Cтатуя

В комнате не горело ни единой свечи. Камин был безжизненно пуст. Слуги не успели подготовить ее покои к вечеру. Никто не ожидал, что ужин закончится так рано, никто не рассчитывал, что причиной этому станут выстрелы, никто не думал, что их будут сопровождать стоны раненых. Рене продолжала обхватывать свои колени руками, плотно сжимая веки. Хаос и какофония вокруг особняка не прекращались. Невнятные крики и возгласы, треск пороха, свист пуль. Девушка тяжело и глубоко дышала через нос. Ей хотелось оглохнуть, хотелось, чтобы следующий выстрел был настолько громким, чтобы она на несколько минут лишилась слуха. Вновь в душе появилась иррациональная зависть к прислуге, населяющей особняк. Они не осознавали всего творящегося вокруг ужаса. Она пыталась не думать, чтобы вновь не дать своему воображению разыграться. Ей не хотелось представлять, как со стуком выбивается входная дверь, как десятки неизвестных бегут по лестнице вверх, а затем шум их шагов начинает удаляться, теряясь в глубине правого крыла. Рене было страшно не за себя. Убийцам, связанным кодексом чести, не было смысла забирать ее жизнь, если она не стояла у них на пути. Им нужен был он. Образ из сна вновь начал преследовать девушку. Рене зажмурилась еще крепче, всеми силами стараясь отогнать терзающие ее мысли, как можно дальше. Безуспешно. Перед глазами вновь была бурая дыра в груди Александра. Она снова видела торчащие, словно бы произрастающие сквозь нее цветы асфоделя. Сейчас все воспринималось даже более реальным, чем утром, будто бы она видела происходящее не более, чем секунду назад. Будто бы если она распахнет веки, то перед ней вновь окажется гроб. Мысль была невыносимой. Рене резко раскрыла глаза, чтобы вырвать себя из удушающей хватки собственных страхов. С губ сорвался облегченный выдох, который, учитывая творящийся снаружи ад, ощущался неуместным. Она лежала в своей пустой темной комнате — лишь по потолку бегали оранжевые отражения света факелов, мерцающих вокруг особняка. Ее взгляд вновь выцепил на стене небольшое скромное распятие. Что это? Девушка неверяще и горько улыбнулась. Наказание за нерасторопность? За ночной визит к нему? За непереборимое желание его увидеть? За намерение не выполнять обещанное? Одинокая слеза медленно скатилась по ее щеке вниз. Небеса могли быть очень жестокими. — Я уеду. Я оставлю его в покое, — прошептала Рене, не спуская глаз с фигуры Христа. — Только пусть все это прекратится. Пусть у них ничего не выйдет. Не дай им добраться до него. Пожалуйста. И все закончилось. Буквально в течение нескольких минут. Стихли крики, стихли выстрелы, стихли ругательства. Остались лишь слабые стоны. Девушка застыла. Почти не дышала, вслушиваясь. Долгое время ничего не менялось. Только спустя пару минут с улицы вновь начали доноситься обрывки разговоров, какая-то невнятная перебранка, но ее характер поменялся. Стал более размеренным, более спокойным. Более контролируемым. Девушка разжала колени и аккуратно вытянула ноги. Они затекли и даже частично онемели. Она перевернулась на спину, вглядываясь в балдахин над своей головой. Он действительно напоминал небо. В этот раз ночное, затянутое легкой дымкой облаков. Свежий запах цветов, витающий в покоях, настойчиво проникал в ноздри, и Рене вновь показалось, что она лежит в открытом поле. Рядом с имением тети Сюзанны были такие места. В далекой, чуть ли не полузабытой жизни, когда все было одновременно сложнее и проще. Да, бедно. Да, постыдно. Но безопасно. И точно гораздо понятнее. Ложь, воровство, любимый парижский ломбард, деньги, чтобы протянуть еще какое-то время. И вновь — по кругу. Александр завершил этот цикл. Он был разрушителем одного мира и проводником в другой. Он был концом и началом. Стал незыблемой частью новой жизни. Но ты должна отпустить его. Маловероятно, что небеса дадут третий шанс. Девушка до боли закусила губу. Огненные отблески продолжали бегать по потолку, плясали на балдахине, на всех поверхностях в комнате. Рене смотрела вверх, почти не мигая, пытаясь уловить любые новые звуки. Это было непросто — шум снаружи мешал. В какой-то момент ей показалось, что она услышала шаги на лестнице. Одинокие, неторопливые. Совсем не такие, как из ее страхов. Возможно, это и вовсе был лишь шелест ветра за окном. Вскоре звуки пропали, растворились в общем неразборчивом фоне. Девушка немного выдохнула. Вставать с кровати не хотелось. Возвращаться на ужин — тем более. Покрывала казались такими мягкими, аромат полевых цветов почти убаюкивал. Она сильнее вжалась в подушку, провела ладонями по гладкой поверхности простыней. Оранжевый свет все ярче лился из садов вокруг особняка, отчего атмосфера в покоях казалась зловеще эфемерной. Рене не знала, сколько прошло времени, прежде чем раздался аккуратный стук в дверь. Вместе с ним ее сердце пропустило удар. Все-таки воображение было ее главным врагом и коварным предателем. Оно разыгралось вновь. Она представляла, как Александр тихо откроет и, на мгновение задержавшись на пороге, почти бесшумно, невесомо — так, как умеет лишь он, пройдет в ее комнату. Медленно приблизится к кровати со свойственным только ему кошачьим изяществом, и также плавно опустится на покрывала. И ей хотелось бы, чтобы он провел ладонью по ее голове, зарылся длинными изящными пальцами в волосы. Ей хотелось бы прижаться к нему, ей хотелось бы, чтобы он склонился над ней. Его шелковые длинные темные локоны дотронулись бы до ее плеч, она бы ощутила щекой его жесткую щетину, его горячее дыхание коснулось бы уха. Ей хотелось бы, чтобы он шептал ей тысячи слов, укутал ее в бархат своего голоса, убедил ее, что все страхи — беспочвенны и все будет хорошо. Несмотря на обиду и крушение иллюзий, несмотря на его жестокие слова и поступки, несмотря на свое принятие и прорвавшуюся на поверхность рациональность, если бы Александр попросил ее остаться — она бы не раздумывала ни минуты. Она забыла бы обо всех своих обещаниях. Они перестали бы иметь значение. Она бы никуда не уехала. Ему нужно было сказать лишь одно слово. — Да, — хрипло прошептала Рене, продолжая, не отрываясь, смотреть вверх. — Войдите. Проходила секунда за секундой. Ее сердце громко стучало. Никто не зашел — лишь позолоченная ручка издала слабый лязг. Стук повторился, в этот раз настойчивее. Рене растерянно и даже чуть раздраженно повернула голову к выходу в коридор. В замке продолжал торчать большой медный ключ. Спохватившись, девушка свесила ноги с кровати и поспешила к двери. Платье съехало с плеч, она пыталась на ходу его поправить. Рене быстро отворила и встретилась взглядом с большими круглыми глазами Анетт. Девушка не смогла сдержать разочарованного выдоха, и тут же презрела себя за это. Служанка спешно отвеcила ей реверанс, виновато взирая на ее растрепанный вид. Рене неловко прочистила горло, радуясь, что женщина ее не слышит. Она смогла, наконец, справиться с рукавами и разгладила лиф, который так и норовил оголить больше половины грудей. Анетт приподняла стопку спичек в руке и указала головой на комнату. Рене молча кивнула, пропуская служанку внутрь. Женщина принялась порхать по спальне, зажигая свечи. Ее вид отзывался в душе девушки неприятным нытьем. Фантазерка. Конечно, Александр бы не пришел. Он не мог найти для нее ни времени, ни желания увидеться и тогда, когда в особняке все было спокойно. И насколько бы валидны и объяснимы ни были причины губернатора, знание об очередности его приоритетов все еще пекло ее глубокой жгучей болью. Сейчас же, после нападения и всего хаоса, ожидать, что он соизволит прийти к ней, а не разбираться с последствиями произошедшего, было попросту глупо. Александр не кинулся к тебе, даже когда ты кричала утром. Почему он должен был появиться сейчас? Ей было досадно за себя, за преждевременные выводы, за наивность, за то, что вопреки всему услышанному и увиденному, продолжала мечтать и во что-то верить. Надежда традиционно считалась благом, признаком, что человек еще не находится у края пропасти, не погрузился в глубины отчаяния. Символом, что еще не все потеряно. Но девушке иногда казалось, что лучше бы в ее сердце это чувство больше никогда не появилось. Так было бы легче. Так было бы спокойнее. По крайней мере, когда дело касалось Александра. Он редко оправдывал надежды. Он либо превосходил их, либо стирал в осколки. Девушка стиснула губы в тонкую линию и покачала головой. Вновь хотелось что-то делать, чем-то занять себя. Лишь бы не думать. Лишь бы вновь не вариться в своих ожиданиях, опасениях и разочарованиях. Она отошла к окну и аккуратно отодвинула тюль. Перед глазами открылся вид на крыльцо и двор перед особняком. Струи фонтана кристально журчали, лаская слух. К его отзвуку добавился треск горящих углей и дров — за спиной Анетт растопила камин. Огонь факелов отражался в прозрачной воде бассейна. Красиво. Большой канал искрился точно так же, когда она плыла с Арманом на гондоле среди моря небольших бумажных фонариков. Рене грустно улыбнулась. Группа солдат, как и прошлой ночью, заняла позиции на возвышенности, расположившись на стенках чаши фонтана. Один из мушкетеров, согнувшись, подтащил на ярко освещенную площадку перед воротами швейцарского гвардейца, и в первую секунду Рене показалось, что тот спит или без сознания, пока она не увидела плотный багровый шлейф, который волочился за ним. Девушка застыла, чувствуя как по позвоночнику пробежала дрожь. Она вгляделась в фигуру переносимого мужчины и рассмотрела огромную кровавую дыру на его шее. Рене резко отвернулась, желудок сжался, и она с трудом подавила тошноту, прикрывая рот ладонью. Девушка медленно и глубоко вдохнула. Просто не смотри туда. Не смей туда смотреть. Она уткнула руки в бока, продолжая хватать ртом воздух. Анетт, поклонившись, выскользнула из ее комнаты и мягко прикрыла за собой дверь, но Рене этого почти не замечала. Она пыталась восстановить хоть какое-то подобие равновесия. Давалось это с большим трудом. - Où voulez-vous les mettre? — донесся мужской голос снаружи, в нем явно сквозили отвращение и недовольство. Тревога лишь усилилась. Рене стиснула кулаки. Не смотри туда. Не смотри. Пожалуйста. Она даже закрыла глаза. - Mettez-les dans une pile, pourquoi êtes-vous si cérémonieux? — заговорил другой мужчина, одновременно насмешливо и устало. — Tu n'es pas en train de cueillir des bouquets pour ton chéri. - Putain, j'ai les mains en sang! - Mets-les là où tu pourras les voir, poule mouillée. Любопытство в ней пересилило благоразумие. Девушка медленно разжала веки и повернула голову к окну. На площадке перед фонтаном уже лежал не один гвардеец, а целых три. Рене пыталась не вглядываться. Специально сфокусировалась на струях искрящейся в пламени факелов воды. Она видела лишь расфокусированное нечто. Месиво конечностей, иногда изогнутых под ненормальным углом. И кровь. Лужи, большие лужи крови. Мушкетеры подносили новых гвардейцев. Четыре. Пять. Шесть. Девушка хотела, чтобы каждая отсчитанная ею цифра стала последней, но реальность опять насмехалась над ее надеждой. Семь. Восемь. Девять. Всех их сваливали в общую кучу, друг на друга. Жестокость. Демонстрационная жестокость. Взгляд Рене случайно, кажется, даже против ее воли, все же выхватил лицо одного из солдат. Точнее, то, что от него осталось. Девушка пошатнулась и схватилась за подоконник. Перед глазами потемнело, она вновь спешно захлопнула веки. Начала громко дышать через нос. Часть ее хотела отпрянуть от окна, от этого ужасающего зрелища, от этого истинного ада на земле. Другая же часть отчаянно желала удостовериться, что в человеческую кучу напротив фонтана не взвалят трупы других людей. Рене медленно приоткрыла глаза. Уставилась на нижний край площадки, пытаясь не выхватывать зрением ее центр. Она ждала. Девушка так сфокусировалась на одной точке, что новый стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Видимо, Анетт что-то забыла. Рене не потрудилась ответить — все равно служанка ее бы не услышала и ей бы не ответила. Девушка продолжала ждать десятое тело, мысленно молясь, чтобы его не приволокли. Раздался повторный стук. — Мадемуазель де Ноай, я могу зайти? — за ним тут же послышался спокойный и размеренный голос месье Фламбера. Рене отшатнулась от подоконника и вынырнула из своего сосредоточения. Она резко обернулась к выходу, пытаясь вновь найти в голове хоть какие-то слова и заставить себя говорить. — Конечно, — наконец, удалось вымолвить ей. — Входите, пожалуйста. Дверь тут же открылась, и Гаэль аккуратно ступил в комнату, выискивая девушку глазами. Первое, что она заметила, когда мужчина оказался освещен пламенем многочисленных свечей — это кровь на его манжетах. Рене свистяще выдохнула. Когда его взгляд остановился на ней, она заметила, что губы хирурга слегка дрогнули. Его взор на секунду метнулся к окну, а после — назад к ее испуганному, ошарашенному лицу. Кажется, он все понял. Гаэль напряженно сжал челюсть и уставился в пол, спрятав руки за спину. В его позе было сожаление. Даже вина. — Мадемуазель де Ноай, — чуть слышно промолвил он, обращаясь к паркетной доске. — Месье Фламбер, — также шепотом ответила ему девушка. Они долго молчали. Стояла затягивающая, дискомфортная тишина. Рене попыталась вслушаться в треск камина, чтобы хоть немного успокоить свои и без того вытянутые в тончайшую нить нервы. Гаэль все же медленно поднял голову. Он слегка откашлялся. — Мы отбились, — сообщил хирург, спокойствие возвращалось в линии его лица, чуть разглаживая залегшие вокруг глаз и на лбу морщины. — Атака была неудачной. Слова должны были бы ее порадовать, но они отозвались в душе лишь пустотой. Девять человек не пережило эту ночь. Как минимум. Рене не знала, что происходит за ее спиной и не вынесли ли десятого. — Люди перед фонтаном, — прошептала она, сделав шаг к Гаэлю и сцепив руки перед собой. — Так много убитых гвардейцев. — Коршунов, — тут же твердо исправил ее хирург и, увидев удивление во взгляде девушки, быстро добавил. — Убийцы пробрались на территорию в их форме. Рене застыла. Липкий ужас начал ползти по коже, разливать свой яд по венам. Достать мундиры швейцарской гвардии, еще и настолько идентичные, что даже она — обитательница Солнечного двора — не смогла отличить их от настоящих, было нетривиальной задачей. Еще и так много. С когтями Стаи, подобно головам Гидры, было нелегко бороться — они проникали внутрь всего, до чего были способны дотянуться. Они могли прятаться где угодно, быть кем угодно, нападать когда угодно. Теперь реакция Клови на ее появление с кинжалом в темном переулке перестала казаться ей избыточной. Может, Клод и находил в этом повод для шуток, но Рене сейчас была скорее согласна с действиями парня. Она бы поступила точно так же. Сделала бы и больше, чтобы защитить Александра от врага, который способен был принять множество лиц и множество форм, скрываться и в тенях и на свету, чуть ли не в самом воздухе. В горле встал неприятный ком. И без того напряженная ситуация начала ощущаться безнадежной. Рене обернулась на завешенное тюлем окно. Теперь в нем можно было различить лишь оранжевый свет вместе с очертаниями людей и предметов. — Зачем их выставляют перед парадным крыльцом? — спросила девушка, нахмурившись. — Я уже жалею, что выделил Вам эту комнату, — тяжело выдохнул Гаэль. — Нужно было отдать гостевую с видом на сад. Рене вернула свой взор к хирургу. Тот плотно и досадливо поджал губы, покачав головой и скрестив руки перед грудью. Кровь на его манжетах стала лишь заметнее. Мужчина выглядел недовольным собой, словно он вновь подвел ее. Не сберег чувства, обнажил реальность перед ее неподготовленными к подобной жестокости глазами. И эта брутальность действительно ощущалась отвратительно. Это был уже не просто скрытый гражданский конфликт, не просто покушение — все происходящее напоминало войну. Почти носило ее гнилостный, смертоносный смрад. Такого не должно было происходить на улицах города. Такого не должно было происходить с людьми. К такому было невозможно подготовить ни свои глаза, ни свое сердце, ни свой разум. Но жизнь не спрашивала — она просто заходила на очередной виток. Насилия. А у насилия были свои правила. И либо ты играл по ним, либо они тебя поглощали. Убей или будь убит. Выбирайте, мадемуазель. Хриплый шепот Александра звучал у нее в ушах. В конце концов, в этом и состоял весь вопрос. В этом и была причина, почему она продолжала оставаться проблемой. Почему мир Александра будет для нее всегда странно знаком, но бесконечно чужд. И даже если она его вскоре покинет и сдержит свое обещание не возвращаться, царство теней всегда будет существовать рядом. На расстоянии вытянутой руки, за тонкой, чуть заметной вуалью, всегда готовое вырваться оттуда. Окутать собой все остальное. Рене должна была быть готовой к нему, она должна была понять его. Должна была еще сильнее закалить металл на месте своей кожи. — Зачем, месье Фламбер? — повторила свой вопрос девушка, теперь уже гораздо тверже. Она подошла к хирургу, сжимая кулаки. Ее глаза сверкали. Я не котенок. Ей хотелось, чтобы Гаэль заговорил. Ответил прямо. Она смотрела на него снизу вверх, не мигая. — В назидание, — ответил месье Фламбер, отведя взгляд. — Приказ месье Бонтана. Рене кивнула, не найдя ни капли удивления в своей душе. Зверь вновь вышел наружу. Александр чувствовал себя одинаково комфортно и в мраморных коридорах, полных фальшивых улыбок, и в темных переулках, где за каждым углом обнажались острые ножи и вытягивались пистоли. Был в равно степени неудержим, как в своей благосклонности, так и в своей безжалостности. Он сделает все, чтобы выжить. Мысль одновременно успокаивала и приводила в ужас. — Он хочет их напугать. Она не спрашивала. Гаэль вновь встретился с ней взглядом. Рене заметила в его глазах конфликт, противоречия. Словно его заставляли заниматься чем-то, что было ему неприятно. — Да, — подтвердил