терзали Прометея, пожирая его печень. Девушка до боли закусила губу, подавляя очередной тяжелый всхлип. — Вы уверены, что это они? — Почти уверен, — мужчина скривил губы. — Либо же это очень занятное совпадение. Александр справился с пуговицами и быстро стянул рубашку. Когда ткань сошла с раненого плеча, он простонал сквозь зубы. Лицо исказилось страданием. Губернатор быстро откупорил tord-boyaux и, не давая себе возможности передумать, обильно плеснул на рану. Рука отозвалась неимоверной болью. Жгло хуже, чем в аду. Перед глазами пошли белые пятна, мужчина чуть не выпустил из рук бутылку. Он плотно сжал губы и зажмурился, пытаясь не издавать никаких звуков, кроме сдавленных стонов, чтобы не пугать Рене еще сильнее. Так надо. Терпи. Как терпел всегда. Александр опустил tord-boyaux на пол и, сделав несколько глубоких вдохов и протяжных выдохов, напряг мышцы плеч, чтобы резко дернуть ткань рубашки, отрывая рукав. Из его горла вырвался еще один болезненный рык. Дрожь в руках лишь усилилась, но мужчина сейчас не мог себя жалеть. Кровь нужно было остановить во что бы то ни стало — он и так уже потерял слишком много. Губернатор рваными движениями расстегнул кожаный ремень и вытащил его из штанов. — Рене, — прошептал он. Девушка тут же обернулась к нему. Александр протянул ей пояс. Она растерянно приподняла брови. — Затяните над раной, пожалуйста, — его глаза нашли ее. — Так сильно, как только сможете. Руки Рене дрожали, когда она забирала у него ремень. Она чувствовала, как на нее давит тяжесть момента. Ее пальцы нервно прошлись по пряжке, и она снова в волнении посмотрела на Александра. Пронзительность его взгляда побуждала ее к действию, его доверие к ней казалось непоколебимым. Девушка решительно подползла ближе к нему, ее платье вымазалось в луже крови. Грудь мужчины порывисто вздымалась и опускалась, торс был обнажен. В обычной ситуации эта картина вызвала бы в ней пламя желания, но сейчас ее глаза лишь быстро пробежались по красивым линиям мышц к его плечу. Пытаясь не вглядываться, специально уставившись на точку заметно выше его ранения, Рене быстро закрепила ремень прямо под мышкой мужчины, и сильно стянула. Резкий вдох и низкий рык, вырвавшийся из его уст, дали ей понять, что она сдавила кожу достаточно туго. Чувство вины скрутило ее. — Расслабить? — спросила девушка, голос дрогнул от беспокойства. Челюсть Александра сжалась, но ему удалось коротко помотать головой из стороны в сторону. — Нет, это... это необходимо, — хрипло прошептал он, передавая ей оторванный рукав своей рубашки. — Забинтуйте. Не жалейте меня. Девушка с трудом сглотнула и, задержав дыхание, перевела взгляд на рану. Она увидела длинное темно-бордовое рваное углубление на его оливковой коже. Пуля прошла по касательной. Края увечья окантовывал пугающий ожог. Яркая, горячая красная кровь все еще сочилась стабильной струей, бесперестанно стекая по его руке вниз. Тошнота подобралась опасно близко к гортани, перед глазами все расплывалось. Рене судорожно всхлипнула и отвернулась, до боли сжав оторванный рукав его рубашки в кулаках. Она никогда не видела настолько серьезные ранения так близко. Самое страшное, с чем ей приходилось сталкиваться до этого, были глубокие царапины и рассеченные колени. Как я могу ему помочь, если я даже смотреть на его плечо не способна? Громкие рыдания вновь начали вырываться из ее горла. Девушку трясло. Он был прав. Всегда был прав. Я — проблема. Она еще никогда не чувствовала себя такой жалкой и беспомощной. Александр продолжал истекать кровью, а ей все никак не удавалось заставить себя даже вновь взглянуть на его рану. — Мадемуазель, — тихо прошептал мужчина и вновь положил ладонь на ее щеку. Он немного надавил, вынудив Рене поднять голову. Не к его ране — к его лицу. Губернатор слабо улыбнулся. Детские воспоминания вновь врывались в его голову. Он вспомнил, как отец, наконец, удовлетворенно кивнув, перестал заставлять раненого солдата в деталях описывать ужас его ощущений от ранения. Юный Александр крепко сжимал кулаки, заставляя свое тело неподвижно стоять, подавляя дрожь, заталкивая подальше желание уйти. Он знал, что его бы ожидало за непослушание. Что бы ты сейчас ни увидел, сын, — не отводи глаз. Ни на секунду. Отец окинул его строгим взглядом и осторожно принялся снимать бинты с солдата. Он обнажил его увечье. Даже неопытному оку будущего губернатора сразу бросилась в глаза свежесть раны. Выстрел разорвал плоть, оставив в ней неровную дыру. Края были неоднородными, наружу торчали маленькие кусочки оторванной кожи, розовые и белые на фоне преобладающего красного цвета. Непосредственно вокруг отверстия разливалось широкое, яростное алое пятно, опухшее от воспаления. Вены здесь стали более заметными и, казалось, сходились к ране, будто бы подчеркивая ее тяжесть. Сама плоть выглядела болезненной — оттенки фиолетового, синего и даже тошнотворно желтого сливались друг с другом. Глубину отверстия трудно было бы определить с первого взгляда, но возникло впечатление, что пуля пробила сквозной тоннель в теле солдата, а в ее центре царила зияющая темнота. В нескольких сантиметрах от дыры все еще виднелись следы засохшей крови ржаво-коричневого цвета, резко контрастировавшие с более ярким оттенком свежей — она продолжала медленно литься наружу, смачивая окружающие ее бинты. Юный Александр сглотнул, заставляя себя не отводить глаз от жуткого зрелища. Отец смотрел на него немигающим взглядом. Будущий губернатор чувствовал, как у него сводит живот, как тошнота подбирается все выше и выше, но не показывал вида. Это, сын, и есть реальность служения. У тебя не будет ни славы, ни парадов на улицах, ни восхищения. Лишь боль, лишь жертвы и потери. Ты должен понимать всю тяжесть ответственности, которую понесешь, когда придет время исполнять перед Короной уготованную для тебя роль. Ты должен осознавать, как много будут означать выборы, которые ты делаешь. Мальчик продолжал смотреть на рану. Сгустки крови, плотные и темные, скопились в ее краях. По периферии отверстия сочилась редкая прозрачная жидкость — плазма, блестевшая в тусклом свете свечей лазарета. Зловоние в воздухе усилилось. Резкий запах железа сочетался с более приглушенной мускусной отдушкой пота и гниения. Все пространство вокруг него громко вопило о хрупкости человеческой жизни. Юный Александр представлял себя на этой койке. Беспомощного и обезображенного. Мутить стало лишь сильнее. Будущий губернатор подавил яростную дрожь, которая хотела пронестись по его телу. В глазах встали слезы, и он тут же их сморгнул, лишь на мгновение отведя взгляд от отвратительной картины. Отец разочарованно выдохнул, а после раздраженно щелкнул языком. Мальчик в досаде прикусил щеку. Он сразу понял, что не прошел испытание. У тебя ее глаза, Александр. В них слишком много мягкости, слишком много нежности. Тебе нужно закалить себя, сын. Сейчас у тебя взгляд человека, который не способен переносить трудности. Способен только плакать. Я помогу. Я избавлю тебя от всего пагубного, что мать привила тебе своим поведением. Отец взял чистые бинты и принялся делать раненому солдату новую перевязку. Его руки двигались уверенно, четко, холодно, профессионально. Закончив, он поднял глаза на сына. Александр смотрел на него, чувствуя, как в его душе начинает пылать огонь ненависти и ярости. Жить с Вами — и есть самая большая пытка. И она выдерживает ее каждый день. Будущий губернатор понимал, как никто другой, почему его мать постоянно плачет. Понимал еще лучше, почему она ничего не пытается изменить. Что может быть хуже, чем однажды рассмотреть человека в чудовище, и после каждый раз пытаться его там отыскать? Отец подавил в его матери все, кроме отчаянной надежды, что когда-то что-то изменится, если очень стараться. Александр был рад, что по крайней мере он был лишен любых заблуждений. Он принимал реальность, его же мать упрямо отказывалась видеть, что живет в аду. Отец сделал несколько шагов к нему, мальчик не спускал с него глаз, сжимая кулаки. Ты можешь идти, сын. Мы поговорим о твоей выдержке перед сном. Его сухой холодный голос ревел в ушах, но юный Александр лишь молча кивнул и неспешным шагом покинул лазарет, хотя ему хотелось бежать. Его наказали тем вечером. Отец воспитывал в нем дисциплину, самоконтроль, смирение — хлестал его по спине плетью из сыромятной кожи. Каждый удар был сильнее предыдущего. В тот день он впервые смог выдержать больше двадцати, не издав ни звука. Губы Александра были закусаны до крови. Двадцать три удара. Будущий губернатор запомнил это число на всю жизнь. Отец был доволен, возможно, лишь второй или третий раз за последний месяц. Хвалил его, восхищался стойкостью. Даже приготовил успокаивающую мазь, которую его мать после со слезами на глазах наносила на следы побоев сына. Она жалела его, ее движения были максимально осторожными, руки нежными, прикосновения аккуратными, но его кожа была так воспалена, что каждое касание ощущалось как новый удар плетью. Он перестал просить мать вмешаться в происходящее еще несколько лет назад. Прекратил плакаться ей в плечо. От нее всегда исходили теплота, забота и сочувствие. Мальчик знал, что она неустанно молилась каждый раз, когда его уводили на уроки «дисциплины». Стояла на коленях так долго, что на них оставались синяки. Но как бы ни было невыносимо ей смотреть на Александра после таких воспитательных методов, мать не посмела бы перечить отцу. Слишком его любила. Слишком в него верила. Он хочет тебе самого лучшего. Хочет, чтобы ты стал выдающимся. Уникальным. Он очень верит в тебя. И любит тебя. Будущий губернатор слышал одни и те же слова, сказанные шепотом сквозь ее сдавленные всхлипы, когда она ухаживала за ним и его ушибами. Он мог лишь мысленно ей возражать. Нет. Не любит. И Вас тоже не любит, мама. Любит только себя. Свою философию. Свои методы. Даже в девять лет у него не было никаких иллюзий. Обычно мальчик молчал. Он не хотел ее расстраивать, не хотел лишний раз давать ей повод для слез. Но в тот день Александр был зол. На отца. На мать. На весь мир. Он сказал, что у меня Ваши глаза. Глаза человека, который не готов к трудностям. Который только и делает, что плачет. Он сказал, что избавит меня от всего пагубного, что Вы мне привили. С губ его матери сорвался судорожный выдох. Ее рука дернулась, и она надавила на его ушибы слишком сильно. Будущий губернатор поморщился, кусая губы, но не издал ни звука. Мать подняла на него свои выразительные серо-голубые глаза. В них была глубокая боль, щемящее сожаление, невыразимая вина и засасывающая безнадега. И слезы. Конечно же, по ее лицу уже катились слезы. Александр почувствовал, как его сердце пронзило сотней острых кинжалов. Он был жесток. Мальчик даже не мог точно сказать, когда стал таким, и с каждым днем отец ужесточал его еще больше. Простите, мама. Он чувствовал такой стыд, что даже не смог это озвучить и прошептал лишь одними губами, опустив голову. Мать нежно провела ладонью по его щеке и притянула к своей груди, начала аккуратно гладить его по волосам, перебирать длинные пряди. Александр обхватил ее изящный стан руками. Он уже знал, что она всегда будет выбирать отца, а не его — что бы ни случилось. Сколько бы ушибов и кровоподтеков ни было на его теле. Но в тот момент, в ту секунду ему почти казалось, что мать действительно любит его. Мальчик понимал, что это тоже обман, но почему-то ему хотелось в него верить. Так было легче переживать ее предательство. День за днем. Она не так часто дарила ему даже этот мираж — слишком много ее нежности и ласки уходило на отца и терялось в бездне его безразличной учтивости. Александр был один. Никто не мог защитить его. Он должен был спасти себя сам. Мать успокаивала его, шептала слова поддержки своим мягким бархатным голосом, ее дыхание обжигало его макушку. Я ничего не прививала тебе, мой мальчик. Это всегда было в тебе. Не дай ему отобрать у тебя твою суть. Твою душу. Это не слабость, Cандр. Это сила. Слова — единственное, что она могла предложить ему, но будущий губернатор уцепился даже за них. Отец водил его в лазарет еженедельно. Заставлял смотреть на ампутированные конечности, ранения живота, жуткие ожоги. Требования повышались с каждым разом. Казалось, он все делал, чтобы его сын вновь