Cтатуя

Ночь всегда была так прекрасна. Звезды над головой. Мягкий свет Луны, заливающий бескрайнюю ширину и пустоту раскинувшихся полей. Александр знал, что его кожа всегда оттенялась серебром в этом потустороннем сиянии, и оттого он даже казался на несколько лет моложе. Губернатор тонко и печально улыбнулся. Он сейчас находился там, где и должен был. В темноте. Она казалась ему второй кожей — уютной и знакомой. Даже плечо сейчас будто бы ныло меньше, чем обычно. Он дышал этим мраком, купался в нем, наслаждался его тягучей вязкостью. Тьма освобождала от оков условностей и притворства, от ограничений, от масок. Возможно, только благодаря ночи они не вросли в его кожу. Порой темнота освобождала его даже от самого себя — от разума, от воспоминаний, от страхов, от сомнений, от боли — от всего, что стискивало железной хваткой его естество. От того, что было трудно забыть. Так происходило всегда — с самого детства, когда он, лежа на животе, смотрел в одну точку на дальней стене, а агония, которая до этого покрывала каждый дюйм кожи его спины, постепенно уходила, и он понимал, что выживет. И затем доказывал это каждый день. Помни, сын, днем создается лишь видимость принятия решений. Простая иллюзия. На самом деле королю все всегда должно быть известно с ночи. В темноте — все секреты, в темноте — власть, в темноте — правда. Она должна стать твоим доминионом. Никого не пускай в свою тьму. Она обязана принадлежать только тебе. Конечно, каждый раз, когда Александр вспоминал о детстве, в голову вторгался голос отца. Мужчина скривил губы в презрительной усмешке. Видимо, он все-таки был неисправим, и никогда ему не отпустить этой части себя, ибо она и была его фундаментом. В конце концов, именно отец показал ему когда-то путь сквозь тьму. Тайные проходы, физические тренировки, обучение, яды, первая сеть шпионов, созданная из дворцовых слуг — это все наследие, полученное в подарок. Лишь после он был предоставлен сам себе. Через пару лет его информаторы уже наводнили Париж. Когда его шпионы были в каждом уголке Франции, отец еще был жив, и Александру казалось, что он видел гордость в его глазах, но она была словно неполной. Будто бы ему всегда оставляли пространство, ожидали большего. Хотели, чтобы он стал еще более идеальным и омертвевшим. Нужно было лишь отрезать еще немного души, окаменеть еще сильнее, измазать руки кровью еще выше. Ему всегда казалось, что он может больше, что он докажет, что он превзойдет даже недостижимые ожидания. Теневой доминион лишь расширялся. Арно принес в его сумеречную корону последний бриллиант — преступный мир, но отец этого момента уже не застал. Александр остался во тьме в одиночестве, как тот и хотел. На долгие семь лет. Губернатор вытянул руку вперед, пристально глядя, как Луна отражается от оливковой кожи его длинных тонких пальцев. Действительно, как серебро. Его тело болело. Клод был абсолютно прав, когда назвал повозку «адской». Она, конечно, не предназначалась для длительных поездок. Плечом мужчина чувствовал приятную тяжесть. Непривычно. Он улыбнулся. Рене заснула на второй час их не самого увлекательного путешествия. Она ни разу не пожаловалась на неудобства и даже всеми силами пыталась оставаться в сознании. Просила говорить с ней, не дать ей выйти из момента, не хотела оставлять его наедине с собой. Александр выполнял ее просьбу, но не слишком старательно. Его голос звучал низко, хрипло, тягуче, шепот был ласкающим. Не просто так — преднамеренно. И вот он уже видел, как ее веки наливались свинцом, как речь становилась все более неразборчивой и бессмысленной, пока она не замолкла окончательно, а безмятежная улыбка застыла на полных устах девушки. Она украшала ее лицо и сейчас. Голова Рене идеально лежала в изгибе его плеча и шеи, а Александр в очередной раз задумался, как же странно, что его тело будто бы было создано для того, чтобы соответствовать и дополнять ее. Словно они были двумя частями давно забытой, древней, потерянной во времени головоломки, случайно найденной лишь сейчас. Он провел рукой по шелку ее волос, и трепетная пульсация будто бы обволокла кончики его пальцев, кисть, а потом и всю руку. Рене была так же красива, как и вчера ночью. Длинные густые ресницы чуть подрагивали, кожа выглядела эфемерной и ангельской. Она представала такой хрупкой и нежной, что ему казалось, будто он может раздавить ее в любой момент. Уничтожить. Разрушить. Весом своих обязательств, своих демонов — всем, чем являлся. Но это была лишь очередная ее ложь, возможно, — самая мастерская из всех. Его самая любимая из них. Правда оказалась совсем иной. Рене порой была сильнее его самого. И он обожал ее за это. — Прекрасная… — прошептал Александр и, плавно наклонившись, оставил едва ощутимый порхающий поцелуй на ее лбу. Она благоухала цветами. Всегда, что бы с ней или с ними не происходило. Вечная весна, вечная жизнь. Луч ярчайшего света в его темном доминионе. Ему нравилось, как она озаряла все вокруг. Непривычно. Александр еще раз пропустил сквозь пальцы гладь ее волос. Такая безмятежная, такая спокойная в своем удивительном сне. Словно не он держал ее в своих руках, словно они не ехали навстречу неизвестности. У губернатора давило в груди. Воздуха было преступно мало, несмотря на свежесть вечера. Александр мягко отстранился от девушки. Она что-то невнятно пробормотала, но ее улыбка стала лишь шире, а губернатор не смог сдержать своей. Придерживая обмякшее, совершенно податливое и послушное тело Рене, он аккуратно оттолкнулся от стенки повозки и придвинул на свое место соседний мешок с кардамоном, бережно прислоняя голову девушки к его холщовой ткани, почти боясь лишний раз вдохнуть, чтобы не разбудить ее. Александр медленно поднялся. После долгого пребывания в одной, не самой удобной позе, конечности затекли и ныли. Пошатывало. Губернатор удержался на ногах. Он оперся руками на широкую балку повозки сразу за облучком. Сердце ускоренно стучало. — Долго еще, Жерар? — прошептал губернатор, голос вырвался новым хрипом. — Около получаса, месье Бонтан, — тут же с готовностью ответил извозчик. — Хорошо. Александр несколько раз кивнул, поджав губы. Они приближались к концу. Каким бы он ни был, завтра все должно завершиться. Он не позволит этой ситуации затянуться. В душе губернатора не было ни страха, ни волнения. Сложно по-настоящему напугать или удивить человека, который всегда принимал и был готов к любому исходу. Невозможно вывести из равновесия того, кто сам же и являлся равновесием. Орудием его достижения. Еще один дар, полученный в наследство от отца. Страшный, но полезный. Мужчина мягко оттолкнулся от деревянной балки. С трудом балансируя в раскачивающейся повозке, он прошел до самого ее края и присел, свесив ноги в воздух и уперевшись руками о шершавые доски. Александр вглядывался в темноту, которую они оставляли позади, плотную и непроглядную. Издали, сквозь раскидистые поля было слышно нестройное пьяное пение какого-то сельского гуляки. Мужчина горланил во всю силу своей глотки. Про вино, про свободу, про любовь. Не это ли жизнь, не это ли сон золотой? О, прекрасное время, и где ты? Где тебя носит, чёрт побери? Сколько бежать за хвостом кометы? Я знаю, что время уйдёт в седину Я знаю, что время придёт, и тогда я Белым по белому вам напишу письмо, Что в руках ваших в миг растает. Вьётся спираль у чужого виска Как ваши слова заливаются в угол Вместо масла и камня подбросьте песка Ну подаст ли мне кто-нибудь руку? Я не знал, что когда-нибудь я догорю И сегодняшний день я ровняю нулю Было ли мне суждено на плечах свое бремя нести К восьмигранному дубу? Не это ли жизнь, не это ли сон золотой? Он пел, не зная конца, не щадя своих связок, и впервые в жизни Александру хотелось вслушиваться в эту пьяную вакханалию, впервые ему хотелось сопереживать, впервые он слышал и узнавал в словах себя. Возможно, только вино — лишнее. Губернатор хмыкнул. Все было неправильно. Непривычно. Семь лет выстраданного упрямого одиночества — и все же он нарушил когда-то данное слово. Впустил Рене в свой мир, но, что еще хуже, — не хотел, чтобы она его когда-либо покидала. И это желание тоже было необычным. Колеса повозки надрывно скрипели, а пьяное пение разудалого гуляки постепенно затихало вдалеке. Александр глубоко и медленно дышал, будто бы впитывая в себя эту ночь. Шелест листьев на ветках деревьев, редкое приглушенное щебетание ночных птиц, слабое пыхтение лошадей. Губернатор вновь задрал голову к небу. К его свободе. Он не видел, но почувствовал, что Рене проснулась. Ощутил ее приближение даже спиной, каждой клеткой своего естества. Запах роз и жасмина прорывался сквозь терпкость кардамона, сквозь яркость корицы, сквозь сладость ванили — как и их обладательница сама никогда не обращала внимания на время, расстояния и любые условности в своем движении к нему. Он почувствовал, что девушка опустилась на колени сразу за ним. Нежные изящные руки обвили его торс. Поднимались выше по корпусу — по ребрам и груди к шее, где он смог перехватить одну ее ладонь и оставить на ней тягучий, чувственный поцелуй. Невозможно. Пусть Александр и не верил, но он решил стараться. Быть рядом с ней столько, сколько ему позволят. И до тех пор, пока она сама хотела видеть его в своей жизни. Губернатор лишь надеялся, что ее любовь к нему умрет раньше, чем общество разлучит их. Так было бы легче. Его же чувства не уйдут никогда, сомнений уже не оставалось, но это не имело значения. Он привык. Девушка положила голову ему на плечо, прижалась грудью к его телу. — Отдыхайте, Рене. Еще есть немного времени, — прошептал Александр, повернув лицо к ней и сильнее сжимая ее ладонь. — Ночью не удалось, уж я-то знаю. Он хмыкнул, а девушка немного отстранилась от его плеча, чтобы иметь возможность встретиться с ним взглядом. Он увидел в ее изумрудных глазах жар того воспоминания, томление, ожидание, просьбу о большем. Его дыхание перехватило от силы ее желания. Рене облизала губы и улыбнулась, одновременно соблазнительно и невинно, а он был рад, что девушка прижимается к нему со спины, иначе сохранить даже видимость спокойствия было бы совершенно бессмысленно. — Я могла бы сказать то же самое о Вас, — промолвила она. Ладонь Рене от его шеи нежно проскользила к лицу, она провела ровную линию по скуле мужчины, прежде чем зарыться пальцами в его волосы. Александр печально улыбнулся и покачал головой. — Не могу, — он продолжал внимательно и пристально смотреть в ее искрящиеся даже в этой почти полной темноте глаза. — Пока не закончу с этим заданием. Ни мое тело, ни мой разум мне не позволят. Он не лукавил. Даже если бы Александр сейчас лег на деревянный пол повозки и попытался заснуть, ему бы в лучшем случае удалось погрузиться в тревожную дрему, полную живых, почти осязаемых образов. Совсем не приносящую ни успокоения, ни отдыха. Его голова была бы наполнена вопросами и вероятностями, он бы думал даже во сне. Просчитывал возможности, выискивал подвохи, оценивал бы все новые и новые сценарии. Все его естество вошло в состояние готовности к конфликту. Для таких мгновений он и тренировался всю свою жизнь. Его организм лишь реагировал. Он тоже мог не есть и не спать — так долго, сколько понадобится. Коршуны нашли достойного противника в его лице. Покой станет ему доступен, лишь когда враги Короны будут в тюрьме или в земле. Либо же он сам там окажется. И этот путь никогда не изменится. Таково его предназначение. — Они убивают Вас, — Рене обняла его лицо руками. — Ваше тело. Ваш разум. — Они или я сам? — Александр поднял на нее глаза и иронично выгнул бровь. — Я думала, что Вы контролируете все во Франции. — Все, — он твердо кивнул, стиснув челюсть. — Но Франция контролирует меня. Рене тяжело выдохнула, а затем судорожно сглотнула. Она аккуратно отняла от него руки и немного отодвинулась. Александр, нахмурившись, наблюдал, как девушка повернула голову вправо, вглядываясь в темный простор полей. Ее профиль сиял в свете Луны. — Это когда-нибудь закончится? — едва слышно прошептала Рене. Его сердце неприятно дернулось в груди. Мучил даже не сам факт, что ей приходилось спрашивать о подобном. Еще сильнее все болело от осознания, что он не может сказать ей то, что она так отчаянно желала услышать, вопреки всему, что знала о нем. Такие мужчины, как я, дамам не нужны. Они с Рене решили пойти против этой правды, но она не стала от этого менее актуальной. Александр развернулся, закинув ноги на повозку и тоже сел на колени, почти вплотную к Рене. Он бережно дотронулся указательным и средним пальцами до ее щеки. Губернатор не давил, лишь ждал, совершенно уверенный, что она поймет вложенную в этот жест интенцию. Девушка посмотрела на него спустя несколько секунд. — Вы знаете ответ на этот вопрос, мадемуазель, — Александр склонил голову и ласково погладил бархат ее кожи. — Это потому что Вы не можете по-другому или не хотите? — выпалила она почти обвиняюще. — Я уже и сам не знаю. Губернатор скривил губы и отвел взгляд. Познавать себя было нелегко. К каким-то открытиям он, вероятно, даже и не был готов. Возможно, со временем. Если оно у него, конечно, будет. По крайней мере, теперь в нем было желание и даже готовность. — Как Вы? — выпалил Александр. — Полынная настойка не… Он замолк, коря себя, что так грубо попытался перекрыть ее беспокойство своим собственным. Но сейчас мужчина даже не мог толком сформулировать, что он хотел спросить. Она не отравляет Вас? Не доставляет Вам боли и страданий? Не убивает Вас? Все эти речи были лишь эвфемизмами вреда, который он же сам ей и нанес, полностью отдав себя. Исполнив ее желание. Александр сжал кулак свободной руки, пытаясь убедиться, что его ладонь на ее щеке осталась такой же мягкой и нежной. — Вы чувствуете себя хорошо после нее? — губернатор лишь слегка увеличил хватку на ее лице. — Все в порядке, Александр, — Рене накрыла его кисть своей и слегка улыбнулась. — Не думайте об этом. На Ваших плечах и так лежит слишком многое. Он хрипло рассмеялся. Звук больше походил на собачий лай. Ему не хотелось просить ее опять поклясться. Этого сегодня было уже достаточно. К тому же он успел увидеть своими глазами, что она могла мастерски врать даже