хирург. — Думаете, это сработает? — Даже те люди, которые не боятся смерти, не хотели бы погибнуть глупо, — устало выдохнул месье Фламбер. — А именно это их ждет здесь. Несмотря на все сказанное, Рене видела, что ему было некомфортно, он не одобрял такое решение. Подобную жестокость. Но, кажется, хирург понимал ее необходимость, не видя лучшего выхода или решения. Девушка испытывала похожие чувства. Александр пытался выставить вокруг них не только живой щит, но и мертвый. Он марал руки в крови до самых плеч, пачкал совесть для того, чтобы у всех остальных остались измазанными лишь манжеты. Потому что он был способен справиться с бременем вины. На нем и так уже было слишком много грехов. Рене горько улыбнулась, опустив глаза в пол. Камин потрескивал, со двора долетали приглушенные голоса. Кажется, было даже вновь слышно журчание воды. — Месье Бонтан желает Вас видеть, — нарушил безмолвие Гаэль. — Хочет обговорить Ваш отъезд. Девушка резко подняла голову. С ее губ сорвался мрачный смешок. Это так по-бонтановски. Ради того, чтобы избавить себя от конфликта, который принесло ему ее присутствие в этом доме, он готов был даже оторваться от работы. Забыть на секунду и о нападении, и о его последствиях. Либо же, наоборот, Александру нужно было довести дело до ее отъезда, чтобы встрепенуться и начать стучаться в закрывающуюся дверь. Рене не знала, какая из двух мыслей ранила ее сильнее. Ей не хотелось придавать этому значения, не хотелось позволять своей обиде и разочарованию выныривать на поверхность. Ее переживания на фоне всего, что происходило, вновь начали казаться до смешного мелкими и несерьезными. Он действительно был занят более важными делами. Она это понимала, но все равно не могла ничего с собой поделать. Она была человеком. У нее были слабости. Она не стояла одной ногой в каком-то другом мире, как он. Может, Александр и не был богом, но точно был его изваянием. — Как любезно со стороны месье Бонтана, наконец-то, даровать мне аудиенцию, — несмотря на все старание, Рене не удалось полностью убрать яд из своего голоса. Месье Фламбер поправил очки на переносице — уже знакомый для нее жест, который каждый раз выдавал неловкость и дискомфорт хирурга. Рене тут же пожалела о своем тоне. Гаэль склонил голову чуть набок. — Я отведу Вас к нему, — спокойно промолвил он и отступил на несколько шагов назад. Хирург привычно предпочел полностью проигнорировать колкость в ее словах. Девушка благодарно улыбнулась. — Не стоит, месье Фламбер, — быстро ответила Рене. — Я помню, где покои губернатора. Сообщите месье Бонтану, пожалуйста, что я подойду к нему через несколько минут. Ей нужно было время, чтобы подготовиться к этому разговору. Чтобы подготовиться к нему самому. Брови Гаэля лишь слегка приподнялись, но он учтиво кивнул. — Как Вам будет угодно, мадемуазель де Ноай. Он поклонился и, плавно развернувшись, прошел к выходу в коридор. Положив ладонь на ручку, месье Фламбер обернулся. — Эту ночь я проведу в сторожевой пристройке. Хочу быть рядом с ранеными, — серьезно промолвил он, внимательно глядя на девушку. — Состояние Ваших ссадин у меня утром не вызвало никакого беспокойства, с перевязкой сможет справиться и Анетт. Я попрошу ее дождаться Вашего возвращения. Она поможет подготовиться ко сну. Но если я Вам понадоблюсь, покажите любому из слуг этот жест, и они приведут меня. Хирург поставил на горизонтальную вытянутую ладонь расставленные указательный, средний и безымянный пальцы. Девушка неуверенно повторила его движение. Гаэль кивнул и мягко улыбнулся. — Благодарю, месье Фламбер, — уголки губ Рене растянулись в ответ. — Надеюсь, что этой ночью Вам не прибавится работы. И я тоже постараюсь этому поспособствовать. — А я-то как на это надеюсь! — тихо рассмеялся хирург, покачав головой. — Спокойных снов, мадемуазель. — Доброй ночи, месье Фламбер. Отвесив еще один небольшой поклон, Гаэль распахнул дверь и скрылся из виду, мягко прикрывая ее за собой. Несколько мгновений Рене просто стояла неподвижно и глубоко дышала. Затем на ватных, почти негнущихся ногах, словно прорываясь сквозь вязкий тягучий сон, прошла к туалетному столику и опустилась за него. Она посмотрела на свое отражение. Окинула себя взглядом. Придирчиво, критично. Ею овладело волнение, от которого хотелось лишь тяжело вздохнуть и закрыть лицо руками. Это не свидание. Это прощание. Девушка пыталась себя вразумить. Ей не нравилось, как на ней сидело платье. Оно продолжало пытаться съехать с плеч, оголяло слишком много кожи. Она выглядела излишне легкомысленно, до крайности романтично. Рене хотела предстать перед Александром спокойной и рассудительной. Взрослой. Такой, какой он, возможно, и хотел ее сейчас видеть. Под глазами девушки залегли синяки после всех навалившихся испытаний и переживаний. Веки чуть припухли от огромного количества пролитых слез. Ей должно было быть все равно, но не было. Рене спешно начала выдвигать ящик за ящиком, пока не нашла в одном из них пудреницу и небольшой круглый пуховник. Она положила тонкий фарфоровый слой под нижние веки. Стало немного лучше, и девушка невольно улыбнулась. Это не свидание. Она продолжала мысленно спорить с собой, но рука предательски потянулась к флакону с висящей на нем запиской, выполненной изящным воздушным почерком: «Роза и жасмин». Девушка вновь нанесла несколько капель на запястья. На шею. За ушами. Это не свидание. Прекрати. Кажется, ее разуму было все равно. Рене прикоснулась ароматом к ложбинке между грудей, провела по линии декольте. Часть ее души все еще была объята томлением, другая — продолжала надеяться. Девушка уже устала презирать себя за это. Сердце стало стучать еще быстрее. Она потянулась за гребнем и начала разглаживать им растрепавшиеся локоны. Огненные пряди скользили сквозь зубья. Жаль, что таким же образом нельзя было привести в порядок и свои мысли. Она двигалась медленно, неторопливо. Рене закусила губу, слишком хорошо понимая, что тянет время. Возможно, это была своеобразная месть. В конце концов, Александр заставил ее ждать целый день. Сладость розы и глубинная чувственность жасмина впитались в кожу. Девушка тяжело вздохнула и отложила гребень. Она плавно поднялась и, еще раз поправив рукава платья, туже затянула пояс за спиной, надеясь, что от этого лиф будет сидеть хоть немного надежнее. Рене еще раз посмотрела в зеркало. Отражение взирало на нее в ответ, и в нем причудливым образом смешались уязвимость и сила. Локоны обрамляли лицо мягкостью, которая контрастировала со стальной решимостью в ее глазах. Игнорируя свое рваное дыхание, Рене улыбнулась девушке напротив себя и, развернувшись, проследовала к двери, выйдя в коридор. Особняк встретил ее уже знакомым холодом и отрешенностью, но белая призрачная плотная ткань, укрывающая картины, теперь не столько угнетала, сколько приводила в состояние странного, почти противоестественного покоя. Тяжелую тишину, стоящую в воздухе, нарушало лишь мягкое эхо ее шагов, отражающееся от деревянного пола. Оно разносилось пустыми коридорами, одиноким барабанным боем отмечая ее движение. Рене шла расправив плечи и приподняв подбородок вверх. Его дверь была последней в правом крыле. Девушка замедлила шаг, пока не остановилась перед ней. Она подняла руку, готовясь постучать, но застыла. Возможно, лучше объявить о моем визите привычным скрежетом ногтя. Они оба — придворные существа. Париж и этот особняк был лишь эпизодом — их основная жизнь лежала в залах и галереях Версаля и Пале-Рояль. Баланс внутри нее вновь был нарушен. Рене слишком много думала. И боялась. Отрицать это было бесполезно. По крайней мере себе. Время не то растягивалось, не то ускорялось. — Мадемуазель, войдите, пожалуйста, — раздался из покоев его приглушенный низкий голос. В тоне Александра слышался тяжелый выдох, усталость и нетерпение, мягкость и властность. Девушка в растерянности моргнула, подавляя в себе одновременно дрожь и желание улыбнуться. Он вызывал противоречивые эмоции даже сейчас. Тянуть дальше не было никакого смысла. Она опустила ладонь на позолоченную фигурную ручку, толкнула дверь и вошла. В комнате губернатора горело гораздо меньше свечей, чем в ее, словно его внутренняя темнота не выдерживала излишней яркости. Пахло травами и спиртом. Александр стоял недалеко от камина. Она видела его спину, широко расправленные плечи и руки, длинные изящные пальцы были скрещены в замок за поясницей. Отблески света играли в шелке его волос. Ее дыхание стало более мелким и частым. Девушка закрыла дверь с едва заметным щелчком, но услышав его, Александр медленно обернулся через плечо. Пламя осветило тонкие черты его лица, блеснуло в серых глазах, глубоких, как воды океана. Образ мужчины выглядел таким привычным, словно каждое его движение и даже поза оказались выбраны сознательно и были призваны служить определенной цели. Возможно, так и было. Девушка понимала, что у нее пересыхает в горле. — Александр, — прошептала она, пока не лишилась способности говорить вовсе. — Рене, — промолвил он в ответ, его голос тянулся бархатным туманом, заполняя комнату. Он произносил ее имя каким-то совершенно особенным образом, который заставлял пульс подскакивать. Видеть его, слышать его, говорить с ним после прошедшей ночи, после ее сна, казалось неким личным откровением. Она смотрела на губернатора и понимала, что в ее душе зарождается чувство, которое было очень похоже на… счастье. Просто от осознания, что он жив, что он дышит, что он стоит, что он двигается, что его рука — на месте и что он идет на поправку. Этого оказалось достаточно. И от того было почти страшно. — Как Вы поняли, что я в коридоре? — девушка не решалась пошевелиться, она поборола дрожь в голосе. Александр повернулся к ней всем корпусом. Белая рубашка обтягивала мышцы его рук, выдавая уплотнение на левом плече, где его плоть, без сомнения, была обтянута плотными бинтами. Темно-синий жилет облегал торс, подчеркивая широкую грудь. Его губы тронула легкая кривая усмешка. — Я услышал Ваши шаги, — губернатор приблизился к ней, всего на несколько пье, но этого хватило, чтобы у нее вспотели ладони. — У Вас есть особая заминка в них перед тем, как Вы останавливаетесь. Я часто ее замечал в начале лета за мгновение до того, как Вы проводили ногтем по двери между нашими покоями. Если до этого девушка еще могла дышать, то теперь дыхание сбилось окончательно. Александр обладал уникальной способностью присыплять ее решительную рациональную часть, оставляя в ней только уязвимость. Только хрупкость. — Вы запомнили? — сорвалось с губ Рене. — У меня тоже хорошая память, мадемуазель, — губернатор склонил голову набок, его улыбка стала еще шире. — Но не только на невежество. — Я вижу, месье Летьенн не умеет хранить секреты, — фыркнула девушка, прищурив глаза. — Мне кажется, что он воспринял это не как секрет, а как угрозу, — губернатор хмыкнул. — Вы… хороши. Она пыталась бороться с собой. Пыталась выглядеть собранно, безэмоционально, даже отстраненно, но не могла. Рене рассмеялась. Звонко и по-девичьи беззаботно, ее рука сама взметнулась к лицу, прикрывая уста. Этот порыв забрал с собой часть напряжения. Взгляд Александра заискрил озорным огнем — всего на несколько мгновений, пока в нем вновь не поселились серьезность и даже что-то очень напоминающее печаль. Ее смех умер в горле. Девушка облизала губы, не спуская с губернатора глаз. Он вытянул вперед руку, его ладонь была открыта, обращена вверх, к потолку. — Подойдите ко мне, Рене, прошу, — мягче и глубже обычного промолвил Александр. — Я хочу обнять Вас. Вы мне позволите? Девушка не двигалась с места, словно приросла к паркету. Части ее сознания казалось, что она ослышалась. Он так редко просит. Рене не могла вспомнить, просил ли губернатор и вовсе когда-нибудь о чем-то подобном. Было ощущение, что ее уставший разум решил сыграть с ней жестокую шутку, и она лишь опозорит себя, если сейчас кинется к нему в объятья. Или же в момент, когда она прикоснется к Александру, он растворится, проскользит как дым, сквозь ее пальцы. Время словно застыло. Девушка продолжала медлить, не совсем понимая, не закончилась ли уже реальность и началось ее воображение. Мужчина не опускал руки, его глаза горели в полутьме. Она сделала шаг вперед. Затем еще один. Ноги слушались плохо, как и все тело. Он просил ее подойти, и она шла — с каждым пье дрожь становилась все сильнее и сильнее. Когда Александр был уже в пределах досягаемости, Рене казалось, что она была на грани падения, но он не дал этому случиться, обвив рукой ее талию, притягивая ее к себе. Она прижалась к его груди, уткнувшись виском в сталь мышц, ее макушка легла аккурат под его подбородком. Ладони губернатора пробежались вверх по ее спине, притягивая девушку как можно ближе. Она свела плечи вместе, будто бы пытаясь стать еще меньше в его объятиях, рукава платья вновь съехали с плеч. Его узнаваемый запах — ваниль и корица — сейчас был дополнен также теплотой кардамона и терпкостью амбры. Рене закрыла глаза, вдыхая его. Александр запустил свои длинные пальцы в ее волосы, бережно гладил по голове. — Как Вы? — прошептал он, не прекращая своих ласкающих, убаюкивающих движений, от которых ее дыхание действительно, как ни странно, приходило в норму. — Не подстрелена, как некоторые. Она пробормотала ответ в ткань его рубашки, но он расслышал и хрипло рассмеялся. Девушка тоже улыбнулась, медленно открывая веки, вглядываясь в огонь, бушующий в камине. Александр коротко поцеловал ее в макушку. Он провел руками вниз, назад к ее талии, крепко сжимая кожу сквозь легкую ткань платья. Ей казалось, что она слышит глубокий стук его сердца. Рене приподняла голову, скользя щекой по его груди. Она выхватила взглядом, единственную незавешенную картину в этой комнате, которую не заметила, когда приходила к Александру ранним утром. С нее на девушку сурово взирал мужчина средних лет, который был тревожно похож на губернатора, но черты его лица казались более резкими, более хищными, более безжалостными. Темные бездонные глаза будто бы прожигали саму ее душу. Рядом с ним стояла статная светловолосая женщина в платье почти такого же оттенка, которое было на Рене сейчас. Ее нельзя было назвать классически красивой, но какое-то особое изящество сквозило в линиях ее шеи и стана, почти эфемерная воздушность и мягкость — в очертаниях улыбки. Ее серо-голубые яркие очи, казалось, заливали светом все полотно. У нее глаза Александра. Женщина на картине трепетно держала за плечо мальчика лет десяти с длинными волнистыми темными локонами, густыми бровями и до безумия выразительным взглядом, в котором были пугающая глубина, решимость и обреченность, для такого юного возраста. Его маленькие плечи были расправлены, голова гордо вздернута вверх. Правый уголок губ приподнят. По позвоночнику Рене пробежала дрожь. Руки Александра напряженно застыли. Девушка медленно подняла на него голову. Губернатор тоже смотрел на картину. Она видела его точеный профиль. Не могла отвести глаз. Наконец, он перевел свой взгляд на нее. Его брови были чуть нахмурены, он внимательно изучал ее лицо, будто пытался что-то там отыскать. И нашел. Он понял, что она догадалась. Александр грустно улыбнулся и кивнул, словно отвечая на ее неозвученный вопрос. Он отступил на шаг назад, и она чуть было протестующе не вскричала, но его руки остались на ее теле. Взор губернатора перемещался от ее лица вниз, скользил по фигуре, она почти тактильно его ощущала. Он осмотрел ее с головы до ног. — Не думал, что когда-то вновь увижу это платье вживую, — прошептал мужчина, хрипло и низко. — Вы слишком миниатюрны для него. Его руки покинули талию девушки и переместились на ее плечи. Александр аккуратно зажал спавшие рукава лифа и с нажимом провел ладонями вверх, возвращая ткань на свое место, закрывая ее кожу. Рене глубоко дышала, пытаясь побороть в своей душе противоположное желание. Ей хотелось, чтобы он стащил шелковый материал еще ниже. Руки Александра не застыли. Он провел ими по ее ключицам, двигаясь к центру, а затем поднялся по длинной шее к лицу. Взял щеки девушки в свои ладони. Его глаза вновь встретились с ее. Губернатор наклонился, и она подумала, что он ее сейчас поцелует. Рене закрыла глаза. Она хотела этого. Нуждалась в этом. Несмотря на всю горечь и всю готовность к прощанию. Его дыхание коснулось ее кожи. — Прекрасная, — прошептал Александр ей в губы. В следующую секунду он отпустил ее. Она услышала удаляющиеся шаги. Рене резко распахнула веки. Девушка вновь видела лишь его спину, Александр отошел к окну и остановился перед плотными шторами. Его руки снова были скрещены за спиной. Ей моментально стало холоднее. Она не знала, что сказать. Все хоть сколько-нибудь связные слова оставили голову. Губернатор стиснул челюсть, вглядываясь в пыльную ткань темных гардин. Подавлять желания рядом с ней стало даже сложнее, чем раньше. На это уходило еще больше сил, еще больше выдержки. Рене не нужны были сейчас его поцелуи, не нужны были его касания. Это не помогло бы ей принять решение — только сбило бы с толку. Нам нужно поговорить. Они слишком хорошо общались без слов — настолько, что порой казалось, что те и не были нужны вовсе. Очередной самообман. Александр не мог позволить себе и ей в очередной раз скатиться в царство чистой чувственности. Он должен был держаться, по крайней мере до тех пор, пока они не обсудят ее просьбу. Пока он не удостоверится, что она действительно хочет уехать. Пока она не даст ему свой ответ. Губернатор не помнил, когда в последний раз чувствовал такое же волнение. Пульс бился неровно, и он знал, что если бы расцепил пальцы, сложенные за спиной, его руки бы подрагивали. — Поверить не могу, — сорвалось с уст, будто бы помимо его воли, и Александр раздраженно зажмурился, оскалившись. — Во что? — тут же услышал он сзади ее тихий голос. Губернатор застыл, пытаясь понять, что ответить. Мужчина не был уверен, что