оступился, вновь подвел его. Были новые побои. Если предыдущие отметины на его спине не успевали зажить, будущего губернатора били по рукам, по ногам, по ягодицам. Количество ударов, которое он должен был вынести, также увеличивалось. К концу месяца он мог стабильно стерпеть около тридцати без единого звука. Отец был горд. Когда при очередном визите в лазарет Александру продемонстрировали отрубленную голову, он смог смотреть на нее, не отрываясь, не меньше получаса. Будущий губернатор научился прятать свою душу. Прикрыл ее такими толстыми слоями онемения и оцепенения, что со стороны казалось, будто от нее больше ничего не осталось. Я восхищаюсь твоей выдержкой, сын. Мальчик не помнил, слышал ли он когда-либо раньше у отца такой довольный голос. Он воспитывал из Александра механизм. Оружие. Хотел превратить его в кремень, в сталь, в камень, в статую. Будущий губернатор должен был стать ими для Короны. Он должен был терпеть, он должен был преодолевать, ломать преграды внутренние и внешние. Он должен был выдерживать. Но у Рене была другая судьба. Ей было необязательно проходить через это. Александр заглянул в ее огромные изумрудные глаза. — Я все понимаю, моя девочка. Рана отвратительна, — он аккуратно утер ее слезы большим пальцем, и девушка, закусив губу, чуть было не завыла, одновременно ненавидя и обожая его за эту мягкость, которой она сейчас совсем не заслужила. — Дышите. Не смотрите туда. Смотрите на меня. В мои глаза. Он приложил палец к своему нижнему веку. Рене сделала глубокий вдох, пытаясь привести себя в чувства и подавить эту позорную истерику внутри. Лицо Александра было абсолютно спокойным, словно в его плече сейчас не было ужасного ранения. Он все еще улыбался, но его дыхание было неровным, поверхностным. Грудь рвано вздымалась. Зрачки казались такими расширенными. Рене вдохнула еще раз, не отрывая взгляда от их глубины. Александр взял ее ладони, все еще сжимающие оторванный рукав его рубашки. — Закройте ее. Не смотрите. Сделайте это вслепую, — он потянул руки девушки к своей ране. Гул стоял в ушах. Она смотрела только на его лицо, боясь увидеть хоть что-то еще периферийным зрением. Губернатор продолжал вести ее кисти к себе. Наконец, она ощутила его кожу под своими ладонями, мягкую и бархатистую, как и прежде, — такую же, как когда она вцеплялась в его плечи в темноте своей комнаты, отдаваясь наслаждению, но теперь покрытую липкой вязкой жидкостью. Рене вновь чуть не всхлипнула. Она надавила рукавом на рану. Мужчина прошипел, сжав зубы. Красивые тонкие черты его лица перекосились гримасой боли, но Александр быстро взял свои реакции под контроль и вновь улыбнулся ей, хотя его губы уже дрожали, а испарина выступила на лбу. — Вот так, — губернатор отпустил ее руки. — Теперь просто обвяжите. Не смотрите туда. Смотрите на меня. Только на меня. Он хотел вновь потянуться к ее лицу, но девушка замотала головой из стороны в сторону. Александр в удивлении застыл. Рене, поджав губы, опустила глаза ниже, к его плечу. Теперь она видела лишь темную ткань с проступившими на ней почти черными пятнами крови. Девушка выдохнула. Так было легче. Когда перед ее глазами не стояло это рваное углубление, когда не было этих опаленных краев вокруг него. Она, стиснув челюсть, начала перевязывать, закрепляя ткань так сильно, как он просил. Мужчина сдавленно простонал. — Простите, простите, — шептала Рене сквозь стоящие в глазах слезы. — Простите меня. — Все хорошо, — слабо промолвил губернатор ей в ответ. — Вы все правильно делаете. Через минуту оторванный рукав надежно прикрывал его ранение. Девушке стало легче дышать. Она скрепила материал тугим узлом, Александр еще раз сдавленно прохрипел. Он откинул голову к бочкам, зажмурив глаза, его ноздри раздувались, губы были сжаты в тонкую линию. Рене аккуратно дотронулась до его лица, оставляя кровавый след на щеке. — Все закончилось, Александр — мягко промолвила девушка, проведя ладонью по его скуле. — Все прошло. Губернатор открыл веки. Весь его лоб был покрыт капельками пота, пряди у лица казались влажными. Из его горла вырвался легкий смешок, и даже сейчас, несмотря на всю боль, что он испытывал, его взгляд оставался спокойным, уверенным, словно он знал даже, как правильно истекать кровью. — Не закончилось, — тихо промолвил мужчина. — Но Вы прекрасно справились. Больше всего на свете Рене хотелось сейчас прижаться к нему так крепко, как только было возможно. Лишь так ей казалось, что она сможет убедить саму себя в том, что он здесь, на самом деле, что он дышит, что он ее не покинет, и все будет хорошо. Но она боялась сделать ему еще больнее. Девушка подалась вперед и приложила свой лоб к его. Мы выберемся. Обязательно. Вместе. Она почти молилась. Ее опять начали сотрясать рыдания. Александр зарылся рукой в ее волосы. Она уперлась ладонями ему в обнаженную грудь, оставляя кровавые следы и там. — Рене, — выдохнул он в ее губы. — Мне все еще нужна Ваша помощь, моя девочка. Сможете? Она отчаянно закивала, распахнув веки и сразу же потерявшись в океанской глубине его взгляда. Что бы он ни попросил — она сделает. Так хорошо, как только сможет. — Продолжайте следить за соседним залом, пока я буду одеваться, — шептал губернатор, сильнее сжимая ее волосы. — Я быстро. Обещаю, я выведу Вас отсюда. — Выведете нас, — сдавленно прохрипела Рене, глотая слезы. — Нас, Александр. — Нас, — не разрывая зрительного контакта, подтвердил он, хотя и понимал, что врет. К счастью, девушка поверила. Она кивнула и вновь приникла к щели между бочками. Ее все еще заметно трясло, но выражение лица Рене стало сосредоточенным, ее челюсть была решительно сжата. Умница. Губернатор быстро облачился в окровавленную рубашку и, с трудом подавив полный страдания стон, протиснул раненое плечо в дыру на месте второго рукава. Я вытащу ее отсюда, чего бы мне это ни стоило. Даже жизни. Я и так уже должен был быть мертв. У него не было иллюзий. Если бы девушка не потянула его на себя, пуля оказалась бы в его груди, а не в плече. Александр сдавленно сглотнул, еще раз взглянув на Рене. Слезы продолжали тихо бежать по ее щекам. Мужчина не смог заставить себя потревожить больную руку еще раз, а потому продел лишь здоровую левую в рукав украденного зеленого камзола, правую же сторону одеяния оставил просто покоиться на своем плече. Он стремительно застегнул пуговицы рубашки до самого горла и надел широкополую шляпу на голову, опустив ее так, чтобы спрятать глаза. — Что там? — спросил он, переведя взгляд на Рене. — Пока чисто, — не повернув головы, тут же ответила она. Александр выдохнул. Сжав зубы, он медленно поднялся на ноги. Перед глазами на секунду потемнело, тошнота подкатила к горлу. Он ухватился за бочки, но смог выстоять. Рене тут же вскочила и аккуратно прикоснулась к его спине. Губернатор покачал головой. На полу осталась большая лужа его крови, возле которой валялся темный камзол. Если их преследователь зайдет в эту таверну, то очень быстро догадается, что они здесь как минимум были. Нужно срочно уходить. Мужчина аккуратно выглянул из-за бочек. Таверна была, как и раньше, забита людьми. В главном зале и вовсе стояло столпотворение, это было видно даже через арку. Губернатор оглядел пространство. С другой стороны от их импровизированного убежища располагалась еще одна дверь на улицу. Сердце Александра забилось быстрее. Он нащупал ладонь Рене. — Идем, — губернатор потянул ее за собой. — Тихо и быстро. Они пересекли зал, и мужчина, рывком схватившись за ручку, вышел наружу через черный ход. Перед ними была подворотня — одна из многих в лабиринте парижской застройки. Пахло помоями и застоявшейся гнилой водой. Александр окинул взглядом пространство. Слева был тупик, вправо уходил узкий переулок. Он зашагал туда, утягивая девушку за собой и молясь, чтобы они вышли где-то недалеко от места, где его должен был ждать конный экипаж. Неровные булыжники под ногами были скользкими из-за усилившегося дождя. Плотные тучи не позволяли даже свету луны проникать сквозь нависающие над головами зданиями. Темнота окутывала. Каждое эхо, каждый отдаленный шорох заставляли сердце Александра бешено колотиться, нервное напряжение и адреналин обостряли его чувства. Рене ступала за ним по пятам, крепко держа его за руку. Ее безоговорочное доверие придавало ему больше сил. Плечо пекло. Переулок резко петлял и извивался, как змея, среди плотной застройки. Деревянные ящики и бочки были хаотично сложены штабелями, отбрасывая на стены длинные угрожающие тени. В приглушенном свете очертания вьющегося по кирпичной кладке плюща казались зловещими. Губернатор начал различать шум конских копыт, скрип колес и гул оживленных разговоров. Как только в душе Александра затеплилась надежда, что они скоро выйдут на одну из основных улиц, его сердце вновь упало. Свернув за угол они уткнулись в высокую древнюю каменную стену, поросшую плотным мхом. Примерно по центру в нее были вделаны старые железные ворота, но они оказались закрытыми и, судя по ржавчине на висящем замке, их никто уже очень давно не открывал. — Merde! — раздраженно прошептал Александр. Игнорируя ошеломленный взгляд Рене, которая, кажется, не ожидала от него подобной лексики, губернатор начал быстро осматриваться по сторонам. Его взгляд остановился на водосточной трубе, идущей вдоль фасада одного из зданий. По ней можно было бы вскарабкаться на крышу соседней пристройки и пройти на другую сторону по верху. С раненым плечом это было бы непросто, скорее всего дико больно, но он мог бы попытаться это сделать. Александр в задумчивости сжал челюсть, окинув взглядом Рене. Она не заберется. Тем более в платье. Тем более по мокрой поверхности. А он был так ослаблен, что с трудом мог помочь даже себе. Губернатор сжал ее руку. — Назад. Возвращаемся в таверну, — твердо и как можно более спокойно сказал он, развернувшись, и принялся идти в обратном направлении. — Будем пробиваться к главному входу и оттуда — на улицу. Здесь мы — сидячие утки, которые только и ждут, чтобы получить пулю в голову. Александр почувствовал через ее ладонь, как девушку передернуло. Он выдохнул, жалея и о жесткости своего тона, и о выборе слов. — Что, если он уже там и мы возвращаемся прямо к нему в руки? — Рене подняла на него испуганный взгляд, но послушно двигалась следом. Губернатор сглотнул. Эта мысль тоже не давала ему покоя, но бездействие было еще хуже. Он крепко стиснул рукоять пистоля, прислушиваясь к темноте впереди. К счастью, Александр не услышал никаких приближающихся шагов. У меня две пули. У него одна. Преимущество на моей стороне. Они дошли до угла, и губернатор аккуратно выглянул. Впереди было темно и пусто. Он кивнул и зашагал дальше. — Мы выглядим сейчас не совсем так, какими он нас видел, Рене, — мужчина мягко погладил большим пальцем ее ладонь. — Натяните капюшон сильнее на глаза. Убедитесь, что Ваши локоны не торчат. Девушка послушно поправила свой плащ, Александр краем глаза заметил, что ее пальцы чуть подрагивали. Путь назад казался гораздо длиннее. Они останавливались возле каждого угла, чтобы убедиться, что следующий участок не представляет опасности. Нервы были на пределе — настолько, что губернатор чуть было даже не выстрелил во внезапно вылетевшего из-за угла бездомного кота, чем только сильнее напугал девушку. Наконец, вдали показались светящиеся окна таверны, которая стала их временным пристанищем. Теплое освещение изнутри просачивалось на улицу, отливая золотистым оттенком. Губернатор быстро прошел туда, передвигаясь вдоль стен. Рука до боли сжимала рукоять пистоля. — Рене, загляните через окно внутрь, — прошептал он, встречаясь взглядом с ее огромными глазами, они отражали льющийся из таверны свет. — Очень аккуратно. Очень. Александр склонил голову, делая особый упор на последнем слове. Девушка подняла на него взор и, несмотря на то, что он прикладывал очень много усилий, безошибочно смогла распознать беспокойство в его выражении лица. Она закусила губу и кивнула. Сердце неистово стучало в груди. Рене придвинулась к окну и, задержав дыхание, аккуратно выглянула. Внутри таверны жизнь текла своим чередом. Гости улыбались, общались, выпивали, смеялись. Девушка быстро осматривала каждый угол видимого для нее с этой точки обзора пространства. Узел в ее животе стал