в своих обещаниях. Он бы не понял подвоха. Не тогда, когда ему самому отчаянно хотелось верить в сказанное. Александр взял руку девушки, лежащую на ее коленях, и приложил к своей ключице. — Вы не на плечах лежите, Рене. Нет. Ниже, — губернатор провел ее ладонью по своей коже к центру груди, а затем чуть влево. — Вот здесь. Глубоко. Вечно. Она затряслась от его слов, а его сердце ускорило свой ритм под ее пальцами. — Mon a… Хрупкий выдох сорвался с губ девушки, и слова утонули в нем, так и оставшись недосказанными. От Рене волнами исходил жар, и он вновь почувствовал, как она дрожит. Видел, как сложно ей сохранять зрительный контакт. — Что Вы хотели сказать? — прошептал он пересохшими губами. — То, что Вам не понравится. — Закончите свою мысль, моя девочка. Александр прикоснулся к ее подбородку, желая приподнять его на себя, но она сделала это самостоятельно. — Mon amour, — голос Рене прозвучал гордо, ее рука стиснула ткань камзола над его сердцем. Уголки губ девушки приподнялись, и Александр тут же улыбнулся ей в ответ, плавно наклонившись, что бы вкусить ее уста, чтобы разделить вместе с ней это сладкое слово. В его поцелуе не было привычного напора или жажды. Это прикосновение демонстрировало не страсть, а нечто гораздо более сильное. — Мне нравится, Рене, — прошептал Александр ей в губы, очерчивая большим пальцем их окружность. — Не сдерживайтесь со мной. Оставьте это проклятие мне. — Въезжаем в Сен-Мор-де-Фоссе. Зычный голос Жерара заставил их отстраниться друг от друга чуть дальше. И действительно — повозка проезжала первые двухэтажные сельские домики. Вдали слышался звон колоколов и невнятные разговоры прохожих. Некоторые из них оглядывались на новоприбывших, любопытство в их взглядах быстро тонуло в полутьме. Александр сглотнул, его рука инстинктивно потянулась к карману. Он выудил оттуда все ту же шелковую ленту и быстро перевязал волосы назад в конский хвост. Наличие посторонних людей нервировало. Такая же примитивная маскировка создавала хоть какую-то иллюзию контроля. Они катились сквозь узкие улочки, тускло освещенные фонарями, который отбрасывали танцующие тени вокруг них, пока повозка продвигалась вглубь деревни. Лошади скакали ровной и непоколебимой рысью. Они проехали местную таверну. Доносящийся из нее смех и звон стаканов разливались в ночи. Аромат жареного мяса и свежего хлеба разносился по воздуху, смешиваясь с прохладными землистыми запахами ночи. Желудок Александра сжался — больше от голода, чем от слабого налета волнения. Жерар заставил коней свернуть на извилистую дорогу, ведущую вверх по пологому холму, огни деревни постепенно померкли позади них. Путь окаймляли высокие деревья, их ветви образовывали естественную арку, почти напоминающую церковную. Впереди было видно двухэтажный особняк — его силуэт выделялся на фоне ночного неба. Лунный свет заливал бледным сиянием каменный фасад здания, подчеркивая замысловатую резьбу и лепнину. Большие окна имения были темными, за исключением нескольких. Свет в них мягко мерцал, давая понять, что внутри кипит жизнь. Тяжелые железные ворота тут же начали открываться при их приближении, будто бы только этого и ждали. Хорошо. Александр надеялся, что такая реакция стражников на их прибытие, ярко свидетельствовала лишь об одном, — Клод и де Монлезен уже добрались на оговоренное место встречи без приключений. Губернатор поднялся на ноги, помогая Рене встать вслед за ним. Повозка покачивалась на гравийной дорожке, тихо похрустывая своими колесами. Мужчина не отпускал руку девушки, пока они, пошатываясь, не прошли в глубину, к облучку, петляя меж мешков со специями, и в конце концов не встали сразу за сидением Жерара, упираясь руками в деревянную балку. Ворота со звонким лязгом закрылись за их спинами. Они приближались к главному входу, минуя большой, но не самый ухоженный, местами даже дикий, сад. Александр прищурился, еще издали заметив одинокую коренастую фигуру, сидящую на верхних ступенях крыльца. Даже с такого расстояния было видно, что человек испускает в воздух темный сизый дым. Клод. Через секунду мужчина поднял голову и, резко вскочив, начал быстрым шагом приближаться навстречу повозке. Все стремительнее и стремительнее, в конце концов почти переходя на бег. Александр почувствовал, как стук его сердца тоже начинает заходиться неистовым ритмом. — Что-то не так? — Рене повернула к нему голову, словно бы ощутив этот бешеный темп его пульса, и казалось, что взволнованное состояние передалось и ей. — Клод беспокойнее, чем обычно, — прошептал Александр, комок встал в пересохшем горле. — Думаете, что уже есть новости о… — девушка не смогла закончить свою мысль. — Уверен, что есть. Губернатор стиснул челюсть, с силой впиваясь руками в древко балки за облучком. Его костяшки побелели. Перед глазами стоял сундук, полный частей тела Арно, и как бы сильно и яростно Александр ни старался отогнать эти воспоминания, они возвращались назад. Он силился пристальнее вглядеться в лицо приближающегося Клода, но пока что его черты безнадежно скрывала темнота. Так прошло несколько мучительных секунд, пока губернатор, наконец-то, не увидел, что бегущий ему навстречу мужчина улыбается. — Он добрался! Этот сукин сын выжил! — не выдержав, заорал Клод, когда до повозки было еще добрых несколько сотен пье. — Клови! Губернатор услышал громкий радостный выдох справа. В следующий миг Рене схватила его за локоть и, чуть сжав, тряхнула. Александр скорее почувствовал, чем увидел, что она смотрит на него. Ее глаза блестели радостью, а уголки губ были чуть приподняты. Он понял, что снова может дышать, и тиски, в которые были зажаты его легкие, плавно размыкались. Жерар громко рассмеялся, закидывая голову к звездному небу, словно и с его плеч спало напряжение. — Хвала Пресвятой Деве Марии! — извозчик быстро перекрестился. Клод уже был рядом с повозкой. Александр сделал шаг к ее краю и склонился над бортом, тут же вдыхая едкие пары табака. На лице его шпиона застыла странная эмоция, которую сложно было бы охарактеризовать как-то иначе, чем счастливый оскал. — Он в Мо? — быстро спросил Александр, рукой развеивая плотную вуаль дыма. — Да, — тут же ответил Клод, идя к парадному крыльцу вслед за повозкой. — Посыльный принес письмо буквально за десять минут до Вашего приезда. — Потери есть? Рене подошла ближе, вновь встав по правую руку от губернатора, ее голос чуть дрогнул в конце. Улыбка покинула лицо Клода, он сделал еще один мрачный затяг и поджал губы. — Одного гвардейца подстрелили. До Мо не дотянул, — буркнул мужчина, покачав головой. Губернатор свистяще выдохнул. Еще одна человеческая жизнь, отданная в попытке продлить его. Новость отозвалась неприятным нытьем где-то внутри и еще более постыдным облегчением. Весть о смерти не должна доставлять таких эмоций, но гораздо легче было ее принять, когда она носила под собой лишь имя, которое он узнает, когда будет высылать письма с соболезнованиями и обещанием поддержки семьям погибшим. У таких смертей не было истории, не было образов, не было воспоминаний. Отец когда-то учил Александра и вовсе не обращать на подобное внимание. — Не знаю, можно ли это назвать потерей... — продолжил Клод, вырывая губернатора из тяжелых мыслей, и иронично хмыкнул, — ...но Клови, судя по всему, лишился мочки правого уха. — Судя по всему? — Александр приподнял бровь. — Он не уверен? — Во-о! — почти перебил его Жерар. Кони заржали, а повозка остановилась перед парадным крыльцом с заметным креном. Губернатор вцепился в деревянный борт, чтобы удержаться, Рене почти опала на его правое плечо — Александр придержал ее за талию, морщась от нового приступа острой боли. Он яростно стрельнул глазами в извозчика. — Прошу прощения, месье Бонтан, — тот виновато вжал голову, оборачиваясь к нему через плечо. — Кони устали. Начали ерепениться. — Я попрошу месье де Монлезена выделить им кого-то, кто мог бы о них позаботиться, — твердо промолвил губернатор. — Около часа для отдыха у нас есть. — Благодарю, месье Бонтан, — Жерар смиренно кивнул. Александр склонил голову в ответ и, не теряя времени, прошел к краю повозки, аккуратно спускаясь, а затем привычно помог сойти на землю и Рене. Когда губернатор отпускал ее талию, девушка одарила его укромным взглядом из-под длинных ресниц, от которого у него, как обычно, перехватило дыхание. Мужчина сверкнул глазами и попытался спрятать улыбку, хотя это было и непросто. Клод подошел к ним, сделав еще один расслабленный затяг из своей трубки. — Клови пишет, что его пытаются заштопать, — шпион хмыкнул. — Надеюсь, у этого Вашего доктора ни черта не выйдет. Александр с Рене одновременно обернулись к нему. Девушка сложила руки на груди, всем своим видом явно демонстрируя неодобрение. Губернатор лишь нахмурился, недоуменно глядя на месье Летьенна. — Что? Меня всегда бесила эта его вечная побрякушка в ухе, — Клод невозмутимо пожал плечами. — Теперь хоть будет выглядеть мужественнее. Может, даже Бьянка смилостивится над ним. Рене фыркнула и, покачав головой, отвернулась, принявшись поправлять ткань юбок своего платья. — Какой мерзавец... — чуть слышно пробормотала она. Клод все равно ее услышал и тут же заливисто расхохотался. Было даже удивительно, насколько чуток оказался его слух, учитывая весьма посредственные, если не сказать слабые, музыкальные таланты. Александр криво усмехнулся. — Боюсь, если Клови лишится одной мочки, то просто наденет сережку в другую, Клод. — Вам когда-нибудь говорили, что Вы разрушаете надежды, месье Бонтан? — шпион страдальчески скривил лицо. — Рада видеть, что не я одна порой об этом думаю, — подала голос Рене, стрельнув взглядом в губернатора и разглаживая последние складки на лифе. Ирония в ее голосе была настолько заметной, что стало очевидно — девушка и не пыталась ее скрыть. Александр покачал головой, пытаясь надолго не задерживать взгляд на ее руках, поправляющих декольте. Он взял Клода за плечо. — О каретах, выехавших в Версаль, есть какие-то новости? — спросил Александр, пристально глядя ему в глаза. — Только о первой. Добралась, — месье Летьенн посерьезнел. — За ними увязалось не очень много Коршунов. Большинство продырявили пулями, остатки отошли, поджав хвосты. С нашей стороны подстрелили двух лошадей. Двое мушкетеров отделались легкими ушибами, один сломал ногу, еще у одного рассечение брови и, возможно, травма головы. Клод замолчал. Было видно, что он пытался сохранять спокойствие и безразличие, но усиленно двигающиеся желваки слишком явно выдавали его тревогу. Никаких новостей — это лучше, чем плохие новости. Александр чувствовал тяжелый взгляд Рене на себе. Прошло уже достаточно времени. Он понимал, что все они думают об одном и том же. Сердце пропустило еще один удар. — Месье Бонтан, — губернатор услышал за спиной громкий объемный баритон. Он обернулся. У входных дверей стоял Франсуа де Монлезен. Комендант тюрьмы выглядел, как и всегда, воинственно и устрашающе — горделивая осанка, колкий взгляд, плотно стиснутая челюсть, строгий темно-синий воинский мундир. Длинные рыжие волосы плавно опадали на широко расправленные плечи. — Месье де Монлезен, — промолвил Александр, принявшись размеренно продвигаться к крыльцу. — Рад видеть. Комендант Бастилии быстро спустился по ступеням и преодолел оставшееся расстояние в несколько широких строевых шагов. Губернатор протянул ему руку. — Хотел бы я сказать то же самое, если бы не обстоятельства, при которых мы с Вами встречаемся, — Франсуа де Монлезен крепко пожал ее, его лицо оставалось каменно-нейтральным. — Будь проклят характер нашей с Вами работы. Александр криво усмехнулся. Он проследил за взглядом коменданта, тот смотрел за его плечо. Его кустистые брови чуть приподнялись вверх. Губернатор обернулся и тут же установил зрительный контакт с Рене. Он чуть склонил голову, а девушка, поняв его без слов, сделала несколько шагов вперед. — Мадемуазель, познакомьтесь, пожалуйста, с Франсуа де Монлезеном, маркизом де Безмо, — объявил Александр, слишком торжественно, словно на Версальском приеме. — Ему выпала обязанность быть комендантом Бастилии в столь неспокойное время. — Бывало и хуже, — хмыкнул тот за спиной губернатора. — Месье, я благодарна Вам за службу Франции. Девушка склонилась в изящном реверансе, изгиб ее шеи походил на форму лепестков лилии. Александр шумно выдохнул через нос и повернулся назад к коменданту Бастилии. — Вам же позвольте представить Рене де Ноай, дочь маркиза де Лафайета, — прочистив горло и спрятав руки за спиной, промолвил губернатор, а затем приподнял подбородок вверх. — Мы с мадемуазель выполняем одну и ту же работу для Его Величества, но ей свойственен… несколько более деликатный подход. — Рад познакомиться, мадемуазель де Ноай, — Франсуа де Монлезен опустился в сдержанном поклоне. — Не часто Александр приходит ко мне в столь благородной и изысканной компании. Стоит ли говорить, что это приятное разнообразие, учитывая его обыкновенных спутников. Комендант Бастилии бросил неодобрительный взгляд на месье Летьенна и его дымящуюся трубку, после чего презрительно поджал губы. Шпион же подозрительно пристально и упрямо смотрел в другую сторону. Александр нахмурился. — Я так понимаю, Клод уже успел доставить Вам неудобства? — Намеревался начать курить в гостиной, сально шутил со служанками, несколько раз грубо выругался при моей супруге и детях, — продолжая прожигать месье Летьенна глазами, промолвил Франсуа де Монлезен, скрестив руки перед своей могучей грудью. — И все это за недолгие несколько десятков минут. — Могу заверить Вас, месье Бонтан, что служанки вовсе не возражали, — Клод криво усмехнулся, впервые проявив заинтересованность в разговоре. — Мое терпение лопнуло, когда я увидел его за попыткой научить моего сына держать мушкет, — комендант Бастилии перевел почти обвиняющий взгляд на Александра. — Справедливости ради, месье, последний навык сложно назвать бесполезным, — губернатор приподнял ладонь в примирительном жесте и услышал, как Рене за его спиной скрыла смешок деликатным кашлем. — Бога ради, ему четыре года, Александр! Сразу видно, что у Вас нет детей. — Я в таком возрасте уже умел охотиться на уток, — пожал плечами Клод. — Мне