1. Где дорога?
12 апреля 2023 г. в 00:33
Если верить моим внутренним часам, время только идёт к ночи. Впрочем, в лесополосе где-то между пятым, одиннадцатым и двенадцатым кварталами темнота под кронами высоких деревьев стоит такая — ни зги не видно. Харон ведёт автобус на слабом ближнем свете фар, и единственное, на что можно сейчас полагаться — её внутренний компас, который ведёт непонятно куда, но всегда — куда надо.
Я не откажусь сейчас с кем-нибудь поболтать, но не хочется разбавлять почти уютную почти-тишину в салоне.
Когда мы покидали одиннадцатый квартал, Родя — а может, Дон Кихот, теперь уже неважно, — настояла на том, чтобы купить в дорогу несколько коробок некой “многоэтажной” пиццы. Вергилий сказал, что нормальные вещи в Городе никогда не продают со скидкой в семьдесят пять процентов и почти отказался, но я осторожно напомнил ему о сегодняшнем юбилее. Сегодня прошла неделя с тех пор, как кто-то из грешников в последний раз умер. Потом И Сан вспомнил, что пицца эта — лишь номинально пицца, а фактически отвечает всем качествам лазаньи, и что мы уже брали что-то в другой пиццерии из той же сети. И цена там была ровно такой же без скидки; следовательно, она есть фикция. Наш гид кисло, но согласился.
Так мне показалось, что сегодня он в более благодушном настроении, чем обычно. И спросить бы, куда нас везут (зачем — вопрос уже не стоит); но, как назло, некому переводить мои слова. Все грешники либо спят, либо сосредоточенно жуют.
Фауст и Грегор, как назло, решили отнести себя к первой категории. Иногда со стороны сиденья сзади от меня доносится, как на выдохах лёгкие ветерана войны издают надтреснутый, щёлкающий звук, — словно зажигалка, в которой закончился заряд энкефалина. Фауст с моего места не увидеть и не услышать вообще; в отражении противоположного окна видно, как Мерсо, Дон и Рёшу уговаривают пиццу-лазанью “Два с половиной сезона”. Точнее, это Дон и Рёшу едят пиццу, Мерсо педантично отбирает у них оставшиеся корки и перед поглощением макает в томатно-перечный соус. Как известно всем в этом мире, даже потерявшим память, — корочки от пиццы не считаются за объедки, пока не вернулись в коробку.
Ещё видно Хитклиффа, который пытается заснуть, но во всех сидячих позах ему неудобно. Время от времени он сочно зевает, прикрыв предплечьем рот, чуть ли не кусает себя за руки. Наверное, это ощущается очень приятно — выпрямить спину, вдохнуть и широко расправить лёгкие.
Пытаясь сосредоточиться на этом ощущении, я потягиваюсь, вытянув руки вверх, и чувствую, как вслед за мышцами спины потягивается что-то и в моей голове. Понимаю, что стрелки на циферблате, заменяющем мне лицо, со скрипом идут назад. Но не тянут за собой время, как обычно бывает, если надо воскресить кого-то. Просто идут, приятно поскрипывая. Это приносит какое-то невыразимое облегчение, поэтому я решаюсь покрутить стрелки ещё раз.
— Осторожно! — вдруг вскидывается Вергилий.
“Что?” — я спешно возвращаю стрелки туда же, где они были до этого — по часовой, как нормальные, уважающие себя часы. И только после этого понимаю, что обращался он вовсе не ко мне.
— Харон! Тормози же, — уже громче и понятнее указывает Вергилий.
— Мефи — не какое-нибудь там городское такси, — возмущается Харон.
Но исправно даёт по тормозам.
В этот момент происходит много чего.
От резкого рывка Грегор просыпается и делает то, что сделал бы любой другой внезапно проснувшийся человек на его месте: пытается найти для себя ближайшую точку опоры, которой, как назло, является переднее кресло, где сижу я.
Я успеваю, на всякий случай, проститься с жизнью, но вместо лезвия Греговой руки в грудине чувствую, как в кресло меня вжимает деревянная… лоза, наверное? Крепкая, основательная.
— Да блядь! — возмущается Хитклифф, потирая ушибленный лоб.
Дон и Синклер изо всех сил вцепляются в руки Мерсо. Мерсо так сжимает в железной перчатке бутылку с соусом, что большая её часть с характерным звуком вырывается на волю.
— К.О.В.Ш? — ехидно интересуется Рёшу.
Она во время резкой остановки упёрлась ногами в пол и ведёт себя так, словно ничего не произошло. Мерсо горько вздыхает, как будто понял это сокращение.
— Извини, что испугал, дружище, — лепечет у меня за спиной Грегор.
“Да ничего”, — пытаюсь невозмутимо сказать я. Получается весьма громкий паровозный гудок.
— А не поздно ли для того, чтобы на трассе голосовать? А уж тем более в таком виде? — прожевав пиццу, интересуется Родион, хмуро глядя в окно на дорогу. Вот уж у кого точно было время подготовиться.
Вергилий устало трёт пальцами глаза и неожиданно заявляет:
— Это к нам.
— Менеджер? Я думаю, нам с вами следует при случае обменяться местами, — предлагает Отис. Сказанное только что Вергилием её как будто и не интересует совсем.
После остановки в салоне за ненадобностью гаснет свет.
К вящему неудовольствию Мефистофеля, рассчитывающего, как обычно, на скорый полдник, Харон успела затормозить в каких-то паре метров от человека, стоящего на обочине с вытянутой рукой. Теперь автобус пыхтит, как лошадь, которую подразнили свежей морковью — да так и не дали её съесть. Впрочем, окажись я на месте Мефи, есть этого гражданина остерегусь.