хочет говорить на эту тему. Слова, объяснять которые он бы не желал, начали в последнее время покидать его горло непростительно часто. — Во все. В то, что происходит, — Александр покачал головой, издав мрачный смешок. — Иногда мне кажется, что нас действительно свела судьба. Он резко замолчал и стиснул веки лишь сильнее, тут же пожалев о сказанном. Судьбу нельзя контролировать. Губернатор криво усмехнулся. Влиять на нее было так же бесполезно, как и на его чувства к Рене. Они были неизбежны и безудержны. Так же неминуемы, как и истинный фатум. Александр уже не мог ими управлять. Но должен был. Он — тот, кто расставлял фигурки, заменял их, двигал ими, придумывал правила, навязывал их. Губернатор не хотел верить в судьбу. Не собирался думать, что его контроль над собой и своей жизнью — лишь иллюзия. Не желал заигрывать с мыслью, что ни одно его решение ничего не значило, ни единая жертва не была необходима. Что он оказался бы в этой точке в любом случае. Знание, будто все предопределено, казалось даже более зловещим, чем десятки Коршунов, которые роились по всему периметру особняка. Нет. Он будет существом выбора. Так долго, как только сможет. — Не слушайте меня, Рене, — тяжело выдохнул Александр, медленно открывая глаза. — Возможно, я уже схожу с ума. Эта ночь и день были безумными. И тянулись будто бы целую вечность. Сложно было поверить, что они покинули Версаль только позавчера. Возможно, в стенах дворца время ускорялось. Либо же замедлялось здесь. Либо же жизнь и должна была ощущаться именно такой, а он столько лет об этом не ведал, потому что нашел ее лишь сейчас. Александр сглотнул и повернулся назад к девушке. Она стояла непозволительно далеко, но так было лучше. Он не сдвинулся с места. Молчание затягивалось. Рене обнимала себя руками. — Спасибо Вам, мадемуазель, — твердо прошептал Александр уже давно запоздавшую благодарность, глядя в ее огромные изумрудные глаза. — Вы спасли меня. Не только вчера. Вообще. — Что Вы имеете в виду? — ее голос чуть дрогнул. Ему вновь хотелось рассмеяться. Мужчина отвел взгляд. Очередные слова, которые не должны были быть озвучены. Они лишь тянули за собой откровения, к которым он все еще был не готов. Да и она, возможно, не хотела бы о них ведать. По крайней мере сейчас. Что дало бы Рене знание, что она склеила его воедино, что зажгла его, что напитала водой его обезвоженную душу, что показала ему, что такое настоящая жизнь? Ничего. Его признания никак бы не повлияли на реальность. На будущее, которое для них было слишком условным и нестабильным. Слишком кратковременным. Он не хотел взваливать на нее лишнюю ответственность. В первую очередь, за свои чувства. Боялся ее жалости и сострадания. Ответ Рене должен был отражать лишь ее желания. — Неважно, — Александр покачал головой. Его стремления никогда не были важны. Он привык. Это просто порядок вещей. Губернатор не хотел говорить о прошлом. О чем-то, что не имело никакого отношения к тому, что происходит. К тому, что будет происходить. Он хотел вернуться к настоящему. — Вам приснился кошмар сегодня. Александр сделал несколько шагов к ней. Если он надеялся прорваться сквозь разговор, который им сейчас предстоял, то должен был выдерживать ее близость. — Вы слышали. Это был не вопрос. И губернатор ощутил странную радость, что она была лишена подобной иллюзии. Рене уже помогала ему. — Конечно, — Александр склонил голову. — Но не пришли, — ее глаза блеснули опасным огнем. Его тут же окутали стыд и сожаление. Эти чувства станут его вечными спутниками, если они решат продолжать. Но иного было не дано. Он остановился в нескольких пье от нее. Дистанция казалась безопасной, чтобы не сделать какую-то непредвиденную глупость, но и достаточно личной, чтобы не выглядеть отстраненным. — У меня в тот момент не было возможности, Рене, — Александр не сводил с нее взгляда. — Мною координировались усилия по охране особняка. Гаэль был рядом, и я отправил его к Вам в ту же секунду. Он поставил меня в известность, что Вы в порядке так быстро, как только смог. Девушка несколько раз кивнула и уперла руки в бока. Она неверяще улыбнулась. — Да, слова месье Фламбера ведь достаточно, чтобы успокоиться и забыть обо мне на весь день, — Рене даже не пыталась скрыть иронию в голосе. Все то время, что Александр ждал ее появления в своей комнате, он настраивал себя не сердиться, какие бы слова она на него ни вылила, но, видимо, рядом с ней ему было уже не только сложно контролировать себя, но и выполнять собственные обещания. Он закипал. Злился. Хотя и понимал, что не должен. Понимал причину ее чувств. Мужчина сделал еще один шаг к ней. Теперь их отделяли считанные дюймы. Она подняла на него голову. Терпи. Его сердце громко стучало. — Вы действительно считаете, что Вас так легко забыть, Рене? — он прищурился. — Вынужден разочаровать Вас, мадемуазель. Александр смотрел на нее сверху вниз. Уловил момент, когда она задержала дыхание, а огонь раздражения в ее глазах принял характер чего-то другого. Аромат роз и жасмина будоражил рецепторы. — О чем был Ваш сон? — спросил губернатор, пытаясь отвлечь себя, вернуть разговор в более конструктивное русло. — Обо всем, — Рене отвела взгляд. — Вы сегодня удивительно уклончивы, мадемуазель де Ноай. Александр криво усмехнулся, почему-то ее размытые ответы кололи в районе груди. Теперь я понимаю, как это ощущается, моя девочка. Он хмыкнул. Рене же вновь сверкнула глазами. — Учусь у Вас, — словно в подтверждение его мыслей, почти огрызнулась она. — Вы очень хороший наставник. Губернатор кивнул. Наверное, это было заслужено и справедливо. Они влияли друг на друга. Он брал от нее лучшее, она, видимо, — худшее. Но в каком-то извращенном, перевернутом с ног на голову смысле это худшее могло оказаться нужным. Они жили в весьма уродливом мире. Возможно, именно благодаря подобному обмену, им удастся когда-нибудь прийти к некой срединной точке. Не этого ли ты хотел? Александр глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. — Гаэль передал мне Вашу просьбу, — сказал он, отойдя к стоящим друг напротив друга двум креслам недалеко от камина. — Прошу, присядьте. Я хочу ее обсудить. Рене проводила его тяжелым взглядом. Ее пульс и дыхание в очередной раз безнадежно выбились из ритма. В душе кипела бурлящая смола раздражения, волнения и томления. Она не совсем понимала, хочет ли обсуждать свой отъезд или желает, чтобы он замолчал. Намерение губернатора говорить об этом и вовсе сейчас отзывалось в сознании… разочарованием. Очередная наивная надежда. Вопреки всему, она хотела, чтобы он убедил ее остаться. Александр остановился и обернулся к ней. Он вытянул ладонь, указывая на дальнее от огня кресло. Его бровь слегка приподнялась, на лице застыло выражение терпеливого ожидания. Поджав губы и расправив плечи, Рене прошла к нему и, приподнимая юбки, опустилась на мягкие подушки. Запах корицы внезапно стал интенсивнее. Девушка пыталась никак не демонстрировать своей досады. Это то, о чем ты просила. Теперь пей свой яд. Хотелось закрыть лицо руками, но она сдержалась. Александр сел напротив нее. Его осанка, его поза, его движения — как всегда, идеально изящные, словно отрепетированные. Почему-то ей было сложно поднять на него взгляд. Рене уставилась на стол между креслами. На нем стояли две дымящиеся чашки с чаем, в одной — ближайшей к ней — жидкость была светлее, явно перемешанная со сливками. В центре покоился заварник, а возле него лежал кинжал, который Александр вложил ей в ладони ночью. Огонь играл на его лезвии. — Клови принес с утра, — тихо промолвил губернатор, заметив направление ее взора. — Никогда не оставляйте свое оружие без присмотра. Даже в доме того, кому доверяете. Девушка продолжала смотреть на холод металла, чувствуя небольшие капли влаги в уголках глаз. — Вы ведь доверяете мне, мадемуазель? Она медленно подняла на него взгляд. Александр закинул ногу на ногу, скрестив пальцы на колене. Он откинулся на спинку кресла и казался расслабленным, но побелевшие костяшки выдавали напряжение. В контровом свете, исходящим от камина, его радужка казалась почти черной, как у мужчины на портрете. Его отца. Рене тяжело сглотнула, подавив ком в горле. — Да, — чуть слышно промолвила она. Еще год назад такой ответ казался бы невозможным. Александр был шпионом, лжецом, обманщиком, хамелеоном. Манипулятором и кукловодом. Даже за время этого их небольшого разговора, он, по ощущениям, успел сменить несколько масок, но других слов в ее сердце не было. Она любила его, уважала его, восхищалась им. Иногда страшилась его, но чаще — за него. И… доверяла ему, несмотря на все, что он делал. Даже когда его поступки шли вразрез с ее желаниями. — Хорошо, — прошептал губернатор, и ей почудилось, что легкая благодарная улыбка тронула его губы. — Это многое для меня значит. Они замолчали. Его взгляд был пронзителен, и Рене опустила голову, не в состоянии вынести его напора. Она взяла в руки чашку и сделала небольшой глоток. Чай оказался еще и подслащен. Идеальный. Такой умел делать только он. — Вы хотите уехать к отцу, — тихо промолвил Александр и, подавшись немного вперед, тоже взял в руки чашку. Нет, не хочу. Рене раздраженно облизала губы. Он не должен был этого знать. — Думаю, мы оба этого хотим, — горько хмыкнула она, поставив фарфор назад на блюдце. — Не приписывайте мне намерений, которых я не имел, мадемуазель, — мужчина покачал головой. — Не имели? — Нет. — Вы проснулись с раннего утра? — Рене впилась в него внимательным взором, прямо в бездну его глаз. — Да, — он кивнул. — Но позвали за мной лишь сейчас. — Верно. Александр выглядел очень серьезным, его взгляд был прикован к ней, он отвечал быстро и четко — настолько, что его реплики казались чуть ли не безразличными. Сердце неприятно сжалось. — И все в этом доме могли спокойно прийти к Вам. Поговорить с Вами, — с губ Рене сорвался мрачный смешок. — Все, кроме меня. — Да. — И Вы хотели, чтобы я об этом знала? Девушка презирала себя за то, насколько его ответы ее ранили, ей даже не хотелось самой себе признаваться в том эффекте, который они на нее оказывали. — Хотел. Александр тяжело вздохнул и поставил чашку назад на стол, так и не притронувшись к ней губами, не сделав ни единого глотка. — Мне известно, что Гаэль меня ослушался, — губернатор покачал головой, продолжая смотреть лишь на нее. — Он действовал из лучших побуждений, но этот путь ведет в никуда. Между мной и Вами и так текут реки лжи. Мы захлебываемся ею. Ему не нужно было врать. — Вы ведь понимаете, что причиняете мне боль своей правдой? — девушке было очень трудно говорить спокойно, она чувствовала, как у нее сжимается горло. — Конечно, понимаю, Рене, — его глаза были полны грусти. — Тогда зачем Вы это делаете? — вопрос был отчаянным, таким уязвимым и хрупким. Он поднялся на ноги. Так резко, что она непроизвольно вздрогнула. Его обычно плавные движения сейчас казались нервными и дергаными. Взволнованными. Александр подошел к камину и оперся обеими руками о полку над ним. Он поднял голову, вновь встретившись взглядом с пустой бездной в глазах своего отца. Без этой боли человек погиб бы. Мы спасаем его, даем ему будущее. Губернатор стиснул ладони на деревянной поверхности почти до хруста в костях. Они с отцом были действительно практически идентичны в своих методах. Но, быть может, у меня хотя бы цели — получше? Мечта о будущем не желала покидать его сознания. — Я хотел бы сначала услышать, как Вы это видите, — промолвил Александр, не глядя на девушку. — Какова моя цель? Чего я пытаюсь достичь? Рене долго смотрела на его профиль. Он, казалось, застыл, не двигался, даже его грудь почти не вздымалась, словно ему не нужен был воздух. Ее же дыхание наоборот было быстрым и прерывистым. Вопрос застал ее врасплох, а былая уверенность, которую она чувствовала в столовой при разговоре с месье Фламбером ускользала от нее, словно дым. Девушка сжала кулаки. — Ничего, — пробормотала она, голос звучал тонко и надломленно. — Вы лишь больше не сдерживаетесь рядом со мной. Вы живете и действуете так, как и всегда. Он продолжал молчать, выражение его лица совсем не изменилось. Рене казалось, что он ждет еще чего-то, словно дает ей возможность договорить. Она покачала головой. — Либо же это бессердечное показательное выступление, а Вы — просто безумец, — на выдохе девушка добавила то, что не хотела бы никогда озвучивать вслух и во что не желала бы даже верить. Александр рассмеялся, глядя в потолок. Он медленно повернулся к Рене. Пытаться что-то доказать мертвецу действительно было безумием. Но он все равно продолжал это делать и никак не мог остановиться. — Второе никогда нельзя исключать, верно? — губернатор прищурил глаза. Он подошел назад к ее креслу. Его движения вновь стали сдержанными, были овиты характерной для него элегантностью. Он выглядел гораздо спокойнее, чем несколько мгновений назад, словно пары минут перед камином ему было достаточно, чтобы укротить свои эмоции. — Вы во многом правы. Но все же мои действия не бессмысленны, — промолвил он, отыскав своими серыми глазами ее. — Сегодня у Вас появилась редкая возможность увидеть будущее, Рене. То, какой будет Ваша жизнь, если в ней найдется место мне. Он медленно опустился на одно колено перед ее креслом. И в этом жесте было смирение, было почтение. Она так редко была над ним. — Главный королевский шпион не создан для отношений. Для чувств. Для эмоций, — Александр сухо улыбнулся, его взгляд остался печальным. — Они все усложняют. Тянут меня назад. В стороны. Не дают принимать решения, которые должны быть приняты. Я обязан был отказаться от них давным-давно. Я думал, что так и сделал. Он положил свою руку на ее щеку и слегка сжал. Все внутри Рене похолодело. Его слова, его взор, выражение его лица, тон, с которым он говорил — у нее возникло стойкое ощущение, что вскоре не будет никакого смысла сдерживать обещание данное ею небесам. Александр сделает все за нее. Сам это закончит. Мысль отозвалась в ее разуме отчаянной, ужасающей по своей силе паникой. Девушка инстинктивно прижалась к его руке, чувствуя кожей шершавые мозоли. Его улыбка стала теплее, нежнее. — Но потом появились Вы, — тембр Александра тоже смягчился. — Вы, во всем своем великолепии и своей невыносимости. Вы, в своей силе и в своей хрупкости. В своей чувственности и в своей безжалостности. Вы. Единственная. Он провел ладонью по ее скуле, прекрасно понимая, что в очередной раз себя обманул. Ей не нужны были его касания, но он уже не мог себя сдерживать. Он не был богом. — И впервые в своей жизни я позволил себе ужасную непростительную мысль, — теперь его голос стал хриплым. — Она поселилась в моем разуме. И отказывается из него выходить, как бы отчаянно я ни пытался ее оттуда извлечь и отбросить. — Какая? — спросила Рене, слишком быстро, слишком отчаянно. Он отпустил ее щеку и снова поднялся на ноги. Огромные глаза девушки следили за каждым его движением. — Я подумал, что способен примирить враждующие чувства внутри себя, — сказал Александр, возвышаясь над ней. — Что могу остаться тем, кем я должен быть для Короны. Ради чего был взращен, ради чего убил столько лет. Я могу исполнить свое предназначение. Но одновременно у меня есть возможность и шанс стать тем, кем я хочу быть. — И кем же? Он провел рукой по ее подбородку, приподнял его еще выше на себя. Коснулся большим пальцем ее нежных уст. — Любовником. Мужчиной. Человеком, — он оттянул нижнюю губу девушки немного вниз. — Лучше. Я хочу быть лучше, Рене. Его откровенность обезоруживала. Александр так редко был таким. Так редко снимал свою броню. Обнажал то, что было под ней. Душу. Глубокую. Полную трещин и кровоподтеков. Но живую, так безусловно и так неоспоримо живую. Он отбирал у нее и злость, и обиду, и разочарование. Рене сморгнула вставшие перед глазами слезы, ее губы затряслись, и она с трудом подавила эту реакцию своего тела. Но, кажется, он почувствовал, потому что медленно отнял свою руку. Александр отступил на центр комнаты, его взгляд вновь остановился на портрете. — Отец всегда пресекал подобные мысли, — промолвил губернатор, указывая на изображенного на картине высокого мужчину с холодным взглядом, и таким образом подтверждая ее догадку теперь и вербально. — Он знал, насколько они опасны. Он всегда говорил, что одно эгоистичное намерение тянет за собой следующее. И следующее. И следующее. Пока ты весь не начинаешь состоять из них. Во мне бурлит уже целое море желаний, мадемуазель. Но я позволил себе наглость думать, что могу его обуздать. Александр снова повернул к ней голову и улыбнулся. Особой интимной улыбкой, которую дарил только ей. — Ранним утром же в моей голове возникло еще одно подозрение, — пробормотал он, нахмурив свои густые брови. — Нет, больше. Почти уверенность. Еще более страшная и непростительная, чем все мои предыдущие мысли. Я испугался самого себя. Мужчина тяжело сглотнул. Она заметила, как судорожно дернулось его адамово яблоко. Некоторое время между ними стояла тишина. Рене ждала. Ее сердце колотилось. Она затаила дыхание. — Я думал о Вас, — наконец, прошептал Александр. — Вы были у меня в покоях сегодня. — Вы не спрашиваете, — Рене склонила голову набок, в ее горле пересохло. — Нет. Я знаю, — губернатор сделал шаг к ее креслу. — Я почувствовал Ваш запах, когда проснулся. Сквозь пары алкоголя и травяные настойки Гаэля. Сквозь отчаяние, которым всегда овита эта комната. Я чувствовал его. Роза и жасмин. Чуть уловимые, но безошибочно Ваши. Он снова сократил расстояние до нее и ласково погладил девушку по голове, запустив пальцы в ее волосы. — Тогда ко мне и пришло это пугающее осознание. — Какое? — она смотрела на него, улавливая каждую эмоцию. — Что Вы очень сильная, — хватка Александра на ее локонах стала крепче, словно ему было тяжело сдерживаться, словно он заставлял себя расслабляться. — Что Вы можете выдержать меня. Способны вынести