пришлось выгнать его на улицу, — выпалил Франсуа де Монлезен сквозь стиснутые зубы, явно демонстрируя, что не жалеет о своем решении. — Не переживайте. Вы мне тоже сразу не понравились, — месье Летьенн сделал несколько шагов навстречу коменданту и, приподняв голову, выдохнул ему в лицо дымом. — На порог своего дома я бы Вас даже не пустил. — Вероятно, если бы я там появился, это было бы в компании стражников, месье, — голос де Монлезена уже был больше похож на рык. — И у Вас бы не было выбора. — О, я бы не дал Вам повода там появиться. Несмотря на то, что комендант Бастилии был почти на голову выше, Клод совсем не выглядел испуганным — его оскал стал лишь нахальнее. Глаза де Монлезена пылали недобрым огнем. Пытаясь загасить уже явно длительно тлеющий конфликт, Александр положил руку на плечо графа де Безмо, заставив того, перевести свое внимание на себя. — Вы сделали все, о чем я Вас просил? — губернатор прищурился. — Да, и признаться, уже пожалел, — комендант кивнул. — Дети напуганы. Супруга отказывается со мной разговаривать за то, что я привел домой осужденного преступника. — Я обязательно заглажу свою вину перед ними, — Александр мягко улыбнулся. — Напишите мне, что им нравится, чем они интересуются. Я пришлю подарки в качестве извинений за то, что сделал их невольными свидетелями нашей с Вами работы. — Боюсь, запросы моей супруги Вы не потянете, месье Бонтан, — комендант Бастилии подавил зычный смешок. — О, Вы удивитесь, месье де Монлезен. Улыбка губернатора стала еще более самоуверенной. Он отпустил плечо мужчины и поднял голову к особняку, вглядываясь в несколько все еще горящих окон. Его ноздри начали раздуваться, волнение поднялось в груди. — Проведите меня к пленнику, — прошептал Александр, кинув косой взгляд на де Монлезена. Тот коротко кивнул. — Прошу за мной. С этими словами мужчина зашагал к крыльцу. Александр проводил его глазами, а затем обернулся к своим спутникам и вытянул руку в приглашающем жесте. Рене, слегка улыбнувшись, направилась вслед за де Монлезеном, ее огненные локоны плавно развевались на ветру. Клод с тяжелым вздохом закатил глаза и загасил трубку, начав идти вслед за Рене. Александр замкнул процессию. Быстро взбежав по ступеням вверх, комендант Бастилии открыл дверь и в проеме резко развернулся на каблуках. — Вы остаетесь здесь, — угрожающе зыркнув на Клода, мужчина не очень-то учтиво ткнул в него пальцем. — Я запрещаю Вам заходить в дом. Под любым предлогом. Месье Летьенн громко фыркнул и, оскалившись, прислонился спиной к стене возле входной двери. Шпион безразлично пожал плечами. — Не скажу, что и сам горел желанием войти, — буркнул он, скривив губы. Александр покачал головой. Франсуа де Монлезен любезно придержал дверь перед Рене, пропуская ее вперед и дожидаясь губернатора. — Клод, следите за обстановкой, — тихо промолвил Александр, поравнявшись с месье Летьенном. — Хвоста за нами я не заметил, но лишняя осторожность не помешает. — Хвоста? — тут же переспросил комендант Бастилии, в голосе послышалось напряжение. — Расскажу немного позже, месье де Монлезен, — губернатор перевел на него твердый взгляд. — Могу я также просить вас отдать распоряжение своим людям напоить и накормить моих лошадей? — Конечно, я сообщу супруге. Благодарно кивнув, Александр вступил в тускло освещенный просторный холл. Громче, чем это было необходимо, захлопнув за ними двери, Франсуа де Монлезен принялся вести их вперед сквозь коридоры особняка. Губернатор пытался не смотреть по сторонам — ему и без этого была очевидна непреодолимая разница между имением коменданта и его собственным. Этот дом жил. В нем было тепло, в нем горела надежда. Он слышал приглушенные голоса и разговоры. Детский смех. Декор, украшения и картины вокруг были тщательно и со вкусом подобраны. Рене чуть замедлила шаг, позволив губернатору поравняться с ней. Девушка, не глядя на него, дотронулась до руки мужчины. Александр на секунду сжал ее в ответ — их ладони затерялись в объеме шелестящих юбок Рене — прежде, чем отпустить. Даже мимолетного касания к ее мягкой кожи было достаточно. Дыхание губернатора замедлялось. — Месье Бонтан. Александр обернулся. Из арки, ведущей в ярко освещенную просторную комнату, судя по доносящемуся из нее аппетитному пряному запаху, — столовую, вышла привлекательная темноволосая женщина средних лет. Дорогие шелка и меха обтягивали ее пышную фигуру, легкие морщины успели залечь в уголках больших карих глаз. Она держала за руку рыжеволосую девочку лет десяти, а маленький смуглый мальчик прятался за юбками матери, сжимая их ткань. — Мадам де Монлезен, — губернатор отвесил глубокий учтивый поклон женщине. — Приношу извинения за вторжение во столь позднее время. Дело государственной важности. Он распрямился и едва сдержал кривую усмешку, успев заметить, как комендант Бастилии слегка ссутулился и даже чуть ли не вжал голову в плечи, в беспокойстве поглядывая на супругу. Та сделала несколько шагов к ним, после чего благосклонно кивнула. Александру показалось, что он услышал, как Франсуа де Монлезен облегченно выдохнул. — Пустое, губернатор Бонтан, — промолвила женщина властным и низким голосом. — Я всегда рада приветствовать Вас под своей крышей. Как и Вашу… спутницу? Мадам де Монлезен впилась своими внимательными темными глазами в Рене, осмотрев ее с головы до ног, после чего вновь перевела взгляд на Александра и приподняла бровь. Лицо губернатора осталось непоколебимым. — Мадемуазель, прошу познакомьтесь с моей женой, Моник де Пероль, дамой де Вильонэ, — промолвил комендант Бастилии, встав по правую руку от жены. — Добрый вечер, мадам, — Рене изящно изогнулась в реверансе. — Благодарю, что смогли принять нас. Поднимаясь, она незаметно отодвинулась подальше от Александра, создавая этим более приемлемую дистанцию. Умница. Губернатор почувствовал прилив гордости в душе. — Моник, хочу представить Вам мадемуазель Рене де Ноай, — Франсуа де Монлезен посмотрел на супругу сверху вниз. — Она любезно помогает губернатору Бонтану в его служении Короне. Женщина еще несколько раз перевела цепкий внимательный взгляд с губернатора на его спутницу и обратно. Наконец, она улыбнулась. — Ужин еще не успел остыть, — Моник де Монлезен плавно указала рукой в сторону арки. — Не желаете ли отдохнуть с дороги? — Я бы с превеликим удовольствием, мадам, но к сожалению, время совсем не на моей стороне, — Александр сложил ладони за спиной и расправил плечи, после чего в почти искренней досаде покачал головой, его желудок отозвался неприятной пустотой. — Обещаю в следующий раз нанести визит не в такой спешке и при гораздо более приятных обстоятельствах. — Конечно, месье Бонтан. Моник слегка повела плечами и даже попыталась изобразить на своем лице что-то сродни разочарованию, но эмоция была настолько мимолетной, что сомнений в степени ее правдивости не было. Мадам де Монлезен совсем не была расстроена. — Летиция. Леон. Пройдемте в гостиную, — она протянула руку сыну и крепче сжала кисть дочери. — Не будем мешать отцу работать. — Mon cœur, могу ли я попросить Вас распорядиться, чтобы конюхи позаботились о лошадях месье Бонтана? — Франсуа де Монлезен несмело положил ладонь на плечо жены. — Я займусь этим, mon cher, — Моник вновь склонила голову, а затем, напоследок окинула взглядом гостей. — Хорошего вечера. Комендант Бастилии слегка взъерошил волосы сыну и улыбнулся дочери, прежде чем супруга прошла вперед по коридору, уводя за собой детей. Шелест ее юбок и стук каблуков становились все менее звучными. Франсуа де Монлезен проводил удаляющуюся спину супруги взглядом и еще раз облегченно выдохнул. — Со мной она была куда менее любезна, когда я пришел домой с пленником. Мужчина обернулся к Александру и вновь начал идти в ту же сторону, куда изначально и направлялся. Они, не теряя времени, зашагали следом. Губернатор тихо хмыкнул. — Сила харизмы. — Сила памяти, — комендант Бастилии оскалился. — Благодарю еще раз. Вас и врача, спасшего жизнь моей дочери. Вы так и не дали нам с Моник возможности отблагодарить Вас. — Дал бы сегодня, если бы мы встретились чуть раньше, — Александр напряженно сжал челюсть. — Попросил бы помолиться за месье Фламбера. Того доктора. — Почему же не просите? — Уже или слишком поздно, или в этом и вовсе не было надобности. Франсуа де Монлезен одарил губернатора недоуменным косым взором. Александр же на остатках своей выдержки сохранил совершенно безучастный вид. Но внутри он был объят снедающей душу тревогой. Спустя несколько мгновений они остановились перед одной из дверей в самом конце коридора первого этажа, де Монлезен открыл ее, пропуская их в полутемные гостевые покои, освещенные лишь тусклым огнем нескольких свечей. Тяжелые гардины были задернуты, отчего спальня казалась настоящей темницей, несмотря на обилие дорогой мебели и изысканный декор на стенах. В центре пространства располагался одинокий массивный стул, к которому, как могло сначала показаться неведущему, была привязана женщина плотного телосложения в черном траурном платье с головой, покрытой едва прозрачной темной вуалью. Александр сделал несколько шагов вперед. — Недурно. Его действительно можно принять за даму, — губернатор хмыкнул. — Месье Робу весьма идет его новый образ. До этого сидевший смирно пленник встрепенулся, забился в своих путах, чуть раскачивая стул. Из его горла вырывалось протяжное утробное мычание. Франсуа де Монлезен вошел в комнату последним и поспешно закрыл за собой дверь, словно боясь расстроить и разозлить свою грозную супругу. Он остановился слева от Александра и скрестил руки перед грудью. — Вы даже не представляете, сколько стражников понадобилось, чтобы надеть на него эти тряпки, — комендант покачал головой. — Он брыкался так, словно от этого зависела его жизнь. — Англичане — люди гордые, — Александр пожал плечами. — Боюсь, что наш друг мог воспринять этот маскарад за грубейшее оскорбление. На эти словах пленник взвыл каким-то совсем уже животным рыком. Так отчаянно и громко, что губернатор услышал, как Рене сделала резкий удивленный вдох за его спиной. Мужчина обернулся к ней. В глазах девушки были написаны непонимание и ошеломление. — Тише! — рявкнул Франсуа де Монлезен. На удивление, пленник послушался и замолк, лишь продолжая и дальше раскачиваться на стуле из стороны в сторону. Комендант Бастилии устало провел ладонью по лицу и покачал головой. — Вы ведь понимаете, зачем нужны все эти сложности? Александр изогнул бровь, пристально вглядываясь в хозяина дома. Тот лишь тяжело выдохнул. — Учитывая, что его пытались убить сами Коршуны, я все еще до конца не уверен, что даже этого достаточно, — Франсуа де Монлезен скривил губы. — Вы предприняли все меры предосторожности, о которых я писал, когда вывозили его? — Замену произвели. В его камере сейчас сидит один из стражников, в чьей преданности я не сомневаюсь, — голос коменданта Бастилии отвердел, мужчина встал по стойке смирно, казалось, что он сейчас отчитывается перед самим королем. — Мои люди носят ему еду и питье в те же часы, что и обычно, чтобы создать видимость, будто ничего не происходит. Мы вели пленника в вуали, кандалы были заменены на веревки, чтобы не греметь. Я расставил только проверенных стражников в коридорах, где шел с ним, и на площади, когда садился в свой экипаж. Ехали без сопровождения, только в компании Вашего человека, чтобы не привлекать внимания, как Вы и просили. Пленник вновь пришел в беспокойство. С каждым новым словом, что произносил Франсуа де Монлезен, он издавал исступленный, почти жалобный стон, изо всех сил извиваясь в своих веревках, хотя это и было совершенно бесполезно. Рене поднесла ладонь ко рту. — Замолчите! — вновь зарычал комендант Бастилии. Его могучая фигура дернулась, и на мгновение показалось, что он почти был готов заставить англичанина умолкнуть физически, но остановил себя в последнюю секунду. Мужчина сжал и разжал кулаки, пытаясь восстановить дыхание. Пленник продолжал приглушенно скулить. — Хорошая работа, — Александр положил ладонь на плечо коменданта и крепко стиснул, словно бы пытаясь успокоить. — Слежки не было? — Не похоже. Иначе нападение уже было бы совершено. Мы были легкой целью. — Логичный вывод. Губернатор склонил голову и на секунду отвел взгляд, погружаясь в раздумия. Внимательные испытующие глаза Франсуа де Монлезена теперь сверлили его. Комендант напряженно прищурился. — О каком хвосте упоминали Вы, месье Бонтан? Александр застыл. Признаваться очень не хотелось, но и врать сейчас было бы неправильно. Он зажевал губу и с трудом вновь установил зрительный контакт с хозяином дома. — Наш друг — не единственный, за кем охотятся Коршуны, — медленно и тихо промолвил губернатор. Франсуа де Монлезен сделал резкий шаг назад, его рот сначала приоткрылся в изумлении. Но спустя мгновение лицо мужчины исказилось яростью, в его суровых чертах ярко считывался налет неодобрения и горечь предательства. — Вы… Вы совсем с ума сошли, Александр? — хрипло выдохнул комендант. Скинув с себя руку губернатора, он кинулся к одному из зашторенных окон и приоткрыл портьеры, выглядывая наружу. Руки мужчины тряслись, все движения казались дерганными. — Прошу, успокойтесь, мой друг, — громко сказал Александр, сделав несколько шагов к нему. — Я был крайне осторожен. Франсуа де Монлезен стремительно развернулся, с такой злостью вновь задернув шторы, что даже сорвал ткань с нескольких петель. Его ноздри раздувались, глаза пылали первобытным гневом. — Ради всего святого, как Вы посмели явиться сюда, когда за Вами охотятся самые отпетые убийцы страны? — выпалил он, в неверии глядя на губернатора. — В дом моей семьи? К моим детям? Александр стиснул челюсть. Ощущать себя прокаженным было постыдно. Словно все его тело с ног до головы покрывали лишь язвы, подобные тем, что оставляла оспа, и теперь люди видели, когда смотрели на него, лишь их. Рене подошла к нему сзади. Почти вплотную, он чувствовал жар ее тела и знал, что она хочет положить ладонь ему на спину или взять его за руку, но не решается. Не здесь. Не при посторонних. Не на свету. Все правильно. Он был благодарен ей и за это. Того, что она делала, уже было достаточно. — Как и сказал, я принял