Cтатуя

Мир за пеленой ее закрытых век всегда казался таким безмятежным и почти идеальным. Пробуждение было неторопливым, постепенным, словно медленный подъем с далеких глубин океана. Пустота рассеивалась, мысли возвращались в голову, Рене начала смутно осознавать границы окружающего ее пространства. Мягкость постели, легкое прикосновение простыней, шелк собственных локонов, рассыпавшихся по плечам. Тело купалось в успокаивающей тяжести, в ощущение тепла и удовольствия. Казалось, что каждая мышца была охвачена приятной негой, а сама девушка стала невесомей, воздушней пушинки. Рене овладела расслабленность, она чувствовала себя полностью отдохнувшей, что было странно, потому что ее не покидало впечатление, будто бы она закрыла глаза не более, чем несколько секунд назад. Ей чудилось, что она все еще ощущает россыпь его нежных поцелуев на своей коже. Девушка проскользила рукой по покрывалам, пытаясь прикоснуться к Александру, почувствовать его тело, его присутствие, его жар, его пульсацию. Воспоминания о прошлой ночи наполняли тело фантомными остатками наслаждения. Ее ладонь двигалась по деликатной ткани все дальше и дальше, не встречая никакого сопротивления. Сердечный ритм ускорился. Характер этого стука был неприятным, тревожным, отчаянным. Девушка резко распахнула веки, тут же прищурившись от яркого солнечного света, который проникал в покои через проем между тяжелыми гардинами, заливая все вокруг золотом. Перед ней были лишь смятые простыни и пустая подушка. Слишком знакомая картина. Слишком болезненная. Рене тяжело вздохнула и судорожно сжала ткани покрывал в кулаке, не понимая, чего в ее жесте больше — ярости или разочарования. Ей хотелось вновь закрыть глаза и открыть их повторно. Может, это помогло бы перенестись в какой-то другой мир, с иными правилами. Туда, где Александр — не только существо ночи и теней. Где он действительно утром оставался рядом. — Приятно видеть, как Вы просыпаетесь не от кошмара, — низкий голос губернатора бархатным рокотом наполнил пространство. Рене приподнялась на локтях и резко повернула голову в направлении звука. Александр сидел в дальнем от камина кресле, откинувшись на его высокую спинку. Он держал в одной руке чашку, от которой вверх вздымалась тонкая струйка пара, а в другой — развернутое длинное письмо. Судя по всему, мужчина только что оторвался от чтения. Его пронзительные глаза в теплом утреннем свете выглядели скорее светло-аквамариновыми. Сделав один небольшой глоток, он потянулся к низкому столу между креслами и поставил фарфор назад на блюдце, его тонкие пальцы скользнули по поверхности чашки, волнистые волосы блеснули, поймав солнечные лучи. Рене улыбнулась, расслабляясь. Тревога ушла так же быстро, как и появилась. Александр поднялся на ноги, тягуче и пластично. Отложил письмо на сидение кресла. Каждое его движение — словно фигура в танце, словно русло горной реки. На нем был лишь халат из черного струящегося шелка, небрежно перевязанный на бедрах поясом. Губернатор неспешно подошел к кровати. Он был разут, его ступни не издавали ни единого звука. Идеальный охотник. Рене почувствовала, как пересыхает во рту, но ее улыбка становилась лишь шире. Александр опустился на простыни, чуть склонил голову к правому плечу. Он не спускал с девушки глаз и, мягко протянув руку, убрал небольшую прядь волос с ее лба. — Вы сдержали обещание, — чуть подавшись ему навстречу, промолвила Рене. — Я не даю обещаний, которые не могу сдержать, — левый уголок его губ приподнялся. Она смотрела на него снизу вверх из-под полуопущенных ресниц, надеясь, что передает своим взглядом вызов и соблазн. Видимо, ей это удавалось вполне искусно, потому что Александр, тихо хмыкнув, принялся медленно наклоняться, дюйм за дюймом. Его лицо было все ближе и ближе, такое ясное и яркое в лучах утреннего солнца. Рене видела каждую морщинку в уголках его глаз и залегшие темные круги под нижними веками, которые будто бы придавали ему еще больше мрачной чувственности. Губы мужчины коснулись ее в тягучем поцелуе. Рене сдавленно простонала и инстинктивно обвила рукой его шею. Движение было уже таким привычным, словно она делала так всегда. Он мягко рассмеялся. Тело девушки тут же отозвалось желанием. Хотелось всего. Здесь и сейчас. Этой ночи было мало. Всех ночей этой жизни будет мало. И последующих — тоже. Александр слегка прикусил ее нижнюю губу — и она в исступлении вскрикнула, подаваясь навстречу ему грудью, но он мягко отстранился. Кривая усмешка продолжала красоваться на его устах. Он облизал их. Беззастенчиво-демонстративно. Излучая слишком сильное искушение. Рене вновь не смогла сдержать улыбки. — Не желаете ли чаю, мадемуазель? — деланно учтиво спросил губернатор, склонив голову. Рене метнула секундный взгляд на камин. В нем вновь горел огонь, над пламенем был подвешен котелок с водой. Девушка изогнула бровь, снова посмотрев на мужчину. — Вы принесете его мне в постель? — Я не ем и не пью в постели, — хмыкнул Александр. — Она для сна и удовольствий. — Разве индийский чай для Вас — не удовольствие? — Рене игриво провела одним пальцем по вырезу его груди. Губернатор перехватил ее руку, поднес к лицу, но как только в голове девушки возникла мысль, что сейчас он прильнет к ней губами, стоило лишь изнывающему по его вниманию телу затрепетать от предвкушения, мужчина остановился в дюйме от ее кожи. Дьявол. Александр никогда не изменял себе. И никогда не оправдывал ожиданий. — Не тот вид удовольствия, — его взгляд потемнел. Не отрывая от девушки пристальных грозовых глаз, губернатор поцеловал тыльную сторону ее ладони, дразняще пройдясь по коже языком к косточке на запястье. Уста Рене приоткрылись, с них сорвался тонкий выдох. Нет, он превосходил их. Она почувствовала, что начинает краснеть. Оставив легкий укус на ее плоти, Александр мягко выпустил руку девушки и плавно поднялся на ноги. Запáх его халата стал еще более свободным, оголяя половину торса. Рене закусила губу. — У меня могут быть другие предпочтения на этот счет, месье. — Что ж, мой дом — мои правила. Никаких исключений, — он сверкнул глазами. — Даже для Вас, мадемуазель. Властные и повелительные нотки в его голосе непроизвольно заставили ее сжать бедра. — Чай будет ждать Вас на столе, Рене. Губернатор развернулся и направился к камину. — Вижу, Вам не терпится вытащить меня из постели, — мелодично промолвила девушка ему вслед. Он резко остановился — чуть дальше подножия кровати и обернулся. Окинул ее оценивающим взглядом и коротко кивнул. — Вы проницательны, мадемуазель де Ноай. — Если Вам так сильно хочется вновь увидеть меня без одежды, то Вы можете сказать об этом прямо, месье Бонтан, — Рене будто бы случайно еще немного приподнялась на локтях, чтобы ткань простыней съехала ниже, оголяя грудь почти до самых сосков. — Нет никакой нужды придумывать уловки с чаем. Судя по тому, как резко дернулось адамово яблоко на шее губернатора, Александр подмечал каждое ее движение. Рене с трудом подавила триумфальную улыбку. Сохранять невинно-уязвимый вид становилось все труднее. Он сделал шаг вперед, и ей почти подумалось, что мужчина сейчас накинется на нее или хотя бы вновь вернется к ней в постель, но губернатор лишь подхватил лазурную струящуюся ткань, что покоилась на сундуке у подножия кровати. — Ваш халат, мадемуазель, — вежливо промолвил мужчина, но в его глазах плясали веселые искорки. Он положил шелковый материал рядом с Рене и отступил. Глаза девушки в ошеломлении расширились. — Откуда...? — выдохнула она. — Наведался в Вашу комнату около часа назад, — Александр расслабленно прислонился здоровым плечом к дальнему столбику кровати и скрестил руки перед грудью. — Кажется, испугал до чертиков бедную Анетт. Она спала в кресле. Вы не сообщили мне, что Вас кто-то ждал в спальне. Губернатор, не стесняясь, демонстрировал самодовольство всем своим видом. Свою выдающуюся выдержку. — Боюсь, Вы слишком сильно отвлекали меня этой ночью, месье Бонтан, — Рене фыркнула, не понимая, чувствует ли раздражение или возбуждение от его настойчивого намерения одеть ее, а не раздеть. — Своей игрой. Видимо, я азартный человек. — Вы даже не представляете, насколько, — хрипотца в его голосе почти заставила