слабее. Она выдохнула. — Его там нет, — тихо промолвила Рене, поворачиваясь назад к Александру. — По крайней мере в этом зале. Губернатор слегка улыбнулся. Он опустил свою широкополую шляпу еще сильнее на лоб и начал идти к черному входу. Девушка направилась за ним. — Нам пока везет, — чуть слышно прошептал мужчина. — Будем надеяться, что так пойдет и дальше. Александр аккуратно толкнул дверь, и они зашли внутрь. До их ушей тут же донеслись громкие звуки разговоров и звон бокалов. Рене глубоко вздохнула, окутанная ароматами эля и жареного мяса. Ее взгляд остановился на бочках, за которыми они прятались всего четверть часа назад. К счастью, пятна крови на полу отсюда было не видно, но даже от мысли о нем тошнота вновь начала подбираться к горлу. Александр не собирался задерживаться. Он, аккуратно прикоснувшись к ее плечу, принялся идти между столиков к главному залу таверны. Рене словно вырвалась из оцепенения и поспешила за ним. Завсегдатаи заведения вокруг не обращали на их странную пару никакого внимания, полностью поглощенные своей выпивкой и общением друг с другом. Они прошли через широкую арку и начали пробиваться сквозь толпу. Александр стискивал челюсть каждый раз, когда кто-то цеплял его больное плечо. Девушка в беспокойстве следила за ним, но эти реакции были единственными, которые могли бы сказать, что с губернатором что-то не так. Он шел, как всегда, прямо и уверено. Его осанка была гордой, грудь — широко расправленной, голова — высоко поднятой. Он не хромал, не пошатывался, не спотыкался. Его вид дарил ей какое-то подобие уверенности и даже почти надежду, что все может закончиться хорошо. Рене без устали рыскала глазами по толпе, мысленно молясь, что она не увидит их преследователя. Мужчины оживленно бросали кости за многочисленными столами, их веселый смех отражался от деревянных балок потолка. Миловидные девушки, колыхая юбками, ловко перемещались между гостями, балансируя подносами с напитками. В дальнем углу зала группа разномастно одетых музыкантов играла быструю мелодию, и ее ноты вносили дополнительные краски в картину общего веселья и беспечности. Тусклый свет свечей отбрасывал ласкающий оттенок, делая атмосферу почти уютной, что резко контрастировало со всем тем ужасом и испытаниями, которые им пришлось пережить за сегодняшнюю ночь. А утро еще не наступило. Рене видела все новых и новых людей. Среди них — обычные рабочие, которых легко было узнать по грубым рукам и изношенной одежде. Они со смехом рассказывали друг другу занимательные и нелепые истории. Были и более состоятельные завсегдатаи, которых выдавали тонкие ткани одеяний и замысловатые прически — несколько мужчин вели тихие разговоры, обсуждая политику и свои недавние сделки. И тут ее сердце замерло. В дальнем конце таверны, у входа, Рене заметила его. Его густую широкую бороду, его неухоженные каштановые волосы, его бельмо на левом глазу. Она смотрела на человека, который стрелял в Александра. Он стоял всего в десятке метров от них, высокий и внушительный. Темный плащ мужчины почти сливался с мраком улицы за его спиной. Пронзительные глаза убийцы также изучали толпу и на долю секунды даже остановились на ней, а затем устремились вниз. Он начал высматривать что-то на полу. Их преследователь был здесь, и он искал их. На лбу девушки выступил холодный пот, и она почувствовала головокружение. Липкое хваткое удушье ужаса охватило все ее сознание. Рене порывисто стиснула локоть губернатора. — Александр, это он, — стараясь сохранять спокойствие, девушка наклонилась к мужчине и жарко зашептала. — Это точно он. Она быстро кивнула в сторону выхода. Глаза губернатора сразу же устремились туда, куда Рене указала своим едва заметным жестом, а ладонь сама собой потянулась к рукояти пистоля, скрытого под плащом. Его ноздри чуть затрепетали. Он едва заметно сглотнул. — Не делайте резких движений, — прошептал Александр. — Мы просто гости, убивающие здесь время. Медленно возвращаемся во второй зал. Рене кивнула, подавляя дрожь во всем теле. Она плавно развернулась и даже зачем-то улыбнулась. Ей казалось, что так она лучше сольется с праздной толпой. Либо же, возможно, у нее уже совсем сдали нервы. Девушка плавно двигалась назад к арке, она почти чувствовала дыхание Александра за собой, на своей шее. — Он ищет следы крови на полу, — прошептал губернатор. — И он найдет их здесь. Тогда начнется настоящая охота. По коже Рене пошли мурашки, ее все же передернуло. Сердце принялось натужно стучать в горле. Слезы вновь подступили к глазам. Все это напоминало какой-то ночной кошмар, из которого не было никакого выхода. И она все никак не могла проснуться. Александр аккуратно дотронулся до ее поясницы. Возможно, пытаясь успокоить, но Рене лишь начала бить еще большая дрожь. Она закусила губу. — Видимо, он рыскал по всем трактирам в округе, пытаясь отыскать нас. Это дало нам передышку. Возможность, хоть как-то залатать меня. Этот фактор может стать для него неожиданностью, — губернатор стиснул материал ее платья, продолжая шептать над ухом. — Убийца будет идти по каплям моей крови. В конце концов, он дойдет до дальнего зала. Это неизбежно. Но Вы не должны бояться его появления, Рене. Мы будем готовы. Несмотря на то, что от охватившего ее невыносимого ужаса все еще было сложно дышать, девушка повернулась к мужчине и встретилась с невыразимой глубиной его взгляда. — К чему мы будем готовы? — тихо спросила она, не прерывая зрительного контакта, в горле было неимоверно сухо. — К тому, чтобы присоединиться к охоте, — глаза Александра опасно блеснули, а ее сердце екнуло. Он надавил ей на поясницу, подгоняя. Рене глубоко вдохнула, успокаивая нервы, и вновь начала смотреть в направлении своего движения, как можно более стремительно и аккуратно лавируя между гостями. Они вновь вошли в дальний зал, и девушка остановилась. Никто снова не обратил на них и их метания внимания. Александр встал справа от нее. Его внимательные глаза бегали из стороны в сторону. — Там, — прошептал он, указывая пальцем в дальний угол. — Стол под головой оленя. Садитесь туда. — Он очень ярко освещен, — Рене поджала губы, непонимающе взглянув на губернатора, волнение в ее душе лишь усиливалось. — Хотите, чтобы Вас не нашли — прячьтесь у всех на виду, — он положил руку на ее щеку и пронзительно посмотрел в глаза. — Помните наши уроки? Живее, садитесь. Александр вновь настойчиво кивнул в сторону столика. Его лицо было сосредоточенным и спокойным. Ни намека на волнение, ни единого признака страха. Будто бы он знал, что делать. Будто бы у него был план. Рене порывисто кивнула, и он, чуть улыбнувшись, отпустил ее лицо. Она сделала два шага в дальний угол зала, к своему удивлению краем глаза заметив, что Александр не последовал за ней, а напротив, начал идти в другом направлении. Девушка остановилась как вкопанная и обернулась. В душе поднималась паника. — Куда Вы? — громко прошептала она, но ее все равно было едва слышно в гуле окружающих их разговоров. — Сейчас приду, — на ходу кинул Александр, продолжая удаляться. Рене забыла, как дышать. Ее живот скрутился в узел. Она кинулась к нему прежде, чем даже успела подумать. Девушка схватила его двумя руками за ладонь, и губернатор резко остановился. Некоторые из гостей за соседними столиками начали бросать на них странные взгляды. — Нет, я с Вами, — едва дыша выпалила она, все ее тело тряслось. Он обернулся к ней. Рене увидела, что мужчина устало выдохнул и ей хотелось ударить его за эту реакцию. Неужели Вы не понимаете? Александр вновь посмотрел ей в глаза. Она знала, что он там найдет. Не оставляйте меня. Не уходите. Я не знаю, как справлюсь без Вас. Девушке казалось, что сейчас ей даже страшнее, чем когда она впервые услышала звук выстрела. Страшнее, чем когда увидела страдание на лице губернатора после ранения. Страшнее, чем когда она перевязывала рану. Александр вновь положил ей ладонь на щеку и чуть наклонился. — Рене, садитесь, пожалуйста, — взмолился он. — У нас очень мало времени. Я вернусь через минуту. Пожалуйста. Только одно слово в его взгляде. Губернатор даже еще раз прошептал его одними лишь губами. Рене не могла понять, почему не слушает его. Внутри нее зрело какое-то нехорошее тревожное предчувствие. — Верьте мне, прошу, — он сильнее сжал ее щеку ладонью. И она верила. В его силу, в его стойкость, в его острый ум, в его способности. Но хуже всего — в его жертвенность. Это пугало, это сковывало. Не давало уйти и спокойно сесть за дальний стол, как он и просил. Рене знала, что он готов на многое, в том числе и отдать свою жизнь. Девушка молилась, чтобы его голову не посещали такие мысли и намерения. Даже ради нее. Особенно ради нее. Александр прищурился, и она больше не могла бороться с интенсивностью его взгляда. Он продавливал ее волю. Рене сделала шаг назад, затем еще один и, словно против своего желания, развернулась. Пытаясь выглядеть как можно спокойнее и не привлекать к себе и без того повышенное внимание, девушка медленно прошла к дальнему столу. Александр смотрел ей вслед, пока не убедился, что она села. Рене откинулась на спинку стула и начала безразлично рассматривать свои ногти, старательно делая вид, что ничего необычного не происходит. Губернатор улыбнулся. Он все же хорошо ее натренировал. Следуя примеру девушки, Александр также размеренно, сливаясь с толпой вернулся к ряду бочек, за которыми они прятались. Он смотрел на пол, прекрасно различая на деревянных досках красный след своей же собственной крови, ведущей туда. Он обрывался в бордовой, достаточно крупной луже, стекшей по его руке вниз. Рядом валялся его окровавленный сюртук. Губернатор поднял его с пола и вытащил из внутреннего кармана шейный платок. Мужчина обернулся к двери в подворотню, через которую они безуспешно пытались сбежать. Его мозг работал на пределе возможностей. Он быстро вытащил из ножен кинжал и осмотрелся по сторонам. Никто на него вновь не смотрел. К счастью, большинство гостей интересовали их собственные дела, а не странная парочка, мечущаяся из стороны в сторону по залу. Не давая себе времени передумать, губернатор резко и довольно глубоко полоснул лезвием по ладони своей поврежденной руки. Он стиснул зубы, сдерживая болезненное шипение, которое так и норовило вырваться из горла. Мужчина медленно прошел от бочек до черного входа, с каждым шагом сдавливая кулак, чтобы кровь из его пореза капала на деревянный пол, оставляя за собой багровую тонкую дорожку. Александр открыл дверь и оставил еще несколько капель на крыльце. Дождь на улице лил все сильнее, и мужчина криво усмехнулся. Сейчас непогода очень даже помогала его тактическому трюку. Не было необходимости оставлять кровавый след еще и на улице — его бы все равно смыло водой. Губернатор замахнулся и выкинул свой черный сюртук в темный переулок. Он отлетел достаточно далеко и опал как раз возле глухой стены соседнего здания. Удовлетворенно кивнув, Александр вернулся в таверну и быстро проследовал к столику, где его послушно ждала Рене. Она встретила его чуть вздернутой бровью. Он сел на стул возле нее. — Что Вы делали? — шепотом спросила девушка, наклонив к нему голову. — А Вы как думаете, мадемуазель? — криво усмехнулся Александр, перематывая порез на ладони шейным платком. Он протянул ей руку, чтобы она завязала узел. Девушка без промедления ловко закрепила ткань. Губернатор лишь поморщился. Плечо ныло так, что даже глубокий порез на коже в сравнении казался поверхностной царапиной. — Ложный след? — Рене закусила губу, заглядывая ему в глаза. — Обманный маневр? — Умница, — кивнул губернатор, улыбаясь ей сквозь боль. Губы девушки тоже растянулись в чуть заметной улыбке. Ее стало трусить немного меньше. Наличие продуманного плана усиливало надежду. Нужно лишь, чтобы он прошел сквозь этот зал, не заметив нас. Рене огляделась по сторонам. Люди продолжали беззаботно напиваться, общаться и веселиться. Она так завидовала им. — У нас нет ни выпивки, ни еды, — девушка закусила щеку, оборачиваясь к Александру. — Мы слишком выделяемся. Пустой стол привлекает внимание. Губернатор лишь сжал челюсть, но его поза осталась расслабленной. Рука спокойно лежала на столе, пальцы не дрожали. Взгляд был тверд и уверен. — Знаю, — прошептал он, придвигаясь ближе к ней. — К счастью, в