меры, — твердо промолвил губернатор, впиваясь пронзительным взглядом в коменданта. — Завязав конский хвост? — тот раздраженно и ошарашенно махнул рукой. — Я что-то не вижу на Вас женского платья! — Поверьте, меры были гораздо более серьезными, — Александр покачал головой. — Мы с мадемуазель де Ноай едем в повозке со специями без охраны с самого центра Парижа. Губернатор прошел к окну и встал прямо напротив де Монлезена. Пленник издал испуганный истошный писк. — Если бы меня преследовали, они бы не стали дожидаться, пока я въеду в новый охраняемый особняк с высоким забором и железными воротами. Его слова утонули во все новых, слабо напоминающих человеческие, звуках, исходивших от англичанина. Он усиленно расшатывал стул, будто бы пытаясь отодвинуться назад. Его голова бездумно моталась из стороны в сторону. — Да, замолчите же! — вновь рявкнул на него комендант Бастилии. Но на этот раз слова не дали никакого эффекта. Пленник бился в своих путах лишь отчаяннее, стонал еще громче, несмотря на кляп во рту. Комната будто бы скатывалась в бесконтрольный хаос. Рене и Франсуа де Монлезен ошарашенно наблюдали за этой пугающей картиной. Александр же чувствовал лишь принятие и обреченность. — Господи… — тихо прошептала девушка, в ее огромных изумрудных глазах застыла жалость. В следующий момент англичанин дернулся назад так сильно, что опрокинул стул. Послышался громкий гул, от которого, казалось, затряслись стекла. — Боже мой! — воскликнул де Монлезен и тут же кинулся к пленнику. Александр проследовал за ним. Вместе они не без труда подняли мужчину в исходное положение. Он продолжал трястись и дергаться, его стоны становились все громче, все испуганнее. — Клянусь, он был гораздо спокойнее, до этого момента, — тяжело отдуваясь промолвил де Монлезен, отступая от стула. — Только периодически мычал. — Вероятно, вспомнил меня, — губернатор поднял тяжелый взгляд на коменданта. — Что Вы ему сделали, Александр? — выпалила Рене, в ужасе уставившись на него, она заламывала пальцы. — Он совершенно обезумел, будто бы увидел… — Диаол! Диаол! Диаол! — в состоянии полного аффекта мямлил англичанин. Александр с трудом сдержал ироничную усмешку. Все-таки от этого ярлыка нигде нельзя было скрыться. Сущность невозможно спрятать, как бы он не пытался. Губернатор посмотрел Рене в глаза. Он не был уверен, оставались ли у нее до сих пор какие-то иллюзии, но видимо, настала пора разрушить и последние. Это моя работа. И она никогда не поменяется. Мужчина приподнял подбородок. — Я напугал его вероятностью долгой и мучительной смерти. Англичанин возопил и громко всхлипнул. Александр не повел даже бровью. — Что это должно означать? — Рене недобро прищурилась. — Угостил пивом с настойкой белладонны, — губернатор говорил спокойно и совершенно безэмоционально. — Она вызывает эффекты, схожие с судорогами и конвульсиями. — Господи... Девушка громко выдохнула и покачала головой, опуская глаза к полу. Она обняла свое тело руками и принялась нервно кусать губы, будто бы пытаясь смириться с озвученной информацией. Франсуа де Монлезен неловко перешел с ноги на ногу, не решаясь ничего сказать. Пленник продолжал тихо всхлипывать. Сомнений не было — он плакал, его плечи безостановочно тряслись. Мужчина отворачивал голову, пытаясь не смотреть на Александра, словно сам его вид доставлял ему боль. Стиснув зубы, губернатор зашел за спину англичанина. Не чтобы облегчить его страдания — скорее, чтобы хоть немного разрубить этот узел напряжения и тревоги, которым была объята комната. Он приблизился к Рене. Дождался, пока она поднимет на него голову. — Отравление было контролируемым, — прошептал он. — Контролируемым? — девушка неверяще улыбнулась. — Я рассчитал дозу, которая его не убила бы, — Александр не чувствовал стыда, но почему-то на душе было неспокойно. — И поспособствовал тому, чтобы он как можно быстрее вывел яд из организма. При умном подходе белладонна не оставляет и следа. Губернатор не мог объяснить, почему ему так важно, чтобы она поняла. Он не привык ни оправдываться, ни отчитываться, ни объяснять свои действия. Даже Людовик редко требовал от него обоснований — слишком сильно доверял. И как ты распорядился этим доверием? Он мрачно хмыкнул. — Не похоже, что белладонна не оставила никаких следов, — едва слышно промолвила Рене, кинув косой взгляд на пленника. Его всхлипы затихали, амплитуда содроганий плеч также успокаивалась. Александр тяжело сглотнул, пытаясь подавить такое несвойственное ему беспокойство. Это просто работа. И он переставал быть человеком, когда погружался в нее. Инструменту же должно было быть все равно, что о нем думают. Но теперь не было. Он понимал, что впервые за долгое время боялся встретиться с Рене глазами, потому что отчаянно не хотел увидеть там испуг. На зверя смотреть всегда было неприятно и страшно. И как бы он ни старался стать лучше, внутри всегда будет оставаться это когтистое яростное существо. На привязи, но вечно готовое к атаке. Он все же заставил себя посмотреть на нее. Рене была полна боли. За него. Возможно, было бы лучше, если бы она его ненавидела. Небольшие настенные часы пробили десять тягучих раз. Франсуа де Монлезен демонстративно прочистил горло. — Какие дальнейшие планы? — неуверенно спросил он. — В полночь нам нужно быть в лесу Фонтебло, — тут же ответил губернатор. — На первой развилке направо на пути к деревне Буе-ле-Руа. — Через два часа, — комендант Бастилии сделал несколько шагов навстречу. — Отсюда ехать примерно три. Вы опаздываете. — Мы опаздываем, — твердо исправил мужчину Александр. — Мне понадобится Ваша помощь, месье. На место встречи должен прибыть Ланселот, брат нашего шумного пленника. Он обещал привезти дофина. На обмен. Англичанин окончательно затих и даже повернул голову на звук голоса губернатора. В его позе застыла надежда. Франсуа де Монлезен покачал головой. — Все еще не могу понять, каким образом о похищении наследника короны Франции мне стало известно только из Вашего письма. — Это лишь говорит о том, что мы с мадемуазель де Ноай эффективно выполняем свои обязанности, — губернатор одарил коменданта колким взглядом. — Неприятности ожидаются? — тот вновь принял солдатскую стойку. — Хоть я и пришел без подкрепления из Бастилии, мы можем отправиться на встречу с частью солдат, что охраняют мой особняк. Александр долго смотрел на него, а затем несколько раз прошелся по комнате из одной стороны в другую, пытаясь предусмотреть вероятности. Он неосознанно перебирал пальцами в воздухе. Гостевые покои погрузились в напряженную тишину. Казалось, что даже пленный англичанин боялся издать лишний звук. — Если месье Ланселот так же хитер и изворотлив, каким пытался передо мной казаться, то преследователей быть не должно, — наконец, промолвил губернатор, оборачиваясь к коменданту и приподнимая бровь. — В целом его появление в оговоренном месте будет свидетельствовать об успешном побеге. Не думаю, что иначе ему бы позволили уйти далеко от норы, в которой держали дофина. — Они могли его держать и в Буе-ле-Руа, — заметила Рене, поджимая губы и вновь обхватывая себя руками. Александр несколько раз кивнул. Эта мысль его тоже посещала. — Им нет резона дожидаться нас, чтобы сделать ответный ход, — он бегло посмотрел на девушку, не прекращая мерить шагами комнату. — Если Ланселот жив и доберется до нас, то это будет почти гарантированно означать, что хвоста не было и не будет. Однако… — Да? — Рене и Франсуа де Монлезен спросили почти одновременно. Он не успел ответить. Дверь с грохотом и без стука отворилась, а в гостевую комнату ворвался Клод. Глаза мужчины взволнованно горели, в руках он сжимал запечатанное письмо. Губернатор резко остановился, его сердце забилось быстрее. — Месье Бонтан! — выпалил шпион, сделав несколько поспешных шагов к мужчине, и передал послание ему в руки. — Я же просил Вас не заходить в дом! — возмущенно воскликнул Франсуа де Монлезен. Клод закатил глаза и недобро оскалился, раздраженно взирая на коменданта Бастилии. — А мой начальник просил меня моментально докладывать ему обо всех новостях, как только они появятся, — ухмылка месье Летьенна стала еще шире. — К тому же Ваша супруга любезно разрешила мне войти. Так что извини, дружок. Франсуа де Монлезен неверяще хмыкнул и покачал головой. Александр уже не обращал на перебранку внимания. Его глаза были сосредоточены на письме, пальцы потянулись к печати. Волнение давало о себе знать — ему не удалось сорвать ее с первого раза. Губернатор чувствовал взгляды присутствующих на себе. Он развернул бумагу и погрузился в чтение. Послание было не длинным и четким, явно составленное солдатом. Никаких эмоций. Ничего. Пустота. И от этого строчки ощущались лишь более горькими. — Что там? — нетерпеливо спросил Клод. Губернатор молчал. Это было самое странное лето в его жизни. Меня не должны трогать такие вещи. Но вот он стоял, как вкопанный, и не мог даже ничего ответить. Отец, скорее всего, сгорел бы от стыда, если бы увидел его сейчас. Может быть, в аду, в котором тот сейчас догорал, стало на несколько градусов жарче. — Александр? Теперь это был голос Рене. Мягкий и ласкающий, пропитанный таким ярким светом. И он тянулся к нему, как и всегда. Губернатор сдавленно сглотнул. — Из второй группы выжили один мушкетер и трое гвардейцев, — удалось прохрипеть ему. — Попали в засаду в Булонском лесу. Лже-губернатор был ранен, умер в дороге. Информатор сообщает, что к моменту написания этого письма третий экипаж с Гаэлем и Жюлем все еще не прибыл. Он скомкал лист бумаги в кулаке. Хотелось кричать, рычать, метать гром и молнии, растерзать ткань реальности. Александр вновь начал вышагивать по комнате. Невыносимо. Проклятая работа. Она убивала его, но и одновременно определяла всю жизнь. Замкнутый круг. Я давно должен был быть мертв. Мысль была такой яркой и такой страшной. Но еще больше пугало то, что ничего не казалось более правдивым в эту секунду. — Обычно из Парижа до Версаля ехать гораздо быстрее, — мрачно прошептал Клод. — Да. Александр не знал, что еще ответить. Месье Летьенн озвучил его мысли. Третий экипаж уже давно должен был быть на месте. Губернатор продолжал нервно метаться по комнате, чувствуя на себе множественные взгляды присутствующих. Все ожидали указаний. Инструкций. Все ожидали Александра Бонтана. Тень Франции. Ее ярость и милость. Мужчина медленно остановился и сделал глубокий вдох, прикрывая глаза. Пытался несколько мгновений глубоко дышать. — Пора выезжать, — наконец промолвил губернатор, совершенно спокойно и чуть ли не безразлично. — Если хотим успеть прибыть на место хотя бы приблизительно в оговоренное время. Он обвел глазами собравшихся. Какая же все-таки странная, если не сказать случайная, компания. Александр грустно улыбнулся. — Вы правы, нужно отправляться. Франсуа де Монлезен среагировал самым первым. Он подошел к губернатору и положил крепкую ладонь на его плечо. — Я сообщу Жерару, чтобы он готовил лошадей, — Клод вновь попытался вернуть себе привычную расслабленность, но даже в его тоне сквозила фальшь. — Благодарю, господа. Губернатор кивнул, делая вид, что не замечает окружающей его бравады. Это бы никому не помогло. — Александр... Голос Рене оказался самым искренним в этом театре притворства. Напряженным, испуганным, неуверенным, дрожащим. Губернатор повернул к ней голову. Она смотрела на него, не отрываясь, огромные изумрудные глаза казались такими пленительно яркими в этом полумраке. — Мадемуазель? — Александр приподнял бровь. — Вы доверяете ему? — нервно выпалила девушка. — Ланселоту? Она закусила губу, ковыряла мизинцем большой палец. По всем ее движениям, по каждой небольшой детали поведения он видел, что Рене отчаянно нуждалась в хороших новостях, подобно той, что встретила их по приезду в особняк Франсуа де Монлезена. Ей нужна была надежда. На самом деле сейчас всем им она была нужна. Они уже изнывали от жажды по ней. — У меня нет особого выбора, — Александр мог предложить ей лишь уклончивый ответ. — Это наш единственный план. Я верю, что мотивация Ланселота вернуть дофина весьма высока. Ответный трофей — слишком ценен. — Настолько, что он может не захотеть оставлять и его, и себя в Вашей власти, несмотря на все обещания, — девушка мрачно хмыкнула. — Что Вы хотите от меня услышать, Рене? — Александр развел руками. — Считаю ли я, что Ланселот может обмануть? Что он способен сбежать? Повисла тишина, Рене лишь опустила взгляд к полу, но ей и не нужно было ничего говорить. Губернатору и так стало понятно, какой ответ она надеялась услышать. Возможно, милосерднее было бы его ей дать, но он не смог себя вынудить. — Да, считаю, — выдавил Александр сквозь зубы. — Он может обмануть. Девушка тут же вздернула на него голову, и сила эмоции, которой она была объята, чуть не сбила его с ног. Он чувствовал все отчаяние в ней и страстное, навязчивое, подчиняющее себе желание избавиться от метки смерти, что довлела над его головой. Словно она уже была сыта по горло такой жизнью, словно она боялась, что это все, что у них теперь есть. Вы должны выжить любой ценой. Ради меня. Ради нас. Сделайте все, что можете. Губернатору казалось, что каждый дюйм ее естества вопил об одном, и по его позвоночнику пробежала дрожь. Ей нужна была гарантия. Вероятность не подходила. — Я не дам этому произойти, — промолвил Александр, будто бы против своей воли. — Не дам ему обвести нас вокруг пальца. — Как? — Рене сверкнула глазами. — Так, как Вам не понравится. Его мрачный шепот утонул в новом мычании, которое вырвалось из горла пленника. Он почувствовал. Александр оскалился и вытащил из кармана небольшой прозрачный пузырек, который достал из шкатулки с ядами сегодня утром. Англичанин затрясся на стуле. Рене посмотрела в потолок, ее глаза блестели, она заморгала. — Еще одно отравление? — в голосе Франсуа де Монлезена сквозило неодобрение, хотя он и пытался его скрыть. — На этот раз без противоядия не обойтись, — губернатор кивнул. — Вода не спасет. Если хотите жить, месье Роб, убедите брата не пытаться играть со мной в какие бы то ни было игры. Он присел перед пленником на одно колено и улыбнулся — так мягко, как только мог, но плечи мужчины на стуле все равно