девушку застонать. Александр пристально смотрел на нее еще с десяток секунд. Его глаза были прищурены, будто бы он что-то задумал. Рене, вздернув подбородок, стойко выдерживала его усиленное внимание. Кожа тлела жаром. Между ног уже пульсировало. Ей это нравилось. Наконец, губернатор хмыкнул, отстранился от кровати и, покачав головой, сделал было шаг по направлению к камину, но резко обернулся в своем полудвижении. — И, Рене... — прошептал он, чуть слышно. — Да? Его глаза сверкнули, и в следующую секунду он порывисто потянул за края простыни, срывая ткань с ее тела. Девушка от неожиданности ахнула, но ее вздох резко превратился в приглушенный стон, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы, когда Александр в один миг опустился на покрывала и резко приник губами к ее обнаженной груди. Зубами мужчина потянул ее за один сосок, чтобы затем зализать свой укус языком, бережно растирая пальцами другой до мучительной твердости. Взгляд губернатора не покидал ее лица, его зрачки были расширены. Рене зажала себе рот ладонью, сдерживая рвущиеся из горла крики. Низ живота скрутило, между бедер невыносимо сильно пекло. Она подалась навстречу его нежно-грубым ласкам, выгибаясь в спине. Губы Александра смещались к центру, он пылко поцеловал ее в ложбинку, сжимая груди двумя ладонями все сильнее и сильнее, пока она не начала задыхаться, балансируя на тонкой грани между ярким удовольствием и деликатной болью. Он принялся спускаться по ее телу, провел зубами по ребрам, оставил слабый укус на коже. Рене судорожно хватала ртом воздух. Губернатор задержался около ее пупка, обвел языком его окружность. Глаза девушки расширились, с губ сорвался тихий всхлип. Ей хотелось открыть бедра, но он сделал это сам, резко отведя ее ногу в сторону и чуть вверх. Александр стиснул ее плоть ладонью, оставляя красноватые следы, проложил дорожку поцелуев еще ниже, и в момент, когда ей показалось, что он собирался пойти на повторение того безумия, что дарил ей ночью, губернатор отстранился. Он, улыбаясь, провел средним пальцем по своим влажным, чуть приоткрытым губам, утирая их. Рене была не способна двигаться. Не могла вспомнить даже, как дышать. Александр, словно бы нехотя, словно бы небрежно, опустил ладонь между ее бедер. Его пальцы оказались аккурат у входа в ее лоно. Девушка, тихо простонав, смогла нетерпеливо дернуться ему навстречу, вырываясь из своего оцепенения. Губернатор резко сжал руку, заставив Рене всхлипнуть, и посмотрел на нее так, что она моментально застыла, жадно наблюдая за ним, ее глаза были широко распахнуты. Ухмылка мужчины стала шире. Он лениво прочертил прямую линию по ее влажным складкам. Всего одну. Единственную. Но ее было достаточно. Девушка громко выдохнула. Приподняв одну бровь, Александр вновь поднес пальцы к губам, пройдясь сначала по нижней, а затем и по верхней. Они начали блестеть в лучах утреннего солнца. Его глаза не оставляли лица Рене ни на мгновение, словно он хотел убедиться, что она смотрит на него и ничего не упустит. Это было лишним — девушка не могла бы отвести взгляд, даже если бы хотела. Сохраняя зрительный контакт, Александр медленно погрузил два пальца себе в рот, фаланга за фалангой. Совершил несколько посасывающих движений. Он все же закрыл глаза и чуть задрал голову к потолку, смакуя ее наслаждение. Из его горла высвободился удовлетворенный стон. Рене тяжело сглотнула. Возбуждение брало в тиски. Александр распахнул веки. Вновь посмотрев на нее, он изящно отвел руку ото рта. Девушку неосознанно облизала уста. Кривая усмешка тронула губы губернатора, но она была полна не привычной иронии, а нежности. Он провел влажными от своей слюны и ее удовольствия пальцами по телу Рене вверх, до самого лица и крепко схватил ее за подбородок, удерживая на месте. На этот раз он не медлил. Александр пылко приник к ее губам в обжигающем поцелуе, давая девушке почувствовать и его, и саму себя на вкус. На языке застыла солоноватая горечь. Рене исступленно стонала в его рот. Время вновь превратилось в не более, чем условность. Тело девушки сгорало в огне, и она была уверена, что Александр об этом знает. Он был властелином этого ада. Наконец, губернатор отстранился. Всего на несколько дюймов. — Мне действительно не нужны уловки, чтобы видеть Вас обнаженной, моя девочка, — хрипло прошептал он в ее губы. А затем поднялся и уверенно зашагал к камину, так и оставив ее лежать совершенно распластанной на простынях, уязвимой и изнывающей от желания. Словно доказывая, что он может вернуть себе контроль над своими действиями так же быстро, как и потерять его. Но, несмотря на это, девушка смеялась. Заливисто и звонко. Она была счастлива. Дьявол. Какой же дьявол. Рене несколько раз медленно провела рукой между своих влажных бедер, чтобы хоть немного успокоить разгоряченное тело. Лучше не стало, и она расхохоталась еще задорнее, осознавая бессмысленность своих попыток утихомирить этот невыносимый огонь. Рене была на небесах, даже сгорая в адском пламени. Казалось, будто она разом получила все, о чем мечтала и чего хотела. Даже лучше, чем хотела. Девушка закусила губу. Она не видела Александра, но судя по его легкому смешку из другой части комнаты, он тоже был доволен происходящем. Рад. Возможно, даже счастлив. От этой мысли ее душа будто бы устремлялась ввысь. Почему-то Рене была уверена, что он редко испытывал подобные чувства, и оттого они ей казались еще более ценными. Девушка плавно приняла сидячее положение, оперевшись на одну руку. Смотрела, как Александр перенес котелок от камина к небольшому столу, чтобы перелить кипящую жидкость в изящный фарфоровый заварник. Он наполнял его под особым углом, чуть наклонившись, но при этом его спина оставалась абсолютно прямой. Губернатор внимательно следил за высотой струи, иногда ее меняя. Его губы медленно отсчитывали секунды. Было что-то особенное в том, как он отдавался этому делу, какая-то уникальная магия в его сосредоточении. Рене поняла, что почти не дышит, словно боясь спугнуть мгновение. Все, что она сейчас видела, все, что чувствовала, казалось таким родным. Он казался родным. И даже эта комната и злосчастный портрет на стене. В глазах защипало, девушка поспешно посмотрела в потолок и заморгала. Дом. Он — мой дом. Испытывая смятение, она свесила ноги с кровати и потянулась за халатом, надевая его. Мягчайшая ткань окутала кожу. Рене вцепилась пальцами в простыни и опустила голову, пытаясь привести в порядок дыхание. Тревога распространялась по телу, убивая о себя даже недавнее сильнейшее возбуждение. Поклянитесь мне, что никогда не позволите любви разрушить Вас. Никогда не растворитесь в ней полностью. Никогда не забудете о себе. Голос Александра, еще более хриплый, чем обычно, полный плохо скрываемого отчаяния, стоял в ушах. Если бы девушка закрыла глаза, то могла бы вновь увидеть одинокую слезу, чуть ли не ониксового цвета, в полумраке его комнаты. Александр просил, и она пообещала, хотя не до конца понимала, говорит ли правду. А он принял ее ответ чуть ли не слишком быстро. Возможно, потому что безумно жаждал в него верить. Рене передернуло. Она не хотела даже представлять, что с ней будет, если у нее отберут дом. Вновь. Она не знала, сможет ли найти новый. А главное — пожелает ли. За спиной послышался кристальный легкий звон металла о фарфор. Девушка обернулась. Александр вновь склонился над столом. Он бережно подливал сливки в чашку, из которой торчала палочка корицы, и перемешивал содержимое небольшой серебряной ложкой. Его брови были нахмурены, он даже закусил губу. Рене не смогла скрыть улыбки. Творит свое искусство. Наконец, губернатор распрямился и накрыл емкость блюдцем. — Дайте чаю настояться несколько минут, — не глядя на нее, словно все еще пребывая в процессе, промолвил Александр, пройдя к двум креслам. Девушка наблюдала за ним. Мужчина опустил чашку на низкий стол рядом со своей. Словно ощутив ее внимательный взор на себе, он обернулся к ней. Раньше Рене бы смутилась, но сейчас продолжала смотреть. Александр изогнул бровь в ожидании. Солнечный свет становился все ярче и, казалось, еще сильнее подчеркнул его темные круги под глазами. — Вы спали? — спросила девушка, аккуратно поднявшись