такие места приходят не только напиваться и набивать живот. Она открыла было рот, чтобы ответить, но не успела. Его губы накрыли ее, и из горла девушки вырвался лишь сдавленный выдох. Рене инстинктивно вцепилась в его камзол, пытаясь отыскать хоть какое-то подобие опоры. Первичный шок отходил. Это прикрытие. Движения его губ казались контролируемыми и будто бы заранее предопределенными, в действиях отсутствовала привычная страсть. Поцелуй был неглубоким, без такой знакомой, такой опьяняющей пляски языка, без стонов, без судорожных сжиманий волос или шеи. Лишь легкое касание губ о губы. — Ничего не бойтесь, — прошептал Александр, обдавая теплым дыханием кожу и аккуратно проведя обвязанной тканью ладонью по ее щеке. — Не прекращайте целовать меня, когда он войдет сюда. Он еще чуть переместился, полностью пряча ее от чужих глаз своим телом. Рене еще сильнее сжала руку на спине мужчины, отдавая себя его теплу и уверенности. — Я закрываю Вас. Я прячу Вас, — продолжал шептать он, аккуратно ловя ртом ее нижнюю губу. — Я — Ваш щит. А Вы — мой. Его слова ласкали слух, омывая спокойствием душу. Ритм сердца угомонился, воздух стал казаться менее разгоряченным — его поток свободнее заходил в легкие. Александр оторвался от нее на секунду, и девушка распахнула веки, встречаясь с ним взглядом. — Следите за залом. Сейчас Вы — еще и мои глаза, — тихо промолвил он, очертив пальцами линию ее подбородка. — Сообщите мне, когда он выйдет через черный ход. Рене, не прерывая с ним зрительного контакта, кивнула, и губернатор, чуть улыбнувшись, вновь накрыл своими губами ее. Сердцебиение девушки эхом отдавалось в ушах. Хотелось уйти от реальности, погрузиться в ощущение его поцелуев, но она сосредоточилась на указаниях Александра, лишь сохраняя при этом видимость их интимного единения. Ее руки крепче сжали его камзол, она украдкой выглянула через плечо губернатора, осматривая зал. Комната все еще была наполнена звуками смеха и разговоров, все пребывали в блаженном неведении об опасности, скрывающейся в этих стенах. Ее взор остановился на арке, разделяющей залы. В сосредоточении, охватившем ее, девушка порой застывала, даже забывая отвечать на поцелуи Александра. Его губы продолжали двигаться. Он нависал над ней, полностью закрывая собой от окружающих. Хватка мужчины на ее теле лишь усилилась. Рене аккуратно положила ладонь на его больную руку, ниже ранения. Она черпала силу в его присутствии, в объятиях, защищавших ее от мира. В этот момент, несмотря на весь хаос и ужас, которые никак не хотели выпустить их из своего удушающего кокона, девушку укутало необъяснимое чувство безопасности. Конечно, оно было обманчиво. Возможно, Александр вызвал его в ней сознательно. Она бы не удивилась. Рене продолжала смотреть в одну точку. Девушка видела, как посетители приходят и уходят — подвыпившие, раскрасневшиеся, галдящие, веселые. А затем ее дыхание сбилось. Убийца вошел в комнату, его хищные глаза начали осматривать пространство. Рене зажмурила веки и лишь сильнее приникла к Александру. Ее ногти впились в ткань его камзола. Она почувствовала, как он отреагировал на ее зажатость, тело губернатора также напряглось. — Он здесь, — прошептала Рене в его губы. Она ощутила, как рука Александра переместилась к ее пояснице. Его прикосновение было молчаливым обещанием защиты. Девушка открыла глаза, вновь сосредоточившись на фигуре убийцы. Он двигался сквозь толпу, его взгляд был прикован к полу, его движения — грациозны и животны. Мужчина медленно приближался к стене из бочек. Рене заметила, что он постоянно держал руку на поясе под плащом, словно всегда был готов к нападению. Она тяжело сглотнула. Убийца остановился за бочками на несколько мгновений, пока вновь, теперь уже быстрее не начал идти к двери в подворотню. Выходи. Выходи. Выходи. Ну же. Рене еще сильнее сжала плечо Александра. Так, что он даже сдавленно простонал в ее губы, и она тут же испуганно его выпустила. Наконец, их преследователь толкнул дверь и исчез за ней. Девушка выдохнула. — Он ушел, — она отстранилась и нашла глаза губернатора. — Заглотил наживку. Александр ощутил, как его сердце усиленно забилось. В разы быстрее, чем даже в момент, когда пуля пронзила его тело. Как я и хотел. Он медленно посмотрел через плечо в направлении черного входа. — Теперь уходим? — прошептала Рене. — Через главный зал? Пульс стучал в висках губернатора. Ловушка захлопнулась. Нет более окрыляющего чувства в жизни, чем эти сладкие моменты, когда охотник становится добычей. Александр не мог понять, чей голос сейчас гулко прозвучал в голове — его или отцовский. Кажется, что они говорили в унисон. Губернатор обернулся назад к Рене. Она выжидающе и в нетерпении смотрела на него. — Оставайтесь здесь. Он успел заметить лишь выражение непонимания на ее лице, которое плавно трансформировалось в ужас. Александр встал и порывисто снял широкополую шляпу со своей головы, отложив ее на стол. Хочу быть собой. Плечо больше не болело, порез на ладони был забыт. В нем кипела ярость, в нем горела сила, по венам струился адреналин. Ноги сами несли его к задней двери. Рука крепко сжимала рукоять пистоля. Его глаза пылали демоническим огнем. — Александр? Куда Вы? — услышал он за собой громкий шепот Рене. — Александр! Он не реагировал. Слова прекратили иметь смысл. Его с самого детства дрессировали, как собаку. Звериная часть его натуры всегда была с ним. Шла рука об руку, сдерживаемая лишь всеми его манерами, куртуазностью, воспитанием и фасадом благочестивости. Но сейчас не было резона притворяться. Александр чуял кровь, почти чувствовал ее на вкус. Мужчина чуть было не оскалился. Он больше не был губернатором, интендантом, камердинером. Не был главой королевских шпионов. Не был даже человеком. Он был чем-то древним, чем-то первобытным. Существом инстинктов и выживания. — Не делайте этого, Александр! Умоляю! — Рене продолжала отчаянно взывать к нему за его спиной. — Александр, давайте просто уйдем! Ее речь прервалась на полуслове, когда он беззвучно вышел на улицу и так же тихо закрыл за собой дверь. Холодный ночной воздух щипал кожу, но губернатор почти этого не чувствовал. Он ощущал лишь стук в груди, огонь в венах и пистолет в руке. Убийцы не было в поле видимости, он ушел дальше вперед. Брошенного Александром на землю черного сюртука тоже не было. Видимо, их преследователь забрал его с собой. Мужчина криво усмехнулся, ускоряя шаг. Ему хотелось крови. За свою раненую руку, за детские воспоминания, в которые ему пришлось вернуться, за боль, за почти забытый голос отца в голове. За страх и ужас в ее глазах. Это действительно моя сущность? Неужели, я просто животное, подгоняемое вперед своей природой? То, что он собирался совершить, было необязательно, но так притягательно. Александр по-кошачьи шагал по неровным булыжникам. Мужчина на секунду остановился у угла и заглянул за него. Он увидел удаляющуюся спину убийцы. Тот размеренно шел вперед, сжимая в руках темный сюртук губернатора. Теперь уже Александр был охотником, и добыча была в пределах его досягаемости. Словно тень, он вышел из своего укрытия. Также незаметно, также неосязаемо. Его ноздри раздувались, губернатор поднял руку с пистолем. Дождь барабанил по крышам, скрывая звуки его шагов. Он медленно, но неумолимо приближался к своей жертве. Запах крови и обещание мести наполняли чувства мужчины, он ощутил, как границы его желаний размываются вместе с ними. Александр делал это, чтобы защитить Рене, обеспечить ее безопасность. Но он также делал это ради себя, чтобы удовлетворить животный инстинкт, жаждущий насилия и возмездия. За искалеченное тело, за изуродованную плоть, за шрамы, которые теперь всегда будут с ним. Убийца был уже в считанных метрах от него. Александр взвел курок. Мужчина успел лишь дернуться и обернуться, но выстрел уже прозвучал. Первая пуля попала в бедро. Их преследователь взревел, выронил сюртук из рук и пошатнулся, его ладонь с пистолем взмыла в воздух. Александр тут же выстрелил еще раз. Пуля попала в локоть. Око за око. Убийца оступился и чуть было не упал, его пистоль отлетел в сторону. Не давая ему возможности опомниться, губернатор бросился на мужчину, и всем весом своего тела повалил того на землю. Он оказался на нем сверху, зажимая таз оппонента с двух сторон своими коленями, и приложился кулаком с пустым стволом сначала ему в челюсть, вызывая яростный хруст поломанных костей, а затем и меж глаз. Мужчина протяжно зашипел. Пока их преследователь пребывал в состоянии дезориентации от боли и краткосрочной потери зрения, Александр вытащил из ножен на его поясе длинное кривое лезвие и охотничий нож, откинув последний подальше. Убийца прорычал и, извиваясь, попытался скинуть его с себя. Губернатор еще раз ударил мужчину со всей силы в солнечное сплетение, выбивая из своего оппонента воздух, который тот выплюнул вместе с кровью и несколькими зубами. Александр отбросил свой, теперь уже бесполезный, пистоль в сторону и, полоснув кинжалом убийцы, по здоровой руке своего владельца, прижал лезвие к горлу преследователя. Тот хватал ртом воздух, пытаясь откашляться. Он больше не бился под ним, не сопротивлялся, лишь боролся за каждый новый вздох. Губернатор раненой рукой схватил убийцу за воротник и отодвинул его ткань в сторону. Я должен быть уверен. Слева, чуть ниже уха, на шее Александр рассмотрел небольшую, уже потемневшую от времени татуировку в виде головы коршуна. Хвала небесам. Любой знающий человек, увидев это изображение, затрепетал бы от ужаса, но по телу губернатора разливалось чуть ли не удовлетворение. Кажется, он уже совсем сошел с ума. Александр оскалился. Мне нужна информация. — Что, Коршуны не расщедрились на двухкамерные пистоли? — прорычал он, чуть сильнее прижав лезвие кинжала к горлу мужчины. — Какая жалость для Вас и какая большая удача для меня. Это не был просто случайный убийца, вольный стрелок, работающий исключительно на себя. Под ним распластался член Стаи. Он обладал принципами, он подчинялся правилам. У него был кодекс весьма своеобразной, но все же чести. Коршуны никогда не врут тому, кто направит на них их же оружие. Губернатор, как сейчас помнил изложение основных постулатов гильдии из уст Арно, одного из его лучших агентов. Единственного, кто смог внедриться в ряды Стаи и продержаться там несколько лет. Преступный мир открывал дополнительные возможности перед теми, кто уважал их философию. Александр посвятил очень много времени и ресурсов, чтобы понять, как работают теневые силы их общества. Жертвы были принесены. Он был готов. Губернатор услышал за спиной быстрые шаги, шелест юбок. Мужчина обреченно выдохнул. Ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Рене в очередной раз его ослушалась. — Александр, — раздался за спиной ее сдавленный шепот. Человеческая часть его сознания хотела немедленно повторить девушке свой приказ и отправить ее дожидаться его в таверне, но сейчас он был животным. А зверю было все равно. Зверь цеплялся за любую возможность получить дополнительное преимущество. К тому же губернатор был почти уверен, что она так или иначе вновь отказалась бы ему подчиняться. А потому его инстинкты, его первобытные рефлексы заставили промолвить совершенно другое. — Рене, подайте мне его пистоль, — не глядя на нее, выпалил Александр. — Он по левую руку от меня. Живее. Губернатор вновь услышал ее шаги, не отрывая взора от глубоко посаженных, чуть раскосых глаз убийцы. Бельмо зловещим пятном горело в его левой глазнице. Заросший, неухоженный вид мужчины не давал возможности четко оценить его возраст, но судя по блеклой татуировке, он был с Коршунами уже долгое время. Во взгляде их преследователя не было ни страха, ни беспокойства, ни боли, ни отчаяния. Просто ровная спокойная пустота. Александр почувствовал, как Рене приблизилась к нему. Он вытянул руку к ней ладонью вверх. Плечо отозвалось звонкой острой болью. Адреналин в нем постепенно отступал, чувствительность возвращалась. Раненая рука губернатора чуть дрогнула, когда девушка вложила гладкий тяжелый ствол в его кисть. Подавляя свои реакции, мужчина направил пистоль в лицо Коршуна, одновременно откидывая острый кинжал, который до этого держал у его горла, подальше, вне зоны досягаемости убийцы. С огнестрельным оружием Александр чувствовал себя увереннее. Пока его поврежденная рука не принялась вновь дрожать, губернатор перехватил пистоль здоровой. Рене обошла их и встала за поваленным на землю Коршуном. Александр лишь на секунду поднял на нее голову и увидел в глазах девушки ужас и беспокойство. Не за свою жизнь и не за ситуацию, а за него. За его действия. Его состояние. Возможно, и его душу. Губернатор сжал челюсть. Угрызения совести придут потом, как приходили всегда. Он вновь сосредоточился на убийце. — От кого поступил заказ на наши головы? — вкрадчиво спросил Александр, прислоняя холодный ствол ко лбу Коршуна. — Говорите! Тот лишь хрипло рассмеялся, сплюнув в сторону еще немного кровавой слюны. Она растворилась в луже на брусчатке. Дождь все усиливался. — Будешь пытать меня? — разбитые губы мужчины растянулись в одновременно презрительной и уважительной улыбке. — Члены Стаи не боятся ни смерти, ни боли. — Я не убийца и не палач. Тем более, что для меня в этом нет никакой необходимости, — губернатор прищурил глаза. — Я наставляю на Вас оружие, которое принадлежало Вам. Я пользуюсь Правом Разоружения. Вы обязаны быть честны со мной. — Как ты узнал о нем? — во взгляде Коршуна промелькнуло удивление. — Ценой крови, — мрачно прошептал Александр. Убийца вновь расхохотался. Он кивнул, а улыбка на его лице стала понимающей. — Арно был предателем, — прорычал мужчина, сверкнув бельмом на глазу. — Арно был героем, — холодно процедил губернатор. И он не выжил. Стая не была милосердна к тем, кто столько лет водил их вокруг пальца. Это был не первый агент, которого Александр потерял. Не последний. Но самый болезненный, самый страшный. Он все еще помнил тошнотворный запах, доносившийся из сундука с фрагментами тела его шпиона, который Коршуны прислали ему в качестве назидания. Когда он в тот день открыл тяжелую железную крышку и увидел содержимое, то кровь застыла в жилах даже у него, стоящий же за его спиной Робер и вовсе потерял сознание. Александр больше никого не пытался внедрить в ряды Стаи. — Имя, — повторил губернатор, пытаясь вырвать себя из паутины того воспоминания. — Кто заказал нас? — Шарль де Ламейере, — не мигая и глядя четко ему в глаза, ответил Коршун. — Герцог де Лапорт. Ни единый мускул не дрогнул на лице Александра — он ожидал этот ответ, но рядом послышался приглушённый удивленный выдох. Он на секунду поднял взгляд на Рене — девушка стояла, зажав ладонью рот. В глазах — ошеломление и непонимание. Губернатор закусил губу. Он не ошибся в оценке степени опасности и непредсказуемости герцога. Не заблуждался в необходимости держать Рене подальше от любой информации, которая была бы как-то связана с этим человеком. Уже поздно. Ты замарал ее по самые уши. Александр в раздражении стиснул зубы, мысленно обещая себе, что все расскажет девушке, если им удастся выбраться живыми с кишащих убийцами ночных улиц Парижа. — Какой уровень заказа? — губернатор сверкнул глазами. — Сколько Коршунов за нами гоняются? — Высший, — просто ответил убийца, и сердце Александра упало в желудок. — Тебя ищет вся Стая. Обычно это означало бы смертный приговор. Для любого другого человека в стране так и было бы. Но он являлся продолжением короля. Он стал тенью государства. За ним стояла Франция и вся ее мощь. Губернатор попытался успокоить бешено колотящееся сердце. — Условия отмены? — спросил он как можно спокойнее. — Я могу перебить цену на наши жизни? — Он заплатил очень много, — ухмыльнулся убийца. — Я предложу больше, — прошипел Александр. — Не поможет. Стая дала Финальный Обет. Десятилетия тренировок оказались бесполезны перед этим ответом. Несмотря на всю его выдержку, на весь самоконтроль, губернатора передернуло. Яростно. Заметно. Его сердце провалилось еще ниже — куда-то в преисподнюю. Нервы начали сдавать. Хотелось расхохотаться, хотелось прорычать. Он метнул еще один отчаянный взгляд на Рене. Девушка продолжала неотрывно наблюдать за сценой, беспокойство на ее лице было очевидно. Но она не понимала всего ужаса. Она не понимала, что теперь они будут вечно ходить с меткой смерти над собой. Пока с ними не покончат. Нет. Нет. Нет. Александр еще раз бросил взгляд на Рене. Прокрутил в голове все, сказанное Коршуном. Тебя. Убийца говорил в единственном числе. В его душе закралось спасительное сомнение. Шарль ведь не мог знать о ней. Я все для этого сделал. Губернатор глубоко вдохнул. — Заказ на нас обоих? — он пронзительно взглянул на Коршуна. Тот медленно замотал головой из стороны в сторону в отрицании. — Только на тебя, — прошептал мужчина. — Девка нас не интересует. Александр все же рассмеялся. И в этом смехе было облегчение, была горечь, была горящая невыносимая злость на себя. Зверь в нем отступал, человек с борьбой, сквозь боль и страдание, вырывался наружу. Он даже не подумал о такой вероятности до сей минуты. Даже не допустил возможности. Кажется, он просто хотел быть для Рене героем. Но я не спасал ее. Лишь обрекал. А, может, губернатор обо всем изначально и догадывался, но хотел, чтобы девушка его залатала. Из-за инстинкта самосохранения. Из-за желания жить. Он всегда был тем, кто выживал. Эгоист. Чертов эгоист. Сейчас Александр ясно понимал, что не должен был брать ее за руку, не должен был тянуть за собой. Он обязан был ее оттолкнуть, он обязан был убежать без нее. Оставить ее позади, как бы Рене ни молила его вернуться. Каждая секунда, которую она провела рядом с ним, было мгновением с приговоренным к смерти. И она сама себя на нее же и обрекала. Не ведая. Не понимая. А он ее не остановил. Все внутри губернатора горело, он чувствовал слезы в глазах. И такое страстное непреодолимое желание искупления. — Простите, — Александр поднял глаза на девушку, испытывая жгучий стыд за свою самонадеянность, за свою глупость, за свою ошибку. — Простите меня, мадемуазель. Рене в исступлении смотрела на него, не понимая, почему он извиняется и почему в нем произошло такое резкое изменение. В одну минуту она видела в губернаторе лишь первобытную ярость, лишь стихию — настолько пугающую и неудержимую, что ей самой было страшно за него. Он казался не в себе. Он казался даже опаснее убийцы, который охотился за ними. Но сейчас в нем была лишь боль, лишь сожаление, лишь уязвимость, несмотря на то, что он все еще направлял пистоль в лоб поверженного Коршуна. Девушка видела слезы в его глазах, и ей вновь хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. Она даже сделала шаг вперед, сама не понимая, что собирается предпринять. В этот момент ладонь убийцы дернулась к кинжалу на поясе губернатора. — Его ру…! — истошно вскрикнула Рене. Конец ее предложения утонул в оглушительном звуке. Александр выстрелил, не раздумывая, и в его лицо тут же прилетела кровь, какие-то частицы костей и тканей, застилая глаза, затуманивая зрение. Девушка вскрикнула и не то опала, не то осела на землю в нескольких шагах от него. Она закрыла лицо руками и отвернулась от развернувшейся сцены. Губернатор утер веки тыльной стороной ладони, тут же измазав ее в горячей алой жидкости. Он в ужасе посмотрел на лежащего под ним Коршуна. В голове мужчины зияла огромная безобразная дыра — просто багровое месиво на месте лба. Александр задержал дыхание, сдерживая приступ рвоты. Первая жизнь, отобранная моими собственными руками. Остатки этой жизни покрывали его — он был весь в крови своей жертвы. Лишь ливень, падающий с неба, хоть немного омывал его. Мужчина перевел взгляд на руку убийцы. Тот был движим кодексом чести. Свои последние вздохи Коршун потратил на то, чтобы, пользуясь уязвимым состоянием губернатора, вытащить кинжал, так неосторожно оставленный в ножнах на его поясе, с явным намерением всадить Александру в живот, нанеся еще одно увечье его телу. В этот раз гораздо более серьезное. Смертельное. Я сделал то, что должно. Убей или будь убит. Я выбрал. Рациональность мышления совсем не помогала, его трусило. Мужчина не хотел этого делать, но его глаза сами собой опустились вниз, к убийце. Будто бы он знал, что ему нужно смотреть, чтобы понять. Это уже был рефлекс. Привычка. Александр вновь вгляделся в фигуру распластавшегося под ним Коршуна. Его голова лежала в огромной бордовой луже. Отчетливый запах крови оседал вокруг губернатора. Его не перекрывали ни дождь, ни сырость, ни вонь сточных вод. Все вокруг было пронизано этим резким, тяжелым, отчаянным смрадом. Словно забытое воспоминание, в нем поднимались смирение и безнадега. Он часто чувствовал то же самое в операционной своего отца. Такую же засасывающую, колючую, отвратительную безысходность, от которой не было спасения. В комнате всегда стояли приторно-лекарственные пары алкоголя. Александру было одиннадцать. Он застыл в углу, до онемения пальцев сжимая ткань своего детского камзола. Его отец плавно прошел к центру пространства. Его рукава были закатаны, вместо выражения лица — суровая маска сосредоточенности. Словно хищная птица, он навис над столом, на котором лежал молодой мужчина. Его лицо было пепельного оттенка, бисеринки пота смешивались с грязью на коже. Правая рука — источник невыносимой муки гвардейца, представляла собой искореженное нечто из разорванной плоти и раздробленных костей. Не отводи глаз, Александр. Я узнаю, если ты это сделаешь. В голосе отца не было ни тепла, ни сочувствия. Он даже не смотрел на него, но будущий губернатор знал, что тот не врет. Уже выучил. Об этом каждый раз напоминали ушибы на его теле. Сегодня шел семнадцатый день, когда пропал последний синяк после предыдущего наказания. Для Александра это был рекорд. Отец твердой рукой наложил жгут на локоть мужчины. Тот утробно застонал. Этот страшный звук был заглушен кусочком кожи, зажатым между его зубами. Понимая, что будет дальше, будущий губернатор чувствовал, как комната начинала уходить из-под ног, как сердце заколотилось о грудную клетку. Желание бегства стало почти непреодолимым. Однако груз отцовских ожиданий пригвоздил его к месту. Он не должен отворачиваться. Он не должен показывать слабости. Он не хотел новых побоев. Хирургическая пила была примитивна и ужасна, ее зубья блестели в слабом свете, когда она была приставлена к руке несчастного гвардейца. Глаза Александра оказались прикованы к инструменту, страх и отвращение сжимали все внутренности. Глубоко вздохнув и будто бы вытянув весь воздух из комнаты, отец начал работать. Металл двигался вперед-назад, вперед-назад. Звук был гулким, невыносимым. Александр заставлял себя не отрывать глаз, боялся даже моргнуть. Тело солдата пыталось извиваться, но его удерживали плотные ремни. Из горла мужчины вырвался гортанный звук, заглушенный кусочком кожи в его зубах. Его глаза закатывались. Возможно, он мысленно молил о забвении. Пот покрывал все тело. Спокойно. Отец обращался не к солдату, а к Александру, продолжая свою мрачную ужасную работу. Он пилил и пилил, и пилил. Мужчина на столе безостановочно стонал. Будущий губернатор смотрел. Это милосердие, сын. Помни об этом. Без этой боли человек погиб бы. Мы спасаем его, даем ему будущее. Но какое будущее? В разуме мальчика был единственный вопрос. Будущее, полное криков агонии, которые эхом будут отдаваться в его снах? Будущее с обрубком на месте локтя? Будущее с тенью смерти, которая всегда будет томиться в ожидании, чтобы забрать жизнь, спасенную милосердием пилы? Текла кровь. Так много, что ее запах перебивал все вокруг, но взгляд Александра оставался прикованным к рукам отца — рукам, которые с одинаковой точностью владели и жизнью, и смертью. Почему Вы заставляете меня проходить через это? Его детский голос пронзил собой отчаянье пространства, и мальчик сам удивился, как твердо и безэмоционально он прозвучал. Будущий губернатор уже не боялся задавать вопросы. Ему никогда этого не запрещали. Нельзя было лишь отводить взгляд. Александр становился смелее. Он становился увереннее. Ад, в котором он жил, уже был почти родным. Его душа была так давно и надежно спрятана под всеми защитными слоями его дисциплины, что будущий губернатор иногда начинал сомневаться, а существовала ли она вообще когда-либо. Отец лишь на секунду поднял на него взгляд и, увидев, что тот продолжает, не мигая, смотреть на гвардейца, удовлетворенно кивнул. Я делаю это, чтобы ты никогда не оказался на этом столе, сын. Зубья вновь задвигались