эту жизнь со мной. Что я не сломаю Вас. Что я могу быть с Вами собой. — Вы говорите так, словно это плохо, — Рене нерешительно положила ладонь ему на живот, ощущая твердость его мышц, а он сделал судорожный выдох. — Может, и не плохо, — Александр покачал головой. — Но точно больно. Волнение вновь овладело им. Он отнял руки от ее волос и устало провел ладонью по лицу. Его взгляд заметался по комнате, он начал мерить ее шагами. — Сегодня я должен был сделать десяток дел, которые не терпели отлагательства. Губернатор небрежно указал ладонью на свой письменный стол и царивший там беспорядок. Рядом с ворохом бумаг и свитков лежали несколько больших тарелок с остатками как завтрака, так и ужина. Он даже ел, не отрываясь от работы. Рене поджала губы. Все же Александр был безумцем. — Мне нужно было написать десяток посланий. Организовать охрану особняка, — его речь ускорилась, он тяжело дышал. — Установить за происходящим снаружи наблюдение. Все подготовить к завтрашнему дню. Пить по часам любую гадость, которую в меня заливал Гаэль. Все мои планы пошли бы насмарку, стоило бы мне лишь Вас увидеть. Вы знаете это. Он остановился и посмотрел на нее почти с мольбой, словно призывая понять его. — Нет, не знаю, — Рене упрямо замотала головой из стороны в сторону. — Не знаю. Ей хотелось, чтобы он это озвучил. Ей хотелось слышать. — Не врите ни мне, ни себе, Рене, — с губ Александра сорвался удивленный выдох, его глаза были такими темными. — Вы знаете, какой эффект на меня оказываете. Я уже не могу этого скрывать. Если Вы рядом, то долг начинает уходить на второй план. Вы сильнее. Вы затмеваете для меня его. Я теряю контроль. Я не мог этого допустить сегодня. Рене поднялась на ноги. Девушка подошла к нему. Осторожно, словно боясь, что он убежит, если она сделает это слишком быстро. — А сможете ли когда-нибудь? — Вы хотите честный ответ или такой, который Вам бы понравился? — губернатор изогнул бровь. — Вы знаете, чего я хочу. Она остановилась в считанных дюймах от него и положила трясущиеся ладони на грудь мужчины. Александр ей позволил. — Я не думаю, что смогу когда-либо это допустить, мадемуазель, — прошептал он почти ей в губы. — Я поняла, — горько улыбнулась девушка, сжимая ткань его рубашки. Рука Александра легла ей на щеку. — Таких моментов впереди — сотни, Рене, — прошептал он, пристально глядя в ее глаза. — Болезненных моментов. Дней, которые будут Вас ранить. Злить. Я буду Вас раздражать. Бесить. Вы будете изводить меня. Мучить. Терзать. Я буду гневаться. Мы будем конфликтовать. Сталкиваться волями. И прятаться. Нам придется постоянно скрываться. Кем бы Вы для меня ни были. Несмотря на то, что я Вас… Он запнулся и покачал головой. Я не могу. Любовь давалась один раз и навеки. Это то, чего у них не было. Вечности. Только момент. Небольшой момент на полотне их жизней. Он не мог обречь ее на мираж своим признанием. — Несмотря на все, что я чувствую к Вам, я останусь тем, кто я есть, — сказал он, крепче сжимая ее щеку. — Мне придется отдаляться. Мне придется закрываться. Мне придется как-то бороться с той силой, которой Вы обладаете надо мной. Ради моего и Вашего будущего. Я никогда не буду полноценно принадлежать Вам. Он поцеловал ее в губы. Целомудренно. Прикосновение длилось не более секунды, а затем Александр отстранился. Он почти продрался сквозь все, что хотел ей сказать. Почти справился с этой правдой. — Пока я нашел только один действенный способ примирить Вас и свой долг. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу не разъединять вас, — губернатор выдержал ее горящий взгляд. — Я буду к этому стремиться. Я буду стараться, но изменения не наступят за один день. И я не могу просить Вас принять это. Или терпеть меня. Или ждать меня. Это несправедливо к Вам. Я это осознаю. И хочу, чтобы Вы познали меня. Меня всего, насколько это возможно. Я хочу, чтобы Вы приняли решение, не питая никаких иллюзий. Его руки покинули ее лицо, а затем и он сам сделал шаг назад. Рене тяжело вздохнула, неверяще глядя на мужчину. Эти его смешанные сигналы доводили до бешенства. До скрежета в зубах. Тепло или холодно. Близко или далеко. Сплошной обман или горькая правда. Она закипала. Александр не ожидал от нее ответа сейчас, и почему-то понимание этого факта ее тоже злило. Словно он уже давно со всем… смирился. Словно все шло по его сценарию, которым он с ней не поделился. — Выходит, это проверка? — выпалила она, живот неприятно скрутило. — Проверка подразумевает правильный или неправильный ответ, — Александр склонил голову, чуть заметно улыбаясь, нежно и проникновенно. — Но любой Ваш ответ для меня будет правильным. — И Вам совершенно все равно, что я отвечу? — в ее голосе остались стальные нотки, несмотря на то, что сердце трепетало в груди просто от того, каким сейчас было выражение его лица. Губернатор застыл. Теперь его губы сжались в тонкую линию. Он молчал несколько секунд, и Рене почти пожалела, что вообще задала этот вопрос. Он был неуместен, после всего, что мужчина уже успел ей сказать. — Нет, — Александр все же ответил. — Совсем не все равно. В его глазах была такая яркая сырая эмоция, что Рене вновь ощутила, как ярость в ней начинает умирать. Разве можно считать себя сильной, если я даже разозлиться на него как следует не могу? Девушка скрестила руки на груди, чувствуя раздражение от непостоянства своих эмоций. — Вы сегодня неожиданно откровенны, — буркнула она, отведя взгляд. — Видимо, мы поменялись местами, — хмыкнул Александр, наоборот, чуть разведя руки в стороны, принимая открытую позу. — Сегодня я говорю правду. Лишь Вам. Пользуйтесь этим моментом, мадемуазель, до того, как отбудете назад к отцу. Что еще Вы хотите узнать? Мысль об отъезде снова больно кольнула внутри. Не хочу. Рене не показала виду. Разум очень быстро заполнился другими рассуждениями. Воспоминаниями. О криках, о рычании, о стонах. О длительной непрекращающейся самоназначенной боли. Она боялась задать этот вопрос первым. — Почему все слуги в Вашем особняке немые? — девушка искоса взглянула на губернатора. Его брови на мгновение немного приподнялись, словно мужчина не ожидал, что она спросит о чем-то подобном. И это его порадовало. Он улыбнулся. — Для их безопасности и моей, — Александр расправил плечи чуть шире. — Власть приносит с собой врагов, большая власть — десятки. Но им нет смысла в надежде узнать обо мне больше, чем я бы желал поделиться, пытаться вытащить информацию из человека, который не способен ни говорить, ни слышать. Мои солдаты могут за себя постоять, мои слуги — нет. Немота и глухота — их лучшая защита. Я оберегаю свои секреты. И своих людей. Говоря это, Александр начал медленно продвигаться в сторону камина. Он расстегнул пуговицы на манжетах — не с первого раза, его пальцы чуть подрагивали. Брови губернатора были нахмурены, он глубоко погрузился в свои мысли. — Должно быть, здесь всегда очень тихо из-за этого, — Рене следила за ним, не отрываясь. — Вас это не удручает? Александр обернулся к ней на секунду и лишь коротко кивнул. Его челюсть была плотно сжата. Он немного закатал рукава. — Я здесь редко бываю. Мужчина вытянул руку и провел кончиками пальцев по фигурной поверхности камина. — Я не люблю этот особняк. Рене показалось, что его лицо чуть дрогнуло от боли — плечо явно все еще доставляло ему дискомфорт. Ее желудок сжался. — Оно наполнено очень большим количеством воспоминаний. Слишком тревожных воспоминаний. Слишком болезненных. Александр остановился возле ближайшего к огню кресла и облокотился на него спиной. Почти устало. Взгляд губернатора метнулся сначала к распятию, а затем опустился к полу перед ним, пока он не обернулся к единственному незавешенному портрету на стене. Линии его профиля казались напряженными. — Это была комната моего отца, — признался Александр. — Она всегда вызывала во мне страх. Злость. Безнадегу. Беспомощность. Рене ощутила, как холодок пробежал по ее позвоночнику. Она закусила губу. Чувства, которые он назвал, были так несвойственны тому мужчине, которого она знала, что слышать о них было чуть ли не странно. Девушка не могла до конца понять, что он пытался ей сказать или, быть может, понимала, но не хотела об этом думать. Она еще раз посмотрела на картину, на мальчика, изображенного там. На пугающую глубину в его юном взгляде. Ее сердце неровно стучало. Она вернула свой взор к Александру. — Почему же Вы сделали ее своей? — Рене с трудом нашла собственный голос. Он обернулся к ней. На его устах застыла отрешенная улыбка. Кривоватая, как и у ребенка на картине. — Потому что это — часть меня, — выдохнул Александр. — И я пытаюсь ее принять. Пытаюсь ее прожить. Мне кажется, у меня уже почти получилось. — Вы, в том числе из-за этого, отказались от лауданума? Рене задала тот вопрос, который беспокоил ее больше всего. И судя по тому, как застыло его лицо, она сковырнула слой, который он бы не хотел, чтобы нарушали. Но девушка не могла промолчать. Вы влюблены в боль. В страдания. Она вспомнила обвинения, которыми бросалась в него в начале лета. Они были стихийными, не до конца продуманными. Но, возможно, тогда она как раз попала в точку. Александр отвел взгляд. — Причин было несколько, — его голос казался более холодным и отстраненным, чем еще мгновения назад. — Вы мне их назовете? Он молчал. По-прежнему не смотрел на нее. И в этом избегании был не столько стыд или сожаление, а скорее упрямство, простое нежелание говорить. Непомерная гордость Бонтановского мужчины. Рене почувствовала, что злость вновь начинает выливаться через края ее души и сознания. Она была готова многое ему простить, на многое закрыть глаза. Но не на это. Не на то, что он делал с собой. Как он мучил себя. И ее. — Я слышала Ваши крики, — девушка сделала несколько шагов к нему, ее голос казался металлическим. — Вы думали, каково будет мне их слышать, когда отказывались от опиума? Эти слова заставили его посмотреть на нее, и в глазах Александра вспыхнуло пламя. Не фигурально — на самом деле. Огонь камина отражался в его зрачках, отчего они казались почти оранжевыми. Инфернальными. — В какой-то момент Вы хотели не только слышать, но и видеть, — выпалил мужчина, в привычном бархате его тона появилась угрожающая мрачность. — Я остановил это. Остановил Вас. — Не сравнивайте! — всплеснула руками Рене. — Эти ситуации совершенно разные! — Неужели? — оскалился он. — Просветите же меня, мадемуазель, каким образом? Она подошла к нему вплотную, яростно взирая снизу вверх. Он выдержал ее взгляд с завидной стойкостью. — Операция была неминуема, — зло прошипела Рене. — Боль можно было избежать. Он не нашел, что на это ответить. Александр Бонтан, у которого всегда были заготовлены слова на все случаи жизни, на все великое множество вероятностей, которые он просчитывал в своем великолепном разуме, не отыскал в себе объяснений. Не смог даже защитить себя. Потому что знал, что ему не было оправдания. Он лишь продолжал смотреть на нее, словно в этой непоколебимости было какое-то заявление. Теперь Вы понимаете, кто я такой. Я всегда таким был и всегда буду. Ей казалось, что именно это он и пытался ей невербально передать. Рене разозлилась еще больше. — Вы думали обо мне? — выпалила она. — Думали, как больно мне будет, когда я Вас услышу? Или это еще одна демонстрация будущего? Ее голос сорвался. Она резко вдохнула. — Нет, — прошептал губернатор. — Тогда что? Он не выдержал и снова отвел взгляд. Девушка схватила его за подбородок и повернула голову мужчины назад к себе. Заставила его посмотреть ей в глаза. То ли от неожиданности, то ли от усталости губернатор не стал сопротивляться. — Что, Александр?! — девушка почти выкрикнула ему в лицо. — Я не думал, Рене, — выпалил он, и было видно, что он всеми силами сдерживается, чтобы самому не повысить голос. — В тот момент я не думал о Вас. Только о себе. О своем долге. О своем наследии. Она горько улыбнулась и выпустила его подбородок. Его глаза продолжали гореть. — Плохого же Вы мнения о себе, если считаете, что Ваше наследие — это вечная боль, — промолвила девушка, отступая на шаг назад. Она раздраженно отвернулась и обхватила себя руками. Безумец. Зацикленный, помешанный на своем деле. Одержимый. Невозможный. Невозможный. Сердце билось так, что готово было выскочить из груди. Никто никогда не вызывал в ней таких сильных и противоречивых чувств. Кажется, никто больше и не сможет. Рене еще раз тяжело выдохнула. — Это то, о чем я говорил, не так ли? — тихо промолвил Александр за ее спиной. — О чем Вы? — резко ответила девушка, не оборачиваясь. — Я бешу Вас, — он издал легкий мрачный смешок. — Уже сейчас. — Нет, — упрямо промолвила Рене, хотя и понимала, что врет. — Это не так. — Лгунья, — прозвучало почти нежно. Конечно, он все понял. Было даже иронично, как хорошо они чувствовали друг друга, несмотря на все избегание и сдерживание. Она услышала его шаги за спиной, и сначала ей показалось, что он подойдет к ней, обнимет сзади. Рене хотела и не хотела этого одновременно. Но ничего не произошло. Судя по звуку, он отдалился. Девушка услышала легкий скрежет фарфора. Александр всегда либо превосходил, либо разрушал надежды. Она покачала головой, заталкивая в себя назад слезы. Ей не хотелось оборачиваться, но еще один вопрос, одна мысль, одно терзание разрывало ее разум. Девушка повернулась к нему. Он стоял к ней в профиль, держал в одной руке блюдце, в другой — чашку. Пил свой крепкий чай. — Объясните мне, что такое Финальный Обет, — твердо промолвила Рене. Александр вновь застыл. Он положил чашку назад на блюдце со звоном, который был неожиданно громким. Девушка подавила дрожь. Первое мгновение ей показалось, что он вновь уйдет от ответа. — Я надеялся, что Вы не спросите, — мужчина все же нарушил тишину. Губернатор наклонился и поставил фарфор назад на стол. Он обернулся к ней, посмотрел в глаза. — Коршуны, несмотря на весь ореол тайн и загадочности, которым они овиты — в первую очередь гильдия, — мужчина сложил руки за спиной и чуть приподнял вверх подбородок. — Как и любую гильдию, их интересует зарабатывание денег. Любой заказ можно перебить, если предложить Коршунам бóльшую сумму. Любой, кроме Финального Обета. — Что это значит? — девушка нахмурилась. — Это значит, что Шарль де Ламейере пообещал им что-то такое, от чего они не захотят отказаться ни при каких условиях, — губернатор оскалился и покачал головой. — Я не знаю, что. Могу лишь предполагать. Власть. Влияние. Возможно, регулярные поступления крупных денежных сумм. Учитывая, что герцог де Лапорт примеряет на себя титул регента, любой из этих вариантов выглядит убедительным. Он замолчал, а его взгляд заметался из стороны в сторону. Александр на секунду закусил губу, словно пытаясь понять, стоит ли говорить больше. — Взамен им нужно забрать мою жизнь, — все же вновь заговорил он, пронзительно впившись в ее глаза. — Для этого они не будут есть. Спать. И они никогда не остановятся. Рене свистяще выдохнула. Наверное, никогда доселе ей не было знакомо чувство истинной безнадеги. За ним охотился враг, который не просто мог быть где угодно и кем угодно, но еще и оказался совершенно неутомим. Как сама смерть. — И мы не можем ничего сделать? — отчаянно прошептала она, уже и забыв, как сильно злилась на губернатора всего несколько минут назад, сейчас в ней был только страх. —Неужели мы совершенно беспомощны? — Не совсем, — Александр склонил голову набок. — Финальный Обет может быть отозван. — Как? — девушка сделала шаг к нему. — Сам заказчик может отменить сделку. Рене издала мрачный смешок и в досаде посмотрела на губернатора. Жестоко даровать надежду и так резко ее отбирать. — Он на это никогда не пойдет, — выпалила девушка. Александр улыбнулся, и в его взоре была та же эмоция, которая всегда появлялась там перед тем, как он хвалил ее или говорил комплименты. Умница. Она почти ожидала, что он сейчас это скажет, и ее сердце радостно встрепенулось. Рене уже устала чувствовать стыд за то, что так легко поддавалась ему, что ее тело так послушно отвлекалось на эту его улыбку. — Конечно, — губернатор кивнул, а его губы растянулись еще шире. — Но есть еще один вариант. Единственный реальный для меня. — Да? Девушка прищурилась, ее внимательные, умные глаза не оставляли его лица. Александр обожал, когда она на него так смотрела. Блестящая, хитрая, сильная и упрямая женщина. Она все понимала, все схватывала на лету. Наверное, он был поистине безумцем, если даже в такой момент чувствовал себя счастливым, просто купаясь в ее взгляде. — Финальный Обет потеряет свою силу, если заказчик умрет, — ответил губернатор, не прерывая зрительного контакта. — Значит, нам нужно убить его, — выпалила Рене. Она сказала это так быстро и так жестко. Не было ни вопросительной интонации, ни сомнения, ни дрожи в голосе. Ни один мускул на лице девушки не дрогнул. Оно излучало твердость и принятие, словно ее совсем не испугал ни вес, ни мрачный оттенок ее слов. Но они пошатнули внутреннее равновесие в Александре. Мужчина в задумчивости подошел к окну, чувствуя на себе огонь ее взгляда. Возможно, он повлиял на нее слишком сильно. Возможно, время в этом особняке было избыточно. Губернатор прекрасно знал, как эти стены разрушали невинность и марали чистоту. — Нет, — медленно протянул мужчина. — Я должен взять его живым. — Александр, Вы себе противоречите, — даже спиной он чувствовал по ее тону, что она устало закатила глаза. — Отнюдь, — губернатор покачал головой, его мысли начали лихорадочно проноситься в голове. — Шарль де Ламейере — лишь одна из фигур большого заговора. Мне нужно знать, кто за этим стоит. Мне нужно понимать, замешана ли в этом Британская корона напрямую или это некие радикалы. Отщепенцы. Остатки кромвелистов. Мне нужно понимать. Его ждет казнь. Но сначала... он заговорит. Мужчина сжал кулаки. Плечо отозвалось острейшей болью. — На кону Ваша жизнь, Александр, — голос