с постели и сильнее закутавшись в шелковый халат. — Мельком, — хмыкнул губернатор и, слегка поведя плечами, вернулся ко столу, где готовил чай, чтобы привести его в порядок. Рене проследовала к креслам, на ходу надевая свои туфли. Аромат корицы становился все более заметным, от него будто бы веяло теплом. Она остановилась у стола и обернулась к губернатору, взглядом пробежалась по широкой спине мужчины, обтянутой черной тканью. Его руки ловко закручивали крышки банок. — Интересный ответ, — слегка прищурилась девушка. — Я боялся упустить момент, — тут же ответил Александр. — Нового нападения? Он застыл и, ей показалось, что тяжело вздохнул. Рене нахмурилась. Губернатор обернулся к ней. Его глаза были, как никогда, пронзительны. У девушки перехватило дыхание, а щеки отчего-то начали пылать. — Нет, — твердо ответил он. И этого одного слова для нее было достаточно, чтобы понять, что его нежелание спать не имело ничего общего с политикой, опасениями за свою жизнь или текущей ситуацией. Оно не имело вообще ничего общего с внешним миром — с чем-то, что не касалось их двоих. Ее и его. Александр смотрел на нее так, что даже по его молчанию Рене чувствовала, что причина в ней. Только в ней. Он слегка улыбнулся и вновь отвернулся, продолжая сортировать банки и металлические контейнеры. Ее сердце бешено колотилось. Хотелось смеяться, хотелось улыбаться. Ей было так хорошо. С трудом оторвав взгляд от высокой фигуры губернатора, Рене перевела его на кресло и, подняв оставленное Александром письмо, мягко опустилась на подушки. Когда она хотела отложить бумагу на стол, ее глаза случайно выхватили несколько первых строк. Мой прекраснейший самоцвет Рене застыла. Желудок неприятно скрутило. Настолько, что от запаха корицы начало мутить. Это было неправильно, и она это знала. Так же неправильно, как и врать, как и воровать, как и подслушивать, как и шпионить. И ее это никогда не останавливало. Не остановило и сейчас. Девушка бегло пробежалась глазами по строчкам. Почерк был другим — отсутствовали такие привычные для Александра острые резкие линии — буквы перетекали одна в другую мягко, почти калиграфически, женственно: «я преклоняюсь перед Вашим умом», «я могу наслаждаться Вами, а Вы — мной», «моя любовь к Вам сильнее времени, нерушимее обстоятельств». Рене зажмурилась, резко вдыхая носом воздух. Читать дальше было невозможно. Больно. Ей казалось, что она пылает изнутри. Он не мог. Не стал бы. Девушка судорожно пыталась отыскать в своем разуме хотя бы несколько вариантов, которые были бы способны объяснить наличие этого письма и его содержание. Но сознание упорно выбрасывало на поверхность только неприятные вопросы. А почему ты думаешь, что не мог бы? Мысли прыгали, перебивали друг друга. Потому что... Потому что... Рене не могла найти ответа. Его просто не было. Несмотря на то, что она подобралась к Александру, возможно, ближе всех людей на Земле, он продолжал ускользать даже от нее. Было бы опрометчиво утверждать, что она действительно знает его. Полностью. Его слова начали звенеть в голове. У меня должны быть секреты, Рене. И они будут. Они уже есть. Может, он и называл ее единственной, но она была не так глупа, чтобы думать, будто в его жизни никогда не было других. Хотелось разорвать письмо, хотелось разбить чашку, чтобы перестать слышать этот невыносимый запах корицы, от которого ей сейчас было тошно, хотелось немедленно покинуть эту комнату, забиться в какой-то угол и расплакаться. Почему-то мысль о наличии этих других была особенно болезненна именно в отношении Александра. Он всегда казался ей незыблемым и нерушимым. Верным. Рене медленно открыла веки, уставившись горящим взглядом в его спину. Губы дрожали. Она сжала их и несколько секунд попыталась просидеть неподвижно, чтобы успокоиться. — Александр, что..., — наконец, заговорила девушка и, видимо, преждевременно, потому что ее голос сорвался, она тяжело сглотнула. — Что это? Губернатор обернулся, и в первое мгновение на его лице было лишь вежливое недоумение, но затем он заметил письмо в ее руках. Мужчина застыл и резко выдохнул. Его глаза метнулись в пол. Виновато. Пристыженно. Такая реакция ранила чуть ли не больше, чем прочитанные ею интимные строки. Длинные пальцы Александра нервно поправили ремень халата. Он поднял свой взгляд на нее, и было видно, что ему далось это не просто. Рене казалось, что ее сердце стучит в ушах. — Я... надеялся, что побеспокою Вас этим немного позже, — промолвил губернатор, его тон казался напряженным. — Когда ситуация с дофином и Коршунами разрешится. — Побеспокоите? Вашими секретами? — Рене чуть было не захлебнулась от возмущения. — Вашей чувственной перепиской с кем-то? Мне теперь тоже к Вам обращаться «мой прекраснейший самоцвет»? Вам так нравится? — Вы великолепны и грозны в Вашей ревности, мадемуазель де Ноай, — глаза Александра недобро сверкнули. — Теперь я даже жалею, что не сказал об этом раньше. Она мрачно хмыкнула в ответ на такой своеобразный комплимент, судорожно сжимая бумагу в кулаке. — Оставьте, — прошипела она, злясь все сильнее. — Не играйте со мной. Не сейчас. Девушка швырнула письмо на стол и уже готова была подняться, чтобы покинуть эти проклятые покои, пока она на самом деле не успела расплакаться, но Александр пересек расстояние до нее в несколько шагов — так стремительно, что Рене сама не поняла, как это произошло. Казалось, что он был в другой стороне комнаты буквально секунду назад. Мужчина положил указательный и средний пальцы ей под подбородок, каким-то немыслимым образом одновременно удерживая ее на месте и приподнимая голову на себя. — Не унижайте меня своими подозрениями, мадемуазель, — вкрадчиво прошептал он. Рене хотелось скинуть с себя его руки, но тело оцепенело. Лишь глаза горели адским огнем. По крайней мере девушке хотелось в это верить. Ноздри Александра раздувались. — Переписка не моя, — промолвил губернатор, его голос подрагивал от едва сдерживаемой ярости, как бы он ни старался этого скрыть. — Раз уж начали читать чужую корреспонденцию, то извольте хотя бы сделать это полностью, Рене. Он отнял руку от ее лица и, наклонившись, поднял письмо со стола, протягивая назад девушке. Настойчиво. Настолько, что даже дикая ярость, которая сейчас кипела в ней, уступила перед силой и давлением его взгляда. Рене раздраженно выхватила помятую бумагу из его рук и опустила к ней свой взор. Моя драгоценность, Мой самый прекрасный самоцвет, Несправедливо, что я не могу обратиться к Вам по имени, но я понимаю Вашу осторожность и попытку защитить себя, меня и все, что между нами. Я преклоняюсь перед Вашим умом и Вашей мудростью. Когда я пишу эти слова, мое сердце переполняется самыми горячими чувствами, ибо Вы, любовь моя, — маяк, который ведет меня сквозь самую темную ночь. Я вспоминаю наши встречи. Те недолгие, такие недостаточные и мимолетные моменты чистейшего счастья, когда я могу наслаждаться Вами, а Вы — мной, забыв о правилах, пристойностях, условностях и самом короле. Я вспоминаю Ваши глаза — прекрасные и выразительные, словно два чистейших изумруда. Я вижу в них тайны и мечты, которые заслуживают, чтобы их оберегали, а не ограничивали рамками Солнечного двора. Я хочу, чтобы Вы нашли это освобождение во мне. Я жажду быть тем, кто будет держать Вас за руку, пока мы идем по залитым лунным светом садам, где наш шепот будет унесен легким ветерком, оставляя только отголоски нежности в шелесте листьев и мягком пении ночных птиц. Моя любовь к Вам сильнее времени, нерушимее обстоятельств. Я понимаю, как много над Вами довлеет, как отчаянно Вы боретесь за то, чтобы больше не быть подвластной никому, кроме себя. Я буду рядом. И я буду терпелив. Вы всегда сможете рассчитывать на меня. На мою помощь, на мою поддержку. Я смиренно жду того дня, когда мы сможем сбросить тяжелые оковы нашего совместного секрета, и вместе примем судьбу вдали от интриг, от слухов, от прошлого. Подле Вас я представляю жизнь, полную счастья и свободы, где наша любовь сможет цвести, как самый изысканный цветок. Король обладает властью над всеми, но не над Вами. И не надо мной. Не над нашими сердцами. Я знаю, что Вы предпочитаете меня. В моей душе нет ни единого сомнения.