пришли в неконтролируемое движение, а из-под плотной вуали, скрывающей его лицо, вновь начали слышаться всхлипы. Александр поднял пузырек с прозрачной жидкостью на уровень глаз англичанина. — Концентрат лепестков опиумного мака. Чистый. Неразбавленный, — голос губернатора лился плавным гладким шелком. — В малых дозах приводит к медленной интоксикации организма. Подавляет сознание, замедляет дыхание. Это хорошо, будете более спокойным. Примерно через шесть часов — остановка сердца. Пленник взвыл и замотал головой из стороны в сторону, так расхлябанно, словно в его шее не было ни костей, ни мышц. Губернатор вновь засунул руку в карман сюртука и вытащил оттуда еще один пузырек, почти в два раза больше предыдущего. — А это — водный раствор аммониака. Получите в подарок, если будете вместе с братом вести себя достойно, — он также поднес вторую емкость к глазам пленника. — Стимулирует дыхание, подстегнет силы Вашего организма. Даст Вам достаточно времени, чтобы вымыть опиум из себя. В Версале есть врач — он поможет. Поэтому я очень рекомендую Вам сотрудничать со мной, а не бороться. — Противоядие точно сработает? Рене звучала нервно и дергано. Торговалась со своей совестью. Он когда-то делал также, пока любые сомнения просто не атрофировались. Пока не привык, что его решения чаще всего и оказываются единственно эффективными и правильными. — Должно, — Александр поднял на нее голову, вставая на ноги. — Должно? — Наука о ядах — это всегда вероятности, мадемуазель. — Человеческая жизнь — не вероятность! — воскликнула Рене. Он оскалился, ощущая странную смесь злости и радости. Было приятно, что она все еще сохранила наивные идеалы, но как же они сейчас были не к месту. Возможно, он был плохим наставником. Возможно, цинизм вбивался под кожу лишь плетью. Либо же Рене просто не была создана для такой работы. В конце концов, он увез ее в Версаль собирать слухи и сплетни, шпионить, подслушивать, следить. Сложные решения никогда не рассматривались частью их негласного контракта. Это бремя способны были выдержать не все, да и он не желал ей подобной участи. Но она не смела быть такой жестокой. Он не собирался позволять ей смотреть на него глазами, полными отчаяния и безнадеги, безмолвно умоляя даровать ей определенность, а затем корить его за попытку сделать именно то, о чем она просила. — Да, Вы были бы правы, мадемуазель. В любой другой ситуации, — твердо сказал Александр, сдерживая ярость внутри. — Но мы не живем сейчас, Рене. Мы играем. Мы находимся на большой шахматной доске. И мы — не люди. Мы — фигуры. Каждого из нас можно столкнуть за край. Кто-то — лишь пешка. Кто-то — более ценный. Возможно даже самый ценный. Но вовсе не незаменимый. Я, Вы, Клод, месье де Монлезен, Ланселот — мы всего лишь ресурс. Одна клетка на поле. Мы выполняем свою роль, пока можем. Только король незыблем. Иного не дано. По дрогнувшему лицу девушки он почти физически ощутил, как на каком-то моменте его эмоциональной и беспокойной речи ее сердце оборвалось. Александр не получил от этого ни крупицы удовольствия, но в притворстве не было никакого смысла — Рене оно претило, а ему уже давно нужно было стать тем, кем он всегда и был, если он надеялся прожить в этой совместной шараде с ней хоть сколько-нибудь долго, прежде, чем вновь вернется к существованию. Он с трудом отвел взгляд от лица девушки и впился глазами в пленника. Александр сделал к нему один решительный широкий шаг, придвинувшись почти вплотную. Англичанин отвернул голову так далеко, как только мог, словно надеялся, что такие действия были способны хоть как-то помочь. — Я не буду Вас заставлять ничего пить, — губернатор покачал головой. Уверенным движением он выхватил кинжал с острым тонким лезвием из ножен и, резко оттянув ткань платья на ключицах пленника, стремительно полоснул им по коже, делая неглубокий аккуратный порез. Из него тот час начала сочиться ярко-красная кровь. Англичанин громко зарычал сквозь зубы, после чего принялся отчаянно дергаться на стуле. Александр откупорил пузырек с опиумом и, крепко схватив Роба за плечо, тем самым практически обездвиживая, поднес стеклянную емкость к ранке. — Подождите! — выпалила Рене, сделав шаг к нему и вытягивая вперед руку. — Пожалуйста, Александр. Он застыл в полудвижении и, стиснув челюсть, поднял глаза на девушку. Все молчали, даже пленник перестал всхлипывать. — Возможно, есть другой способ. Александр изогнул бровь. Рене нервно облизала губы, но ее голос звучал твердо. Она обвела глазами комнату, на несколько тягучих мгновений задержавшись на Клоде. Тот недоуменно склонил голову набок и даже, будто бы ощущая какой-то подвох, напряженно поправил воротник, делая шаг назад. Наконец, Рене перевела взгляд на коменданта Бастилии. — Месье де Монлезен, у Вашей жены не найдется похожего платья?

***

Ей начало казаться, что ее тело стало деревянным за этот день и долгие часы беспощадной тряски в небольшой повозке со специями. Рене жадно откусила большое спелое красное яблоко — мадам де Монлезен любезно передала им с собой в дорогу две корзины с фруктами и выпечкой. Одна лежала сейчас между ней с Александром, вторую почти с руками оторвал Клод, и она теперь катилась рядом с ним в неприметной темной карете, принадлежащей коменданту Бастилии. Конный экипаж де Монлезена ехал сразу за ними. Рене попыталась хоть немного удобнее устроиться, вжимаясь боком в мешок с куркумой, от пряного запаха уже слегка мутило. Девушка с тоской посмотрела на сопровождающую их карету, пытаясь не думать о мягкости ее сидений и обивки. Сейчас Рене даже не смутило бы соседство с осужденным преступником и потенциальным похитителем детей. Александр предлагал ей ехать в салоне экипажа. Настаивал даже, но она твердо отказалась. Не хотела оставлять его одного. Девушка искоса взглянула на губернатора. Он был сам не свой. С момента, как она озвучила суть своей идеи, Александр промолвил хоть сколько-нибудь значимый массив слов, только когда раздраженно пытался убедить Клода отыграть нужную роль в новом плане. Было бы преуменьшением сказать, что это было непросто. Месье Летьенн упирался до последнего, но в конце концов губернатору все-таки удалось сломить его оборону. Возможно, на это и ушли последние эмоциональные силы. Сейчас он молчал. Смотрел в одну точку, притянув к себе колени и небрежно опустив на них локти. Его волосы вновь были распущены, ветер периодически раздувал его шелковые пряди. К еде губернатор притронулся лишь один раз — когда передавал багет Жерару. Сам же Александр не съел ничего, будто бы в очередной раз подчеркивая, что все человеческое ему чуждо. Такая тишина с его стороны казалась противоестественной. Рене не помнила, когда еще так же отчаянно хотела услышать его голос — чтобы эти бархатные теплые обертона окутывали ее, вырывая из монотонного звучания скрипящих колес. Девушка смотрела на Александра так пристально, что была почти уверена — мужчина чувствует ее жгучее внимание. В конце концов, он был на редкость проницательным человеком и обычно замечал даже куда более деликатные и завуалированные сигналы. Но губернатор так и не обернулся к ней, никак не отреагировал, словно желал и дальше оставаться в своей не то хандре, не то ярости в одиночестве. Рене еще раз откусила яблоко, раздраженно пережевывая сочную мякоть. Желудок отозвался благодарным урчанием. — Вы злитесь? — выпалила девушка, не успев даже как следует пережевать еду. Он вздрогнул, и она впервые подумала, что могла ошибаться. Возможно, Александр действительно не ощущал ее взгляда. Возможно, он потерялся в чертогах своего разума настолько глубоко, что даже время и пространство ощущались для него несколько по-другому. Словно бы они выехали из ворот особняка Франсуа де Монлезена не более, чем минуту назад. Губернатор повернул к ней голову, на его лице считывалась смертельная усталость, которую уже не мог скрыть даже он, несмотря на природный талант к притворству и обману. И все же Александр все равно попытался выдавить из себя улыбку. — Стыжусь скорее, — прошептал он и, прежде, чем она успела задать следующий вопрос, добавил: — Самого себя. — Почему? — Рене нахмурилась. — Я… чудовище. Его голос будто бы шел откуда-то из утробы. Александр несколько раз сжал и разжал кулаки. Он не выдержал и отвел взгляд, закидывая голову к небу. Одной ладонью мужчина потянулся к своему лицу. Возможно, инстинктивно. Он в растерянности начал водить по нижней губе большим пальцем, чем только подчеркивал ее чувственность. Рене повернулась к нему всем корпусом, придвинулась ближе, прислонилась виском к шершавой деревянной стенке повозки и положила руку на колено губернатора, крепко сдавив его. — Это неправда, — девушка почти вжалась своим телом в его, глядя на профиль Александра снизу вверх. — Возможно, я окончательно окаменел за столько времени, — мужчина цокнул языком и неопределенно повел плечами. — Не только, как человек, но и как профессионал. Полагаюсь на старые действенные приемы, какими бы аморальными они ни были. Не пытаюсь искать ничего нового. В моем деле это недопустимо. Чем меньше я предсказуем для противника — тем лучше. Александр устало выдохнул и все же посмотрел на нее. Его лицо было так близко, глаза, казалось, отражали тусклый свет луны, что пробивался сквозь плотные кроны деревьев над головой. Он кинул беглый взгляд на карету де Монлезена, едущую всего в нескольких сотнях пье от них, задержался глазами на извозчике. Губернатор мрачно хмыкнул и чуть отстранился от девушки, а затем положил руку ей на плечо, видимо, посчитав такое касание достаточно социально-нейтральным. — Это было… умно, мадемуазель. Блестяще, я бы даже сказал, — он склонил голову, его улыбка была искренней. — Мне повезло, что мы с Вами — на одной стороне. Иначе, пришлось бы не сладко. — Думаете, я когда-нибудь смогла бы Вас обыграть? — Рене изогнула бровь, в душе внезапно зародился обжигающий трепет. Он рассмеялся. И вновь в этом звуке не было ни капли фальши. Температура огня, бушевавшего в ней, лишь увеличилась. Александр смог успокоиться только через десяток секунд. — Нет, я бы не позволил, — наконец, уверенно промолвил он, сверкнув глазами. — Но я знаю, что Вы бы не оставили на мне живого места. Я бы больше никогда не был прежним. — Разве Вы сейчас тот же человек, каким были раньше? — Совершенно другой, — признал Александр, крепче сжимая ее плечо. — Но, к счастью, мы смогли этого добиться мирным путем. Ну, почти… Губернатор игриво вздернул бровь, и теперь настала ее пора смеяться. Редкие моменты, когда с ним было так же легко, как сейчас, казались в десятки раз более ценными. Ей хотелось сократить последние дюймы до его тела, прижаться к нему, забраться на колени, обвить руками, целовать до истомы, вдыхая пряность его тела сквозь древесные и землистые запахи окружающего их леса. Невозможность реализовать желаемое под пристальным взглядом чужого извозчика лишь усиливало ее жажду. Боясь сорваться, Рене аккуратно убрала руку с колена губернатора. — Версаль не выдержал бы нашей войны, — еще раз тихо хохотнув, Александр провел рукой от ее плеча к локтю. Рене же в целом не могла представить, как выглядела бы жизнь во дворце при таком сценарии, и можно ли ее было бы вообще так назвать. Когда ей нужно было свернуть не туда, чтобы достичь подобной реальности? Предать его? Прислушаться к голосу разума, что беспрестанно твердил, будто желать постоянно купаться в голосе манипулятора, изнывать по его вниманию, стремиться восхитить своего шантажиста — это ненормально? Нужно ли было успешно убедить себя, что причина ее повышенного внимания к Александру — лишь намерение изучить его, найти слабости, определить сильные стороны, взять их на вооружение? Лишь попытка стать им, чтобы потом победить его? Нелепица. Сущая глупость. Разве возможен мир, где никогда не было вечеров с ним за чашкой ароматного чая? Как бы она выдержала разлуку с ним после первого Версальского лета без этих еженедельных уроков танцев, без обучения искусству шпионажа? Как бы смогла жить без ощущения его губ на своей коже, без его прикосновений, без него самого внутри и вокруг нее, физически и эмоционально? Странный мир. Невозможный. Неправильный. Рене опустила голову и отвела взгляд, в душе поднималась почти осязаемая необъяснимая грусть. Живот скручивало болезненным спазмом. — Вы о чем-то задумались, мадемуазель. Александр чувствовал ее так хорошо, что ему даже не нужны были вопросы. Девушка криво усмехнулась, понимая, что если бы они сейчас не были на виду, то он положил бы указательный и средний пальцы ей под подбородок и поднял бы ее лицо на себя. Сейчас же губернатор позволил себе лишь еще немного сильнее усилить свою хватку на ее локте. — Думаете, мой план сработает? Она спросила первое, что пришло на ум, несмело взглянув на него из-под длинных ресниц, чтобы хоть как-то перекрыть причину ее настоящего волнения. Никому из них оно сейчас было не нужно. Возможно, их участью была жизнь в мгновении. — Убежден, — промолвил Александр, и ей тут же захотелось поверить в его спокойную мягкую улыбку. — Я, может, и окаменел, но инстинктов своих не утратил. Хороший план виден за многие лье. — Но будет неловко, если Ланселот и не собирался нас обманывать, — Рене изогнула бровь. — Лучше краснеть за обман, чем жалеть после, что не пошел на него. С этими словами Александр отстранился от нее, вновь принимая ту же позу, из которой она его и выдернула, но теперь он прислонился головой к стенке повозки. Мужчина закрыл глаза, на его губах так и застыла та же легкая улыбка. Рене долго смотрела на него, пытаясь понять, разыгрывает ли он этот безмятежный спектакль ради нее, или же ей на самом деле удалось вывести губернатора с очередного витка самобичевания. С ним невозможно было сказать наверняка — с тем же успехом она могла бы вглядываться в древнегреческую статую. Аид и мгновение покоя. Если бы Александр был изваянием из мрамора, она дала бы ему именно такое название. Ей хотелось верить, что оно отражает истину. Лес тихо шептал над их головами. От частых порывов ветра истошно гудели ветки, из-за студеного воздуха по ее же телу бегали мириады мурашек. Рене подтянула к себе холщовую накидку и укуталась в