Рене приобрел оттенок отчаяния. — Вы не о тех вещах думаете. Он услышал, как она сделала еще несколько шагов к нему. Губернатор обернулся. — Моя жизнь переплетена с моим долгом. Я докажу его вину, мадемуазель. Я добьюсь его казни, — он крепко стиснул челюсть. — И я переживу его. Обещаю, Рене. Я обещаю Вам. Она покачала головой, понимая, что ей его не переубедить. Не было смысла даже пробовать. Он уже все решил, давно и твердо. Изменения давались губернатору нелегко. Как своих решений, так и себя самого. — Мне нужно около часа, чтобы организовать Ваш отъезд к отцу, — тихо промолвил Александр и отвел взгляд. Он был спокоен. Смирен. На все вопросы, которые у нее были, мужчина уже ответил. Рене не знала, что еще можно сказать. Была в его словах какая-то финальность. Истинное прощание. Ей было больно, несмотря на то, что именно за этим она сюда и пришла. — Желаете как можно быстрее избавиться от отвлекающего фактора в Вашей жизни? — прошептала девушка, не в силах удержать себя. — Я думал, уехать было Вашей просьбой, — Александр изогнул бровь. Она рассмеялась, пытаясь не выказывать своего смятения, и скрестила руки на груди. — Верно. Мой отец, должно быть, уже сходит с ума. — Я написал ему письмо, что с Вами все в порядке. Из всего, что Рене сегодня узнала, это откровение оказалось, пожалуй, самым чудны́м и неожиданным. Невозможно. Не мог же он всерьез сказать это. Девушка в ошеломлении смотрела на Александра, и кажется, даже ненамеренно приоткрыла уста. Его лицо оставалось спокойным. Вероятность того, что все сказанное — шутка, была мала. — Вы... признались ему, что я у Вас? — смогла лишь выдавить из себя она. Губернатор посмотрел на нее так, словно девушка сказала самую большую глупость на свете, но эта глупость ему понравилась. В его глазах веселье причудливым образом смешалось с неверием и небольшой долей раздражения. — Нет, конечно, — мрачно хмыкнул Александр. — Не думаю, что его бы это успокоило. Послание было анонимным. — Боюсь, этого тоже мало, чтобы его успокоить, — покачала головой Рене и устало вздохнула. — В любом случае, я хочу быть там, где мое присутствие желанно. Его глаза опасно блеснули, а крылья носа чуть затрепетали, словно он подавлял в себе сильный эмоциональный порыв. Рене ощутила странный прилив удовлетворения. Ее живот скрутился. — Вы считаете, что для меня Ваше присутствие таковым не является? — прошептал он, хрипло и низко. — Даже после всего, что я уже сказал? — Вы сказали многое только что, — она кивнула и скрестила руки на груди. — Но ответа на этот вопрос не дали. — Возможно, Вам действительно будет безопаснее в доме Вашего отца, — его лицо вновь стало нечитаемым. — И это тоже не ответ на вопрос. — Чего Вы хотите от меня, Рене? — Александр изогнул бровь. — Прямоты, черт возьми! — воскликнула девушка, прожигая его взглядом. — У Вас хорошо получалось до этого. — Да, — выпалил он, едва дав ей возможность договорить. — Что, «да»? — Это ответ на Ваш вопрос. — Пожалуйста, проговорите его полностью, месье, — девушка не смогла сдержать кривой усмешки, как же сладко было понимать, что она загнала его в угол. Александр хмыкнул. Она хороша. В своем упрямстве, в своей невыносимости, в своей стойкости. Он глубоко вдохнул воздух носом, на секунду прикрыв глаза. Аромат роз и жасмина. Вокруг него. В нем. Губернатор не хотел говорить о своих желаниях, все еще считал, что лишь собьет ее с толку признаниями. Но с другой стороны, разве они не были также частью правды, к которой он так стремился? Она желала знать, а он не мог ей отказать. — Я хочу, чтобы Вы остались со мной, Рене, — прошептал мужчина, не сводя с нее глаз. — Здесь. В этом доме. До утра. И она улыбнулась. Искренне и нежно, впервые за этот вечер. В ее взгляд вернулся яркий, ласкающий душу свет, а лицо расслабилось, стало будто бы еще более юным, чем раньше. Губернатор даже не мог понять, что чувствует. Сердце стучало. Он был способен вызывать в ней такие метаморфозы. Он смог сделать что-то хорошее. У него получилось сделать достаточно. — Тогда я останусь, Александр, — мягко промолвила девушка, а потом будто бы слишком поспешно и чуть ли не испуганно добавила. — Я хочу быть с Вами. Ее щеки слегка порозовели, а сама она на мгновение опустила взгляд, почти стыдливо, взмахнув длинными ресницами. Губернатора сковало оцепенением. Настолько сильным, что ему казалось, словно он уже никогда не сможет пошевелиться. Рене говорила не только об этой ночи. Каждая клетка его сознания и каждый участок души вопили совсем о другом, хотя Александр и не ожидал ее ответа так быстро. Она говорила о будущем — о том недолгом времени, что им отведено. Чувство, зародившееся в его груди, начало усиливаться. И это была не любовь, не счастье и не благодарность. Он все еще боялся верить, но одновременно отчаянно желал этого. Александр ощущал себя понятым, увиденным, познанным. Во всех своих несовершенствах и со всеми внутренними демонами. Со всеми ошибками — прошлыми и будущими. — Вы хотите быть со мной не только сегодня, — промолвил губернатор. — Нет, не только, — подтвердила Рене, и у него перехватило дыхание. — Я хочу быть с Вами сегодня, завтра, послезавтра. Спустя неделю. Месяц. Спустя год. Всегда. Ее голос, казалось, отдавался эхом от стен, хотя Александр раньше не замечал за этой комнатой такого эффекта. Не говорите так. Не говорите. Прошу, не нужно. У нас не будет этого «всегда». Не будет вечности. Но он не мог ей возразить в этот момент, хотя и должен был. Обязан был это сделать. Сегодняшний вечер был про правду. Все-таки я неисправимый лжец. Александр любил ее сейчас лишь сильнее. И ничего не мог сказать. Не мог разрушить то, что происходило между ними. Напряжение сгущалось, казалось осязаемым. Было очень сложно оторваться от ее изумрудных глаз. — Подойдите ко мне, — все же смог прошептать мужчина. Рене повиновалась, без слов, без возражений, но двигалась к нему медленно, будто в бреду. Что он задумал? Ей бы хотелось, чтобы губернатор обнял ее. Хотелось, чтобы поцеловал. Хотелось большего. Хотелось всего. И сейчас ей было плевать на обещание небесам. На то, что обманывает Людовика. Отца. Всех вокруг. Их не было здесь. Их не существовало. Рене выбрала его. Присягнула на верность. Правда не пугала. В глубине души она всегда ее знала или как минимум подозревала. И все равно раз за разом выбирала его. Александр сделал шаг в сторону от окна, позволяя ей занять его место, и встал за ней. Девушка вопросительно и удивленно посмотрела на него через плечо. Он не улыбался, его взгляд был сосредоточенным. Вытянув вперед руку и вновь, чуть заметно поморщившись, Александр отодвинул тяжелые гардины немного в сторону, открывая в них небольшой просвет. Рене инстинктивно сделала полшага назад, боясь повернуть голову, страшась, что вновь увидит освещенную площадку перед передним крыльцом, заполненную трупами. Спиной она вжалась в его упругую широкую грудь, с его губ сорвался глубокий выдох, и он прикрыл на мгновение глаза. — Посмотрите в окно, — твердо промолвил губернатор, вновь восстановив контроль над собой. В его взгляде была настойчивость, Александр вновь продавил ее волю. Рене медленно повернула голову. Через мгновение она расслабилась. К счастью, окна спальни выходили на сад за особняком. Она могла разглядеть лишь двигающиеся огни факелов — единый темп, единый ритм, почти геометрическое совершенство в интервалах. — Видите забор? Они кишат за ним. Коршуны, — прошептал мужчина ей на ухо, его локоны коснулись ключицы и шеи девушки. — С каждым часом их становится все больше. Любая карета, которая отсюда выедет, — станет мишенью. Они могут устроить засаду. Могут кинуться в погоню. Мадемуазель Барро сообщила, что некоторые Коршуны прибыли на лошадях. Упоминание шпионки и бывшей куртизанки вновь отозвалось в душе Рене неприятным нытьем, но она попыталась подавить свои эмоции. Сейчас было не до ревности. Она казалась почти смешной на фоне всего, что происходило. — Я не могу быть уверенным и не хочу рисковать, — губы Александра были лишь в дюймах от ее кожи, и она уже покрывалась жаром. — К завтрашнему дню из Версаля прибудет еще больше мушкетеров и ресурсов. Мы их обманем. Пустим по ложному следу. Я доставлю Вас домой невредимой, обещаю. Нам также придется придумать историю, чтобы объяснить Ваш побег из дома и раны на теле. Рене повернула к нему голову, чуть было не зацепив своей щекой его. Губернатор быстро отстранился, выпрямившись. Она встретилась взглядом с его грозовыми глазами. — Вы даже не представляете, насколько мне сейчас эта проблема кажется несущественной, — промолвила девушка, покачав головой. — И очень зря, Рене, — Александр скривил губы и нахмурился. — Ваш отец что-то подозревает. Я считал это по языку его тела. — Мы придумаем, как его успокоить. Вместе, — жарко выпалила она. — Он не узнает правды. Они наконец-то сдвинулись с мертвой точки. Вышли с нового витка заколдованного круга. Ей не хотелось, чтобы весь прогресс, на который ушло столько эмоций, боли и разговоров был разрушен реакцией ее отца, пусть и совершенно оправданной и объяснимой. Никто не узнает. Ни небеса, ни ад, ни двор. Я все для этого сделаю. Я буду осторожна. Теперь у нее была мотивация. Если это — плата за будущее с ним, она не казалась такой уж огромной. Александр поднял руку и, чуть касаясь, провел костяшками пальцев по ее щеке. — Простите меня, мадемуазель. За вчера. За сегодня, — шепот почти смешивался с треском камина. — Я надеюсь, что когда-нибудь смогу быть полностью откровенен. Расскажу Вам, без утайки, почему я не мог действовать иначе. Почему я отказался от лауданума. — Когда я буду готова узнать правду? — Рене облизала губы. — Скорее, когда я буду готов говорить о ней. Его взгляд на секунду метнулся к ее устам, и сердце девушки затрепетало, но уже в следующую секунду, Александр его отвел и напряженно сжал челюсть. Его ладонь покинула ее лицо. Он нахмурился. — Я отведу Вас назад в покои, — искоса глянув на нее, сказал Александр и, мимолетно дотронувшись до ее талии, направился к выходу. Рене в ошеломлении обернулась, провожая взглядом его спину. Походка мужчины была стремительной, он уже был почти у двери в коридор, когда Рене нашла свой голос. — Александр. Он резко остановился и повернулся к ней. Его бровь вопросительно приподнялась. Пламя камина играло в волосах, на поверхности кожи, в глазах. Он вновь выглядел потусторонне, и она замирала от того, насколько далеким и недоступным в такие моменты губернатор казался. — А могла бы я…, — было сложно выносить интенсивность его взгляда, но ей удалось себя пересилить. — Могла бы я остаться здесь? С его уст сорвался громкий удивленный выдох, а затем легкий смешок. В нем не было издевки или иронии. Звук слышался скорее нервным. Неуверенным. Рене стало чуть легче от осознания, что в смятении пребывает не только она. — Я привык засыпать в одиночестве, мадемуазель, — прочистив горло, промолвил Александр, чуть нахмурившись, словно пытаясь считать что-то на ее лице. — Тогда давайте не спать. Слова вырвались прежде, чем она успела подумать. Его взгляд потемнел. Это не мог скрыть даже полумрак комнаты. — Я не это имела в виду, — поспешно исправилась девушка. Рене сама не понимала, врет сейчас или нет. Возможно, оба варианта были верными. Уходить не хотелось так отчаянно, что ей в этот момент было не особо важно, в каком статусе она бы задержалась. Ее бы устроили тихие разговоры в кресле за оставшимся в их чашках чаем. Девушка была бы готова обсуждать с ним его планы на завтра, политику, последние сплетни — что угодно, лишь бы только глубокий голос губернатора заполнял комнату, пока она не уснула бы на мягких подушках. Рене бы устроило, если бы Александр перенес ее на свою кровать. Она была бы не против, если бы он ее раздел. Не сопротивлялась бы, если... Щеки уже пылали, и его взгляд, который становился все более и более темным, совсем не помогал. Губернатор все еще стоял у двери и смотрел на нее. Не отрываясь, пристально. Его руки плавно потянулись к пуговицам жилета. Он принялся их медленно расстегивать. Периодически пальцы мужчины срывались. Дыхание Рене перехватило. К моменту, когда он стянул дорогую ткань со своих плеч, ей казалось, что она не дышала уже несколько минут. Он внимательно наблюдал за ее выражением лица, его губы растянулись в понимающей улыбке. Александр приблизился, темп был мучительно размеренным. Проходя мимо кресел, он оставил жилет на дальнем из них. Белая рубашка еще сильнее обтягивала и подчеркивала линии его плеч и груди. Верхние пуговицы были расстегнуты, обнажая изящные ключицы и небольшие завитки темных волос. Он остановился перед ней и дотронулся до свободных локонов у ее лица. Его ладонь коснулась подбородка девушки. Он провел пальцами вниз по ее шее, скользнул к правому плечу. Его вторая рука легла на противоположное. Александр с нажимом провел ладонями вниз, спуская ее свободные рукава, которые и так держались все это время лишь благодаря какому-то чуду. Оголил ее кожу. Сердце Рене бешено колотилось. — Точно? — задумчиво протянул мужчина, его голос был похож на мед, на растопленный ароматный воск. — Не это? Он провел ладонями вверх, теперь уже по обнаженной плоти. Одной рукой проскользил по ключицам, остановившись в ложбинке, между ними. Губернатор начал медленно обходить Рене по кругу, очерчивая пальцем линии ее плеч и спины. Его взгляд был зафиксирован на ней. В горле девушки пересохло. Она с трудом дышала через нос. Он остановился сзади и наклонился к уху. — Уверены? — его руки опустились на тонкую талию, он стиснул ее, достаточно жестко, и прижал вплотную к себе. — Нет, — прошептала Рене. На этот раз она говорила правду. Ее мысли путались. Александр все еще был ранен. Скорее всего дико устал. Ему нужно было восстанавливаться. Но она хотела его. Хотела всего, что он с ней делал. Хотела этих ощущений. Этой пульсации, которая уже зарождалась внизу ее живота. И девушка чувствовала поясницей, четко и ярко, что он тоже ее жаждет. Даже в таком состоянии, даже с перевязанным плечом. Александр сделал шаг назад, и она чуть было разочарованно не простонала от потери такой желанной близости с ним. Его пальцы, чуть дотрагиваясь, пробежались водопадом прикосновений по ее спине, отчего кожа девушки покрылась мурашками. Рене закусила губу. Он описал вокруг нее полный круг, продолжая вести ладонью по ее плечам, пока вновь не остановился на ложбинке между ключиц. Губернатор наклонился и нежно поцеловал ее в уголок рта. Тихий стон все же сорвался с уст девушки. Рене потянулась к нему, пытаясь поймать его губы, но он отстранился. — Что поможет Вам понять, чего Вы хотите? — спросил Александр, криво усмехнувшись и приподняв бровь. Мужчина медленно расстегнул еще две пуговицы на рубашке, сильнее оголяя свою мускулистую грудь. Рене рефлекторно облизала губы. Ладони покалывало, хотелось дотронуться до его кожи. Его руки вновь опустились на ее талию, он начал вести ими вверх. Каждый дюйм отзывался в теле Рене страстным желанием большего. Он задержался на ее груди. Губернатор, сначала мягко, едва касаясь, прощупал ее отвердевшие соски сквозь ткань платья. Затем сжал — с каждой секундой все крепче и крепче, пока из горла девушки не вырвалось шипение. Александр чуть приоткрыл губы и прокрутил ее изнывающие по ласке соски между большим и указательным пальцем. — Помогает? Его руки двинулись выше. Он провел двумя ладонями по линии ее декольте, спуская ткань платья так низко, что оно уже едва прикрывало груди. Ладони мужчины скользили дальше. Он сжал одну руку на ее шее — достаточно жестко, сдавливая чувствительную кожу, и одновременно с этим безумно нежно провел второй ладонью по щеке. — Помогает, моя девочка? — прошептал Александр, и казалось, что в его голосе было больше хрипа, чем истинного звука. Тело Рене покрылось мурашками, а по позвоночнику прошла еще одна волна дрожи — гораздо более сильная, чем доселе. Грудь прерывисто вздымалась. Она хватала воздух короткими, до невозможности рваными глотками. Между ее ног уже пульсировало от жаркого предвкушения. Девушка сжала бедра и чуть было не ахнула. — Да, — промолвила она, с тяжелым придыханием. В следующую секунду он поцеловал ее. Настойчиво и страстно. Она простонала ему в губы, открываясь перед ним. Александр не спешил. Его язык медленно, чуть ли не лениво скользил по ее. Сухие, потрескавшиеся уста губернатора быстро стали влажными. Поцелуй углублялся, но не ускорялся. Его напор был так ощутим, что ей приходилось шаг за шагом отступать назад. Воздуха становилось все меньше. Мужчина захватил ее верхнюю губу, чуть посасывая, давая ей возможность сделать судорожный вдох. Рене пошатывало, она ухватилась руками за его талию, и он прорычал, смыкая одну руку на ее шее, а второй впиваясь в волосы. Становилось все жарче. Он вжимался в ее тело. Девушка сделала еще несколько шагов назад, пока не уперлась в подножие кровати. Александр поцеловал ее нижнюю губу и прикусил. Достаточно, чтобы резкий укол легкой боли пронзил ее естество, но не раня плоть. Она вскрикнула, и он, низко хмыкнув, мягко толкнул ее назад. Рене со сдавленным стоном осела на простыни. Губернатор навис над ней сверху, не прекращая целовать. Ее тело бесконтрольно выгнулось дугой, она выпятила грудь. Требуя его прикосновений, требуя его напора, его трения, его силы. Александр провел ладонями по ее бокам, по линии шва. От его прикосновений кожа покрывалась мурашками, груди отвердели еще больше. Не в силах выдержать этой муки, Рене закрыла глаза, а его руки поднимались все выше, пока ловкие пальцы вновь не принялись дразнить вызывающе выпирающие сквозь шелковую ткань платья соски. Волна ощущений, все более сильных и невыносимых, обрушивалась на ее тело. Рене впилась в его губы еще сильнее, и он простонал в них. Его руки теперь уже сжимали ее груди. То нежно и чувственно, то грубо, резко, останавливаясь лишь на границе с болью. Девушка