взад-вперед. Сильнее. Быстрее. Еще несколько мгновений — и ампутированная рука отлетела. Александр был благодарен случаю, что не в его сторону. На мгновение воцарилась тишина, которую нарушали лишь прерывистые свистящие глотки воздуха мужчины, задыхающегося в облегчении от того, что его мучение закончилось, а жизнь еще держалась в теле. Это не конец. Будущему губернатору было жаль его, потому что он знал, что будет дальше. Через секунду пространство пронзило шипение горящей плоти от соприкосновения с разгоряченным металлом. Солдат нечеловечески взревел. Судьба была к нему благосклонна — он потерял сознание. Мальчик сглотнул. Вы делаете это, чтобы я сам отправлял людей на этот стол. Или сразу в землю. Голос Александра был тверже стали, он поднял глаза на отца. Знал, что уже можно. Он выдержал. Дело было сделано. Гвардеец остался жив. Его жизнь обменяли на руку, его будущее — на выживание. Будет восемнадцатый день без синяков. Ты молодец, что досмотрел, сын. Ты даже сильнее, чем я думал. Отец повернулся к нему. Его голос звучал гордо. Но Александр не разделял его восторга. Он чувствовал пустоту. Как будто что-то внутри него было отрезано с той же безжалостной точностью, что и рука солдата. Будущий губернатор не плакал, не показывал своего страха, но в его сердце зародился вопрос, который продолжал терзать его на протяжении всех последующих лет. Что является мерилом силы — умение владеть пилой или способность залечивать раны, которые она оставляет после себя? Ответа у него не было до сих пор. Сегодня я отправил человека в землю. Наверное, отец взирал бы на него сейчас с гордостью из своего ада. Александр смотрел, как от Коршуна продолжает ползти дальше дорожка багровой жидкости, петляя меж булыжников. Он проследил за ней взглядом, кровь была уже совсем близко к Рене. Девушка все еще сидела на земле, уперевшись в нее руками. Ее плечи подрагивали, голова была опущена, он видел лишь ее спину. Мне нужно к ней. Он будто бы вырвался из ступора. Губернатор резко поднялся на ноги. Это было ошибкой. Перед глазами на секунду пошли яркие круги, но он удержал равновесие. В плече стояла невыносимая резь. Александр несколько раз вдохнул ночной воздух. Преодолевая боль, он снял с себя свой украденный, теперь насквозь окровавленный, камзол и прикрыл им простреленную голову Коршуна. Картина стала лишь чуть лучше. Мне нужно к ней. Мужчина сделал несколько шагов к девушке, по пути поднимая с брусчатки свой пистоль. Его шатало, он с трудом заставлял себя идти прямо. До Рене было всего несколько метров, но они казались непреодолимыми. Наконец, Александр остановился над ней. Она почувствовала его присутствие, он понял это по тому, как напряглось ее тело. Губернатор застыл, просто молча глядя на нее. Девушка медленно подняла голову. Ее глаза — такие огромные, такие красивые. Изумруды в море слез. Они расширились в ужасе. Мужчина мог лишь представлять, как сейчас выглядит. Девушка осмотрела его с головы до ног, и ему хотелось лишь молить ее, чтобы она этого не делала. Из ее горла вырвался тяжелый всхлип. — Скажите мне, что я сплю, Александр, — прошептала она. — Пожалуйста, скажите мне, что этот кошмар скоро закончится. Умоляю. И он хотел, так хотел соврать еще раз, но почему-то именно сейчас не мог вымолвить ни слова. Губернатор лишь покачал головой, а с ее губ сорвался дрожащий выдох. Он почти протянул руку, чтобы дотронуться до ее лица, но не посмел. Ладонь все еще была в крови. Вся его одежда была в ней. Он не знал, обо что ее вытереть. Александр увидел первое тяжелое ранение, когда ему было шесть. Первый труп — когда было восемь. Его жизнь была предопределена уже тогда. Рене же никогда не должна была подобное видеть. Ни сейчас, ни в будущем. Точно не столько раз за два дня. Она никогда не должна была соприкасаться с кровью. Александр не хотел марать девушку ею. Не хотел марать ее в смерти, которой уже был измазан вдоль и поперек. Он сам был смертью. Он был отмечен ею. Я должен вытащить ее. Он был обязан вывести Рене на поверхность из этой преисподней. Губернатор дотронулся до ее плеча одним пальцем, едва касаясь ткани плаща. — Пойдемте, мадемуазель, — промолвил он, язык еле двигался. — Нам нужно уходить. Нам нужно выбираться. Он почувствовал, как девушка вздрогнула, как она попыталась обернуться к лежащему на земле мертвому Коршуну, но не смогла, в последний момент одернув себя. Ее плечи вновь затряслись. — Я накрыл его, — Александр нашел ее глаза и пристально заглянул в них. — Там ничего не видно. Он вновь отыскал в себе силы соврать. Такое количество крови не мог закрыть ни один камзол. Но ему нужно было побудить ее идти, ему нужно было заставить ее встать. Губернатор был слишком изнеможен, чтобы сделать это физически. — Там ничего не видно, моя девочка, — убеждал ее Александр, не прерывая зрительного контакта. В его глазах была мольба. Он протянул руку ладонью вверх, предлагая ей за нее взяться. Ливень смывал с поверхности его кожи остатки крови. Рене глубоко вздохнула. Хватит быть проблемой. Просто хватит. Пальцы Александра начали чуть подрагивать, несмотря на то, что он пытался подавить эту дрожь. Девушка не столько видела, сколько чувствовала, что силы оставляют его. Она сжала зубы и взялась за его ладонь, поднимаясь на ноги. Рене старалась не смотреть в сторону мертвого убийцы, но периферийным зрением все равно увидела огромную лужу крови и зеленый камзол, который уже стал грязно-багровым. К горлу подступила тошнота. Она пошатнулась. Александр придержал ее за талию раненой рукой. Он прошипел сквозь зубы. — Не смотрите вниз, — губернатор начал аккуратно подталкивать ее в сторону таверны. — Смотрите только прямо. Только прямо. Только прямо. Только прямо. Девушка пыталась восстановить дыхание. Шаг. Еще шаг. Она не смотрела под ноги, и наступила на что-то мягкое. От неожиданности Рене чуть не вскричала. Она поспешно закусила губу, но никакая выдержка не могла бы подавить то, как отчаянно дернулось ее тело. Рука Александра сильнее сомкнулась на ее спине. — Это одежда, — успокаивающе прошептал он. — Всего лишь одежда. Девушка медленно опустила глаза вниз. И действительно — она стояла на темной, уже насквозь промокшей ткани, лежащего на земле сюртука губернатора. Сердце билось в груди все быстрее и быстрее. Сквозь онемение, в ее разум начали прорываться какие-то мысли. Она порывистым движением стянула с себя свой плащ с капюшоном. — Рене, что Вы…, — начал было говорить Александр, но не успел закончить и поморщился от боли, когда девушка быстро накинула тяжелый материал на его плечи. Она окинула его извиняющимся взглядом и начала трясущимися пальцами завязывать ленты плаща на его шее и груди. — Мы должны выглядеть не так, как до этого, — прошептала она, натягивая на его голову капюшон. — На Вас не должны увидеть следов крови. Александр застыл. Сердце надрывно билось. Она пытается меня спасти. Смертника. Человека, отмеченного Финальным Обетом. Он не знал, как сказать ей об этом. Как объяснить. Как заставить понять, что ее старания могут быть бессмысленны. Не надо ее пугать. Иначе будет сложнее. Он вновь не промолвил ни слова, молча наблюдая, как она подняла с земли его сюртук и накинула сверху на свое платье. Кровь была почти не видна на его темной ткани, а дыра на рукаве оказалась практически незаметной. — Ну вот, — Рене слабо улыбнулась, кутаясь в мокрый материал, она вновь подошла к Александру и натянула капюшон еще ниже на его лоб. — Теперь им будет почти невозможно нас узнать. Девушка пыталась убедить скорее себя, чем его, но губернатор слабо улыбнулся ей в ответ, и в ее душе надежда зажглась с новой силой. Рене взяла его за руку, а мужчина зажал ее ладонь, продолжив вести назад к таверне. Она видела, что Александр пытается изо всех сил не подавать виду, но ему становилось все хуже. Иногда его пошатывало, рука подрагивала, его дыхание становилось все более и более прерывистым. Еще два поворота. Сейчас путь назад казался втрое длиннее. Потом мы найдем экипаж. Рене отчаянно успокаивала себя. Мы отвезем его туда, где ему помогут. Девушка лишь молилась, чтобы хватило времени и чтобы у него еще осталось достаточно сил. Наконец, вдалеке вновь показались горящие окна таверны. Александр, непонятно где отыскав дополнительные резервы, ускорил шаг — и уже через минуту их вновь окутал шум чужих голосов, запах алкоголя. В таверне было божественно сухо и тепло. Людей уже почти не осталось — лишь пару дальних столиков были заняты самыми отпетыми гуляками. Девушка хотела было кинуться в основной зал, но Александр неожиданно вновь потянул ее в сторону бочек, за которыми они прятались. — Что Вы делаете? — Рене в удивлении повернула к нему голову. — Нам нужно уходить. — Минуту, — прошептал мужчина, со вздохом прислонившись к стене. — Я должен подготовиться. Ему нужна передышка. Сердце девушки упало в желудок. Мысль, что Александру уже трудно долго идти, вызывала в ее душе настоящую панику. Буду тащить его на себе, если понадобится. Рене пока не знала, как бы ей это удалось, но она бы его не оставила. Никогда. Девушка думала, что губернатор сейчас осядет на пол, чтобы перевести дух, но Александр лишь осмотрелся по сторонам и, убедившись, что в их сторону никто не смотрит, снял с пояса свой пистоль и небольшую пороховницу. Его руки все еще были липкими от крови, хотя ливню все же удалось смыть ее большую часть. Унимая дрожь в пальцах и закусывая губу, губернатор засыпал порошок в оружие. Он достал из кармана штанов небольшую металлическую коробку и вынул оттуда два пыжа, столько же пуль и небольшой клочок ткани, с ремня он стащил трамбовочный шток. Александр пытался четко и методично зарядить пистоль, как делал сотни раз до этого, но его руки уже ходили ходуном. Времени уходило гораздо больше. Мужчина сжал челюсть. Оружие — всего лишь продолжение человеческой воли. Моя решимость должна быть сильнее стали. Он с трудом закинул пули в дуло. Два шанса на выживание. Две судьбы, заключенные в свинец. Губернатор чувствовал на себе тяжелый взгляд девушки. Александр выдохнул. — Этот кошмар скоро закончится, Рене. Я обещаю, — прошептал он, поднимая к ней голову и запоздало отвечая на вопрос, который она задала ему, сидя на земле, в грязном мокром переулке. — Я доставлю Вас домой, пока они не перегруппировались и не предприняли еще одной попытки. — Александр, Вы ранены, — девушка яростно сверкнула глазами. Губернатор спрятал заряженный пистоль на поясе. — Продержусь, — твердо ответил он, не прекращая смотреть на нее. — Нет, мы должны поехать туда, где Вам помогут, — Рене поджала губы. — Немедленно. Александр вытер остатки крови с ладони о свой темный плащ и положил руку ей на щеку. Этого следовало ожидать. Конечно, она стала бы сопротивляться. Конечно, она не захотела бы его оставлять. Между ними все зашло слишком далеко. Не просто сегодня вечером. Давно. Он подпустил ее слишком близко. В глубине души он и хотел, чтобы она была близко. Эгоист. Сегодня губернатор не мог себе этого позволить. На самом деле — никогда не мог. — Рене, Вы должны быть дома к утру, — мягко промолвил Александр, проведя большим пальцем по ее коже. — Ваш отец… — Плевать! — горячо выпалила девушка, сбрасывая с себя его руку. — Вы потеряли много крови. Вы уже с трудом держитесь на ногах. У Вас руки трясутся. Я все видела. И не позволю Вам жертвовать собой ради сохранения моей репутации. Рене была права. Силы оставляли его, боль была невыносимой, заставлять себя двигаться вперед становилось все сложнее и сложнее. У него не было времени спорить. Губернатору нужно было, чтобы она оказалась дома. Просто ври. Ложь всегда была его лучшим оружием. Сейчас она стала еще и спасением. Мужчине нужно было отделить ее от себя, чего бы ему это ни стоило. Главное, отыграй правдоподобно. Любое резкое изменение намерений вызовет подозрение. Александр раздраженно зарычал. — У меня нет времени переубеждать Вас, Рене, — он схватил ее за руку и потянул к выходу. — Вы едете домой. — Так не переубеждайте, — прошипела она в его спину. — Просто поставьте хотя бы раз себя в приоритет. Он широким шагом продвигался к выходу, игнорируя звенящую боль в плече. Я не могу. Не могу. Просто не умею. Когда твоя жизнь — сплошное служение, за ним слишком сложно рассмотреть самого себя. Рене не