Вечно Ваш,

Лу

Рене вновь прикрыла веки, пытаясь справиться с накатившей волной разных, порой противоречащих друг другу, чувств. Облегчение. Смятение. Даже понимание, ибо мысли, изложенные в письме, казались странно знакомыми и близкими. Жгучий стыд и сожаление. Хотелось закрыть лицо руками, чтобы как-то спрятаться от воспоминаний о своей первоначальной реакции. Девушке было неловко, что она вообще прочитала эти строки. Казалось, что ей удалось непрошено влезть в жизнь чужого человека. Сведения, которые не должны были ее касаться, налипли теперь, словно грязь на кожу. И, наконец, недоумение. Рене подняла глаза на Александра. Он внимательно наблюдал за ней. — Переписка Лу де Рогана, послание адресованное мадам де Монтеспан? — спросила девушка, нахмурившись. Губернатор коротко кивнул и аккуратно забрал бумагу из ее рук, бережно сворачивая письмо и разглаживая заломы — символы ее вспыхнувшей ярости и ревности. — Перед отбытием в Париж я попросил своих шпионов особенно тщательно следить за герцогом, — не отрываясь от своего занятия, сообщил губернатор. — Это удалось перехватить вчера. — Я ничего не понимаю, — девушка покачала головой. — Зачем Вам его корреспонденция с маркизой? Александр поджал губы и посмотрел на нее. Внутри Рене вновь вспыхнула тревога. Его взгляд определенно не сулил ничего хорошего. Мужчина устало провел рукой по лицу, задержав ладонь у лба. — Людовик попросил меня найти Вашего тайного любовника, Рене, — он оскалился и горько хмыкнул. — Король с трудом переносит холодность и безразличие по отношению к себе, а потому решил принять активные меры. Я согласился ему помочь. — Прошу прощения? Девушке казалось, что из нее разом выпустили весь воздух, а пространство спальни начало сжиматься вокруг. Ей не надо было напоминать о хрупкости их с Александром положения, но Рене не хотелось верить, что стены, которые их защищают, — не просто тонкие, но еще и почти прозрачные. Нет, я не позволю. Не сейчас. Не когда все наконец-то начало вставать на свои места. Дыхание девушки резко стало хриплым и поверхностным. Понимая, что на нее накатывает новый приступ паники, Рене сжала кулаки почти до боли, чтобы не дать своему разуму выйти из-под контроля. От понимания, что ее жизнь пытается контролировать самый могущественный человек в стране, по позвоночнику пробежала дрожь. Людовик обладал абсолютной властью. При желании, он был способен на все. В том числе и отобрать у нее то, что она испытала сегодня ночью, что испытывала утром, что испытывала каждый раз, когда Александр был рядом. Счастье. Словно почувствовав смятение девушки, губернатор положил ладонь на ее лицо и крепко сжал. Рене вновь подняла на него глаза, не обращая внимания, что они блестят. — Как Вы понимаете, мне очень важно не выйти в своем расследовании на самого себя, — прошептал мужчина, его взгляд заметно смягчился. — Мне нужно показать результат, и быстро. Иначе этот вопрос Людовик может поручить кому-то другому. Мне больше нравится быть хищником, а не добычей. Он опустился перед Рене на колени. Так же, как и вчера. Александр пытался выглядеть уверенно, но она уже слишком хорошо его чувствовала. Он нервничал. Ситуация беспокоила его так же сильно, как и ее. — Это письмо идеально, Рене. Это наше спасение, — он поднял бумагу и слегка тряхнул ею. — Его даже подделывать не нужно. То, что герцог не назвал имени получательницы, — это подарок. Истинное везение, что у Вас с маркизой одинаковый цвет глаз и единый характер связи с королем. — Вы... Вы хотите подставить его, — понимание накатывало, сердце еще сильнее зашлось в груди. — Сказать, что он — мой тайный любовник. — Другого выбора нет, — Александр провел ладонью по ее щеке. — Луи де Роган — лучший кандидат. У меня есть то, что может быть использовано в качестве доказательства. Я могу его шантажировать. Судьба его истинной возлюбленной вскоре будет висеть на волоске. Я хочу попросить, чтобы Вы дополнительно придумали одно или два письма подобного содержания, адресованные герцогу. Для укрепления моей легенды. Этим можно заняться уже в Версале. Ему не будет, куда деваться. К тому же... — Что? — Лу подозревает, — Александр напряженно сжал челюсть. — О нашей с Вами связи. Он мне прямо об этом сказал. Ее глаза расширились. Девушку вновь начало мутить. Комната почти поплыла перед глазами. Рене вцепилась в запястье Александра, пытаясь удержать себя на плаву, не скатиться в отчаянье и истерику. Он положил вторую ладонь на ее колено и успокаивающе провел по нему. — Герцог — опасен. Но я не позволю ему воспользоваться своим потенциалом, — теперь голос губернатора звучал почти металлически, несмотря на трепетность его прикосновений. — У меня выгодная изначальная позиция. Я могу исполнить приказ Людовика и устранить угрозу для нас одновременно. Лучшего решения не найти. Она смотрела на него и понимала, что сквозь маску человека с ней сейчас вновь говорит зверь. Александр снова выпустил его наружу. Расчетливый, безжалостный, непоколебимый, невозмутимый, готовый на все. Рене сглотнула. Он действительно идеально контролировал эту свою сторону. Вызывал ее именно тогда, когда она была необходима. — Вас не будет беспокоить, что я начну писать любовные послания другому мужчине? — склонив голову, задумчиво промолвила девушка. — Не будет до тех пор, пока я знаю наверняка, что в них нет ни крупицы правды, — зрачки Александра чуть расширились. — Вы ведь знаете, как сильно я люблю, когда Вы лжете, мадемуазель. — Вам лгать становится все сложнее. — Я верил лишь в ту Вашу ложь, Рене, в которую желал верить, — губернатор положил вторую ладонь на ее лицо, слегка сжал щеки девушки с двух сторон, его голос звучал страстно и отчаянно. — Лгите другим, мадемуазель. Не останавливайтесь. У Вас прекрасно получается, и мне так это нравится. Вы сделаете это для меня? От его слов по телу пробежал жар, а низ живота скрутился. Ее губы приоткрылись, Рене едва сдержала сдавленный стон. Наверное, она все же была неисправимой грешницей. Тут не помог бы даже Жак-Бенинь, исповеди и индульгенция. Мы с Александром слеплены из одного теста. Она пошла бы и на большее, чтобы сохранить их секрет. — Сделаю, — твердо промолвила Рене. — Я сделаю все, что будет необходимо. Губернатор улыбнулся и потянулся вперед, оставив долгий поцелуй на ее лбу. Рене прикрыла глаза, вдыхая его аромат, купаясь в нем, пока он не поднялся на ноги, выпуская ее лицо из своих рук. — Что его ждет? — спросила девушка, глядя на него снизу вверх, на душе было неспокойно. — Лу? — За любовные похождения пока что никого не казнили, — Александр одарил ее еще одной улыбкой, явно пытаясь успокоить. — Скорее всего, изгнание. Когда мы вернем дофина, когда все виновные будут под стражей, то возможно, мне удастся убедить Людовика пощадить жизнь маркизы де Монтеспан и ограничиться ее отлучением от двора. Тогда такое развитие событий даже станет для них чем-то вроде скрытого благословения. Если, конечно, их любовь действительно так чиста, как о ней пишет герцог. — Вы в этом сомневаетесь? — Очень сильно сомневаюсь, мадемуазель. Рене закусила губу и нахмурилась, отведя взгляд. Александр заметил. — Вас обеспокоил мой последний ответ? — рука губернатора легла на ее плечо. Рене кивнула, положив свою ладонь поверх его. Сила чувств обычно и проявлялась в критических, угрожающих ситуациях. По крайней мере, судя по многочисленным книгам, сказаниям и легендам. То, что Александр был не уверен в искренности привязанности между герцогом де Роганом и мадам де Монтеспан даже в спокойное время, не сулило ничего хорошего. — Ваш план настолько же дерзок, насколько и рискован, месье, — девушка подняла глаза на губернатора. — Что, если Лу будет настаивать на своей невиновности? — Людовик даже не даст ему объясниться. Я уверен. — Что, если даст? — Мадам де Монтеспан держит Лу в железной хватке, — взгляд Александра был тверд. — Он слишком сильно