уцепилась за его рубашку, почти зарываясь сквозь нее ногтями в кожу. Александр хрипло рассмеялся ей в губы и с силой дернул ее сосок на себя. Его ласки переместились к шее — страстные не то поцелуи, не то укусы лишали ее равновесия. Рене поджала уже почти саднящие губы, подавляя свои стоны. Тело все сильнее тряслось. Он продолжал терзать ее шею. Зубами, губами, языком. Она крепко сжимала его плечи, инстинктивно провела по ним ладонями и почувствовала, как губернатор резко дернулся и прошипел, когда под ее пальцами оказались бинты его раненого плеча. Поцелуи мужчины стали лишь еще пламеннее, словно он пытался заглушить боль. Словно пытался наказать девушку за то, что она ему ее причинила. — Вы ранены, — в исступлении шептала Рене, язык заплетался, ей казалось, что она пьяна. — Вам нужен отдых. — Я отдыхаю, — прохрипел Александр ей в шею. Мужчина не лгал. Это было правдой. Он отдыхал в объятиях любви. Губернатор будто вернулся домой. Туда, где всегда должен был быть. С ней. С той, с кем он чувствовал себя целым. Александр замедлился и покрыл нежными поцелуями участок ее кожи от ключиц до того самого места, где бешено бился пульс. Спустя несколько невыразимо сладких мгновений, он отстранился и распрямился. Навис над ней. Смотрел ей в глаза сверху вниз. Рене так тяжело дышала, ее лицо было раскрасневшимся, губы растерзанными. Он с удовольствием отметил румянец на ее шее — но ни единого кровоподтека. Платье его матери едва держалось на великолепной пышной груди девушки, открывая больше, чем скрывая. Она смотрела на него из-под длинных ресниц. Жар внизу его живота усилился. — Месье Фламбер сегодня за ужином сказал, что Вам необходим постельный режим, — выдавила сквозь тяжелые вздохи Рене. — Мы в постели, — Александр хмыкнул. Мужчина взошел на кровать, его колени были по обе стороны ее бедер — она была под ним, между его ногами. Он возвышался над ней. Губернатор взял ее за подбородок и поднял лицо девушки на себя. Ему нравилось, что она сопротивлялась. Нравилось, что пыталась ему возразить. — Видите? — он обвел другой рукой пространство между ними, криво усмехнулся и изогнул бровь. Рене рассмеялась и кокетливо облизала губы, чуть прикусив нижнюю под конец. Мужчина едва сдержал грудной рык. Хватка на ее подбородке усилилась. — Разденьте меня, — приказал он. Александр убрал ладонь с ее лица и опустил руки, развел их чуть в стороны. Ладони Рене легли ему на живот, чуть выше пояса. Он шумно вдохнул. Она медленно начала вести кистями вверх, не отрывая от него своего изумрудного взгляда. Ее пальцы остановились на вырезе его груди, и она начала расстегивать немногие оставшиеся пуговицы рубашки. Девушка мягко спустила ее с плеч губернатора, стараясь не дотрагиваться до бинтов. Он помог ей, рывком потянув сначала за один, а затем и за другой рукав. Рана отозвалась привычной болью, но от нее пульсация в его паху в этот момент лишь усилилась. Он скинул рубашку на пол, наблюдая, как пальцы Рене потянулись к ремню на его штанах. Она спустила их с бедер мужчины. Ее руки легли на ткань исподнего. Контуры его напряженного члена проступали сквозь материал. Девушка подняла голову и вопросительно посмотрела на губернатора. — Продолжайте, — невозможно темные сейчас глаза Александра блеснули. Медленно, дюйм за дюймом, терзая их обоих, Рене высвободила его. Он был готов. Его член, твердый и блестящий в пламени свечей, гордо вздымался к потолку. Девушка сглотнула. Она вновь посмотрела на него снизу вверх. Александр возвышался над ней. Его возбужденная плоть была почти на уровне ее шеи. Так же близко, как в их первую ночь. Ей хотелось пробежаться по нему пальцами. Ласкать ладонью его длину, едва смыкая руку вокруг. Ей хотелось поцеловать его. Обхватить его губами. Вкусить его. Пройтись языком. Она хотела, чтобы он взял ее за голову, зарылся пальцами в волосы. Показал, как ему нравится, как он хочет. Она хотела бы зайти еще дальше, чем он демонстрировал. Поглотить его в себя так глубоко, как только возможно. Не отрывая от Александра взгляда, Рене смочила языком сначала указательный, средний и безымянный пальцы одной руки, а затем и второй. Губернатор смотрел на нее так пристально, что ее бедра вновь непроизвольно сжались. Она опустила пальцы на его член, пытаясь не дотрагиваться до него тканью бинтов на перевязанных костяшках. Слегка надавливая, девушка прошлась по его длине своими подушечками несколько раз в тягучем нежном поглаживании, пока из его горла не вырвался грудной стон. Пока он не толкнулся бедрами в ее сторону. Пока она не ощутила, как отчаянно дернулась его плоть. На кончике члена образовалась большая прозрачная капля. Рене улыбнулась и наклонилась, чтобы попробовать ее на вкус. В животе порхали миллиарды крыльев, а лоно пульсировало, сладко и требовательно. Она поцеловала его чуть ниже головки, описала языком дугу, полуокружность, прошлась губами вверх-вниз. Его кожа казалась шелковой. Подняв на него глаза, погружаясь в темноту его взгляда, она слизала языком блестящую каплю с кончика, соленую и терпкую. Рене ощутила руку Александра на своем подбородке, но вместо того, чтобы опустить ее голову вниз, он поднял ее вверх, заставив распрямиться. Мужчина нежно провел большим пальцем по ее нижней губе. — Не сегодня, моя девочка, — прохрипел он, с трудом преодолевая внутренний протест своей плоти. В ее глазах застыли растерянность и ошеломление, и он хмыкнул, погладив ее по скуле. Сегодня ему хотелось отдавать. Гораздо больше, чем он получает. Сегодня ему хотелось дарить. Всего себя. Он опустился и поцеловал ее, нежно и медленно. Благодарно. Александр улыбнулся Рене в губы и мягко отстранился, сойдя с кровати на пол. Он небрежно скинул туфли. — Смотрите за мной. Не отрываясь, — промолвил губернатор, спуская штаны вместе с исподним к полу, и выбираясь из них. — Не отводите взгляд ни на секунду. Что бы ни случилось. Что бы я ни сделал. На Александре осталась лишь белая перевязка, обхватывающая его мускулистое плечо. Его тело блестело в пламени свечей и камина, игра теней выделяла каждую впадину и каждый выступ его рельефа. Совершенного, как на античных изваяниях. Было непривычно видеть его полностью обнаженным, когда она сама была относительно одета. Девушка одновременно в желании и беспокойстве наблюдала за ним, не понимая, почему он ее остановил. Ему ведь понравилось в тот раз. Она бы сделала все, что он пожелал бы. Еще лучше, чем в первую ночь. Не сегодня, моя девочка. Живот скрутило сильнейшим спазмом от мысли, что будут еще другие вечера. Десятки, сотни возможностей. Александр опустился перед ней на пол. Его руки легли на ее лодыжки. Начали медленно поднимать платье вверх. Все выше и выше, пока он не оголил ее перевязанные колени. Бедра. Таз. Губернатор обнажал ее, и она хотела, чтобы все больше кожи было открыто его взору. Когда ее юбка была собрана на уровне живота, Рене сама перехватила ткань руками, чтобы высвободить его ладони. Александр усмехнулся. Его пальцы легли на вырез ее платья. Без предупреждения, особенно внезапно на фоне его до этого медленных движений, он резко дернул лиф вниз по центру, выпуская на свободу ее пышную грудь. Рене вскрикнула от неожиданности. Он тихо рассмеялся. Звук был темным, дымным. Его руки легли ей на колени, чуть выше бинтов. Он одним рывком раскрыл их широко в стороны. Девушка охотно позволила ему. Из ее головы разом вылетели почти все связные мысли. Александр осмотрел ее долгим тягучим взглядом. Грудь прерывисто вздымалась, соски вызывающе стояли, лоно уже поблескивало от влаги. Невероятная картина. Губернатор наклонился, медленно целуя ее шею, ключицы, плечи. Он заставил девушку выгнуть спину, чтобы вобрать в рот ее сосок. Рене тихо простонала. Его нежность в мгновение ока сменилась грубостью. Он прикусил ее плоть, чуть потянув зубами на себя. Девушка зажала свои уста рукой и сдавленно вскричала, запрокинув голову к потолку. Вновь нежно сомкнув губы на ее соске, Александр начал, пощипывая, тянуть на себя другой. Сжимал грудь в ладони, описывал пальцами окружность ее ареол. Его движения становились резче, более интенсивными, более напористыми. Он потянулся губами к противоположному соску. Покусывал его, ласкал, целовал, терзал. Его рука легла на ее бедро, он отвел ногу девушки еще сильнее в сторону. Рене громко дышала через нос, из горла вырывались хриплые стоны, платье сбилось на животе. Она судорожно держала ткань, чтобы та не опала вниз. Поцелуи Александра спускались. Солнечное сплетение, ребра. Он отодвинул мешающий ему материал юбки и приник губами к ее животу, облизал пупок. Продвинулся еще ниже. Поцеловал ее лобок. Рене инстинктивно подалась навстречу его рту. Он лишь рассмеялся и с силой придавил ее назад к кровати, лишая возможности пошевелиться. Ласки оборвались в дюйме от ее самой чувствительной зоны. Губернатор отстранился. Рене захныкала. Он посмотрел на нее, криво усмехнувшись. Провел двумя ладонями между бедер, так близко, но одновременно невозможно далеко от ее нежных складок. Она вновь дернулась навстречу. Александр еще резче вжал ее бедра в простыни, а затем развел ноги шире, открывая девушку себе. Она блестела еще сильнее, стала лишь более влажной. Он облизал губы. Мужчина поднял ее правую ногу и аккуратно снял со стопы туфлю, положил ее щиколотку к себе на плечо, принялся стягивать вниз тонкие чулки, целовать лодыжку, колено, под ним, бедро. Все выше и выше. Он, чуть дотрагиваясь, провел языком по огромному кровоподтеку. Касание отозвалось в ее теле чуть заметной болью и усилившимся возбуждением. Рене изнемогала и сгорала. Она молилась, чтобы губернатор не останавливался. Он дошел до внутренней части ее бедра. Смещался к центру. Все ближе. Ближе. Поцелуи становились жарче. Девушка тихо постанывала. Она дрожала, все сильнее и заметнее, в предвкушении. Он вновь остановился в дюйме от ее складок, но даже здесь мужчина уже чувствовал Рене на вкус. Соленовато-пряный аромат, смешанный с тонким запахом жасмина. Александр аккуратно снял ее ногу с себя и резко отвел еще сильнее вверх и в сторону. Приник ко внутренней части ее бедра слева. Мука продолжилась. Он целовал ее. Ласкал губами каждый участок, до которого мог дотянуться, но никогда не доходил до самого центра. Дразнил. Рене тяжело дышала. Мужчина поднял на нее голову. Отстранился. Положил ее левую ногу к себе на плечо. Снял туфлю, стянул чулки. Девушка улыбнулась и неверяще покачала головой, сжимая ткань платья и ожидая продолжения пытки, зеркального повторения всех его действий. Александр улыбнулся в ответ и начал медленно тянуться к коже ее лодыжки, а затем резко и без предупреждения опустил голову, жестко и с напором поцеловав ее в самом центре, между ног. Рене оглушающе простонала, едва успев закрыть себе рот рукой. — Александр! Сердце стучало в барабанных перепонках. Живот скручивало. Он вылизывал ее, так старательно и так страстно, теряя себя в ее запахе, в ее тепле, в ее влаге. Поцеловал плотный комок нервов, от чего она еще раз сдавленно простонала. Засосал его в рот. Мужчина смотрел на нее снизу вверх из-за полуопущенных ресниц, наслаждаясь ее взглядом. В глазах Рене было сейчас столько желания, столько обожания, столько радости, столько наслаждения. Александр приник к ней с еще большей силой. Ласкал девушку все быстрее и быстрее. Его щетина приятно покалывала кожу, усиливая возбуждение. Он пробовал ее на вкус от клитора до самого входа в лоно, иногда проникая языком внутрь. В голове Рене взрывались фейерверки — ярче, чем во время самых пышных празднеств в Версале. От невероятно сладкого осознания, что такой мужчина, как он, недоступный и несгибаемый, стоит сейчас перед ней на коленях, как она сама стояла сегодня ночью перед распятием, тело принялось дрожать. Александр был не просто у ее ног, а между ними. Ублажал ее в почти религиозном поклонении. Восхитительно нечестивое зрелище. От одного вида этой картины Рене казалось, что она способна достичь пика. Узел в ее животе уже был плотно затянут, все внутренности горели огнем. Она тихо стонала, закусывая губы, судорожно сжимала ткань платья и выгибалась в груди. Я хочу растянуть этот момент. Наслаждаться им. Каждой его секундой. Он знал ее, казалось, слишком хорошо, настолько совершенно чувствовал все ее желания, что блаженство в ней усиливалось пугающе быстро. Рене трясущимися пальцами зарылась в его волосы. — Нет, Александр, пожалуйста. Нет, я не хочу, — с трудом пролепетала девушка, почти в бреду. — Не хочу, чтобы все закончилось так скоро. Она попыталась мягко оттолкнуть его. Губернатор, тяжело дыша, поднял голову. Его губы были влажными. Он улыбался. Мужчина нежно подул на ее изнывающие, набухшие от его ласк складки. Стало щекотно и прохладно, Рене выгнулась, смеясь. — Не бойтесь, моя девочка, — Александр положил ладонь ей на щеку, его зрачки расширились лишь сильнее. — Я еще далеко не насытился Вами. Вторая его рука опустилась ей между ног. Он медленно скользил пальцами от входа в ее лоно до клитора. Его движения были аккуратными, но она была уже так возбуждена, что даже от них, казалось, в воздух летели жаркие искры. Александр провел ладонью от ее лица по шее и ключицам вниз, к груди. Крепко зажал сосок и в тот же момент тягуче и мучительно неспешно вошел в нее одним пальцем. Рене громко выдохнула. Он ввел в ее пульсирующее лоно второй. Ее глаза расширились. Третий. Она простонала. Мужчина начал двигаться внутри нее. Его взгляд был так сосредоточен, что девушка издала еще один протяжный всхлип. — Я остановлюсь лишь тогда, когда Вы меня попросите, — прохрипел Александр, ему было тоже непросто справляться со словами. Он резко взвинтил темп, ублажая ее лоно пальцами. Жестко, резко, неистово. Наслаждение усиливалось скачкообразно, Рене понимала, что не сможет ему противостоять. Она положила свою ладонь на его кисть, что страстно двигалась между их телами, пытаясь ее замедлить. Александр почувствовал, как его член дернулся. Боже, как же прекрасно, когда она сопротивляется. Он хотел ее еще больше. — Пожалуйста, — взмолилась девушка между сдавленными стонами. — Растяните этот момент. — Вижу, Вам понравилась наша небольшая игра в лабиринте. — Слишком сильно понравилась, — Рене сверкнула глазами, ее хватка на его запястье усилилась. — Сегодня я хотел бы поиграть с Вами во что-то другое, — губернатор криво усмехнулся. Но в ту же секунду движение его пальцев замедлилось. Улыбка не оставляла лица мужчины, стала будто бы еще более мягкой и нежной. Тело Рене одновременно противилось потери яркости ощущений и трепетало от предвкушения, от желания вновь ее достичь. Губы Александра вернулись к ее клитору. Она ахнула. Теперь он двигался до безумия нежно и бережно, задумчиво вылизывал ее, почти не прерывая зрительного контакта. На его лбу блестели капли пота, волосы казались влажными. Его пальцы ласкали ее глубоко внутри, но в таком же мучительно размеренном темпе. Каждый толчок заставлял низ живота девушки неконтролируемо скручиваться. Он ускорялся постепенно, синхронизировал ритм своих губ и своих пальцев. Другая его рука продолжала ласкать ее грудь и соски. Все быстрее и быстрее, пока она вновь не начинала задыхаться от блаженства. Но стоило ее стонам стать еще более требовательными, стоило ей только попытаться дернуться бедрами ему навстречу, как губернатор вновь издевательски замедлялся. И все повторялось по кругу. Александр будто бы наказывал ее за желание растянуть удовольствие. Доказывал ей, что может как довести ее до пика за считанные минуты, так и ласкать часами. Сутки напролет. Столько, сколько захочет. Она была в его власти. Он был терпелив, он был вынослив. Лучшая пытка. Рене задыхалась. Она почувствовала его мизинец у своего входа. Сердце забилось еще быстрее. Александр словно раздумывал. В его еще более потемневших глазах застыл немой вопрос. — Да, — прошептала девушка, ощущая как краснеет, как на нее накатывает новая волна возбуждения. Губернатор не отрывал губ от ее складок, но Рене почувствовала, что он довольно усмехнулся. Мужчина плотнее стиснул пальцы, что были внутри нее, искусно провернул руку и добавил четвертый. Стон, который вырвался из горла, Рене уже не смогла удержать. Ощущения были интенсивными. Она чувствовала почти ту же наполненность, как когда он сам был в ней. Александр сделал несколько глубоких движений, то быстрых, то затяжных, но постепенно его рваный ритм становился все устойчивее, все бешенее. Его язык тоже стал двигаться быстрее. Рене дрожала. С каждой секундой напор возрастал все больше и больше. Она, сдавленно вскричав, выгнулась дугой. Ее тело начала бить яростная судорога. Девушка дышала слишком быстро и слишком мелко. Голова кружилась, а плоть пылала от желания и потребности получить удовольствие. Рене вновь запустила руку в волосы Александра, но в этот раз, чтобы притянуть его губы еще ближе к себе. Вжать его голову между своих ног. Только бы он не замедлился, только бы не зашел на новый круг, только бы толкнул ее за край. Она была готова к адскому пламени. К любому наказанию, которое уготовили для нее небеса за нарушение своего обещания. Ей стало все равно. Отказаться от этого и от него было невозможно. Мужчина сделал странное подкручивающее движение рукой и засосал ее клитор. Она яростно дернулась. Бедра девушки дрожали так дико, что ему стоило больших трудов удерживать ее на месте, вкушая пик ее удовольствия. Оргазм накрыл Рене, как землетрясение, как лавина. Она вновь зажала себе рот — то крича, то кусая свою ладонь. Каждая мышца, каждый участок тела ходил ходуном. Вокруг не было больше ничего, кроме невыносимого удовольствия и жара. Кроме его губ на ее коже. Кроме пальцев в лоне. Было непонятно, где потолок, а где пол, ей казалось, что она падает. Видимо, так и было, потому что через мгновение или через целую вечность, ее спина коснулась мягких простыней. Тело билось в блаженстве. Пройдя сквозь него, Рене распласталась