должна была об этом знать. Александр сжал челюсть. Людей было уже так мало, что ему почти не нужно было никого расталкивать. — Сначала дойдем до кареты. И тогда решим. Его голос был тверд, но он специально заложил в свои слова возможность компромисса. Она поверила. Он почувствовал это по тому, как расслабилась ее рука. Простите меня, моя девочка. На душе Александра все скребло. Они, наконец, вышли на улицу. Ливень чуть затих, ночной Париж погружался в тишину, звуки веселья постепенно умирали вдалеке. До его кареты было десяток кварталов, губернатор тяжело вздохнул. Его тело просто хотело отдохнуть. Принять горизонтальное положение. Разум умолял о забвении. Я должен терпеть, как терпел всегда. Мужчина уверенно зашагал прямо, натягивая плащ еще сильнее на глаза. Возможно, Рене действительно выиграла ему немного времени. Узнать его сейчас, скорее всего не смогли бы даже Робер или Людовик. Александр крепче сжал ладонь девушки. Трепетно. Успокаивающе. Благодарно. Его взгляд метался из стороны в сторону, рука твердо лежала на стволе пистоля. — Старайтесь идти так, словно ничего особенного не происходит, — прошептал он, когда навстречу им из-за угла начал идти незнакомый мужчина. — Мы ни от кого не убегаем. Ни от кого не прячемся. Мы просто прогуливаемся. Девушка лишь чуть заметно кивнула. Случайный прохожий прошагал мимо, не обратив на них никакого внимания. Александр слегка выдохнул. — Сейчас послушайте меня внимательно, мадемуазель, — тихо промолвил он. — Это очень важно. Губернатор не обернулся к ней, но все равно почувствовал, как Рене подняла на него голову. Мужчина горько усмехнулся. За информацию, которую он собирался ей сообщить, его и пытались убить. Он не хотел взваливать ее на девушку, но и не видел другого выбора. Эти сведения не имели права умереть вместе с ним. Ты сейчас — не Александр Бонтан. Ты — неизвестный человек в темном плаще с неизвестной женщиной в платье простолюдинки. Никто не узнает, что ты ей рассказал. Единственный человек, видевший Вас вместе, — мертв. Губернатор кивнул, словно убеждая себя. — За похищением дофина стоит Шарль де Ламейере. Он и есть тот человек в маске, о котором рассказывал Ланселот, — не дав себе возможности передумать, выпалил мужчина. — С ним в сговоре состоит Франсуаза-Атенаис де Монтеспан. — Потому он заказал покушение на Вас? Александр вновь кивнул и повернулся к ней. Она смотрела на него, не отрываясь. Такие невероятные глаза. Чистые. Всегда умные. Как и она сама. — Почему Вы только сейчас об этом мне говорите? — во взгляде Рене сверкали опасные искры. — Думаю, что дыра в моем плече должна дать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Я посчитал эти сведения слишком опасными. Александр вновь начал смотреть вперед, пытаясь не упустить ни единой детали окружающего пространства. Его разум ныл от напряжения, сосредотачиваться было все сложнее. Ему бы хотелось сейчас мечтать о постели. О том, как он упадет на нее. О своих бордовых шелковых простынях. Возможно, даже о Рене в них. Но он не мог. Губернатор был сейчас лишен даже этого. — Почему же Вы вообще тогда решили все мне рассказать, если это так опасно? Он чувствовал ее испытующий взгляд на себе. Александр тяжело сглотнул. — Вы должны убедиться, что виновные понесут наказание. Что бы ни случилось, — твердо промолвил мужчина, хотя говорить становилось все сложнее. — Вы должны доставить Ланселота и его брата во дворец. Они слышали голос герцога де Лапорта, а наш липовый курильщик и вовсе видел мадам де Монтеспан в лицо, когда та впустила их в королевские покои. Она заговорит, как только поймет, что деваться ей некуда. Вы понимаете меня, мадемуазель? Он стиснул ее руку и вновь повернул к ней голову. Глаза Рене стали еще шире. С ее губ сорвался вздох. — Не смейте так говорить, — выпалила она. — Вы не умрете. И сами их доставите. Сами заставите маркизу говорить. — Я приложу для этого все силы, Рене. Он решительно сверкнул глазами, и увидел, что она вновь немного расслабилась. Возможно, потому что он действительно не врал. Александр не собирался просто сдасться на милость Коршунов. Он был готов бороться так долго, как только будет способен. Он задействует всю мощь Франции, если понадобится. И, может быть, у него даже выйдет себя спасти. Но без нее. Губернатор не хотел — не мог — подвергать девушку дальнейшей опасности. Рене и так провела в его обществе преступно много времени. У него был план, он знал, что делать, но все же Александр больше не желал игнорировать силу случайностей. Он действительно не мог контролировать все. — Я лишь хочу предусмотреть любое развитие событий, поэтому скажите, что поняли меня, мадемуазель. Прошу, — взмолился губернатор. — Просто чтобы я был спокоен. Рене молчала еще несколько мгновений. Ей не хотелось допускать даже мысли о таком исходе, но его взгляд был так пронзителен, так остр, что ее губы открылись сами собой. — Я поняла, — чуть ли не против своей воли прошептала девушка. — Но говорю это только для того, чтобы Вы не волновались. Александр не сдержал хриплого смешка. Он все еще не понимал, правильно поступил или нет, рассказав, но ноша на его плечах будто бы стало чуть легче. Мужчина отвернулся, продолжая проверять глазами каждый метр. Было пусто. Оставалось еще несколько кварталов. Они завернули за угол, и сердце губернатора начало усиленно биться. У обочины тротуара стояла пустая карета. Ее дремлющий извозчик мирно посапывал, стискивая в руках поводья. Так даже лучше. Повозка была неприметной — таких в Париже ездило сотни. Это казалось благословением. Он будто бы почувствовал новый прилив сил. — Идем, — прошептал Александр, утягивая Рене к конному экипажу и игнорируя настойчивое нытье раненого плеча. — Быстрее, мадемуазель. — Вы же хотели дойти до своей кареты. Он так внезапно ускорил темп, что Рене не смогла справиться с дыханием — оно начало вырываться небольшими порциями, громко и свистяще. Его шаги были стремительны и широки, он двигался так уверенно, что почти не оставлял ей времени для протеста. От губернатора веяло болью и решимостью, прикрытыми благородным фасадом самообладания. Александр открыл перед ней дверь. — Так мы быстрее доберемся в безопасное место, — его голос разливался низким тихим рокотом, тон стал приказным, лишь немного сдобренным заботой. — Залезайте внутрь, мадемуазель. Спрячьтесь из виду. Не высовывайтесь. — А Вы? Рене медлила. Ее глаза нашли его, и она успела заметить в них какую-то странную сложно интерпретируемую эмоцию. Непоколебимость, но и глубокую тихую грусть. Непонятное сочетание, настолько дикое и несовместимое, что ей стало не по себе. Буквально через секунду это выражение испарилось из его взора. Александр вновь стал самой стойкостью, самим спокойствием. — Я разбужу извозчика, — он аккуратно провел по ее кисти вверх, до самого локтя и крепко сжал его. — И тут же вернусь. Потом мы поедем. — Куда? Рене сделала шаг к нему, не прекращая прожигать его взглядом. Александр тяжело вздохнул. — Не к Вашему отцу, — мужчина раздраженно сжал челюсть. — Но мне не нравится эта идея. Ее сердце начало учащенно стучать. Страх, сжимавший душу, чуть утих. Ему помогут. Скоро. Все будет хорошо. Девушка не сдержала улыбки и аккуратно дотронулась до его груди ладонью, немного сжав ткань плаща. — Жду Вас внутри, — прошептала она. — Будете рассказывать, как Вам не нравится идея там. Рене вошла в карету, и черный салон поглотил ее, словно бы окутал пеленой секретности. Девушка позволила себе выдохнуть. Ее ноги гудели от бега и длительной ходьбы, тело ощущалось ватным. Подушки сидения казались божественно мягкими, ей хотелось повалиться на них и заснуть, просто отпустить себя, погрузиться в сон. Ее голова чувствовалась чугунной. Рене заправила мокрые растрепавшиеся волосы за уши. Она даже не представляла, как сейчас, должно быть, сложно держаться Александру. Девушка повернула к нему голову, и ее сердце вновь упало. Она снова увидела ту же самую странную эмоцию в его взгляде, но он тут же отвернулся и отошел к извозчику. Губернатор оставил дверь салона открытой. Рене была рада, это успокаивало, потому что сейчас она, наконец, смогла понять что видела в его глазах. В них была обреченность. Александр медленно приблизился к спящему мужчине. На душе было неспокойно. Рене выглядела напряженной, недоверчивой. Словно она раскусила его обман. Словно ей нужен был лишь маленький толчок, чтобы все осознать. Не спугни ее. Осталось немного. Он поднял голову к извозчику. Тот, дернувшись, проснулся, услышав звуки его шагов, и с трудом сфокусировал на нем заспанный взгляд. — Доброй ночи, месье, — пробормотал он, приветственно кивнув. — Выдался бурный вечер? — Даже слишком. Александр опустил ногу на ступеньку и подтянулся, помогая себе здоровой рукой. Второй же нащупал мешок с экю в кармане штанов и положил его на сидение возле мужчины. Плечо кольнуло новой обжигающей болью. Губернатор сжал зубы. Он не знал, как долго еще сможет ее терпеть. — На угол улиц de Fleur и du Temple, — тихо промолвил мужчина, почти вплотную приблизившись к лицу извозчика. — Езжайте так быстро, как только могут нести Вас лошади. Не останавливайтесь, даже если мадемуазель внутри того потребует. Вам понятно? Мужчина в изумлении посмотрел на губернатора, но его глаза расширились еще сильнее, когда Александр приставил пистоль к его грудной клетке. — Если с мадемуазель что-то случится, отвечать будете передо мной, — его шепот стал угрожающим. — А я узнаю. Я всегда обо всем узнаю. — Я все п-понял, м-месье, — пролепетал извозчик, в исступлении поднимая руки вверх. — М-мадемуазель прибудет д-домой в с-с-считанные минуты. — Начинайте ехать, когда я скажу. Александр прищурился и еще один раз мрачно кивнул, сходя со ступени назад на брусчатку улицы. Он спрятал пистоль на поясе и вернулся к открытой двери кареты. Рене тут же окинула его взглядом. Ему показалось, что девушка облегченно выдохнула, словно она не до конца верила, что он вернется. Губернатор выдавил из себя небольшую улыбку, чтобы даровать ей еще больше спокойствия. — Все готово, сейчас поедем, Рене, — он подался вперед, положив руку на дверь. — В моем сюртуке еще есть письмо де Монлезена? Проверьте, пожалуйста. Девушка нахмурилась и тут же засунула руки в оба кармана. В правом сразу же нащупала конверт — он был промокшим на ощупь. Она достала его. — Да, вот, — Рене подняла письмо вверх, демонстрируя. — Оно? Пожалуйста, пусть это будет то, что надо. В ее душе вновь поднималась паника. Ей казалось, что если она держит не то, что ему необходимо, Александр решит вернуться в таверну или в тот проклятый переулок с убитым Коршуном, чтобы найти нужный конверт. К счастью, губернатор вновь улыбнулся, и она тут же расслабилась. Почти откинулась на подушки. — Хорошо. Едьте с этим письмом в Бастилию, если я завтра не свяжусь с Вами, — быстро промолвил Александр. — Объясните коменданту ситуацию. Покажите письмо. Он поверит Вам. Рене показалось, что ее ударили под дых. — Александр, что Вы…? — только и успела промолвить она. — Вы самая упрямая, сильная и умная женщина, которую я знаю, — прошептал губернатор. И в ту же секунду дверь кареты закрылась с глухим стуком. Мужчина громко присвистнул. — Вперед! — Нет! Александр! — вскричала Рене, вскакивая. Но карета уже тронулась. Девушка чуть было не потеряла равновесие. Она вцепилась в стенки экипажа. Ее дыхание стало прерывистым и неровным от нарастающей паники. Через маленькое занавешенное окно она увидела фигуру Александра — его внушительный силуэт на фоне зловещей темноты ночи. На мгновение показалось, что время растянулось, остановилось. Мир за окном был игрой теней, а Александр — их повелителем. Она видела, как напряглись его плечи, как в линиях его осанки, его сжатой челюсти, обращенной к ней, проступила невысказанная решимость. Простите. Он прошептал это слово одними губами. В том, как он стоял, было что-то окончательное. Безмолвное послание, которое говорило, что он не последует за ней. Что он все это придумал. Что все это было его планом изначально. Сердце билось о грудную клетку отчаянным барабаном, призывая его вернуться к ней, но Александр был совершенно глух к его ритму. Он исчезал из виду, а конный экипаж ускорялся. Рене кинулась к передней стенке салона и страстно застучала