потерял голову, слишком любит эту женщину. Он все для нее сделает, признает любую вину. — Но Вы сомневаетесь в их чувствах. — Я сомневаюсь в ее чувствах. — Люди способны удивлять, — упрямо возразила Рене, беспокойство никуда не уходило. — Что, если герцог окажется принципиальным? Что, если он любит себя все-таки больше, чем кого-либо? Вы сами учили меня просчитывать даже самые худшие варианты. Рука Александра будто бы отяжелела на ее плече. Его ноздри затрепетали, а в глазах отразились одновременно решительность и сожаление. — Тогда я пригрожу проблемами для его сестры, — промолвил он, и было видно, что ему не понравилось в этом признаваться. — Нанетты? — ахнула девушка. Перед глазами встали вечно яркая, беззаботная улыбка и наивные чистые голубые глаза принцессы. Рене почти слышала в ушах ее веселое щебетание. Девушку начало мутить еще сильнее. В какую ужасную игру нам приходится играть. Она тяжело выдохнула. — Лу сам втянул сестру в эту гиблую историю, заявив, что Франсуаза-Атенаис должна была с ней встретиться в тот злополучный вечер, когда похитили дофина, — голос Александра звучал сухо, механически, он словно отключил все свои эмоции. — Мне не составит труда представить перед королем все так, словно принцесса Субизская заодно с заговорщиками. Такие люди, как герцог, готовы пожертвовать многим, даже собой, но не семьей. И не ее честью. — А если и этого будет мало? — выпалила Рене, тут же устыдившись, что именно этот вопрос обеспокоил ее больше всего. — Его слово — против моего и Вашего, а также инкриминирующих писем, — Александр изогнул бровь. — Угадайте, кому поверит Его Величество? Девушка кивнула, отведя взгляд. Затем еще раз. Ее дыхание чуть замедлилось, рука губернатора на плече будто бы давала ей опору. Но комок змей в животе продолжал бешено крутиться. — Нормально ли это, что я уже чувствую себя виноватой, хотя мы ничего еще не успели сделать? — прошептала Рене. Ладонь Александра проскользила по ее ключице и шее к подбородку. На этот раз мужчина не поднимал ее лицо на себя, но девушка знала, что он хочет это сделать. Она посмотрела ему в глаза. — Совершенно нормально, моя девочка. Даже прекрасно, — Александр мягко улыбнулся ей. — Это говорит о том, что Вы человек. С ее губ сорвался горький смешок. Да, я не богиня и даже не ее изваяние, в отличие от Вас. Девушка тяжело сглотнула. — Лу не безгрешен, но именно в этом — невиновен. Александр сверкнул глазами. — Убей или... — ...будь убит, — закончила за него Рене. — Я помню. — И я выбрал, мадемуазель, — он нежно провел пальцами по ее губам. — Я хочу будущего. Я борюсь за него, как могу. Возможно, мои методы не самые чистые и достойные, но это все, что у меня есть. Я не благородный господин и никогда им не прикидывался. — Александр... Ее слабый голос прервал стук в дверь. Рене застыла, а губернатор тут же метнул взгляд к выходу. Он громко выдохнул и покачал головой. — Гаэль пришел сделать перевязку, — промолвил мужчина, возвращая свое внимание к ней. — Я полностью ему доверяю. Он сохранит наш секрет. Но я не пущу его сюда, если Вы не хотите, чтобы он Вас здесь видел. В его глазах застыл немой вопрос. Он отнял руку от ее лица, словно давая понять, что не давит на нее и примет любой ответ. Рене слегка улыбнулась. — Мне нечего стыдиться, — промолвила она, пытаясь передать голосом всю свою нежность и уверенность. — Как и мне. Александр благодарно склонил голову и отошел от нее на несколько шагов назад, выйдя на центр комнаты. Рене плотнее закуталась в халат и подхватила со стола чашку с чаем, сняв с нее блюдце. Она сделала большой глоток. Идеальный. Девушка прикрыла глаза, откинувшись на спинку кресла. Стук в дверь повторился, немного настойчивее, чем в первый раз. — Месье Бонтан? — раздался приглушенный голос Гаэля. — Вы проснулись? Уже больше семи утра. — Входите, — громко промолвил губернатор, тон был повелительным и безмятежно спокойным. Рене услышала тихий скрежет петель, несколько размеренных шагов, а затем — легкий щелчок замка. Она сделала еще один глоток чая. — Доброе утро, месье Бонтан. Как Ваше плечо? — хирург был, как и всегда, учтив и вежлив. — Не доставляло ли беспокойства ночью? Рене не видела месье Фламбера. Он все еще был за ее креслом. Она наблюдала за Александром. Заметила, как его губы тронула легкая ироничная улыбка. — Доброе утро, Гаэль, — губернатор кивнул и сделал шаг навстречу собеседнику. — Плечо все еще не устойчиво. Периодически печет. Опираться на него — сущий ад. Взгляд Александра на секунду метнулся к ней, и воспоминания о прошлой ночи вновь заполонили разум девушки. Рене игриво приподняла бровь, его улыбка стала лишь шире. — Я бы не рекомендовал и вовсе опираться на него по меньшей мере несколько недель, — в голосе хирурга можно было четко услышать неодобрение. — Я надеюсь, Вы не додумались вернуться к физическим упражнениям? — Боюсь, Вы вновь назовете меня ужасным пациентом, — Александр покачал головой в напускном раскаянии. Рене не выдержала и громко фыркнула, еле успев прикрыться чашкой с чаем. В глазах губернатора мелькнули озорные искры. Она вновь услышала шаги, а затем боковым зрением заметила фигуру Гаэля. — Мадемуазель де Ноай? — хирург остановился как вкопанный. — Доброе утро, месье Фламбер, — беззаботно улыбнулась девушка, повернув к нему голову. Хирург в ошеломлении смотрел на Рене, периодически переводя взгляд на Александра. Глаза Гаэля задержались на ее халате, его вырезе, растрепавшихся волосах — и он густо покраснел, уставившись в пол. Месье Фламбер неловко поправил очки на переносице и прочистил горло, явно пытаясь понять, что сказать и как отреагировать. Рене с Александром переглянулись. — Гаэль, — губернатор нарушил молчание сам и улыбнулся, сделав еще один шаг к хирургу. — Вы оценили ночное светопредставление? Месье Фламбер хмыкнул и поднял голову. Казалось, что он даже облегченно выдохнул, похоже радуясь, что ему предлагают поговорить на совершенно другую тему. — Признаться, я испугался даже больше, чем во время настоящего нападения, — его горло покинул нервный смешок. — Думаю, Вам не избежать жалоб от соседей. Подозреваю, что моя реакция — не уникальна. Александр положил ладонь на плечо хируга. — Каково состояние раненых? — спросил он, улыбка мягко сошла с его лица, как только слова заполнили воздух комнаты. Рене в беспокойстве застыла, стыдясь, что сама вчера не задала этот вопрос Гаэлю, затерявшись в суматохе всего случившегося. Она с опаской ожидала ответа. — Тяжелого удалось стабилизировать, — месье Фламбер чуть нахмурился. — У меня есть слабая надежда, что он выкарабкается. Второй гвардеец будет в строю через несколько недель. — Никогда не устану говорить, что у Вас — золотые руки, — Александр сжал плечо хирурга прежде, чем отпустить. — Клод и Клови уже здесь? — Пока что прибыл лишь месье Летьенн. — Нам в любом случае нужно дождаться подмоги из Версаля, — губернатор кивнул. — Граф Манчини писал, что они прибудут ближе к полудню. Александр отошел к окну и аккуратно выглянул из-за шторы. Гаэль кинул еще один неверящий взгляд на Рене и тут же его отвел, вновь покраснев. Девушка спрятала свою улыбку за новым глотком чая. Она с удивлением осознавала, что не испытывает ни смущения, ни стыда. Чувство, которое одолевало ею, было удивительно похожим на самодовольство. — Какова ситуация вокруг особняка? — аккуратно спросил месье Фламбер, явно пытаясь себя отвлечь от неловкой ситуации. — Мадемуазель Барро передает, что активность сохраняется примерно на вчерашнем уровне, — Александр обернулся к хирургу через плечо. — Она увидела в округе около пяти новых всадников. Предполагаю, что по крайней мере кто-то из них — Коршуны. Ощущая новый прилив волнения, Рене поджала губы. Месье Фламбер вновь кивнул, в его жесте тоже считывалось напряжение. Он снова принялся с отсутствующим видом крутить обручальное кольцо на пальце. Александр повернулся к нему всем