нее. Александр так и не открыл глаз, но придвинулся ближе, упираясь в ее плечо и бедро своими, делясь с ней теплом своего тела. Аромат сосновой смолы дурманил голову. Кони скакали умеренной рысью. Тряска. Тряска. Тряска. Еще долгий период тряски, пока повозка мягко не остановилась с приглушенным командным рыком Жерара. Экипаж де Монлезена тоже замедлился, пока не застыл в нескольких метрах от них. Александр медленно открыл глаза и плавно поднялся на ноги, изящно расправляя плечи и разминая шею. Так неспешно и грациозно, словно готовился к выступлению на сцене. Затем он протянул руку девушке, помогая встать. Ее тело запело от счастья после долгого пребывания почти в неизменной позе. Рене обернулась к облучку, оглядывая через плечо Жерара открывавшееся пространство. Они стояли перед развилкой. Две уходящие вперед узкие тропинки терялись вдалеке, окруженные со всех сторон лесной чащей. Свет луны едва пробивался сквозь густые кроны, мрак разрезали лишь огонь фонарей кареты де Монлезена и небольшой факел, установленный недалеко от сидения Жерара. Через десяток секунд Рене уже была на земле, ее каблуки тонули во влажной почве. Девушка обошла повозку вслед за Александром. Они встали перед лошадьми. Рука губернатора лежала на поясе. Рене прекрасно понимала, что он сжимает ладонью рукоять пистоля. Франсуа Де Монлезен присоединился к ним спустя несколько мгновений. Он держал наготове мушкет. Ланселота на месте не было — лишь темнота и пустота вокруг. Она угнетала. Засасывала. — Никого нет, — комендант Бастилии озвучил очевидное, и Рене едва удержалась от желания закатить глаза. — Подождем, — тут же ответил Александр и обернулся к де Монлезену, его грозовые глаза скользнули по оружию в руках графа Безмо, и губернатор удовлетворенно кивнул. — Жерар, пожалуйста, тоже приготовьте мушкет. Смотрите в оба. Мадемуазель де Ноай… Они встретились взглядом, по ее телу пробежала дрожь от того напора и тревоги, что таились в глубинах его темных зрачков. Александр сейчас казался большим котом на охоте. — Вам лучше держаться ближе к повозке или к карете, чтобы успеть спрятаться, если… Он не смог закончить. С губ мужчины вырвался густой пар — прямое свидетельство холода ночи. Рене лишь упрямо сделала шаг к нему, и Александр покачал головой, словно насмехаясь над самим собой за собственную наивность и такое нелепое предложение. Затем, резко развернувшись, он прошел вперед, к развилке, выхватывая с пояса пистоль. Казалось, что он заслонил всех собой. Своей тенью. Франсуа де Монлезен и Жерар вздернули вверх оружие, прикрывая его со спины. Рене не могла последовать их примеру — у нее ничего не было. Она обняла себя руками, пытаясь хоть куда-то их деть. Минуты тянулись, уплывали в небытие. Картина не менялась. Они продолжали одиноко стоять на распутье. Где-то вдали ухала сова. — Мы точно приехали туда, куда надо? — первым не выдержал де Монлезен, вопросительно глядя на Жерара. — Да, мы на месте, — твердо и чуть ли не оскорбленно ответил извозчик. — Тише… — прошептал Александр, резко поднимая руку с вытянутым указательным пальцем вверх. Все тут же застыли. Безмолвие стало настолько бескомпромиссным, что Рене слышала, как ускоренно бьется ее сердце, и даже хриплое неровное дыхание Франсуа де Монлезена. Но больше никаких звуков не было. Ничего чуждого, ничего постороннего. Девушка напряженно вглядывалась то в спину Александра, то в лесную чащу. Губернатор резко поднял руку с пистолем и сделал еще несколько шагов вперед, почти к кромке леса. Он взвел курок. Прошло еще несколько секунд — между деревьев мелькнула плотная коренастая фигура. Рене сжала кулаки и нервно облизала губы. Теперь приближающийся человек мелькал между стволов сосен все чаще, он был облачен в плотный темный плащ, его лицо оказалось скрыто. Вскоре он вышел на открытое пространство. Одна рука мужчины была опущена к бедрам, он повернул ее ладонью вперед, демонстрируя свою безоружность, другая потянулась к капюшону, сдергивая его с головы. — Полегче со стволом, Черный Сандр, — Ланселот иронично усмехнулся. — Не на стрельбище пришел. Он поднял обе руки вверх и изогнул бровь. Александр мрачно хмыкнул и опустил оружие. После он обернулся и коротко кивнул. Франсуа де Монлезен и Жерар последовали его примеру, хотя комендант Бастилии и сделал это с явным неудовольствием. — Как Ваши… коллеги? — будто бы между прочим осведомился губернатор. — Скажу так: наш работодатель может теперь не выделять средства на их гонорар. Ланселот мрачно хохотнул и сделал еще несколько шагов вперед. — Ожидал увидеть их здесь, судя по твоей группе сопровождения? Ты бы еще привез с собой духовой оркестр и воздушных акробатов, — англичанин опасно оскалился. — Я думал, это тайная операция, Черный Сандр. Мужчина остановился и скрестил руки перед грудью, все еще издевательски улыбаясь. Рене не видела лица Александра, но его спина была до предела напряженной. Он так и не спрятал пистоль на поясе, продолжая сжимать его рукоять. — Прошу прощения, месье Ланселот, но прийти на место встречи с пятилетним мальчиком несколько легче, чем доставить сюда осужденного преступника, — голос губернатора звучал угрожающе вкрадчиво. — Помилованного преступника, — англичанин сверкнул глазами. — Будущего помилованного преступника, — парировал Александр. — Если Вы будете придерживаться своей части уговора. Где дофин? — За теми деревьями, — Ланселот указал большим пальцем в сторону леса. — Лежит связанный. — Покажите его. — Сначала мой брат. Англичанин буравил Александра глазами, почти не мигая. Тот, видимо, отвечал ему взаимностью. Наконец, губернатор повернул голову к коменданту Бастилии. Тонкие черты его профиля были полны твердой решимости. — Продемонстрируйте, пожалуйста, месье Роба нашему другу, — спокойно отдал распоряжение он. Рене поняла, что начала неосознанно ковырять заусеницу на большом пальце. В горле пересохло. Начинается. Девушка пыталась сохранять такую же невозмутимость, как и Александр. Франсуа де Монлезен прошел мимо нее к карете. Возможно, правильнее и умнее было бы сохранять зрительный контакт с Ланселотом, но она не смогла. Рене обернулась вслед удаляющемуся коменданту. Тот, дойдя до конного экипажа, резко открыл дверцы настежь и рывком потянул за шею сидящего в салоне пленника к проему. Вторая рука коменданта быстро сдерла вуаль с лица англичанина. Рене впервые увидела Роба. Он был почти неотличим от своего брата, только в десятки раз более измученный и напуганный. Но даже несмотря на впалые щеки, он выглядел моложе Ланселота. Почти ребенок. Под ложечкой у девушки неприятно засосало. Спазм в животе становился все более мучительным. Во рту у пленника был кляп, его глаза исступленно метались по сторонам, пока в какой-то момент не остановились на брате. Он начал протяжно мычать и отчаянно крутить головой из стороны в сторону. Рене едва подавила судорожное желание кинуться к нему и затолкать назад в карету. — Женское платье? — голос Ланселота был пропитан яростью и возмущением, а девушка даже не решалась повернуться к нему, опасаясь увидеть подозрение в его взгляде. — Конечно, ты не мог отказать себе в возможности унизить его. — Не Ваши ли мужчины порой ходят в юбках? — Александр звучал расслабленно и даже хрипло хохотнул. — Не размышляй о том, в чем ничего не смыслишь, лягушатник, — прорычал англичанин. — А Вам стоит быть более благодарным, — отрезал губернатор. — За головой Вашего брата охотятся Коршуны. Я же прикладываю все усилия, чтобы они потерпели неудачу. Франсуа де Монлезен натянул вуаль назад на лицо пленника и, еще сильнее притягивая его к себе за шею, завязал темную ткань на его затылке крепким узлом. Затем он небрежно, если не сказать грубо, пихнул англичанина вглубь кареты, стремительно захлопывая за ним двери. Рене глубоко выдохнула через нос. Пока все идет по плану. Она медленно обернулась назад к Александру и Ланселоту. Сзади все еще слышалось приглушенное мычание. Англичанин прожигал глазами оставшегося возле кареты де Монлезена — они светились ненавистью и презрением. — Слышал, что Коршуны теперь охотятся не только за ним одним, — мрачно хмыкнул Ланселот через какое-то время, искоса взглянув на Александра. — Вас это не пугает? — губернатор слегка склонил голову к левому плечу, шелк его волос сверкнул в свете факелов. — Я этого ожидал. И скажу честно, часть меня не думала тебя сегодня увидеть, — пожал плечами англичанин. — Но ты здесь, значит, на какое-то время они тебя потеряли. Мне этого достаточно. На миг во взоре мужчины промелькнуло безусловное и неоспоримое уважение, но после он, словно спохватившись, вновь заставил свое лицо принять насмешливое и отстраненное выражение. — Теперь приведите дофина, — промолвил Александр тоном, который не терпел возражения. По коже Рене вновь пробежала волна мурашек от этой требовательности. Ланселот лишь опять растянул губы в кривой усмешке. Он еще раз поднял обе руки вверх и начал плавно разворачиваться лицом к деревьям, а затем медленно пошел вперед, скрываясь в чаще. Рене подошла к Александру. Ее тело само тянулось к нему. Невыносимо хотелось взять его за руку, но она подавила это желание. Губернатор одарил ее беглым взглядом и мимолетно улыбнулся, она успела сорвать благодарность с этого легкого движения его губ. Спустя несколько мгновений вновь стал слышен шелест тяжелых шагов. Ланселот повторно вышел из-за деревьев, на этот раз удерживая в руках небольшую извивающуюся детскую фигурку в дорогих, хоть и грязных и измятых одеждах. Англичанин тяжело отдувался. Достигнув последнего ствола сосны у кромки леса, он неаккуратно, словно мешок с пшеном, поставил ребенка на землю. Тот возмущенно вскрикнул, несмотря на кляп во рту. Дофин представлял собой жалкое зрелище. Его кучерявые волосы были растрепаны и торчали во все стороны, на лбу красовалась яркая ссадина, глаза были в ужасе расширены, руки и ноги — связаны. Он продолжал дергаться, вопреки крепкой хватке Ланселота на его воротнике. Александр яростно выдохнул сквозь зубы. — Рана над бровью, — прорычал он. — Вы ударили Его Королевское Высочество? — Признаюсь, да. Мне пришлось его вырубить на первых порах, — англичанин устало почесал щеку рукой. — Малой брыкался хуже горного козла. Но я бил по голове. Не сильно. В бровь ему прилетело от низкой ветки. По его же вине. Ланселот грубо и раздраженно тряхнул дофина, словно тряпичную куклу, чем заслужил еще один возмущенный возглас. — Я просил его пригнуться, но Его Королевское Зазнайство…, — мужчина передразнил губернатора, — не послушался. Будет теперь ему уроком. Надеюсь, останется шрам. — Бога ради, вытащите хотя бы кляп! — Александр неверяще взмахнул рукой. — Моему брату Вы такой милости не дали, — оскалился Ланселот. — Ваш брат — не ребенок! — Вот именно. Несмотря на свои слова, англичанин в ту же секунду потянулся к тряпке во рту дофина и резко дернул ее на себя. — АЛЕКСАНДР, НЕМЕДЛЕН… — воздух разрезал истошный детский визг. Ланселот не дал ему закончить свой приказ, поспешно вталкивая кляп обратно и поднимая голову на губернатора. — Пожалел, да? — он изогнул бровь, еще раз тряхнув дофина за воротник. Ребенок продолжал извиваться, но не мог ничего сделать с крепкой мужской рукой, которая его удерживала. По его пухлым щекам катились слезы ярости. Рене краем зрения увидела, как заходили желваки на сжатой челюсти Александра. — Что ж, малой на месте, как я и обещал, — словно не замечая исходящего от губернатора напряжения, невозмутимо промолвил Ланселот. — Как поступим дальше? — Развяжите ему ноги, — громко потребовал Александр. — Пусть он идет ко мне. Как только дофин будет возле меня, я велю отпустить вашего брата. Англичанин заливисто рассмеялся, словно губернатор озвучил сущую нелепицу. Рене в беспокойстве наблюдала за развернувшейся словесной дуэлью, понимая, что Александр сознательно пускает пыль в глаза собеседнику. Тем самым лишь повышая вероятность успеха ее плана. В искусстве психологических манипуляций ему действительно не было равных. Пугающая мысль, но она отзывалась огнем гордости и восхищения внутри. Наверное, она действительно была созданием тьмы, если находила эти его демонические черты привлекательными. — Я так не думаю, Черный Сандр, — Ланселот покачал головой. — Ребенок — мой единственный козырь, и ты это знаешь. Я отдам его лишь в самую последнюю очередь. Сначала брат. — Тогда пусть они идут навстречу друг другу одновременно, — быстро выпалил Александр. Рене медленно повернула к нему голову. Видела идеальные линии его профиля в зловещем свете факела. Каждая его резкая черта кричала о том, что это последнее и самое щедрое предложение. Другого не будет. Видимо, Ланселот тоже это быстро понял. — Подходит, — нехотя промолвил он, тяжело сглотнув. — Месье де Монлезен, — не отрывая взгляда от англичанина, отдал приказ губернатор. — Выпускайте его брата из кареты! Рене тут же обернулась через плечо к конному экипажу, надеясь, что Ланселот не успел заметить волнения на ее лице. Ладони девушки вспотели. Комендант Бастилии приоткрыл дверь кареты лишь наполовину — из нее тут же раздалось жалобное мычание. — Выходим на свободу! — гулко буркнул де Монлезен, вытаскивая пленника из салона за ворот платья. — Сегодня Ваш день. Мужчина в черной вуали чуть не упал, оказавшись на земле. Он продолжал безостановочно издавать истошные звуки. Комендант Бастилии рывком закрыл дверцу и толкнул пленника дулом мушкета вперед. Тот начал медленно идти к Александру, держа обтянутые толстыми веревками руки перед собой. Амплитуда его шага оказалась совсем не большой, под длинными пышными юбками ноги мужчины были явно плотно связаны. Франсуа де Монлезен по-прежнему держал взведенное оружие у головы пленника. Рене лишь надеялась, что комендант Бастилии не переиграет. Солдаты редко были хорошими актерами. — Эй, поаккуратнее с дулом! — рявкнул Ланселот, и девушка от неожиданности вздрогнула и повернул к нему голову. — Мера предосторожности, месье, — Александр успокаивающе поднял руку вверх. — Я не хочу неожиданностей. — Их не будет, — процедил англичанин сквозь зубы. Он, словно в предупреждение, еще сильнее натянул воротник дофина, отчего ребенок жалобно всхлипнул, даже перестав извиваться