руками о дерево. — Остановите карету! — закричала она, ударяя руками все сильнее, не замечая даже боли в костяшках. — Остановите! Немедленно! Но они ехали лишь быстрее. Мир за окном превратился в сплошное пятно теней и света, мелькающих в памяти, как разрозненные воспоминания. Пульс Рене оглушительно бился в висках, его ритм отражал последний, полный решимости взгляд Александра. В голове девушки бушевали мысли и эмоции, она представляла себе губернатора, стоящего в одиночестве, с пистолетом в руке, один на один с убийцами, которые его преследуют. Нет. Она не могла оставить его на произвол судьбы, когда каждый ее вдох был пропитан его запахом, а каждый удар сердца был синхронизирован с его невысказанными обещаниями. Схватившись за ручку дверцы кареты, Рене замешкалась лишь на мгновение — ровно столько, чтобы шепот слов Александра отдался эхом в ее ушах, чтобы воспоминания о его губах, прижатых к ее, промелькнули в глазах. Затем, с безрассудством, которое в равной степени могло быть вызвано любовью и страхом, девушка дернула дверь. Ветер ворвался внутрь, вцепился невидимыми жадными пальцами в ее волосы, одежду, испытывая решимость. Рене вытянула вперед ногу и посмотрела вниз, улица под колесами стремительно мелькала. Девушка закусила губу, уже почти чувствуя всю боль и весь шок, который ждал ее на приземлении. Карета заметно снизила скорость, извозчик собирался войти в поворот. Это мой шанс. Она прыгнула, пытаясь сгруппироваться в кувырок, пригнувшись и прикрывая голову руками, чтобы защитить ее. Девушка видела в детстве, как это делали мальчишки, плюхаясь в реку. Трепет ткани на ветру, вспышка огненных волос. А затем Рене упала на землю, как кукла, отброшенная сердитым ребенком. Удар был жестоким. Он вырвал дыхание из легких и почти лишил чувств. Она перекатилась, как и собиралась, но от контакта с брусчаткой ее платье порвалось, плоть была испещрена царапинами и укусами шершавых булыжников, ладони оказались стертыми в кровь. Но девушка была жива — жива и свободна. Поднявшись на трясущихся руках, превозмогая то, как они нещадно саднили, Рене на мгновение почувствовала, что мир накренился и закружился, а в глазах замелькали звезды. Она была дезориентирована, ее охватила паника, мысли путались от боли и ужаса. — Сумасшедшая! — раздался испуганный голос извозчика, который резко затормозил карету, заметив ее безрассудный побег. Александр тут же обернулся на его крик, сердце ударилось о ребра с силой, грозившей их сломать. На мгновение мир губернатора оказался на грани хаоса. Дыхание сбилось, раненое плечо протестующе завопило, а ночной воздух, казалось, накинулся на него с тяжестью океанских волн. Но вид Рене, лежащей на булыжниках, разбил его паралич. С хриплым рыком, в котором было больше животного, чем человеческого, Александр рванул вперед. Каждый шаг был мучительным: зрение плыло от его отчаянных усилий, тело выказывало боль и возмущение. Но все это не имело значения — в его разуме была только Рене, только необходимость дотянуться до нее. Мужчина чувствовал, как кровь вновь начала пропитывать его бинты, почти ощущал ее железный привкус, порывистые выдохи вырывались из груди. Улица кружилась вокруг него, превращаясь в вихрь из темноты и света, но он не сводил с нее глаз. Она была его якорем среди бури. Когда Александр добрался до девушки, ноги уже едва держали его самого. Они подкосились под ним, и он упал на колени, булыжники жестко ударились о кости. — Рене! — его голос был хриплым, а ее имя звучало одновременно и как молитва, и как мольба, и как клятва. — Господи! Девушка простонала и вновь попыталась приподняться. Губернатор схватил ее и судорожно притянул к себе. Нежно прошелся ладонями по ее телу, по ее коже, несмотря на дрожь в пальцах. Он обнял руками ее лицо, откидывая назад огненные пряди волос. Поднял ее кисти. Они были все в крови. — Ваши руки… Что же Вы наделали? — шептал он, не до конца веря в реальность происходящего. — Господи! Он хотел укорить ее, отругать за непростительную глупость поступка, но все, что получилось — это сжать девушку еще крепче своих объятиях. Он поцеловал костяшку каждого пальца Рене, надеясь, что это хоть немного заглушит ее боль. На его губах была ее кровь. — Зачем Вы это сделали? Зачем прыгнули? Чем Вы думали? — шептал он, прижимая ее еще ближе к себе, поглаживая по голове. — Глупая... Боже, какая же глупая. Невыносимая. Безрассудная. Упрямая. — Я не оставлю Вас, — бормотала Рене в его шею, цепляясь за ткань плаща. — Не оставлю. Не оставлю. Александру на самом деле не нужны уже были ее ответы. Он все понял. Так ярко и так четко. Она выпрыгнула из движущейся кареты не по глупости, а ради него. Ее чувства — живые, дышащие — обрели форму в этом самом безрассудном и страшном жесте. Это пугало губернатора. В Рене уже пылала не влюбленность и не мимолетная страсть к нему, которые ярко вспыхивали и слишком быстро угасали. Это была глубокая, прочная связь, которая скрепляла души, заставляла два сердца биться как одно против бури мира. Это была истинная любовь. Любовь к нему. Первая в его жизни. Единственная. И сейчас, на этой тенистой аллее, Александр осознал всю ее глубину. Это было зеркальное отражение его собственных чувств, откровение, которое до этого момента он не осмеливался полностью признать. Любовь Рене была силой, не поддающейся логике, способной побудить ее, если понадобится, последовать за ним в самый ад. Это ужасало его. Губернатор отстранился. — Они охотятся только за мной, Рене. Вы это понимаете? — Александр положил ладонь на ее щеку, в его глазах стояли слезы. — Если Вы вдали от меня, то Вы — в безопасности. Глупышка... Какая же Вы глупышка. Он провел ладонью по ее скуле. Девушка еще крепче схватила его за воротник. — Мы на этом задании вместе, — страстно промолвила она, почти в его губы. — Вы и я. Вместе. — Вы слышали, что я сказал, Рене? — он тяжело выдохнул и покачал головой. — Рядом со мной опасно! — Разве можно отделить свет от его тени, Александр? — ее огромные изумрудные глаза нашли его. — Вы — мой щит. Я — Ваш. Помните? — Господи, Рене. Она видела его — не тот фасад силы и бравады, который губернатор демонстрировал миру, а мужчину, который скрывался под ним. Она затронула его сердце, которое боялось не только смерти, но и жизни, лишенной смысла. Жизни без нее. Любовь не являлась выбором — это была их судьба, записанная в момент, когда их пути впервые пересеклись. Эта любовь требовала капитуляции, требовала смелости, чтобы с распростертыми объятиями впустить другого, рискнуть всем ради шанса на совместное будущее. Которого у них быть не могло. Жестокая шутка судьбы. Душа Александра, некогда защищенная стенами дисциплины и долга, теперь трепетала от полноты чувств. Быть любимым таким образом — это дар, священное доверие. Но это — и призыв быть достойным подобной любви. Призыв подняться над тем, кем он был, и стать человеком, кого она в нем увидела. — Что мне делать с Вами? — прошептал Александр, яростно пытаясь затолкать в себя назад такие неуместные сейчас слезы. — Как мне Вас спасти? — Как мне спасти Вас? — Рене положила кровавую ладонь на его и без того окровавленное лицо. Он горько хохотнул. Какая же она упрямая. Какая же она прекрасная. Ему так хотелось ее поцеловать сейчас, но он не посмел. — Я бы спасся сам. Я был на пути к своему экипажу, — не давая эмоциям прорваться в свой голос, упрямо сказал Александр. — Я не могу довериться никому другому. — Тогда пойдем к Вашему экипажу, — быстро прошептала Рене. — Вместе. Ее мольба противоречила всему рациональному, что было в нем, но губернатор сломался, как ломался всегда, когда она просила. Мир был жестоким и неумолимым, но в ее объятиях он находил убежище, передышку, причину бороться за каждый новый вздох в своем теле. Любовь Рене стала его спасением и вызовом, воззванием к более высоким идеалам. — Хорошо, — он сжал ее лицо, пристально вглядываясь в глаза. — Но мы пойдем разными путями. Отдельно. Вы не должны быть рядом со мной больше, чем потребуется. Она отчаянно замотала головой. — Нет! — Рене еще сильнее вцепилась в его плащ. — Больше я на это не куплюсь. — Мы встретимся там. Так безопаснее. Прошу Вас, Рене, — взмолился Александр, опуская руки на ее плечи и немного тряхнув. — Чем дольше медлим, тем больше убийц начнут идти по моему следу. Пожалуйста, мадемуазель. Прошло несколько мгновений. С ее губ сорвался судорожный выдох, но девушка, наконец, кивнула. Александр еще раз провел ладонями вверх по ее шее и отпустил. C порывистым хрипом, выдававшим его ослабленное состояние, мужчина поднялся с холодной земли. Дыхание было неглубоким и учащенным, но когда он протянул руку в сторону Рене, она казалась твердой. Губернатор чувствовал, как дрожат ее пальцы, впиваясь в его, — не столько от ночной прохлады, сколько от адреналина, который, несомненно, охватил ее также, как и его. Мягко, но решительно Александр потянул девушку вверх. Они совместными усилиями преодолевали боль и дезориентацию. Сзади послышался звук поспешных шагов. Губернатор резко обернулся, чуть было не выхватив пистоль, но это был всего лишь извозчик. Он трясся от страха. — Месье, она сама выпрыгнула. К-к-клянусь, — пролепетал он срывающимся голосом, протягивая Александру назад мешок с экю. — Я н-н-ничего не сделал. Н-н-ничего. — Оставьте, — устало ответил Александр. — Нам еще понадобятся Ваши услуги. Вы отвезете мадемуазель к ателье синьора Гарсиа на Rue de Lumière. В этот раз она не будет выпрыгивать. Губернатор смерил Рене пронзительным взглядом. Девушка прищурилась. Извозчик неловко перемялся с ноги на ногу от этой безмолвной сцены. — Ступайте, — повелительно промолвил Александр, возвращая свое внимание к мужчине. — Ждите, когда мадемуазель вернется в салон. Тот порывисто поклонился и чуть ли не бегом вернулся к своему экипажу. — Почему он так напуган? — нахмурилась Рене, наблюдая, как извозчик дерганно и нервно взбирается на свое место. — Что Вы ему сделали? — Это не важно сейчас, — губернатор покачал головой. — Мой экипаж запрятан в переулке между ателье синьора Гарсии и мясной лавкой. Встретимся возле него. Он снял с пояса кинжал и передал девушке. Ее рука нерешительно потянулась к нему, холодный металл казался чуждым в ее мягкой ладони. Рене сжала рукоять слишком крепко, костяшки пальцев побелели. Девушка в волнении посмотрела на Александра. — Я не умею драться на ножах, — слабо пролепетала она. — Надеюсь, что и не придется, — губернатор скривил губы и тяжело выдохнул. — Это лишь дополнительная мера предосторожности. — Что будете делать Вы? — Рене подняла взгляд на мужчину. — Я пойду переулками, — Александр указал рукой на арку между двумя богатыми зданиями. — Если повезет, смогу вернуться с подкреплением. Рене нахмурилась, но у нее не было времени разгадывать очередную словесную шараду губернатора. Не тогда, когда ей было прекрасно видно, сколько сил он прилагает, чтобы просто стоять прямо. — Пообещайте мне, Александр. Поклянитесь мне, что Вы придете, — голос девушки стал тонкой нитью звука в ночи, в нем сквозила решимость, переплетенная с беспокойством. — Что Вы встретите меня там. Не убежите. Не отправитесь на благородное самоубийство. Ночь словно приостановилась, а вечный шепот Парижа затих вокруг них. Выражение лица губернатора смягчилось, в фасаде его привычного образа не то человека, не то машины, закаленной, казалось, всеми испытаниями жизни, появилась трещина. Он протянул руку и обхватил ее ладонь, ослабляя хватку девушки на кинжале. — Je te le promets, — ответил Александр, и воздух потяжелел от веса этих слов. — Я встречу Вас там. Клянусь своей честью, своим именем. Я не оставлю Вас одну. Мужчина провел большим пальцем по тыльной стороне ее руки — нежный жест, который словно скрепил его обещание. — Поклянитесь Францией, — потребовала Рене с еще большей силой, ее глаза горели. — Поклянитесь королем. Мгновение тянулось между ними. Губернатор знал, что в душе он уже сказал ей эту безмолвную клятву, но что-то мешало ему ее озвучить. Александр стиснул зубы, почти прорычал. Она просила об обещании надежды, выживания, будущего. Это меньшее, что он мог ей дать. Сжав еще сильнее ее руку, мужчина выдохнул. — Клянусь королем и Францией, — прошептал Александр, преодолевая себя. — Я встречу Вас там, Рене.