корпусом. — Эту ночь Вы уже проведете без страха за свою жизнь, — твердо сказал он, его глаза горели уверенностью. — Я обещаю Вам, Гаэль. — А за Вашу? — хмыкнул хирург, одарив губернатора тяжелым взглядом. — Боюсь, для того, чтобы достичь этой цели, нам придется немного потерпеть. Повисла тишина. Липкая, тягучая и некомфортная. Девушка пристально смотрела на Александра, но так и не смогла увидеть в его глазах ни страха, ни беспокойства. Он был спокоен и собран. Совершенно готов к любому исходу. Отчего казалось, что его жизнь важнее для нее или для Гаэля. Под ложечкой неприятно засосало. — Не будем терять времени, месье, — Александр вновь заговорил первым. — Начинайте колдовать надо мной. Я — в Вашей милости. Он прошел к кровати и, немного распустив пояс халата, плавно осел на нее. Затем губернатор оголил раненое плечо, черный шелк мягко съехал по руке вниз. Взгляду Рене вновь частично открылся вид на его обнаженную спину. Шрамы были еще заметнее. Россыпь бесчисленных линий и полосок. Пересекающихся, прерывающих друг друга. Ей снова захотелось поцеловать каждую из них. Возможно, в одну из следующих ночей. Девушка поднесла чашку ко рту. Мотивации сохранить их секрет любыми способами становилось все больше. — Рад видеть Вас в таком хорошем расположении духа, — промолвил Гаэль, подойдя к кровати с бинтами, железной миской, полной мази, и бутылкой алкоголя, которые он забрал с комода. — Это верный признак, что Вы идете на поправку. Хорошо выспались сегодня? Хирург опустился на простыни рядом с губернатором и принялся разматывать перевязку на его плече. — Признаюсь, я почти не спал, — Александр кинул мимолетный взгляд на Рене через плечо и улыбнулся, вновь оборачиваясь к хирургу. — Видимо, Ваши лечебные составы творят чудеса. Девушка почувствовала, как ее щеки начали пылать еще сильнее. Приятным обволакивающим огнем. Так горело счастье. — Составы, конечно... — фыркнул Гаэль. — Как бы не так! Он снял старые бинты с плеча губернатора, откинул их на пол и начал внимательно осматривать состояние шрама. Рене издалека показалось, что кожа вокруг раны стала чуть менее красной и воспаленной. Хирург смочил чистую ткань спиртом и приложил ее к руке Александра. Тот плотно сжал челюсть. — Когда я говорил про постельный режим, то имел в виду несколько иное, месье Бонтан, — пробормотал Гаэль, нахмурившись. — Мадемуазель де Ноай, Вас это тоже касается. Он обернулся к девушке. В его взгляде впервые было не смущение, а скорее строгость, почти граничащая с неодобрением. Рене виновато поджала губы и поняла, что ее жест был искренен. Они действительно не должны были поддаваться своим желаниям. Александру безусловно был необходим отдых. Но парадоксальным образом, несмотря на то, что она осознавала свою ответственность за его бессонную ночь, сожаления в душе девушки не было. — Возможно, в следующий раз нужно изъясняться чуть более однозначно, Гаэль, — губы Александра тронула кривая усмешка. — Вряд ли это совпадение, что сразу два человека Вас неправильно поняли. Рене прикрыла уста ладонью, чтобы не было заметно, как сильно они дрожат от едва сдерживаемого смеха. Дьявол. Сущий дьявол. Несколько мгновений месье Фламбер пытался сохранять серьезный вид, но в конце концов сдался и прыснул, покачав головой. Наложив на плечо несколько жирных слоев мази, он быстро и ловко перемотал руку губернатора свежими бинтами. — Что ж, хуже не стало, слава Господу, — сообщил он, вставая на ноги и собирая все принесенные вещи. — А лучше? — Александр поднял на него взгляд, и Рене четко услышала в его голосе надежду. — Я вижу позитивные изменения, месье Бонтан, — улыбнулся хирург. — Но не думайте, что это результат Ваших безрассудных действий. — И в мыслях не было, Гаэль. Месье Фламбер еще раз фыркнул и покачал головой, а затем отошел к комоду. Александр тоже поднялся с постели, накинул халат назад на левое плечо, и плотнее обмотал пояс вокруг талии. — Тьерри и Жером вскоре придут сюда с горячей водой, — Гаэль расставлял емкости в одному ему известном порядке. — Пожалуйста, распорядитесь подготовить то же самое для мадемуазель де Ноай, — промолвил губернатор, выйдя на центр комнаты. — Я уже сообщил слугам, месье Бонтан, — тут же ответил хирург. — Анетт поможет подготовиться к новому дню. — Пусть нам принесут завтрак в спальни, — Александр устало вздохнул. — Столовая сегодня будет использоваться не совсем по назначению. Гаэль повернулся и коротко кивнул. — Будет сделано, месье Бонтан. — Видимо, это намек, что мне пора вернуться в свою комнату, — Рене плавно поднялась с кресла, вернув чашку на столик рядом, и улыбнулась, повернув голову к Александру. — Благодарю за чай, месье Бонтан. Он, как всегда, был эксклюзивен. Губернатор отвесил ей учтивый поклон, его глаза блеснули. — Спускайтесь в столовую, как только будете готовы, мадемуазель. Она кивнула в ответ и, запахнув шелковый материал халата немного плотнее, принялась идти к двери. — Подождите, мадемуазель де Ноай, — услышала она за спиной голос Гаэля, он казался на редкость напряженным. Рене застыла и удивленно обернулась. Сначала она нашла взглядом Александра и считала на его лице такое же замешательство. Он, нахмурив брови, смотрел на хирурга. Тот уставился в пол и нервно теребил пальцы, скрепленные в замок перед собой. Девушка сделала два шага вперед. Почему-то идти было непросто. — Месье Бонтан... Мадемуазель... — Гаэль, наконец, поднял голову, его взгляд перемещался с лица Рене к Александру и назад. — Стоит ли мне приготовить полынный отвар? Для предотвращения возможных... последствий? Она застыла. Сердце громко стучало в груди. Девушка вновь слишком ярко почувствовала липкость между своих бедер. Рене в беспокойстве посмотрела на Александра и застала момент, когда он открыл рот, будто бы желая ответить, но затем губернатор резко одернул себя и зажмурился. Было что-то болезненное в его выражении лица в этот момент. Он медленно открыл глаза. — Насколько Ваш отвар безопасен, Гаэль? — голос мужчины звучал резко, хрипло. — Я разработал формулу с добавлением руты, шалфея и люцерны. Она показывает неплохие результаты. Но... — хирург поджал губы и посмотрел Рене прямо в глаза. — Побочные эффекты также наблюдались. Единичные случаи. Сердце пропустило еще один удар. Девушка опустила руку на спинку рядом стоящего кресла. Дыши. Дыши. Дыши. Пол казался опасно неустойчивым. — Единичные случаи чего? — чуть слышно спросил Александр. — Смерти, месье Бонтан. Рене чуть не поперхнулась воздухом. Во сне было очень хорошо, но реальность била по лицу наотмашь. Повисла тишина. Она смотрела в пол и краем глаза замечала, как губернатор сжимал и разжимал кулаки, словно пытаясь сдержаться. — Если решитесь на это, то первые несколько дней мадемуазель лучше быть под наблюдением врача, — мягкий голос Гаэля долетал до нее будто бы откуда-то издалека. — Или хотя бы в непосредственной близости от него. Девушка почувствовала на себе пристальный взор. Александр смотрел на нее, она была в этом уверена — только от его внимания кожа покрывалась такими мурашками. Рене медленно подняла на него голову. Когда их взгляды встретились, губернатор резко и внезапно отвернулся, быстро отойдя к окну, словно он боялся, что выражение лица, мимика или любой жест могут выдать его настоящие чувства. Но она успела считать ответ в его глазах. Он сказал бы «да». Просил бы выпить настойку. Для себя Александр уже все решил. Уже взвесил все риски. Возможно, даже в ту самую секунду, когда Гаэль озвучил свое предложение. Он был прав, но ей все равно было больно. Мужчина сложил руки за собой в крепкий замок, но несмотря на это, его пальцы подрагивали. — Пусть мадемуазель сама примет решение, — промолвил он, так и стоя к ней спиной. — Я не имею права посягать на ее волю сейчас. Рене еще крепче сжала спинку кресла, ошеломленная его словами. Комната уже почти кружилась перед глазами, но лишь его фигура