62 автобус ходит всегда

      — Данте, — липким шёпотом окликает меня Грег.       “Всё нормально”, — говорю я, легонько похлопав его по спине.       Сейчас, когда от прикосновения кожа к коже нас отделяет только тонкая ткань его рубашки, я могу точно оценить, как ходят под тонким слоем жира напряжённые мышцы. Ощущение… приятное. Мне нечасто удаётся трогать других людей, даже Грешников. Живых Грешников, если быть точнее; носить трупы в безопасные места, чтобы обернуть время вспять и воскресить их, приходится постоянно. И это совершенно не то.       — Я ничего не понимаю… — почти всхлипывает он.       “У всех рано или поздно бывает первый раз, — заверяю я. — Хочешь одолжить мою руку?”       Грегор вздрагивает — как будто гнусный ком электричества прошёлся от его копчика вверх, к атланту.       В этот момент мне хотелось бы коснуться его спины ещё раз.       — Вообще-то… да, дружище, можешь подержать мне фонарик?       “...Серьёзно?” — переспрашиваю я.       — Данте, — негромко окликает нас Фауст, стоящая снаружи, — у вас всё хорошо? Фауст может самостоятельно провести инструктаж и исправить неполадку.       “Можешь передать фонарик?” — передаю я вопрос Грегора.       Фауст очень-очень тихо вздыхает.       Её вздох — это вздох родителя, который притащил своего маленького ребёнка в частную клинику к очень-очень дорогому стоматологу, и обнаружил, что стоматолог этот — его сосед по школьной скамье, который учился на двойки и в особенности любил прогуливать химию с биологией.       Тем не менее, фонарик мы вскоре получаем. Я — и сидящий рядом за щекой у Мефистофеля несчастный раскрасневшийся Грегор.       Если бы не отдел работы с персоналом компании Лимба, чёрта с два Фауст допустила бы хоть кого-то из нас до внутренностей автобуса. Но Высокое Руководство, от упоминания которого даже наш красный гид начинает надрывно скрипеть зубами, настояло, что каждый член экипажа должен уметь проводить техническое обслуживание Мефистофеля хотя бы на самом базовом уровне. Ведь, кто знает, может быть Фауст будет с нами не всегда…       Мысль эта заставляет и меня содрогнуться тоже.       — Твоя голова… ничего личного, она прекрасно светит, дружище, — почему-то начинает оправдываться Грегор, краснея ещё сильнее. — Просто…       “Дай мне руку”, — перебиваю его я.       — Извини, — извиняется Грегор, но руку давать опасается.       Тогда я хватаю его — и засовываю пальцами прямо в узкую щель у самого пола.       — Ай! — вскрикивает он.       По привычке игнорируя острую, как меч, клешню у себя на спине, я поясняю:       “То, где мы находимся — вроде как ротовая полость. А вот эта выпирающая штука посередине щели — язычок. Можешь его нащупать?”       Грегор немного ёрзает в моей хватке. По тому, как перемещаются его жилы, понимаю, что он шевелит пальцами.       — …Кажется?       Я проверяю, где касаются его пальцы, и ставлю их куда надо. Из внутренностей Мефистофеля раздаётся щелчок.       “Если эта маленькая штука заедает, Меф не может нормально глотать. Обычно это происходит, если на первом этапе “отсева” на неё попадёт какая-нибудь металлическая пуговица и застрянет между рычажком и верхней стенкой… глотки”.       — …И это всё? — недоверчиво и радостно интересуется Грегор. — Можно мне мой зачёт?       — Фауст не может не отметить, что основная часть работы проделана Данте. Для того, чтобы… сдать зачёт, остальные товарищи Грегора проводили полное техническое обслуживание.       — У меня всего одна рука! — возмущается тринадцатый грешник. Насекомые отростки, прорезавшиеся у него на щеках от колоссальных переживаний, опасно поскрипывают. — А вторую я еле уговорил пустить меня внутрь!       — Что думаете, Данте? — легко скидывает с себя ответственность Фауст.       “Почему бы просто не написать в отчёте, что все молодцы? — изнемождённо урча шестернями изнутри головы, предлагаю я, обращаясь только и исключительно к Фауст. — Я, ты, И Сан, Харон, Вергилий — мы и так пока что прекрасно справляемся. Зачем гвозди микроскопом забивать?”       Грегор рядом сидит, нахохлившись, и настороженно смотрит на меня исподлобья; наверняка думает, что ругаю, раз он не слышит.       — Фауст понимает, — говорит Фауст. — Грегор? Вылезай.       Я выключаю фонарик и вручаю ему, как утешительный приз. Фауст ставит в импровизированной зачётке (которые мы напечатали в первом же попавшейся по дороге магазине с принтером) маленький синий штампик с корабликом. Фауст выбрала себе его, потому что по какой-то причине производители детских водных печатей очень любят печати с корабликами, но совершенно игнорируют существование наземных видов транспорта.       “Удачи!” — провожаю его я.       Чтобы сдать теоретическую часть и получить свой заветный красный штампик с цветочком, у меня ушло целых две пересдачи.