на кровати, плывя в облаке расслабленной неги. Время потеряло значение. Она слышала лишь свое тяжелое дыхание и, кажется, его тихий довольный смех. Девушка нашла в себе силы поднять голову. Александр все еще был между ее ног, его губы блестели от влаги. Он медленно поднялся над ней, его широкая грудь и линия плеч перекрыли свет. Она видела только его. Губернатор навис над ней, упираясь ладонями в простыни, игнорируя ноющую боль в плече. Начал продвигаться поцелуями вверх по ее телу и впился в губы, срывая ее тяжелые вздохи. Когда ему самому перестало хватать воздуха, Александр отстранился от нее. Она взирала на него огромными, овитыми поволокой глазами. Такая прекрасная в своей уязвимости. — Мне остановиться? — прошептал он, проведя все еще влажными от ее удовольствия пальцами по губам девушки. — Нет, — промолвила Рене, облизав свои уста, они были восхитительно солоноватыми на вкус. Он улыбнулся, тихо радуясь ее ответу. Александр наклонился и еще раз страстно поцеловал девушку в шею, засосал чувствительный участок прямо под ее ухом. Она всхлипнула и впилась руками в его спину, удерживая его. Ему стоило усилий высвободиться. Рене упрямо мотала головой из стороны в сторону, не выпуская его, и в конце концов, когда ему все же удалось вырваться, надула губы. Александр рассмеялся и одним резким движением свел ее ноги вместе. В следующие несколько секунд он стянул платье с ее распростертого на кровати тела. Она приподняла бедра, помогая ему. Он оставил ее совершенно обнаженной. Александр принялся целовать ее груди, ребра, бока, живот. Каждый сантиметр тела. Его пальцы зарывались в волосы. Он ласкал каждый участок, до которого еще не успел дотянуться, вызывая в ней такое соблазнительное, такое ласковое мурлыканье. Он не мог остановиться. Казалось, что ему всегда будет ее мало. Мужчина не знал, сколько прошло минут, прежде чем отстранился. Александр резко притянул Рене к себе за талию и жестко впился в ее уста. Она простонала ему в рот. Ее тело было мягким и податливым в его руках. Девушка отвечала ему с той же страстью. Ее ладонь нашла его, и она переплела их пальцы вместе. Жест поразил его своей невинностью и интимностью. Губернатор оторвался от губ Рене и опустил свой лоб к ее, вдыхая аромат парфюмов и кожи. Она приподняла его ладонь и, поцеловав указательный и средний пальцы, завела ее между своих ног, с нажимом проведя по нежным складкам. Такая влажная. Она вновь была готова. Мужчина простонал. Ему не нужно было более понятного приглашения. Его рука порхающе пробежалась мимо бинтов на ее ноге. Александр приблизил губы к уху девушки. — Вы сможете встать на колени? — прошептал он, от звука его голоса и дыхания бегали мурашки. Губернатор отстранился и внимательно заглянул ей в глаза. Рене с готовностью кивнула. Все. Я сделаю все. Он еще раз тягуче и медленно поцеловал ее, чуть прикусив нижнюю губу. — Вставайте, — промолвил Александр, отодвинувшись, его тон был повелительным. — Лицом к подножию кровати. Она повиновалась. Сделала так, как он и хотел. Мужчина внимательно наблюдал за ней. Рене приняла то положение, которое он просил. Она обернулась к нему и изогнула бровь, ожидая дальнейших указаний. Александр мрачно хмыкнул и прищурил глаза. Он обещал ей сегодня правду. Хотел открыть всего себя. Свои желания. Даже самые темные. Хотел показать, что происходит, если он не сдерживается. Если ведет себя так, как на самом деле жаждет. — Опуститесь на руки, — приказал губернатор. Рене послушно положила ладони на уже смятые простыни. Выгнулась в спине. Вновь посмотрела на него через плечо. Лучше бы она этого не делала. Он и так балансировал на грани безумия. Александр тяжело сглотнул и полностью взобрался на кровать. Надеюсь, Гаэль будет доволен. Мужчина иронично ухмыльнулся, вспоминая сегодняшние настойчивые, но безуспешные воззвания хирурга прекратить издеваться над собой и лечь в постель. Александр встал на колени прямо за девушкой и одним уверенным рывком развел ее ноги шире. Губернатор опустил руки ей на поясницу, провел ими с нажимом вверх по ее изящной спине до самых плеч. Он надавил на них, принявшись медленно опускать Рене грудью на покрывала. Ее щека коснулась простыней. Ягодицы были задраны к потолку. Александр погладил ее нежную кожу, ее округлости. Придвинулся еще ближе к ней. Кончик его члена коснулся входа в лоно. Он погрузился в нее на дюйм. Рене всхлипнула. Александр застыл, хотя это было неимоверно тяжело. — Прошу Вас, — взмолилась она. — Пожалуйста. — Нет, — твердо и безальтернативно прошептал он. Губернатор провел ладонями по ее изогнутой спине, мягко массируя кожу, расслабляя ее мышцы. — Покажите мне, насколько сильно Ваше желание, Рене, — хрипло промолвил он, не отрывая от нее взгляда, видя, как расширяются ее зрачки. — Двигайтесь. Используйте меня. Доставляйте себе удовольствие. Я дарую Вам свободу. У девушки перехватило дыхание, и в следующую секунду, словно под действием некой неведомой силы, она начала подаваться всем телом назад. Ее бедра были все ближе к его, ее теснота и влага поглощали его член. Александр оскалился и зажмурил глаза. Грудной стон сорвался с его уст. Рене вбирала его в себя все глубже и глубже, пока сдавленно не простонала в простыни. Он зарычал. Она начала совершать медленные ритмичные толчки. Александр заставлял себя оставаться неподвижным. Его член пульсировал в ее лоне, распирая сжатые мышцы. Мужчина хрипел сквозь зубы, сильные пальцы впивались в мягкость ягодиц и бедер Рене, оставляя новые синяки. Ее ритм ускорился, стал более лихорадочным. Он собрал ее рассыпавшиеся по спине волосы и натянул на кулак. Девушка продолжала насаживаться на него, не прекращая сдавленно стонать, зажимая зубами простыни. Он в восхищении смотрел, как его член теряется в ней. — Как же сладко наблюдать за Вами, — Александр шумно выдохнул. — Не останавливайтесь, моя девочка. Дарите себе наслаждение. Она довольно замурчала, на ее губах была блаженная улыбка. Бедра Рене описывали все более и более сложные движения. Вперед-назад. Вперед-назад. С небольшим подкрутом. Вниз-вверх. Он дернул ее за волосы на себя, заставляя задрать голову. В сознании крутилось странное чувство, что все это уже однажды было. В груди у Александра зародился еще один рык. Он поднял взгляд к портрету на стене, встречаясь с холодными глазами своего отца. Тот смотрел, как обычно, презрительно и неодобрительно. Так же, как в его мучительно ярком и реалистичном сне, который губернатор видел на холодном полу Бастилии. Что скажете? Сейчас даже Вам было бы сложно назвать меня «верным псом», верно, отец? Попробуйте посадить меня на цепь. Попробуйте выдрессировать. Попробуйте лишить меня самого себя. Снова. Я аномальная бездна. Он продолжал смотреть на отца немигающим взором. И не чувствовал ни стыда, ни страха, ни вины. В нем зрел бунт. Он ощущал освобождение. И был рад, что делает это. Что делает это перед ним. Александр оскалился. Он еще сильнее дернул Рене за волосы на себя, срывая с ее губ резкий стон. Оперевшись на руку, специально на раненую, чтобы почувствовать еще один укол боли, мужчина прислонился губами к ее уху. — Быстрее, Рене, — прорычал он, накрутив шелковые локоны на свой кулак. От глухого рокочущего голоса Александра по ее телу пробежали мурашки. Он отстранился и выпустил ее гладкие пряди, вновь впившись руками в ягодицы. Девушка покорно ускорилась. С губ срывались все более хриплые и низкие стоны. Грудь скользила по простыням, расширяя границы ощущений. Движения становились плохо контролируемыми. Губернатор не выдержал и все же притянул ее за бедра сильнее на себя, войдя глубже, чем до этого. Она вскрикнула. — Еще быстрее, — приказал он. Нет воздуха. Не хватает воздуха. Рене было сложно дышать. Но она вновь повиновалась. Насаживалась на него, рвано и резко. Она дрожала. Темп толчков ее бедер еще больше ускорился. Ритм, заданный сейчас девушкой, казался Александру совершенно идеальным. Хорошо. Господи, как же хорошо. Он с нажимом провел ладонью по собственному торсу — от низа живота до шеи — и хрипло простонал. Мужчина чувствовал, как сам подбирается к грани и слишком ярко осознавал, что не выдержит долго, если она продолжит двигаться так же. Он не хотел достичь пика сейчас. Александр подался бедрами к ней, еще сильнее взвинчивая ритм их единения, чтобы ощущения для него стали слишком острыми, слишком болезненными. Предоргазм отступал. Он опустил руку с ее ягодиц ниже, обвил вокруг таза девушки и начал с напором и натиском ласкать ее клитор. С губ Рене срывались хриплые вскрики. Он вбивался в нее во все более бешеном темпе, она повторяла его движения, толкаясь навстречу. Девушка задыхалась, ее стоны становились все громче, рука Александра без устали работала между ее ног, усиливая удовольствие. Он входил в лоно с такой силой, что у нее почти клацали зубы. Рене всхлипнула. От чувствительности клитора ощущения в ней балансировали на грани между болью и экстазом. На этот раз наслаждение нарастало постепенно, мучительно медленно. Мужчина немного поменял угол, и Рене громко выдохнула. Темп толчков тоже стал другим. Еще быстрее. Еще сильнее. Губернатор неожиданно и резко шлепнул ее по ягодице, и девушка простонала, вновь кусая простыни. Они были уже так возбуждены, что вся комната, казалось, резонировала этим громким мокрым хлюпающим звуком, что разносился в пространстве от каждого их движения. Александр вбивался в нее, вжимая глубже в кровать. В голове Рене стоял туман. В тот момент, когда ей показалось, что он совершенно неутомим, что это может продолжаться вечно, что он всегда может держать ее в этом состоянии острейшего вожделения, мужчина замедлился, пока не остановился вовсе. Его рука покинула ее клитор, член — лоно. Девушка в негодовании застонала, а Александр резко схватил ее за талию и потянул на себя, поднимая. Он вновь оказался на коленях. Рене — на нем. Она в ошеломлении обернулась через плечо, встретилась с ним взглядом. Сейчас его глаза казались совершенно дикими. Мужчина кивнул, закусив губу. Ему не надо было даже приказывать. Достаточно было характерного прищура. Она медленно опустилась на него вновь. Вобрала его член внутрь. Между ее бровей залегла складка, Рене откинула голову назад в эйфории. Он почувствовал, как ее стенки сжались вокруг его длины и положил ладонь на лицо девушки, впиваясь в губы. Она сдавленно стонала в его рот. Рене вновь начала двигаться в своем темпе. Александр снова предоставил ей свободу. Его руки сжались на ее грудях, пальцы растирали твердые соски, терзали их. Губы девушки уже щипало от жара его поцелуев. Колени саднило, несмотря на мягкость простыней. Каждая небольшая вспышка боли лишь усиливала яркость ощущений. Она судорожно хватала ртом воздух между поцелуями. Внутри нее от низа живота до самых легких, казалось, вилась тонкая нить изысканного наслаждения, и с каждой секундой она натягивалась все сильнее. Рене ускорилась, пытаясь нагнать нужное ощущение. Уже фактически танцевала на его члене, прыгала на нем. Он схватил ее за локти сзади, прижимая к себе, в исступлении стонал в ее губы, и она отвечала ему тем же. Девушка резко прогнулась в груди — импульс был таким сильным, что ее голова задралась к потолку и, потеряв, такой желанный плен его губ, ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать на всю комнату. Ее бедра неконтролируемо дергались, Александр крепко держал ее, чтобы в своих судорогах она не лишилась контакта с его членом, давая ей возможность оседлать волну мощнейшего оргазма во всем его великолепии. Каждая жилка в теле Рене трепетала. Мышцы живота сокращались, пока не скрутились финальным, почти мучительным спазмом. Она ахнула и обмякла в его руках, прижимаясь спиной к груди мужчины — его торс тяжело вздымался. Девушка все еще дрожала. Александр дотронулся подбородком до ее виска. Руки губернатора, до этого жесткие и требовательные, сейчас нежно поглаживали ее тело — от бедер до лица. Он будто бы успокаивал ее совершенно измученную и все еще до безумия чувствительную плоть. Рене еще плотнее вжалась в него спиной, чувствуя капельки пота на его груди. Она ощущала такую же испарину на своей коже. Пряди волос были мокрыми и липли к щекам. Ее губы сами растянулись в безмятежной улыбке. Она в блаженстве прикрыла глаза, продолжая ловить его глубокое дыхание и деликатные касания мозолистых шершавых пальцев. — Останавливаемся? — будто бы спустя целую вечность, прошептал он ей на ухо. Александр нежно поцеловал Рене в висок. Она все еще чувствовала его член, твердый и пульсирующий, глубоко в себе. Девушка сжала бедра, и он громко прошипел от неожиданности. Сама же она чуть было не дернулась от той остроты, что пронзила ее тело. Это слишком. Я довожу себя до предела. Рене повернула голову к мужчине, погрузилась в холодные воды его взгляда. — Нет, — прошептала она, не понимая в какой момент окончательно сошла с ума. Бездна внутри его глаз вспыхнула испепеляющим огнем. Он хотел этого ответа. Он надеялся на него. Рене видела это в пламени, что бушевало в его зрачках. Руки Александра, все еще ласкающие ее тело, сомкнулись чуть сильнее на коже. Правый уголок губ мужчины сам собой потянулся вверх. — Какая сильная девочка, — хрипло промолвил он. От его слов ее бедра сжались теперь уже непроизвольно, и она вновь ощутила слишком сильный, слишком яркий импульс, который почти граничил с болью. Рене сжала зубы и дернулась. Александр ласкающе погладил ее по голове. — Сойдите с меня, — его голос был тверд, несмотря на то, что он все еще тяжело дышал. — Вы мучаете себя. — Нет, — она упрямо мотнула головой. — Рене, — мужчина поймал ее щеку и крепко сжал, прищурившись. — Сойдите. Очень медленно. Губернатор вновь передавил ее волю своим взглядом. Она начала подниматься. Медленно и осторожно, как он и говорил. Когда его член с влажным звуком покинул ее лоно, с уст девушки сорвался легкий сдавленный стон. Александр громко выдохнул. Рене повернулась к нему, осев на бок. Она ощущала внутри характерную пустоту. Его возбужденная плоть все еще вздымалась к потолку — кожа блестела, вены были вздуты и напряжены. Взгляд девушки поднялся вверх, пробежался по идеальным переплетениям мускулатуры его живота, по плоской широкой груди. Перешел к черным локонам, сейчас наполовину влажным, соблазнительно опадающим на его оливковую кожу. К чувственным губам, припухшим и покрасневшим. Рене даже не представляла, как выглядят сейчас ее. Глаза девушки задержались на перевязке на его плече. Ее пальцы сами собой потянулись к бинтам. Александр резко перехватил ее руку. Сжал крепко, до боли. Возможно, даже до синяка. — Что Вы делаете? — в его голосе прозвучали нотки паники. — Я хочу познать Вас, — прошептала Рене, отыскав своими глазами его, он выглядел растерянным. — Полностью. — Это не самое красивое зрелище, — губернатор покачал головой, сила его хватки не изменилась. — Красивое, — Рене положила вторую руку на его лицо и погладила мужчину по высокой очерченной скуле, чувствуя жесткость щетины. — Как и Вы сам. Он сглотнул. Молчал. Все еще выглядел ошеломленно, неуверенно и... хрупко. Девушка улыбнулась ему, не прекращая аккуратно ласкать его лицо. Александр медленно разжал пальцы, выпуская ее кисть. Не теряя времени, пока он не передумал, ее руки метнулись к бинтам. Она нервничала, узел сразу не поддался — лишь после нескольких попыток. Девушка размотала повязку и сняла ее с плеча губернатора. Под ней был свежий шов — не ровный, как и говорил Гаэль, красный, заметный, кожа все еще казалась воспаленной. Из зашитого углубления сочилась лимфа. Рене подняла глаза на Александра. Мужчина не смотрел на нее. Она видела лишь его застывший профиль. Губернатор прожигал взглядом стену. Он стыдится. Понимание обрушилось на нее, словно океанская волна. Ей хотелось разубедить его. Нежно провести пальцами по его ране. Прижаться к ней губами. Показать ему, доказать, что она любит его во всех его проявлениях. И единственной причиной, которая останавливала ее сейчас, была боязнь сделать хуже. Причинить ему боль своим запалом. Или, страшнее, занести в шов инфекцию. Рене сдержалась. Из последних сил. — Я хочу Вас еще больше, чем прежде, — промолвила девушка. — Только Вас, Александр. Он медленно обернулся к ней, уже почти готовый иронично улыбнуться ее очевидной попытке лести, но застыл. Яркие глаза Рене были абсолютно искренни, и не было в них ничего другого, кроме нежности, восхищения, надежды и любви. Еще одного ее доказательства. Ему было радостно и больно. Хотелось смеяться и крушить все на своем пути. Жестокая извращенная шутка судьбы. Женщина, которая принимала его, полностью и без остатка — со всей его темнотой и противоречиями, во всей его неидеальности — никогда не должна была предназначаться ему. Он поцеловал ее, так пылко и неожиданно, что с губ девушки сорвался удивленный выдох. Его уста вновь двигались страстно, язык был требователен, он вжал ее в подушки у изголовья кровати, пытаясь потерять себя в ней. Пытаясь скрыться в ее запахе. Пытаясь отогнать от себя тревожные мысли. За ее губами последовали лицо, шея, ключицы, вновь груди, но в этот раз он был особенно нежен, едва дотрагиваясь языком до ее сосков. Она выгибалась. Его руки ласкали то, до чего он не мог дотянуться губами. Рене вновь тихо постанывала. Он ублажал ее, забыв о времени, пока бедра девушки не начали подниматься, не начали прижиматься к его, изнывая по вниманию. Губернатор отстранился от нее, положил руки чуть выше колен и медленно развел ее ноги в стороны. Рене уже тяжело дышала, томно смотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Александр поймал ее руку, притянул к себе и захватил ртом два пальца. Он смочил их губами, обвел кончики языком. — Подготовьте себя, — прошептал мужчина, его зрачки расширились. — Не останавливайтесь, пока я не скажу. Губернатор направил ее руку назад к клитору. Рене, улыбаясь, начала растирать его слюну