62 автобус ходит всегда

      I       Сегодня Бина, покровительница этажа философии, готовит особенный сорт зелёного чая. Обычно она отдаёт предпочтение только чёрному, но так и день сегодня выдался необычный.       “Сегодня” — это приблизительно три дня реального времени; но когда живёшь настолько долго, как Бина, то деление своих бесконечных циклов на “дни” уже теряет всякий вес и значение. Иногда её дни длились по двадцать четыре часа; иногда заканчивались ещё до обеда, а иногда, как сейчас, ползли неделями.       Если за “день” брать отсечку с даты поднятия первого занавеса, то текущий день живёт три дня и две ночи; если с даты последнего полноценного отдыха, то около недели. Судя по тому, что сверху и снизу то и дело раздаётся грохот, сотрясающий библиотечное Дерево до звона фарфора в чайном сервизе, заканчиваться этот “день” не намерен.       Где-то в середине “дня” Бина упаковала в книгу занимательное существо. В ходе битвы на самом верху оно распаковалось обратно и какое-то время курсировало между этажом философии и этажом лингвистики, где Гебура и Её Выводок всё ещё развлекаются с новыми гостями. Колебалось между любопытством, и голодом, и долгом. Потом существо вернулось окончательно и забилось куда-то в тьму между книжных шкафов. Искажение — занимательный феномен: ещё никогда раньше Бине не удавалось видеть, чтобы кого-то рвало кровяной массой в несколько раз больше его собственного объёма. Бина не забывает приготовить ей каркаде, этой Елене. По заверениям библиотекарей, так её гораздо меньше рвёт прямо на пол — во всяком случае, им удаётся с ней о таком договориться. Через раз.       Кроме этого, Бина готовит чай с молоком и мёдом для своей будущей особенной гостьи и немного печенья с предсказаниями — самыми хорошими, конечно же.       Ровно в тот момент, когда Бина заканчивает стол, находя его, в целом, закрывающим базовые, но разнообразные потребности в чае, понурый, но ритмичный топот шагов возвещает о прибытии её гостей.       — Почему здесь… так много этажей… — тяжёлое дыхание, стоны. — Нет бы сделали лифт…       — Занятно. Предыдущие визитёры утверждали, что оказывались на нужном этаже, стоило им только подумать об интересующей их книге. С этой стороны нам повезло, что в план здания в принципе заложены лестницы.       — Предыдущие визитёры? Ты разве не была здесь раньше?       — Да, но… Это было всё равно что спать и видеть сон. Люди не запоминают в меру интересные сны. Почему бы тебе не спросить у?..       Приветствие ощущается на языке вкуснее, чем самый дорогой, самый ароматный чай:       — Добро пожаловать, уважаемые гости.       Группа слегка мятых, слегка копчёных гостей в количестве примерно двенадцати лиц смотрит на неё с недоумением. Кто-то с угрюмым, кто-то с радостным. Ноги у них всех по колено покрыты коркой чуть запекшейся крови — как и у всех, кто поднимается прямо через Гебуру. То есть, вообще всех, кто поднимается, за исключением Хеседа.       — Ой, — наконец выдаёт один из гостей.       — Вы не бледный библиотекарь, — резюмирует другая. У неё красивое белое лицо, точь в точь как у самой бледной куклы, а одежда — практически чистая, при этом ещё и возмутительно светлая.       — О, вы посетили нас в интересное время кадровых перестановок, — улыбаясь мягкой улыбкой сытого хищника, поясняет Бина. — Но это ещё не повод забывать о вежливости. Меня зовут Бина, я — хранитель этажа философии.       — Да уж, — говорит Дон-хван, фиксер первого ранга (потрёпанный, между прочим, без всякой меры). — Если я не ошибаюсь, выше осталось всего два этажа? А поприветствовали как подобается нас всего на двух.       — Вы, должно быть, очень долго шли и устали. Предлагаю выпить чаю и угоститься, — предлагает Бина.       Юноша в суконной некогда зелёной курточке тянет руку к печеньке, но получает по руке от Дон-хвана.       — Совсем с ума сошёл?! Чему вас учат в этой вашей Седьмой Ассоциации?!       — Дон-хван, — мягко окликает женщина в белом, — не думаю, что она хочет нам навредить.       — А я думаю, что ты, Беатриче, повредилась головой — и следовало пойти сюда с кем-то ещё!       — Что ж, удачи найти внизу ещё кого, кто повредится настолько же.       Гости из Седьмой Ассоциации, пока их строгий конвоир не смотрит, почти беззвучно разбирают печенье и стаканы с чаем. Насколько известно Бине, большая часть из них не имела возможности почувствовать вкус пищи уже несколько недель подряд, и восхитительнее выражения на лицах их были бы только в том случае, будь еда и правда отравлена. Впрочем, Бина всё чаще стала ловить себя на мысли, что страдания людей не привносят в её жизнь такого удовольствия, как приносили Гарион.       — “Луна — наглый вор, — тихо цитирует Бина, — и свой бледный огонь она ворует у солнца”. Он оказался прав. Три из четырёх есть. Думаю, “сегодня” наконец близится к концу…       — …Я не понимаю, о чём вы, — признаётся Белый Фиксер, Беатриче. — Нам больше не нужны книги. Но если за другие сведения, полученные в Библиотеке, тоже полагается сразиться, то я приму это испытание с честью.       — Не вижу больше смысла цепляться ни за книги, ни за знания. Спрашивайте себе.       Бина наливает себе чёрный чай, всеми силами показывая, насколько он не отравлен.       — Где… — начинает было черноволосая девушка в зелёном суконном пиджаке.       — …Директор, к сожалению, не может вас принять. Честно говоря, мы теперь больше не уверены, кого именно считать директором, — не дослушав вопрос, поясняет Бина. — Все прочие “где” — на последнем этаже. Следующий.       Дон-Хван, стиснув зубы, подаёт голос:       — Пока я “отдыхал” на полках, ансамбляди убили моего друга. Мне бы хотелось найти его тело, чтобы похоронить достойно.       — Один вопрос за раз, — предупреждает Бина.       — Да я ещё ни одного не спросил! — возмущается Дон-хван.       — Но имел в виду, — улыбается библиотекарь. — Следующий.       — Возможно ли развоплотить Искажение, не убивая его? Расколдовать? Вернуть к мирской жизни? — спрашивает Беатриче.       Бина улыбается сладко-сладко, указывая пальцем в сторону кровавой лужи, нетерпеливо расползающейся среди стеллажей:       — А не хотите ли сами попробовать? Если не получится, то милсдарь, что смотрит на меня, насупившись, получит ответ на свой вопрос.       Дон-хван, который, определённо, смотрит насупившись, садится на корточки и морщит нос, как будто запах крови, гнили и желудочного сока “дошёл” до него только что.       Теперь, когда высокая широкоплечая фигура фиксера не заслоняет Бине обзор, рыжей голубоглазой девочке больше не за кем прятаться.       — Ход? — окликает её Бина. — Ты необычайно тиха сегодня, девочка. Я заварила чай с молоком и мёдом специально — зная, что ты придёшь.       Ход отчаянно краснеет до ушей, пытаясь спрятаться за Беатриче, но выходит у неё дурно — они одного роста и почти одинаковой комплекции.       — Э-э… спасибо, — признав, что прятаться дальше бесполезно, блеет Ход.       II       Белая Луна Беатриче — удивительный ребёнок. Чувство опасности у неё как будто напрочь атрофировано — словно у дитя двухлетнего, которое не боится боли и смерти, потому что не знает, что это.       — Что бы ни случилось, не вмешивайтесь, — шепчет она, шлёпая подошвами своих высоких сапог по затхлой крови прямо к Искажению.       — Хсс! — сдавленно булькает Елена, когда её кожистого крыла с выступающими толстыми сосудами касаются чужие наглые пальцы.       — Привет! Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Беатриче, облокотившись о шкаф.       — Хс-с-с-с! — отвечает Елена.       — Понимаю… Не очень хорошо. Может быть, дать тебе немного угля? У меня с собой есть. Не знаю, поможет ли, но обычно помогает. При отравлениях.       — Р-р-р. Р-р.       — Вот!       Елена пытается сжаться в комок и прикрыться крыльями, когда в неё тыкают, на этот раз, пачку таблеток.       — Хм, — понимает Беатриче, — возможно, мне стоило их сначала распаковать, ха-ха…       Ковыряя зелёный блистер с логотипом К-корп, она бормочет:       — Знаешь, я тебе почти завидую — в последний раз я напивалась столько на студенческой вечеринке. Сколько лет прошло с тех пор — двадцать, тридцать?.. Я не говорю, что то, что с тобой происходит, это хорошо, вовсе нет! Просто навевает определённые воспоминания. Думаешь, если бы я успела раньше, то, вероятно, у меня был бы шанс подержать тебе волосы?       Елена уже не шипит и не рычит. Наверное, лучше бы шипела.       — О. Кажется, я знаю! — Белая Луна щёлкает пальцами в воздухе и вдруг принимается закатывать рукав светло-серой рубашки. — Подобное лечится подобным, да? Вот тебе моя кровь. Жуй.       — Ур-р-р? — Елена с недоумением достаёт голову из-под крыла. Но, немного подумав, встряхивает ею и прячет обратно.       — Да ладно тебе! Не каждый день, наверное, предлагают!       Вместо ответа Беатриче получает по лбу неожиданно, из ниоткуда открывшейся дверью.       Радостно улыбаясь, машет своим спутникам рукой — пошли, мол.       III       — Как в одном-единственном человеке может уместиться так много блевотины? Кошмар какой…       Бине почти интересно, что такого увидел Дон-хван в Очень Богатом Внутреннем Мире незванной гостьи, что заставило его поумерить пыл и ни разу за последние пятнадцать минут не назвать её “ансамблядью”, но факт остаётся фактом. Хвалёный уголь Беатриче, в конечном счёте, тоже плохо прижился у неё в желудке. Вернувшись в свою человеческую — или почти-человеческую — форму, она ещё долго приходила в себя в обнимку с заранее подготовленным ведром.       Бина и её дорогие библиотекари, во избежание ненужных драматических сцен, наблюдают за действием из-за кулис.       — В своё оправдание скажу: мне было вкусно, — вытерев лицо тыльной стороной предплечья, признаёт Елена. — Наверное.       Глядя и нюхая уже переваренную кровь непонятного ей пока происхождения, она совсем больше в этом не уверена.       IV       Вопросом Ход в конечном итоге было: пойдёте ли вы с нами?       Бина соглашается.