была устойчива. Вечна. Люблю. Люблю. Люблю Вас. Больше всего на свете. Она одновременно благодарила его за то, что он отдал ей в руки эту ответственность, и безумно ее боялась. Рене глубоко вдохнула и перевела взгляд на Гаэля. Тот вновь смотрел в пол и кусал губы. — Я выпью, месье Фламбер, — твердо промолвила девушка. Периферийным зрением она увидела, как Александр резко повернул к ней голову. — Мы вернемся в Версаль лишь завтра к обеду, Рене, — выпалил он. — До этого времени сложно будет найти лекаря, если… Его голос сорвался, ушел в хрип и он вновь поспешно отвернулся. Девушка зажмурилась. Прошу, не делайте этот выбор еще более сложным. Умоляю. Она досчитала до трех и вновь раскрыла веки. Гаэль уже смотрел на нее. — Готовьте Ваш отвар, месье Фламбер, — повторила Рене, на этот раз еще и решительно вздернув подбородок. — Как Вам будет угодно, мадемуазель, — глаза хирурга были печальными. — Месье. Он поклонился им обоим и, еще раз неловко поправив очки, вышел из комнаты, тихо прикрыв за собою дверь. Дыши. Дыши. Дыши. Рене продолжала сжимать спинку кресла. Прошло не менее дюжины секунд, прежде чем Александр вновь обернулся к ней. Его руки больше не дрожали, на лице застыла безэмоциональная маска. Он совладал со своими чувствами, вновь представ привычной версией себя. Мужчина подошел к ней и, чуть помедлив, словно ему необходимо было время, чтобы преодолеть сомнения, положил руку на ее плечо и провел по нему вверх и вниз. Рене подняла на него голову. — Вы не должны этого делать, — сквозь внешнюю непоколебимость в его взгляде мелькнула грусть, но тон носил оттенок признательности. Рене улыбнулась, хотя ей казалось, что ее мышцы окаменели. Александр хорошо скрывал свое облегчение, но ей не хотелось обманывать себя. Главный королевский шпион с трудом допустил возможность будущего, которое проведет не в полном одиночестве. Через излом себя, он пустил ее в свою жизнь, душу и сердце. Дети точно не входили в его планы. Тем более... так. На руинах ее репутации, на пепелище чести. Двор косо смотрел даже на les bâtards royaux. Жак-Бенинь и вовсе утверждал, что они покрыты печатью дьявола. Рене не хотелось даже представлять, каких слов и эпитетов была бы удостоена она. — Не делайте вид, что не хотели, чтобы я приняла именно такое решение, — промолвила девушка, пытаясь скрыть горечь в своем голосе. — Я увидела ответ в Ваших глазах. Очень четко. Александр кивнул и поджал губы, на секунду отведя взгляд. Так, словно она его подловила. Рене с удивлением обнаружила, что благодарна ему. Он не стал возражать, не стал обманывать. Не пытался убедить ее, что ей почудилось, что его мысли и его внутренний монолог с самим собой был совсем другим. А она знала, что он смог бы прозвучать убедительно, его ложь была бы неотличима от правды. Ей бы даже захотелось в нее поверить. Александр сжал ее плечо, в линиях его лица, особенно в небольших морщинках в уголках глаз вновь промелькнуло нечто болезненное. — Мои желания никогда не имели значения... — Для меня всегда имели огромное… — И все же сейчас они абсолютно не важны, — губернатор покачал головой. — Это Ваше тело, Ваше здоровье и Ваша жизнь. — И я приняла решение. Ей казалось, что она пытается подтвердить свое намерение не столько для него, сколько для себя. — Мне жаль, что Вы стоите перед таким выбором, — красивые черты его лица исказились мрачным оскалом. — Жаль, что не могу защитить Вас от этого. Жаль, что я действительно хочу, чтобы Вы рисковали. Жаль, что лишь на Вас падает бремя последствий, которые могут стать результатом моей неосторожности и несдержанности. Рене видела, что он злится. На ситуацию, на себя, на кратковременную потерю контроля, на неспособность изменить прошлое. Александр, как мог, сдерживался, но раздражение прорывалось на поверхность. И он жалел, это тоже было заметно. С каждой секундой все сильнее. — Нашей неосторожности, — твердо исправила его Рене, не желая давать губернатору возможность утонуть в его привычном море самобичевания. — Я желала этого так же сильно, как и Вы. — Но бремя ответственности теперь принадлежит только Вам. Я хотел бы его разделить, — он опустил голову и прошептал одними губами, прикрыв глаза. — Невыносимо. Девушка положила ладонь ему на щеку. Он не шелохнулся. Не поднял на нее взгляда. Неподвижный и смиренный в своих подавляемых сожалениях и ярости. — Вы не можете, — Рене слегка провела ногтями по его щетине. — Я тоже хочу будущего, Александр. С Вами. Лишь с Вами. И я все сделаю, чтобы обезопасить его. Это мой способ. Не самый безопасный. Но другого у меня нет. Он посмотрел на нее, казалось, ошеломленный тем, что она почти дословно повторила его слова, сказанные десятки минут назад. Рене вновь улыбнулась, теперь гораздо мягче. И на этот раз даже почти искренне. Она потянулась на носочках и накрыла своими губами его. Едва касаясь, скорее лаская, чем по-настоящему целуя. Его хватка на ее плече стала еще крепче. Когда девушка отстранилась, Александр свистяще выдохнул. — До встречи внизу, — прошептала Рене в его кожу. — До встречи, моя девочка. Она сделала шаг назад, и он провел пальцами от ее плеча вниз, к ладони. — Сильнейшая и смелейшая из женщин, — его голос прозвучал хрипло и низко, скорее, как мантра, чем комплимент. Девушка отошла еще дальше. Мужчина все еще удерживал ее за кончики пальцев, прежде чем отпустить. Рене улыбнулась и с трудом отвернулась от него, чтобы ее губы не успели задрожать. Она чувствовала взгляд Александра на своей спине, пока не скрылась за дверью. Девушка шла пустынным коридором второго этажа. Дыши. Дыши. Дыши. Снизу доносились приглушенные шаги, пахло едой, где-то захлопнулась дверь, послышался звон металла. Белые полотна, закрывающие картины сопровождали ее, словно почетный караул. Рене все еще не чувствовала себя хозяйкой здесь, но желанной гостьей — уже почти. Кожа ладони там, где Александр касался ее, приятно покалывала. Девушка прижала одну руку к груди, стягивая ткань халата, пытаясь чуть надежнее прикрыть себя, хотя в этом и не было никакой нужды. Коридор оставался совершенно безлюден. Рене вошла в спальню. Светло-голубые тона стен казались почти чужеродными после насыщенного темного дерева покоев Александра. Анетт уже ждала ее. Она резво вскочила с кресла, при ее появлении. Глаза служанки слегка расширились от удивления, когда ее взгляд пробежался по фигуре девушки. Щеки Рене лишь слегка порозовели, но скорее от повышенного внимания. Ни стыд, ни смущение все еще не желали приходить. Возможно, потому что ночью она была счастлива, а счастье не может быть постыдным. Девушка остановилась перед большими емкостями с водой и, скинув туфли, приподняла подол халата, забираясь в одну из них. Анетт подошла к ней спустя мгновение. Помогла раздеться, сняла бинты с ладоней и колен, начала омывать ее кожу бережными, отработанными движениями. Она стирала с нее остатки мази, пота, парфюмов. Липких разводов между бедер. Дыши. Дыши. Дыши. Служанка обмотала полотенце вокруг тела девушки, опустилась на колени и тщательно протерла ее ноги. Рене, придерживая мягчайший хлопок, прошла к кровати и опустилась на нее, послушно ожидая дополнительных процедур. Анетт приблизилась к ней с металлической миской, полной новой порции мази. Она работала четко и почти так же быстро, как Гаэль, старательно закусывая губу и хмуря лоб. Рене улыбнулась. Она не знала историю этой женщины, но кажется, месье Фламбер воспитал из нее неплохую ассистентку. Когда с перевязкой было покончено, Анетт протянула девушке новые нижнюю сорочку и платье. Изумрудное, шелковое, расшитое золотой нитью и украшенное жемчужинами. Рене сдавленно сглотнула. К одежде прилагалась небольшая записка. Она тут же узнала острый, стремительный, резкий почерк Александра: Простите, что не даю выбора. Это единственное, что было готово в ближайшем ателье. Размер должен подойти. Я помню Ваши параметры наизусть.

— А.