по своим складкам. Ласки вновь приносили удовольствие. Он наблюдал за ней, за ее бережными движениями, не торопил и ничего не просил. Его выдержка была невыносимо крепкой. Ей уже самой хотелось большего. Она ускорялась. Иногда входила пальцами внутрь себя. Губернатор не запрещал ей. С ее губ срывались грудные стоны. Девушка вернулась к клитору, все быстрее и быстрее лаская его круговыми движениями. Она теряла контроль. Александр смотрел на нее так пристально, что лоно начало непроизвольно пульсировать и ей казалось, будто она уже в нескольких шагах от новой кульминации. Рене не хотела ее. Так отчаянно не хотела. Сейчас она думала лишь о нем, желала ублажать его. Не себя. Но губернатор продолжал молчать, не просил ее останавливаться. В приступе безумия, пытаясь погасить наслаждение, Рене хлестко ударила себя ладонью по клитору. Живот скрутился в истоме. Девушка в исступлении вскрикнула и испуганно подняла на Александра глаза, не понимая, что чувствует. Таким темным его взгляд она еще ни разу не видела. — Сделайте так еще раз, — низко прошептал он. Девушка в ошеломлении уставилась на него. Он молчал, криво усмехаясь. Его бровь была приподнята в ожидании. Ему понравилось. Рене тяжело сглотнула. Ударила себя вновь. По телу пробежал импульс боли, но ступни скрутились от удовольствия. Она сладко простонала, теряя себя в яркости незнакомой доселе реакции. Его улыбка стала шире, он все понимал. — Еще. Вы же хотите, — промолвил Александр, бархатный голос обволакивал все ее естество. — Сильнее в этот раз. Не жалейте себя. Не раздумывая, Рене еще раз ударила ладонью по своим чувствительным складкам и простонала. Живот скрутило в самый тугой узел за все время. Каким-то образом возбуждение не угомонилось, а стало лишь отчаяннее. Она приготовила руку для нового шлепка, но губернатор резко перехватил ее. — Достаточно, — Александр завел кисть ей за голову, а затем взял ее вторую ладонь и сделал с ней то же самое. — Держитесь руками за изголовье. Не отпускайте его так долго, как только сможете. Девушка вцепилась в гладкое лакированное дерево. Губернатор вновь был сверху, взял ее своей широкой ладонью за подбородок, сжал щеки, и Рене казалось, что он вновь сейчас приникнет к ней в поцелуе, но мужчина не спешил — лишь смотрел, так внимательно, словно стремился не упустить ни единого мгновения ее эмоций. Его рука потянулась вниз, к шее. Вторая в это время легла на низ ее живота, который тут же отозвался на его прикосновения возросшим напряжением. Он едва дотрагивался до нее, его пальцы плыли по коже. Руки Александра двигались навстречу друг другу, пока не соприкоснулись в ложбинке, между ее грудей. Рене тяжело дышала. Губернатор провел ладонями в стороны, описывая круги по контуру ареол. Он наклонился и взял один из ее сосков в рот. Она закинула голову к потолку, выгибаясь для него, открываясь его ласкам. Движения его языка и губ вновь были задумчивыми и плавными. Как бегущая вода, как летний ветер. Он поднял свои серые глаза к ней, у девушки перехватило дыхание. — Боже, Ваши груди. Вы — искусство, Рене, — выпустив ее сосок с характерным влажным звуком изо рта, низко промолвил он. — Самое изысканное. Самое совершенное творение. Ваш создатель был гениален. Его губы стали двигаться по ее коже вверх. Небольшой укус в районе ключицы, который он быстро зализал языком. Рене повернула голову, открывая для него свою шею. Предоставляя полный доступ. Он благосклонно принял приглашение, начав терзать ее нежную кожу. Его руки игрались с ее телом, податливым, словно глина. Губернатор вымучивал из нее удовольствие, капля за каплей. Извлекал из нее это невыносимо сладкое предвкушение. Давал ей много, но недостаточно. Сводил с ума. Когда Александр поднялся поцелуями к ее лицу и вновь захватил губы, его член либо случайно, либо восхитительно намеренно коснулся ее входа. Девушка простонала. — Ну же, не медлите…, — едва находя воздух, прошептала Рене в его кожу. Александр отстранился от нее на несколько дюймов. — Не медлить? — он изогнул бровь. — Пожалуйста. Прошу Вас. Она впилась в него взглядом. Ее тело трепетало от все большего желания. Мужчина положил ладонь на ее щеку. — Скажите, чего Вы хотите, мадемуазель, — он криво усмехнулся. Рене чуть повернула голову и всосала его большой палец в рот. Несколько раз. Так глубоко, как только могла. Александр зачарованно смотрел на нее. — Войдите в меня, — прошептала она, выпуская его. Он оскалился и издал хриплый выдох. Его губы вновь оказались на ее. В движениях губернатора не было больше ни капли мягкости или нежности, он буквально пожирал ее уста, его язык проникал внутрь, жадно пробуя ее на вкус. Из груди Александра вырвалось еще одно низкое рычание. Он схватил девушку за бедра, притягивая к себе, заставляя ее лоно соприкоснуться с его членом. Мужчина погрузился в нее на дюйм. Резко схватил ее за шею и потянул на себя. Рене с трудом удержала ладони на подголовнике. — Что еще? — прохрипел он ей в ухо. — Овладейте мной, месье Бонтан, — взмолилась девушка, чуть было не всхлипнув. Она открыла свои ноги еще шире. Призывая, приглашая. Он удовлетворенно хмыкнул. — Умница, — его глаза блеснули. — Мне нравится, что сегодня Вы так... благовоспитанны. От его похвалы, пусть и ироничной, Рене чуть было сама не дернулась к нему навстречу, но сдержала себя. Она уже слишком хорошо понимала суть их игры. Александр, наклонившись, еще раз завладел ее устами. Характер его движений вновь изменился. Он целовал ее долго и упоительно, тягуче глубоко, почти дразняще скользя своим языком по ее. — Как Вы хотите, чтобы я Вами овладел? — прошептал губернатор ей в губы. В животе Рене билась стая бабочек. Ее влажные уста опухли и саднили, но ей все равно хотелось большего. — Полностью. Без остатка, — девушка очень аккуратно, максимально деликатно подалась бедрами к нему, чтобы он оказался в ней еще на дюйм глубже. — Не жалейте меня. — Думаете, что справитесь? — Александр отстранился и чуть приподнял бровь. Член мужчины выскользнул из ее лона. Рене неверяще покачала головой, понимая, что он сделал это специально. — Проверьте, месье Бонтан, — она соблазнительно провела языком по уголку своего рта. Его руки лениво гладили ее тело, взгляд скользил по изгибам. Он улыбался. Мучил ее. Ждал новых мольб. Ее грудь тяжело вздымалась. Она уже изнемогала. Губернатор скользил своей длиной по ее влажным складкам, терся об нее, задевая пульсирующий клитор. Рене смотрела на него, не отрываясь. На его лицо, в глаза. Холодные воды стихии были не только в его взгляде, Александр сам был словно океан, который затягивал ее на все большую глубину. — Пожалуйста, возьмите меня, месье, — Рене вдохнула еще глубже, в ее голосе появилось больше стали, тон стал приказным. — Возьмите меня. Немедленно. Сейчас же. Он резко отвел бедра назад, и она перестала чувствовать жар его возбуждения. Ей хотелось запротестовать, но девушка не успела. Александр через мгновение вошел в нее так глубоко, что Рене вскрикнула. Он был тверд, его член погрузился в нее до основания, и этот резкий толчок почти граничил с дискомфортом. Мужчина опустил руки ей на бедра и развел их еще шире. Вновь покинул полностью ее тело, чтобы через секунду вернуться в нее, войдя будто бы еще глубже, чем до этого. Так стремительно, что она вновь исступленно вскрикнула. Он заполнял ее. Она ощущала каждый дюйм его длины, каждую вену. Раз за разом он выходил до конца, а затем опять вторгался в ее тело с такой силой, что кровать под ними трещала. Его рука легла на шею девушки. Александр слегка сжал ее. Рене чувствовала и слышала влагу между их телами, когда он вновь погрузился в нее до предела. В нем снова не было никакой нежности. Только сила, только стихия, только хаос. Но он контролировал их, как и ее. И брал лишь то, что она готова была отдать ему добровольно. Девушка была все еще слишком чувствительна после последнего раза. Каждый его толчок вызывал острое наслаждение на грани с тонкой, чуть ощутимой болью. Это было искусство. Экстаз, от которого расширялись глаза и скручивались пальцы на ногах. Она отдавалась ему. Растворялась в нем и во всем, что он с ней делал. — Да... да... да..., — тихо выстанывала она, выгибаясь грудью ему навстречу, цепляясь изо всех сил за подголовник кровати. Девушка судорожно кусала губы, чтобы об их... развлечениях не знал весь особняк. Александр заметил, и сквозь тяжелые вздохи, с его губ сорвался мрачный смешок. — Стоните, мадемуазель. Кричите, — хрипло прошептал ей на ухо губернатор. — Сейчас можно. Нас никто не услышит. В голове встал гул от внезапного понимания, что Гаэль проводит ночь в пристройке. Клод и Клови вернутся только утром. А все слуги — глухие. Рене казалось, что ее выпустили на свободу. Она перестала сдерживаться. Стоны срывались с ее губ уже безо всякого контроля. Лишь бесконечное «да». Частое «еще». Повторяющееся «сильнее». И почти молящее «Александр». Она чувствовала себя необузданной и непобедимой. Дикой. Это было блаженство. — Господи, — прошептал губернатор, впиваясь пальцами в ее кожу. — Вы доводите меня до безумия. Великолепная. Его темп ускорился, напор усиливался. Дерево скрипело. Подголовник ритмично стучал о стену. Он владел ею. Жестко. Быстро. Безжалостно. Кровать тряслась под ними. — Как же я люблю быть в Вас, — шептал Александр в полузабытьи. — Обладать Вами. Вы никогда меня не забудете, Рене. Он схватил девушку за колено, кажется, лишь случайно обойдя стороной бинты, закидывая ее правую ногу к себе на поясницу. Угол поменялся. Она вскричала еще громче. Он нависал над ней. Раненое плечо мужчины нещадно ныло, и эта боль лишь подстегивала его. Александр обвил рукой ее талию. Сжал нежные бедра и вынудил приподнять их еще выше. Глаза Рене закатывались от яркости обрушившихся на нее эмоций. Она зажмурилась и выгнулась, вжимаясь головой в подушку. Ощущения были такими острыми и сильными, что по щекам уже текли слезы. — Скажите, что Вы моя, — губернатор впился пальцами в ее волосы, больно потянув на себя. — Скажите, что принадлежите мне. — Я Ваша, Александр, — задыхаясь, шептала Рене. — Я принадлежу Вам. — Нет, не так, — он еще сильнее дернул ее за волнистые влажные локоны. — Посмотрите на меня. Повторите все, что Вы сказали. Девушка распахнула веки. Она никогда его таким не видела. Настолько настоящим, настолько необузданным, настолько живым. Его лицо, такое совершенное в пламени свечей, было над ней. Она видела в его глазах жар, невысказанные желания, то, как сильно она была ему необходима. Он нуждался в ней, во всем, что они делали. И больше всего на свете Рене хотела ему это подарить. Отдать всю себя. Сдаться на его милость. Александр никогда ничего не требовал для себя, никогда не просил, и потому он невольно стал для нее тем, кому она больше всего хотела доставить удовольствие. Сам факт того, что губернатор ей это позволял, казался привилегией. — Я Ваша, Александр, — промолвила Рене, улыбаясь ему сквозь слезы. — Навеки. Принадлежу лишь Вам. — La mienne, — промолвил он, целуя ее лицо. — Ma bonne fille. Последние остатки выдержки ускользали от губернатора. Ощущения захватывали, и не было сейчас ничего другого для него на всем белом свете, кроме нее, ее глаз, ее тела, ее лона, точки, где соприкасались их плоть и их души. Грудь Рене подпрыгивала от резкости и скорости толчков, ее соски терлись об его торс. Она оглушительно стонала, от чего он еще больше терял контроль. Александр все толкался и толкался в нее, его зубы скрипели. Плечо дрожало так сильно, что ему пришлось лечь на девушку, иначе он бы упал. Ими обоими овладело безумие. Рене не могла дышать. Она не видела ничего на периферии своего зрения. Только его. — Я хочу обладать Вами до дрожи, — шептал Александр. Так и было — ее уже трясло. С каждой минутой все сильнее. — Я хочу еще сотни таких ночей, — слова лились из него, и он не мог их удержать, лишь бормотал, словно одержимый. — Хочу вжимать Вас в простыни, как сейчас. Хочу делать это часами. Я хочу… хочу... Он запнулся, не смея вымолвить последнее, самое непростительное желание. Его движения застыли. Девушка ошеломленно смотрела на него. Рука Рене легла на его щеку, она впервые оторвала ее от подголовника. — Чего Вы хотите? — спросила она, и в ее голосе было столько нежности. — Хочу остаться в Вас, — выпалил Александр, отыскав ее глаза. — Всегда хотел. Не отводить взгляд оказалось очень тяжело. Ему было стыдно. Он не должен был этого хотеть. Он не должен был в этом признаваться. Не должен был так завуалированно просить разрешения. Скажите «нет». Откажите мне. Остановите меня. Пожалуйста. Пожалуйста. Он отчаянно надеялся на ее благоразумие. — Останьтесь, — взмолилась Рене. — Прошу. И хотя его сердце ускорило свой ритм, Александр упрямо покачал головой. — Слишком большой риск, — злясь на самого себя и на этот срыв, он начал вталкиваться в нее еще яростнее. Девушка стонала все громче. Ее тело вновь выгибалось. — Прошу, — слово сорвалось с ее губ, между иступленными вскриками, словно молитва. — Сделайте меня Вашей. По-настоящему. — Рене, Вы знаете, чем это может для Вас зак... — Плевать! — страстно перебила его она, целуя каждый участок кожи Александра, до которого могла дотянуться. — На все плевать. Сейчас плевать на все. — Рене. — Je suis votre bonne fille, — прошептала она глядя в его глаза. — Uniquement le vôtre. Александр зарычал. Вдавил ее в простыни еще сильнее. Начал владеть ею еще быстрее. Без остатка, как она и просила. Ее затылок бился об изголовье кровати, но никто из них уже этого не замечал. Рене смогла протиснуть руку в тесноту между ними, надавливая двумя пальцами на клитор, в то же мгновение опасно приближаясь к краю. Только бы выдержать. Только бы продержаться. Она крепко прижимала пальцы к комку нервов, надеясь этим замедлить наступление пика удовольствия, которое угрожало полностью захлестнуть ее. Крепко зажмурившись, девушка откинула голову на подушки. Она могла только стонать, только кричать, только молить о большем. — Моя. Моя. Моя, — полностью теряя контроль, рычал Александр ей в ухо. Он погружался в нее так резко, что его движения почти были похожи на удары. Рене казалось, что она потерпела крушение и сейчас тонет, не различая, где низ, а где верх. Была только всепоглощающая волна удовольствия и боли, и она ныряла в нее с головой, наслаждалась ею, упивалась ею, позволяла этим невыносимо прекрасным чувствам поглотить ее, овладеть ею. Она задыхалась, а Александр все яростнее входил в ее тело, упоительно целуя ее шею. Его низкий долгий стон эхом разнесся по комнате. Дрожь охватила все его тело. Его член дернулся внутри нее, и он излился в ней с низким хриплым рыком, задирая голову к потолку и скалясь. Его сердце бешено колотилось, а мысли превратились в сплошное плохо различимое пятно. Он был поглощен сиюминутной неизбежностью момента. Это было глубокое, одновременно всеохватывающее и опустошающее чувство, которое, казалось, зарождалось в самом центре его естества и распространялось наружу, за пределы тела. Ощущение было подавляющим, но желанным, физической манифестаций той непереборимой связи, что притянула его к Рене. Это был всплеск эйфории. Освобождение не только от плотского напряжения, но и от эмоциональных барьеров. — Ваша, — Александр услышал ее сдавленный голос, словно откуда-то издалека. Сложно было сказать, что стало истинной причиной — его действия, его стоны или горячее семя, заполнившее ее лоно, но спустя мгновение девушка выгнулась в груди и, вскричав, дернулась так яростно, что если бы Александр фактически не лежал на ней, она бы вырвалась из его хватки. Он принадлежит мне. В ее голове была лишь одна мысль. Александр — мой. Он — мой. А я — его. И она больше не позволит ему оттолкнуть ее. Какие бы хитросплетенные причины он ни отыскал. Какую бы игру слов ни задействовал. Рене соскальзывала за край удовольствия. Волна оргазма обрушилась на нее, и она закричала — все мускулы и нервы в теле были напряжены до предела. Ее стенки яростно запульсировали, девушка обмякла со счастливой улыбкой на устах в третьем, самом болезненном оргазме. На протяжении нескольких последующих дрожащих вдохов, пока ее душа возвращалась с вершин небес или из самой глубокой тьмы ада назад в тело, Рене задыхалась. Ни мысли, ни слова так и не вернулись в ее голову. Она понятия не имела, каким словом можно было описать все то, что происходило в этих покоях последние часы. Безумие. Помешательство. Одержимость. Судьба. Любовь. Александр все еще скользил внутрь и наружу вялыми медленными толчками, будто наслаждаясь ощущением ее плоти, обхватывающей его член. Его движения отзывались яростной чувствительностью в теле девушки, но она не желала, чтобы он останавливался. Ей хотелось, чтобы он забрал у нее все, что еще осталось. Его горячее семя медленно стекало по внутренней поверхности ее бедра. Она улыбалась. Рене надеялась, что теперь они, измотанные и липкие от пота, соединятся воедино навсегда. Александр тяжело дышал ей в губы, мокрый лоб касался ее, пока его член пульсировал остатками наслаждения в ее лоне. Инстинктивно девушке хотелось отстраниться и свернуться калачиком от интенсивности ощущений, которые проносились сквозь ее тело, но Александр удерживал ее на месте. Рене вся пылала и трепетала под ним. Она больше не чувствовала себя чужой. Особняк теперь не отталкивал ее, не пытался выставить наружу, чтобы она вновь могла смотреть за всем происходящем внутри лишь через искаженное стекло. Было ощущение, что ее наконец нашли. Наконец, приняли. Она не хотела засыпать. Боялась вновь проснуться и увидеть пустую подушку рядом. Ей казалось, что если бы Александр вновь спросил, готова ли она продолжать, то, отбросив всякое благоразумие и здравый смысл, она бы ответила согласием. Но он не успел задать свой вопрос. Разум девушки был измотан, сознание и тело достигли своего лимита. На веки опускалась блаженная темная вуаль беспамятства.