в его руках. Пленник уже поравнялся с губернатором, и тот так же резко схватил его одной рукой за шею, останавливая. Мужчина в вуали захрипел. Око за око. Рене облизала губы. Конечно, Александр никому не позволял играть с собой в психологические игры. — Месье де Монлезен, — губернатор кинул на него быстрый взгляд. — Опускайте мушкет лишь тогда, когда я дам месье Робу разрешение идти к брату. Комендант Бастилии твердо кивнул и опасно прищурился. Его палец на курке лежал уверенно и безразлично. Александр вновь сошелся с Ланселотом в зрительной дуэли. — На счет три, — губернатор улыбнулся так, словно организовывал охоту на тетеревов. — Вы отпускаете дофина. Я отпускаю Вашего брата. Рене убрала руки за спину, чтобы скрыть то, как ужасно они тряслись. Момент истины. Англичанин выглядел не менее взволнованно. На этом маленьком клочке леса в достатке было все, что угодно. Кроме доверия. — Раз. Два, — вкрадчиво шептал Александр, но его голос звучал оглушительно, отдавался эхом в ушах. — Три. В следующую секунду он разжал хватку на горле пленника, и тот тут же медленно зашагал вперед. Он больше не стонал, но до Рене все равно долетало едва различимое мычание сзади. Она надеялась, что этот звук можно было перепутать с шелестом леса. — Дуй к своему цепному псу, малой, — проворчал Ланселот, отпустив воротник дофина, и пихнул того ногой вперед. — Он аж заждался. Ребенок ошарашенно и оскорбленно обернулся на своего ситуативного тюремщика — девушка заметила на его светлых штанах в районе ягодиц большой грязный отпечаток подошвы сапога. Дофин промолвил что-то нечленораздельное, но совершенно точно неприятное, сквозь кляп, а затем, гордо вздернув голову, начал двигаться к ним. Его детские ноги также были обвязаны веревками, которые не позволяли делать широких шагов. Спустя миг ребенок принялся прыгать, ускоряясь. Рене не смогла сдержать усмешки. Скорость мальчика была уже выше, чем у размеренно плетущегося к Ланселоту пленника. — Забудь о гордости! — крикнул брату англичанин, закатив глаза. — Следуй примеру малого! Быстрее, черт возьми! Роб прохрипел в ответ и тоже начал двигаться вприпрыжку, но дофин все равно делал это быстрее и резвее. Дистанция сокращалась. Триста пье. Двести. Сто. Десять. Пока, наконец, Александр не потянулся к мальчику, хватая его и укрывая за своей спиной. Рене хотела бы выдохнуть от облегчения, но комок стоял в горле. Она наблюдала, как Ланселот, не выдержав, преодолел последние шаги до своего брата. — Роб! Bloody hell, во что тебя вырядили? Мужчина заключил его в быстрые отчаянные объятия, а затем, резко отстранившись, потянулся к вуали на его шее. Его пальцы срывались, он чертыхался и никак не мог сладить с узлом. — Bollocks! Как снимается это чертова тряпка? — раздраженно прорычал Ланселот. — Ладно, к черту, потом! Даже хорошо, что она на тебе. Сейчас я освобожу твои руки. Он выхватил из-за пояса нож и принялся аккуратно пилить веревки на руках брата. Рене почувствовала, как Александр опустился на колени перед дофином и, с трудом оторвав взгляд от англичанина, проследила за ним. Губернатор аккуратно вытащил кляп изо рта ребенка и умело, одним движением, разрезал путы на его кистях и лодыжках собственным кинжалом. Дофин благодарно кивнул, глядя на него снизу вверх огромными заплаканными глазами, и принялся разминать запястья. — Ваше Королевское Высочество, как Вы себя чувствуете? — мягко промолвил губернатор, опустив успокаивающую ладонь на плечо мальчика, а второй — утерев кровь с раны на его лбу. — Оскорблен, Александр! — тут же воскликнул дофин. — Меня заставляли несколько дней есть один творог и хлеб, запивая все козьим молоком! Оно кислит! Губернатор рассмеялся и взъерошил его кучерявые волосы. Хоть мужчина и пытался выглядеть расслабленно, Рене видела нервозность в каждом его движении. Неуверенность. Скованность. Словно он не понимал, как нужно взаимодействовать с ребенком пяти лет, но очень старался. В ее сердце стояли одновременно трепет и боль. — Скудная еда mon petit roi, — прошептал Александр, хмыкнув, его лицо приобрело серьезное выражение. — Но все правители проходили через испытания на пути к величию. — И мой отец? — глаза дофина стали еще шире. — Когда его держали в заложниках в Пале-Рояль, заговорщики не дали ему даже молока, — губернатор несколько раз кивнул, поднимаясь на ноги. — Ваш отец жил исключительно на хлебе и воде. — Значит, я почти такой же стойкий, как и он! С губ Александра сорвался еще один смешок, который оставлял мало сомнений в том, что мужчина умилялся его детской наивности, но дофин заулыбался лишь более безудержно. — Безусловно, Votre Altesse Royale, — губернатор легко подхватил мальчика на руки. — Я отнесу Вас к повозке… В следующую секунду прогремел громкий взрыв. Дофин издал высокий вскрик. Рене обернулась на звук и успела заметить лишь небольшую, катящуюся по земле прозрачную емкость, исходящую тонкими струйками дыма, который начал быстро расширяться, наполняя все пространство густым серым туманом. Затем девушка ощутила запах. Резкий, одновременно сладкий, чуть напоминающий горящую карамель, и прелый, почти такой же тошнотворный, как и вонь от протухших яиц. Сизая вуаль становилась все плотнее, заставляя глаза девушки слезиться, а горло першить. Рене закашлялась, воздух казался отравленным. — Быстрее Роб! За мной! — услышала она крик Ланселота из эпицентра дыма. — Не дышите! Мадемуазель де Ноай, mon petit roi…, — это был крик Александра. — Задержите дыхание! Он поджег смесь селитры с серой! Крепкая мужская рука обхватила ее за талию, утягивая назад. Ее легкие сжимались от невероятной агонии, глаза щипало так, что казалось, будто их выкалывают. Рене заставляла себя не дышать. Она слышала тяжелый лающий кашель де Монлезена. Из-за дымки было уже ничего не видно. Полная дезориентация. Ее продолжали тянуть подальше от тумана. — Faster! Faster, god damn it! — издали слышалась незнакомая речь. — We have few bloody minutes! — Назад! Рене! — хриплый рык Александра был прямо над ухом, казалось, что он задыхается. — Нужно держаться в отдалении от дыма! Он рывком дернул ее к себе. От шока ее тело почти не слушалась. Губернатор практически тащил ее на себе, словно безвольную куклу. Слезы текли из раздраженных глаз девушки. Воздуха уже критически не хватало. — Rob! What the hell are you doing? — Ланселот прозвучал совершенно ошарашенно. Спустя несколько мгновений Рене открыла рот и сделала судорожный вдох. Ей уже было почти все равно, будет ли она кашлять и загорятся ли ее легкие в ответ. На удивление, этого не произошло. Запах тухлых яиц все еще преследовал ее, но воздух больше не колол горло. Рука Александра оставила ее талию. Девушка обернулась через плечо к губернатору. Он тяжело дышал и все еще держал на руках резко кашляющего дофина. Глаза мужчины были красными, по щекам точно так же, как и у нее, текли слезы. Взгляд Александра был направлен четко прямо, на теперь уже клубящуюся вдали дымку. Он смог оттащить их почти к самой карете де Монлезена. Сам хозяин экипажа был впереди, он вцепился в край повозки одной рукой, второй же отчаянно протирал веки. Жерар так и остался сидеть на облучке, успев закрыть лицо платком, и сейчас пытался сладить с нервно цокающими копытами и порывающимися встать на дыбы испуганными лошадьми. Вдали послышался звук глухого удара. Словно чей-то кулак прилетел кому-то в челюсть. — Fuck! — воскликнул Ланселот. — Have you gone completely mad, you morron? — Это тебе за лягушатника, ростбиф! — прозвучал разъяренный французский говор, без сомнения принадлежащий месье Летьенну. — Это за то, что мне пришлось вырядиться в женское платье! А это — что чуть было не вывернул мне руку, пока тянул в свой блядский лес! А еще братом называется! — Что означает «блядский», Александр? — прошептал дофин почти на ухо губернатору. — Пожалуйста, не используйте это слово при Вашей матери, Votre Altesse Royale, — покачав головой, обреченно промолвил Александр. Туман постепенно рассеивался, и теперь уже можно было разглядеть силуэты людей за стволами ближайших сосен. Один из них, отчаянно дергаясь, стоял на земле на коленях, второй — заламывал ему руки. — Пресвятая Дева Мария, да прекрати же ты брыкаться! — рявкнул Клод. — Спокойно. Спокойно. Ничего с тобой не будет. Если и дальше будешь паинькой. Картина становилась все четче. Месье Летьенн, чье лицо все еще было скрыто черной, плотно завязанной вуалью, склонился над скрюченным всем корпусом к земле Ланселотом, держа ногу на его спине, и быстро перевязывал отведенные назад руки мужчины толстыми веревками. Англичанин дергался, пытался скинуть его с себя, но уже почти не мог пошевелиться. Он лишь продолжал грязно ругаться, переходя с английского на французский и обратно. Скрепив путы на руках Ланселота финальным крепким узлом, Клод сошел с мужчины, напоследок отвесив ему еще один пинок средний силы по ягодицам, а затем рывком вытащил из-под пышной юбки своего платья пистоль и направил его на англичанина. Тому хватило одного косого взгляда через плечо, чтобы понять реальность своего положения. Мужчина покачал головой. Рене казалось, что только сейчас она смогла по-настоящему вдохнуть полной грудью. И дело было даже не в том, что остатки паров селитры и серы стремительно уносил ветер. Причиной тому, что воздух сейчас ощущался таким сладким, стала надежда. Они привезут Ланселота к королю. Он засвидетельствует против Шарля. И Александр добьется его казни, отменяя тем самым Финальный Обет. Он смоет с себя метку смерти, и у них будет время. Если повезет — все время в мире. Теперь события будут зависеть от них. Ей хотелось смеяться, пусть в глазах и скапливались слезы. Александр поставил все еще ошарашенного, а оттого на редкость молчаливого дофина на землю. Мужчина искоса взглянул на Рене, и она без слов поняла его просьбу. Девушка быстро взяла ребенка за руку и притянула к себе. Губернатор же, приподняв голову, плавно прошел к стоящему на коленях Ланселоту и нависающему над ним Клоду. Его шаги казались такими мягкими, будто бы он парил над землей. Александр вновь достал из ножен кинжал и сделал несколько аккуратных надрезов в вуали своего шпиона. Тот стремительно, словно только этого и ждал, стащил ткань со своего лица. — Благодарю, — оскалился Клод, ветер тут же поднял вверх его спутанные светлые волосы. Губернатор лишь кивнул и медленно опустился на корточки перед Ланселотом, но даже так остался на голову его выше. — Мерзавец, — злобно прошипел сквозь зубы англичанин, глядя на мужчину снизу вверх. — От подобного слышу, — в голосе Александра не было ни раздражения, ни обиды, лишь полное, почти потустороннее спокойствие. — Мы так не договаривались. — Ваш побег в договор тоже не входил. Ланселот хрипло хохотнул и несколько раз кивнул. Его губы были разбиты, судя по всему, после прилета крепкого кулака Клода. Англичанин сплюнул кровавую слюну на землю. — Сейчас месье Летьенн отведет Вас к карете, где Вы, наконец-то, воссоединитесь со своим братом, — Александр склонил голову на бок и ткнул длинным изящным пальцем в грудь Ланселота. — Пожалуйста, в этот раз без глупостей, месье. Завтра Вы предстанете перед королем с показаниями. После этого, если все пройдет хорошо, я лично организую Ваше с братом путешествие в Новый Свет. Даю Вам слово. Затем Александр так же медленно и грациозно поднялся и повернул голову к Клоду. Тот тут же сориентировался и, схватив Ланселота за плечи, помог мужчине встать на ноги, через секунду вновь направив ствол пистоля ему в спину. Англичанин презрительно оскалился и посмотрел прямым непокоренным взглядом на губернатора. — Они были правдивы, Черный Сандр, — выпалил он, гордо вздернув подбородок. — Слухи о тебе. — Какие именно? — Вы действительно дьявол. Такой план мог составить только он. — Хотел бы я, чтобы идея была моей, но ее придумала дьяволица, — губы Александра растянулись в кривой усмешке. — Скажите ей «спасибо». Мне нужна была гарантия. Я хотел отравить Вашего брата опиумом, и шантажировать Вас быстрым доступом к противоядию. Губернатор обернулся через плечо, Рене встретилась с ним глазами, и в этот момент ей показалось, что тонкая огненная линия бежит от Александра к ней, завершая свой путь прямиком в ее сердце. И она чувствовала себя полностью принятой, полностью понятой, полностью осмысленной. Словно погрузилась с головой в священную воду, где губернатор крестил ее в своем восхищении и том, что он так никогда и не позволил себе назвать любовью, но всем своим естеством девушка ощущала, что это была она. Слова сейчас все равно были нужны. В этот миг она и так осозновала себя хозяйкой его сумеречного мира. Богиней. Персефоной. И сейчас не только она одна тянула к Александру открытые ладони, надеясь, что он все же за них возьмется. Теперь она видела его руку перед собой. Кривой оскал губернатора становился тем мягче, чем дольше он смотрел на нее, а ее щеки пылали. Она ловила взгляды всех присутствующих на себе, но они оставались лишь на периферии. Был только он. И всегда будет. Клод подтолкнул Ланселота в спину, побуждая идти вперед. Тот зашагал к конному экипажу. Проходя мимо Рене, англичанин на мгновение повернул к ней голову. — Благодарю, лисичка, — иронично хмыкнул он. — Вы стоите друг друга. Рене смерила Ланселота твердым взглядом. Она не понимала, стремился ли тот ее оскорбить, но в ее душе не было ни стыда, ни сожаления. Слова мужчины ей даже льстили. — Вы хорошо его связали, Клод? — Александр подошел ближе. — Не вырвется, — хохотнул месье Летьенн, вновь толкнув Ланселота в спину. — Мой непутевый батя был моряком. Уж что-что, а узлы завязывать я умею. Губернатор остановился возле Рене, поправляя манжеты на рукавах, она видела, что его глаза были все еще красными и раздраженными, подозревая, что ее выглядят не лучше. Они смотрели вслед Клоду и Ланселоту. Те уже почти подошли к карете. Франсуа де Монлезен, яростно зыркнув на англичанина и явно едва сдержав себя, чтобы не расквитаться с ним за фокус с селитрой, рывком открыл дверцу экипажа настежь. В салоне, связанный теперь еще и в коленях и локтях, располагался Роб. Его лицо более не было скрыто вуалью, но во рту, как и раньше, торчал кляп. Клод