Ее губы сами собой растянулись в улыбке, а тревога, поселившаяся в душе с момента, как месье Фламбер предложил приготовить полынную настойку, слегка притупилась. Лишь сочетание цвета платья и переливающиеся на свету жемчужины оставляли неприятный привкус на языке. Рука девушки инстинктивно дернулась к шее. Она размяла нежную кожу. По крайней мере не бархат. Рене покачала головой, не желая допустить, чтобы совпадения издевались над ее разумом. Она встала с кровати, позволив Анетт помочь ей одеться. Деликатные ткани сели по фигуре так, словно их подгоняли под нее. Служанка аккуратно боролась с лентами и шнуровками, пытаясь не сильно плотно стягивать ее талию, заботясь больше о комфорте, чем о красоте. Через несколько минут Рене была уже за туалетным столиком и смотрела в зеркало, как Анетт укладывает ее локоны. Видеть себя в этой спальне в любом другом цвете, кроме голубого, казалось странным. Девушка бездумно водила пальцем по вырезу платья. Она почти погрузилась в некое подобие забытья наяву, когда в дверь постучали. — Войдите, — механически ответила Рене, почти не осознавая происходящего. В проходе показался месье Фламбер. Он неловко помялся на пороге, а затем, глубоко вздохнув, прошел в комнату. Хирург держал в руках граненый стакан с зеленовато-бурой жидкостью внутри. В горле Рене пересохло, а тревога накатила с новой силой. Дыши. Дыши. Дыши. Она наблюдала за приближением Гаэля в зеркало. — Принесли мой яд? — спросила девушка, голос прозвучал почти жизнерадостно. Месье Фламбер застыл в нескольких шагах от туалетного столика. Рене увидела, что он заметно вздрогнул и побледнел. Даже Анетт кинула на хирурга удивленный взгляд через плечо. — Прошу, не называйте это так, мадемуазель де Ноай, — с трудом смог выдавить из себя Гаэль. Словно пересилив себя, он преодолел оставшиеся пару пье и поставил стакан с настойкой слева от девушки. Его руки тряслись, несколько капель вырвались наружу, они скатились по фигурному стеклу на светлую деревянную поверхность. Рене опустила глаза. Ничего хуже действительно сказать, наверное, было нельзя. Она шумно выдохнула, вспоминая слова Александра о лаудануме, о судьбе его матери. Гаэль явно пытался не думать о своем возможном участии в смерти еще одной обитательницы комнаты в голубых тонах. Казалось, что этот особняк состоял из сплошных параллельных линий. Либо был замкнутым кругом. Рене надеялась, что такое ощущение — обманчиво и они двигаются хотя бы по спирали. Вверх. — Я приношу свои извинения, что побеспокоил Вас, мадемуазель. Рене подняла глаза и успела заметить лишь, как Гаэль дергано поклонился, а затем стремительно зашагал к двери. — Простите, — поспешно выпалила девушка ему вслед. Хирург застыл, но не повернулся к ней. Рене продолжала смотреть на его скованную и зажатую спину. — Я пытаюсь быть сильной. Пытаюсь относиться к этому спокойно, — она горько усмехнулась. — Видимо, моя защитная реакция приняла форму ерничества. Вы не виноваты в моем выборе. И ответственность за его последствия тоже будет лежать не на Вас, месье. Гаэль медленно обернулся. Их взгляды встретились в отражении. Комната была настолько плотно окутана напряжением, что его ощутила даже Анетт. Женщина нахмурилась, ее глаза метались между месье Фламбером и Рене. Руки служанки застыли в волосах девушки. — Вы действительно уверены, что это Ваш выбор? — после длительной паузы промолвил хирург, поджав губы. — Мой, — не раздумывая, ответила Рене, хотя ее сердце пропустило несколько ударов. — Хотите сказать, что поступили бы так же, если бы не были вписаны в рамки, которое задает наше общество? Рене молчала, только пульс громко бился в висках. Дыши. Дыши. Дыши. Ощущать себя птицей в золотой клетке было неприятно. Но еще неприятнее — понимать, что ей приходится любой ценой цепляться за эти искрящиеся прутья, потому что, если они исчезнут, то свобода убьет ее. Холодом, голодом и презрением. Певчие домашние птицы не выживали после сытого заточения. Громкое имя и безупречная репутация — единственное, чем она могла распоряжаться. — Я бы сказал, что выбора у Вас не было вовсе, мадемуазель, — выпалил Гаэль, в тоне хирурга смешались одновременно печаль и злость. Возможно, он смог что-то считать в ее взгляде. Иначе было сложно объяснить, почему его реплика так резанула Рене по сердцу. — Нет смысла об этом говорить, месье. Наше общество — неправильно, но другого у нас все равно нет. И не будет. Она покачала головой. Анетт, словно вырвавшись из оцепенения, вновь начала перебирать пальцами ее пряди. Гаэль мрачно кивнул. — Вы молоды, мадемуазель де Ноай, — уже чуть мягче промолвил он. — У Вас должно быть отменное здоровье. Ваш организм сейчас на пике — у него огромные ресурсы. — Вы таким нехитрым образом пытаетесь приободрить меня и убедить, что я не умру? — девушка приподняла бровь, нервный смешок сорвался с ее губ. — Нет, это было бы непрофессионально с моей стороны, — месье Фламбер уткнул руки в бока, отыскав ее глаза в зеркале. — Я не могу дать таких гарантий. Никто не может. Он порывисто снял с переносицы очки и посмотрел в потолок, устало протирая веки пальцами. Анетт, уложив у лица девушки последние локоны, отступила от стола и, поклонившись, поспешила выскользнуть из комнаты — подальше от всей тревоги, от всей засасывающей безнадеги, что поселились здесь. Рене в очередной раз испытала что-то сродни зависти. — Иронично, — неожиданно подал голос Гаэль. — Что именно, месье? — девушка обернулась к нему, оперевшись рукой на спинку стула. Хирург водрузил очки назад на нос и обвел взглядом спальню, задерживаясь, казалось, на каждом дюйме этих стен. — Еще вчера я так опасался поделиться с Вами правдой, гораздо менее ужасной, чем эта, — он неверяще хмыкнул. — А сегодня не могу заставить себя соврать. — Я благодарна Вам за это, месье Фламбер. Рене склонила голову. Она говорила абсолютно искренне. Ложь, в том числе и та, что была сказана во благо, надоела до чертиков. Даже если золотую клетку невозможно было покинуть, хотелось хотя бы осознавать ее размеры. Понимать, как далеко от тебя прутья, и есть ли еще пространство для маневра. Или все, что остается, — это прижиматься к безразличному сверкающему металлу и задыхаться, видя перед собой свободу, которую никогда не удасться ухватить. Месье Фламбер подошел к ней и, с неожиданной для него уверенностью, положил ладонь на ее плечо. — Вы еще можете остановиться, мадемуазель. Можете вылить эту настойку на пол, — он кивнул на стакан и сжал свою руку крепче. — Александр не осудит, я уверен. — Я знаю, — Рене подняла на него голову. — Но, возможно, я сама себя осужу. Гаэль улыбнулся ей. Мягко, как и всегда, видимо, по привычке, потому что эта эмоция не достигла его глаз. Он кивнул и еще раз поклонился. Больше не сказав ни слова, хирург покинул комнату. Казалось, что чуть ли не поспешно, словно он как можно быстрее стремился избавить себя от всей этой ситуации. Дверь за ним закрылась чуть громче, чем обычно. Рене посмотрела на стакан с зеленой жидкостью. Долго. Пристально. Минуты шли, она кусала губы. Мысли крутились в голове. Сомнения. Возможности. Страхи. Варианты. Виски ныли тупой болью. Двор был сосредоточием любовных похождений, тайных романов и скандальных интрижек. Ни одно мероприятие принца Филиппа не обходилось без чего-то подобного. Природа его вечеров почти ни для кого не была тайной. Все знали, что каждый его гость мог потенциально участвовать в деяниях, порицаемых настолько, что отпустить этот грех смогло бы только чистосердечное раскаяние, озвученное перед священником. И то лишь, если Вы — мужчина. Но все старались сделать вид, что ни о чем не ведают. Если не было последствий — то отсутствовало и само компрометирующее событие. С улицы послышалось какое-то оживление, Рене четко уловила скрип открывающихся ворот. Она встала и рывком подняла стакан со стола, отойдя к окну. Девушка отодвинула штору и выглянула наружу. Во двор въехала карета, украшенная тремя золотыми лилиями, за ней тянулась вереница мушкетеров на конях. Сердце начало стучать быстрее. Вскоре нужно было спускаться. Рене посмотрела на мутную жидкость в стакане. От нее исходил резкий, прелый запах. Девушка нахмурилась. Последствия наступали далеко не всегда. Катерина успешно уворачивалась от них годами. Королева Анна и вовсе отчаянно желала их, но терпела неудачу за неудачей. Десятилетиями. Случай. Просто слепая лотерея. Рене решительно стиснула челюсть. Она не собиралась быть заложницей вероятности. Хотела сама контролировать свою судьбу. По крайней мере так она была бы уверена, что сделала все, что могла, чтобы сохранить для себя будущее, к которому она стремилась. Будущее с ним. Девушка поднесла стакан к губам и сделала большой глоток. Пойло было горьким на вкус, вязало язык, горло сжималось. Она зажмурилась, пытаясь пить залпом. Когда стакан был осушен до дна и Рене вновь открыла глаза, во двор въезжала еще одна карета в окружении мушкетеров. Ворота за ней плавно закрылись.