На фоне чёрного-чёрного леса чёрный-чёрный костюм-тройка выглядит почти невидимо. Вдобавок к чёрной-чёрной одежде, включающей в себя чёрные туфли, чёрный галстук и чёрные перчатки, гражданин носит чёрную непроницаемую маску, а волосы у него иссиня-чёрные, как вороньи перья. Начало прям как у детской страшилки. Если бы мы не торчали среди леса на борту всамделишнего кошмара, можно было бы и испугаться.
Вергилий встаёт. Грешники мои, отчаянно продирая глаза и откладывая грязные коробки, пытаются встать тоже. Грегор, — а точнее, его рука-ветка, — даже выпускает меня на волю, наконец.
— Сидеть, — рявкает на нас всех Вергилий. Получается у него, скорее, тревожно, чем злобно.
Харон подпирает голову рукой и открывает передние двери. Чёрный-чёрный человек прекращает, наконец, сигналить, но лишних шагов к Вергилию — и к Мефи — не делает.
— Это кто вообще?
Вопрос, терзавший меня последние пять минут, озвучивает наконец Хон Лу.
— Ч.Т.? — то ли отвечает, то ли спрашивает Рёшу, покосившись почему-то на Ли Сана. Ли Сан задумчиво смотрит вперёд себя, словно не услышал вопрос. Или даже не понял, что вопрос — к нему.
— Что требовалось? Доказать? — переспрашивает Хитклифф.
— В шарадах ты, как и прежде, плох, — отмечает Измаил.
“Пойдём подслушаем?” — предлагаю я, негромко тикнув, прежде чем их обмен колкостями успел перейти в традиционную ссору.
— Но нам же велели… — тихо начинает Эмиль Синклер. — Это ничего?
“Я менеджер”, — авторитетно напоминаю я, что я менеджер.
Как бы часто меня здесь ни путали с рядовым эникейщиком и полевым медиком, по документам, — и не только при вооружённых столкновениях, — я тоже имею право что-то там велеть. Благо, на этот раз остальные тоже согласны, так что давить мой авторитет нечем, и мы все втринадцатером незаметно идём подслушивать.
— …Я тебе не верю, — говорит Вергилий. — Иди дальше, куда идёшь.
Чёрная голова в маске склоняется почти смиренно:
— Так уж получилось, что нам сейчас по пути.
Чёрная рука в перчатке на секунду прячется в нагрудный карман и медленно, почти брезгливо, протягивает удостоверение.
Я не вижу, куда смотрит наш гид, и почти не чувствую запахов, но даже так мне чудится запах горелой пластмассы.
Человек в маске торопливо прячет карточку обратно.
— Ты что тут делаешь вообще, — без интереса спрашивает Вергилий.
— Какой-то сюр… Посередине жизни — в сумрачном лесу…
— Что? Так и сказал? — шепчет мне в затылок Хитклифф. Я наступаю ему на ногу.
“Помолчи, пожалуйста. Я и так еле слышу”.
Вместе с ним мне приходится настойчиво подвинуть и остальных. Им даже не надо стоять близко, чтобы слышать мой дубляж, и всё же напирают так, что я вот-вот вывалюсь из автобуса.
— Не хочешь представить меня команде? — интересуется человек в чёрном, кивнув на Мефи.
— Не хочу, — говорит Вергилий. И оборачивается.
Даже при том, что Харон выключила весь свет в салоне, Красный Взгляд видит нас и смотрит на нас, столпившихся на передней площадке, так же, как разглядывает обычно товары на витрине “всё по акции”. Это не злость, никак нет. Злится наш гид немного иначе. Сейчас Вергилий выглядит искренне несчастным.
— Впрочем, идея оставить тебя здесь мне почему-то ещё меньше нравится.
“Все по местам!” — оповещаю я громким стрёкотом часового механизма.
Иногда мне хочется, чтобы они меня слушались так всегда. В смысле, не только под угрозой смерти.
Вергилий заходит в салон первым. За ним — человек в чёрном костюме, чёрной маске и этом вот всём.
— Всем привет, — доносится слегка приглушённый голос из-под маски.
Вергилий прочищает горло как будто для большой речи, но хватает его на:
— Роланд, это компания. Компания, это Роланд. Роланд прибудет с нами до ближайшего оплота цивилизации, так что не слишком привыкайте к его существованию.
Компания отзывается напряжённым приветственным щёлканьем и бурчанием. Все мы прекрасно чувствуем: чего-то наш гид не договаривает.
— Приятно познакомиться, команда! Я вместе с составом LCCB буду Вашим сопровождающим во время изъятия Золотой Ветви в двенадцатом квартале.
— Ч.Т.? — повторяет свой вопрос Рёшу.
— Ага, — кивает так называемый Роланд.
— Ч.т.д, — склабится Рёшу, несомненно довольная своей проницательностью.
“А можно перевод, пожалуйста?” — поскрипываю я, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно.
Угольно-чёрная голова слегка поворачивает свою маску лица ко мне.
— Как и ваш босс, я вроде как цветной фиксер. Некоторые могут меня знать под именем Чёрная Тишина. На ваше отношение ко мне и наше сотрудничество это повлиять не должно.
Дон Кихот выглядит так, словно сейчас упадёт в обморок от недостатка кислорода — или его переизбытка. Моё собственное сердце — из чего бы оно ни было, — пропускает пару ударов от мысли, что кто-то, помимо грешников, способен меня понимать.
— Будешь пиццу, Роланд? — невозмутимо предлагает Родя. — Можем даже подогреть…
— Пицца? — удивляется Роланд, глянув в её коробку. Или понюхав её — не могу сказать, видит ли он в этой маске хоть что-то. — По-моему, это торт. Воздержусь.