втолкал Ланселота внутрь, тот небрежно опустился на сидение рядом с братом. Месье Летьенн подхватил с пола кареты еще одну веревку и дополнительно перевязал мужчине ноги. — Роб, прости. Я пытался… — пробормотал англичанин, грустно улыбаясь и устало опуская голову на плечо брата. — Изо всех сил. — Месье де Монлезен, Вы с месье Летьенном будете ехать в экипаже, — громко распорядился Александр, явно желая, чтобы никто не упустил ни единого его слова. — Охраняйте наших… теперь уже гостей. Освободите месье Роба от кляпа. Пусть поговорят. Они семья. Я не имею права забирать у них этого. Рене успела заметить, как Ланселот бросил удивленный взгляд на Александра, и на секунду в нем промелькнула благодарность, прежде чем проем заслонила плечистая фигура Франсуа де Монлезена. Он вытащил кусок ткани изо рта Роба. — Aren’t you a blockhead, no? — в ту же секунду до Рене долетел измученный сиплый, но чуть ли не обиженный голос парня. — Have you really confused me with that bastard, Lans? — Well, excuse me, freaking princess! — огрызнулся в ответ Ланселот, но его тон был пропитан нетипичной теплотой. — I couldn’t see shit through that bloody veil, and you and him actually look quite similar in terms of height and build. — I was mooing all this time from the carriage like crazy, so that your stupid head would at least understand something! — He was mooing louder! — In any case here we are… — Yes, here we are, — хотя Рене не понимала ни слова, она ощутила, что в тон Ланселота пробралось почти безмятежное принятие. — Together at last. Дофин неожиданно вырвал свою ладонь из ее, и девушка вздрогнула. Ребенок преодолел оставшиеся несколько метров до Александра и властно, если не сказать бесцеремонно дернул губернатора за рукав. Тот посмотрел на мальчика с высоты своего роста, чуть изогнув бровь. — Отец говорил мне, что когда я вырасту, то смогу обращаться к Вам с любой просьбой, и Вы ее выполните, — бойко и звонко заявил дофин. — Это так, Александр? — Вы можете это делать всегда, Votre Altesse Royale, — губернатор учтиво улыбнулся ему и чуть склонил голову. — Даже сейчас. — Я требую собственноручно наказать этого человека! — И каким же было бы Ваше наказание, mon petit roi? Рене с трепетом в сердце наблюдала, как губы Александра чуть затряслись, словно он едва сдерживал смех. Дофин сосредоточенно надул губы, погрузившись в глубокое раздумье, и почесал затылок. Видимо, нащупав шишку, которую оставил ему на память Ланселот, мальчик поморщился. Казалось, что он всеми силами пытался выглядеть важным, и даже сейчас Рене видела в нем безошибочный маньеризм Людовика, пусть между ним и его сыном отсутствовало почти любое внешнее сходство. — Для начала я бы втолкал ему в рот столько же творога, сколько он пытался скормить мне, — наконец изрек мальчик, вздернув нос вверх. — А после лично лупанул бы его линейкой по рукам, как делает Жак-Бенинь каждый раз, когда я проявляю непослушание. Этот человек наработал побоев на целый год за свое поганое поведение. Мальчик кинул полный ярости и отвращения взгляд на Ланселота, который продолжал тихо не то переговариваться, не то пререкаться с братом в карете. — Он заставил меня идти через сырые подземелья. Там пахло… чем-то нехорошим, — дофина передернуло, а затем он, покраснев, прошептал одними губами слово подозрительно напоминающее merde. — Мать запрещает мне произносить это вслух. — Что, черт возьми, Вы творите?! — послышался ошарашенный и разъяренный голос Франсуа де Монлезена. Рене с Александром в напряжении почти одновременно повернули головы в сторону конного экипажа, но причина переполоха оказалась до крайности нелепой. Клод стащил с себя лиф платья, и сейчас пытался избавиться от юбок. Под низом у него больше ничего не было, кроме исподнего. Комендант Бастилии и даже пленные англичане в карете ошеломленно смотрели на него, вздернув брови. Рене прикрыла рот ладонью. Александр возвел глаза к небу. — Я не собираюсь появляться перед версальскими служанками в женском платье! — невозмутимо пожал обнаженными плечами мужчина. — Они мне век этого не забудут. Лучше уж прибуду в панталонах. — А он забавный! — дофин громко захихикал. Повозившись еще пару минут с юбками, Клод раздраженно зарычал и выпустил лиф, чтобы освободить руки. Франсуа де Монлезен тут же подхватил его и начал отряхивать. — Не бросайте одежду на землю, ради всего святого! — в панике выпалил он. — Жена меня живьем съест. — Жалкий подкаблучник, — оскалился Клод. Ланселот и Роб дружно прыснули, но когда комендант Бастилии стрельнул в них ледяным взглядом, так же синхронно изобразили на лице совершеннейшую невозмутимость. Александр покачал головой и присел на одно колено перед дофином. — Со временем вы поймете, Votre Altesse Royale, что короли должны вступать в игру лишь тогда, когда это по-настоящему необходимо, — он утер пальцем еще несколько капель крови, сочащихся из царапины на лбу мальчика. — Как в шахматах? — его глаза засветились. — Верно. — Вы так и не научили меня, хотя обещали, Александр, — дофин надул губы. — Непростительная безалаберность с моей стороны, — губернатор хмыкнул. — Обещаю, что мы сыграем первую партию, как только накажем людей, которые увезли Ваше Королевское Высочество из дворца. Мучивший Вас человек — слишком мелкая фигура. Но Вы поможете нам выйти на самую важную. — Я… помогу? — ребенок удивленно вздернул брови. — Вы уже помогаете, mon petit roi. Но сначала нужно вернуться в Версаль. С этими словами Александр легко, словно оловянного солдатика, подхватил ребенка на руки и, поднявшись, опустил на повозку. Дофин недоуменно осмотрелся по сторонам. — Я поеду… в этом? — он скривился. — Почему не в карете? — Вы всерьез хотите сидеть рядом с человеком, который заталкивал в Вас творог? — губернатор изогнул бровь. — На этот раз я смогу с ним разговаривать, — мальчик начал широко улыбаться. — Я заметил, что он не выносит звука моего голоса. Александр искоса глянул на Рене, и девушка разглядела в его глазах форменную мольбу. Помогите мне. Пожалуйста. Он даже не пытался скрыть, что его лимит стойкости в вопросе общения с детьми подошел к опасно низкой черте. Рене прикусила губу и широко улыбнулась. — Mon petit roi, а знаете ли Вы, как Ваш отец уезжал из Парижа, когда город захватили заговорщики? — звонко и вдохновенно спросила девушка, она без промедления взяла ладони дофина в свои и слегка тряхнула ими. — В… повозке? — нахмурившись, неуверенно протянул мальчик. — Да! — радостно воскликнула Рене. — Точно в такой же повозке со специями, прячась за мешками с куркумой! Блестящий ход, который сбил с толку всех врагов и позволил впоследствии с ними расквитаться. Рене перехватила еще один взгляд Александра. На этот раз иронический, словно бы губернатор пытался ей сказать, чтобы она не перегибала палку. В конце концов, он был очевидцем тех событий и знал, как все происходило на самом деле. Рене едва удержала себя от порыва отмахнуться от него. Она видела, какой гордостью загорелись щеки дофина, подтверждая правильность ее тактики. — Тогда я буду, как он! — мальчик вновь вздернул нос вверх. — И пусть все враги трепещут! Александр, какой среди этих мешков — с куркумой? — Самый дальний справа, Votre Altesse Royale, — несмотря на весь скепсис, губернатор отреагировал молниеносно. — Спасибо! Мальчик тут же гордо, словно на параде, зашагал вглубь повозки и плюхнулся возле нужного мешка. Его темно-карие глаза почти сразу же остановились на корзине с выпечкой и фруктами. Дофин, не теряя времени, схватил гроздь винограда и начал жадно закидывать в рот ягоды. — Подсадите меня, месье Бонтан? — томно прошептала Рене, поворачиваясь к Александру всем корпусом. — Это все еще социально допустимо? — Помощь даме никогда не может считаться предосудительной, — мужчина изогнул бровь. Его руки опустились на талию девушки. Он помедлил лишь на секунду дольше, чем было необходимо, слегка сжимая ее кожу, а затем, казалось, без каких-либо усилий поднял в воздух. Ее ягодицы мягко коснулись досок. Александр тут же выпустил ее и забрался на повозку следом. Франсуа де Монлезен и полуголый Клод уже успели скрыться внутри своего конного экипажа. Он тронулся вперед первым. Кони проскакали резвой рысью мимо них. — В Версаль, Жерар, — промолвил губернатор, привычно присаживаясь у мешка с кардамоном. — Наконец-то. Лошади тронулись с места так стремительно, что Рене едва успела опуститься рядом с Александром на пол повозки. Тело тут же отозвалось дискомфортом на тряску. Нужно вытерпеть до утра. Девушка устало положила голову на деревянный борт их скромного транспортного средства. Было неудобно, но ей почему-то хотелось смотреть в небо. Живот скрутило очередным неприятным спазмом. Она надеялась, что продержится до дворца. Признаваться Александру в своем плохом самочувствии отчаянно не хотелось. На нем и так висело слишком многое. Кроны деревьев проносились над ее головой, извилистые ветки создавали замысловатые узоры. — Постарайтесь заснуть, mon petit roi, — губернатор тихо обратился к дофину. — Я не хочу, — тот замотал головой, слова звучали невнятно из-за набитого рта. — Сон — это для детей. Ненавижу, когда мать укладывает меня в постель! И периодически чавкая, он принялся рассказывать обо всех запретах, которые на него накладывали. Как ему не разрешали ездить с отцом на охоту без сопровождения няни, как заставляли учить греческий и латынь прежде, чем играть с оловянными солдатиками в войну, как ругали за зевки на проповедях. С каждой проходящей минутой речь дофина становилась все более путанной и бессмысленной. Предложения начали обрываться на полуслове, одна мысль галопом сменяла другую. Глаза ребенка смыкались, пока он, наконец, не обмяк, облокотившись на мешок за своей спиной и не начал сползать по нему к полу. Александр аккуратно перехватил его и уложил вниз, укрывая холщовой накидкой. Мужчина облегченно выдохнул. — Вы выглядите почти напуганным, — заметила Рене, искоса глядя на него. Александр обернулся к ней через плечо. Все его тело казалось напряженным. Он грустно улыбнулся. — Мне сложно… — прошептал губернатор, возвращаясь на свое место. — В присутствии детей. — Почему? — Непрошеные мысли начинают лезть в голову, — он раздраженно и немного растерянно потер бровь. — Мысли, которым нет места в реальности. И никогда не будет. Она думала, что он сейчас закроется, как и всегда, уткнется взглядом в одну точку и промолчит до самого Версаля, ни на секунду не сомкнув глаз. Девушка уже почти приготовилась тяжело вздохнуть, но он неожиданно подался вперед, смиренно опуская голову на ее колени, а затем переворачиваясь на спину. Рене от неожиданности выпрямилась, в ошеломлении глядя на него сверху вниз. Ее рука, словно помимо ее воли, зарылась в его густые черные волосы. На секунду ею овладела тревога, девушка обернулась к краю повозки, уже почти по привычке ожидая увидеть там карету де Монлезена, но ее встретила лишь тьма. Рене мысленно отругала себя за такую нелепую реакцию. Александр бы ни за что не повел бы себя так беспечно, если бы кто-то действительно мог их увидеть. Осознание ощущалось одновременно горьким и успокаивающим. — Я устал, Рене, — промолвил губернатор, не отрывая взгляда от ее лица. — Так зверски устал. Раньше мне казалось, что на плаву меня держит только привычка. Мой долг. Он тихо рассмеялся, чуть прикрывая глаза, и протер ладонью свои веки. Его рука проскользила вниз по шее к плечу, он размял его, жмурясь и стискивая челюсть. Его ранение явно продолжало ныть и мучить его, но он словно хотел этой боли. Этого напоминания. Рене опустила ладонь ему на сердце и почувствовала, как оно неистово и сильно билось, словно пойманная в силок птица. Александр накрыл ее руку своей, сплел их пальцы вместе. Он посмотрел вверх. — Но теперь есть нечто большее, — его голос почти терялся в шелесте леса вокруг. — Гораздо большее. Вы. Важнее жизни. Сильнее… Рене застыла, боясь даже вдохнуть. Страшась спугнуть его. Она знала, что ее пульс сейчас скорее всего по скорости обгоняет даже бешеный стук, что поселился в груди губернатора. Живот скрутился от нового сильнейшего спазма. Александр положил ладонь на ее щеку и нежно провел по коже большим пальцем. — Любви. И в первый момент ей показалось, что она ослышалась. Затем, что вскоре за сказанным таким непростительным и опасным для него словом последует «но» и тысячи отрицаний. Небольшая сводка о реальности, об их положении, доводы, логические умозаключения, с которыми у нее никогда не было сил спорить. Этого не случилось. — Я никогда не смогу найти способа отблагодарить Вас за все, что Вы для меня сделали, — Александр лишь еще раз печально улыбнулся. — Спойте мне, — выпалила Рене, сама не понимая, зачем просит об этом. — У Вас такой красивый голос. Брови Александра взметнулись вверх, а затем он тихо рассмеялся. Без иронии — так тепло, так хрупко. Она сильнее зарылась руками в его плотные локоны. Его бархатный баритон начал окутывать ее. Вы не знаете печали и тоски, Ваши кони — золотые колесницы — Унесутся в даль, где розовые сны, Где поют Вам сказочные птицы. Пусть Ваш сон оберегает ночь, Путь далекий стелют океаны, И укутав в синие туманы, Вас ведут домой, уносят прочь. Чем же будет порох без огня? Пусть я далеко, но Вы со мною. Пронесутся годы стороною, Вы вспомните меня. Время умирает, время льет. То, что убивает — нас излечит. Там, на небесах, нас ждет Луна, что тускло светит. Вечный путь и Вечный хоровод. И ей хотелось плавать в этом звуке до конца времен, не выходить на сушу, утонуть в нем. Словно ощущая ее желания, Александр не останавливался — за одной песней следовала другая. Рене, безмятежно улыбаясь, закрыла глаза. Время текло непривычно размеренно, но в какой-то момент его голос начал затихать, пока не смолк окончательно. Девушка посмотрела вниз. Александр все-таки уснул, несмотря на все заявления, что его тело не позволит ему этого сделать. Длинные ресницы подрагивали. В каждой черте его лица застыло внеземное спокойствие. Рене вновь откинула голову на борт повозки, надеясь, что сон придет быстро, несмотря на неудобное положение. Она хотела оказаться, там где сейчас был он. Возможно, на полях, покрытых асфоделями.